CC BY
51
$
Экспертиза
Сергей ХРАПОВ
трансформация сознания постсоветского российского общества в контексте социально-экономической динамики потребления
В данной статье посредством компаративистской методологии автор анализирует динамику потребления в контексте социально-экономических преобразований современной России и определения ее влияния на становление потребительских идентификационных образов, ценностей и адаптационных стратегий.
In the article the author analyzes the dynamics of consumption in a context of soco-economic transformations of modern Russia by means of comparative methodology and defines its influence on formation of consumer identification images, values and adaptable strategy.
Ключевые слова:
сознание постсоветского российского общества, трансформация, современная Россия, социально-экономическая динамика потребления; consciousness of post-Soviet Russian society, transformation of modern Russia, socio-economic dynamics.
ХРАПОВ
Сергей
Александрович — к.филос.н., доцент, докторант кафедры философии Астраханского государственного университета intellect@mail.ru
Начиная с середины XX в., в развитых странах наступил период, когда базовые потребности у большинства населения были удовлетворены, в результате развитие социальной системы было вынуждено пройти через историческую точку бифуркации, и общество выбрало путь роста «искусственных потребностей». Преодоление их «искусственности» в общественном сознании осуществляется за счет поддержания ценностей потребления и формирования образа человека-потребителя. Данный механизм был внедрен в благодатную социально-антропологическую почву, ведь на протяжении тысячелетий человечество жило в крайней нужде.
Под социально-экономический механизм потребления была структуризирована не только политическая система, ведущей силой которой стала буржуазия, имманентно следующая потребительским идеалам («буржуазия объявила Евангелие мирового наслаждения, материального наслаждения»1), но и духовная система общества, выразившаяся в секуляризации и коммерциализации культуры и массового сознания, социальном титуловании богатых людей, кризисе общественного сознания. В результате каждое новое поколение оказывается в потребительском вакууме и укореняет его в социальном бытии собственным поведением, ибо здесь срабатывает механизм «быть как все», лежащий в основе социальной идентификации, аккультурации и личностной идентичности. Учитывая, что потребление есть не только социально-экономический механизм, но и психологическое проявление активности человека как социального субъекта, данная организация общества и культуры, выраженная в сознании общества, усугубляет антропологический кризис, масштабы которого позволили Р. Мэю назвать современную цивилизацию «шизоидной». Как следствие, все более доминантными становятся поведенческие стратегии обладания, эксплуатации и агрессии, которые фактически легитимизируются сознанием и постсоветского российского общества.
Одной из ведущих характеристик сознания граждан современной России является направленность на приобретение различных мате-
1 Штирнер М.Ш. Единственный и его собственность. — Харьков, с. 112.
1994,
риальных благ. В принципе это жизненно необходимо. Однако проблема состоит в том, что материальные блага стали занимать главное место в системе социальных ценностных ориентаций. Ссылки на западный образ жизни в данном случае, на наш взгляд, неуместны по двум обстоятельствам. Во-первых, институт собственности в западной цивилизации основан на протестантской этике и развитой правовой культуре населения. В России же доминирующая православная культура к проблеме собственности традиционно относится крайне настороженно, уровень правовой культуры в нашем обществе крайне низкий. Это приводит к кризису национальной и индивидуальной идентичности. С одной стороны, российское общество стремится усвоить иную цивилизационную модель, во многом чуждую ментальности и духовным основам российской цивилизации, а с другой — значительная часть населения России пытается идентифицировать себя с западным образом жизни, следуя лишь его внешним атрибутам, поскольку собственной духовной основы для подобного социального поведения еще нет. Отсюда духовный кризис, рост преступности среди тех граждан, которые пытаются разбогатеть любым образом, и ощущение отчужденности у тех россиян, для которых культ собственности неприемлем1.
Мировые тенденции универсализации потребления в современной России преломились через специфику трансформации ее социальной структуры и сознания. Необходимо отметить, что перенесение западных ценностей проходит искаженно. Материальные ценности, которые в западной культуре сопряжены с идеологий либерализма и высоким уровнем правосознания, в общественном сознании современной России вырваны из данного культурно-цивилизационного контекста. Как показало исследование ИКСИ РАН «Новая Россия: десять лет реформ глазами россиян», «сами россияне на первое место среди плюсов реформ с показателем в 42% поставили возможность зарабатывать без ограничений и только на пятом месте с показателем в 19% оказалась свобода слова и мысли. Прочие демократические завоевания типа многопартийности и сво-
1 Храпов С. А. Кризисные тенденции общественного сознания современной России. — Астрахань, 2009.
бодных выборов оказались аутсайдерами с показателями порядка 3%. Таким образом, экономические соображения играют для россиян решающую роль»2.
Человек-потребитель есть «усредненный» носитель социальности. Причем его влияние и роль как раз и состоят в этой «усредненности», а следовательно, массовости. Чем больше в обществе людей-по-требителей, тем с большим основанием его можно назвать потребительским. То же самое касается сознания общества: чем больше людей — носителей потребительского сознания, тем более потребительским становится оно само. При этом потребительская направленность сознания общества является мощным фактором формирования человека-потребителя. В первую очередь, это относится к таким структурным составляющим общественного сознания, как массовое и групповое сознание.
Для данных уровней сознания постсоветского российского общества характерен принцип следования большинству, в смысле соотнесения себя с той социальной группой, стратой или обществом в целом, которые являются для человека наиболее значимыми на протяжении всей жизни или ее определенного периода. Что касается потребления, то данный принцип фактически имманентен ему. В зарубежной экономической социологии его называют эффектом присоединения к большинству (X. Лейбенстайн и др.) — спрос на товар возрастает в связи с тем, что его покупают другие люди. Ясно, что в основе данной поведенческой стратегии лежит не удовлетворение объективных потребностей человека, а стремление подчеркнуть свою идентификационную приобщенность к определенной группе или обществу в целом. Данная установка закрепляется на уровне общественного сознания в качестве мировоззренческой ориентации и адаптационной поведенческой стратегии. Именно поведение человека способствует интенсификации и институционализации потребления.
В этом историческом ракурсе вызывает серьезные опасения еще одна поведенческая стратегия, названная Т. Вебленом в его книге «Теория праздного класса» страте-
2 Собственность в жизни россиян: реальность и домыслы : результаты исследования Института комплексных социальных исследований РАН // Социологические исследования, 2005, № 11, с. 9.
гией демонстративной праздности, которая означает не просто стремление жить для удовольствий, но и демонстративное дистанцирование от реалий «грубого труда» как деятельности непрестижной и недостойной. Ясно, что такое поведение представителей элиты усиливает раскол в общественном сознании, кроме того, вызывает и другие деструктивные последствия. Поскольку элиты являются определенным образцом для идентификационных стратегий массового человека, то праздный образ жизни усваивается и теми, кто объективно его вести не может, отсюда упадок ценности труда и образования.
Универсализация денег усиливает аксиологическое отчуждение человека от онтологических связей с миром. Н.И. Зарубина справедливо отмечает, что иерархия ценностей подчиняется уже не непосредственным бытийным, моральным, культурным, социальным и прочим потребностям людей, а выстраивается в соответствии со стоимостью, то есть с денежным эквивалентом вещей. Деньги становятся и абсолютной целью, лишая все другие цели их самостоятельной ценности и значимости1. Две тенденции — переоценивание «новизны» в сознании российского общества и «семиотизация» денег — разрывают связи человека со всем традиционным: семьей, культурой, религией. Человек утрачивает укорененность в бытии, теряет жизненные ориентиры.
Тотальность потребления в общественной жизни позволяет говорить о доминировании в макросознании идеологии потребления, ибо ничто на данный момент так не объединяет все слои современного общества, как ценность потребления. В этом смысле довольно точно высказался В.В. Радаев: «Происходят процессы дедифференциации экономики и культуры, когда экономические и символические элементы не просто влияют друг на друга, но попросту сливаются в одно целое... По характеру потребляемых объектов мы уже не можем столь однозначно, как раньше, определить, к какому классу относится тот или иной человек. Социальные струк-
1 Зарубина Н. И. Деньги как социокультурный феномен: пределы функциональности // Социологические исследования, 2005, № 7, с. 18.
туры уступают место информационным и коммуникационным структурам. А на место идеологий как рационализированных смысловых систем приходит реклама, предлагающая внелогические системы опознавательных знаков»2.
При столь активной институционализации потребления и конструировании социальности на основе его универсализации невольно возникает мысль о методологической необходимости новой дефиниции сознания постсоветского российского общества, концептуально отражающей его потребительскую направленность. Справедливости ради следует отметить, что попытки выделения «рыночного сознания», «экономического сознания» как отдельного типа, характеризующие огромную роль экономического поведения человека и экономической системы в социокультурной динамике в целом, уже были. Если интерпретировать концепт «рыночное сознание» как характеристику сознания общества, выражающую развитую экономическую культуру, основанную на ценностях либерализма, то, безусловно, его выделение преждевременно. Тем не менее мы полагаем необходимым отметить, что кризисные проявления в сознании постсоветского общества парадоксов российской экономики, а также глобальной «экономизации» культуры очевидны, что позволяет, по крайней мере, говорить о его экономической направленности.
Проблема потребительской направленности сознания коррелирует с трансформацией культуры и сознания постсоветского российского общества. Идеологемы позитивизма и прагматизма, формирующие идеологию общества потребления как нового культурно-цивилизационного типа, утвердили рациональность как главную ценность и мировоззренческий принцип. Именно подобные трансформации культуры и ценностного ядра сознания постсоветского российского общества позволили потреблению обрести универсальный характер как в социетальном, так и в мировоззренческом смысле.
2 Радаев В.В. Социология потребления: основные подходы // Социологические исследования, 2005, № 1, с. 13.
