CC BY
70
2. Вяземский, П.А. Автобиографическое введение / П. А. Вяземский // Вяземский П.А. Записные книжки. - М., 1992.
3. Вяземский, П.А. Стихотворения / П.А. Вяземский. -Л., 1986.
4. Дмитрук, Т.И. Средства связи в однофукциональ-ных конструкциях простого предложения в литературном языке XVIII в.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Петрозаводск, 2006.
5. Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю.М. Лотман. -СПб., 1996.
6. Патроева, Н.В. Языковая личность, языковая рефлексия, языковая игра (размышления над страницами «Записных книжек» П.А. Вяземского) / Н.В. Патроева // Личность. Культура. Общество. - 2009. - Т. 11. - Вып. 1 (46/47).
7. Пушкин, А.С. Собр. соч.: в 10 т. / А.С. Пушкин. -М., 1959. - Т. 9. Письма 1815 - 1830 гг.
УДК 82.09
М.В. Мелихов
ТРАНСФОРМАЦИЯ РЕАЛИЙ ПЕТРОВСКОЙ ЭПОХИ В ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVIII В.
В статье на материале оригинальной переделки известного рыцарского романа о Брунцвике («Гистории о Брунцвике») анализируется проблема интерпретации исторических фактов первой трети XVIII в. в произведениях массовой народной литературы.
Русская народная литература XVIII в., историко-беллетристическое повествование, рыцарские романы, повести Петровской эпохи, демократическая литература.
The problem of interpretation of historical facts of the first third of the XVIII-th century in the popular literary works is analysed in the article. (Based on original adaptation of a famous knight's romance about Bruntsvik) (“Gistorii about Bruntsvik”)
Russian public literature of XVIII-th century, historical and fiction narration, romances, Peter the Great epoch tales, democratic literature.
В XVII - XVIII вв. в русской литературе одним из самых популярных был жанр рыцарского романа. В какой-то мере рыцарские (точнее, псевдорыцарские) романы частично наследуют функции воинских повестей: в них также создается образ «героя времени» - отважного воина, доблестного защитника государства. Сближает их и то, что они распространяются в рукописном виде и часто находятся в одних и тех же сборниках. И там, и здесь герои знатного происхождения, у них практически всегда есть исторический (или литературный) прототип. История бытования в России переводного рыцарского романа изучена достаточно полно. К настоящему времени выявлен основной корпус наиболее известных произведений, уточнены сведения об источниках большинства из них, определены основные закономерности переводов и переработок.
Одним из самых популярных переводных рыцарских романов была «Повесть о Брунцвике» (далее: ПБ). Она известна в России с конца XVII в. История текста этого произведения, соотношение с источниками (чешскими повестями о короле Штильфриде и его сыне Брунцвике), бытование в России в рукописном виде изучались М. Петровским [3], В.В. Сипов-ским [16], В.Д. Кузьминой [7, с. 64 - 65], А.М. Панченко [11].
Основа сюжета русской версии ПБ такова: женившись, Брунцвик уезжает на поиски приключений и возвращается, когда жена, уже потеряв надежду, собирается выйти замуж. Другая особенность сюжета ПБ - во введении мотива дружбы героя с хищным зверем: львом. Мотив дружбы человека с животным
был достаточно широко распространен в мировом фольклоре (см., например, многочисленные сказки о волшебных животных - помощниках главного героя), в агиографии и воинских повестях. Русские книжники знали о львах из многих литературных источников, по преимуществу из произведений о христианах-праведниках. Рассказы о героях и львах имеются уже в Библии, и представлены они сюжетами двух типов: в первом, древнейшем, герой - избранник Божий Самсон - побеждает льва в единоборстве (Суд. 14, 6); во втором льва усмиряет праведник или посланные Богом ангелы (например, пророк Даниил (Дан. 6, 16 - 23). Сравнение врага со львом и другими хищниками было обычным и для древнерусских воинских повестей [10, с. 30 - 32].
В коллекции рукописей Научной библиотеки Сыктывкарского университета текст, датированный концом XVIII в., - «Гистория о Брунцвике». Анализ этого произведения позволит выяснить, какие изменения претерпели жанровые каноны средневекового историко-беллетристичес-кого повествования в новой исторической реальности и в новой (крестьянской и мещанской) среде бытования, а именно: каким образом эти новые общественно-политические идеалы и художественные требования отражаются в эволюции критериев оценки личности (исторического героя) и в интерпретации реальных исторических событий. Несмотря на то, что сборник датирован 1725 г., филиграни на бумаге позволяют заключить, что он написан в 80-е гг. XVIII в. Название произведения неизвестно, но в читательской записи, помещенной на последней странице текста, оно названо
«гисторией». Мы предлагаем в дальнейшем называть его «Гисторией о Брунцвике» (ГБ)1.
Сюжеты и герои рыцарских романов могли использоваться авторами первой половины XVIII в. как модели при создании так называемых повестей Петровской эпохи. Именно переводной рыцарский роман, с его известной раскованностью стиля, близостью к фольклору, к разговорному языку, во многом способствовал заметному отходу русской историкобеллетристической прозы от этикета средневековой литературы. Наряду с немногочисленными переработками воинских повестей он надолго, до начала XX в., вошел в массовую, народную литературу и, как показывают наши наблюдения, при воспроизведении реальных событий и фактов авторы предпочитали ориентироваться не только на средневековые историко-беллетристические жанры, но и на приемы организации повествовательного материала рыцарских романов. В недрах массовой литературы сохранялись и многочисленные списки произведений древнерусской литературы, в том числе воинских повестей и рыцарских романов.
Со своим источником - ПБ - ГБ связана слабо. Из ПБ в Гистории сохранился только один мотив: верная дружба Брунцвика со львом. Имена немногочисленных героев ГБ также изменены: если имя отца героя в ПБ Штильфрид, то в ГБ ему дано имя римского императора Тиверия (Тиберия) [2], имя жены Брунцвика в ПБ Неомения, в ГБ - Цвенетрия2. Центральный сюжетный мотив ГБ (традиционный для рыцарского романа) - мотив сватовства и удачной женитьбы главного героя. На нем и строится повествование в сохранившейся части Гистории. Из всех перечисленных приключений с ПБ совпадает только одно: встреча героя со львом и их верная дружба до смерти главного героя.
Образ Брунцвика в ГБ значительно отличается от Брунцвика в ПБ: неизвестный автор создал персонажа, во многом напоминающего своего монарха -
1 Сборник приобретен во время археографической экспедиции СГУ в Удорский район Республики Коми Б.Н. Морозовым (Археографическая Комиссия РАН) и А.Н. Власовым (СыктГУ). В настоящее время находится в Вычегодском собрании рукописей ОРК НБ СГУ (Вычегодск. р. 1). Рукопись в 4-ку, 71 л. Переплет картонный, плохой сохранности. На верхней крышке переплета скорописью: «Сия книга «Ксинопсис» устькуломского крестьянина Григорья Софронова Липина». Ниже - владельческий штамп овальной формы: «Иван Алексеев Бронников в Яренске». Филиграни нечеткие из-за сильной загрязненности бумаги: 1780, 1783. Скоропись одного почерка. Писец оставил автограф: «Конец сей книге. Писал сию Федор Иванов Оболенской своеручно 1725 года месяца декабря 20 числа». На нижней крышке переплета нарисован круг, в круге: «Сия книга глаголемая «Синопсис» города Чердыни мещанина Федора Иванова Оболенскаго. Писал и переплетал сам своею рукою 1725 года месяца декемрия 21 числа». На л. 6 - читательская запись: «Читал Григорей Софронов. Читал Григорей Софронов Липин. Липин. Григорей Липин. Конец сея гисторие. Славно. Славно».
2 Эта деталь появилась под влиянием книжной традиции и отчасти сближает ГБ с письменными переделками
былин. Например, имя врага героя сибирского царя в «Ги-стории об Илье Муромце» - Веспасиан.
Петра I. Для этого он в корне переработал и сюжет исходного произведения, и образы героев. Можно сказать, что в ГБ вообще не осталось ни одного мотива ПБ. Образ главного героя ГБ в сравнении также переосмыслен: он не бесхарактерный и робкий «человек вообще» (как в ПБ), авантюрист поневоле; не могучий, но безжалостный богатырь, как Бова Королевич. В характере его заданы и на протяжении всего действия последовательно реализуются такие качества, как осмысленная целеустремленность и хладнокровная расчетливость, он человек дела, который решительно преодолевает препятствия, если они возникают на пути. Брунцвик в ГБ совершенно не похож ни на воинственных князей-воинов средневековой литературы, ни на безрассудно агрессивных героев-индивидуалистов рыцарских романов, и первостепенными в нем становятся качества правителя, в котором совмещены добродетели идеального христианина и гуманного монарха «нового времени»: мудрого, миролюбивого, справедливого и могучего.
На связь ГБ с Петровской эпохой и с образом самого Петра указывает множество деталей. Это, прежде всего, язык произведения, в котором, наряду с традиционной для рыцарских романов устаревшей лексикой и архаическими глагольными формами (дщерь, дска, выспрь, дивляхуся, устроиша, семо, сице, похвалях, рамены и др.) встречается множество слов, получивших распространение только в конце XVII - начале XVIII вв. (фонарь, кирка, маски, шпиль, штандарт, ковалер, комплимент, манифест, феверк, флер, церемоналная и т.п.).
Автор (вероятно, мещанин, купец или чиновник) воплотил в своем герое черты идеального (в соответствии с представлениями своего сословия) монарха -мудрого и великодушного короля, покровителя торговли, строителя. В образе Брунцвика соединились реальные черты царя-реформатора Петра I с фантазиями и мечтами простого человека о «добром» царе, который даже воевать выезжает за пределы своего государства. Так, цель своей государственной деятельности Брунцвик видит в укреплении экономики. Поэтому одной из его важнейших реформ становится предоставление беспошлинной торговли иностранцам, вследствие чего «тако государство ево обогати-ся, что уже и мраморомъ улицы высланы»3 [8, с. 232]. Продуманная эффективная внутренняя политика короля настолько поднимает его «международный авторитет», что соседние государства стали добровольно платить ему дань. Далее сообщается, что в королевство Брунцвика «от всехъ странъ нача-ша съезжатися многое число купетцкихъ кораблей, по 400 в лето» [8, с. 232]. Очевидно, что в данном случае автор ГБ отчасти ориентировался на действительность и на реформы Петра I в области торговли и развития в России морского флота. Как известно, торговля с иностранными государствами в Петров-
3 В рукописи два текста: на л. 1-6 об. - повесть, написанная по мотивам «Повести о Брунцвике», на л. 7-71 -«Синопсис». «Синопсис» переписан с печатного издания 1680 г., но писец исключил 11 глав о Куликовской битве, две главы «О церкви Пресвятыя Богородицы десятинной в Киеве» и «О походе Владимирове к Суздалю, Ростову и Великому Новугороду».
скую эпоху процветала, и если в 1724 г. в русские порты на Балтийском море прибыло 240 кораблей, то в 1725 г. уже 914 [18].
С Петровской эпохой связан и другой мотив Гис-тории: строительство башни-маяка высотою «200 сажень, под нею же врата зело высоки, чтоб можно в гавань корабли заводить», на башне он «повеле уч-редити великий фонарь, в которомъ по вся нощи засвЬщати свещи, вкругъ же того фонаря семь сажень» [8, с. 228]. Скорее всего, здесь также нашло отражение одно из многочисленных начинаний Петра по освоению берегов Балтийского моря - строительство по побережью маяков: к 1725 г. их было построено пять. По одному из проектов в Кронштадте предполагалось строительство именно такого, как описано в ГБ, сооружения. На рисунке архитектора И.Ф. Браунштейна (1722 г.) есть изображение многоярусной башни-маяка на одном из каналов Кронштадта, который должен был разделить Военную гавань на две части. В этой башне предусматривалась арка для прохождения кораблей. Был составлен проект башни, подготовлены чертежи, построена модель, в 1722 г. заложен фундамент, но затем строительство прекратилось [14, с. 48 - 49].
Есть в ГБ еще два фрагмента, которые также связаны с Петровской эпохой. Это описания свадебной церемонии Брунцвика и его похорон. Изображения разного рода церемоний, главным образом свадебных и похоронных процессий, есть во многих произведениях XVI - XVII вв. Обстоятельное «протокольное» описание «свадебного чина» помещено в сочинении Григория Котошихина, условно называемом «О Московском государстве в середине XVII столетия» [6]. Своеобразным свадебным «шествием» невесты к жениху является «Повесть о женитьбе Ивана Грозного на Марии Темрюковне» [12]. Лаконично, без лишних деталей перечислены гости - короли соседних держав - на свадьбе Петра и Магелоны в «Повести о Петре Златых Ключей» [12, с. 371]. Краткая сводка о провожающих в последний путь князя Михаила Скопина-Шуйского есть в «Повести о князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском» [15] и т.п.
Автор ГБ показал себя знатоком придворных церемониалов именно Петровской эпохи и подробно перечислил множество деталей торжественных шествий именно своего времени. В «брачной церемонии» Брунцвика следовали «напреди 6 скороходов арапских, 6 же камор-пажей, 6 камор-юнкер, 2 полковника ... » (далее перечислено еще 12 групп участников различных придворных и воинских чинов от высшего к низшему). Кроме того, по случаю свадьбы Брунцвика «бысть всякому рангу повышение от нижнаго даже до вышнаго»: богатыря Флегона -«фельдмаршалом в венгерское королевство», «двоих же стражей» (завулонских воинов - М. М.) - бригадирами, «разбойников же в разные полки капитанами, выше помянутых двоих княженетцких дочерей выдал замуж за своих министров» [8, с. 231].
Менее подробно описание похоронной процессии. Указано, что в ней принимали участие войска («500.000 по обЬ стороны стояли с черными флерами»); что были представители от иностранных держав и «от 1-го часа даже до 12-го летняго дни следовали чинъ за чиномъ и класъ за класомъ» [8, с. 233];
перечислены должности и звания участников, указано их количество, порядок следования и т. п. детали.
Торжественные шествия изображались на многочисленных гравюрах Петровской эпохи, и именно на них мог ориентироваться автор (если не был участником одного из таких шествий). Примером такой гравюры может послужить «Торжественное вступление русских войск в Москву 21 декабря 1709 года после Полтавской битвы» Ф. Зубова (1711 г.), на которой перечислены участники торжественного марша, причем некоторые из них (Петр I, А. Д. Менши-ков) названы по именам, у остальных названы только должности и звания [4].
Попытки отразить факты современной военной истории, очевидно, предпринимались не только в многочисленных исторических песнях (например, в песнях об Иване Грозном или Петре Великом). Так, о войне с Наполеоном была сложена в Пермской губернии в первой половине XIX века «Сказка о Наполеоне» [17], но интерпретация войны своеобразна, в Сказке совершенно нет батальных сцен, собственно военные действия также никак не отражены. Сказка дана в «абсурдном» решении. Ее сюжет прост, речь идет об «экономической» диверсии Наполеона против России: французы пытаются разорить казну русского царя. Отдельные элементы поэтики сказки и исторической песни здесь узнаваемы: «Палеон» пишет письмо-ультиматум «батюшке осударю Олександру Павловичу»: если русский царь не прокормит 12 французских генералов, то «Палеон» пойдет на Россию войной. Приехавшие генералы оказались «сереброедами»: они удивительно прожорливы и съедают не только кушанья со столов, но и серебряную посуду. В скором времени ими съедается все серебро из царской казны. Спасает царя и государство не этикетный герой-богатырь, а поп-расстрига: он переодевается королем и сам съедает 11 генералов «при разных закусках», потом отрыгивает их, заставляет отрыгнуть все съеденное серебро, окунает каждого из «сереброедов» в смолу, обваливает в перьях и отправляет в таком виде на родину. Оскорбленный «Палеон» объявляет войну России и проигрывает ее.
Подведем итоги нашим наблюдениям. «Гистория о Брунцвике» - произведение, появившееся, по всей вероятности, в Петровскую эпоху или вскоре после смерти Петра I в посадской среде. В ней соединились черты, с одной стороны, рыцарского романа и былины, с другой - исторического документа. Однако автор ГБ, в отличие от авторов современных ему повестей петровской эпохи, бытовых повестей XVII в., переводных рыцарских романов и их оригинальных русских переделок, былин и сказок или воинских повестей, создает совершенно новый тип произведения с заданной политической функцией, героем которого становится идеальный монарх. Приемы построения сюжета и создания концепции идеального монарха в основном остаются прежними, традиционными. Произведение «собирается» из уже имевшихся в распоряжении автора заготовок: эпизодов, заимствованных из былин, рыцарских романов. Главной особенностью, отличающей ГБ от всех произведений XVIII в., становится обильное введение в повествование фактов реальной действительности,
известных по многочисленным источникам первых десятилетий XVIII в.
Очевидно, в ГБ отразился процесс, который свидетельствует о серьезных изменениях, произошедших в сознании демократических читателей и писателей. При сохранении отдельных приемов поэтики фольклора и книжности здесь, тем не менее, производится сознательное замещение традиционных стилевых и сюжетных штампов на новый тип обобщения при описании исторических событий из жизни государства и реальных деятелей (в ГБ - российского императора Петра I). ГБ, непохожая ни на один из жанров современной ей народной литературы и фольклора, показывает, что поэтика фольклора и древнерусской книжности не всегда удовлетворяла запросы демократического читателя. Этот читатель по собственному желанию становится писателем и начинает импровизировать на «классические» для демократической литературы сюжеты, соединяя в своих импровизациях образность, стиль, сюжетные мотивы фольклора с фактами и событиями современной действительности. В некоторой степени тип работы автора ГБ напоминает принципы работы над текстом средневекового автора: он также вводит в него актуальные темы идеологического плана. ГБ, таким образом, отдаленно напоминает политическую легенду, но легенду-утопию. Даже этикетный литературный материал развлекательного характера имеет в ее сюжете дополнительную функцию: обогащает образ главного героя деталями, необходимыми для создания концепции добродетельного и мудрого монарха нового времени.
Литература
1. Буланин, Д.М. Древняя Русь / Д.М. Буланин // История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII век. - Т. 1: Проза. - СПб., 1995.
2. Былины в записях и пересказах XVII - XVIII веков
/ изд. подгот. А.М. Астахова, В.В. Митрофанова, М.О. Скрипиль. - М.; Л., 1960.
3. История о славном короле Брунцвике. - СПб., 1888.
4. Калязина, Н.В. Русское искусство Петровской эпохи / Н.В. Калязина, Г.И. Комелова. - Л., 1990.
5. Козлова, Н.В. Торговля / Н.В. Козлова, В.Р. Тарлов-ская // Очерки русской культуры XVIII века. - М., 1985. -Ч.1.
6. Котошихин, Г. О Московском государстве в середине столетия // Памятники литературы древней Руси. -М., 1989. - № 11.
7. Кузьмина, В.Д. Рыцарский роман на Руси / В.Д. Кузьмина. - М., 1964.
8. Мелихов М.В. «Гистория о Брунцвике» (по рукописи конца XVIII в. из фондов библиотеки Сыктывкарского университета) / М.В. Мелихов // Исследования по истории книжной и традиционной культуры Севера. - Сыктывкар, 1997. - С. 227 - 233
9. Николаев, С. И. Рыцарская идея в похоронном обряде Петровской эпохи / Николаев С.И. // Николаев С.И. Литературная культура Петровской эпохи. - СПб., 1996.
10. Орлов, А.С. Об особенностях формы русских воинских повестей (кончая XVII в.) / А.С. Орлов. -М., 1902.
11. Панченко, А.М. Чешско-русские литературные связи XVII в. / А.М. Панченко. - Л., 1969.
12. Повесть о женитьбе Ивана Грозного на Марии Те-мрюковне // Памятники литературы древней Руси. - М., 1989. - № 11.
13. Повесть о Петре Златых Ключей // Памятники литературы древней Руси. - М., 1989.
14. Раздолгин, А.А. Кронштадтская крепость / А.А. Раздолгин, Ю.А. Скориков. - Л., 1983.
15. Русская историческая библиотека. - СПб., 1909. -Т. 13.
16. Русские повести XVII - XVIII вв. - СПб., 1905.
17. Сказка о Наполеоне (№ 84) // Русские сказки в записях и публикациях первой половины XIX в. - М.; Л., 1961.
18. Соловьев, С.М. Сочинения. История России с древнейших времен / С.М. Соловьев. - М., 1993. - Кн. IX. -Т. 17 - 18.
УДК 811.112.37
Е.Г. Орлянская
АКТУАЛИЗАЦИЯ КАТЕГОРИИ ОТЧУЖДЕНИЯ В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ
Данная статья посвящена исследованию логикофилософских аспектов семантической категории отчуждения и описанию ее языковой онтологии, проводимых на базе теоретической модели функционального описания языка, специфика которой заключается в том, что объект изучается с точки зрения закономерностей его функционирования, его связей с окружающей средой.
Семантическая категория, функционально-семантическое поле, концептуальная оппозиция «свой-чужой», категориальная ситуация.
The article deals with the study of logical and philosophical aspects of the semantic category of estrangement and the description of its linguistic ontology, held on the basis of the theoretical model of a functional description of the language. The specific character of it is that the object is studied from the point of view of its functioning and its relation with the environment.
Semantic category, semantic field, dichotomy «own-strange», categorical situation.
Смещение фокуса лингвистических исследований в направлении от «человек в языке» к «язык в человеке», свидетельствующего о смене концептуальных
схем теории языка, становится доминирующей тенденцией и знаменует собой становление антропологической лингвистики. Перестановка составляющих
