CC BY
4
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Вестник Череповецкого государственного университета. 2024. № 6 (123). С. 7-23. Cherepovets State University Bulletin, 2024, no. 6 (123), pp. 7-23.
Научная статья УДК 81.161.1
https://doi.org/10.23859/1994-0637-2024-6-123-1 EDN: GESALR
Трансформация «пушкинского мифа» в постсоветской русской драматургии (пьеса О. Богаева «Кто убил месье Дантеса»)
Ольга Владимировна Богданова113, Екатерина Сергеевна Жилене2
'Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена, 'Русская христианская гуманитарная академия имени Ф. М. Достоевского,
Санкт-Петербург, Россия, 2Санкт-Петербургский государственный институт культуры, 2Русская христианская гуманитарная академия имени Ф. М. Достоевского,
Санкт-Петербург, Россия, [email protected], https://orcid.org/0000-0001-6007-7657 [email protected], https://orcid.org/0009-0005-7973-0579
Аннотация. В статье рассматриваются различные пласты (композиционно-структурный, образно-персонажный, символико-мотивный и др.) пьесы современного отечественного драматурга Олега Богаева «Кто убил месье Дантеса». Показано, что в пьесе современного представителя «уральской школы» (Н. Коляда) «пушкинский миф» переживает трансформацию и из частной судьбы потомков А. С. Пушкина и Ж. Дантеса перерастает в размышление о судьбе человека вообще, о неоднозначности и многослойности человеческих чувств и эмоций. Установлено, что абсурдистские тенденции, к которым прибегает современный драматург, деформируют и разрушают «шаблоны» привычно устоявшегося восприятия в советской соцреалистической литературе истории дуэли Пушкина и Дантеса и позволяют спроецировать проблемы прошлого в настоящее, терзания героев позапрошлого века актуализировать в современности и придать им остроту и живость.
Ключевые слова: О. Богаев, «Кто убил месье Дантеса», реальность и миф, идейные и структурные антиномии, судьба «русской идеи»
Благодарность. Исследование выполнено при поддержке гранта Российского научного фонда № 23-18-01007, https://rscf.ru/project/23-18-01007/; Русская христианская гуманитарная академия имени Ф. М. Достоевского.
Для цитирования: Богданова О. В., Жилене Е. С. Трансформация «пушкинского мифа» в постсоветской русской драматургии (пьеса О. Богаева «Кто убил месье Дантеса») // Вестник Череповецкого государственного университета. 2024. № 6 (123). С. 7-23. https://doi.org/10.23859/1994-0637-2024-6-123-1
Богданова О. В., Жилене Е. С., 2024
The transformation of the "Pushkin myth" in post-Soviet Russian drama (O. Bogaev's play "Who killed Monsieur D'Anthes")
Olga V. Bogdanova1H, Ekaterina S. Zhilene2
'A. I. Herzen Russian State Pedagogical University, 'F. M. Dostoevsky Russian Christian Humanitarian Academy,
St Petersburg, Russia, 2Saint Petersburg State Institute of Culture, 2F. M. Dostoevsky Russian Christian Humanitarian Academy,
St Petersburg, Russia,
[email protected], https://orcid.org/0000-0001-6007-7657 [email protected], https://orcid.org/0009-0005-7973-0579
Abstract. The article examines various layers (compositional-structural, figurative-character, symbolic-motivic, etc.) of the play by the modem Russian playwright Oleg Bogaev "Who killed Monsieur D'Anthes". It is shown that in the play of a modern representative of the "Ural school" (N. Kolyada), the Pushkin myth is undergoing a transformation and from the private fate of the descendants of A. S. Pushkin and G. D'Anthes develops into a reflection on the fate of man in general, on the ambiguity and multilayered nature of human feelings and emotions. It is established that absurdist tendencies, to which the modern playwright appeals, deform and destroy the 'patterns' of the habitually established perception of the duel story between Pushkin and D'Anthes in the Soviet socialist realist literature and allow projecting the problems of the past into the present, actualising the characters' torments in the present and giving them sharpness and vividness. Keywords: O. Bogaev, "Who killed Monsieur D'Anthes", reality and myth, ideological and structural antinomies, the fate of the "Russian idea"
Acknowledgments. The study was supported by a grant from the Russian Science Foundation No. 23-18-01007, https://rscf.ru/project/23-18-01007/; F. M. Dostoevsky Russian Christian Humanitarian Academy.
For citation: Bogdanova O. V., Zhilene E. S. The transformation of the "Pushkin myth" in postSoviet Russian drama (O. Bogaev's play "Who killed Monsieur D'Anthes"). Cherepovets State University Bulletin, 2024, no. 6 (123), pp. 7-23. (In Russ.) https://doi.org/10.23859/1994-0637-2024-6-123-1
Введение
Всем известно, что юбилеи отечественных писателей-классиков проходят пышно и грандиозно, порождая к жизни новые издания, волну критической и художественной литературы. Очевидно, что в первую очередь это относится к А. С. Пушкину, названному еще два века назад «нашим все» (Ап. Григорьев). Пожалуй, самым крупным пушкинским юбилеем последнего времени можно считать 200-летие со дня рождения поэта, юбилейная дата, которая пробудила обновление живого интереса к личности и творчеству писателя, причем не только на юбилейный год, а более чем на десятилетие. Как помнят специалисты, еще и в начале 2000-х гг. продолжались мощные разыскания и публикационная активность в области научной пушкинистики.
Наряду с этим, в начале 2006 г. появился и ряд публикаций в «Московском комсомольце» (далее - «МК»), посвященных зарубежным встречам корреспондентов
газеты с потомками А. С. Пушкина и Ж.-Ш. Дантеса. Особенный и острый интерес читающей публики и самих корреспондентов вызвали встречи с праправнуком Дантеса, бароном Лотером де Геккерном, который поведал непростую историю своей семьи, рассказал о судьбе фамильного замка, показал эльзасскую усыпальницу Дан-тесов-Геккернов. В газетной публикации Лотер Дантес был поименован как «представитель благородной и знаменитой фамилии», а неизбежность встречи с ним преподнесена как потребность познания правды: по словам корреспондента, «для нас существовала лишь одна правда, впитываемая с молодых лет...»1. Сокрушаясь и сочувствуя, корреспондент добавляла: «Расплачиваться за грехи прошлого пришлось, увы, его (Ж. Дантеса. - О. Б., Е. Ж.) потомкам.»2.
Сама по себе статья малоподготовленной корреспондентки ничего не добавила к пониманию истории реальной дуэли Пушкина и Дантеса и мало что прибавила к образу противника Пушкина, разве что дважды или трижды в статье (в статьях) звучала фраза о том, что Дантес «никогда не раскаивался в том, что совершил»3. Однако поднятый вопрос о потомках «злейшего врага» «солнца русской поэзии» (именно такие обороты использовала корреспондент) заставили вдумчивых читателей остановиться и призадуматься. Не столько в опоре на статьи из «МК», сколько, оставаясь наедине с самими собой, попробовать немного порассуждать на эту очень русскую, очень пушкинскую тему - «гений и злодейство» - и попытаться найти (этико-эстетические, художественно-гипотетические) варианты ее развития (и, возможно, разрешения?) в последовавшее за дуэлью время.
Именно в этом направлении и была создана пьеса одного из самых известных современных драматургов «уральской драматургической школы» Олега Богаева -«Кто убил месье Дантеса» (1998).
Имя Олега Богаева уже включено в анналы современной русской драматургии, его имя регулярно включается в обзоры по современной отечественной драме4, однако сказать, что творчество писателя серьезно изучено, нельзя. К текстам богаев-ских пьес обращались немногие - прежде всего Е. Шлейникова5, С. Васильева1,
1 Сажнева Е. Проклятие рода Дантесов // Московский комсомолец. 21 апреля 2006 года. URL: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/21/183444-proklyatie-roda-dantesov.html (дата обращения: 10.01.2024).
2 Там же.
3
Там же.
4 См., напр.: Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература. 19501990-е годы: в 2 кн. Москва: Эдиториал УРСС, 2001; Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века - начало XXI века). Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2004. 716 с.; Громова М. И. Русская драматургия конца ХХ - начала XXI века. Москва: Флинта; Наука, 2005. 362 с.; Слюсаренко О. М. Образная система пьес Н. Коляды. Серия «Литературные направления и течения». Вып. 39. Санкт-Петербург: Факультет филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета, 2010. 60 с.; Макаров А. В. Ме-татеатр под знаком Чехова (на материале пьес В. Леванова, О. Богаева, А. Марданя) // Вестник Балтийского федерального университета имени И. Канта. 2013. № 8. С. 162-168; и др.
5 Шлейникова Е. Е. Постмодерный интертекст в пьесах Олега Богаева. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. 46 с.
Л. Кислова2, А. Мещанский и Л. Савелова3. Можно назвать и имя польского исследователя М. Печински4. По драматургии Богаева в СПбГУ защищена кандидатская диссертация «Драматургия О. Богаева в контексте русской драмы рубежа XX-XXI веков» (2008)5. Недостаточность научного интереса к пьесам уральского драматурга порождает актуальность анализа пьесы «Кто убил месье Дантеса».
Основная часть
1. Исторический претекст пьесы
В основе пьесы («комедии в двух действиях», как значится в заголовке) лежит мысль главного героя - полного тезки и (по сюжету) «прямого потомка» великого русского поэта - Александра Сергеевича Пушкина о том, что «каждый потомок русского классика в силу наследственных способностей причастен к литературе» (с. 242)6. Потому герой призывает «всех кровных наследников убитой поэзии Лермонтова, Грибоедова, Мандельштама...> выйти из кабинетов и совершить акт личного возмездия» (с. 242). Именно так поступает он сам, вызывая на дуэль потомка кавалергарда - Жоржа Шарля Дантеса7.
В качестве одной из ведущих линий пьесы Богаева может быть признана и другая формулировка: в одной из реплик главного персонажа прозвучит таковая дефиниция главной проблемы пьесы - «роль личности в развитии современной цивилизации...» (с. 212). По мысли главного героя, «так случилось, что. вместе с русской идеей умерла. великая русская литература <...> Нужен исторический шаг и поступок. <.> он разбудит сердца нового поколения.» (с. 242).
Кажется, именно таковы интенции главного героя. Кажется, именно так поступит он сам, когда публично (перед телекамерой) заявляет: «Я - прямой потомок Александра Пушкина, через пять минут сделаю это.» (с. 242). Однако пьеса Богаева
1 Васильева С. С. Пьесы Олега Богаева и проблемы современного драматургического языка // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 8: Литературоведение. Журналистика. 2013. № 12. С. 63-74.
2 Кислова Л. С. Функции комического в драматургии Олега Богаева // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2011. № 7 (109). С. 175-179.
3 Мещанский А. Ю., Савелова Л. А. Аксиологическая значимость драматургии О. Богаева // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2019. Т. 12, вып. 2. С. 332-336. https://doi.org/10.853/filnauki.2019.270
4 Печински М. Образы литераторов-классиков в новейшей русской драматургии // Вестник Самарского университета. Серия: История. Педагогика. Филология. 2018. Т. 24, № 2. С. 93100. https://doi.org/10.18287/2542-0445-2018-24-2-93-100
5 Шлейникова Е. Е. Драматургия О. Богаева в контексте русской драмы рубежа XX-XXI веков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Санкт-Петербург: [б. и.], 2008. 18 с.
6 Здесь и далее цитаты даются по изд.: Богаев О. Кто убил месье Дантеса // Метель: Пьесы уральских авторов по мотивам произведений А. С. Пушкина. Екатеринбург, 1999. C. 205-252. (с указанием страниц в скобках).
7 Как сказано в одной из статей «МК», «после смерти Жоржа Дантеса всех старших мальков в их роду называли Жоржами» (см.: Гусиное перо Дантеса // Московский комсомолец. 24 апреля 2006 года. URL: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/25/183290-gusinoe-pero-dantesa.html (дата обращения: 10.01.2024)).
написана сегодня, в период расцвета литературы постреалистической, и потому намерения героя и их реализация далеко не всегда совпадают, а еще точнее - не совпадают никогда, а наоборот - предполагают альтернативный ход развития действия. В сюжетике пьесы выясняется, что главный герой - профессор Чикагского университета, филолог античности Пушкин, человек разочарованный в себе и в окружающем мире - намерен совершить самоубийство, только совершить его не своими руками, а рукой Дантеса, умереть во время инспирированной им дуэли, умереть наверняка, так как его собственный дуэльный пистолет не заряжен. Умереть герой должен картинно: Пушкин вновь должен погибнуть от руки Дантеса, тем самым как бы доказывая «живучесть <...> версии, согласно которой (исторический. -О. Б., Е. Ж.) Пушкин уже давно стремился покончить с собой и избрал руку "бедного Жоржа" как способ перехода в мир иной»1, по версии Геккерна, столь давно и хорошо знакомой специалистам.
В современной критической литературе существует мнение о том, что пьеса Бо-гаева написана в традиции пьес абсурдистских2, более того - исследователь приводит доказательства того, что претекстом для «Кто убил.» послужила пьеса С. Беккета «В ожидании Годо». Анализ, предложенный Е. Е. Шлейниковой, в целом, не вызывает сомнения, но требует существенного уточнения: важно учитывать, что русская версия современной (в том числе и абсурдистской) литературы отличается тем, что в противовес ее западному формализованному варианту она развивается в русле традиционно русском, т. е. в лучших своих образцах остается литературой мыслеемкой, содержательной, философичной. При всех видимых внешних элементах абсурдистской поэтики в пьесе Богаева доминирует ее идейное наполнение, стремление с точки зрения сегодняшнего дня взглянуть на сопоставительную «связь времен».
2. Персонажная система пьесы
Действующими лицами пьесы О. Богаева «Кто убил месье Дантеса» оказываются Александр Сергеевич Пушкин и Жорж Шарль Дантес, два прямых потомка исторических Пушкина и Дантеса, два современных человека, каждому из которых по «50 лет» (так обозначено в «афишке» пьесы). Словно бы вслед за великими предшественниками - «земную жизнь пройдя до середины.» - герои оказываются перед сложными вопросами их сегодняшней жизни, но, как оказывается, той их (собственной) жизни, которая не может быть оторвана от жизни предков.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что открывает и закрывает пьесу одна и та же сцена-цитата: «- Убил я его? // - Нет, вы его ранили // Странно, я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет. Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова начнем. Черная речка, 27 января
1 Седова Г. М. «Я жить хочу.» А. С. Пушкин: Последние месяцы жизни. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. С. 197.
2 Шлейникова Е. Е. Постмодерный интертекст в пьесах Олега Богаева. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. С. 30-42.
1837 года» (с. 206)1. Само повторение цитаты, и ее смысл («снова начнем») задают кольцевую композицию пьесы, замыкая ее в структурную и смысловую рамку. Таким образом художником изначально задается идея повторяемости и неразрешимости конфликта: ситуации «гения и злодейства» суждено повторяться в лицах, в обстоятельствах, в эпохах. Другое дело, что современный художник смотрит на эти обстоятельства очень по-русски: он как бы ревизует саму ситуацию, пытается взглянуть на нее с другой стороны, изменить акценты, на художественном уровне постичь ту «другую» правду, которой не хватило наивной журналистке из «МК».
Элементы абсурда, увиденные Е. Е. Шлейниковой, обнаруживают себя уже в первой экспозиционной авторской ремарке, открывающей сцену первую. Так, с одной стороны, местом действия пьесы становится Париж, с другой стороны, обстановка, в которой оказываются герои Богаева вряд ли (для русского сознания в особенности) может быть связана с чем-то французским, скорее интуитивно включает в себя коннотации некоего знакомо русского локуса. Богаев помещает своих героев в некий старый разрушенный многоквартирный парижский дом: «Широкая мраморная лестница с избитыми ступенями, лифт давно замер между вторым и третьим этажом», «грязные ступени», «голые стены, решетка осыпавшегося потолка», «звонок вывалился из куска алебастра и повис на двух черных проводах», «неуютная пустота», «мелкий мусор», «разобранный голый пол, гнилые ребра перекрытий» (с. 207) и др. - однако в таком образе французского интерьера, кажется, сокрыто больше русского, чем иностранного.
Эта странность на первых порах воспринимается как возможная «малоопыт-ность» автора, как незнание зарубежных реалий. Однако по мере развития действия становится очевидным, что такова авторская установка - перемешать русское и французское, сместить историческое и настоящее, перепутать роли положительные и отрицательные. Современные относительность и абсурдизм вступают в действие, становясь знаком всеобщности, универсальности, внетерриториальности, т. е. способствуют созданию некоей вненациональной и вневременной среды, которая может прозываться как угодно (Франция или Россия, Париж или Петербург)2, но главное -нести на себе печать приравненности «там» и «здесь», «тогда» и «теперь». Так, в пределах кольцеобразно замкнутой пьесы, Богаев сознательно моделирует такое сценическое пространство, в котором утрачивают свою значимость приметы време-
1 Очевидна цитатная отсылка к реальным документам, свидетельствам очевидцев. См.: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 16 т. Москва; Ленинград: Издательство АН СССР, 1937-1949. Т. XVI. 1949. 502 с.; Седова Г. М. «Я жить хочу.» А. С. Пушкин: последние месяцы жизни. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. 204 с.; и др.
2 В этом же ряду окажется и Америка, так как к определенному моменту пьесы выяснится, что Пушкин живет в Америке (с. 231). Может быть, даже Африка, так как в одном из эпизодов Дантес восклицает по поводу Пушкина: «А вы - не русский, вы - папуас какой-то.» (с. 247). Понятно, что последнее замечание нагружено еще и элементами «родословной» исторического Пушкина, аллюзийным упоминанием его ганнибаловских африканских корней, а отчасти указывает и на лицейское прозвище Пушкина - «обезьяна» («Вы в этой шляпе похожи на. макаку», с. 247).
ни, пространства, национальной принадлежности, социального статуса, имущественного ценза и др.1 В этой связи даже обозначенный автором возраст персонажей - обоим по 50 лет - воспринимается как некая универсалия, некая условность, среднестатистическая координата.
Изначально положительный для русского сознания Пушкин, связанный с коннотациями исключительно позитивного плана, персонаж пьесы Богаева по имени Пушкин появляется в первой сцене «чертыхаясь» (с. 207, дважды только во вводной ремарке), а впоследствии в качестве его «фирменного» словечка автором будет закреплено за ним междометное «черт» (с. 209, 213, 215, 217 и др.). Сцены вторая, третья, седьмая и отчасти девятая открываются именно с этого (пост)пушкинского восклицания «О, черт!..» (с. 218, 229, 247, 253)2.
В пьесе Богаева именно Пушкин выскажет самые резкие суждения о России: «Россию трудно терпеть больше недели. "Душа, доброта, сердечность" ... Одни разговоры. Бессилие умственных способностей - факт географический. Уверяю, барон, если бы мои предки остались в России, сидел бы перед вами маргинальный скот. В лучшем случае - беременный учитель.» (с. 231)3.
Наоборот, в первом же описании дома Дантеса будет дано упоминание «чугунных ангелов» (с. 207), подготавливающих встречу с этим почти блаженным, почти юродивым безобидным «сумасшедшим»4. Чуть позже, в той же первой сцене, Пушкин, раздраженный пером в волосах Дантеса, велит ему: «Да уберите вы это перо из головы!.. Ангел нашелся.» (с. 211).
Тот же «перевертыш» можно проследить и во внешнем облике персонажей. Если образ мифологизированного Пушкина связывается прежде всего с бедностью, с финансовыми ограничениями, с неоплаченными долгами, то богаевский Пушкин «как денди лондонский одет»: на нем «элегантное пальто, хорошая ткань, стекла очков в золотой оправе, шарф на шее завязан нарочито небрежно <.> трость <.> лакированные ботинки, в рукаве <.> драгоценный камень запонки», «с лица не сходит
1 Неслучайно в финале пьесы по сцене будут проходить камердинер с современным портфелем, усатый слуга с кинокамерой и лакей с осветительным фонарем (с. 256).
2 Хорошо известна пушкинская фраза из письма к жене: «.. .чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом! Весело, нечего сказать <...>» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 16 т. Москва; Ленинград: Издательство АН СССР, 1937-1949. Т. XVI. 1949. С. 117-118).
3 В данном случае Богаев «переадресовывает», отдает Пушкину известное высказывание Дантеса: «Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей карьерой, что, не будь этого несчастного поединка, его ждало бы незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами». См.: Имя и отчество - это характер человека. URL: http: // www. biografi. com / index. php?name (дата обращения: 10.01.2024).
4 В первоначальном варианте пьесы Дантес действительно был пациентом клиники для душевнобольных, который периодически сбегал из лечебницы и поселялся в полуразрушенном опустевшем доме. В окончательном варианте пьесы сохранились только инвективы Пушкина в адрес Дантеса: «Барон, вы спятили?..» (с. 229), или «Вот идиот.» (с. 230), или «Нет, он точно сумасшедший!.. » (с. 245).
ироничная улыбка» (с. 211). Всякий раз при каждом очередном появлении на сцене на герое будет новая дорогая шляпа (с. 218, 229 и др.). Плотно набитый купюрами кошелек Пушкина несколько раз будет фигурировать на сцене.
Что же до барона Дантеса, то он, наоборот, у Богаева окружен страшной бедностью и убогостью: «.в вытянутом свитере, дыры в локтях, нелепые короткие брюки со вздутыми коленями и отвислыми карманами, на ногах стоптанные башмаки с проволокой вместо шнурков, на плече тряпичная сумка в бурых подтеках» (с. 211). По словам Пушкина, на Дантесе белье, которое он «лет двести» не менял (с. 217). Жизненное пространство Дантеса - «калорифер в смятом корпусе <...> столик на одной ножке, какие можно увидеть в летнем кафе», «болтается гамак», «смятая подушка, плед, грязное полотенце, таз, мыльница, кусок зеркала», «вокруг смятые пивные банки с окурками» (с. 208)1.
Достаточно выделить хотя бы одну какую-то деталь из приведенного описания внешнего облика главных героев, чтобы понять, что автор намеренно переодевает их, путает их «стереотипные» амплуа, меняет плюс на минус. Абсурдность подобных подмен по сути своей безвекторна, деиерархична, случайна, но именно она абсолютизирует близость и родство человеческих судеб в современном мире, универсализирует ситуацию художественного вымысла Богаева. По словам его персонажа, «рождаются две собаки, а миски разные...» (с. 246). Богаева привлекает эта ситуация художественной случайности.
3. Философские акценты образной системы пьесы
Философическая компонента богаевских образов тоже оказывается распределенной у Богаева не традиционно. Если «вечными вопросами», как правило, мучались герои русской литературы, русские герои, то в данном случае дело обстоит иначе. Это Дантес у Богаева обретает черты философа-агностика, именно он иронично назван Пушкиным «Платоном»2 (с. 213), именно он по-сократовски долго и внимательно наблюдает за падающими каплями дождя (с. 224). Что же касается «нового» Пушкина, то он, по пьесе, давно разочарован в мире, философские проблемы («счастье души, там. Поиск истины <...>», с. 213) его не интересуют. По его собственным словам, его «интересует конкретика, а не <...> душевные излияния» (с. 217).
Традиционные (априорные) представления о героях по имени Пушкин и Дантес намеренно деформируются драматургом. Искажаются на всех уровнях. Пример тому рассказ о смерти реального Жоржа Дантеса. Современный Пушкин надеется, что
1 Замечание героя, означенного в пьесе как Кинорежиссер, о том, что вид Дантеса слишком «буквален» (с. 224), поддается осознанию только тогда, когда вспоминается фраза из «МК», где Лотер Дантес говорит о своих родственниках: «<.> доходов у них (Дантесов. -О. Б., Е. Ж.) не было <.> работать Дантесы не научились из-за фамильной гордости <.> им было проще остаться нищими <.>» (см.: Сажнева Е. Проклятие рода Дантесов // Московский комсомолец. 21 апреля 2006 года). «Гордость» предков Дантеса будет упомянута и в тексте Богаева (с. 249).
2 Платоновский субъективизм (идеализм) прозвучит в ответе Дантеса на замечание Пушкина: «<.> крыша протекает.», на что герой-философ ответит: «Галлюцинации. Вам кажется.» (с. 220).
после убийства великого русского поэта Дантес должен был умирать в муках, тяжело, мучаясь совестью, прося яд (с. 214), но ничего подобного не произошло. По словам его «литературного» сына, Дантес умер легко, без мук и без яда.
Однозначность утрачивают все образы (даже вещи) в пьесе Богаева. Эта неоднозначность подчеркивается автором на уровне слова - точнее, использования различных слов-обозначений для одного и того же предмета. Так, например, фотоснимки на стене в одном случае названы Богаевым дагерротипами (с. 216), в другом - фотографиями (с. 233). Приспособление, на котором Дантес готовит и подогревает, в одном случае назван примусом, в другом - плиткой (с. 218, 229), гамак в какой-то момент подменен раскладушкой (с. 208, 222, 233). Таков и напиток, который пьют герои, - один и тот же, из одного чайника, но, по ремарке автора, Дантес пьет кофе (с. 217), а Пушкин - чай (с. 218).
Описание одних и тех же предметов в различных сценах дается автором по-разному. В одном случае в описании рояля подчеркивается отсутствие на нем крышки (с. 207), в другом - герой поднимает ранее отсутствовавшую крышку рояля (с. 221, 234).
Даже время в пьесе Богаева сместилось: на стене в комнате Дантеса висит календарь, но он - «прошлогодний» (с. 216), что, кажется, вовсе не смущает его обладателя. Белью, которое носит Дантес, - «лет двести» (с. 217), на вешалке висит его пальто-крылатка «из прошлого века» (точнее - из позапрошлого; с. 208). Другими словами, можно говорить о том, что абсурдистское начало пьесы связано не столько с ее жанровыми особенностями, сколько со смысловыми интенциями - абсурдизация используется автором ради универсализации, форма служит выражению содержания. Неслучайно на замечание Пушкина о том, что Дантес может сменить дом и комнату, «снять другой угол», последний философски отвечает: «Что изменится?..» (с. 218).
Как и реальная дуэль Пушкина, сценическая дуэль у Богаева откладывается. Правда, всего на неделю (с. 233). Дуэль будет назначена на среду 27 января (с. 234). Цифровая символика пьесы связана с нарастанием драматизма изображаемой ситуации, с нагнетанием трагизма развязки. Замкнутая в роковой цифре 27 (день дуэли из цитаты в начале и в конце текста), пьеса Богаева словно бы приближается к этой дате. Неслучайно номер квартиры Дантеса - 26 (цифра, предшествующая 27). При съемках эпизода, предшествующего дуэли, звучит цифра 27 - «Эпизод 27. Пушкин на Эйфелевой башне» (с. 227). Даже в финале пьесы так или иначе эта цифра дает о себе знать: «Эпизод - сто двадцать семь.» (с. 251).
Любопытно, что условия дуэли герои обсуждают почти «постмодернистски»: по книге («мир - текст»), по «Онегину», хотя (как они сами признают) там «опущены существенные детали» (с. 218). Даже когда более подготовленный, чем Дантес, Пушкин уточняет эти опущенные детали, его слова даются автором в кавычках, тоже в виде цитаты.
4. Персонаж по имени Кто
Незаметно для читателя в число действующих лиц пьесы Богаевым введен и некий персонаж, который заявлен в названии, но который не поименован в «афишке»
среди действующих лиц - некий странный, почти невидимый, почти внесценический персонаж по имени Кто: «Кто - это он. У него такое странное имя. Кто. <...> Его зовут - Кто. <...> Это его настоящее имя» (с. 208, 209). Этот персонаж появится в пьесе только однажды - увиденный Пушкиным в четвертой сцене. С ним (невидимым зрителем) будет постоянно общаться Дантес. В финале пьесы он мелькнет на сцене в виде господина, одетого «по старинной моде», с бакенбардами и в цилиндре (с. 256). Еще не известный читателю, именно он откроет повествование: это с ним будет связан звук струны старого покосившегося рояля, именно его имя прозвучит в тексте первым - «Кто здесь? Кто здесь?!» (с. 207-208).
Герой по имени Кто ассоциативно связан с героем древнегреческих мифов - с героем по имени Никто. Как известно, именно под этим именем хитроумный Одиссей сумел избегнуть наказания со стороны одноглазого циклопа во время своего путешествия. Античные аллюзии будут устойчиво поддержаны Богаевым в тексте пьесы: на полу комнаты, в которой проживает Дантес, лежит «кусок старого живописного холста с изображением античного сюжета» (с. 208), профессор Чикагского университета Пушкин связан с античной литературой (в тексте пьесы он упоминает о своей статье, связанной с «проблемами перевода с античного.», с. 226) и др.
Однако у «безымянного» (на первый взгляд) персонажа на самом деле оказывается несколько имен. Второе названное имя героя - ХОЗЯИН (с. 208). Казалось бы, вполне обычный и соответствующий ситуации вопрос человека, появившегося в незнакомом доме, - «Мне нужен ХОЗЯИН. А где ХОЗЯИН?!» - обращает на себя внимание графической выделенностью. Казалось бы, нет необходимости специально выделять это слово, поскольку по его синтаксическому положению оно и так в сильной позиции, интонационное ударение падает именно на него. Однако в ходе знакомства с пьесой многозначность слова «хозяин» даст о себе знать. Оно будет означать не только человека - «хозяина дома», но обнаружит и называние некоего духа, который «живет» в доме.
Этим значение слова «хозяин» не исчерпывается. Оно будет обозначать и хозяина вдохновения. Богаевский Пушкин произнесет перед телекамерой, снимающей документальный фильм о судьбе потомка Пушкина, довольно большой монолог, в котором он совершит «плавный переход от рассуждений о современной поэзии» к ситуации дуэли Пушкина и Дантеса и обозначит связь между современным состоянием литературы и смертью великого гения: «Рифмуя свои многозначительные образы и холодные мысли, мы обрекаем себя на жалкую роль музыкальной шарманки. Великий шарманщик умер. <.> И музыка была так прекрасна, что и поныне нам слышится дальнее эхо. Напрасно мы ждем хозяина. Некому вращать наше вдохновение.» (с. 225). Любопытно, что в данной пространной цитате Богаев соединил несколько константных мотивов пьесы. Это музыка, призрачность и эхо. Синонимичность этих мотивов становится основанием для нового поименования странного героя Кто. Последнее из имен - эхо - ни разу не написано Богаевым с большой буквы, однако связь персонажа Кто, Хозяина и Эхо совершенно очевидна. В пределах текста пьесы эти слова синонимичны, эти понятия тавтологичны.
Диалогическое построение пьесы с явно намеренными повторами последних слов отдельных фраз обращает на себя внимание. «Кто здесь?.. Кто здесь?!» (с. 207-208).
Этих повторов огромное множество в тексте Богаева. С одной стороны, повторы, кажется, утяжеляют и тормозят текст, но с другой - они незримо вводят в число действующих лиц персонажа по имени Кто. Как уже было отмечено, первая же фраза пьесы звучит в повторе. Вслед за ней человек, пришедший в странный дом, несколько раз повторяет фразу «Мне нужен хозяин.» (с. 208). Диалог обитателя странного дома и его гостя не только целиком строится на эффекте эха, но даже связан с его ритмико-рифмической оформленностью: «- Я забыл пальто . // - Что? // - Пальто . // - Что?.. // -Я забыл пальто.» (с. 209-210). Как эхо звучит и вопрос Дантеса: «Вы из России?..» - повторенный им три раза - и троекратный же ответ на него: «- Да. <.> Да. <.> Говорю, да» (с. 210). Практически все последующие диалоги в тексте строятся по сходному принципу: любой вопрос или фраза эхом отзываются в реплике разговаривающих. «- Как там в России? <.> Снег? // - Снег.» (с. 211). На вопрос Пушкина об имени обитателя странной квартиры тот отвечает: «Жорж Шарль Дантес.» (с. 215), и это имя эхом звучит три раза в пределах единой реплики на странице. Вопрос Дантеса о Париже тоже удостаивается ответа, троекратного эха: «Вам нравится Париж? // - Что значит нравится?.. Париж - это Париж» (с. 211).
Последняя фраза становится моделью для множества последующих ответов разговаривающих Пушкина и Дантеса, причем субъективной дифференции в подобного рода сентенциях нет, их авторство нивелируется. Как в одном случае Пушкин может быть однозначен в оценке Парижа, так в другом случае он может быть столь же лаконичен в характеристике России: «Россия как Россия.» (с. 211). Дантес же с такой же обытовленной философичностью (собравшись «с мыслями», с. 213) произносит: «Жизнь - это жизнь» (с. 213). Стертость и трафаретность подобного рода фраз знаменательна для Богаева: он сознательно использует их для подчеркивания «общих мест», для обозначения константности и единства его (универсального, типического) художественного пространства.
Мотив музыки оказывается продолжением синонимического обозначения героя по имени Кто. Неслучайно первая фраза пьесы обращена к Кто и вызвана неизвестно каким образом возникшим звуком старого рояля: «Неожиданно зала взорвалась грохотом, треск, загудели струны <.> Рояль лежит на боку» (с. 207). Кто выбил из-под рояля державший его ящик? Кто. Только постепенно, в ходе развития пьесы это становится ясным и очевидным. Звук рояля, музыка, эхо станут физическим воплощением невидимого и неслышимого персонажа. Так в финале пьесы после выстрела Дантеса (ремарка - «Выстрел») в продолжение ремарки следует: «Загудел рояль» (с. 255).
В пределах художественного пространства пьесы Богаева именно Пушкин, реальный исторический Пушкин, связывается героями с музыкой, вдохновением, гениальным полетом фантазии. Тогда образ незримого Кто прочитывается в пьесе как отзвук гения Пушкина, как некое воплощение творческой совести, как некий маяк (фонарь). Неслучайно в этой связи характерологическое замечание Дантеса о Кто: «<.> ты всегда говоришь стихами.» (с. 255).
Двойная дуэль Пушкина и Дантеса (в начале действия Пушкин вызывает Дантеса на дуэль, к концу пьесы Дантес бросает свой вызов Пушкину) в рамках текста Бога-ева по сути окажется дуэлью не между ними, а каждого из них с Кто. Дуэль Дантеса
будет иметь место в пьесе, дуэль Пушкина останется за ее рамками, она еще впере-ди1.
5. Единство и борьба противоположностей
Герои Богаева, Пушкин и Дантес, так внутренне похожи друг на друга, что дуэль между ними должна была бы выглядеть абсурдом, цирком2, игрой3. Годы, отделяющие их от предков, стерли принципиальные различия между потомками - они думают и говорят в унисон. Неслучайно один из них произносит: «У меня такое чувство, что мы двести лет знакомы.» (с. 251)4. Недоговоренная фраза одного находит отклик в душе и продолжение в речи другого (важная в тексте Богаева - «дороге нет конца.»; с. 226, 228, 245). Это Пушкин подхватит (и дословно повторит) уже приводимое дантесовское «Что изменится?..», в разговоре о стихах произнесет: «Читать - не читать, что от этого изменится.» (с. 237). Наступает минута, когда они без видимой надобности навещают друг друга («Я в гости зашел», - говорит Пушкин, с. 235), встречаются с радостью («- Я рад вас видеть. // - Я тоже»; с. 234), как друзья «жмут друг другу руки» (с. 234), обмениваются подарками (с. 235). Только они двое видят Кто и знают о его присутствии в доме (с. 234).
Каждый из них по-своему неспокоен: «Оставьте меня в покое», - просит Дантес (с. 209), покоя просит и сердце Пушкина. Однако этот покой они могут обрести не в ходе дуэли друг с другом, а в ладе (сейчас «нелады») с самими собой. Образ Кто воплощает эту неспокойную совесть (каждого из них и одновременно обоих), внутренний непокой каждого земного человека, осознавшего, что в этом мире «все ложь.» (с. 212). Нелегкая дорога жизни в их понимании действительно оказывается бесконечной.
Неслучайно Пушкин бросает фразу о том, что ему «нужна дуэль с сытым человеком» (выделено нами. - О. Б., Е. Ж., с. 235). Подобно Дантесу, он оказывается «натурой крайне впечатлительной» (с. 239), он хочет обставить свою выдуманную кинематографическую дуэль так, «чтобы <.> не загрызла совесть» (с. 239).
В начале пьесы богаевскому Пушкину только кажется, что для того чтобы что-то изменилось в мире, чтобы был дан некий толчок, необходимо воспользоваться именем Жоржа Дантеса: «- Почему я?.. // - Вы - Жорж Дантес» (с. 240). Между тем, когда Дантес пытался попотчевать Пушкина русскими блинами, последний возмущенно отреагировал: «<.> я - нормальный американец с хорошей русской фамилией, но до гроба вынужден есть блины!.. Почему?» (с. 232). Таким образом, в каждом из персонажей первоначально сильно ощущение традиции, привычных коннотаций привычных понятий, но, разведенные по разные стороны барьера историей, поименованные как смертельные враги, оказавшись рядом, они находят друг в друге больше сходства, нежели различий.
1 Пушкин уже шел с пистолетом на Кто в их первую встречу, но тот исчез (с. 234).
2 Дантес: «Дуэль всегда похожа на цирк» (с. 230).
3 Пушкин: «Отнеситесь к этому как к детской игре» (с. 239).
4 Очевидно, что Богаев намеренно подменяет в поговорке «сто лет» на «двести», чтобы усилить акцент на годах, ближайших к событиям пьесы - 200-летие со дня рождения А. С. Пушкина.
Как и в газетной публикации «МК», где рассказывается о сентиментальной натуре Лотера Дантеса и о том, что он пишет стихи (первый его сборник «Борьба и чувства» был посвящен смертельно раненному А. С. Пушкину1), Богаев и своего Дантеса делает человеком чувствительным и ранимым. Тонкость душевной организации героя подчеркивается мотивом детскости, который сопутствует персонажу: это и детский костюм, который он приобретает и надевает на себя (с. 229-230), и его частые слезы (с. 213, 232), скоро сменяющиеся смехом (с. 232), и почти беспричинная обидчивость (с. 228), и наивность. Правда, и сам Пушкин в отдельных эпизодах выглядит, «как школьник» (с. 217).
Богаев не «переписывает действительность» (с. 241), как намереваются его герои, а благодаря имени А. С. Пушкина задумывается о судьбе русской литературы, ее истории, о ее современном состоянии. Оказываясь филологом по образованию и поэтом по рождению, богаевский Пушкин так характеризует современную литературу: «Поэзия - посткультурный ящик. <.> Шорох таракана мы принимаем за пенье соловья. Но чаще - мертвая тишина <.>» (с. 225)2. По его представлениям, «если раньше путь от чувства к слову был равен короткому шагу <.> то сегодня это расстояние от Москвы до Нью-Йорка» (с. 237).
Для литературоцентричной России разговор о литературе обязательно оказывается связанным с судьбой человека и отечества. Говоря о литературе, герой Богаева говорит о себе, о своей душе, о собственной душевной неудовлетворенности (пушкинские «английский сплин» иль «русская хандра»). Другое дело, что, по мысли (русского) Богаева, в эпоху хаотичной и безграничной постмодерности духовные переживания становятся приметой не только сугубо национальной, а все чаще - человеческого универсума, вселенной.
В жизни потомков исторических Пушкина и Дантеса (Геккернов-Дантесов - в первую очередь) главным «проклятием» стала роковая дуэль их предков. Почти через 200 лет после нее современные Пушкины и Дантесы не хотят подать друг другу руки. Если в том есть (или может быть) некое основание для реальных людей, волею судьбы и через два столетия оказавшихся вовлеченными в последствия этой трагической истории, то для русского драматурга Богаева «продолжение дуэли» становится поводом не для осознания ее «итогов», а знаком все того же - пушкинского -пути в литературном творчестве: пути не к разрешению проблем, а к постановке «вечных» и «проклятых» русских вопросов, все той же пушкинской «русской идеи». Богаеву удается найти (или наметить) очень пушкинские возможные пути разрешения этих вечных человеческих конфликтов. Современный молодой драматург по-пушкински милосердно сводит конкретную историческую трагедию к вечной и вселенской борьбе добра и зла, не находя другого пути ее исчерпания, как только через христианское человеколюбие (в пьесе - «благотворительность», с. 250). Неслучайно
1 См.: Сажнева Е. Проклятие рода Дантесов // Московский комсомолец. 21 апреля 2006 года. URL: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/21/183444-proklyatie-roda-dantesov.html (дата обращения: 10.01.2024).
2 Очевидна отсылка к творчеству Дж. Кейджа с его знаменитой музыкальной композицией тишины «4.13».
в сцене «пиршества» героев на вопрос «с чего начать?» богаевский Пушкин по -библейски торжественно предлагает: «Начните с рыбы.» (с. 236).
Выводы
Таким образом, завершая разговор о пьесе современного драматурга Олега Бога-ева, можно сказать, что пушкинская тема, в большей или меньшей степени актуальная для современных писателей (и читателей), при обращении к ней неизменно эксплицирует высокие этико-эстетические и духовные пласты восприятия. «Пушкинский миф», традиционный или деструктурированный, побуждает художников к философским размышлениям о мире, о человеческой жизни, о личности и судьбе1. Вечные пушкинские темы оказываются актуальными и своевременными, живыми и острыми2. Казалось бы, «обнуляя» в тексте пьесы трагедию пушкинской дуэли XIX века, Богаев на самом деле через ее осмысление приближается к действительности современной, заставляет читателей взглянуть на миф Пушкина как на мифологизм всей человеческой истории с ее жизненными комедиями и трагедиями.
Список литературы / References
Богаев О. Кто убил месье Дантеса. Метель. Пьесы уральских авторов по мотивам произведений А. С. Пушкина. Екатеринбург: Банк культурной информации, 1999, с. 205-252.
Bogaev O. Who killed Monsieur D'Anthes. Blizzard. Plays by Ural authors based on the works of A. S. Pushkin. Ekaterinburg: Bank kul'tumoi infoimatsii, 1999, pp. 205-252. (In Russ.)
Богданова О. В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (6090-е годы XIX - начала XXI века). Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2004. 716 с.
Bogdanova O. V. Postmodernism in the context of modern Russian literature (60-90s ofXIX -beginning of XXI century). St Petersburg: Filologicheskii fakul'tet Sankt-Peterburgskogo gosudar-stvennogo universiteta, 2004. 716 p. (In Russ.)
Богданова О. В. Пушкин - наше все... Литература постмодерна и Пушкин. Санкт-Петербург: Факультет филологии и искусств, 2009. 237 с.
Bogdanova O. V. Pushkin is our everything... Postmodern literature and Pushkin. St Petersburg: Fakul'tet filologii i iskusstv, 2009. 237 p. (In Russ.)
Васильева С. С. Пьесы Олега Богаева и проблемы современного драматургического языка. Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 8: Литературоведение. Журналистика, 2013, № 12, с. 63-74.
Vasil'eva S. S. Oleg Bogaev pieces and the problems of modern dramaturgical language. Science Journal of VolSU. Literary Criticism. Journalism, 2013, no. 12, pp. 63-74. (In Russ.)
1 Богданова О. В. Пушкин - наше все. Литература постмодерна и Пушкин. Санкт-Петербург: Факультет филологии и искусств, 2009. 239 с.
2 См.: Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. Санкт-Петербург: Невский простор, 2001. 415 с.; Преодолевшие соцреализм. Авангард 1970-х-1980-х в борьбе с социалистическим реализмом. Санкт-Петербург: Алетейя, 2023. 332 с.; и др.
Громова М. Русская драматургия конца XX - начала XXI века. Москва: Флинта; Наука, 2005. 362 с.
Gromova M. Russian dramaturgy of the late XX - early XXI century. Moscow: Flinta; Nauka, 2005. 362 p. (In Russ.)
Гусиное перо Дантеса. Московский комсомолец. 24 апреля 2006 года. URL: https://www.mk.rU/editions/daily/article/2006/04/25/183290-gusinoe-pero-dantesa.html (дата обращения: 10.01.2024).
Goose quill of d'Anthes. Moscow Komsomolets. 24 April 2006. Available at: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/25/183290-gusinoe-pero-dantesa.html (accessed: 10.01.2024). (In Russ.)
Имя и отчество - это характер человека. URL: http://www.biografi.com /index.php?name (дата обращения: 10.01.2024).
Name and patronymic are the character of a person. Available at: http://www.biografi.com /index.php?name (accessed: 10.01.2024). (In Russ.)
Кислова Л. С. Функции комического в драматургии Олега Богаева. Вестник Томского государственного педагогического университета, 2011, № 7 (109), c. 175-179.
Kislova L. S. Functions of comic issues in the works by Oleg Bogaev. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2011, no. 7 (109), pp. 175-179. (In Russ.)
Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература. 1950-1990-е годы: в 2 кн. Москва: Эдиториал УРСС, 2001.
Leiderman N., Lipovetskii M. Modern Russian Literature. 1950-1990s: in 2 vols. Moscow: Editorial URSS, 2001. (In Russ.)
Макаров А. В. Метатеатр под знаком Чехова (на материале пьес В. Леванова, О. Богаева, А. Марданя). Вестник Балтийского федерального университета имени И. Канта, 2013, № 8, c. 162-168.
Makarov A. V. Metatheatre under the sign of Chekhov (based on plays by V. Levanov, O. Bogaev, A. Mardan). Bulletin of I. Kant Baltic Federal University, 2013, no. 8, pp. 162-168. (In Russ.)
Мещанский А. Ю., Савелова Л. А. Аксиологическая значимость драматургии О. Богаева. Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2019, т. 12, вып. 2, с. 332-336. https://doi.org/10.853/filnauki.2019.2.70
Meshchanskii A. Iu., Savelova L. A. Axiological significance of O. Bogaev's dramaturgy. Philology. Theory & Practice, 2019, vol. 12, iss. 2, pp. 332-336. (In Russ.) https://doi.org/10.853/filnauki.2019.2.70
Печински М. Образы литераторов-классиков в новейшей русской драматургии. Вестник Самарского университета. Серия: История. Педагогика. Филология, 2018, т. 24, № 2, с. 93100. https://doi.org/10.18287/2542-0445-2018-24-2-93-100
Pechinski M. Images of writers-classics in modern Russian drama. Bulletin of Samara University. History, pedagogics, philology, 2018, vol. 24, no. 2, pp. 93-100. (In Russ.) https://doi.org/10.18287/2542-0445-2018-24-2-93-100
Преодолевшие соцреализм. Авангард 1970-х-1980-х в борьбе с социалистическим реализмом. Санкт-Петербург: Алетейя, 2023. 332 с.
Overcoming Socialist Realism. The avant-garde of the 1970s-1980s in the struggle against socialist realism. St Petersburg: Aleteiia, 2023. 332 p. (In Russ.)
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 16 т. Москва; Ленинград: Издательство АН СССР, 1937-1949. Т. XVI. 1949. 502 с.
Pushkin A. S. Complete works: in 16 vols. Moscow; Leningrad: Izdatel'stvo AN SSSR, 19371949. Vol. XVI. 1949. 502 p. (In Russ.)
Сажнева Е. Проклятие рода Дантесов. Московский комсомолец. 21 апреля 2006 года. URL: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/21/183444-proklyatie-roda-dantesov.html (дата обращения: 10.01.2024).
Sazhneva E. The curse of the d'Anthes family. Moscow Komsomolets. 21 April 2006. Available at: https://www.mk.ru/editions/daily/article/2006/04/21/183444-proklyatie-roda-dantesov.html (accessed: 10.01.2024). (In Russ.)
Седова Г. М. «Яжить хочу...» А. С. Пушкин: последние месяцы жизни. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. 204 с.
Sedova G. M. "I want to live... " Alexander Pushkin: the last months of his life. St Petersburg: Filologicheskii fakul'tet Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2007. 204 p. (In Russ.)
Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. Санкт-Петербург: Невский простор, 2001. 415 с.
Skoropanova I. S. Russian postmodernist literature: new philosophy, new language. St Petersburg: Nevskii prostor, 2001. 415 p. (In Russ.)
Слюсаренко О. М. Образная система пьес Н. Коляды. Серия «Литературные направления и течения», вып. 39. Санкт-Петербург: Факультет филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета, 2010. 60 с.
Sliusarenko O. M. The figurative system of N. Kolyada's plays. Series "Literary trends and currents", vol. 39. St Petersburg: Fakul'tet filologii i iskusstv Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2010. 60 p. (In Russ.)
Шлейникова Е. Е. Драматургия О. Богаева в контексте русской драмы рубежа XX-XXIвеков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Санкт-Петербург: [б. и.], 2008. 18 с.
Shleinikova E. E. Bogaev's dramaturgy in the context of the Russian drama of the turn of the XX-XXI centuries: Abstract Cand. thesis in Philological Sciences. St Petersburg, 2008. 18 p. (In Russ.)
Шлейникова Е. Е. Постмодерный интертекст в пьесах Олега Богаева. Санкт-Петербург: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2007. 46 с.
Shleinikova E. E. Postmodern intertext in Oleg Bogaev's plays. St Petersburg: Filologicheskii fakul'tet Sankt-Peterburgskogo gosudarstvennogo universiteta, 2007. 46 p. (In Russ.)
Сведения об авторах
Ольга Владимировна Богданова - доктор филологических наук, профессор; https://orcid.org/0000-0001-6007-7657, [email protected], Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена (д. 48, Набережная реки Мойки, 119186 Санкт-Петербург, Россия); Русская христианская гуманитарная академия имени
Ф. М. Достоевского (д. 15, Набережная реки Фонтанки, 191023 Санкт-Петербург, Россия); Olga V. Bogdanova - Doctor of Philological Sciences, Professor, https://orcid.org/0000-0001-6007-7657, [email protected], A. I. Herzen Russian State Pedagogical University (48, Naberezh-naia reki Moiki, 119186 St Petersburg, Russia); F. M. Dostoevsky Russian Christian Humanitarian Academy (15, Naberezhnaia reki Fontanki, 191023 St Petersburg, Russia).
Екатерина Сергеевна Жилене - кандидат филологических наук, доцент; https://orcid.org/0009-0005-7973-0579, [email protected], Санкт-Петербургский государственный институт культуры (д. 2, Набережная реки Невы, 191349 Санкт-Петербург, Россия); Русская христианская гуманитарная академия имени Ф. М. Достоевского (д. 15, Набережная реки Фонтанки, 191023 Санкт-Петербург, Россия); Ekaterina S. Zhilene - Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, https://orcid.org/0009-0005-7973-0579, [email protected], Saint Petersburg State Institute of Culture (2, Naberezhnaia reki Nevy, 191349 St Petersburg, Russia); F. M. Dostoevsky Russian Christian Humanitarian Academy (15, Naberezhnaia reki Fontanki, 191023 St Petersburg, Russia).
Заявленный вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 10.01.2024; одобрена после рецензирования 22.04.2024; принята к публикации 06.05.2024.
The article was submitted 10.01.2024; Approved after reviewing 22.04.2024; Accepted for publication 06.05.2024.
