CC BY
88
Светлана РОЗАНОВА
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБРАЗА СОФИИ В ДРЕВНЕРУССКОЙ КУЛЬТУРЕ: АРХЕТИП И ЕГО ПЕРСОНИФИКАЦИИ
Статья посвящена исследованию архетипического образа Софии-Премудрости. Автор рассматривает воплощение фемин-ной мудрости в персонификациях русской церковной и народной культур,
The article is devoted to the research of archetypical pattern of Sofia-Sapience. The author examines the realization of the feminine wisdom in the personifications of the official church and folk cultures.
Ключевые слова:
София-Премудрость, архетип, анима, феминность, сказки; Sofia-Sapience, archetype, anima, femininity, tales.
Понятие высшей сакральной мудрости изначально присуще сознанию человека. Под «сакральной божественной мудростью» мы понимаем тяготение человека наделять окружающий мир высшей устроительной силой, которая покровительствует и помогает человеку. Это понятие входило в контекст языческого мировосприятия, им пронизана религия древнего иудаизма, мышление античности, эллинизм и восточные религии1. Знаковым является и тот факт, что наиболее распространенным было фемин-ное воплощение Премудрости, выраженное в зрительных образах, персонификациях и языке.
Важность образа Божественной Премудрости заключается в том, что, по словам М.Н. Громова, он связывает русские автохтонные традиции с мировой культурой, с христианским миром, с древнейшими цивилизациями Востока, с началом человеческой истории, ибо является одним из наиболее укорененных архетипов общечеловеческого сознания2.
В различных вариациях Божественная Премудрость в женской персонификации как устроительница и покровительница присутствует в мифологии, религии и культуре большинства народов земли. Фольклор почти всех этносов говорит о мудрости женщин, об их власти над силами природы, о сказочных мастерицах, каковы, например, в русском фольклоре Василиса Премудрая или Вещая Царевна. В Ветхом Завете приводятся слова Хохмы-Премудрости: «Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою... Когда он уготовлял небеса, я была там...» (Прит. Сол., 8, 24—30). Она помогает Богу творить мир и восседает на троне Всевышнего. В Библии она часто изображается наставницей житейской мудрости и доброго поведения, учит людей правилам морали. В христианстве Премудрость Божия именовалась Софией (греч. Х^фш, «мастерство», «знание», «мудрость»), понималась как творческая премудрость Божия и связывалась со второй ипостасью Троицы — Христом.
РОЗАНОВА При анализе понятия «мудрость» в русской культуре открывает-
Светлнса ся универсально-феминистическое понимание, подчеркивающее
Сергеевна - женский аспект мудрости. Национальное русское осмысление дан-
аспирант кафедры ного понятия протекало по временным параметрам, где выделяют-филнсофнн и ся два периода: 1) период до принятия христианства, отразившийся
нультурологан '
rrnT'VtiV 1 Брюсова В.Г. София Премудрость Божия в древнерусской литературе и
искусстве. - М. : Белый город, 2006, с. 10. sunflrwer-sv@ram- 2 Громов М.Н. Образ сакральной премудрости в средневековой Руси // http://
фег.т ihtik.lib.ru/philosarticles_21dec2006/philosarticles
в народной, практической мудрости с ее содержательным фольклором, и 2) период после принятия христианства, который характеризует благоговейное, а позднее — несколько неоднозначное отношение русского народа к Софии Премудрости Божией.
Можно предположить, что, изначально присутствуя в структуре психики человека в образе феминной премудрости (как архетип анимы и один из аспектов архетипа матери), в дальнейшем этот образ трансформировался в соответствии с преобладающей в обществе маскулинной установкой культуры. Так, с распространением христианства главенствующим становится маскулинное начало в культуре (образ отца), поэтому Божественная Премудрость предстает как Христос-Логос. Женщина как прародительница греха на земле лишена христианством возможности быть носительницей Божественного дара — Премудрости. Однако попытки отстранить женский архетип от источника мудрости предпринимались намного раньше, еще во времена античности. Джейн Харрисон охарактеризовала историю рождения Афины из головы Зевса как «отчаянную теологическую уловку избавить ее от матриархальных черт»1. Кроме того, это была попытка догматического утверждения мудрости как прерогативы мужского пола. До этого только богиня считалась мудрой.
С развитием и систематизацией сознания, а также укреплением индивидуального «эго» возникает коллективное сознание, культурный канон каждой конкретной цивилизации и эпохи2. Иными словами, образуется состав определенных архетипов, символов, ценностей и установок, на который проецируется архети-пическое содержание бессознательного и который, приняв жесткие формы мифа и культа, становится догматическим наследием группы. Таким образом, под влиянием христианской догматики сформировался образ Софии-Премудрости не как женского воплощения архетипической мудрости, а как Христа-Логоса.
Необходимо также отметить большое
1 Harrison J.E. Prolegomena to the Study of Greek Religion. — 3rd edn 1922, reprint Princeton. — Cambridge, 1991, p. 76.
2 Белова Д.Н. Образ Богоматери — эстетический идеал православия // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия, 2001, № 5, с. 85.
значение характерного для русской культуры эмоционального пласта в рассматриваемом образе-архетипе. Чувства необходимы и имеют самое прямое отношение как к методам психологии, так и к методам культурологии и философии, если мы хотим адекватно понять сущность исследуемого феномена3. Образ является живым и значимым для человека, только если обладает для него эмоциональной и чувственной ценностью. Поэтому стоит отметить значимость исследования эмоционально-психологического аспекта образа Софии-Премудрости, его всестороннего рассмотрения как в официальной церковной культуре, так и в народной культуре, проникнутой живым эмоциональным опытом.
Итак, согласно нашему утверждению, София-Премудрость в структуре человеческого сознания персонифицирует собой аниму, а также является одной из форм архетипа Матери. В мифологическом образе ее можно обозначить как Небесную Мать, в эмоционально-чувственном опыте — Вещую Деву. Чтобы понять природу материнского архетипа, нужно задуматься о сущности материнского начала. В самом широком смысле оно символизирует исток, концентрацию жизненного опыта каждого живого существа. Ни одно из них не было сотворено из пустоты; у каждого есть мать. В этом смысле вся психическая жизнь имеет праматерь, которая существовала до появления сознания и которая, возможно, будет продолжать существовать, когда свет сознания погаснет. Это — первоматерия, которая связывает нас с природой. Она была, есть и будет, это наше психологическое sine qua non («непременное условие», лат.). Это — бессознательное, которое относится к сознанию как мать4. Архетип матери является сущностью, включающей тело и вообще все таинства, связанные с материей. Именно поэтому образ феминной мудрости всегда необратимо тяготел к персонификации, к воплощению в материи.
Как каждый человек в большей или меньшей степени подвержен влиянию
3 Франц М.-Л. Психология Сказки. Толкование волшебных сказок / пер. с англ. Р. Березовской, К. Бутырина, науч. ред. В.В. Зеленский. — СПб. : БСК, 1998, с. 80.
4 Биркхойзер-Оэри С. Мать. Архетипический образ в волшебных сказках. — М. : Когито-Центр, 2006, с. 25
образа матери, так и целые исторические эпохи характеризовались разной силой его воздействия. Во времена раннего христианства мифологический образ Небесной Матери — Софии связывался со Святым Духом как источником жизни и благодати. Под именем Софии-Премудрости Святой Дух устанавливал для вселенной законы и вдохновлял пророков. Позднее в Восточной церкви сформировались представления о Софии как о Божьем дыхании и творческой энергии Бога-отца. Таким образом, голубка — материнская ипостась христианской Троицы — была зашифрована в голубином образе Святого Духа.
Впоследствии материнская ипостась была исключена из Святой Троицы. Но как бы патриархальные установки ни пытались подавить феминный образ Мудрости, он все же прорывался и проявлял себя в бессознательном, в народной культуре, и наиболее ярко — в сказках. Сказки вообще чаще оказываются ближе к бессознательному и к природе, чем христианское сознание. Они раскрывают разные стороны персонифицированной премудрости в образе Вещей Царевны-девы с ее способностью помогать, исцелять и творить, наставлять в жизни, быть источником духовности и составлять единое целое с природой и телом.
В протестантской ветви христианства архетип феминной божественности был полностью вытеснен в бессознательное, тогда как в католической ветви он отчасти представлен в образе Пресвятой Девы Марии. Учение о Божественной Премудрости здесь было практически не развито. Для католицизма в первую очередь важен аспект девства Богородицы, поэтому она же и предстает в образе Небесной Матери, анимы. Архетипом земной матери является святая Анна. По преданию, святая Анна принадлежит к архетипической группе женщин, которые не могли зачать от своих земных мужей и были оплодотворены божеством. святая Анна была замужем три раза, родила бесчисленное количество святых и является покровительницей рожениц и рудокопов; все это говорит о том, что она изначально представляла аспект плодородия Матери-Земли. На христианских кар-
тинах она носит красное нательное белье (символ любви) и зеленую накидку (символ природы), в противоположность голубой накидке Марии, воплощающей аспект «София-дух».
В древнерусской культуре Богородица — это, прежде всего, Мать. Феминный аспект архетипа мудрости воплотился в новгородской иконографии Софии Премудрости Божией. Вопреки догматике, она предстает в образе огнезрачной крылатой девы, восседающей на троне в венце и царском одеянии. Позднее возникает иконография Софии киевского извода, где она напрямую связывается уже с другим женским образом — Богоматерью. Сам факт многочисленных споров публицистов и философов допетровской Руси о том, что есть София, также свидетельствует о весьма неоднозначном ее понимании, отклоняющемся от православной догматики.
Теперь обратимся к сказкам. Зародившись в глубинных пластах человеческой культуры, сказки имеют связь с глубинными слоями индивидуальной психики1. Сказки можно назвать портретами человеческой души, в них запечатлено представление как о земной, так и о Небесной Матери в совокупности их положительных и отрицательных образов, в типичных, повторяющихся мотивах. Несомненно, в сказках выражается внутренняя, а не внешняя реальность, поэтому женские персонажи кажутся иногда такими странными: они воплощают разные аспекты феминности; это не образы конкретных женщин-матерей, а символы, ар-хетипические образы.
Многие исследователи до сих пор спорят, насколько вообще возможно говорить о софиологической традиции русской церкви, явленной в иконописи, фресковой живописи, храмовом строительстве и литературной традиции. Однако, несмотря на распространенность культурологического штампа о «софийности русской культуры», ответ на вопрос, в каких же конкретных проявлениях она заключается, пока еще не найден.
1 Там же, с. 31.
