CC BY
49
Т.М. Демежанов Казахстан, Семей ТРАНСФОРМАЦИЯ МОТИВНОЙ СТРУКТУРЫ ОРИГИНАЛА ПРИ ПОЭТИЧЕСКОМ ПЕРЕВОДЕ
Поэтический перевод в отличие от других его разновидностей допускает личностное «вмешательство» в оригинал и в известных пределах его вольную интерпретацию, связанную со способностью переводчика понять и почувствовать особенности авторского восприятия, воссоздать художественный мир подлинника. При этом мотивная структура оригинала может претерпевать существенную трансформацию, которая впрочем, не должна выходить за рамки привычных представлений и восприятия читателя.
Для наглядности обратимся к поэтическому переложению на русский язык Е. Курдаковым стихотворения Абая Кунанбаева «Осень», который по праву относится к шедеврам казахской лирики.
Отметим для начала, что в переводческой практике поэзии Абая сложились две тенденции. Первая связана с попытками как можно ближе передать все нюансы и оттенки его образов, воспроизвести в деталях их национальный колорит преимущественно через этнографические и бытовые реалии. Это стремление к абсолютной точности значений оригинала зачастую приводит к разрушению стихотворной формы, которое неизбежно влечет за собой искажение смысла поэтического произведения.
Другая тенденция заключается в стремлении выразить общечеловеческое у Абая, передать не столько букву, сколько дух его поэзии, вступить с ним в творческий диалог. Именно таким подходом, на наш взгляд, отличаются переводы восточно-казахстанского поэта Е. Курдакова, в которых «стихи Абая предстают в бережном и талантливом исполнении, позволяющем насладиться загадочной, мудрой, очень непростой восточной поэзией в полной мере и на достаточном уровне»1.
К Абаю Е. Курдаков обратился, как и к собственно поэтическому творчеству в целом, уже в зрелом возрасте - к сорока годам. Желание перевести Абая не было продиктовано социальным заказом по случаю юбилейных торжеств, праздным любопытством или
1 Вечерний Оренбург. - №45 (от 08 ноября 2006 г.).
просто данью уважения. Скорее всего, оно было порождено творческими поисками, неподдельным интересом и увлечением его личностью, жаждой познания и открытия для себя казахского гения.
Как известно, для переводчика глубина постижения произведения зависит не только от степени филологической и общекультурной эрудиции, но и от накопления душевного опыта, которое невозможно без постижения действительности. Художественный перевод не мыслим без затрат душевных сил, интуиции, воображения, собственного миропонимания. Переводчик, как и оригинальный автор, нуждается в поисках жизненных ситуаций, схожих с теми, которые ему предстоит воссоздать на своем языке, а также в поисках соответствия оригиналу в своем опыте чувств. В этом смысле известно, что работая над переводами, Е. Курдаков не раз наведывался на родину акына по своей инициативе и проводил по нескольку дней в его ауле, чтобы вжиться в стихию степных просторов, где рождалась поэзия Абая.
По убеждению Е. Курдакова, поэтический перевод - это глубинное, взаимное сотворчество, суггестивная волна, которая две судьбы сливает в единую [Поминов, 2003: 64].
Образно эти мысли были выражены им в замечательной «Балладе перевода», где лирический герой воплощает и образ Абая, размышляющего о своей жизни, и образ современного поэта, близкого ему по духу:
Я трогаю струну, но то не лира.
И снежный ветер глушит песнь мою.
В пустынном, азиатском сердце мира Воистину пустыне вопию [Кунанбаев, 2008: 7].
«Осень» Абая переведена на многие языки. Только на русском имеется около десятка вариантов, с различной степенью точности и мастерства раскрывающих поэтику оригинала. Стихотворение пронизано элегическими нотками, грустью и тоской, вызванными увяданьем природы и наступающими холодами. Унылый степной пейзаж дополняется зарисовками аульного быта и гармонирует с осенним настроением поэта.
В небольшом по объёму произведении (6 строф, 24 строки) лаконично и точно воспроизведены этнографические реалии, позволяющие зримо представить осень в казахском ауле, проникнуться настроением и переживаниями лирического героя. В
центре стихотворения описание привычных для аула хозяйственных занятий, связанных с подготовкой к зиме.
Академик З. Ахметов замечает: «Поэт находит очень точные образы, передающие приметы осени в ауле. Вымачивание шкур и кожи в специальном растворе «малма», заготовка зимних припасов, привозимых издалека, неписанное правило не разводить огня в юрте до поры до времени, чтобы уберечь войлок от раннего закопчения, сучение женщинами пряжи из верблюжьей шерсти для утепления юрты - все это неотъемлемая часть жизни кочевников-скотоводов». [Абай. Энциклопедия, 1995: 528-529].
Под пером Абая эти картины складываются в единое целое, оживают и предстают перед читателем в поэтическом ореоле, придавая его стихам реалистическую направленность и особенный национальный колорит
Чтобы дать наиболее полное представление об особенностях перевода Е. Курдаковым Абая, воспользуемся подстрочником оригинала с необходимыми ремарками:
1. Серые холодные тучи заволокли [залатали] небо Пришла осень, влажный туман покрыл землю.
Не знаю, то ли от сытости, то ли от холода,
Кони играют [бьют копытами, встают на дыбы], кобылицы жеребые [держатся поодаль от табуна], стригунки пускаются наперегонки.
2. Нет зелёной травы, цветов как прежде,
Молодёжь не веселится, не резвятся дети,
Кусты и деревья, потеряв листья,
[стоят] Как нищие старик со старухой.
3. Некто в рванье [в тряпье] вымачивает кожу в «малме» [соляном растворе].
Молодки [невестки] латают юрты,
Всучив прялки [пряжу с верблюжьей шерстью] свекровкам.
4. Стройными рядами [караваном] гуси и журавли возвращаются [на юг],
Под ними потянулись подводы [везут товары на ярмарку]
- это тоже караван.
В какой бы аул ни прибыл - везде уныло и тоскливо,
Нет привычных [летних] развлечений и праздничных увеселений.
5. Осенние кочевки в «упадке» [пришли в уныние],
Старики и старухи кряхтят,
Дети ёжатся от холода [зябнут, коченеют].
6. Неуютно, когда гуляешь [бродишь] по степи
В студеную осень [пробирающий до костей холод].
Собак нет [не удержать] дома,
Они рыщут всюду в поисках [полевых] мышей
[поскольку] им не достаётся ни обглоданных костей, ни [даже]
пустого бульона.
7. Пыль, поднятая ветром, превращается в туман [стоит столбом, долго не рассеивается]
Бесприютно в доме, где нет [не разводят] огня.
Будь проклят [пусть сгинет] обычай [неписанное правило] казахов, опасающихся копоти.
Данный подстрочник нуждается в некоторых комментариях. Известные стихотворные переводы на русский язык далеко не всегда точно передают, а порой искажают национально-специфическую образную стихию оригинала, а вместе с тем и поэтический смысл произведения.
Так, в первой строфе появляется привычный для казахов образ «бие кашкан» (букв. «кобылицы убежали» - в значении «жеребые кобылицы»), который турдно воспроизвести на другом языке. Осень -пора, когда огуленные весной кобылицы ощущают биение в себе новой жизни. «Материнский» инстикт вынуждает их держаться в сторонке от табуна, чтобы какой-нибудь резвящийся конь ненароком их не лягнул. Именно такой смысл придается Абаем образу кобылиц.
В третьей строфе казахское «малма»2 в значении «специальный соляной раствор для обработки кожи» в переводах иногда русифицируется и превращается в «кадушку»: «Кожу бычью, овечью в кадушках дубят» [Абай, 1986: 21], - что дает превратное представление о бытовом колорите стихотворения - в степи не знали кадушек. В сущности, образ «малма» нельзя адекватно передать на русском языке, поэтому во многих переводах он опускается.
В четвертой строфе всплывает образ ярмарочного каравана -«ак шомшы». На русский язык его обычно переводят просто как
2 Малма — закваска для выделки кожи [Махмудов, Мусабаев, 1997: 224].
«караваны верблюдов», «верблюды с зерновыми вьюками». И тогда у читателя срабатывает стереотипная ассоциация с красочными караванами, навьючеными шелками, дорогими товарами, диковинками и проч. из мира арабских сказок. На самом же деле «ак шомшы» - это вереницы подвод, груженные шкурой, мясом, молочными продуктами и т.п.; это гурты скота, которые по осени гнали из аулов в город или в другой крупный населенный пункт на ярмарку. В качестве же гужевого транспорта использовались, скорее, лошади и быки, а не верблюды. «Ак шомшы» - это, пожалуй, лишь метафора каравана. В стихотворении Абая он противопоставлен «керуену» («настоящему» каравану), правда, это караван журавлей:
Караваны журавлей и гусей возвращаются назад,
Под ними растянулся «ак шомшы» - это тоже караван.
В шестой строфе создается мотив запретного огня, который обычно восприозводят следующим образом:
Осень, сыро. Но так уж заведено, -Плох обычай! - нельзя разжигать очага.
В наших юртах теперь неуютно, темно [Абай, 1986: 21]
В стихотворении Абая речь идет не столько об обычае, сколько о неписанном правиле разводить огонь в юрте как можно позже из практических соображений, чтобы в долгую зиму уберечь войлок юрты от преждевременной копоти и продлить «срок его службы».
Исходя из структурно-семантической концепции мотива и отталкиваясь от оригинала, мы выделили в стихотворении «Осень» 1 4 вербальных фрагментов и проинтерпретировали их как основные мотивы, образующие структуру произведения. Это:
1) мотив ненастья;
2) мотив игры животных;
3) мотив увядания природы;
4) мотив прекращения летних забав;
5) мотив осенних забот и хлопот;
6) мотив перелетных птиц;
7) мотив «ярмарочного каравана»;
8) мотив уныния;
9) мотив холода;
10) мотив осенних прогулок;
11) мотив голода;
12) мотив «унылой поры» осенних стойбищ;
13) мотив пыли и ветра;
14) мотив запретного огня.
Часть мотивов здесь относится к традиционным и устойчивым осенним мотивам мировой поэзии (мотив непогоды; мотив увядания природы; мотив прощального отлёта птиц; мотив уныния; мотив холода:); другая часть имеет этнокультурную окраску (мотив игры животных; мотив прекращения летних забав; мотив осенних забот и хлопот; мотив «ярмарочного каравана»; мотив голода; мотив пыли и ветра;); третья - выраженную национально-специфическую оригинальную образность (мотив «унылой поры» осенних стойбищ; мотив запретного огня.)
Как же эти мотивы реализуются в переводе Е. Курдакова?
Осень
Ползёт ненастье. Зябко и уныло, Сырая зависает мгла с утра Играют кони в поле, ржут кобылы И годовалых взнуздывать пора
В работе и заботах день недолог: Выделывают шкуры, кожи мнут, Плетут ремни, латают дряхлый полог,
Просушивают скарб и шерсть прядут.
Ни радостного возгласа, ни крика, Ни яркого пятна средь жухлых трав.
По-нищенски печально и безлико Деревья мерзнут, листья растеряв.
И только отлетающие стаи, Спешащие к теплу иной страны, Аулам остающимся бросают Гортанный клик прощанья до весны
Вздыхают старики и зябнут дети. И, коротая долгие часы,
Я по холмам брожу, где веет ветер.
Где бегают некормленые псы.
Откуда виден весь наш быт убогий
В осенней мгле темнеющего дня, Потёртый войлок юрт, тоска дороги,
И степи - без единого огня. [Кунанбаев Абай, 2008: 12]
В одном из интервью поэт так выразил свое переводческое кредо: «Я попытался дать русский художественный адекват поэзии Абая. И судья здесь русский читатель. Именно он сможет полюбить Абая за равное художественное воплощение. Я поставил себе предельную задачу - дать адекватное художественное прочтение стихов Абая» [Поминов, 2003: 64].
Подчеркнем, речь идет не об адекватном переводе, а об адекватном прочтении. Отсюда, на первый взгляд, может показаться, что в «Осени» он многое добавляет от себя, часто привносит личное, отступая от подлинника. Но эти вольности отнюдь не искажают смысла оригинала, а вступают с ним в гармоничное сочетание и при внимательном прочтении оказываются весьма уместными, становятся необходимым эмоционально-образным фоном, домысливанием отдельных лирических ситуаций, без которого полноценное восприятие стихов Абая на русском языке существенно обедняется.
Е. Курдаков не стремится к обязательной, казалось бы, передаче национальных образов мира, зацикливании на колоритных этнографических картинах, нарочитой стилизации под Восток или казахскую образность.
Характерно признание самого поэта: «Переводить Абая трудно. И не только потому, что он уже и для современников был «загадкой», как отмечал сам поэт, и не потому, что он как новатор, перенасыщал лексику, широко применял непривычные размеры и метры. Трудности усугубляются еще и тем, что казахский язык с его агглютинативной структурой компактнее русского и без некоторых купюр в переводах попросту не обойтись» [Кунанбаев Абай, 2008:3].
Так, поэтическое воспроизведение на русском языке всех обозначенных выше нюансов и оттенков ярмарочного каравана потребовало бы развертывания этого образа в самостоятельную картину и выходило бы далеко за рамки художественного содержания и формы оригинала. Видимо, поэтому Е. Курдаков опускает этот образ в пользу более лирического и развернутого образа улетающих птиц (курсивом обозначены дополнительные мотивемы от переводчика):
И только отлетающие стаи, Спешащие к теплу иной страны, Аулам остающимся бросают Гортанный клик прощанья до
весны
[Кунанбаев Абай, 2008: 12]
Поэтическое чутье также помогает Е. Курдакову избежать в переводе многозначности образа копоти в мотиве запретного огня и сосредоточиться на отсутствующей, но подразумеваемой, в оригинале детали - потертого войлока («потертый войлок юрт»).
Заметна тенденция переводчика к поэтизации социальнобытового фона, что достигается использованием пластичных образных средств при воссоздании этнокультурных реалий (выделывают шкуры,
кожи мнут, латают дряхлый полог, шерсть прядут), сокращением «пространных» этнографизмов (мотив «ярмарочного» каравана), привнесением дополнительных мотивем, отстутствующих у Абая, но гармонирующих с общей этнографической картиной по образной пластичности (просушивают скарб, плетут ремни).
В отличие от других переводчиков, видевших в «Осени» социально-бытовую зарисовку, Е. Курдаков сосредотачивается на его лирико-философской стороне. И это подсказано самой темой стихоторения. Осень -благоприятная пора для философских настроений, побуждающих к размышлениям и раздумьям о жизни.
На осмысление переводчиком философского содержания стихотворения Абая «работают» и появление в тексте несвойственных оригиналу (но, опять-таки, и художественно и контекстуально вполне оправданных) мотивем, усиливающих лирическую интонацию (отлетающие к теплу иной страны стаи, гортанный клик прощанья, веяние ветер), снижение мотивов холода и голода (они лишь обозначены и «сворачиваются» до минимума - старики вздыхают, дети эябнут, псы некормленные), как несущественных в общей философской картине поэтического мира произведения, а также введение образа лирического героя в художественную ткань («И, коротая долгие часы, я по холмам брожу — у Абая: когда гуляешь в степи»).
Таким образом, перевод Е. Курдакова обнаруживает большое количество отступлений и своевольного вмешательства в чужой текст. Тем удивительнее, что читатель не ощущает отчужденности «автор -переводчик», напротив, на его глазах происходит поразительное слияние двух «Я» - автора и переводчика, где сложно определить «кто есть кто». Более того, соблюдая меру, он осмеливается ввести отсутствующие образы («гортанный клик» журавлей, «тоску дороги» и пр.) и воочию явить лирического героя-автора («И, коротая долгие часы, Я по холмам брожу»), который у Абая лишь в подтексте. Однако это не лишает стихотворение национальной принадлежности, оно не становится от этого менее абаевским. Такие вольности известны в практике перевода, и являются скорее достоинством, чем досадным отклонением от оригинала. Они свидетельствуют о том, насколько глубоко переводчик сумел проникнуться духом оригинала, и как бы развивают и разъясняют авторскую мысль.
Иными словами, интерпретация «Осени» переводчиком основана на принципиальной многозначности художественного образа и является творческим освоением художественного произведения, связанным с его избирательным личностным прочтением.
Библиографический список
1. Абай. Лирика / Абай Кунанбаев. - Алма-Ата: Жазушы, 1980. - 86 с.
2. Абай. Энциклопедия. - Алматы: Атамура, 1995. - 720 с.
3. Кунанбаев Абай. Прожитое не сном ли оказалось. Стихи / Пер. с каз. Е. Курдакова / Абай Кунанбаев. - Усть-Каменогорск: Медиа -Альянс, 2008. - 56 с.
4. Махмудов Х., Мусабаев Г. Казахско-русский словарь / Х. Махмудов, Г. Мусабаев. - Алма-Ата: Гылым, 1997. - 480 с.
5. Поминов, П. Евгений Курдаков. Возвращение / П. Поминов // Простор. - № 2. - 2003. - С. 63-64.
