В ходе научных дискуссий о сущности социального прогресса приходит понимание его как исторически определенной формы перестройки общественных отношений. Буржуазное государство и право постепенно расчистили социальное пространство для новой парадигмы, в которую вписались такие либеральные ценности, как «свобода, равенство и братство», что привело к закреплению прав и свобод человека и гражданина в современном праве. Буржуазное правосознание подняло общество на новую ступень развития и установило либеральные отношения между обществом и государством. В целом российские либералы пришли к отвлеченному выводу, что «ценное только в отдельных культурных благах соприкасается с эмпирической реальностью, само же оно может обладать только трансцендентальною или даже трансцендентной реальностью» [1, с. 100]. Очевидно, что такой общий вывод не мог повлиять на развитие исторических событий в России и, несмотря на его теоретическую ценность, остался лишь в рамках абстрактных философских рассуждений.
В ряде либерально-правовых концепций конца XIX с начала XX в. просматривалась идея о том, что государство - это «не просто зло, а воинствующее зло». Это положение либеральной теории принималось в русской буржуазной историософии, т.к. по ряду причин не было более острой критики государства, чем та, которая была дана российскими идеологами. Идея разрушения государства шла от правых и от левых сил существовавшего в то время политического ландшафта России, т.к. целью ранней российской буржуазии являлась ликвидация самодержавных форм правления и установление конституционной монархии. Традиционно в русской либеральной философии утверждалось, что старые отношения легче разрушить, чем трансформировать в какую-либо новую форму политической организации общества. Надежда возлагалась на разночинные слои общества, но оказалось, что они не были подготовлены к этой миссии. Предположения об особой роли пролетариата вызывали глубокий скепсис у теоретиков либерализма.
М.А. Бакунин, например, утверждал, что рабочий класс не способен к политическому творчеству, т.к. представляет «тот нищенский пролетариат, о котором Маркс и Энгельс отзываются с глубочайшим презрением и совершенно напрасно, потому что в нем и только в нем, отнюдь же не в буржуазном слое рабочей массы, заключается и весь ум, и вся сила будущей социальной революции» [2, с. 296]. В этом утверждении он оставался верен сам себе, т.к. видел движущие силы социального прогресса в рабочем классе, в людях наемного труда вообще, потому что их легче увлечь любой мечтой в силу крайней нестабильности их социально-политического положения. В прошлом эти социальные слои легко откликалась на призывы разрушения существовавшего правопорядка: грабежи частной собственности, стихийные бунты и т.д., но эти акций в целом не приближали к ожидаемым социальнополитическим трансформациям, т.к. подменяли реальные цели политического процесса идеальными, а чаще религиозными.
Российские либералы требовали признать права и свободы человека высшей ценностью, что фактически противопоставляло религию человекобожия религии богочеловечества. Из этого впоследствии в конституционном праве сформировался принцип свободы совести, фактически признающий религию частным делом граждан, а государство -светским. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина становятся в идеологии либерализма нормой демократического государства, в чем должна была материализоваться их идея будущего государственно-правового устройства. Но этот результат не стал политической программой дальнейших действий российских либералов, т.к., порассуждав о ценностях свободы, они остановились на признании лишь свободы мнений. В итоге наступил момент, когда мечта о стабилизации привела в теории к иллюзии создания идеального устройства общества, как «царства Божьего не земле». «Обоснования идеи права, - пишет А.В. Попова, - у всех представителей русского неолибирального правоведения, вне зависимости от идейно-теоретических основ их воззрений, включало в себя: противостояние юридическому позитивизму; выявление природы права в контексте его отличия от иных форм регулирования общественной жизни; утверждение связи идеи права как системы объективного права и идеи права личности как системы субъективного права» [3, с. 111]. В этом, конечно, больше не действительных достижений, а философско-правовой мифологии. О том, что высокие идеалы права воплотились в синтезе объективного и субъективного права, не следует видеть того, что радикальные изменения претерпело правопонимание общественных классов, отражающих разный уровень развития общества или положение групп в социальной среде.
В связи с этим область права стала объектом творчества не только политических элит, но и демократически настроенных групп населения. Тем самым раскрывалась еще одна грань философии права, состоящая в умении генерировать идеи, которые современниками подчас воспринимались враждебно или иронично. В частности, это относилось к многовековой традиции философии утверждать, что просвещение и истина являются условиями достижения общественного блага. Либерализм выразил позитивную силу общества в распространении образования и внедрении научных знаний в практику. Представители либерализма - Н.С. Булгаков, П.Б. Струве, Д.С. Мережковский и др. - считали, что преображение человека происходит под воздействием мудрого слова. Это было созвучно со взглядами Д. Дидро, что «истину преследуют, но не презирают: ее боятся. Чего же она может добиться на пользу человечеству? С течением времени -всего. В конечном счете сила всегда оказывается и будет оказываться на ее стороне. Царство истины будет сиять в веках» [4, с. 497]. Постепенно общественное мнение стало формироваться на основе большого доверия научным знанием, чем идеологическим построениям, которые адекватно никогда не оправдываются в истории, но продолжают существовать лишь только в силу человеческого легковерия.
Социальные эксперименты конца XIX - начала XX в. привели к обострению политической борьбы. Введение в государственное право конституций стало объектом критики как со стороны правых, так и левых, по причине того, что они, в значительной мере, имели конформистский характер. Конституции должны были отражать интересы большинства населения, участвовавшего в революции или способствующего ее победе. Политический курс буржуазных конституций, по мнению либералов, должен был пролегать между требованиями демократии, с одной стороны, и автократии - с другой, избегая опасности усиления бюрократии как нового господствующего класса. Причиной этого могло стать несоответствие теории и практики как максимализма и минимализма государственных реформ.
Сущность этого процесса впоследствии описал Д. Дарендорф, указав на «несовместимость между привилегиями без смыслообразующего контекста и гражданскими правами, без их закрепления в культуре. Общество не может ни идти вперед к гражданскому обществу, ни вернуться назад к более традиционным образцам. Тоталитарный процесс устраняет эту несовместимость, безжалостно разрушая все остатки традиционных или авторитарных структур, но не ставит на их место ничего долговечного. Он завершает негативную часть модернизации, не приступая к ее позитивной части... Тоталитарные вожди, сгубив множество тех, кто попался им на пути, ведут свои народы к коллективному самоубийству» [5, с. 117]. В
действительности в российской философии права такие идеи имели место, но в различных сочетаниях и конфигурациях, обусловленных спецификой российского бытия. Российская модель либеральной государственности оказалась лишь вариацией на тему развивающегося капитализма, которая впоследствии приобрела облик германского, итальянского, японского, испанского и других либерал-социализмов, прикрывавших наиболее неприемлемые формы империализма. В результате этого происходила трансформация идеологии либерализма в новые реалии, которые якобы помогали обществу преодолевать наиболее неприемлемые черты системы эксплуатации труда. Поэтому российские теории либерализма можно рассматривать как закономерные эксперименты на пути поиска границ эволюции общества, которые и были исследованы в дальнейшем. Некоторые черты либерал-социализма оказались воспринятыми национал-социалистической пропагандой, в которой произошла замена либеральных лозунгов на национал-социалистические и даже фашистские.
Проблемы либеральной модели политико-правового реформирования исследовал П.Н. Милюков, сопоставлявший и рассматривавший события, происходящие в России начала ХХ века с двух противоположных точек зрения - как длящийся процесс и как взаимосвязанное историческое явление. Проводя впоследствии сравнительный анализ сталинизма и нацизма, он указывал на исторический релятивизм, при котором одно событие имеет право на существование не более чем другое. Такой подход ставит под сомнение объективность автора, выражающего свою личную позицию, тогда как объективизм требует рассматривать и нацизм, и сталинизм, и политику
аннексий и контрибуций, и блокового мышления и т.д. как единую историческую реальность, в рамках которой только и возможен научный анализ проблемы политико-правового реформирования. Вычленение отдельных фрагментов единого социального процесса приводит к изоляции его от совокупности исторических и политических связей, а в конечном счете к искажению его философско-правовых оценок.
Поэтому взгляды П.Н. Милюкова можно объяснить психологией побежденной стороны, т.к. побежденные обычно оправдают свои поражения. Складывается парадоксальная ситуация, опровергающая аксиому, что «победителей не судят» и что «горе побежденным». Прошлый век явился свидетельством того, что побежденные в ходе попыток реформирования общества обвинили своих победителей во всех смертных грехах, возвеличив свое поражение до уровня победы добра над злом. Об этом свидетельствует резолюция Евросоюза 2009 года об отождествлении сталинизма и фашизма, хотя очевидно, что сходства между ними не более чем, между жертвой и агрессором. Интуитивная модель либеральной демократии П.Н. Милюкова получила признание тогда, когда буржуазное общество нашло новые способы реализации своих интересов посредством системы глобализации международных отношений.
Те цели, которые раньше достигались в ходе политической борьбы, в настоящее время обеспечиваются рыночными средствами, и поэтому предсказания П.Н. Милюкова во многом сбылись. «С каждым годом, - писал он, - уходят в вечность убежденные фанатики мирового социалистического переворота - уходят, и нет им смены. Они сами признают, что призванное заменить их новое поколение, не пережившее революцию и знающее Маркса только из школьных учебников, лишено революционного энтузиазма и ценит только материальные блага. Да и сами вожди изверились в свою доктрину: их символ веры превратился в вывеску, которую только потому нельзя снять, что с этой вывеской связаны права на власть и на руководство вымуштрованным аппаратом управления» [6, с. 4]. Впоследствии он неоднократно уточнял свою позицию социально-политических трансформаций посредством возможности достижения социально значимых целей либеральным путем.
С позиций либерализма просматривается дальнейшая перспектива развития общества, т.к. постепенно приходит осознание бесперспективности государственных переворотов. В известном смысле эти идеи переработаны и использованы современной либеральной демократией. Идеи, которые еще недавно потрясали мир, ушли с исторической сцены, а идеи русского либерализма, полузабытые в прошлом веке, оказались снова востребованными, и современные политики считают за честь называть себя либералами. В настоящее время ценности либерализма воплощаются в рыночных отношениях, которые более связаны с эмпирическими потребностями общества и относительно независимы от политических реалий мирового порядка. Политика, сводящаяся в прошлом к классовому или блоковому противостоянию, в настоящее время уступает место
потребностям трансформирующегося мира, где ее основой становится стремление к конкурентным преимуществам. Тем самым, как писал П.И. Новгородцев, либерализм освободил «философскую разработку права от гипноза со стороны положительного закона и практического оборота, суживающего и искажающего теоретический горизонт зрения» [7, с. 7]. Таким образом, философия права и теория права получили простор для своего дальнейшего свободного развития.
Современная Россия, сделавшая ставку на либерально-демократическое развитие, тем не менее рискует оказаться в числе аутсайдеров мирового прогресса, т.к. конкурентные преимущества следует еще реализовать политическим путем. «На длинной кривой линии исторического развития человечества, - писал Г.В. Плеханов, - существуют точки великих многозначительных поворотов. Движение человечества от точки А до точки В никогда не совершается в плоскости одной экономики. Чтобы перейти от точки А до точки В, от точки В до точки С и т.д., нужно каждый раз подняться в надстройку и совершить там некоторые переделки. Только совершив эти переделки, можно достичь желанной точки. Путь от одной точки поворота к другой всегда лежит через надстройку» [8, с. 216]. Следовательно, дальнейшие судьбы постсоветской России должны решаться не только рыночными, но и политико-правовыми средствами, т. к. в новой надстройке происходят существенные изменения, вызванные, в частности, вхождением государства в международное рыночное сообщество.
В итоге можно сделать достаточно обоснованный вывод, что либерализм русской философии права конца XIX - начала XX в. идеологически стал востребованным на определенном витке социально-экономического развития Российского государства и общества. В настоящее время, в связи со вступлением ее в новую эпоху постиндустриального развития, философско-правовые концепции, включая и неолиберализм, нуждаются в существенной корректировке, вызванной необходимостью поправок в доктрины современной философии права.
Литература
1. Кистяковский Б.А. Кризис юриспруденции и дилетантизм в философии // Юридический вестник. 1914. Кн. 5.
2. Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. М., 1989.
3. Попова А.В. Общефилософские проблемы права в трудах русских неолибералов в конце XIX - нач. XX в. // Журнал российского права. 2009. № 2.
4. Дидро Д. Соч.: В 2 т. М., 1991.
5. Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. М., 2002.
6. Милюков П.Н. Бюллетень Республиканского демократического объединения. 1928. Январь.
7. Новгородцев П.И. Нравственный идеал в философии права // Проблемы идеализма. М., 1902.
8. Плеханов Г.В. В защиту экономического материализма // Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 2.