CC BY
8DOI: 10.18572/2687-0339-2021-3-25-30
Трактовка времени и вечности в контексте философских и научных концепций в романе М. Шишкина «Письмовник»
М.В. Бочкина,
г. Москва
E-mail: [email protected]
В статье анализируется трактовка феномена времени в романе М. Шишкина «Письмовник», в котором преломляются древнейшие и современные научно-философские концепции. Автор раздвигает рамки романного мира до масштабов вселенной. Время интерпретируется не только как мерило земной жизни, координаты человеческого существования, биологическая цикличность, но и как космическое явление. Природа и космос в романе одухотворяются, мироздание понимается как гармоничная и разумная система. Вечность и бессмертие в «Письмовнике» не абстрактные, а действительно существующие в самом мире.
Ключевые слова: художественное время, Михаил Шишкин, «Письмовник», современная русская литература, неомодернизм.
Одной из ярких черт романа «Письмовник» М. Шишкина является особенное художественное время и пространство. Очевидно, что художественная структура произведения отличается отсутствием классического линейного повествования и лишена конкретных пространственно-временных характеристик. Романное действие почти бессо-бытийно, нелинейно, «внеисторично», а это значит, что время и пространство абстрактны и почти не привязаны к реалиям какой-либо эпохи, содержат лишь едва уловимые и противоречивые черты некоторых исторических периодов, в которых автор в первую очередь видит универсальное содержание. Можно отметить также, что время в романе распадается, а эпохи взаимопроницаемы. Автор, избегая исторической конкретики, смещает фокус внимания на историю вселенной, природу и космос — именно в эту систему координат помещается человек в романе «Письмовник».
Это позволяет писателю показать мир «распахнутым» в бесконечность.
Романное полотно изобилует ссылками на научные и философские теории и концепции, которые являются предметом осмысления автора и своеобразно преломляются в идейном содержании романа «Письмовник». Одной из задач автора, таким образом, становится художественная интерпретация физических явлений. М. Шишкин сознательно упоминает в романе точные науки, такие как физика и алгебра, которые всплывают в воспоминаниях героев. Роман начинается с рассуждений о возникновении вселенной и начале жизни, в которых можно усмотреть отголоски научных и мифологических представлений. Отсылка к теории большого взрыва, о которой «в школах еще по старинке талдычат» [Шишкин 2012: 7], предельно расширяет масштаб романного хронотопа. Далее ставится вопрос о первоначале. Вселенная, в которой всё
существовало еще до взрыва, сравнивается с «первоарбузом». Целостный образ вселенной является лейтмотивом «Письмовника», и здесь можно заметить переклички с воззрениями древнегреческих философов, например, Милетской школы, в которой первоначало мира — Архэ — трактовалось как единая основа всего сущего. По мысли Фале-са, за видимым разнообразием кроется невидимое единство всего. И, согласно взглядам мыслителей Милетской школы, невидимая сущность мира скрыта от глаз человека и может быть воспринята только разумом или чувствами. В «Письмовнике» же автор делает вывод, используя физические понятия, — в основе вечно существующего бытия лежат тепло и свет. Однако в тексте данные понятия являются многомерными, трактуются с точки зрения психологии (эмоционально-чувственного восприятия мира человеком), эстетики, философских и научных концепций.
Володя вспоминает об экзамене по физике и слова отчима о скорости света: «Еще помню, я готовился к экзамену по физике, бубнил что-то, а он вдруг сказал: «Свет за одну секунду пробегает сотни тысяч верст — и только для того, чтобы кто-то мог поправить шляпу в зеркале!». Мне тоже тогда в ту минуту стало как-то совершенно очевидно, что свет зря так торопится» [Шишкин 2012: 248]. Научная проблематика вводится и в сцене разговора Саши с тем, кто называет себя «весть и вестник»: «Вас, что в школе ничему не учили? Вы не проходили разве, что есть прошедшее, настоящее и будущее? На физике, небось, под партой тишком толстые романы читала? Всё дело в свете. Всё из него состоит. И еще из тепла. И тела — это сгустки света и тепла. Тела излучают тепло. Тело может потерять тепло и стать холодным, но тепло останется теплом» [Шишкин 2012: 115]. Таким образом, физические
явления в романе становятся предметом эмоционально-чувственного восприятия мира героями, и душа, любовь, выраженная в тепле и телесности, ее вечная сила, осмысляется с помощью закона сохранения энергии: «Если тебе дали, то нужно отдать, чтобы что-то оставить. И чем дороже тебе человек, тем больше надо отдать» [Шишкин 2012: 116]. Закон сохранения энергии эквивалентен однородности и изотропности времени. В философской трактовке данного закона отразилось понимание материи и духа как форм проявления энергии. Отсюда выводится понимание бессмертия и единства всего сущего как неуничтожимой энергии, которую М. Шишкин осмысляет не как религиозную, а как научно-философскую идею.
Идея вечности и отсутствия смерти содержится в самой вселенной, в ее разумном, гармоничном устройстве, упорядоченности: «Все эти шаровые скопления и диффузные туманности для нас как фотокарточка, чик — и навсегда» [Шишкин 2012: 311]. Вечность для человека — это всего лишь миг в космическом пространстве, она присутствует в самом мире, а не вне его, и это реально существующая величина: «Это для нас вечность, а на самом деле это просто аккорд на гармошке — развел руки, сжал» [Шишкин 2012: 311]. Другими словами, та скорость протекания процессов, которая для человека является вечностью, существует в космическом пространстве и научно доказана. При этом время, согласно теории относительности, не константная величина, а свойство физического тела: «Без нас время разве существует? То есть мы лишь форма существования времени. Его носители. И возбудители» [Шишкин 2012: 304].
Идея бессмертия находит место и в биологической системе, в природе. Володя вспоминал урок по биологии, где учитель показал инфузорию, кото-
рая видела динозавров: «Меня тогда поразило, что на свете есть реальное бессмертие, и смерть у этих простейших не естественная, а только случайная» [Шишкин 2012: 253]. «Растительные» мотивы в целом характерны для поэтики М. Шишкина. Идея вечной жизни и бесконечности ее течения отражается и в биологическом продолжении рода. Беременная Саша вспоминает высказывание матери о цветке и семенах: «Смысл цветка — любого — только в том, чтобы он увял и осталась невзрачная коробочка с семенами» [Шишкин 2012: 147]. Саша осмысляет беременность как вечное продолжение жизни: «В школе всё никак не могла представить себе бесконечность — а она вот здесь, под ладонью» [Шишкин 2012: 146]. Живая жизнь в ее непрерывном творении отразилась в циклическом биологическом воспроизводстве. В «Письмовнике» это образ семян: «И у всего кругом только одно на уме — просто идешь по полю или лесу, а всяк норовит опылить, осеменить. Все носки в семенах травы» [Шишкин 2012: 12]. Причем носок в романе зачастую сопоставляется с образом вселенной. Мир представляется как носок в семенах или арбуз с семечками. Человеческая привязанность, любовь, близость отразились в образе корней, которые цепляются друг за друга, ощущая свое первоначальное единство, происхождение из одного семени.
Растительные образы также воплощают различные трактовки природы времени. Субъективная неравномерность времени подчеркивается в образе травы: «Мысли бегают по времени, как по траве. Время не растет ровно, в нем бывают залысины. Ходишь как на водопой, топчешь одно место» [Шишкин 2012: 125]. Время в субъективном восприятии неоднородно, оно может обладать как событийной плотностью, так и растянутостью, пустотами. Вре-
мя как исторический процесс, уникальное свойство жизни человечества, воплотилось в романе в образе древа: «Время для космоса — болезнь, а для нас — древо жизни. Странно только, что космосом назвали именно космеи — такие земные цветы, ничего в них особенного» [Шишкин 2012: 305]. Архетип древа жизни очень сложный и многогранный, имеет различные интерпретации у разных народов, однако этот образ неизменно содержит две ключевые идеи — плодородие и бессмертие, — имеющие важное значение в романной системе «Письмовника».
Научные понятия, образы природы, живой и неживой материи в романе одухотворяются и очеловечиваются. И это связано не только с художественной образностью, в которой традиционно применялись олицетворения и метафоры. В художественной форме, стиле это, безусловно, отразилось, придавая повествованию искренность и эмоциональность. Л. Выготский, цитируя Л.Н. Толстого, писал об искусстве как о средстве эмоционального заражения [Выготский 2019]. Сходная идея о современном искусстве в «Письмовнике» была высказана одним из персонажей: «...нужно писать живой жизнью — слезами, кровью, потом.» [Шишкин 2012: 119]. Однако данная мысль отразилась не только в эстетической концепции М. Шишкина, но и в философской структуре романа «Письмовник», в образе одухотворенной живой вселенной. «Вон бузина — и та мироощущает. В такие минуты кажется, что деревья всё понимают, только сказать не могут — совсем как мы» [Шишкин 2012: 11]. Говоря о мире, Володя упоминает воззрения древних людей, где мир понимался как огромное живое существо, наполненное людьми, море сравнивалось с потом и кровью человека. Жизнь сквозит в каждой вещи и предмете: «Ведь всякое живое существо и всякая вещь каждое мгновение
вот так вырывается и визжит. Просто нужно во всем услышать этот визг жизни — в каждом дереве, в каждом прохожем, в каждой луже, в каждом шорохе» [Шишкин 2012: 45]. Научные понятия обретают в тексте эмоциональную и чувственную окрашенность. В романе отрицается бездушность материи: «Понимаешь, всё живое, чтобы существовать, должно пахнуть. А все эти дроби и вообще всё, чему учили, — не пахнет» [Шишкин 2012: 16]. Помимо древних философов идею живой материи высказывали мыслители XX в. Она ярко отразилась в философии русского космизма и работах К. Циолковского, который считал материю одухотворенной, чувствительной и отзывчивой, а также прочно связывал этику и космическую метафизику, атом и человеческую душу (эта идея восходит еще к Демокриту, несколько раз упомянутому в романе) [Циолковский 2004]. Таким образом, природный и вещный мир, космос и вселенная предстают не как холодная материя, а как живой организм. Человек и вселенная предельно сближаются как микрокосм и макрокосм (неслучайно в романе упоминается Пифагор). Образность в романе отличается очеловеченными явлениями природы, космоса, вещного мира. Пупок человека — это пуп земли: «И та цепь, которая проходит через него, — это и есть ось Вселенной, вокруг которой движется мироздание — вот сейчас со скоростью миллионов световых зим» [Шишкин 2012: 63]. Ветрянка сравнивается с созвездиями, необратимость времени с «глоткой», тепло и свет как физические явления сравниваются с человеческом теплом. Человек показан не отторгнутым хладнокровной вселенной, а, наоборот, максимально приближенным к живому, все чувствующему миру, в котором кроется единство всего сущего, и человек ощущает это родство с природой с помощью обоняния, вкуса, сенсорных ощущений. К сло-
ву, запах в романном мире М. Шишкина свидетельствует о живой природе материальных объектов, и герои познают мир через обоняние. Запахи и сенсорные ощущения играют важную роль в образной системе романа; запахи оставляют отпечаток в памяти человека и не забываются, служат вечным напоминанием о прошлом: «А запахи! Разве можно забыть запахи!» [Шишкин 2012: 411].
Важной для романа является оппозиция мира видимого и невидимого. Ее истоки можно найти у разных философов, некоторые из которых упомянуты в романе. Это и древнегреческие философы-идеалисты, и представители феноменологии современного периода: от Платона и Пифагора до М. Мер-ло-Понти (идея дуализма зримого и незримого). Образ скрытой от глаз человека сущности мира в романе М. Шишкина — это дырявый носок, сквозь который просвечивается вечная и единая основа: «<...> вещественная, видимая оболочка мира — материя — натягивается, засаливается, трется и протирается до дыр, и тогда в дырку, как палец ноги из рваного носка, лезет суть» [Шишкин 2012: 100]. Человек может только немного приблизиться к сути мира, прикоснуться при помощи различных органов чувств, по большей мере лишь догадываясь о существовании невидимой сущности вселенной, подобно человеку из платоновской пещеры, который видит только тени вечных идей. Так, в романе противопоставляется зрение и слепота. Бабушка Володи работала со слепыми детьми. Володя приходит к мысли, что слепоту придумали зрячие, а «для слепого что есть — то есть, он с этим и живет, из этого и исходит, а не из того, чего нет. Страдать из-за того, чего нет, еще надо научиться» [Шишкин 2012: 45]. В данном фрагменте проводится аналогия с понятием смерти — смерть отсутствует в опыте человека и аналогична состоянию до рождения, однако мысль о
ней сопровождается страхом. Вечность и бесконечность кроются в самой вселенной, в ее внутренней сущности, которую человек не видит, словно слепой отчим Володи, не видевший свет, в сосуществовании мира видимого и невидимого. В основе невидимого мира лежит единство всего, энергия, заключенная в тепле и свете, которые пронизывают всё мимолетное и временное, даже слово. «Вначале мы все были вместе, одним целым. Потом всех разбросало, но к каждому привязана эта нитка, за которую нас тянут обратно. И весь мир потом в этой ниточке снова соберется» [Шишкин 2012: 279]. Из этого вытекает понимание времени как цикла, возвращения к истокам, реализуется инверсия времени. Проблема возвращения к первоначальному дорефлексивному опыту волновала многих философов, в частности, об этом писал М. Мерло-Понти [Мер-ло-Понти 2006]. Знание как припоминание у Платона перекликается с идеями древних, о которых пишет М. Шишкин: «Они считают знание воспоминанием. Каждый знает свое будущее — и всё равно живет свою жизнь. То есть получается, что любящие любят друг друга еще прежде того, как узнают друг о друге, познакомятся и разговорятся» [Шишкин 2012: 78]. «И вообще, уже древними подмечено, что с годами прошлое не удаляется, а приближается» [Шишкин 2012: 288] — идея возвращения к истокам опровергает мысль о непреодолимости одиночества и невосполнимости потерь. «А люди становятся тем, чем они всегда были, — теплом и светом» [Шишкин 2012: 413]. Идея возвращения к истоку отражает циклическую концепцию времени. В. Руднев говорит о мифологической (циклической) модели времени так: «А потому что эта стрела времени замыкается на саму себя. И там, где конец, там на самом деле начало» [Руднев]. Ученый также пишет об этой модели времени следующее: «То есть сама воз-
можность смерти подразумевает дальнейшее возрождение» [Руднев]. Схожую мысль мы видим у М. Шишкина: «Вот скажи, что может желудь, покидая свою желудевую жизнь, знать о существовании дуба?» [Шишкин 2012: 279]. Здесь можно также проследить отсылку к теории эволюции и дарвинизму.
В целом, М. Шишкин часто апеллирует к древним и современным научным концепциям, описывающим законы мироздания. В художественной философии писателя преломляются и научные эксперименты, и выведенные учеными законы, наблюдения. Автор проявляет интерес к научному контексту, пониманию времени и мира. В «Письмовнике» упоминается скорость света, зеркала Френеля [Шишкин 2012: 279], минусовые числа в математике: «И как можно понять минус? Минус окно — это как? Оно же никуда не денется. И то, что за окном. Или минус я? Такого же не бывает» [Шишкин 2012: 15]. Научные вопросы о том, что задает направление времени — энтропия или причинно-следственная связь — тоже находят свое место в художественной философии «Письмовника», начиная с теории причинности Демокрита: «Почему пули улетели не в прошлое или в будущее, а в дырявую голову несчастной мишени?» [Шишкин 2012: 61]. К слову, отсылка к идее многомерности времени, эффекту наблюдателя в квантовой физике присутствует и в «Венерином волосе»: наблюдатель, способный повлиять на объект наблюдения, это и ребенок Изольды и толмача, рисовавший шторм и вызвавший тем самым реальное изменение погоды [Шишкин 2010]. Наблюдатель и объект наблюдения находятся в сложном взаимодействии, что воплотилось в романе в образе гальки-ока, которая отсылает к целому ряду философских и научных теорий (от феноменологии до квантовой физики): «Я эту гальку забрал, и она лежала
на подоконнике. И всё время на меня смотрела. И вдруг я понял, что это и есть чей-то зрачок. И он меня видит» [Шишкин 2012: 41]. Помимо прочего, этот образ является еще одним воплощением идеи живой, разумной и чувствительной материи.
Таким образом, цитатность, интертекстуальность романного полотна позволяет интерпретировать текст с точки зрения научной и философской картины мира, создает необходимость обращения к широкому научному контексту. Причем упоминания философов и мыслителей, научных понятий и концепций не просто усложняют идейное содержание романа. Научные взгляды на
мироустройство становятся объектом размышлений, которые образуют композиционные связи. Движение мысли повествователей, голоса автора и героев зачастую заменяют собой сюжет и событийность. В романе «Письмовник» отразилось мышление как стремление к познанию, научное, рациональное осмысление мира, усложненное иррациональным эстетическим и эмоционально-чувственным восприятием. М. Шишкин рассматривает повседневную жизнь человека, состоящую из впечатлений, запахов, ощущений, в соприкосновении со вселенной, живой, одухотворенной материей, воплощая идею вечности и бессмертия.
Литература
1. Выготский Л.С. Психология искусства. М: АСТ, 2019. 480 с.
2. Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Минск: Логвинов, 2006. 400 с.
3. Руднев В. «Идея бессмертия в культуре заключается в том, чтобы постоянно глушить энтропию». https://theoryandpractice.ru/posts/7481-rudnev Дата обращения: 12.03.2021
4. Циолковский К.Э. Космическая философия. М.: Сфера, 2004. 496 с.
5. Шишкин М.П. Венерин волос. М.: АСТ, 2010. 544 с.
6. Шишкин М.П. Письмовник. М.: АСТ, 2012. 412 с.
Interpretation of time and eternity in the context of philosophical and scientific concepts in the novel by M. Shishkin «The Letter Book»
Mariia V. Bochkina,
Moscow
E-mail: [email protected]
The article analyzes the interpretation of the phenomenon of time in the novel by M. Shishkin "The Letter Book", in which the most ancient and modern scientific and philosophical concepts are refracted. The author pushes the limits of the novel world to the scale of universe. Time is interpreted not only as a measure of earthly life, the coordinates of human existence, biological cyclicity, but also as a cosmic phenomenon. Nature and the cosmos are spiritualized in the novel, the universe is understood as a harmonious and reasonable system. Eternity and immortality in the "Letter Book" are not abstract, but actually exist in the world itself.
Key words: time, Mikhail Shishkin, The Letter Book, modern Russian literature, neomodernism.
