Трагическая смерть родственников как активный сценарный конструкт и его значение для суицидологической практики Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

УДК 616.89-008

ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ РОДСТВЕННИКОВ КАК АКТИВНЫЙ СЦЕНАРНЫЙ КОНСТРУКТ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ СУИЦИДОЛОГИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ

А.В. Меринов, М.А. Байкова, О.П. Зотова

ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова» МЗ РФ, г. Рязань, Россия ФГБОУ ВО «Тюменский индустриальный университет». г. Тюмень, Россия

Контактная информация:

Меринов Алексеи Владимирович - доктор медицинских наук, доцент. Место работы и должность: профессор кафедры психиатрии ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова» Минздрава России. Адрес: 390010, г. Рязань, ул. Высоковольтная, д. 9. Телефон: (491) 275-43-73, электронный адрес: [email protected]

Байкова Мария Александровна - кафедры психиатрии ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. академика И.П. Павлова» Минздрава России. Адрес: 390010, г. Рязань, ул. Высоковольтная, д. 9. Телефон: (491) 275-43-73, электронный адрес: [email protected]

Зотова Ольга Павловна - ассистент кафедры разработки и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений ФГБОУ ВО «Тюменский индустриальный университет». Адрес: 625000, г. Тюмень, ул. Володарского, д. 38. Телефон: (3452) 28-36-60; специалист Школы превентивной суицидологии и девиантологии. Адрес: г. Тюмень, ул. 30 лет Победы, 81А. Телефон: (3452) 90-68-81

Цель. Данная работа посвящена изучению вопроса о влиянии наличия трагических смертей в роду на антивитальный профиль человека. Известно, что гибель родственника может являться просуицидальным феноменом, безусловно, нуждающимся в уточнении его значимости. Мы решили эмпирическим путём оценить важность его для суицидологической практики, особенно в отношении комплексной оценки риска аутоагрессив-ного поведения. Материалы и методы. Была исследована группа студентов, общий пул которых составил 966 человек; из них знающих о наличии трагической смерти в собственной родословной было 233 человека, группу контроля составили 733 человека. Так же попутно мы обследовали группу студентов, имевших и не имевших в роду долгожителей (более двух человек старше 80-ти лет), взяв их в качестве «сценарно» противоположной группы. Результаты. Выяснено, что респонденты, знающие о наличии трагической смерти в роду склонны к наличию суицидальных мыслей (29% опрошенных), совершению попыток суицида (10%), длительному переживанию депрессии (54% респондентов), рискованному поведению, а так же к различного рода телесным повреждениям, выражающимся в виде пренебрежительного отношения к телу (ожоги, обморожения, самопорезы). Таким образом, установлено, что знание о наличии трагической смерти в роду «плотно» ассоциировано с различными антивитальными паттернами поведения и их предикторами. Это позволяет отнести указание респондентом на наличие в семье трагической смерти к важным аспектам формирования потенциального суицидального риска и может быть использовано в качестве одного из вопросов при скрининговой оценке такового.

Ключевые слова: суицидология, аутоагрессия, молодые люди, трагическая смерть, долгожители, депрессия, суицид

Мы достаточно часто наблюдаем в средствах массовой информации скоропостижную, трагическую, насильственную смерть людей разного возраста, социального происхождения, вероисповедания, другой расовой принадлежности. Сообщения о террористических актах, авиакатастрофах, бессмысленных убийствах и политических преступлениях, предложенные нам «на завтрак» стали до такой степени обыденными, что многие давно превратили их в часть общего «шумового» фона. Нас интересует лишь отношение этих смертей к нам самим. Если же мы получаем информацию о смерти некоего абстрактного человека, то чаще легко дистанцируется от этого факта, вытесняя дан-

ный пласт информации, лишь повторяя слова, которые требуют от нас нормы приличия: «Какой ужас!». Совсем другое дело, если данная трагическая смерть касается непосредственно нас самих.

Известно, что смерть близкого человека, особенно внезапная, неким образом способна деструктивно отражаться на всех родственниках погибшего, так как, минимум, «активирует» в них реакцию проживания утраты [1, 2], напоминая о конечности собственной жизни, заставляет произвести оценку уже прожитого отрезка, что, вероятно, является мощным фактором, запускающим формирование сценария жизни [3, 4], либо, «дорабатывая» его, внося

существенные коррективы. Это, вероятно, способно приводить к искусственному «ускорению» ритма жизни, необдуманному и рискованному поведению, в целом увеличивая ауто-агрессивную направленность личности. Эти реакции изучены и в той или иной мере предсказуемы [5]. Однако как точно влияет подобное знание на общий уровень аутоагрессии в долгосрочной перспективе до конца не изучено.

Цель исследования: изучить влияние наличия трагических смертей в роду на ауто-агрессивный профиль потомства.

Материалы и методы.

Для получения ответов на поставленные вопросы нами обследовано 966 студентов. Из них 83,0% (п=802) на базе кафедры психиатрии ФГБОУ ВО «Рязанский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова» Минздрава России; 17,0% (п=164) на кафедре разработки и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений ФГБОУ ВО «Тюменский индустриальный университет» (ТИУ). Сравнение полученных первичных данных из двух площадок исследования показало их однородность, что позволило в дальнейшем материал подвергнуть анализу в соответствии с поставленной целью работы.

Изначальный дизайн исследования подразумевал разделение общей группы респондентов на две крупные когорты по следующим признакам: знание о наличии трагических смертей в семье, соответственно группой контроля в данном случае были респонденты, не имеющие такового; и наличие в семье долгожителей (лиц старше 80-ти лет) - здесь соответственно группой контроля были лица, у которых в семье не было долгожителей.

Таким образом, в исследовании приняли участие 233 человека, имевших погибшего родственника (группа с трагической смертью родственников - ГТСР) и 733 - не имеющих (группа не имеющих трагически погибшего родственника - ГНТСР). Возраст в первой группе составил 20,94±0,19 года и 21,08±0,25

Основные статистически значимые отличия

года для второй группы респондентов. Обследованные респонденты были сопоставимы по основным социально-демографическим показателям, единственным значимым различием в группах являлось наличие либо отсутствие знания о наличии трагической смерти в роду.

В качестве диагностического инструмента использовался опросник для выявления ауто-агрессивных паттернов и их предикторов в прошлом и настоящем [5]. Для оценки показателей личностно-психологического профиля были использованы: тест преобладающих механизмов психологических защит (LSI) Плут-чека-Келлермана-Конте, тест Mini-Mult (сокращённый вариант MMPI), а также опросник для диагностики специфики переживания гнева State Anger Inventory - STAXI, а также тест-опросник «Шкала предписаний» [5].

Обработка данных и их статистический анализ проводились на базе программ: Microsoft Excel 2010 и STATISTICA 7.0. Применение статистических методов определения достоверности различий между изучаемыми группами также определялось характером распределения и типом исследуемых переменных. В случае нормального распределения признаков применялся t-критерий Стьюдента. В иных случаях применялись методы непараметрической статистики (использовались метод %2, а также X с поправкой Йетса). Нулевая гипотеза о сходстве двух групп по оцениваемому признаку отвергалась при уровне значимости р<0,05. Выборочные дескриптивные статистики представлены в виде M±m.

Результаты и обсуждение.

На первом этапе было оценено присутствие классических суицидальных феноменов в исследуемых группах, что отражено в таблице 1.

Представленные данные убедительно демонстрируют, что в группе ГТСР, по большинству показателей классической суицидальной активности значения, полученные нами в ходе исследования, превышают таковые в группе ГНТСР.

Таблица 1

в отношении суицидальных паттернов (р<0,05)

Признак ГТСР, n=233 ГНТСР, n=733 х2 p

n % n %

Попытка суицида у респондента в анамнезе 23 9,9 38 5,2 6,57 0,0104

Наличие суицидальных мыслей в течение последних двух лет 43 18,5 86 11,7 6,90 0,0086

Наличие суицидальных мыслей в анамнезе 67 28,8 155 21,1 5,78 0,0162

Суицид родственника в анамнезе 40 17,2 58 7,9 16,61 0,0001

Таблица 2

Основные статистически значимые отличия в отношении предикторов аутоагрессии (р<0,05)

Признак ГТСР, п=233 ГНТСР, п=733 х2 Р

п % п %

Обращение за психиатрической помощью в анамнезе 12 5,2 16 2,2 5,53 0,0187

Длительное переживание чувства вины в анамнезе 98 42,1 232 31,7 8,52 0,0035

Частое ощущение одиночества в анамнезе 105 45,1 264 36,0 6,13 0,0133

Частота депрессивных реакций в анамнезе 126 54,1 328 44,7 6,18 0,0129

Переживание чувства безысходности в течение последних двух лет 91 39,0 205 28,0 10,23 0,0014

Переживание чувства безысходности в анамнезе 105 45,1 231 31,5 14,31 0,0002

Стыд тела в анамнезе 134 57,5 338 46,1 9,19 0,0024

Убежденность в наличии физического недостатка 61 26,2 135 18,4 6,59 0,0103

Наличие комплекса неполноценности в анамнезе 100 42,9 222 30,3 12,70 0,0004

Способность представить собственные похороны и горе родственников 128 54,9 338 46,1 5,51 0,0189

Угрызение совести в течение жизни 94 40,3 208 28,4 11,78 0,0006

Субъективная оценка себя, как повышено агрессивного 101 43,3 238 32,5 9,19 0,0024

Гибель родителя 26 11,2 18 2,5 30,80 0,00001

Общение с суицидентом ранее 2-х последних лет 32 13,7 57 7,8 7,50 0,0062

Общение с суицидентом в анамнезе 37 15,9 71 9,7 6,83 0,0090

При этом стоит отметить, что суицид родственника, предположительно, выступает не только в качестве «трагической смерти», знание о которой в дальнейшем будет передаваться из поколения в поколение, но и, вероятно, в виде провоцирующего фактора, что демонстрирует такой предиктор, как общение с суи-цидентом (р<0,05). Здесь необходимо подчеркнуть, что трагические смерти родственников носили, преимущественно, несуицидальный характер.

Оценим теперь представленность наиболее значимых предикторов аутоагрессивного поведения в группах.

Группа ГТСР характеризуется, в значительно большей степени, следующим комплексом суицидологических предикторов: обращение за психиатрической помощью, чувство вины, стыда, безысходности. Основные чувства, которые «ассоциированы» с знанием о наличии трагической смерти, это одиночество, длительно переживаемая вина, безысходность, от которой невозможно избавиться, чувство стыда и вины за происходящие события, угрызения совести, гетероагрессия. Всё это не только формируют общий депрессивный «фон», но и становятся стереотипными (привычными) в условиях стрессовых ситуаций [4, 7].

Таблица 3

Основные статистически значимые отличия в отношении несуицидальных паттернов аутоагрессивного поведения (р<0,05)

Признак ГТСР, п=233 ГНТСР, п=733 Х2 Р

п % п %

Наличие хронических болезней 127 54,0 346 47,2 3,77 0,0521

Неоднократные операции в анамнезе 78 33,5 174 23,7 8,70 0,0032

Склонность к перееданию 134 57,5 329 44,9 11,29 0,0008

Увлечение опасными хобби в анамнезе 44 18,9 84 11,5 8,48 0,0036

Подверженность насилию в последние два года 11 4,7 12 1,6 7,23 0,0072

Братания в анамнезе 44 8,9 80 10,9 10,04 0,0015

Склонность к риску в анамнезе 65 27,9 148 20,2 6,11 0,0135

Обморожения в анамнезе 14 6,0 23 3,4 3,96 0,0467

Ожоги в анамнезе 43 18,5 85 11,6 7,24 0,0072

Таблица 4

Основные статистически значимые отличия в отношении личностно-психологических характеристик (р<0,05)

Признак ГТСР, n=233 ГНТСР, n=733 Критерий Стьюдента p

Послание «Не существуй» 16,67±0,423 14,96±0,23 3,64124 0,000286

Послание «Не принадлежи» 14,62±0,51 12,77±0,24 3,58017 0,000361

Послание «Не будь нормальным» 14,97±0,42 13,28±0,21 3,77559 0,000169

Послание «Не думай» 15,81±0,49 13,72±0,25 3,96435 0,000079

Шкала Mini-Mult Hs 4,16±0,18 3,52±0,088 3,45612 0,000572

Шкала Mini-Mult D 6,59±0,19 5,78±0,09 4,03380 0,000059

Шкала Mini-Mult Pa 3,68±0,14 3,16±0,074 3,35340 0,000829

Шкала Mini-Mult Pt 6,84±0,24 5,73±0,12 4,28285 0,000020

Шкала Mini-Mult Sch 6,46±0,25 5,21±0,12 4,71347 0,000003

Шкала Mini-Mult Ma 5,61±0,16 4,83±0,08 4,51635 0,000007

Защитный психологический механизм «Регрессия» 5,82±0,18 5,24±0,095 2,93918 0,003370

Защитный психологический механизм «Компенсация» 4,53±0,13 4,14±0,078 2,46236 0,013978

Защитный психологический механизм «Проекция» 8,43±0,19 7,90±0,11 2,37993 0,017512

Защитный психологический механизм «Замещение» 4,13±0,172 3,72±0,09 2,12724 0,033656

Шкала теста STAXI «Ax/In» 14,5±0,31 13,47±0,14 3,27633 0,001089

Перейдём к анализу представленности несуицидальных паттернов в группах, что отражено в табл 3. Видно, что несуицидальные аутоагрессивные паттерны поведения у респондентов ГТСР представлены не только соматическим направлением (наличие хронических болезней, операций, ожогов, обморожений), но так же рискованно-виктимным поведением. Респонденты изучаемой группы проявляют пренебрежительное отношение к своему телу, по сравнению с контрольной группой, хорошо согласуется с данными, приведенными в табл. 2 (высокая частота комплекса неполноценности, убеждённость в наличии физического недостатка).

В заключительной части работы рассмотрим значимые отличия в отношении личностных характеристик респондентов. Из представленных данных в табл. 4 видно, что по 11 «родительским посланиям» из 12 существующих (согласно теории транзакционного анализа) [6, 7], есть статистически значимые отличия в исследуемой группе по сравнению с группой контроля, демонстрирующие более высокие показатели в группе испытуемых.

Социально одобряемый «поиск смерти» в данной группе респондентов, так же, возможно, объяснить с точки зрения теории транзак-ционного анализа, как активацию послания «Не живи» в случае, если респондент стал оче-

видцем гибели родственника, либо формированием и/или передачей сценарной матрицы в том случае, если родители рассказывали респонденту в то время, когда тот ещё был ребёнком, о трагической гибели одного из родственников [4, 7]. В подобных случаях повествование о погибшем может пойти в двух взаимопротивоположных направлениях, ведущих тем не менее к одному исходу. В первом случае, мама ругает ребёнка и сообщает ему, что он «будет как погибший..., похож на погибшего», который скончался, часто вследствие неправедного и невоздержанного образа жизни [8, 9]. В случае же второго варианта, мать (или отец) с гордостью повествует ребенку о трагической, но героической судьбе одного из своих родственников, основным нарративом такой истории выступает неосознанное или полуосознанное желание родителя вызвать в ребёнке чувство гордости за одного из предков, и желание прожить героическую, но трагическую судьбу [7]. И тот и другой сценарий в полной мере находит своё отражение в полученных данных: в виде активации аутоагрессивного радикала в соматическом, аддиктивном, вик-тимном направлениях, так же находят своё выражение в рискованном поведении. Таким образом, возможно, запускается программа «быть как.», направленная на самоуничтожение.

Рис. 1. Личностные профили респондентов в группах ГТСР и ГНТСР.

Защитные механизмы, которые более склонны использовать респонденты ГТСР, это: регрессия, компенсация, проекция и замещение. Это логично сочетается с личностными характеристиками данной группы, полученными при обработке результатов опросника Mini-Mult.

В личностном профиле респондентов исследуемой группы (как позволяют нам судить высокие шкалы Hs, D, Pa, Pd), происходит своеобразный «конфликт интересов» между миром внутренних желаний, устремлений и инстинктивных порывов (Pd), и некой настороженностью, не достигающей степени выраженной паранойяльности, однако не позволяющей расслабиться, держащей всегда начеку (Pa), склонностью к астено-невротическому типу реагирования (Hs), что порождает высокое внутриличностное напряжение, которое реализуется в различного рода депрессивных реакциях (D) и психастении (Pt). Для наглядности приведём графическое представление шкал Mini-Mult, что отражено на рис. 1.

Это порождает уход от реальности, стремление к отчужденности, эмоциональную холодность (Sch) и при этом нарочито приподнятое настроение (Ma), что респонденты данной группы используют в виде социальных «масок», которыми прикрывают свою внутреннюю импульсивность и противоречивость.

В данном контексте, в условиях психо-травмирующих и стрессовых ситуаций, респонденты испытуемой группы, склонны к регрессии, к более ранним типам реагирования, «уходу в болезнь» [10], к замещению одного действия (или потребности) другим, более «безопасным» или социально-приемлемым. Так же обнаруживается склонность к проецированию неприятных чувств и эмоций, которые

они испытывают, на других людей, что может порождать социальные конфликты, некую отчуждённость от различных групп. Всё это в полной мере сочетается с личностными характеристиками и использованием защитного механизма «компенсация», что позволяет данной группе респондентов преодолевать или «корректировать» свои личностные и поведенческие «недостатки».

Тем не менее, данный подход не только не облегчает внутреннего напряжения, а скорее наоборот, вызывает его усиление, приводя, в конечном итоге, к возрастанию раздражительности, агрессивности. Невозможность же выразить агрессию во вне, в связи с внутренней потребностью «держать лицо», приводит к направленности её на себя (Ax/In). И, уже на данном этапе, мы можем с уверенностью сказать, что полученные данные указывают на высокую напряженность аутоагрессивного радикала исследуемой группы. В дальнейшем планируется оценка просуицидальной напряженности среди респондентов, знающих о наличии трагической смерти в семье, с учётом их гендерной принадлежности.

Мы не обнаружили статистически значимых в суицидологическом плане отличий между группами респондентами, имеющими и не имеющими долгожителей в роду. Это позволило сделать вывод о том, что наличие таковых в роду не влияет на выраженность аутоагрессив-ных паттернов поведения и их динамику в жизни индивида.

Выводы:

1. Знание о наличии трагической смерти в роду является феноменом, ассоциированным с суицидальным и иным аутоагрессивным поведением.

2. Наличие в семье долгожителей (лиц старше 80-ти лет) не оказывает существенного контр-аутоагрессивного действия.

3. Знание о наличии трагической смерти в роду чаще вызывает у индивида просуици-дальные эмоциональные состояния: чувство одиночества, безысходности, депрессии, вину.

4. Личностно-психологические характеристики исследуемой группы демонстрируют наличие внутреннего противоречия, которое усугубляет, а возможно и обуславливает общее депрессивное состояние респондентов, а также склонность направлять агрессию «на себя», таким образом, проявляя мнимый компромисс между внутренней импульсивностью и общепринятыми нормами поведения.

5. Полученные данные можно использовать при скрининговой оценке суицидологического риска, а также использовать в качестве

Литература:

1. Рейнгольд Дж. С. Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти / науч. ред. проф. В.М. Астапова, пер. с англ.: В.М. Астапов, И. Метлицкая. М.: ПЕР СЭ, 2004. 68 с.

2. Азарных Т.Д. Посттравматические стрессы юношеского возраста, вызванные смертью близких // Тюменский медицинский журнал. 2014. Т. 16, № 3. С. 3-4.

3. Berne E. What do you say after you say hello // New York: Grove Press, 1972. 318 p.

4. Азарных Т.Д. Острая реакция на стресс у женщин // Научный форум. Сибирь. 2016. Т. 2, № 3. С. 48-50.

5. Меринов А.В. Аутоагрессивное поведение и оценка суицидального риска у больных алкогольной зависимостью и членов их семей: автореф. дис. ... докт. мед. наук: 14.01.27; 14.01.06 / А.В. Меринов. М., 2012. 48 с.

6. Drego P. The cultural parent // Transactional Analysis Journal. 1983. Vol. 13. P. 224-227.

7. Berne E. Transactional analysis in psychotherapy: A systematic individual and social psychiatry. N-Y: Grove Press, 1961. 318 p.

8. Меринов А.В., Сомкина О.Ю. Сценарные аспекты реализации аутоагрессивных паттернов в семьях мужчин, страдающих алкогольной зависимостью // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие: электрон. науч. журн. 2013. № 1. С. 95-118 - URL: http://humjournal.rzgmu.ru/uploadfiles/ 03_Merinov_A_Somkina_O_2011_01.pdf

9. Меринов А.В., Шустов Д.И., Васяткина Н.Н. Эпискрипт как вариант внутрисемейной динамики аутоагрессивных паттернов в семьях мужчин, страдающих алкогольной зависимостью // Суицидология. 2012. № 1. С. 28-39.

10. Нэнси Мак-Вильямс. Психоаналитическая диагностика. Понимание структуры личности в клиническом процессе: пер. с англ. В. Снигур. М.: Класс, 2015. 217 с.

опорных признаков при разработке инструментария для подобных исследований.

References:

1. Rejngol'd Dzh. S. Mat', trevoga i smert'. Kompleks tragicheskoj smerti / nauch. red. prof. V.M. Astapova, per. s angl.: V.M. Asta-pov, I. Metlickaja. M.: PER SJe, 2004. 68 s. (In Russ)

2. Azarnyh T.D. Posttraumatic stress adolescence, caused by the death of loved ones // Tyumen Medical Journal. 2014. V. 16, № 3. P. 3-4. (In Russ)

3. Berne E. What do you say after you say hello // New York: Grove Press, 1972. 318 p. (In Russ)

4. Azarnyh T.D. Acute stress response in women // Scientific forum. Siberia. 2016. V. 2, № 3. P. 48-50. (In Russ)

5. Merinov A.V. Autoagressivnoe povedenie i ocenka suicidal'nogo riska u bol'nyh alkogol'noj zavisimost'ju i chlenov ih semej: avtoref. dis. ... dokt. med. nauk: 14.01.27; 14.01.06 / A.V. Merinov. M., 2012. 48 s. (In Russ)

6. Drego P. The cultural parent // Transactional Analysis Journal. 1983. Vol. 13. P. 224-227.

7. Berne E. Transactional analysis in psychotherapy: A systematic individual and social psychiatry. N-Y: Grove Press, 1961. 318 p.

8. Merinov A.V., Somkina O.Ju. Scenarnye aspekty realizacii auto-agressivnyh patternov v sem'jah muzhchin, stradajushhih alkogol'noj zavisimost'ju // Lichnost' v menjajushhemsja mire: zdorov'e, adaptacija, razvitie: jelektron. nauch. zhurn. 2013. № 1. S. 95-118 - URL: http://humjournal.rzgmu.ru/uploadfiles/ 03_Merinov_A_Somkina_0_2011_01.pdf (In Russ)

9. Merinov A.V., Shustov D.I., Vasjatkina N.N. Episcript as a variant of intrafamilial dynamics of autoagressive patterns in families of men suffering from alcohol dependence // Suicidology. 2012. № 1. P. 28-39. (In Russ)

10. Njensi Mak-Vil'jams. Psihoanaliticheskaja diagnostika. Ponima-nie struktury lichnosti v klinicheskom processe: per. s angl. V. Snigur. M.: Klass, 2015. 217 s. (In Russ)

TRAGIC DEATH OF RELATIVES AS ACTIVE PRECEPT'S COMPONENT AND ITS IMPORTANCE FOR A SUICIDE PRACTICE

A.V. Merinov1, M.A. Baqkova1, O.P. Zotova2

1Ryazan State Medical University, Ryazan, Russia industrial University of Tyumen, Russia

Abstract:

This work is devoted to the study of the influence of the presence of tragic deaths in the family to antivital personal profile. Materials and methods: We studied a group of students, the common pool amounted to 966 people; 233 persons knew there was a tragic death in their pedigree, the control group consisted of 733 people. It is known that the death of a relative may be classified as a prosuicide phenomenon though its significance needs to be yet clarified; we decided to empirically assess the importance of it for suicide practices, particularly in relation to integrated assessment of autoagressive risk behavior. Note that the results of the study confirmed the important role it plays for autoagressive trajectory formation. At the same time we examined a group of students with and without centenarians in their families (more than two people older than 80 years), taking them as "scriptwriting" opposite group. Results.We found no statistically significant differences in terms of a suicide between the last two groups; which led to the conclusion that the presence of centenarians in pedigree does not affect to the severity of auto-aggressive behavior patterns and their dynamics in the individual's life. It was found that respondents who were aware of the presence of the tragic death in the family were prone to having suicidal thoughts (29%), suicide attempts (10%), long-term experience of depression (54% of respondents), risky behavior, as well as to various self-harming behavior (burns, frostbite, self-cutting). Thus, it was found that knowledge of the existence of the tragic death in the family is closely associated with various antivital patterns of behavior and their predictors. This allows us to mark respondent's indication of the pre s-ence of the tragic death in the family as an important aspect of the potential suicide risk formation and can be used as one of the issues in the screening assessment.

Key words: suicidology, autoaggression, young people, the tragic death, centenarians, depression, suicide