CC BY
11
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Вестник Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина. 2022. № 1 (74). С. 104-115. The Bulletin ofRyazan State University namedfor S. A. Yesenin. 2022; 1 (74): 104-115.
Научная статья
УДК 821Л61Л-31.09«18»
DOI: 10.37724/RSU.2022.74.1.010
Традиция сентиментальной повести в «письмах о путешествии» М. Н. Макарова 1805 и 1824 годов
Наталья Ивановна Тангаева
Рязанский государственный университет имени С. А. Есенина, Рязань, Россия tamantina@mail.ru
Аннотация. В статье анализируются малоизвестные журнальные публикации М. Н. Макарова начала XIX века в аспекте их преемственности традициям сентиментализма. Сочинения Макарова «Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию» (1805) и «Август Адольф Фридерик Десалверт» (1824) рассматриваются с опорой на повествовательную структуру прозы Н. М. Карамзина. Повести Макарова представляют интерес для исследования, по крайней мере, в двух аспектах: во-первых, в контексте его малоизученной прозы; во-вторых, как свидетельство влияния карамзинской повествовательной традиции. В ходе сопоставительного анализа опубликованных анонимно сочинений Макарова (атрибутировано В. Э. Вацуро) установлены прямые параллели с сюжетно-повество-вательной структурой повестей Карамзина «Бедная Лиза» и «Остров Борнгольм». В названных произведениях Макарова обнаружены ключевые особенности сентиментального повествования: следование жанровой структуре автобиографических жанров, путевого очерка, дневниковых записей, использование типичных мотивов: случайная встреча, влюбленность, угроза разлуки, совместные прогулки, враждебная природа, болезнь, сон, соблазнение и др. Образный ряд произведений восходит к рыцарской и сентиментальной поэтике. Исследование показало продуктивность сформированных в сентиментальной прозе Карамзина тем и мотивов для русской литературы последующего периода.
Ключевые слова: М. Н. Макаров, Н. М. Карамзин, сентиментализм, литературный дневник, литературное путешествие, рыцарский эпос, «Остров Борнгольм».
Для цитирования: Тангаева Н. И. Традиция сентиментальной повести в «письмах о путешествии» М. Н. Макарова 1805 и 1824 годов // Вестник Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина. 2022. № 1 (74). С. 104-115. РР!: 10.37724^^2022.74.1.010.
© Тангаева Н. И., 2022
Original article
Sentimental Traditions in M. N. Makarov's "Letters of a Russian Traveler" (1805 and 1824)
Natalya I. Tangayeva
Ryazan State University named for S. Yesenin, Ryazan, Russia tamantina@mail.ru
Abstract. The article analyzes little-known journal publications of the early 19th century, namely M. N. Makarov's "Several Letters of a Russian Traveler from England to Russia" (1805) and "August Adolf Friederike Desalvert" (1824), through the prism of continuity of traditions of sentimentalism characteristic of N. M. Karamzin's prosaic works. Being underinvestigated and honoring N. M. Karamzin's narrative legacy, M. N. Makarov's novellas are research-worthy. A comparative analysis of these texts, whose authorship has been attributed to M. N. Makarov by V. E. Vatsuro, enables us to trace parallel story lines in M. N. Makarov's novellas and in N. M. Karamzin's "Poor Lisa" and "Bornholm Island". M. N. Makarov's "Several Letters of a Russian Traveler from England to Russia" and "August Adolf Friederike Desalvert" reek of sentimentalism and are characterized by genre-imposed confines (autobiographical essay, travel essay, diary entries), cliché motifs (chance meeting, falling in love, the threat of separation, joint walks, hostile nature, illness, sleep, seduction, etc.), the use of chivalric and sentimental imagery. The research shows that N. M. Karamzin's sentimental legacy played a major role in shaping literary traditions of the centuries to come.
Keywords: M. N. Makarov, N. M. Karamzin, sentimentalism, literary diary, literary journey, chivalric epic, "Bornholm Island".
For citation: Tangayeva N. I. Sentimental Traditions in M. N. Makarov's "Letters of a Russian Traveler" (1805 and 1824). The Bulletin ofRyazan State University named for S. A. Yesenin. 2022; 1 (74):104-115. (In Russ.). DOI: 10.37724/RSU.2022.74.1.010.
На рубеже XVШ-XIX веков русская литература была охвачена новаторским, кардинально отличавшимся от изжившего себя к концу XVIII столетия классицизма течением, всплеск которого пробудила повествовательная проза Н. М. Карамзина — родоначальника сентиментализма в России. Идеолог «приятного слога», привнесший в отечественную словесность культ сердца, оказал влияние на целое поколение современников, среди которых нашлось немало единомышленников, последователей и подражателей: И. И. Дмитриев, В. В. и А. Е. Измайловы, князь П. И. Шаликов, П. Ю. Львов, Г. П. Каменев, И. П. Брусилов и многие другие. В частности, писателями активно использовались повествовательные стратегии повести «Бедная Лиза» (1792) — от прямого подражания до рецепции и трансформации карамзинского нарратива (более подробно этот вопрос изучен в статье Т. Б. Рынгач, см.: [Рынгач, 2017]).
Среди сторонников сентиментализма, сохранивших верность развернутому Н. М. Карамзиным течению вплоть до 1830-1840-х годов, был М. Н. Макаров, известный, главным образом, благодаря публикациям исторического, этнографического и фольклористического содержания, наиболее заметные из которых — «Русские предания» (1838-1840) и «Заметки о землях рязанских» (1846). Первые опыты в области сентиментализма у Макарова, сформированного эпохой карамзинских преобразований в российской словесности, пришлись на юные годы, когда он пробовал себя в поэзии, публикуя свои сочинения в альманахе Карамзина «Аглая»: «Ты хочешь знать меня?.. Любезная! ты знаешь...» (1808), «Говею я тогда, как нет тебя со мною...» (1809), «Вчера ты в клеточке порхала...» (1810); позднее, уже в зрелом творчестве, писатель продолжал следовать сентиментальной и предромантической поэтике в прозаических публикациях: «Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву» (1830), «Повести из русских народных преданий» (1834).
Приверженность М. Н. Макарова к личности, художественному творчеству и эстетическим взглядам Н. М. Карамзина несомненна. На «чувство изящного» ориентировался издаваемый Макаровым «Журнал для милых» (1804); на защиту нового слога и критику «архаистов» направлена полемическая комедия «Обращенный славянофил» (1811; авторство Макарова установлено К. Ю. Роговым); ранние фольклористические опыты, явленные в сборнике «Русское национальное песнопение» (1809), основывались на суждениях Карамзина, относившихся к стилистической системе русского языка, а именно — требованиям литературной обработки «грубого» и излишне откровенного простонародного языка (позднее данный принцип, активно практикуемый
литераторами 1800-1810-х годов как нормативный и естественный в свете эстетики сентиментализма, переосмысляется Макаровым в пользу сохранения исконного, истинно народного варианта текста, что согласовывалось с критикой 1830-1840-х годов). Наконец, Макаров открыто заимствовал приемы повествовательной прозы Карамзина: жанровые формы, мотивы, сюжеты, образы героев, стилистические средства. Один из ярких примеров осмысления карамзинской традиции в художественном творчестве Макарова — это «Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву» (1830). По результатам сопоставительного анализа текстов Макарова и Карамзина, произведенного нами ранее (в качестве опорного текста привлекались «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», 1802) [см.: Тангаева, 2020], была обнаружена общая жанрово-стилевая специфика путевой прозы двух писателей: прямые отсылки Макарова к текстам российского историографа, обращение к жанру путевых записок, идентичный маршрут следования путешественников, сентиментальная специфика в описании природы и характеров персонажей, признание взаимосвязи истории отечества с заступничеством Господа и Русской Православной церкви. В продолжение данной темы мы решили углубиться в вопрос о преемственности Макарова сентиментальной традиции (в частности повествовательной прозы Карамзина) на примере других его публикаций, более ранних, чем «Журнал пешеходцев...», и менее известных.
Цель нашего исследования — определить степень влияния сентиментальной поэтики на журнальную прозу М. Н. Макарова разных лет и выявить отличительные особенности рецепции писателем повествовательных принципов, воплощенных в художественных текстах Н. М. Карамзина.
Материалом для текущего исследования послужили две публикации Макарова (авторство установлено В. Э. Вацуро), напечатанные с разницей в почти двадцать лет: «Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию» за подписью N. N. («Московский курьер», 1805) и очерк «Август Адольф Фридерик Десалверт» за подписью М.к.р.въ («Дамский журнал», 1824), которые характеризуются Вацуро как явно подражательные стилю Карамзина, созданные в том числе под влиянием повести «Остров Борнгольм» (1794) [Вацуро, 2002, с. 78-79]. Предпринятое нами сопоставление текстов 1824 года за подписью М.к.р.въ и анонимного писателя 1805 года позволяет считать достаточно обоснованным вывод Вацуро о том, что «Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию» и «Путешествие на заданные слова» принадлежат одному автору. Руководствуясь этими суждениями, мы привлекаем для анализа публикацию 1805 года как более ранний, первоначальный вариант публикации 1824 года, и считаем версию об авторстве Макарова убедительной.
Наше исследование показало, что публикация 1824 года «Несколько писем русского путешественника.» напрямую связана с заключительной частью очерка «Август Адольф Фридерик Десалверт». В структуре очерка выделяется три части: жизнеописание Десалверта, пересказанное его другом — автором очерка, личные дневниковые записи героя времен служения в полку П. И. Багратиона и отрывки из двухтомного романа Августа Адольфа «Путешествие на заданные слова». Таким образом, читателю предлагаются три жанровые формы: биографический очерк, дневник и литературное путешествие — те жанры, которые пользовались особым вниманием сентименталистов. Рассмотрим каждую часть отдельно.
Представляя биографию Десалверта, автор очерка, т. е. сам М. Н. Макаров, описывает его не иначе, как уникального человека, «достойного», «необыкновенного», «заслуживающего внимание многих». Его неординарность была предвосхищена еще до рождения судьбой родителей: отец, англичанин Фридерик Роберт Карл Салверт, капитан купеческого судна, необыкновенно честный и прямодушный человек с нежным сердцем, заслужил симпатию прекрасной Риммы, дочери богатого шотландца. Влюбленные против воли отца, который добился изгнания неугодного ему Салверта, бежали из Англии в Пруссию; по дороге, на корабле, Римма родила Августа.
Сын изгнанников рано остался сиротой. Испытывая «блеск славы воинской», он избрал путь военного и примкнул к сторонникам конфедератов. Попав в плен к русским, Август Адольф показал себя достойным и разумным молодым человеком, за что был представлен Суворову, который постановил: «Помилуй Бог хорошо! Ему давно пора быть нашим!» [Макаров, 1824, № 3, с. 95]. Десалверт стал офицером егерского полка князя П. И. Багратиона, «умел сражаться по-львиному... был офицер честный, храбрый, благородный во всех отношениях» 1 [Там же, с. 96]. Дослужившись до поручика, герой по состоянию здоровья вышел в отставку, в Москве познакомился с автором очерка и переехал жить к нему. В патриархальной столице, окруженный любовью общества за
1 Здесь и далее курсив М. Н. Макарова.
благородный характер, Август Адольф затосковал по Англии — его кровной родине; не прижившись на государственной службе, он решил добраться до Туманного Альбиона пешком. Однако из-за потери в дороге документов Десалверта ждали трудности, достойные сюжета авантюрного романа: в Голландии он оказался завербован в солдаты, но сумел сбежать и достичь Британских островов; в Англии, вместо теплого приема, героя заключили в тюрьму, приняв за бродягу, а позже вновь определили в солдаты; сбежав и оттуда, Десалверт вернулся в Голландию, где был спасен русским генералом, узнавшим родную речь и восстановившим того в правах. В качестве основных признаков авантюрного романа мы выделяем в этой части сочинения Макарова хронотоп пути, мотивы поиска, испытания, бегства, обретения, а также личность самого героя, склонного к рискованным поступкам [см.: Голикова, 2016].
Наконец, в 1807 году Август Адольф вернулся в Россию, был зачислен в Гродненский гусарский полк, но скоро погиб при столкновении с французами, исполнив давнюю мечту: герой «вернул» французам пулю («гостинец»), полученную во времена бытности конфедератом, которую трепетно хранил после извлечения из тела хирургами. На этой трагической, но возвышенной ноте рассказ о жизненных перипетиях Десалверта заканчивается.
Как мы уже отметили, жизнеописание Августа Десалверта, пересказанное М. Н. Макаровым, может быть отнесено к жанру биографического очерка. Усиление биографического начала, особенно — автобиографического, — одна из основных характеристик литературы сентиментализма. Так, Н. Д. Кочеткова отмечает, что обращение к внутреннему миру человека, исповедальность художественного творчества обусловлены «углубленным вниманием к вопросам нравственного и психологического порядка» [Кочеткова, 1994, с. 223]. Конечно, в данном тексте жизнеописание героя дается опосредованно, не им самим, а в восприятии близкого друга. Эти сведения необходимы Макарову для того, чтобы подготовить читателя к знакомству с творчеством самого Десалверта — его дневниковыми записями и неоконченным романом. Кроме того, автор использует один из приемов сентиментальной поэтики — вводит образ рассказчика, умеющего «ценить достоинства простолюдинов» [Там же, с. 74], к которым его герой, несмотря на все воинские заслуги, как раз и относится.
Желая «вспомнить о человеке приятном, и вспомнить в самом простом рассказе истины», М. Н. Макаров выстраивает биографическое повествование о герое согласно ключевым компонентам поэтики сентиментальной повести. Так, шотландец Гебер, дед Августа Десалверта, подвержен сословным предрассудкам и не разрешает дочери выйти замуж за бедного жениха, из-за чего влюбленные совершают побег. Сам автор «Путешествия на заданные слова» рано теряет родителей и остается на попечении доброй, но бедной прусачки; он одарен от природы умом и благородным характером, однако отказывается от получения образования в пользу реализации личностных устремлений к воинской славе. Несмотря на жизненные испытания, Десалверт сохраняет заложенные от рождения добродетельные качества, которые помогают преодолевать испытания судьбы. Гордость, честолюбие и верность нравственному кодексу, стоящие выше природной потребности в самосохранении, в конце концов приводят к гибели героя, не простившего французам поражение в бою и отомстившего ценой собственной жизни.
Пересказав историю яркой и необычной жизни Десалверта, М. Н. Макаров считает своим долгом (можно даже прибавить, долгом дружбы и чести) опубликовать сохранившиеся записки Августа Адольфа. Таким образом, читатель, заочно уже познакомившийся с исключительной по характеру личностью и составивший о ней соответствующее благодаря усилиям автора представление, оказывается подготовлен к более целостной оценке русского (по духу) и британского (по крови) солдата.
Дневник Августа Адольфа, публикуемый М. Н. Макаровым первым, датируется 1802 годом и описывает случай, произошедший во время выполнения его автором одного из поручений П. И. Багратиона. Десалверт, следуя приказу генерала, был вынужден оставить строй направлявшейся во Францию русской армии и повернул в ближайшее селение за поставкой припасов. Там отряд Десалверта столкнулся с сопротивлением французских мародеров и местных жителей, которые, впрочем, не смогли долго сражаться и быстро сдались. Среди них были две молодые девушки, едва не убитые разгоряченным егерем русской армии и спасенные подоспевшим Августом Адольфом, воскликнувшим: «На что тебе [егерю] жизнь женщин, жизнь слабых? <...>. Русские не мстят слабым!» [Макаров, 1824, № 3, с. 104]. Девушки, родные сестры поставщика Сирсе, предавшего отряд Десалверта, умилосердили сердца русских, чем спасли малодушного француза.
Вскоре, получив ранение в другом сражении, Август Адольф прибывает на лечение к тому самому маркизу Сирсе, который «на своих плечах» занес русского солдата в свой дом. Испытывая
бесконечную благодарность к спасителю, Сирсе выходил Десалверта и предложил тому «руку своей сестры, половину имущества, спокойную жизнь добрых швейцаров» [Макаров, 1824, № 3, с. 105], на что польщенный герой ответил: «Мне ничего не нужно!.. Я вам много обязан. Но моя жизнь отдана уже России и Суворову: где он, там и я!» [Там же, с. 106]. Когда Август Адольф окончательно поправился, сестры маркиза в знак признательности накрыли стол для всего русского отряда, что вызвало опасения героя, который не был уверен в достойном поведении простых служивых людей. Однако товарищи Десалверта вели себя настолько благовоспитанно, что вызвали удивление сестер-француженок: «Лени [младшая сестра]/ Русские не совсем еще звери: умеют чувствовать!..», на что герой невозмутимо ответил: «Если мы и звери, синьора, то уж верно такие звери, которые привыкли ценить дорого права гостеприимства; мы жрем только врагов родины и Царя!» [Там же, с. 107]. На этом неожиданном для французов и торжествующем для русских утверждении дневниковые записи завершаются.
Избрав повествовательную форму дневника, М. Н. Макаров подчиняется еще одной тенденции, активно развивавшейся в литературе сентиментализма, — использует «переданные» ему личные записи «друга» для того, чтобы полнее раскрыть внутренний мир героя. Устремленность к сокрытым в глубинах души порывам человеческого сердца, послужившая всплеску такого жанра, как литературный дневник, является одной из характерных черт эпохи сентиментализма [Кочеткова, 2002 ; Чудакова]. В повествовательной стратегии анализируемых сочинений Макарова выделяется комплекс мотивов, свойственных сентиментальной традиции: художественный историзм, направленный на воссоздание колорита эпохи (в основе, по всей вероятности, — события конца войны Второй коалиции), добродетельные, способные к сопереживанию герои, благовоспитанный «простой люд», моральными качествами не уступающий знатному семейству маркиза, беззаветная любовь к родине и преданность отчизне.
Благодаря предшествовавшей, изложенной М. Н. Макаровым биографии читатель уже подготовлен к тому, что дневниковые записи принадлежат человеку по крайней мере необычному. Действительно, перед читателем предстает благородный, бесстрашный, здравомыслящий, великодушный человек. По нашему мнению, образ Десалверта в данном контексте вполне сопоставим с образом рыцаря. Безусловно, обращение Макарова к типологии рыцаря не было случайным: с 17801810-х годов, с развитием в России балладного жанра, внимание к рыцарскому эпосу, появившемуся в России во второй половине XVIII века, возрастало; его черты осмысливаются и приспосабливаются на русскую почву Г. Р. Державиным («Добрыня»), Н. М. Карамзиным («Граф Гваринос»), М. Н. Муравьевым («Болеслав, король польский»), Г. П. Каменевым («Громвал»), В. Т. Нарежным («Громобой»), К. Н. Батюшкиным («Предслава и Добрыня») и другими [см.: Литература ... , 2012]. Макаров, выступая последователем и в какой-то степени ревнителем традиций сентиментализма (и предромантизма), не мог обойти рыцарский тип стороной и наделил его чертами Десалверта.
Герой Макарова доказывает свою храбрость перед лицом врага, самоотверженность и, что более важно, — способность сохранять здравомыслие и великодушие даже в критической ситуации. Спасая девушек от разгорячившегося в бою Канькова (здесь обнаруживается встраиваемый в повествование архетип «дева в беде» — характерный мотив рыцарских романов), Август Адольф поступает в соответствии со своими ценностными убеждениями, не допуская невинного кровопролития. Рыцарские качества герой проявляет и позднее, когда отказывается от руки Софьи, предложенной поддавшимся эмоциям маркизом, несмотря на то, что начал испытывать к ней симпатию. Тем самым он следует норме рыцарского куртуазного поведения: «Рыцарь должен служить даме сердца, не требуя от нее никакого вознаграждения и внимания к себе, пока она сама не обратит внимания на него» [Голодова, 2015, с. 21]. Софья, по всей вероятности, также неравнодушна к герою: она, вместе с младшей сестрой Лени, ухаживала за Десалвертом после ранения, а на предложение быть его супругой только «опустила большие голубые глаза свои» [Макаров, 1824, № 3, с. 105] (обращает на себя внимание деталь «голубые глаза» — обязательный портретный штрих героини сентиментальной литературы [Кочеткова, 1994, с. 198]). Однако Август Адольф спешит служить отечеству, и девушка становится для него истинной «дамой сердца» — недосягаемым идеалом, который призван вдохновлять на дальнейшие подвиги.
Таким образом, Десалверту свойственны типичные рыцарские качества, подробно перечисленные Е. Ю. Голодовой [Голодова, 2015]. Он британец по крови, профессиональный воин, готовый оказать помощь тем, кто в ней нуждается; уважает врага и чтит концепты «честь», «вера» (не только вера в Бога, о которой Август Адольф прямо не говорит, но вера в отечество и господина — императора и генерала войска); в поведении следует принципам «куртуазности» (галантен, учтив с сестрами — дамами). Как автор дневника герой представлен даже более неординарным человеком, чем был изображен изначально. Уже не мнением со стороны, а опытом собственной жизни
доказывается нерушимое исполнение норм морали, чтимых Десалвертом беспрекословно. Этим обосновывается и целесообразность обращения М. Н. Макарова к личности Десалверта и публикации его записей в периодической печати — судьба человека иного характера могла не обратить на себя внимание и не захватить любопытство читательской аудитории «Дамского журнала».
После того, как читатель ознакомился с жизнеописанием Августа Адольфа (сначала опосредованно, через дружеское восприятие рассказчика, а затем — со слов героя), М. Н. Макаров предлагает к прочтению результат творческого акта (наиболее личный, интимный аспект человеческой души) самого Десалверта — путевые записки «Путешествие на заданные слова». И здесь необходимо вернуться к упомянутым в начале статьи «Нескольким письмам русского путешественника.», которые, по замечанию В. Э. Вацуро, можно считать первоначальной версией очерка 1824 года [Вацуро, 2002, с. 81]. Действительно, «Путешествие», написанное Десалвертом, во многом идентично «Нескольким письмам русского путешественника из Англии в Россию». Приведем несколько очевидных параллелей из собственных наблюдений (табл. 1):
Таблица 1
Сходства публикаций
«Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию» («Московский курьер», 1805) «Путешествие на заданные слова» («Дамский журнал», 1824)
Общий сюжет
Путешественник возвращается из Англии в Россию на корабле «Людовик» (название одинаково в обеих публикациях). По дороге молодой человек знакомится со страдающей от морской болезни женщиной и ее дочерью и начинает проводить время в их компании. После выздоровления матери герои продолжают путешествие вместе, молодые люди проникаются друг к другу симпатией и решают пожениться.
Схожие стилистическая основа описаний и синтаксис
1) «Вчера при закате солнца я узрел величественное море. — Сия неизмеримая пучина поразила сердце мое» [Макаров, 1805, № 4, с. 49]. 1) «Море было в полном своем величии! Последние лучи первого из светил небесных, казалось, уже навек гибли в пучине неизмеримой» [Макаров, 1824, № 4, с. 132].
2) «Надежда и страх сильно волнуют сердце мое» [Там же, с. 49]. 2) «Надежда и страх попеременно волнуют мое сердце» [Там же, с. 134].
3) «Мы, слава Богу, прибыли благополучно. — Больных у нас только одна женщина, которую вынесли уже без чувств; девушка лет 20, по-видимому дочь ей, просила меня, чтоб я ей оказал хотя малейшую помощь» [Там же, с. 50]. 3) «Хвала Богу! Сюда мы прибыли благополучно; больных у нас только одна женщина, которую вынесли с корабля без чувств; дочь ея, девушка лет шестнадцати, плакала во все время. Теперь только посмотрев на меня, она сказала мне голосом трогательным: "Вы, кажется, сострадательнее всех и верно не откажете в помощи несчастным!"» [Там же, с. 135].
4) « .дикий и грубый вид моих матросов» [Там же, с. 49]. 4) «.матросы дики и грубы» [Там же, с. 133].
5) «.морские птицы вьются беспрестанно над кораблем нашим» [Там же]. 5) «.морские птицы беспрестанно вьются над кораблем» [Там же, с. 133].
6) «.свист ветра, крик корабельных служителей заглушает слух мой» [Там же]. 6) « .свист ветра и громкий, разительный крик корабельных служителей не давали мне покоя» [Там же, с. 133-134].
7) «Резвая Аспазия хотела взлезть на вершину одной из оных [гор]» [Там же, с. 51]. 7) «Резвая Ирма вздумала идти на самую ее [горы] вершину» [Там же, с. 137].
8) «Работники здесь не негры, а Белые, по большой части преступники. Работа их трудна очень» [Там же]. 8) «Горные работники не Негры, как мне сказывали, а наши братья белые — все преступники! Работа их трудна, но без жестокости» [Там же].
9) «Ах, если бы кто тогда мог видеть движение сердца моего!.. перо упало из рук моих» [Там же, с. 52]. 9) «Ах! Если бы кто мог видеть все движения сердца моего. <.>. Перо упало из рук моих.» [Там же, с. 139].
10) «Две недели, любезной друг, я к тебе не писал; причиною тому была моя небольшая болезнь, приключившаяся от мореплавания» [Там же, № 15, с. 227]. 10) «Две недели уже, любезные друзья! Как я не писал к вам; причиною тому небольшая лихорадка, от которой я теперь только начинаю оправляться» [Там же, с. 144-145].
Безусловно, общность текстов не исчерпывается данными примерами, но нельзя не заметить того, что тексты, написанные с разницей практически в два десятилетия, обнаруживают несколько отличий (табл. 2). Данные отличия не влияют на развитие сюжета в целом, однако позволяют выявить переосмысление М. Н. Макаровым первоначального варианта текста и некоторую переоценку литературно-художественного наследия Н. М. Карамзина, в частности измененное, более выдержанное и рассудительное восприятие поэтики сентиментализма.
Таблица 2
Сюжетные отличия публикаций
«Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию» («Московский курьер», 1805) «Путешествие на заданные слова» («Дамский журнал», 1824)
Имя и возраст героини
Аспазия, 20 лет Ирма, 16 лет
Эпизод прибытия на Борнгольм
Остров производит на молодых героев мрачное, тягостное впечатление, они не сомневаются в его таинственном влиянии на души людей. Ирма проявляет любопытство к окрестностям острова, вспоминая «Остров Борнгольм» Н. М. Карамзина, герой вовсе опровергает правдивость карамзинской повести.
Эпизод с разбойниками
На путешественников во время их вынужденного отдыха на суше после поломки телеги нападают разбойники, но чудом подоспевший командир гусарского полка спасает героев. Лесные разбойники — лишь дорожный анекдот, рассказанный от скуки почтарем во время ожидания помощи с починкой телеги. Появившиеся было в сумерках разбойники оказались крестьянами из соседней деревни.
«Смешной химерический сон» [Макаров, 1805, № 15, с. 230 ; 1824, № 4, с. 148] героя
Герою снится, что он находится в Петровском театре и ждет показ «Бедной Лизы». На сцене в роскошном окружении появляется Аспазия, вместе с остальными зрителями герой кидается к девушке, чтобы поцеловать ее, и получает удар кинжала, от чего просыпается. Герой видит во сне, что пребывает на сцене Петровского театра, где разговаривает с театральными актерами Я. Е. Шушериным и В. П. Померанцевым о профессиональных требованиях, которыми должен обладать истинный актер.
«Штраф» за насмешку героини
Услышав пересказанный сон, Аспазия засмеялась, но после стала просить прощения, на что герой потребовал поцелуй, получил его и остался «довольный сею наградою» [Там же, 1805, с. 231]. Герой в качестве извинения Ирмы попросил ее руки, но на возглас «целуйте ее!» «как сумасшедший. выбежал из комнаты» [Там же, 1824, с. 150].
Сцена с соблазнением героини
Оставшись наедине, герой поддается чувствам и соблазняет Аспазию, что приводит ту в отчаяние. Сцена с соблазнением отсутствует.
Сопоставление разницы в текстах способствуют установлению ключевого отличия публикаций, справедливо обозначенного В. Э. Вацуро, который считал, что ведущая роль в «Нескольких письмах русского путешественника.» принадлежит не путешествию, а сентиментально-эротическому началу [Вацуро, 2002, с. 80]. Действительно, смещение акцентов в текстах 1805 и 1824 годов очевидно. Аспазия с самого первого взгляда возбудила в герое платонические чувства, что и заставило его помочь больной матери девушки: «Прелести просительницы подействовали очень на сердце мое» [Макаров, 1805, № 4, с. 50]; герой же Десалверта помогает из сострадания, к которому воззвала Ирма. Аспазия «в платье великолепном» является герою во сне, и он спешит поцеловать ее, но, заколотый кинжалом, просыпается; Ирма вовсе не снится юноше. Ожидая извинений от Аспазии, герой получает поцелуй и остается доволен; Ирма поцелуя не дождалась, поскольку ее избранник оказался настолько целомудренным, что в решительный момент выбежал из комнаты. Наконец, Аспазия поддалась на ухаживания героя, и «невинность исчезла на ланитах ее» [Там же, № 15, с. 232]. Юноша, поступая благородно, взял ее в супруги, однако не только благородство заставило его заключить брак — страдания
«обесчещенной» девушки, ее стыд и раскаяние пробудили в нем совесть: «Я стоял как истукан, у меня не было соперника, противника; но совесть. о мой друг! Это мучение наижесточайшее на свете.» [Макаров, 1805, № 4, с. 232]. В публикации 1824 года — совсем иное настроение: «.мы счастливы! Ирма моя, моя навеки!» [Макаров, 1824, № 4, с. 151]; ни о каком соблазнении и намека нет.
Повествования «Нескольких писем русского путешественника из Англии в Россию» и «Путешествия на заданные слова» мы склонны отнести к жанру сентиментального путевого очерка, оформившегося в русской литературе в конце XVIII века [Садовская, 2012]. Сюжеты выстроены согласно нарративу сентиментальной прозы, который подробно проанализирован Л. А. Курышевой с акцентом на сюжете о несчастливой любви [Курышева, 2017]. Несмотря на то, что в публикациях М. Н. Макарова любовная симпатия героев лишена трагизма, описанные эпизоды так или иначе опираются на поэтику сентиментальной повести: молодые люди знакомятся случайно (автор записок помогает попавшему в беду семейству, совершая акт бескорыстной благотворительности); ими овладевает внезапная пылкая любовь; почти сразу после знакомства героям грозит разлука, но ее удается избежать; молодые люди проводят время вместе (читают, музицируют, совершают совместные прогулки), любуются природой; герой заболевает (впрочем, его недомогание связано не с трагическими переживаниями или меланхолией, а обыденной утомленностью от путешествия); в итоге, обретя счастье друг в друге, влюбленные заключают (или готовы заключить) брак.
В «Нескольких письмах русского путешественника.» как в написанной в самый расцвет сентиментализма публикации присутствуют дополнительные, характерные для сентиментального повествования мотивы: герой ведет дневник о своих чувствах (именно в форме дневника издаются его записи); при посещении Борнгольма появляется «шум клокочущих волн» — мотив враждебной природы (не предвещающий, однако, никакого конфликта и служащий лишь отсылкой к повести Н. М. Карамзина, которую вспоминают впечатлительные герои); молодому человеку снится зловещий сон (его можно расценить и как сон восприимчивого, эмоционального героя, и как глас совести, предупреждающий о недопустимости покушения на невинность Аспазии); наконец, во время свидания происходит «падение» героини, которое доводит ее до отчаяния, но трагическая ситуация очень скоро получает благополучное разрешение (заметим, что в поздних повестях сентиментальной литературы вполне допустим счастливый финал, как, например, в повести В. В. Измайлова «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор» (1804) [см.: Рынгач, 2017]).
Так, в большей степени следование нарративу сентиментального повествования обнаруживается именно в ранней, созданной в первое десятилетие XIX века дневниковой повести М. Н. Макарова 1805 года, что объяснимо временем создания произведения и возрастом самого писателя, который, будучи 16-20-летним молодым человеком, не чуждался интимного, чувственного содержания. Вместе с тем воспроизведение общепринятых эпизодов сентиментальной повести происходит по закрепленному писателями сентиментализма шаблону, которого Макаров четко придерживался. Его повествование имеет больше подражательный, чем самостоятельный характер, и воссозданные мотивы сентиментальной повести направлены на внешнее отображение поэтики без обременения ее глубинными смыслами и социальной проблематикой. Традиционные эпизоды — болезнь героя, тревожный сон, устрашающая природа, соблазнение героини, — не основаны на сложном психологизме, а продиктованы жанровыми канонами. Тем самым Макаров типизирует литературные образы, оставаясь в русле разработанного Н. М. Карамзиным течения, и прежде всего, конечно, основывается на повествовании «Бедной Лизы».
Однако в качестве источника вдохновения у «Нескольких писем русского путешественника.» и «Путешествия на заданные слова» имелся, как мы уже указали ранее, сюжет другой повести Н. М. Карамзина, «Остров Борнгольм». Приведем несколько очевидных параллелей. Путешественники преодолевают тот же маршрут: Англия — Зунд (пролив между Данией и Швецией) — остров Борнгольм — Россия (у Карамзина обозначена как конечная цель дорожного пути; у Макарова герои достигают Новгорода). Героям открывается похожий пейзаж: «.ничего, кроме страшного, не представлялось на седых утесах. С ужасом видел я там [на острове] образ хладной, безмолвной вечности, образ неумолимой смерти и того неописанного творческого могущества, перед которым все смертное трепетать должно» [Карамзин, 1964, с. 665]. — «Все на этом острове наводит уныние, башни замка, самой замок, ивовой кустарник, свист ветра, рыбачьи жилища — для меланхоликов это ужасно! Беспрестанно слышен шум клокочущих волн.» [Макаров, 1805, № 15, с. 226]. Капитан корабля предупреждает героя Карамзина о рисках, связанных с прибытием на остров: «Он говорил об опасностях, о подводных камнях.» [Карамзин, 1964, с.
665]; герои Макарова убеждаются в обоснованности угрозы: «Только что теперь проехали мы мимо остатков разбитого корабля, который, как видно, погиб недавно» [Макаров, 1805, № 15, с. 226-227], «.разбитое судно. носилось уже без мачт, без парусов и без людей» [Макаров, 1824, № 4, с. 143]. Герой «Острова Борнгольма», пораженный атмосферой таинственного замка, глубокомысленно, поэтически высказывается о том, что происходит во внешнем мире: «Свет наук. распространяется более и более, но еще струится на земле кровь человеческая — льются слезы несчастных — хвалят имя добродетели и спорят о существе ее» [Карамзин, 1964, с. 668]; Ирма, впечатленная окрестностями замка, также поддается философским размышлениям: «.но и мы плывем по той же непостоянной и жидкой стихии, и мы только один шаг от видимой смерти, и мы равная добыча сих темных волн!» [Макаров, 1824, № 4, с. 144] (в публикации 1805 года эти размышления принадлежат самому герою). Наконец, оба автора обращаются к мотиву сна, однако его назначение в разных публикациях дифференциально: герою Карамзина снятся рыцари с обнаженными мечами (вновь — мотивы рыцарского эпоса), которые, защищая тайну замка от любопытного чужеземца, убивают его (сон призван раскрыть внутренние движения впечатлительной и чуткой души); герой Макарова ранней публикации получает удар кинжалом, когда пытается поцеловать Аспазию (психологизм сведен до минимума); в поздней публикации сцена убийства отсутствует.
Привлечение к анализу двух вариантов, по сути, одного текста М. Н. Макарова представляется ценным материалом, благодаря которому мы способны проследить некоторую трансформацию поэтики сентиментальной повести в творчестве наследника карамзинской традиции. Бесспорно, смещение акцентов с чувственно-эротического начала к простодушно-сентиментальному способствует развитию нарративных стратегий сентиментализма, но принципиально их не меняет. В «Письмах о путешествии» выделяются особенности поэтики традиционных для сентиментализма жанров биографического очерка, дневника и литературного путешествия; в центре повествования находится исключительный по характеру герой, живущий по нормам рыцарского поведения; последовательно описывая биографию Десалверта от общего (видение со стороны) к частному (из первых уст), автор стремится приблизиться к пониманию личности персонажа. Рецепция сентиментальной поэтики, выявленная в следовании стилю, воспроизведении традиционных мотивов (сословные предрассудки старшего поколения, необычное рождение героя, странствия, случайная встреча, взаимная влюбленность, угроза разлуки, совместное времяпрепровождение, любование природой, философские размышления, болезнь, сон, соблазнение, супружество (характерно для более поздних повестей) и т. д.), а также прямые параллели с повествованием Н. М. Карамзина (единый маршрут, схожий пейзаж, атмосфера тайны и тревоги, впечатлительность героев) позволяют говорить о Макарове как несомненном карамзинисте, которым он оставался на протяжении всей творческой деятельности. Как нельзя лучше характеризуют Макарова слова, сказанные его другом Д. П. Глебовым: «.ты век резвиться рад / С своею Музой своенравной!» [Глебов, 1821, с. 9]. Действительно, оставаясь верным избранной им традиции и уважая авторитет «российского историографа», писатель следовал полюбившемуся ему курсу и выступал сохранителем истратившей себя к 1820-м годам поэтики сентиментальной прозы, которая оказалась достаточно продуктивной для русской литературы.
Список источников
1. Карамзин Н. М. Остров Борнгольм // Избранные сочинения : в 2 т. — М. ; Л. : Худож. лит., 1964. — Т. 1. — С. 661-673.
2. Вацуро В. Э. Н. М. Карамзин. «Остров Борнгольм». «Сиерра-Морена» // Готический роман в России. — М. : Новое лит. обозрение, 2002. — С. 78-104.
3. Глебов Д. П. Макарову // Вестник Европы. — 1821. — Ч. 119, № 13. — С. 9-11.
4. Голикова В. В. Авантюрный роман в первой половине XIX в. // Слово. Словесность. Словесник : материалы межрегион. науч.-практ. конф. / отв. ред. А. А. Решетова, Т. В. Федосеева. — Рязань : Ряз. гос. ун-т имени С. А. Есенина, 2016. — С. 141-144.
5. Голодова Е. Ю. Рыцарский кодекс поведения: динамика лингвокультурных ценностей (на материале английского языка) : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.19. — Волгоград, 2015. - 26 с.
6. Кочеткова Н. Д. Литература русского сентиментализма (Эстетические и художественные искания). - СПб. : Наука, 1994. - 279 с.
7. Курышева Л. А. Сентиментальная нарративная проза о несчастной любви (к мортальному разделу Словаря сюжетов и мотивов русской литературы) // Сюжетология и сюжетография. — 2017. — № 2. — С. 1456.
8. Литература русского предромантизма: мировоззрение, эстетика, поэтика : моногр. / под ред. Т. В. Федосеевой. — Рязань : Ряз. гос. ун-т имени С. А. Есенина, 2012. — 492 с.
9. Макаров М. Н. Август Адольф Фридерик Десалверт // Дамский журнал. — 1824. — № 3. — С. 91108 ; № 4. — С. 131-151.
10. Несколько писем русского путешественника из Англии в Россию // Московский курьер. — 1805. — Ч. 1, № 4. — С. 49-52.
11. (Продолжение писем). Письмо с волн шумного океана // Московский курьер. — 1805. — Ч. 1, № 15. — С. 225-233.
12. Русские журналы первой четверти 19 в. Роспись содержания (Т. 1-3). Автор: Макаров М. Н. // Российская национальная библиотека. — URL : http://nlr.ru/rlin/Periodika19v_1_3.php (дата обращения: 19.10.2021).
13. Рынгач Т. Б. Нарратив повести Н. М. Карамзина: рецепция и трансформация // Вестник Рязанского государственного университет имени С. А. Есенина. — 2017. — № 3 (56). — С. 76-87.
14. Садовская Е. Ю. Генезис художественного очерка XVIII-XIX веков (проблематика, поэтика, типология) // Вестник ВГУ : Сер. «Филология. Журналистика». — 2012. — № 1. — С. 231-238.
15. Тангаева Н. И. Карамзинская традиция в «Журнале пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву» М. Н. Макарова // Карамзинский сборник. Николай Карамзин и его современники : сб. материалов Всерос. науч.-практ. конф. / отв. ред. О. Н. Даранова. — Ульяновск, 2020. — С. 87-94.
16. Чудакова О. М. Дневник // Краткая литературная энциклопедия. — URL : http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/default.asp (дата обращения: 20.10.21).
References
1. Karamzin N. M. Bronholm Island. Izbrannye sochinenija : v 2 tomah [Selected Works: in 2 vols.]. Moscow, Leningrad, Belles Lettres Publ., 1964, vol. 1, pp. 661-673. (In Russian).
2. Vacuro V. Je. N. M. Karamzin. Bronholm Island and Sierra Morena. Goticheskij roman v Rossii [Gothic Novel in Russia]. Moscow, New Literary Observer Publ., 2002, pp. 78-104. (In Russian).
3. Glebov D. P. Makarov. VestnikEvropy [Bulletin of Europe]. 1821, part 119, no. 13, pp. 9-11. (In Russian).
4. Golikova V. V. Adventure Novels in the First Half of the 19th Century. Slovo. Slovesnost'. Slovesnik : materialy mezhregional'noj nauchno-prakticheskoj konferencii [Word. Literature. Philologist: Proceedings of an Interregional Research Conference]. Reshetova A. A., Fedoseeva T. V. (eds.). Ryazan, Ryazan State University named for S. Yesenin Publ., 2016, pp. 141-144. (In Russian).
5. Golodova E. Ju. Rycarskij kodeks povedenija: dinamika lingvokul'turnyh cennostej (na materiale anglijskogo jazyka) [The Chivalric Code: the Dynamics of Linguocultural Values (at the example of the English language)]. Volgograd, 2015, 26 p. (In Russian).
6. Kochetkova N. D. Literatura russkogo sentimentalizma (Jesteticheskie i hudozhestvennye iskanija) [Literature of Russian Sentimentalism (Aesthetic and Literary Search)]. St. Petersburg, Science Publ., 1994, 279 p. (In Russian).
7. Kurysheva L. A. Sentimental Narrative about Unrequited Love (the Dictionary of Plots and Motifs in Russian Literature). Sjuzhetologija i sjuzhetografija [Plot Study]. 2017, no. 2, pp. 14-56. (In Russian).
8. Fedoseeva T. V. (ed.). Literatura russkogopredromantizma: mirovozzrenie, jestetika, pojetika [Literature of Russian Pre-Romanticism: Worldview, Aesthetics, Poetics]. Ryazan, Ryazan State University named for S. Yesenin Publ., 2012, 492 p. (In Russian).
9. Makarov M. N. August Adolf Friederike Desalvert. Damskij zhurnal [Female Journal]. 1824, no. 3, pp. 91-108 ; no. 4, pp. 131-151. (In Russian).
10. Several Letters of a Russian Traveler from England to Russia. Moskovskij kur'er [Moscow Messenger]. 1805, part 1, no. 4, pp. 49-52. (In Russian).
11. (Letters. Continuation). A Letter from the Ocean. Moskovskij kur'er [Moscow Messenger] — 1805, part 1, № 15, pp. 225-233. (In Russian).
12. Russian Journal of the First Quarter of the 19th Century. The Contents (Vols. 1-3). By Makarov M. N. Rossijskaja nacional'naja biblioteka [Russian National Library]. Available at : http://nlr.ru/rlin/Periodika19v_1_3.php (accessed 19.10.2021). (In Russian).
13. Ryngach T. B. M. N. Karamzin: Reception and Transformation. Vestnik Rjazanskogo gosudarstvennogo universitet imeni S. A. Esenina [Bulletin of Ryazan State University named for S. Yesenin]. 2017, no. 3 (56), pp. 7687. (In Russian).
14. Sadovskaja E. Ju. The Genesis of Artistic Essays of the 18th-19th Centuries (Problems, Poetics, Typology). Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta: Serija "Filologija. Zhurnalistika" [Bulletin of Voronezh State University: Philology. Journalism series]. 2012, no. 1, pp. 231-238. (In Russian).
15. Tangaeva N. I. Karamzin Tradition in M. N. Makarov's Journal of Walkers from Moscow to Rostov and Back. Karamzinskij sbornik. Nikolaj Karamzin i ego sovremenniki : sbornik materialov Vserossijkoj nauchno-prakticheskoj konferencii [Karamzin Journal. Nikolay Karamzin and his Contemporaries: Proceedings of an All-Russian Research Conference]. Daranov O. N. (ed.). Ulyanovsk, 2020, pp. 87-94. (In Russian).
16. Chudakova O. M. Diary. Kratkaja literaturnaja jenciklopedija [Concise Literary Encyclopaedia]. Available at : http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/default.asp (accessed 20.10.2021). (In Russian).
Информация об авторе
Тангаева Наталья Ивановна — кандидат филологических наук, ассистент кафедры литературы и журналистики Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина.
Сфера научных интересов: М. Н. Макаров, русская литература первой половины XIX века, фольклористика, евангельская традиция.
Information about the author
Tangaeva Natalia Ivanovna - Candidate of Philology, Teaching Assistant in the Department of Literature and Journalism at Ryazan State University named for S. Yesenin.
Research interests: M. N. Makarov, Russian literature of the first half of the 19th century, folklore studies, evangelical tradition.
Статья поступила в редакцию 15.11.2021; одобрена после рецензирования 29.11.2021; принята к публикации 05.12.2021.
The article was submitted 15.11.2021; approved after reviewing 29.11.2021; accepted for publication 05.12.2021.
