CC BY
16Ф И Л О С О Ф И Я
УДК 130.2
Н. П. Рагозин
(к. филос. наук, доцент) ГОУ ВПО «Донецкий национальный технический университет» (г. Донецк, Донецкая Народная Республика) E-mail: nragozinainhox. ru
ТРАДИЦИЯ КАК МЕХАНИЗМ ВОСПРОИЗВОДСТВА ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
Аннотация. В статье традиция рассматривается как социокультурная форма воспроизводства общественной жизни. Автор связывает формирование основ теоретического понимания традиции с материалистическим пониманием истории К. Маркса. Дана характеристика сущности, свойств традиции, способов ее трансляции и масштабов. Показано отличие марксистского понимания традиции от ее трактовок в современной социологии.
Ключевые слова: традиция, преемственность, прогрессизм - консерватизм, культурно-историческая форма, герменевтический круг, традиционное общество, культурно-историческое наследие, прогрессивные и реакционные традиции.
Новое время рождалось под знаком мятежа против традиции и укоренённых в ней представлений. Рационалистическая установка проекта современности требовала, как писал Рене Декарт, «не придавать особой веры тому, что нам было внушено только посредством примера и обычая». Френсис Бэкон, считавший рационально сконструированный эксперимент главным источником знаний, также утверждал: «Тщетно ожидать большого прибавления в знаниях от прививки нового к старому, должно быть совершено обновление до последних основ, если мы не хотим вечно вращаться в круге с самым ничтожным движением вперёд» [1, с. 17]. Джон Локк исходил из того, что разум человека - это tabula rasa (чистая доска), на которой опыт и учение пишут наново.
Отвержение застойных форм и традиций феодального общества и создание нового общества предполагало, что этот скарб старого мира будет подвергнут строгой ревизии человеческого рассудка и всё, что не выдержит испытания, будет безжалостно выброшено на свалку. Просветители полагали, что путь исторического прогресса торит поступательное развитие Разума. В эпоху Просвещения формируется рационалистический прогрессизм.
Исторические традиции просветителям представляются результатом укоренившихся предрассудков. А сами предрассудки понимаются как «тёмные» представления, не освещённые светом разума. Однако, мысленное уравнение «предрассудок = исторически сложившееся представление = заблуждение», возникшее в рамках рационалистических установок проекта Модерна, встретило возражение сторонников исторических традиций, которые исходили из презумпции разумности традиций, сформулированной историком и правоведом, одним из основателей немецкой исторической школы права Ю. Мёзером так: «У меня нет оснований считать, что наши предки были глупцами» [13, с. 228].
Основанием презумпции разумности традиций, выдвинутой Ю. Мёзером, была концепция «локального разума», согласно которой он для оправдания всякого старого обычая или привычки подыскивал разумную причину их существования 1. Молодой Маркс верно подметил, что такой подход к истории грешит релятивизмом [См.: 5, с. 87]. Теоретическая позиция защитников традиции оказалась перевёрнутым отображением просветительского взгляда на историю. Если Просвещение с позиций абстрактно-всеобщего Разума отрицает разумность существующих
и /— ч_* гтч
традиций, то историческая школа с позиций столь же абстрактной Традиции признаёт существование только исторически ограниченного «локального разума».
Начиная с эпохи великих буржуазных революций традиционализм как оппозиция прогрессизму постоянно присутствует в общественном сознании в различных модификациях. Можно выделить три типа защитников исторических традиций: 1) консерватор-охранитель существующего положения вещей; 2) реакционер-реставратор, стремящийся к возрождению некоего существовавшего образца (ценности или института), который, по его мнению, способен разрешить существенные проблемы современного общества; 3) традиционалист, отстаивающий не существующие или существовавшие институты и ценности, а сам принцип органического роста общества и непрерывности исторических традиций.
"1—г и и и и
При всей значимости различий позиций защитников исторических традиций у них есть общие черты: во-первых, они судят о прошлом из настоящего; во-вторых, они относятся к традиции избирательно. Традиция уже не является вечным потоком, в который человек погружён целиком. Сторонник традиции пытается её осмыслить и использовать в соответствии со своим пониманием предназначения человека и общества. Такая отстранённость от традиции является следствием того, что историческое наследие, получаемое обществом Нового времени (эпохи Модерна) от прошлого, во-первых, неоднородно (вплоть до наличия в нём противоположных и даже взаимоисключающих институтов и ценностей), а, во-вторых, это наследие в разной степени и в разных направлениях влияет на состояние модерного общества.
Дистанцирование, отстраненность от традиции также характерна и для постмодерна, на что обратил внимание Э. Гидденс, назвав это явление рефлексивностью. Под рефлексивностью Э. Гидденс понимает «мониторинг поведения и его контекстов» [2, с. 154], которым характеризуется человеческое действие.
Природа традиций становится одной из сквозных тем в социологии с самого начала её возникновения 2. При этом для социологического понимания традиции характерен анализ её производных, наличных форм. Возьмём для примера определение традиции, предложенное российским социологом А. Б. Гофманом: «В общем виде под традициями мы понимаем «социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определённых обществах и социальных группах в течение длительного времени». Составными частями традиции являются объекты социокультурного наследия (то, что передаётся), процессы наследования и его способы. Составными частями традиции выступают самые разнообразные явления: определённые культурные образцы, социальные институты, нормы, ценности, знания, обычаи, ритуалы, стили и т.д. Традиции существуют
1 Обстоятельное изложение взглядов Ю. Мёзера дано в главе 8 книги Фридриха Мейнеке [11].
2 Обзор постановки проблемы традиции в социальной мысли от Монтескье и Бёрка до Вебера и Хальбвакса дан А. Б. Гофманом в книге [12, с. 63-112].
во всех социокультурных системах, образуя необходимый элемент их существования, развития, своеобразия и самотождественности. Особенно широка сфера их действия в архаических, докапиталистических, так называемых «традиционных» обществах» [12, с. 18] .
В этом определении даётся описание традиции через перечисление её составных частей: - «культурного наследия», т.е. объектов традиции; - процессов наследования; - способов наследования. Затем в определении перечисляются наличные формы существования традиции - «определённые культурные образцы, социальные институты, нормы, ценности, знания, обычаи, ритуалы, стили и т.д.». В заключение указывается на наличие этого социального механизма во всех социокультурных системах и на его роль как необходимого элемента «их существования, развития, своеобразия и самотождественности». Но при этом вопрос о природе необходимости этого механизма выносится за скобки. Также остаётся неясным, откуда возникает наследие и почему оно подлежит передаче. Иными словами, вопросы, имеющие отношение к сущности традиции, оказываются не затронутыми. Между тем, определённая подсказка ответов на эти вопросы содержится в исходном значении категории «традиция».
Категория «традиция» (tradition), вошедшая в европейские языки из латыни, первым своим значением имеет вполне материальное действие - «передача», «вру-
4
чение» , вторым - «выдача», «сдача», и лишь в последующих значениях оно связано с социокультурными явлениями - «преподавание», «обучение», «предание», «повествование», «установившееся издавна мнение или привычка». Такой же порядок значений принадлежит и глаголу «trado», от которого происходит существительное «традиция». Trado означает: 1) «передавать», «вручать» что-либо из рук в руки, «отдавать» (например, дочь замуж), «вверять кого-либо чьему-то попечению»; 2) отдавать в чьё-то распоряжение; 3) передавать по наследству, оставлять, завещать имущество в пользование и владение; 4) доверять, поручать, возлагать, вверять; 5) поверять, рассказывать; 6) выдавать; 7) сообщать, учить, обучать, преподавать; 8) выдавать, предавать [3, с. 1022].
Если обратиться к исходному значению слова «традиция», то мы увидим, что оно служит для выражения вполне материальных отношений передачи (фактической и общественно зафиксированной) одними людьми материальных ценностей для их использования-владения-распоряжения-сохранения другими людьми. Даже семейно-брачные отношения мыслятся как вещные отношения. Мы полагаем, что генезис сущности традиции следует искать в сфере производства, обмена, распределения, сохранения материальных благ. Именно потому, что социология игнорирует эту основу традиций (это справедливо также и по отношению к культурной антропологии и этнологии), она предлагает феноменологию традиций, но не их теорию. Учитывая сказанное, следует признать, что основы теоретического пони-
3 Такое определение традиции напоминает её аналитическое расчленение у Е. Шацкого, который выделяет функциональное понятие традиции - традиция как функция передачи из поколения в поколение тех или иных (в основном духовных) ценностей данной общности, объектное понятие традиции - что именно подлежит передаче; субъектное понятие традиции как отношения данного поколения к прошлому, его согласие на наследование или же протест против него [13, с. 284].
4 Это первичное значение слова «традиция» было закреплено в римском праве. И европейская юриспруденция, которая опиралась на римское право, еще во второй половине XIX века слово «традиция» использовала как термин вещного права, который предполагал, что для установления вещного права необходимы два акта - договор и фактическую передачу вещи от прежнего владельца к новому, т. е. традицию. Так термин «традиция» трактует Энциклопедия Брокгауза и Ефрона.
мания традиции следует искать в материалистическом понимании истории, поэтому в предлагаемой статье мы возьмем несколько уроков у К. Маркса.
Маркс рассматривает общество как органическую систему производства и воспроизводства человека во всём богатстве его общественных отношений. Основой существования общественного человека является процесс производства и воспроизводства предметов потребления, средств производства и форм общения, благодаря которым организуется совместная жизнь и деятельность индивидов. Непрерывность воспроизводства этой основы является условием существования самого общества. При этом особенностью функционирования общества как самовоспроизводящейся (органической) системы является то, что природные и исторически данные предпосылки его существования самим процессом воспроизводства полагаются как его собственный результат, который в свою очередь становится предпосылкой нового цикла развития.
Если в целом охватить этот процесс, то его К. Маркс в «Немецкой идеологии» характеризует следующим образом: «История есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых использует материалы, капиталы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями; в силу этого данное поколение, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся условиях, а с другой - видоизменяет старые условия посредством совершенно изменённой деятельности» [6, с. 4445; ср. с. 37]. В самом общем виде этот процесс передачи-наследования производительных сил и форм общения в последовательной смене поколений и есть традиция. Традиция - это социокультурная форма процесса воспроизводства общественной жизни, которая обеспечивает преемственность и поступательный ход истории.
Отправляясь от этого исходного определения традиции, можно вывести некоторые ее свойства, на которые уже обратила внимание научная мысль, но не дала объяснения.
Воспроизводство общественной жизни - это процесс производства с уже найденным алгоритмом деятельности и гарантированным результатом, удовлетворяющим общественные потребности. Отсюда, из этого свойства традиции рождается её авторитет. Авторитет традиции основывается на доказанной практикой эффективности такого способа деятельности при данных условиях. Сознанию непосредственного агента процесса воспроизводства общественной жизни авторитет традиции представляется само собой разумеющимся (поскольку «так делалось и раньше»), но очевидно, что готовность следовать однажды установившемуся способу деятельности не является иррациональной, а внутри себя содержит вышеуказанное основание.
Воспроизводство общественной жизни носит циклический характер. Существующее общество, как результат человеческой деятельности, полагает себя как её цель, а осуществление цели вновь приводит к результату. В общественном воспроизводстве начала и концы человеческой деятельности смыкаются, а первоначалом, исходной точкой отсчета выступает само общество. Постоянное обращение к началу, особое почитание начала - характерная черта традиционалистского образа мысли. Молодой Маркс подметил эту особенность мысли адептов традиционализма, иронически сравнивая их постоянное обращение к началу традиции с требованием к гребцу плыть не по реке, а по её истоку [5, с. 85].
В общественном производстве и воспроизводстве общественной жизни происходит смена человеческих поколений. Новое поколение не рождается вместе с новым способом производства и общественными отношениями. Оно поначалу занимает место прежнего субъекта общественной жизни и воспроизводит порядок его действий, «вживается» в образ его деятельности. Новое поколение, будучи результатом жизнедеятельности предшествующего поколения, теперь само должно воспроизвести условия и предпосылки собственного существования. Конец становится началом. Цикл воспроизводства образует круг. Чтобы постичь традицию ее следует духовно воспроизвести, пережить, реконструировать. Отсюда проистекает проблема «герменевтического круга», обнаруженная представителями философской герменевтики (Аст, Шлейермахер, Хайдеггер, Гадамер). Представляется, что это дополнительное свидетельство того, что традицию следует рассматривать через категорию воспроизводства общественной жизни.
Скорость протекания циклов воспроизводства определяется уровнем развития производительных сил общества и обусловленной этим уровнем мерой зависимости человека от природы. В аграрном обществе темп хозяйственной и социальной жизни привязан к темпам протекания природных процессов, воспроизводство общественной жизни было замедленным, и однажды сложившийся уклад хозяйственной деятельности и социальных отношений мог сохраняться чрезвычайно продолжительное время, рождая так называемое «традиционное общество». Это наблюдение является «общим местом» социологии, его можно найти и у Конта, Спенсера, Дюркгейма и др., но только у Маркса этому явлению имеется вполне рациональное объяснение.
В такого рода обществе воспроизводство-традиция благодаря долгому существованию, а также из-за зависимости общества от природных сил и отсутствия других способов удовлетворения общественных потребностей, со временем приобретает сакральный характер, охватывающий миропорядок в целом 5. Сакрализации традиции в немалой степени способствует то обстоятельство, что в древнейших цивилизациях возникает письменность. «Письменность повышает уровень дистанции пространства и времени и создает перспективу прошлого, настоящего и будущего...», - верно замечает Э. Гидденс. [2, с. 155]. Но письменная рефлексия на традицию при неизменном способе производства традиционный характер общества не меняет. Она, как признает Гидденс, «во многом сводится к повторным толкованиям и разъяснению традиции, так что на весах времени чаша «прошлого» перевешивает чашу «будущего»» [2, с. 155].
Письменная фиксация традиции поначалу создает ее новый предметный носитель, отличный от непосредственных форм общественной человеческой жизнедеятельности и сознания. Но затем письменная форма традиции позволяет ее подвергнуть формально-логическим и лингвистическим операциям, которые, с одной стороны, «приводят в порядок» традицию, а с другой - отрывают от живой человеческой практики. А поскольку грамотность и навыки оперирования языковыми знаками в этих обществах монополизированы небольшими группами людей, то эта письменная рефлексия традиции приобретает эзотерический, священный характер.
5 Социокультурный анализ происхождения и природы сакрального как категории традиционного общества дан Роже Кайуа [4]. Но в этом анализе вопросу о соотношении сакральных и профанных видов деятельности не уделено должное внимание.
Форма деятельности и общения оттачивается и застывает в кодексах, придворных и храмовых ритуалах, художественных канонах, догмах, представляющих тип рецептурного знания, построенного по принципу «делай так и получишь то-то». В традиционном обществе инновации медленно пробивают себе дорогу в про-фанных сферах человеческой жизнедеятельности.
Итак, к свойствам традиции можно отнести авторитетность, почтение к началам, повторяемость, размеренную цикличность, необходимость вживания, вхождения в традицию как способах ее освоения, ореол священности и таинственности.
Аналитически традицию можно расчленить на четыре момента: 1) создатели наследия; 2) само наследие; 3) наследники, т.е. преемники деятельности предшествующих поколений; 4) сам процесс передачи-наследования.
Под наследием в концепции Маркса понимаются производительные силы и формы общения. Понятие «производительные силы» Маркс заимствовал из сочинений экономистов. Однако у него это понятие, наряду с узким экономическим пониманием (рабочая сила + средства производства), употребляется в широком смысле - как «общественная производительная сила», и эта последняя включает в себя такие компоненты, как способ совместной деятельности, кооперация, разделение труда, силы природы и культуры. Производительные силы суть силы общественного человека и потому они рассматриваются в единстве со своей общественной формой, которую Маркс обозначает ёмкой категорией «форма общения». В широком смысле слова «форма общения» означает условия деятельности индивидов, начиная с отношений организации, распределения, координации и управления их совместной деятельности, и заканчивая средствами и способами коммуникации.
Производительные силы и формы общения являются двумя сторонами способа жизнедеятельности общественных индивидов, непрерывного производства и воспроизводства их общественной жизни. Формы общения различны для разных уровней развития производительных сил, но их диалектика такова, что ведущей стороной выступает развитие производительных сил. Роль форм общения двойственна: они вначале выступают условиями деятельности индивидов, но затем начинают её стеснять. «Эти различные условия, которые сначала являлись условиями самодеятельности, а впоследствии оказались оковами её, - пишет Маркс, - образуют на протяжении всего исторического развития связный ряд форм общения, связь которых заключается в том, что на место прежней, ставшей оковами, формы общения становится новая, - соответствующая более развитым производительным силам, а значит и более прогрессивному виду самодеятельности индивидов... Так как эти условия на каждой ступени исторического развития соответствуют одновременно совершающемуся развитию производительных сил, то их история есть вместе с тем и история развивающихся и перенимаемых каждым новым поколением производительных сил, а тем самым и история развития сил самих индивидов» [6, с. 72]. В связи с этой характеристикой исторического процесса как эстафеты поколений можно заметить, что Маркс понимает историю не только как естественно-исторический процесс развития мощи производительных сил (что обычно подчёркивалось в «истматовских» учебниках), которые созданы человеком, но и как культурно-исторический процесс развития самих индивидов и их социокультурных форм общения.
Какую роль в истории играет традиция в понимании Маркса? Одним из наиболее известных высказываний Маркса по этому поводу являются слова из «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта»: «Традиции всех мертвых поколений
тяготеют, как кошмар, над умами живых». Вырванные из контекста, эти слова рождают представления, что Маркс негативно относится к традициям. Но не будем спешить с выводами.
Процитированные выше слова Маркса являются его вольным переложением мысли Гегеля о повторяемости в истории всемирно-исторических событий и личностей. Но далее Маркс таким образом развивает эту мысль: «И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освящённом древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории. Так, Лютер переодевался апостолом Павлом, революция 17891814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как пародировать то 1789 год, то революционные традиции 1793-1795 годов» [7, с. 119].
Спрашивается, почему даже в революционные эпохи творчества нового люди вызывают себе на помощь духов прошлого, их имена, лозунги и костюмы? В общем виде объяснение этого явления заключается в единстве, преемственности истории, творение нового тем или иным образом опирается на исторические предпосылки и исторический опыт. И далее Маркс показывает два разных способа использования исторического наследия в европейских буржуазных революциях. В одном случае костюмы и лозунги Древнего Рима, страсти и иллюзии Ветхого завета понадобились им «.для того, чтобы скрыть от самих себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать своё воодушевление на высоте великой исторической трагедии» [7, с. 119], «.для того, чтобы возвеличить данную задачу в воображении», а в другом - для того, «чтобы увильнуть от её разрешения в действительности (как это случилось с французской революцией 1848 г. - Н. Р.)»; в одном случае, «.для того, чтобы найти снова дух революции», а в другом - для того, «чтобы заставить снова бродить её призрак» [7, с. 121].
Таким образом, в наследии прошлого люди находят культурно-историческую рамку, форму для постановки проблем настоящего. Прежнее общественно-историческое содержание событий здесь переплавляется в культурно -историческую форму, которая отделяется от своего первичного исторического содержания и начинает жить своей собственной жизнью, входя в состав всемирного духовного наследия. Это обращение к всемирно-историческим образам и персонажам может быть двояким: оно может тянуть в прошлое («мёртвый хватает живого»), служить средством ухода от разрешения назревших проблем, но оно может быть и источником воодушевления для решения новой исторической задачи.
Приведем еще один пример отношения К. Маркса к культурно-историческому наследию. Размышляя о месте художественного наследия в историческом развитии человечества, Маркс писал: «Относительно искусства известно, что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации» [8, с. 47]. Из этого следует, что известные значительные формы искусства «возможны только на низкой ступени развития искусств» и это справедливо также и «в отношении всей области искусства к общему развитию общества» [8, с. 47]. В чем же здесь заключается проблема? Казалось бы, ясно, что искусство (и другие явления культуры) зависит от форм и эта-
пов развития общества. Те виды искусства, которые имели благоприятную почву на ранних этапах общественного развития, могут ее лишиться на более поздних этапах. Поэтому развитие культуры так обусловлено общественным развитием, что оно имеет нелинейный и дискретный характер.
Но для Маркса проблема взаимоотношений искусства и материального базиса общества к этому не сводится. Напротив, он полагает, что настоящая проблема заключается в другом: «Однако трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны с известными формами общественного развития. Трудность состоит в том, что они все еще доставляют нам художественное наслаждение и в известном отношении признаются нормой и недосягаемым образцом» [8, а 48]. Явления подлинной культуры, родившиеся в исторически конкретных обстоятельствах места и времени, продолжают сохранять непреходящее историческое значение, в их единичных и особенных чертах присутствует нечто, что имеет всеобщий смысл в развитии человечества.
Научное понимание традиций свободно как от обожествления традиций, так и от нигилистического или релятивистского отношения к ним. Оно требует конкретно-исторического анализа их содержания и функций во всемирно-историческом процессе.
Традиция как процесс передачи культурно-исторического опыта от одного поколения к другому может различаться масштабом. Маркс выделяет в истории два этапа в развитии традиций и два типа культурно-исторического наследия: (1) местные, ограниченные и общечеловеческие традиции и (2) национальное и глобальное, всемирно-историческое культурное наследие.
Начальный этап человеческой истории характеризуется локально-ограниченным характером, сообразным с ограниченным развитием производительных сил и форм общения. Культурно-историческое развитие общества носит стихийный и местнический характер, «оно исходит из различных местностей, племён, наций, отраслей труда и т.д., каждая из которых первоначально развивается независимо от прочих, лишь мало-помалу вступая в связь с ними» [6, с. 72]. Развитие общества происходит медленно, само общество сегментировано на этнические, социальные, профессиональные и религиозные группы, в нем «.различные ступени и интересы никогда не преодолеваются целиком, а лишь подчиняются побеждающим интересам, продолжая на протяжении веков влачить своё существование рядом с ними. Отсюда следует, что даже в рамках одной и той же нации индивиды, если даже отвлечься от их имущественных отношений, проделывают совершенно различное развитие и что более ранний интерес, когда соответствующая ему форма общения уже вытеснена формой общения, соответствующей более позднему интересу, ещё долго продолжает по традиции обладать властью в лице обособившейся от индивидов иллюзорной общности (государство, право), - властью, которая в конечном счёте может быть сломлена только посредством революции» [6, с. 72-73].
Устаревшие формы общения, превзойдённые развитием производительных сил, в силу исторической инерции и ограниченного развития индивидов отрываются от содержания и, несмотря на то, что основа их существования уже подорвана, могут жить призрачной жизнью живых мертвецов. Культурно-историческое наследие в такого типа традициях распространяется в узких территориальных и социальных рамках. В связи с этим, Маркс отмечает: «Только от распространённости сношений зависит, теряются - или нет - для дальнейшего развития созданные в той или другой местности производительные силы, особенно изобретения» [6, с. 54].
Ограниченное, локальное развитие человеческого общества не застраховано от случайностей, оно может приводить к утрате достижений, к срыву поступательного развития.
Возможность преодоления этих срывов Маркс видит в переходе развития человеческого общества от локального к глобальному (всемирному) масштабу развития: «Только тогда, когда сношения приобретают мировой характер и базируются на крупной промышленности, когда все нации втягиваются в конкурентную борьбу, только тогда обеспечивается сохранение созданных производительных сил» [6, с. 54]. Для локально-ограниченного развития общества способами межкультурных контактов и культурно-исторической преемственности выступают захваты и колонизации. Размышляя над природой захватов в истории, Маркс отмечает, что захват не сводится к вооруженному завоеванию территории и подчинению ее населения народу-захватчику. Характер и содержание захвата определяется уровнем развития захватчика, содержанием объекта захвата и неизбежным переходом к производству и воспроизводству общественной жизни на захваченной территории, поскольку нельзя жить одним грабежом. Если по уровню развития культуры, общественной организации и производительных сил захватчик стоит ниже развития захваченного им народа, то в этом случае многое из его культурных достижений ему представится непонятным и ненужным и будет подвергнуто уничтожению, что не раз случалось в истории.
Характер захвата зависит также от объекта захвата: «Состояние банкира, заключающееся в бумагах, нельзя вовсе захватить, если захватчик не подчинится условиям производства и общения, существующим в захваченной стране» [6, с. 74].
И, наконец, когда для захвата ничего уже более не остаётся, приходится переходить к производству. И в этом случае мы сталкиваемся с такой ситуацией: «Из этой очень скоро наступающей необходимости производства следует, что та форма общественного строя, которая была принята осевшими завоевателями, должна соответствовать той ступени развития производительных сил, которую они застают, а если этого соответствия первоначально нет, то форма общественного строя должна измениться сообразно производительным силам. Этим объясняется также и факт, отмеченный повсюду в эпоху после переселения народов, а именно: раб стал господином, и завоеватели очень скоро переняли язык, образование и нравы завоёванных народов» [6, с. 74]. Формы общения народа-захватчика при переходе к производительной деятельности должны приспособиться к характеру производительных сил покорённого народа, а потому неизбежно трансформируются. Об этом же говорит и современный опыт экспорта демократии в неевропейские страны, в которых западная демократия приобретает черты обычаев и нравов местного населения.
Иное дело, когда развитые формы общения захватчиков в готовом виде переносятся на новую территорию, которую они колонизируют. «В то время как на своей родине такая форма общения ещё обременена интересами и отношениями, унаследованными от прошлых эпох, - на новом месте она, - отмечает Маркс, - может и должна быть утверждена полностью и без препятствий, хотя бы уже для того, чтобы обеспечить завоевателям длительное господство» [6, с. 73]. Хотя и в этом случае, как показывает пример Латинской Америки, культура колонизаторов может впитать в себя некоторые элементы культуры аборигенных народов.
Формы культурно-исторической преемственности, связанные с захватом и колонизацией, уже не доминируют на современном этапе всемирной истории, хотя они оставили на ней болезненные рубцы, и нельзя не заметить в наши дни явлений
неоколониализма. Все же главной линией исторического развития является поступательное развитие общества, в ходе которого оно переходит с одного уровня развития производительных сил и форм общения на другой. Начало такого типа культурно-исторической преемственности в марксизме связывается с эпохой капитализма: «На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счёт продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» [9, с. 428]. Напомним, что эти слова написаны в 40-х годах XIX столетия, когда никто и не помышлял о глобальной сети электронных СМИ, о мировых базах данных и электронных библиотеках, доступных любому жителю нашей планеты через сеть Интернет, о возможности существования такой организации, как ЮНЕСКО и т.п.
В чём же заключаются особенности этой новой формы культурно -исторической преемственности, и какой способ освоения культурного (материального и духовного) наследия она предполагает?
Эпоха капитализма является эпохой рождения всемирной истории, когда все народы Земли втягиваются в единый исторический процесс, и, соответственно, она является эпохой рождения всемирного культурного наследия и, по выражению Маркса, «всемирного общения». На повестку дня становится преодоление старых ограниченных форм общения, благодаря чему «отдельные индивиды освобождаются от различных национальных и местных рамок, вступают в практическую связь с производством (также и духовным) всего мира и для них становится возможным приобрести способность пользоваться этим всесторонним производством всего земного шара (всем тем, что создано людьми)» [6, с. 36]. Освоение индивидами всемирно-исторического наследия трансформирует традицию в средство формирования «всемирно-исторических, эмпирически универсальных индивидов», делает их обладателями «действительного духовного богатства», которое, по убеждению Маркса, «всецело зависит от богатства ... действительных отношений» [6, с. 36].
Однако на пути такого освоения всемирного наследия в эпоху капитализма стоит частная собственность на средства производства, которая способствовала универсальному развитию производительных сил, но как сил принадлежащих капиталу [6, с. 67]. В форме общения капитализм отношения личной зависимости заменил на отношения вещной зависимости, в результате чего отношения индивидов к общественному богатству оказались опосредованы деньгами [6, с. 60]. Этот посредник теперь становится мерилом не только материального, но и духовного богатства, деформируя как наследие, значительная часть которого не используется во благо человека [6, с. 61], так и человеческих индивидов, превращая их в «абстрактных индивидов», чья связь с наследием носит случайный характер [6, с. 66].
Преодоление препятствий на пути формирования всемирного наследия как достояния всего человечества Маркс видит в двух мерах. Во-первых, это упразднение частной собственности на основные средства производства: «Современное универсальное общение не может быть подчинено индивиду никаким иным путём, как только тем, что будет подчинено всем им вместе» [6, с. 68]. Во-вторых, развитие производительных сил и форм общения должно находиться под сознательным контролем всех членов общества, оно должно быть избавлено от «всякой стихийности» [6, с. 68].
Передача наследия от одного поколения к другому происходит, как правило, в зоне непосредственного контакта 6. Поколение создателей наследия включает в существующие формы общения и деятельности своих наследников через различные механизмы социализации, воспитания, обучения, обеспечивая освоение наследия. В современном обществе производительные силы и формы общения претерпевают глубокие преобразования на протяжении жизни одного поколения, что приводит к трудностям определения состава наследия, девальвации его ценности, расстройству механизма его передачи. Это провоцирует попытки отказа от наследства или избирательного наследования (в зарубежной философско-культурологической мысли эта ситуация описывается в понятиях «аномии», «потери опыта», «дефицита легитимности», «потери ориентации», «смыслового дефицита», «неуправляемой сложности» общества), либо в качестве реакции на них - к фундаменталистской апологии традиций. Обсуждение этих вопросов не входит в наши задачи, но их содержание указывает на возможности дальнейшего развития теории традиции.
Возвращаясь к вопросу о понимании традиций в рамках материалистического понимания истории, суммируем те выводы, которые мы можем извлечь из наших «уроков из Маркса».
Во-первых, анализ традиций требует конкретно-исторического подхода. Во-вторых, нельзя постичь суть традиций, если рассматривать их в отрыве от процесса
и и и т-ч /—■ ..
воспроизводства общественной жизни, взятой во всей ее полноте. Если мы берём формы традиции в их наличном состоянии, как сознательные формы и не прослеживаем их генезиса, связи с целостным процессом развития общества, то они при' и и гр и
обретают загадочный и непонятный характер. Так, в современной социологии сложились два альтернативных подхода к пониманию традиции. Сторонники одного подхода рассматривают традиции как своего рода социокультурные «гены», «которые однозначно детерминируют характер определённого общества или группы и выступают как аналог и (или) продолжение механизмов биологической наследственности или инстинктов» [12, с. 17].
Другая группа социологов впадает в противоположную крайность в понимании традиций. Они истолковывают традиции как процесс и результат сознательного конструирования, производства, изобретения и последующего их использования для достижения тех или иных целей. Полярное противостояние фатализма первого понимания традиций и волюнтаризма второго свидетельствует о серьёзных теоретических изъянах обеих позиций, в то время как теория традиции в рамках материалистического понимания истории свободна от этих недостатков.
И в заключение поставим вопрос о том, принадлежит ли марксистское понимание традиции прогрессистскому или традиционалистскому течению общественной мысли, или оно снимает эту антитезу?
В литературе [12, с. 73; 13, с. 255-256] распространен взгляд, согласно которому Маркс в понимании традиций тяготеет к рационалистическому прогрессизму Просвещения. Нам кажется, что проделанный анализ позволяет утверждать, что такая трактовка является ошибочной. Маркс не может отвергать традиции уже в силу
6 В первом приближении постановка изучения этой проблемы была дана М. Мид. М. Мид предложила различать три типа культурного взаимодействия между поколениями: постфигуративный, при котором дети учатся у взрослых, кофигуративный, где дети и взрослые учатся у своих сверстников, и префигуративный, когда взрослые учатся у своих детей. Первый тип культурного взаимодействия характерен для традиционных («примитивных») обществ, второй - для «великих цивилизаций», которые разработали процедуры внедрения новшеств, а третий - для современного общества [10, с. 322].
того, что для него они основа и механизм поступательного развития общества, следовательно, основа общественного прогресса. Но Маркс не является и апологетом традиции. Он анализирует различные формы традиции и способы их воздействия на поступательное развитие общества. Традиция может стать при определённых условиях силой, тормозящей развитие общества, но она же, сохраняя и передавая накопленный культурно-исторический опыт человечества, является источником исторического творчества, служащего развитию богатства человеческой индивидуальности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бэкон Ф. Новый Органон // Бэкон Ф. Соч. в 2-х тт. Т. 2. Сост., общая ред. А.Л. Субботина. -М.: Наука, 1978, С. 5-222.
2. Гидденс Э. Последствия современности. /Пер с англ. - М.: «Праксис», 2011. -352 с.
3. Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. Около 50000 слов. Изд. 2-е, переработ. и доп. -М.: «Русский язык», 1976. - 1096 с.
4. Кайуа Р. Человек и сакральное // Роже Кайуа Миф и человек. Человек и сакральное / Пер. с фр. и вступ. ст. С.Н. Зенкина. - М.: ОГИ, 2003. - С. 141-292.
5. Маркс К. Философский манифест исторической школы права // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. - М.: Политиздат, 1955, Т.1. - С. 85-92.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-ое изд. - М.: Политиздат, 1955. - Т. 3. - 629 с.
7. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-ое изд. - М.: Политиздат, 1957. - Т.8. - С. 115 - 217.
8. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. Часть первая // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-ое изд. - М.: Политиздат, 1968. - Т.46, Ч.1. - С. 3-508.
9. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-ое изд. - М.: Политиздат, 1955. - Т. 4. - С. 419-459
10. Мид М. Культура и преемственность. Исследование конфликта между поколениями // Маргарет Мид. Культура и мир детства. Избранные произведения / Пер. с англ. - М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1988. - С. 322-362.
11. Мейнеке Ф. Возникновение историзма / Пер. с нем. - М.: РОССПЭН, 2004. - 480 с.
12. Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики / Под редакцией А. Б. Гофмана. - М.: РОССПЭН, 2008. - 543 с.
13. Шацкий Е. Утопия и традиция /Пер. с польского - М.: Прогресс, 1990. - 456 с.
N. P. Ragozin
(Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor) SEI HPE «Donetsk National Technical University» (Donetsk, Donetsk People's Republic) E-mail: nragozin@inbox.ru
TRADITION AS A MECHANISM OF REPRODUCTION
PUBLIC LIFE
Annotation. The article considers tradition as a sociocultural form of reproduction ofpublic life. The author connects the formation of the foundations of a theoretical understanding of tradition with a materialistic understanding of the history of K. Marx. The characteristic of the essence, the properties of the tradition, the methods of its translation and scale are given. The difference between the Marxist understanding of tradition and its interpretations in modern sociology is shown.
Key words: tradition, continuity, progressivism - conservatism, cultural-historical form, hermeneutical circle, traditional society, cultural-historical heritage, progressive and reactionary traditions.
Поступила в редакцию 5 апреля 2020 г. 18
