CC BY
73
УДК 81-112.2 ББК 81.0
С. В. Колтунова
ТРАДИЦИЯ И ИННОВАЦИИ В ОПИСАНИИ КАТЕГОРИИ ПАДЕЖА (НА МАТЕРИАЛЕ ИСПАНСКИХ ГРАММАТИК XVI-XVII ВВ.)
В статье рассматриваются особенности описания категории падежа в испанских грамматиках XVI-XVII вв. Показано, каким образом в лингвистическом сознании того времени происходила адаптация греко-латинского грамматического канона применительно к испанскому языку. Отмечается, что преобразования, внесенные в описание категории падежа, сыграли заметную роль в обновлении базовых постулатов канона.
Ключевые слова: история языкознания; канон грамматического описания; испанские грамматики Золотого века; части речи; грамматические категории; падеж; падежная парадигма
S. V. Koltunova
TRADITION AND INNOVATIONS IN THE CASE CATEGORY DESCRIPTION (IN THE SPANISH GRAMMARS OF THE XVI-XVIIth CC. )
The article focuses on the peculiarities of the case category description in the Spanish grammars of the XVI-XVIÎ1' cc. The adaptation of the Greek-Latin grammatical canon to Spanish in the linguistic consciousness of that time is discussed. It is pointed out that the transformation of the case category description played a noticeable role in renewing basic postulates of the canon.
Key words: history of linguistics; canon of grammatical description; Spanish grammars of the Golden Age; parts of speech; grammatical categories; case; case paradigm
В истории испанской лингвистической мысли несомненный интерес представляет собой эпоха Золотого века (XVI-XVII вв.) - время, когда в испанском обществе в результате освоения античного наследия возникло понимание того, что родной язык так же, как и классические языки (латинский и древнегреческий), может быть объектом описания и изучения. Стремление испанцев закрепить за своим языком статус «языка империи» привело к появлению первых грамматических описаний родного языка, призванных, с одной стороны, нормировать его, а с другой стороны, обучить ему всех желающих. Примечательно, что большинство грамматик было издано не в Испании, а в Нидерландах, Италии, Англии, Франции. М.М.Раевская связывает это с внешнеполитическими и военными успехами Испании в Европе в первой половине XVI в., имперским размахом в деле освоения новых земель, зарождающимся национальным самосознанием. Все это способствовало укреплению у испанцев чувства превосходства и ориентировало их на деяния за пределами своей страны [Раевская, 2006, с. 26].
Появление первых руководств по испанскому языку пришлось на период расцвета европейского гуманистического движения, возрождавшего интерес к античному наследию. В связи с тем, что античная система знаний в эпоху Золотого века признавалась универсальной, в качестве модели описания испанского языка послужил канон грамматического описания, выработанный на материале древнегреческого и латинского языков. Перед авторами испанских грамматик стояла непростая задача, которая сводилась к приложению постулатов традиционной грамматики к родному языку. Адаптация канона грамматического описания применительно к испанскому языковому материалу привела к многочисленным инновациям в трактовке фундаментальных положений грамматики - эти изменения затронули как поверхностный, так и глубинный (категориальный) уровень грамматического описания.
Обращает на себя внимание то, что в научной литературе по истории лингвистической мысли Золотого века исследованию характера описания частей речи отдается явное предпочтение по сравнению с исследованием принципов описания грамматических категорий. В известной степени это объясняется тем, что категориальный уровень характеризуется излишней аскетичностью и в большинстве случаев имплицитностью подачи информации о теоретических и практических положениях, лежащих в основе описания различных языковых явлений. Между тем, именно этот уровень грамматического анализа может предоставить в распоряжение исследователя максимум сведений относительно процедур и методов анализа, которыми руководствовались авторы грамматик при описании языка, именно он отражает механизмы систематизации и каталогизации описываемого языкового материала, именно он дает возможность для реконструкции понятий и терминов, которыми оперировали составители грамматик, т.е. дает возможность воссоздать специфику метаязыка грамматического описания своего времени.
В связи с этим представляется небезынтересным обратиться к изучению одной из грамматических категорий, являющих собой своеобразную константу испанских грамматик Золотого века, - категории падежа. Примечательно, что в системе грамматического описания падеж представляет собой одну из наиболее спорных грамматических категорий, причем не только в рамках испанской, но и в целом западноевропейской грамматической традиции того времени. На примере данной категории проследим, каким образом приложение принципов греколатинского канона к испанскому языку отразилось на ее описании, выясним, каким образом традиционные признаки падежной парадигмы соотносились с теми инновациями, которые были внесены в канон в результате восприятия и осмысления нового языкового материала. В нашей работе рассмотрение особенностей в описании категории падежа ограничивается только именем, поскольку такая часть речи, как местоимение, имеет существенные отличия в описании данной категории, требующие специального рассмотрения. Что касается имени, то в грамматиках Золотого века к трактовке данной части речи сохранялся подход, утвердившийся
в античности и сохранявшийся в Средневековье. Согласно этому подходу, в имя принято было включать такие классы слов, как существительные, прилагательные, числительные и в ряде случаев артикль.
Прежде чем приступить к изучению закономерностей описания категории падежа в испанских грамматиках Золотого века, рассмотрим, каким образом в истории языкознания происходило становление и развитие учения о падеже. Известно, что оно уходит своими корнями в эпоху эллинизма, когда наметились первые черты нового знания о языке, ставшего впоследствии неотъемлемым элементом любого грамматического описания. Первым, кто использовал термин «падеж» (падение) в своих трудах, был древнегреческий философ Аристотель (IV в. до н.э.). В двадцатой главе его работы «Поэтика» падеж, или «отклонение», приводится в качестве одной из «частей словесного изложения». Используется этот термин и в других его сочинениях: «Топика», «Об истолковании», причем этот термин в трактовке Аристотеля достаточно многозначен: он обозначает формы слова, отклоняющиеся от основной (исходной) его формы. Это и косвенные падежи имени (специальных наименований отдельных падежей у Аристотеля еще нет), и повелительная форма глагола, и времена глагола помимо настоящего, и наречные формы, регулярно образуемые от прилагательных, и формы сравнительной и превосходной степеней прилагательных, и некоторые другие формы [Перельмутер, 1980, с. 174]. Как пишет М.Макиейера Родригес, под падежом в учении Аристотеля подразумевается любое изменение формы слова, при этом исходная назывная форма слова в число «отклонений» не входит [Мжрлека Поёпщиег, 1989, р. 686]. Ученые обращают внимание на то, что в аристотелевском понимании падеж представлял собой не столько лингвистическое, сколько логическое понятие [Тронский, 1996, с. 25-26; А§цс1, 1980, р. 56].
Основа современной теории падежа, по свидетельству историков языкознания, была заложена в работах представителей стоической философской школы - Зенона, Хрисиппа, Кратеса Малосского и др. (III в. до н.э.). Взяв за основу аристотелевское учение о падеже, они внесли в него ряд изменений. Во-первых, они причислили к падежам исходную назывную форму слова, во-вторых, они ограничили употребление этого термина лишь именами, в-третьих, они предложили термины для обозначения падежей [Тронский, 1996, с. 30; Ольховиков, 1985, с. 69-70; Мж[ше1га Яоёп^иег, 1989, р. 687]. В учении стоиков падежная парадигма была представлена пятью падежами. Работа Хрисиппа «О падежах» целиком была посвящена рассмотрению этой проблемы. Пятичленная падежная система состояла из «прямого падежа» (именительного) и четырех «косвенных падежей», известных сегодня как родительный, дательный, винительный и некий пятый падеж, в более позднее время получивший название «обраща-тельный». Что касается этого пятого падежа, то, как отмечают некоторые ученые (Г.Штейнталь, И.М. Тронский), стоики не всегда признавали его падежом, так как синтаксические соображения заставляли выделять обращение особо [Тронский, 1996, с. 30; Перельмутер, 1980, с. 194-195].
Разделение падежей на прямой и косвенные получило дальнейшее развитие в трудах александрийских грамматистов - Аристарха Самофракийского, Дионисия Фракийского, Аполлония Дискола и др. (II в. до н.э.). Они сохранили то количество падежей, которое было выделено стоиками, при этом пятый падеж получил название «звательный», или вокатив. В их учении падеж входил в число именных акциденций после таких, как род, вид, образ, число [Тронский, 1996, с. 30; А§ис1, 1980, р. 87]. Как и у стоиков, он ограничивался лишь именными частями речи, о чем свидетельствует, в частности, определение глагола, данное Дионисием Фракийским: «Глагол - это беспадежная часть речи, принимающая времена, лица и числа и представляющая действие или страдание» [Античные теории, 1996, с. 131].
В латинскую грамматику учение о падеже вошло путем приложения принципов александрийской грамматической школы к латинскому языку. Свой вклад в становление латинской грамматики внесли такие представители интеллектуальной элиты Древнего Рима, как Марк Теренций Варрон, Марк Туллий Цицерон, Гай Юлий Цезарь, Марк Фабий Квинтилиан и др. В результате осмысления строя латинского языка падежная парадигма пополнилась шестым падежом, которого не было в греческих грамматиках. Первоначально этот падеж не имел опре-
деленного наименования - Варрон так и называл его «casus sextus», т. е. шестой падеж. В истории языкознания нет единого мнения о том, кому принадлежало авторство в создании термина для нового латинского падежа. Существует предположение, что название ему дал Юлий Цезарь (I в. до н.э.). Как пишет Е.А. Бокарев, шестой падеж получил название ablativus лишь в работах Квинтилиана (I в. н.э.) [Бокарев, 1951, с. 31].
Кроме того, внимание римских грамматистов было сосредоточено на склонении слов, в чем огромная заслуга принадлежит Варрону (I в. до н.э.). В своем трактате «О латинском языке» он обратил внимание на значимость склонения для любого языка, подчеркивая, что «склонение вошло в речь не только латинскую, но и всех людей в силу пользы и необходимости: ведь если бы этого не произошло, то люди не могли бы заучивать такое число слов» [Античные теории, 1996, с.85]. Важным достижением в учении Варрона, по мнению Н.Г.Сулимовой, является тезис о том, что в любом языке существуют различные типы семан-тико-синтаксических употреблений одной и той же лексемы, и именно эти типы употреблений являются падежами [Сулимова, 2005].
Свой канонический вид описание категории падежа получило в наиболее авторитетных латинских грамматиках, авторами которых были Донат (IV в. н.э.) и Присциан (VI в. н.э.). В них падеж (casus) занял прочную позицию среди таких категорий имени, как качество (qualitas), сравнение (comparatio), род (genus), число (numerus), фигура (figura). Падежная парадигма латинских имен насчитывала шесть падежей, следовавших в строгой последовательности: номинатив (nominatiuus), генетив (genetiuus), датив (datiuus), аккузатив (accusatiuus), вокатив (uocatiuus) и аблатив (ablatiuus). Эта парадигма из шести падежей в латинской грамматической традиции признавалась бесспорной, именно она нашла свое отражение в испанских грамматиках XVI-XVII вв.
Анализ испанских грамматик Золотого века свидетельствует о достаточно сильном влиянии греко-латинской грамматической традиции, которое проявилось прежде всего в том, что, несмотря на отсутствие у имени падежного словоизменения в испанском языке XVI в., авторы первых испанских грамматик неизменно продолжали включать падеж в свои работы наряду с такими именными категориями, как род, число, вид, качество, фигура. Помимо того, что сохранение категории падежа в первых руководствах по испанскому языку было своего рода данью традиции, перенесение основных атрибутов латинской модели в описание строя испанского языка было обусловлено и практическими целями. Как пишет М. Марти Санчес, большинство испанских грамматистов приводили в своих работах схемы склонения имен, местоимений и артиклей исключительно из педагогических соображений [Marta S6chez, 1988, p.347-349]. В то же время испанскими грамматистами руководило стремление приблизить испанский язык к тому статусу, который был свойствен классическим языкам, что достигалось за счет тесной связи с идеалом, которым продолжала оставаться латынь.
Несмотря на то, что все без исключения авторы испанских грамматик включали падеж в репертуар именных акциденций, многие из них вслед за А.Небрихой отмечали, что падежа в привычном его понимании в испанском языке нет. В анонимной грамматике 1559 г. речь идет о том, что имена в испанском языке по падежам не изменяются, однако латинские падежи получают свое выражение в испанском языке с помощью предлогов [Gramatica, 1559]. Такого рода рассуждения встречаются и в грамматиках начала XVII в., так, Г.Корреас писал, что в языке греков и римлян падежи были, а у испанцев их нет [Correas (1626), 1903, р. 56; Correas, 1627, р. 17]. И далее в его грамматиках дается подробное описание категории падежа, где средствами выражения падежных значений выступают не флексии, а предлоги.
Схожая ситуация сложилась и в португальской лингвистической традиции того времени. По свидетельству М. А. Косарик, грамматисты, с одной стороны, отмечали отсутствие падежа в португальском языке, а с другой стороны, рассматривали средства выражения падежных значений не морфологическими, а синтаксическими средствами, тем самым, трактуя падеж и как грамматическую, и как универсальную логико-семантическую категорию [Косарик, 1998, с. 26]. Именно то, что категория падежа трактовалась тогда как категория универсальная, присущая всем языкам, привело к тому, что она получила отражение во всех западноевропей-
ских грамматиках, при этом адаптация канона для каждой традиции осуществлялась по-своему.
Несколько иначе влияние грамматической традиции отразилось на описании склонения (declinación), которое тесным образом связано с понятием падежного словоизменения. В грамматиках Доната и Присциана склонение не включалось в число именных категорий, в средневековых трактатах оно также находилось за рамками категориального уровня. Как пишет А.В. Грошева, это было связано с тем, что в понимании средневековых грамматистов оно имело меньшую, чем падеж, значимость для конструкции [Грошева, 1985, с. 234]. Авторы испанских грамматик Золотого века не только не возводили склонение в ранг именных категорий, но и почти единодушно отрицали наличие склонения у испанского имени. По мнению Дж.С. Меррилл, такой подход к трактовке этих канонических понятий, с одной стороны, свидетельствует о преемственности традиции, а, с другой, отражает новые веяния в лингвистическом сознании Золотого века [Merrill, 1962, р. 165].
Однако некоторые грамматисты, отрицавшие склонение, все же выделяли в испанском языке так называемые типы склонения. Например, А. Небриха, выделил три типа склонения (formas de declinación), по сути, представлявшие собой числовые парадигмы. А. Рамахо Каньо отмечает явное сходство этих типов склонения с теми, которые были представлены в греческих грамматиках, что свидетельствует о том, что знание греческого языка помогало первому испанскому грамматисту в описании родного языка [Ramajo Caco, 1987, p. 108]. Приведем примеры типов склонения, представленных в грамматике Небрихи: 1) la tierra - las tierras, 2) el cielo - los cielos, 3) la ciudad - las ciudades и другие имена, оканчивающиеся на d, е, i, l, п, г, s, х, z [Nebrija (1492), 1946, p. 69].
Помимо Небрихи аналогию с латинской традицией в вопросе о склонении пытались проводить и другие авторы испанских грамматик. Так, в соответствии с пятью типами склонения Х.Вильяр выделил пять групп имен (deduciones, derivaciones), различающихся формами окончания множественного числа: 1) -as, 2) -es, 3) -is, 4) -os, 5) -us [Villar, 1651, p. 7]. Иную интерпретацию получили типы склонения в грамматике Р.Персиваля. Примечательно, что Персиваль был одним из тех немногих грамматистов, кто возвел склонение в ранг именных акциденций, однако типы склонения имени, аналогичные латинским, не получили в его работе своего отражения. Грамматист разделил по типам склонения другую часть речи - местоимения: к первому типу склонения он отнес местоимения yo, tu, Ji, ко второму - el, aquel, efte, mió, tuyo, fuyo, nueftro, vueftro, mifmo, к третьему - que, quien, el quai [Percyvall, 1591]. Как видим, типы склонения местоимений представляют собой их разряды, которые в грамматике Персиваля получили следующие названия: личные (изначальные), указательные, притяжательные (производные) и относительные. Выделение типов склонения в некоторых испанских грамматиках Золотого века служит ярким примером того, как происходило приложение принципов грамматического канона, выработанного на материале флективных языков, к испанскому языку, обладавшего в то время всеми признаками аналитизма.
Как показывают наши наблюдения, авторы первых испанских грамматик подходили к описанию падежа неоднозначно, поскольку в большей или меньшей степени они сочетали традиционный подход к решению данной проблемы с собственным видением природы падежа. Одним из примеров сосуществования в описании данной категории принципов традиции и инновации служит вопрос о месте падежа в иерархии именных категорий. Строгая приверженность положениям латинской грамматической традиции (ориентир преимущественно на грамматику Доната) объясняет позицию тех авторов, которые отводили падежу последнее место в иерархии именных акциденций после рода, числа, вида, качества и фигуры. К ним относится не только А. Небриха (1492), но и ряд авторов XVII в., например, Л. Франчозини (1624) и Г. Корреас (1626). Однако далеко не все грамматисты строго придерживались канонической иерархии для акциденций имени. Так, в грамматике Анонима 1555 г. описание именных частей речи начинается с категории падежа, которая предваряет описание таких важнейших именных категорий, как род и число, а в работе Р. Персиваля (1591) падеж занимает промежуточное положение между ними, что по-своему отражает воззрения этих грамматистов на
значимость падежа для лучшего понимания природы именных классов слов. Кроме того, перемещение падежа в иерархии именных акциденций свидетельствует о подвижности системы грамматического описания, находившейся в то время в процессе становления.
Анализ особенностей описания падежной парадигмы в изучаемых работах указывает на внесение значительно булыпего числа инноваций, чем на сохранение традиционных признаков. Постулаты греко-латинского канона нашли своеобразное отражение в описании внешних признаков падежной парадигмы: из традиционной модели в описание испанского языка были перенесены количество и последовательность падежей в парадигме. Многие грамматисты использовали в описании именных частей речи шесть канонических падежей, сохраняя при этом и принятую в традиции последовательность их в парадигме: номинатив (КоттаИио), генетив (СепШио), датив (ЛаИио), аккузатив (Асси/аИио), вокатив (УосаНио), аблатив (АЫаИио). Именно в этом виде представлена парадигма склонения в работах Анонима (1555), К.Вильялона (1558), Дж.Миранды (1567), С.Удэна (1612) А.Саласара (1623), Х.де Луны (1623), Л.Франчозини (1624).
К нововведениям в описании категории падежа, возникшим в результате адаптации канонической схемы применительно к испанскому языку, относятся следующие: во-первых, падежная парадигма приобрела редуцированную форму; во-вторых, появились аналоги названиям падежей; в-третьих, изменилась форма подачи примеров, образующих парадигмы. Наконец, содержание канонической категории падежа оказалось существенным образом переосмысленным, поскольку из категории словоизменительной она превратилась в категорию синтаксическую, о чем свидетельствуют аналитические конструкции, которыми оказалась наполненной парадигма именного склонения. Остановимся на каждом из указанных преобразований более подробно.
Одним из внешних признаков отхода от традиции применительно к описанию падежной парадигмы в испанских грамматиках Золотого века является редукция, обусловленная совпадением форм некоторых падежей. Первым из них редукции подвергся аблатив - один из важнейших компонентов латинской падежной системы. А.Небриха был первым, кто исключил этот падеж из парадигмы склонения имени. М. Макиейера Родригес объясняет это влиянием греческой грамматики, в которой парадигма склонения имени состояла из пяти падежей [Ма-дше1га Яоёгн^ег, 1989, р. 711-712].
Другим падежом, который в испанских грамматиках Золотого века довольно рано подвергся редукции, был вокатив. В работах Г. Мерье, Дж. М. Алессандри д’Урбино, Р. Персиваля и Б. Хименеса Патона он оказался за рамками описания испанского имени, поскольку в предложении формы обращения совпадали с формами подлежащего. К тому же в античных грамматиках, на которые ориентировались грамматисты ХУ1-ХУП вв., была отражена такая особенность латинского имени, как совпадение абсолютного большинства форм вокатива с формами номинатива. В определенной мере в сокращении канонической парадигмы до пяти падежей могло сказаться и влияние тех стоиков, которые не включали формы обращения в состав падежей. Кроме того, исключение вокатива из парадигмы склонения имени может быть объяснено стремлением испанских грамматистов к сохранению симметрии в описании падежа для всех именных частей речи (как известно, у местоимений формы звательного падежа отсутствуют).
В наибольшей степени падежная парадигма подверглась редукции в грамматике Анонима 1559 г., который ввел новый критерий для падежного противопоставления - беспредложные и предложные падежи. В дальнейшем эта идея получила воплощение при описании падежа в грамматике Д.Энкарнасьона (1624), в которой парадигма склонения редуцирована по-особому. Сохранив каноническую номенклатуру падежей, этот грамматист основательно ее перестроил, объединив такие падежи, как номинатив и аккузатив, генитив и аблатив, датив и аккузатив. В результате этого аккузатив получил две позиции в парадигме склонения, представленные предложной и беспредложной формами. Как видим, в основу преобразований парадигмы в этих двух работах положен новый признак - предложные / беспредложные формы. Тем не менее, нельзя не увидеть того, что этот признак основывается на одном из фундамен-
тальных принципов традиционной грамматики - принципе аналогии. В ходе анализа изменений, произошедших в описании категории падежа во французских грамматиках эпохи Возрождения, Е.Н.Михайлова пришла к выводу, что постепенное сокращение количества описываемых или упоминаемых падежей нарушило равновесие в иерархическом устройстве компонентов взятой за образец греко-латинской модели грамматического описания [Михайлова, 2008, с. 162].
Другие инновации в описании категории падежа связаны с введением аналогов традиционным терминам. Так, уже в первой испанской грамматике, у А.Небрихи, традиционные названия падежей заменены порядковыми числительными (el primero, el segundo, el tercero, el cuarto, el quinto), что, несомненно, связано с пониманием качественного отличия между латинскими падежами и их испанскими эквивалентами, полученными в результате перевода. По свидетельству Л.Г.Степановой, использование порядковых числительных вместо привычных наименований падежей было нередким приемом в других грамматиках народных языков [Степанова, 2000, с. 396]. Вслед за Небрихой этим приемом воспользовались и такие авторы испанских грамматик, как Аноним 1559 г., Дж. Алессандри д’ Урбино, Дж. Миранда, что по-своему может свидетельствовать о влиянии работы Небрихи на других авторов. По мнению Н.Г.Сулимовой, сложность вопроса о влиянии работы Небрихи на других грамматистов обусловлена тем, что она не переиздавалась ни в XVI, ни в XVIIbb., хотя имя первого испанского грамматиста неоднократно упоминалось авторами того времени, среди них были Корреас, Вильялон, Миранда, Мерье и др. [Сулимова, 2005, с. 35]. Анализ нашего материала показывает очевидное сходство между трудом Небрихи и работами других грамматистов в том, что связано с описанием категории падежа.
Еще одним показателем инноваций, внесенных в канон, стало изменение принципа экзем-плификации в описании категории падежа. В античных грамматиках примеры падежной парадигмы принято было записывать в строчку, что затрудняло процесс заучивания наизусть данных в перечислении форм. Однако, переход от рукописной к печатной форме изложения во многом изменил степень формализованности грамматического описания. Как отмечает Л.Г.Степанова, с изобретением книгопечатания и совершенствованием полиграфической техники (выравнивание столбца) в практике грамматического описания утвердились вертикальные парадигмы [Степанова, 2000, с. 191]. Несомненно, что этот технический прием стал в то время значимым достижением в методологии знания о языке.
Наиболее важное для теории языка нововведение в описание канонической категории падежа связано с переосмыслением ее содержания. Как известно, в латинском языке признаком падежного словоизменения выступали флексии. Поскольку у испанского имени падежного словоизменения не было, авторы грамматик XVI-XVII вв. приводили в качестве эквивалентов латинским флексиям служебные слова - в основном предлоги и артикли. В грамматике А.Небрихи в качестве этих эквивалентов приведены предлоги de на (первый - для генитива, а второй - для датива), артикли и наречие о (для вокатива). По этому пути в дальнейшем шли такие грамматисты, как Аноним 1559 г., Г. Доергангк и Л. Франчозини, в их работах описание падежной парадигмы ограничено лишь наиболее распространенными предлогами de и а. Однако, как пишет Дж.С. Меррилл, в связи с тем, что эти два предлога могли передавать лишь некоторые значения латинских падежей, в описание парадигмы склонения постепенно вводились все новые предлоги [Merrill, 1962, р. 166].
На примере наиболее репрезентативных грамматик испанского языка Золотого века можно проследить тенденцию того, как в рамках падежной парадигмы пополнялся арсенал средств выражения падежных значений. Во второй половине XVI в. для датива был введен предлог para, который использовали в своих работах К. Вильялон, А. Корро, Р. Персиваль, Б. Хименес Патон и X. Луна. В то же время в парадигме склонения появился предлог рог как показатель аккузатива, представленный в грамматиках Дж. Урбино, Дж. Миранды и С. Удэна, что указывает на явную преемственность воззрений на язык от Урбино к Миранде и от Миранды к Удэну. Применительно к аблативу X. Луна вывел предлоги con и рог, однако наибольшая заслуга в данном вопросе принадлежит Корреасу, поскольку в приводимых им падежных пара-
дигмах (1627) к введенным ранее Небрихой и Луной показателям аблатива {de, соп, рог) были добавлены такие предлоги, как en,fin,fo.
Постепенное пополнение арсенала средств выражения падежных значений указывает на достаточно глубокое осмысление первыми грамматистами природы испанского языка. Об этом же говорит и их стремление рассмотреть нюансы значений, стоящие за сочетанием предлога с употребляемым после него именем. Одним из наиболее интересных примеров, дающих представление о творческом отношении к описанию живого, динамично развивающегося языка, каким в ту пору был испанский, может служить грамматика Б. ХименесаПато-на, в которой зафиксирована лишь наметившаяся в испанском языке тенденция к употреблению предлога а с одушевленными существительными в роли прямого дополнения в отличие от неодушевленных.
Именно эти наблюдения за изменчивым узусом и стремление втиснуть формы живого языка в жесткий каркас латинской парадигмы склонения приводили к новым изменениям канонической категории падежа. Эти изменения, в свою очередь, были частью тех масштабных преобразований, которые претерпел канон в целом. Как показали наши наблюдения, в испанской грамматической традиции Золотого века учение о падеже находилось в постоянном развитии, поэтому довольно сложно выявить определенную последовательность в его эволюции. По мнению Н.Г. Сулимовой, достаточно сложно и в целом в рамках этой традиции проследить за динамикой преобразований в описании частей речи. Причины этого, по ее мнению, связаны с тем, что каждая грамматика писалась, как правило, без учета того, что было сделано до этого времени, а сами создатели грамматик ощущали себя творцами грамматической нормы [Сулимова, 2005].
Итак, анализ испанских грамматик XVI-XVII вв. показал, что в описании категории падежа нашли свое отражение противоположные тенденции: с одной стороны, они выражались в преемственности традиции и стремлении к сохранению атрибутов греко-латинского канона грамматического описания, с другой стороны, они выражались в серии преобразований, внесенных в описание канонической категории в связи с приложением ее к новому языковому материалу и необходимостью как можно полнее отразить своеобразие испанского узуса. Адаптация канонической схемы описания категории падежа привела к значительному числу инноваций, которые затронули не только разные элементы парадигмы, но и привели к преобразованиям ряда основополагающих постулатов канона, в частности, переосмыслению понятий «слово» и «конструкция». Как сохранение, так и преобразование основных постулатов канона показывают, что категория падежа в рамках испанской грамматической традиции Золотого века рассматривалась как категория универсальная, присущая всем языкам. Кроме того, трактовка категории падежа и решаемые в связи с ее описанием проблемы свидетельствуют о достаточно высоком уровне лингвистического сознания эпохи Золотого века.
Библиографический список
1. Античные теории языка и стиля (антология текстов) [Текст] / общ. ред. О.М.Фрейденберг. - СПб. : Алетея, 1996. - 363 с.
2. Бокарев, Е.А. О категории падежа (Применительно к дагестанским языкам) [Текст] / Е.А.Бокарев // Вопросы языкознания. - 1954. - №1. - С. 30-46.
3. Грошева, A.B. Грамматические учения западноевропейского средневековья [Текст] / A.B.Грошева // История лингвистических учений : Средневековая Европа. - JI. : Наука, Ленингр. отд-ние, 1985. - С. 208-242.
4. Косарик, М.А. Теория и практика описания языка (на материале лингвистических сочинений Португалии XVI-XVII вв.) [Текст] : автореф. дис. ... д-ра филол. наук : 10.02.05 / М. А.Косарик. - М., 1998. - 48 с.
5. Михайлова, Е.Н. Категория падежа в лингвистических концепциях эпохи Возрождения [Текст] / Е.Н. Михайлова // Научные чтения Петербургского Лингвистического общества (Петербург, 15-17 ноября 2006 г.). - СПб. : СПбГУ, 2008. - С. 159-167.
6. Ольховиков, Б.А. Теория языка и вид грамматического описания в истории языкознания [Текст] / Б.А.Ольховиков. - М. : Наука, 1985. - 279 с.
7. Перелъмутер, И.А. Аристотель [Текст] / И.А.Перельмутер // История лингвистических учений. Древний мир. - Л. : Наука, 1980. - С. 77-92.
8. Раевская, ММ. Испанское языковое сознание Золотого века (XVI - XVII вв.) [Текст] / М.М.Раевская. - М. : Комкнига, 2006. - 304 с.
9. Степанова, Л.Г. Итальянская лингвистическая мысль XIV-XVT веков (от Данте до позднего Возрождения) [Текст] / Л.Г. Степанова. - СПб. : Изд-во РХГИ, 2000. - 504 с.
10. Сулимова, Н.Г. История развития испанской грамматической мысли (XV-XIX вв.) [Текст] / Н.Г.Сулимова. -М. : МАКС Пресс, 2005. - 332 с.
11. Тронский, И.М. Проблемы языка в античной науке [Текст] / И.М.Тронский // Античные теории языка и стиля (антология текстов). - СПб. : Алетея, 1996. - С. 11-32.
12. Agud, A. Historia у teoría de los casos [Text] / A.Agud. - Madrid : Gredos, 1980. - 491 p.
13. Correas, G. Arte grande de la lengua castellana (1626) [Text] / G. Correas. - Madrid: Tipografía de Ricardo Fh, 1903.-XXVI, 328 p.
14. Correas, G. Trilingve de tres artes de las tres lengvas : kastellana, latina i griega, todas en romanze [Text] / G. Correas. - Salamanca : Oficina de Antonia Ramirez, 1627. - 338 p.
15. Gramatica déla Lengua Vulgar de Efpaca [Text]. - Lovaina : ImpreíTo por Bartholomñ Gravio, 1559. - [s.p.].
16. Maquieira Rodrnguez, M. Las ideas lingbHsticas en Espaca en el siglo XVI: foníítica y gramötica [Text] : tesis doctoral / M.Maquieira Rodrnguez. - Leon: Universidad de Leyn, 1989. - 1360 p.
17. Marín Sanchez, M. El complemento en la tradiciyn gramatical hispönica (1492-1860) [Text] : tesis doctoral / M. MartH S6nchez. - Madrid : Edit. Univ. Complutense de Madrid, 1988. - 637 p.
18. Merrill, J.S. The Presentation of Case and Declension in Early Spanish Grammars [Text] / J.S.Merrill // Zeitschrift fbr Romanische Philologie. - Berlin : Gbnther Holtus. - 1962. - B. 78, H. S. - P. 162-171.
19. Nebrija, A. Gramatica castellana [Text] / A. Nebrija (la ed. <princeps> de 1492 por P. Galindo Romeo y L. Ortiz Mucoz. Prylogo del D. J. Ib6cez Marten). - Madrid : Silverio Aguirre, Gr6ficas Reunidas, 1946. - XL. - 303 p.
20. Percyvall, R. Bibliotecae hispanicae pars altera [Text] / R. Percyvall. - London : John Jackfon, 1591. - [s.p.].
21. Ramajo Caco, A. Las gramoticas de la lengua castellana desde Nebrija a Correas [Text] / A. Ramajo Caco. - Salamanca : Ediciones Universidad de Salamanca, 1987. - 269 p.
22. Villar, J. Arte de la lengua espacola [Text] / J. Villar. - Valencia : Francifco Verengel, 1651. - 159 p.
