CC BY
73
Итак, в марийском рассказе конца XX в. можно выделить две тенденции в решении концепта «долг» - эпико-драматическую (явно доминирующую) и романтико-утверждающую. С ними сопряжены в произведениях «различные концептуальные смыслы» (В. А. Маслова): долг перед родителями; долг перед опытом народа, его традициями; долг перед жизнью; долг перед совестью.
Примечания
1. См.: Роговер Е. С. Русская литература XX в. 2-е изд., доп. и перераб. СПб.; М.: САГА: ФОРУМ, 2004. С. 377.
2. Маслова В. А. Поэт и культура: Концептосфе-ра Марины Цветаевой. М.: Флинта: Наука, 2004. С. 5.
3. Там же. С. 6.
4. Русская проза конца XX в. / под ред. Т. М. Ко-лядич. М.: Изд. центр «Академия», 2005. С. 4.
5. Там же. С. 17.
6. Маслова В. А. Указ. соч. С. 35.
7. Там же. С. 39.
8. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд, испр. и доп. Т. 1. М.: Рус. яз., 1981. С. 422.
9. Есин А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: 5-е изд. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 182.
10. Там же. С. 72.
11. Русская проза конца XX в. С. 16.
12. Александров А. А. Умыр кыл: Повесть ден ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989. С. 83. Перевод на рус. яз. мой. - Р. К.
13. Абукаев-Эмгак В. А. Нигунам от портылто: Повесть ден ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1989. С. 222. Перевод на рус. яз. мой. - Р. К.
14. Алексеев Г. В. Ушаным ужара конда: Повесть да ойлымаш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. савыктыш, 1993. С. 72. Здесь и далее перевод на рус. яз. мой -Р. К.
15. Ояр Г. Нумалтыш: Почеламут-влак, поэма. Йошкар-Ола: Мар. кн. савыктыш, 1993. С. 71. Подстрочный перевод на рус. яз. мой. - Р. К.
16. Смирнов-Эсмэнэй В. Йылмыдыме «Йыва»: Ой-лымаш да повесть-влак. Йошкар-Ола, 2006. С. 114. Перевод на рус. яз. мой. - Р. К.
17. Первая редакция рассказа была опубликована в газ. «Марий коммуна» в 1985 г. (16, 17 августа), а затем, в 1989 г., в сборнике Г. Алексеева «Молодость в погонах» («Погонан рвезылык»).
18. Алексеев Г. В. Ушаным ужара конда... С. 68.
19. Там же. С. 64.
20. Там же. С. 61.
21. Там же. С. 67.
22. Там же. С. 68.
23. Там же.
24. Там же. С. 66.
25. Бердинский В. Н. Мардеж шушка: Ойлы-маш-влак. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во, 1987. С. 120. Здесь и далее перевод на рус. яз. мой. - Р. К.
26. Там же. С. 130.
27. Там же.
28. Там же. С. 182.
УДК 821.161.1
И. А. Казанцева
ТРАДИЦИИ ДУХОВНОГО РЕАЛИЗМА В ПРОЗЕ В. Н. КРУПИНА
Статья посвящена выявлению традиций осмысления духовного бытия человека в творчестве В. Кру-пина. Усвоение догматической стороны православия и участие в жизни Церкви - принципиальная основа творчества современного писателя. В творчестве позднего В. Крупина следование традиции духовного реализма И. Шмелева, Б. Зайцева проявилось в проблематике, принципах поэтики, основанных на православной онтологии и антропологии, жанровых доминантах, организации времени и пространства.
The article is devoted to the works by Krupin. The author demonstrated that the modern writer adopted and reflected an dogmatic side of orthodoxy in his creative. Under the influence ecclesiastical realism by Shmelev and Zajstev, Krupin paid considerable attention to orthodox aspects of problems and poetics.
Ключевые слова: православие, художественный метод, антропология, православная аксиология, онтология, поэтика, художественные средства.
Keywords: оrthodoxy, an artistic method, anthropology, orthodox values, ontology, poetics, artistic means.
Возрождение истоков духовных традиций, в основе которых лежит православие, в литературе конца XX - начала XXI в. дало импульс развитию направления, получившего определение «духовного реализма». Изучение этого явления восходит к исследованиям XIX в. и связано с именами В. Зеньковского, К. Мочульского и др. В творчестве современного писателя В. Крупи-на, на наш взгляд, проявились лучшие литературные традиции XX в., отражающие духовную реальность. Целью данной статьи было выявление традиций в осмыслении духовного бытия человека на материале ряда произведений И. Шмелева, Б. Зайцева и В. Крупина. Как отмечает А. Любомудров: «Духовному реализму присуща своя ценностная шкала, выстраиваемая по вертикали: между низом - сферой действия темных сил, порождаемых ими состояний греховности и отпадения от Бога, и верхом - Божественными энергиями и состояниями праведности (или святости)» [1]. Путь к православному мироощущению, воплощенный в методе, наиболее адекватно отражен в жанре хожения, к которому восходят анализируемые ниже произведения И. Шмелева и В. Крупина. К тому времени, когда И. Шмелев
КАЗАНЦЕВА Ирина Александровна - кандидат филологических наук, доцент по кафедре русской литературы XX-XXI веков Тверского государственного университета © Казанцева И. А., 2009
И. А. Казанцева. Традиции духовного реализма 6 прозе В. Н. Крупина
сознательно исповедует христианские ценности, он отмечает: «Самый тот путь, принятый нами от купели, - нести в мир Правду, всех и вся примиряющую, Божиим святить мир» [2]. Таково же понимание правды у В. Крупина: «Теперь, уже насовсем, литература для меня средство и цель приведения заблудших (и себя самого) к свету Христову» [3].
Повествователей «Богомолья» И. Шмелева и «Великорецкой купели» В. Крупина объединяет ощущение греховности. В первом случае впечатления юного героя корректируются оценками взрослого писателя. Во втором случае умудренный собственным путем в православие герой описывает жизнь имевшего прототип в реальности вятчанина, пострадавшего за веру. Имя персонажа перекликается с именем Николая Чудотворца, к месту обретения иконы которого ведет крестные ходы Николай Иванович. Отличие связано с тем, что у И. Шмелева - саморефлексия героя, а у В. Крупина - показ героя извне. Один из центральных эпизодов «Богомолья» - рассказ Горкина Ване о своем грехе - вине в гибели подмастерья. Для Николая Ивановича пример Преподобного Сергия Радонежского, благословившего на справедливую брань за веру и Отечество монахов-схимников, - живой укор всю жизнь за отказ воевать за Отечество. Грех и покаяние, таким образом, краеугольные камни мировосприятия главных героев произведений И. Шмелева и В. Крупина, причем категории распространяются не только на личную судьбу, но и на историю. Д. С. Лихачев, характеризуя истоки толстовского взгляда на историю, выраженные в суждении «не в силе Бог, но в правде», пишет: «В основе этой мысли Толстого лежит этический взгляд на историю, и этот взгляд вполне "древнерусский". Это видение истории в аспекте той высшей правды, которая в ней заключена, -своеобразный средневековый "этический оптимизм"» [4]. Осознание греховности для Николая Ивановича и Горкина напрямую связано с апелляцией к святыням прошлого как к высшей правде. Образы святых и события, отдаленные во времени, в сознании верующих воспринимаются как факт их сегодняшней жизни. Происходящее герои воспринимают не как случайность, а как Божий Промысел. Это проявление эоното-поса [5] в литературе ХХ в. Ощущение реальности существования Бога часто передано через яркую художественную деталь, факты биографии героев, прямые высказывания персонажей. Так, история с тележкой Аксенова, судьба сбрасывавшего церковный колокол Григория - все видится в перспективе высшей правды. Николай Иванович на вопрос следователя о вере в Бога отвечает: «Все более укрепляюсь в вере. И в каждом дне вижу Промысел Господа» [6]. Оба писа-
теля указывают на различие чуда как знака бытия Господа в мире и чуда как греховной прелести (рассказ «божественного старичка» об исцелении больных из купели у Троицы, случай с красавицей-молодкой на пути к Троице, пророчества прозорливого старца Варнавы). Герой В. К-рупина указывает: «Были и такие воспоминания, в которых хотелось видеть знак, промысел, провидение» [7]. «Хотелось видеть» - призыв к христианскому трезвению в восприятии чудес, характерному для героев В. Крупина. Показательно, что доверие к подлинности горнего мира объединяет повествователей, но средства создания персонажей, олицетворяющих веру и безверие, у писателей отличаются. Факт этот отражен в разноликости хода богомольцев. У В. Крупина в отличие от И. Шмелева нет масштабности хода. Жизнь человека перестала естественно соотноситься с датами христианского календаря. Преодолению трагизма способствует символическое воплощение надежды на возрождение традиций в образе внучки Кати Липатниковой. В повести И. Шмелева путь к Троице-Сергиевой Лавре показан как важнейший эпизод в формировании юного автора. У В. Крупина крестный ход в год тысячелетия крещения России вписан в летопись ходов, которые много лет совершал Николай Иванович. Вероятно, можно говорить, во-первых, о крестном пути всей страны, и о крестном пути как об индивидуальной судьбе верующего человека. Видение каждого крестного хода в ретроспективе и перспективе объединяет повести. Обращение к традиции реализовано в апелляции к памяти рода, источник которой -православная вера. Психологически достоверно И. Шмелев показывает, как «память смертная» позволяет верующему человеку воспринимать смерть светло. «В этом скользящем свете, в напеве грустном, в ушедшем куда-то дедушке, который видел то же, что теперь вижу я, - чуется смутной мыслью, что все уходит... Я изгибаю голову, слежу за скользящим светом. - вижу из щели небо, голубую его полоску между стеной и домом. и меня заливает радостью» [8]. Святитель Игнатий Брянчанинов «В слове о смерти» пишет: «Смерть, собственно, состоит в разлучении души от Божественной благодати и в совокуплении с грехом. Жизнь души - соединение ее с Богом, как жизнь тела - соединение его с душою. Душа, разлучившись с Богом преступлением заповеди, умерла; но послушанием заповеди опять соединяется с Богом и оживотворяется этим соединением» [9]. Не случайны ситуативные переклички в восприятии смерти между Горкиным, Иваном, Чудиновым -в этом проявляется следование писателей традициям древнерусской литературы и святоотеческой мысли.
Особенности духовного реализма, реализованные в жанре древнерусского хожения, проявились в организующей роли мотива пути, осознаваемого в христианском контексте. Писатели отразили православную картину мира, ориентированную на вертикаль, на вершине которой -Христос. Путь мыслится, прежде всего, как спасение в Боге, все сюжетные события подчинены приближению к святыне. Акцентируется принятие Божьего Промысла, этическая сфера героев ориентирована на православную аксиологию. В этих чертах современный писатель В. Крупин предстает как наследник лучших традиций духовного реализма. Своеобразие метода проявилось в опосредованной передаче этапов приближения к «образу и подобию Божьему» героем в отличие от непосредственного показа у И. Шмелева. Память - важнейшая составляющая ценностной шкалы духовного реализма. Можно выделить несколько аспектов проблемы: 1) память как иллюстрация вечности духовных ценностей, реализованная в участии в церковных таинствах, церковной жизни героев И. Шмелева и В. Кру-пина; 2) историческая память поднимается на духовный уровень через апелляцию к библейским героям, деталям, образам русских святых; 3) память рода является важнейшей составляющей воспитания. Она восходит к истокам православной духовности, подчинена ей.
Специфика наследования традиции выявляется при сопоставлении повести В. Крупина с его очерком «Крестный ход», в основе которого -паломничество к той же святыне. Сходство в том, что в произведениях запечатлен обобщенный национальный характер, особенности православия. Очерк обладает просветительской функцией. В нем, в развернутом виде, представлены размышления автора и информация об особенностях православной веры, о характере и специфике молитв, о русской соборности. Дневниковая форма позволяет показать «общерусское паломничество», национальный характер, выраженный в православной вере. Позиция писателя отражает его православное мировидение, художник не являет себя на первом плане, хотя форма дневника допускает именно самовыражение. В. Кру-пин смиренно говорит о своей греховности и стремится избежать назидательности. Важно, что автор заявляет и на протяжении всего очерка выдерживает взятое на себя обязательство «не изучать», но показывать. В этом проявилось следование древнерусской традиции и специфика метода духовного реализма. О. П. Белова проделала значительную работу по сопоставлению публицистики и художественного творчества В. Крупина. Не можем согласиться со следующими выводами исследователя: «Можно отметить тенденцию: чем открытее и яснее выражается в
творчестве В. Крупина идея Православия, тем публицистичнее становится его творчество» [10]. Вызывает сомнение высказанная в ходе сопоставления произведений В. Крупина и В. Распутина приверженность первого автора к схемам, определение ряда тем (смерти, например) как «околорелигиозных».
Трудно согласиться с тем, что православная основа творчества позднего В. Крупина мыслится как приверженность идее (курсив мой. -И. К.) Православия. Для писателя важно усвоение догматической стороны православия, но во-церковленность - непременное условие жизни и творчества В. Крупина. Развитие традиций духовного реализма подтверждает это на материале повести «Великорецкая купель», а его книга «Русские Святые» доказывает «врастание» в православную традицию на уровне поэтики и являет собой пример творчества современного писателя, воплощающего традиции духовного реализма в XXI в. Показывая влияние на историю молитвенников за Россию, В. Крупин обращается к образам особо чтимых русских святых. В создании образа преподобного Сергия у В. Кру-пина были великие предшественники - Б. Зайцев и И. Шмелев.
Б. Зайцеву в повести «Преподобный Сергий Радонежский» важно запечатлеть, что в Сергии воплощено «глубокое созвучие народу, великая типичность - сочетание в одном рассеянных черт русских» [11]. Он отбирает и компонует материал о жизни святого в соответствии со своими задачами. Природа русской святости противопоставляется западной. Если Франциск Ассизский отрицал мирское, суетное, несущественное, куда включал не только отношение к родным, но и труд, то Сергий был «святым плотником». Эта сквозная метафора указывает на непосредственную связь с Богом и с земным трудом. Писатель делает предположение о том, что «Сергий, очевидно, выделяет деятельность духовную, води-тельную, от житейских отношений» [12]. Таким образом, реализуется уже заявленная склонность Сергия к «тихому деланию», стремление к самоумалению. Последовательно изображая истоки характера русского святого, Б. Зайцев показывает сначала близкий круг, отношение к родным, затем игуменство, государственную деятельность. Для взрослого И. Шмелева детское восприятие чуда, воплощенное в «Богомолье», остается в рассказе «Куликово поле», но средства художественного воплощения реальности чуда иные. В рассказе психологически достоверно в форме следствия разворачивается «дело» о чуде. Сред-нев, потомок воина дружины Димитрия Донского, продает свое имение (находящееся, согласно преданию, на самом Куликовом поле) и переезжает в Сергиев Посад, поближе к лавре Препо-
И. А. Казанцева. Традиции духовного реализма в прозе В. Н. Крупина
добного Сергия. Промыслительной оказывается встреча с двумя учеными. По мысли одного из них, Василия Степановича, помешательство Сергея Ивановича связано с неправильным пониманием им исторического этюда своего учителя «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства». Те строки, на которые есть аллюзии в тексте В. Крупина, у И. Шмелева комментирует профессор («Ворота Лавры затворятся и лампады погаснут над его гробницей только тогда, когда мы растратим этот (нравственный. - И. К.) запас без остатка, не пополняя его» [13]). Во второй части повествования в реальности чуда Среднева убеждает то, что день явления Преподобного совпал со встречей Васи Сухова со старцем на Куликовом поле. Время в произведениях является «иконой вечности» [14].
Эонотопос, свойственный православному пониманию времени и пространства, как и «древнерусский» взгляд на историю, характерный для духовного реализма, отличает и В. Крупина. В повести «Великорецкая купель» образ преподобного возникает в контексте преображения главного героя. В цикле «Русские Святые» В. Кру-пин воплощает личное соприкосновение со святостью и уроки этой встречи, что составляет специфику повествования. В композиционном плане это выливается в наличие экспозиций, которые обычно посвящены личным ощущениям от встречи со святостью. Так, начиная повествование о преподобном Сергии Радонежском, В. Кру-пин пишет: «Чтобы представить себе, что такое Святость, молитвенность, вера православная, надо обязательно приехать в лавру преподобного Сергия - в Сергиев Посад... Среди тревог жизни, среди повседневной суеты как защемит вдруг сердце, как потянет к преподобному! К нему, к великому печальнику за нас, за землю Русскую, к нему хочется принести свои горести, сомнения, беды, ему излить свое сердце, укрепить свою душу и вернуться к своим делам, зная, что есть в России спасительное место, благодаря которому живет наша Отчизна» [15]. В соответствии с житийной традицией, В. Крупин описывает детство отрока Варфоломея, чудесные события до его рождения и первых лет жизни, одно из которых - встреча и напутствие святителя Николая. Следствием иконичности времени и пространства становится связь современности с молитвенным прошлым. В. Крупин расширяет рамки повествования соотносимыми с житийным упоминанием о посмертных чудесах примерами заступничества святого за Россию (в смутное время XVII в. защитил монастырь от польско-литовских войск, заставил императора Наполеона спасаться бегством из Москвы в 1812 г. и др.). Заглавием итоговой части «Светильник над землей русской» В. Крупин продолжает диалог во времени
с В. Ключевским. Писатель развивает образ не-угасимости света веры преподобного Сергия, предложенный цареградским епископом в передаче Епифания. Метафора света сквозная в характеристике преподобного у всех трех писателей. Художественные средства, используемые Б. Зайцевым, убеждают, что приглушенный свет икон Рублева соотносится с символикой образа преподобного в повести. Определение «тихий» становится ключевым у всех писателей, воплощая устойчивую житийную традицию в передаче образа святого. В своем повествовании В. Кру-пин отдает предпочтение тем эпизодам из жизни героя, что иллюстрируют молитвенное заступничество за Отечество. Прием выделения курсивом и вынесение ключевых фрагментов в отдельные абзацы текста используется автором во всей книге. В данном жизнеописании выделены лирическое отступление автора-паломника, переживающего блаженные минуты в тишине Троице-Сер-гиевой Лавры, воскрешение преподобным Сергием мальчика, указание роли святого в духовной жизни России и др. История для всех писателей - это история святости. Подтверждая это, И. Шмелев устами своего героя цитирует статью В. Ключевского, В. Крупин косвенно апеллирует к образам историка. Сопоставимо влияние преподобного на личность. У И. Шмелева рассказчик-«маловер», напоминающий раннего автора, у В. Крупина - он сам и читатель, идущий по пути воцерковления. По жанру отчетливо проявляется сходство произведений Б. Зайцева и В. Крупина. У современного автора житие - часть цикла жизнеописаний русских святых, имеющая самостоятельное значение и реализующая замысел всей книги (показать влияние святого не только на ход истории, национальную культуру, но и на духовное становление частного человека). Все писатели разными художественными средствами акцентируют внимание на национальном своеобразии святого (Б. Зайцев сопоставляет его с Франциском Ассизским, И. Шмелев использует интертекстуальные связи, В. Крупин указывает на православную природу поступков преподобного). Через композиционное решение и выбор точки зрения Б. Зайцев апеллирует к общенациональному в патриотическом чувстве, И. Шмелев - к личному «возрождению», у В. Крупина оба начала равноценны. Промыслительность у И. Шмелева подчеркнута сцеплением всех сюжетных событий, в итоге приведших к «великому знамению обетования» [16]. У Б. Зайцева и В. Крупина экспозиция и развязка согласуются в прославлении святого, хранящего Россию. В создании героя все используют сквозные образы света (светоч, лампада, светильник, вечерний свет). Эонотопос иллюстрирует единение земного и небесного, возмож-
ность по Божьему Промыслу наступления мига «будто время пропало». Характерные указания на символичность даты битвы на Куликовом поле (Рождество Богородицы, первое событие евангельской истории) организуют время всех произведений. Как видим, усвоение догматической стороны православия и участие в жизни Церкви - принципиальная основа творчества В. Кру-пина. Следование традиции духовного реализма проявилось в духовной проблематике творчества позднего В. Крупина. Принципы поэтики основываются на православной онтологии и антропологии, жанровые доминанты тяготеют к древнерусской литературе (хожение, житие), в организации пространственно-временного континуума автор ориентируется на эонотопос. Все сказанное показывает плодотворность традиции, обогащенной творческой индивидуальностью писателя.
Примечания
1. Любомудров А. М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. Зайцев, И. Шмелев. СПб., 2003. С. 234.
2. Шмелев И. С. Собр. соч.: в 8 т. М., 1998-2000. Т. 7. С. 514.
3. Крупин В. Н. Слава Богу за все: Путевые раздумья // Наш современник. 1995. № 1. С. 90.
4. Лихачев Д. С. Избр. работы: в 3 т. Л., 1987. Т. 3. С. 312.
5. Лепахин В. В. Икона и иконичность. СПб., 2002.
6. Крупин В. Н. Собр. соч.: в 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 532.
7. Там же. С. 499.
8. Шмелев И. С. Лето Господне. Богомолье. М., 1990. С. 428.
9. Игнатий (Брянчанинов), епископ. Слово о смерти. Мн., 2004. С. 126-127.
10. Белова О. П. Своеобразие художественно-публицистической манеры В. Н. Крупина: дис. ... канд. филол. наук. Ульяновск, 2004. С. 239.
11. Зайцев Б. К. Соч.: в 3 т. М., 1993. Т. 2. С. 14.
12. Там же. С. 31.
13. Шмелев И. С. Повести и рассказы. М., 2007. С. 69.
14. Лепахин В. В. Указ. соч.
15. Крупин В. Н. Русские Святые. М., 2006. С. 13.
16. Шмелев И. С. Повести и рассказы.
УДК 821.161.1
А. А. Моисеев
«ЧУЖИЕ» СКИТАЛЬЦЫ В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в. (НА ПРИМЕРЕ
ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ОБРАЗОВ ГЕРОЕВ РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ»)
Тема русского скитальчества рассматривается в работе через швейцарский пласт романа Ф. М. Достоевского «Бесы». Автор статьи, анализируя систему персонажей произведения, указывает на корни такого явления в русском общественном сознании, как «чужой» скиталец, и исследует причины его возникновения. Особое значение придается анализу способов выражения писателем амбивалентного романного образа Швейцарии на страницах «Бесов».
The theme of Russian wandering is regarded in this work through the Swiss layer of the Dostoyevsky's novel "Demons". The author of the article, considering the system of the characters of the novel, points to the roots of such phenomenon in Russian public consciousness as a strange wanderer and investigates the reasons of its origin. A special importance is given to the analysis of the author's ways of expressing the novel's ambivalent image of Switzerland at the pages of "Demons".
Ключевые слова: роман Ф. М. Достоевского «Бесы», система персонажей, русское скитальчество, понятие «чужой» скиталец, амбивалентный образ Швейцарии, швейцарский пласт романа.
Keywords: F. M. Dostoyevsky's novel «Demons», system of the characters, Russian wandering, a "strange" wanderer and investigates, ambivalent image of Switzerland, the Swiss layer of the Dostoyevsky's novel.
Роман Ф. М. Достоевского «Бесы» (1870— 1871 гг.) с момента его выхода в свет привлекал внимание читателей и критиков своей острой злободневностью. Одна из центральных проблем романа - русское скитальчество - сохранила свою актуальность. К ее исследованию обращались М. Бахтин, Л. Гроссман, А. Долинин, В. Ту-ниманов и др. [1] Отдельные аспекты проблемы рассматриваются в работах Ю. Давыдова, К. Сте-паняна, Л. Сараскиной, Г. Пономарева, М. Ермаковой и др. [2] Один из аспектов проблемы скитальчества связан с образом Швейцарии, которому в художественном мире Достоевского, особенно в романах «Идиот» и «Бесы», посвятили свои исследования Т. Касаткина, Г. Ермилова, К. Степанян [3].
Данная статья рассматривает русское скитальчество через швейцарский пласт романа Достоевского «Бесы».
МОИСЕЕВ Алексей Алексеевич - аспирант II курса кафедры всемирной литературы Нижегородского государственного педагогического университета © Моисеев А. А., 2009
