Научная статья на тему 'Топос вымысла в романах А. Роб-Грийе'

Топос вымысла в романах А. Роб-Грийе Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
397
94
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Топос вымысла в романах А. Роб-Грийе»

*

И.В. Савельева

ТОПОС ВЫМЫСЛА В РОМАНАХ А. РОБ-ГРИЙЕ

В статье рассматриваются варианты присутствия топоса вымысла в романах А. Роб-Грийе на сюжетно-фабульном, тематическом, композиционном уровнях в соотнесении с его литературоведческой концепцией. Показано, что постановка проблемы художественного вымысла определяет характерную для романов Алена Роб-Грийе атмосферу недостоверности, снимает противопоставление понятий «истинного» и «ложного».

«Сила романиста состоит именно в том, - пишет А. Роб-Грийе в сборнике «За Новый Роман», - что он выдумывает, выдумывает совершенно свободно, не подражая никаким образцам» [1. P. 30]. Одна из важных черт, отличающих современный роман от романа XIX в., согласно концепции Роб-Грийе, - это то, что проблема вымысла ставится в самом романе.

Для романов Алена Роб-Грийе «Дом свиданий», «Проект революции в Нью-Йорке», «Топология призрачного города», «Джин», «Встреча», «Повторение» очень важен топос вымысла. Он присутствует как тема романов, организует сюжет, предопределяет сам принцип построения романов. Обращение к проблеме вымысла предстает как сознательная стратегия текста.

В романе Rendez-vous («Встреча», 1981) персонажи рассказывают разного рода истории: 1) «histoire d'amour et de science-fiction» («любовная научно-фантастическая история»), 2) «vraie histoire» («настоящая история», или «правдивая история»), 3) «histoire à dormir debout» («небылица»). Уже обозначение каждой истории связано с проблемой вымысла. Первое из них (1) искусственно, неправдоподобно соединяет название двух совершенно разных жанров. Само слово «fiction» отсылает к вымыслу.

Именование истории «настоящей», или «правдивой» («une vraie histoire») (2) подразумевает, что она противопоставляется неподлинной, недостоверной. Третья разновидность истории (3) - «небылица» - непосредственно указывает на обман, вымысел.

*

© Савельева И.В., 2006 Савельева Ирина Владимировна педагогического университета.

- кафедра романской филологии Самарского государственного

Мари неоднократно заявляет, что умеет обманывать, и тем самым не только не скрывает свою склонность к обману, но выставляет ее напоказ:

«Moi, je mens très bien, même si c'est inutile. Quand on ment par nécessité, ça a moins de valeur, évidemment. Je peux rester une journée entière sans énoncer une seule chose vraie. J'ai même eu un prix de mensonge, à l'école, l'année dernière.

- Tu mens», dis-je. Mais ma riposte ne la trouble pas une seconde » [2. P. 3435].

«А я здорово вру, даже если это бесполезно. Вранье по необходимости менее ценно, разумеется. Я могу за целый день не промолвить ни единого слова правды. В прошлом году в школе я даже получила приз по вранью.

- Ты врешь», - говорю я. Но мое возражение ни на секунду ее не смущает.

Понятия «обман» («mensonge») и «правда» («chose vraie») противопоставлены. Обман показан как нечто не менее серьезное, чем «правдивый факт». Заслугой персонажа становится именно то, что он говорит неправду: обман приобретает положительную оценку, правдивость - отрицательную.

Создается контраст между незначительностью предмета повествования -«бесполезный» обман - и серьезностью, с которой о нем рассказывает персонаж. Преувеличенно серьезный тон создает лексика, которую редко можно встретить в диалоге: слово «énoncer» относится к научной сфере и не употребляется в разговорной речи, словосочетание «rester une journée entière» более характерно для литературного языка. Чрезмерная серьезность, не соответствующая ситуации, приводит к тому, что все высказывание воспринимается как комичное: само понятие правдивости становится объектом игры.

Утверждение «je mens très bien» представляет собой вариант известного парадокса лжеца: когда Мари признается в обмане, она не обманывает. Мари всегда лжет, поэтому и это ее высказывание не может быть истинным. Но оно не может быть и ложным, так как означает, что на этот раз она говорит правду.

Ответ Бориса можно интерпретировать двояко. Слова «Tu mens» опровергают предшествующее им высказывание Мари. Но поскольку она рассказывала именно о том, как умеет обманывать, то реплика «Tu mens» одновременно и подтверждает то же высказывание.

Приведенный фрагмент состоит из двух абзацев, где начало второго зеркально отражает начало первого: говоря «Tu mens», Борис лишь повторяет от своего лица утверждение Мари «Moi, je mens très bien». Реплика, которая в романе названа «опровержением» («riposte»1), нисколько не противоречит высказыванию и представлена как его подтверждение.

1 Слово «riposte» выражает идею «мощного отпора», «существенного возражения» (его буквальное значение - «сильный ответный удар»). В рассматриваемом эпизоде романа нет не только «сильного», «существенного» возражения, но и какое бы то ни было возражение отсутствует, заменяясь утверждением. Употребление этого слова создает комический эффект. Слово не только существует в отрыве от закрепленного за ним понятия, но в этом контексте противоречит тому понятию, которое оно, по-видимому, должно выражать.

Независимо от того, опровергают или подтверждают слова «Tu mens» высказывание Мари, они подчеркивают, что она обманывает: или Мари обманывает всегда (и перестает обманывать, когда признается в обмане), или ее рассуждения об обмане, за который получают призы, - вымысел, и она всегда говорит правду, но все же лжет, когда говорит, что лжет. Поэтому утверждение «Tu mens» также не может быть ни истинным, ни ложным. Попытка то ли опровергнуть, то ли подтвердить слова лжеца об обмане с помощью слов «Tu mens» вполне соответствует ситуации и оказывается, по-видимому, единственно логичной реакцией на высказывание лжеца.

Обман в романе «Джин» показан, во-первых, как нечто широко распространенное: его даже относят к «школьным» дисциплинам. Тем самым обман перестает характеризовать речь и поведение только одного персонажа (Мари). Во-вторых, за счет упоминания степеней и неизвестных его изучение изображается как нечто важное и трудное:

«En classe de logique, nous faisons cette année des exercices de mensonge au second degré. Nous étudions aussi le mensonge du premier degré à deux inconnues. Et quelquefois, nous mentons à plusieurs voix, c'est très excitant» [2. P. 35].

На занятиях по логике мы упражняемся в этом году во вранье второй степени. Мы также изучаем вранье первой степени с двумя неизвестными. А иной раз врем хором - очень увлекает.

В-третьих, обман - явление не только распространенное, но и обязательное для учеников этой - выдуманной Мари - школы. Все они тренируются во «вранье», на что четко указывает местоимение в форме множественного числа («nous»), которое присутствует в каждом предложении.

В-четвертых, обманывать - не только трудное, но и приятное занятие. В числе прочих упражнений в обмане «вранье хором» занимает видное место как одно из наиболее «увлекательных»2.

В других романах А. Роб-Грийе обман представлен, кроме того, как нечто привычное, естественное, само собой разумеющееся. Например, героиня романа La Reprise («Повторение», 2001) «врет здесь с обычным (здесь и далее подчеркнуто нами. - И.С.) бесстыдством» («ment ici avec son effronterie coutumière» [3. P. 119].

Ален Роб-Грийе указывал, что «искусство нельзя сводить к средству, служащему интересам, которые его превосходят», «малейшее указание, внеположное искусству, его (художника. - И.С.) парализует, малейшее стремление поучать и даже наделять значением для него невыносимо» [4. P. 35]. Так же, как и письмо в целом, изображенный в романах обман не служит каким-то существующим помимо него самого целям:

«<...> Et, qui plus est, pour le seul plaisir gratuit de mentir, car aucune directive du Service ne comportait assurément ce genre de précision absurde, dont la réfutation serait d'ailleurs pas trop facile» [3. P. 119].

2 Или «возбуждающих» (первое значение фр. слова «excitant»).

<...> И более того, врет исключительно ради удовольствия поврать, ведь никакое указание из Центра определенно не содержало столь абсурдного уточнения, которое, впрочем, было бы не так просто опровергнуть.

Уточнения, которые вносит «лгунья», охарактеризованы как абсурдные («précision absurde») именно потому, что все события, о которых она повествует, вымышлены - их точность не имеет никакого значения. Цель нагромождения точных фактов - удовольствие от процесса придумывания («le seul plaisir gratuit de mentir»). В статье «Зачем нужны теории» А. Роб-Грийе отмечает, что романист не знает, для чего пишет. У него есть только «потребность написать книгу»; «Все, что он хотел сделать, - это всего лишь написать эту книгу» [4. P. 12]. Персонажи романов Роб-Грийе также выдумывают исключительно ради самой выдумки, ради удовольствия придумывать, вымышлять.

Обман в романах Роб-Грийе принципиально не служит для того, чтобы что-то скрыть или приукрасить. Обман «бесполезный» назван более ценным, нежели обман «по необходимости» (См. «...je mens très bien, même si c 'est inutile. Quand on ment par nécessité, ça a moins de valeur, évidemment»).

Такое свойство выдумывания и соответствует концепции художественного творчества, которую Роб-Грийе излагает в статье «О нескольких устаревших понятиях»: «Произведение должно предстать необходимым, но необходимым для ничего; его конструкция не имеет применения; его сила - сила бесполезная» [1. P. 43].

Процесс выдумывания историй, которые рассказывают персонажи романов А. Роб-Грийе, уподобляется процессу создания романа. И подобно тому, как роман творится «для ничего», истории появляются безо всякой цели: действующие лица романов обманывают «бескорыстно» и всегда с удовольствием. Обман не служит абсолютно ничему, кроме удовольствия обманывать.

Повествование воспринимается как изначально недостоверное в результате того, что повествователь, подобно другим персонажам, постоянно меняет обличье, имя, национальность. На протяжении всего романа Djinn. Un trou rouge entre les pavés disjoints («Джин, или Красная дыра в разобранной мостовой», 1981) персонаж, от лица которого начинается повествование, попеременно носит имена Борис и Симон Лекер. В прологе к роману еще несколько имен способствуют созданию неопределенности: они могут быть атрибутированы как Борису, так и кому-либо другому. Лишь по косвенным свидетельствам можно определить, к кому они относятся: французский паспорт на имя Бориса Кёрсимена3 (Boris Koershimen) находят после загадочного исчезновения рассказчика, но в тексте нет указаний на то, чей именно это паспорт:

«On a découvert chez lui, après sa disparition, un passeport français au nom de Boris Koershimen, ingénieur électronicien, né à Kiev» [5. P. 5].

После его исчезновения у него обнаружили французский паспорт на имя Бориса Керсимена, инженера-электронщика, родившегося в Киеве.

3 В основной части романа ни разу не упоминается фамилия Бориса.

Документы, удостоверяющие личность, могут принадлежать кому угодно. Фигура повествователя показана как еще менее достоверная, чем фигура любого другого персонажа. Принципиально недостоверно и происхождение паспорта, на что указывает неопределенное местоимение «on». Неважно, кому соответствует имя и служит ли оно чему-то, помимо его существования на бумаге.

Имя, обозначенное в паспорте, необязательно признается «истинным» именем персонажа. В романе «Повторение» подчеркивается разница между именем в паспорте и «действительным» именем, которое используется при обращении:

« - Nom de la mère?

- Kastanjevica. K, A, S... (Elle épelle le mot), dite Kast sur son passeport actuel» [3. P. 147].

- Имя матери?

- Кастаньевика. К, А, С. (Она называет слово по буквам), именуемая Каст в настоящем паспорте.

Имя «Kast», указанное в паспорте, вовсе не единственное. При перечислении оно даже не названо первым и воспринимается, таким образом, как неосновное.

Имени «Kastanjevica», которое употребляют в речи, наоборот, придают подчеркнуто большее значение: носитель имени произносит его первым и называет по буквам. Но и это имя вводится лишь частично и порождает тем самым свой новый вариант - «KAS».

Одному человеку может принадлежать несколько паспортов. Уточнение «son passeport actuel» свидетельствует о возможном существовании какого-либо другого паспорта персонажа, а соответственно, допускает наличие у него других имен.

Итак, обман в романах Роб-Грийе сводится к выдумыванию историй. Вымысел не только становится темой романа, но и организует всю его композицию. У каждого персонажа несколько двойников - бессмысленно определять, о каком из них идет речь в том или ином эпизоде. Персонаж перестает быть тем персонажем, каким его изображал роман XIX в.4 Отсутствуют границы, отделяющие одну историю, одну сцену от другой, одно место действия от другого.

Фигура повествователя оказывается не более достоверной, чем фигура любого другого персонажа. Точки зрения меняются вместе с неоднократной сменой повествователя, который постоянно скрывается под маской кого-то другого. Непонятно, кто именно повествует в том или ином эпизоде. Все попытки выявить «истинного» повествователя ни к чему бы не привели: в романном

4 Сам Роб-Грийе относит понятие «персонаж» к другим «устаревшим понятиям», применимым к роману XIX века. Подр. см.: [1. P. 26-28].

мире нет ничего «истинного» или «ложного». Понятия «правды» / «неправды» невозможно четко разделить, их противопоставление снимается.

Предисловие к роману Dans le Labyrinthe («В лабиринте», 1959) прямо указывает на значение топоса вымысла для всего повествования:

«Ce récit est une fiction, non un témoignage. Il décrit une réalité qui n'est pas forcément celle dont le lecteur a fait lui-même expérience <...>. Il s'agit pourtant ici d'une réalité strictement matérielle, c'est-à-dire qu'elle ne prétend à aucune valeur allégorique<...>» [6. P. 7].

«Этот рассказ - вымысел, а не свидетельство очевидца. В нем изображается отнюдь не та действительность, что знакома читателю по личному опыту <...>. И все же здесь описана действительность неукоснительно реальная, т.е. не претендующая ни на какую аллегорическую значимость <...>» [7. C. 20].

Таким образом, текст с самого начала объявляет недостоверными все последующие подробные описания сцен, событий, улиц, персонажей. «<...> любое современное произведение, - пишет А. Роб-Грийе, - уже не пытается скрывать свой неизбежно вымышленный характер и представлять собой "историю из жизни"» [8. P. 129]. Недостоверность становится вполне естественной и не может вызывать сомнений.

Л.Г. Андреев, анализируя роман «В лабиринте», писал: «Все "вещи", весь мир романа - содержание его [Роб-Грийе] сознания, которое по своей воле, произвольно монтирует фрагменты реальности, а результаты субъективного монтажа и называются романом» [9. C. 417].

В романе «В лабиринте» вымысел воспринимается как очевидный: солдат носит несуществующую форму, сражение под Райхенфельсом, о котором упоминается в романе, неизвестно истории, как и сам Райхенфельс.

Действие романа «Дом свиданий» происходит в Гонконге. Гонконг, в отличие от Райхенфельса, существует «в действительности». В романе присутствует много указаний на точное местонахождение того или иного объекта. Но вся подчеркнутая точность оказывается лишь видимой - «вымысел («fiction») позволяет всевозможные игры с референтами, которые превращаются в знаки и с этого момента включаются в круговращение воображаемого» [10]. Гонконг «Дома свиданий» существует только в романной действительности, независимо от того, похож ли он на «настоящий» Гонконг. Уже предисловие к роману повествует о несоотносимости топографии романа с «реальной»:

«L'auteur tient à préciser que ce roman ne peut, en aucune manière, être considéré comme un document sur la vie dans le territoire anglais de Hong-Kong. Toute ressemblance, de décor ou de situations, avec celui-ci ne serait que effet du hasard, objectif ou non» [11. P. 7].

«Автору важно уточнить, что этот роман никоим образом нельзя считать документом о жизни в английской территории Гонконг. Всякое сходство мест и ситуаций было бы чистой случайностью, объективной или нет».

На вымысел как имманентное свойство романа обращает внимание сам текст. Все подозрения в отображении «действительности» развеиваются

(ср. с «правдивыми фактами», которые Мари в романе Rendez-vous называет менее ценными, чем «обман»). Малейшее сходство с «реальным Гонконгом» (=«правдивыми фактами») в таком случае может быть только случайным.

Идея сходства с «действительностью» становится объектом игры. Отрицается даже не само сходство, а возможность называть детали похожими («ce roman ne peut <... > être considéré comme un document»). Сходство или несходство Гонконга с «действительным» имеет значение не само по себе, а только в связи со словами о нем.

Все это в свою очередь «важно уточнить автору» («L'auteur tient à préciser») - именно с этих слов и начинается предисловие, а весь роман становится романом о слове.

В то время как в предисловиях к романам «В лабиринте» и «Дом свиданий» повествование о дальнейших событиях объявляет себя вымышленным, пролог к роману «Джин» оспаривает вымысел как таковой:

"Il n'existe rien - je veux dire aucune preuve décisive - qui permette à qui que ce soit de classer le récit de Simon Lecoeur dans la catégorie des pures fictions romanesques" [5. P. 7].

Нет ничего - я имею в виду никакого достоверного доказательства - что позволило бы кому-либо отнести рассказ Симона Лекера к категории чистого вымысла.

Текст заявляет уже не о том, что повествование представляет собой вымысел, а о том, что этот вымысел может быть не абсолютным. В то же время ничто не указывает и на то, что рассказ правдив. Уточнение «aucune preuve décisive» подчеркивает только отсутствие доказательств вымысла, которых и не может быть. Проблема вымысла обыгрывается в самом начале романа, что в очередной раз подчеркивает ее значимость.

Библиографический список

1. Robbe-Grillet, A. Sur quelques notions périmées // Robbe-Grillet, A. Pour un Nouveau Roman. - P.: Les Éditions de Minuit, 2002. - P. 25-44.

2. Robbe-Grillet, A. Rendez-vous / A. Robbe-Grillet. - M.: La Maison d'Edition «Stratégie», 2001. - 175 p.

3. Robbe-Grillet, A. La Reprise / A. Robbe-Grillet. - P.: Les Éditions de Minuit, 2001. -253 p.

4. Robbe-Grillet, A. A quoi servent les théories // Robbe-Grillet, A. Pour un Nouveau Roman. - P.: Les Éditions de Minuit, 2002. - P. 7-13.

5. Robbe-Grillet, A. Djinn. Un trou rouge entre les pavés disjoints / A. Robbe-Grillet. -P.: Les Éditions de Minuit, 1981. - 116 p.

6. Robbe-Grillet, A. Dans le Labyrinthe / A. Robbe-Grillet. - P.: Les Éditions de Minuit, 1997. - 221 p.

7. Роб-Грийе, А. В лабиринте / пер. Л. Коган // Роб-Грийе, А. Собрание сочинений: Романы. Рассказы. - СПб.: Симпозиум, 2000. - С. 20-155.

8. Robbe-Grillet, A. Temps et description dans le récit d'aujourd'hui // Robbe-Grillet, A. Pour un Nouveau Roman. - P.: Les Éditions de Minuit, 2002. P. 123 - 134.

9. Зарубежная литература ХХ века / Л.Г. Андреев, А.В. Карельский, Н.С. Павлова и др.; под ред. Л.Г. Андреева. - М.: Высш. шк., 1996. - 575 с.

10. Rabaté, D. "L'entre-deux: fictions du sujet, fonctions du récit", Colloque en ligne Frontières de la fiction, URL : http://www.fabula.org/forum/colloque99/217.php

11. Robbe-Grillet, A. La Maison de rendez-vous / A. Robbe-Grillet. - P.: Les Editions de Minuit, 1981. - 276 p.

I.V. Savelieva

CONCEPT OF FICTION IN THE NOVELS OF A. ROBBBE-GRILLET

In the article variants of presence of a problem of fiction in novels of A.Robbbe-Grillet on the plot, thematic and composite levels in correlation with literary criticism concept are viewed. It is shown, that the statement of a problem of art fiction defines atmosphere of unauthenticity, which is characteristic for novels of A.Robbbe-Grillet, it also removes opposition of concepts «true» and «false».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.