CC BY
44Т. В. Михайлова, А. В. Михайлов
ТИТУЛАЦИЯ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ ДРЕВНЕЙ РУСИ: ВОПРОСЫ ЛЕГИТИМИЗАЦИИ
Вопросы, связанные с легитимацией номинаций верховной власти го-сударства , одновременно относятся и к разряду лингвистических, и юриди-ческих, и исторических, и политических.
Изучение самоназваний верховной власти и дискурса, связанного с обсуждением различных оснований для автономинаций, является важным для исследователя политико-правовых представлений Древней Руси.
Вторая половина XV в. - XVII в. - период завершения формирования основных представлений русской средневековой культуры. Если во времена становления христианства на Руси формировались и эксплицировались в письменных текстах ( Начальной русской летописи, "Слове о Законе и Благодати") представления о судьбе Русской земли, ее предназначении в мировой
истории , о ее правителях, то вторая половина XV в.-ХУП в. явилась важной вехой в эволюции представлений русского общества о власти. Идейную ат-мосферу русского социума этого времени отличала сосредоточенность мыс-лителей и книжников на вопросах политики . Центральным пунктом всей то-гдашней полемики, борьбы школ и течений стало отношение к государству. Представители самых разных социальных групп связывали свое будущее с тем или иным идеалом государственности , по-разному осмысливая не только сущность верховной власти, но и место в ее структуре церкви, духовной ие-рархии.
Как известно, создание централизованного государства на Руси, "собирание" Руси отвечало интересам широких слоев русского общества. Без объединения страны под единым началом нельзя было искоренить удельные распри, а самое главное, освободиться от ордынского ига. Во времена княжения Иоанна III Васильевича, по мнению С.М. Соловьева, «дело собирания Северо -Восточной Руси могло считаться уже законченным... Отношение всех частей народонаселения ко власти княжеской издавна уже определялось в пользу последней: надлежало только воспользоваться обстоятельствами, воспользоваться преданиями, доставшимися в наследство от Византийской империи, чтоб высказать яснее эти отношения, дать им точнейшее определение» [Соловьев, 1961, с. 58]. Начало XVII в. - время «проверки» историософских, политических и юридических представлений православного российского царства о сущности верховной власти. Соборное Уложение 1649 г. - результат поиска форм легитимации царской власти.
Главной темой идеологических исканий русской политико-правовой православной мысли ХУ-ХУП вв. была тема определения пределов царской власти. Видимо, неслучайно рукописные сборники с ответами Анастасия Си-наита в тексте «О поставлении властелем, яко не вся власти поставляет Богъ, всеми же действует» получают наибольшее распространение именно в это время. Анастасий Синаит в своих ответах проповедует учение о Богоуста-новленности власти. Недостойные цари и князья поставляются вследствие «недостоинства» людей. Как считает М. Дьяконов, « политическая практика московских объединителей... не раз подавала повод к пропаганде зтой идеи» [Дьяконов, 1889, с. 44]. Одной из задач церковных служителей того времени стало обоснование наряду с идеей богоустановленности власти учения об особой ответственности царей и князей перед Богом, сопряженной с их особым саном. Несправедливый суд, правление не «по правде», жалобы населения вызывали внимание духовенства, которое стремилось урегулировать эту сферу путем пересоздания начал национального русского права, опираясь на церковное законодательство, заимствованное из Византии. Этот интерес к византийскому церковно-правовому порядку актуализировал и политиче-скую теорию, согласно которой император является высшим блюстителем чистоты правоверия. Впервые эта мысль в русском коммуникативном про-странстве появилась в двух посланиях митрополита Никифора к Владимиру
Мономаху. Но в период московского царства, особенно после Флорентийской Унии и падения Константинополя, эта идея достигает своего апогея.
Великий князь московский становится единственным блюстителем правоверия, вследствие чего русские книжники начинают называть Ивана III «Царем истинныя веры православия».
Вассиан Рыло, автор «Послания на Угру», убеждая великого князя выступить против Ахмата, одновременно создавал в тексте идеальный образ правителя Русской земли. Надо сказать, что положительная оценка, которую дает Вассиан Рыло Ивану III, в большой мере "авансируемая", "опережает" развитие личности царя. Пышная титулация Ивана III в начале Послания показывает, какими понятиями оперирует автор: богоизбранность, богоуста-новленность великокняжеской власти:
... Благовърному и христолюбивому, благородному и богомъ вънчанному, богомъ утвьржденному, в благочьстш вся вьселеныя въаавъшууму, наипаче же въ царъхъ прсвътлъишему и пръславному госуда-рю великому князю Ивану Васильевичу вся Руси, богомолец твои, господи-не, архiепископъ Вааанъ Ростовьскш, благословляя и челомъ бью... [ПВУ, с. 522].
Древнерусские писатели готовили общество и власть к осознанию необходимости принятия князем титула царя. Надо понимать, что политическая культура средневековой Руси основывалась не на правовых, а на христиан-ских этических категориях. По мнению А.И. Филюшкина, «попытки тракто-вать применительно к русскому средневековью ту сферу, которую мы при-выкли в современной метасистеме именовать политикой, в политико-правовых категориях должны быть крайне осторожными. Мы не можем обойтись без трактовки, истолкования данных терминов, поскольку их се-мантика гораздо более многозначна, чем в наше время. Но перед нами не просто лингвистическая замена одних вербальных обозначений правовых понятий на другие, а иная система отношений, которую современному чело-веку улавливать сложно» [Филюшкин, 2006].
Источников средневекового права два - прецедент и аналогия . Пере-водные законы, которые на Руси были известны (Эклога, Номоканон, отрыв-ки из Земледельческого закона), приживались плохо и распространения не получили. Механизм генезиса политической и правовой культуры был иной, чем в новое время: нельзя было привнести политико-правовые нормы, они обязательно должны были иметь ясную и общепонятную аналогию в полити-ческой и правовой практике эпохи.
Поэтому представляется, что правильнее будет говорить об общих корнях данных категорий, использовавшихся в Византии, на Руси, в Европе - и эти корни искать в христианских текстах. То есть одинаковый источник по-рождал одинаковое прочтение и использование в обществах, находящихся примерно на одной стадии развития. Можно лишь говорить, что их надо ис-
кать как в сфере политической практики эпохи (прецеденты), так и в Св. Пи-сании и святоотеческих текстах [Филюшкин, 2006, с. 23-24].
Принятая в обычном праве отсылка на прецедент (исторический, юри-дический и т.п.) оказывается главным аргументом в "Московской повести о походе Ивана III Васильевича на Новгород". Этот текст посвящен конкрет-ному событию, исторически очень важному, -фактически окончательному подчинению Новгорода московской великокняжеской власти в 1471 году (формально уничтожение Новгородской республики произошло семь лет спустя, в 1478 году).
Уговоры верных Москве новгородцев и самого князя московского ос-новываются на той мысли, что якобы Новгород издавна принадлежит как вотчина великим князьям московским. Непризнание этого есть нарушение издревле принятого и освященного традицией закона:
[Мнение новгородцев]... Мнози же отъ нихъ старии посадници и тысячсюе и лучшiе люди тако же и житили глаголаху къ нимъ: «Не лзь люди тако быти яко же глаголите за короля нам дати ся и архиепископа поставити от его митрополита, латинина суща. А из начала отчина есмы тьхъ великихъ князм, от пьрваго великаго князя нашего Рюрика, его же по своеи воль взяла земля наша изъ Варягъ княземъ себь и съ двумя браты его. По томь же пра-внукъ его князь велиюи Владимир крьсти ся и все земли наша крьсти: Русь-кую и наш Славьньскую и мьрьскую, и кривичьскую... , и прочая. И от того святаго великаго князя Владимира дожи и до сего господина нашего великаго князя Ивана Васильевича за латиною есмя не бывали и архиепископа от нихъ не поставливали себь, яко же вы нынь хотите ставити от ГригорiЯ, на-зывающа ся митрополитом Руси, а ученик-то Исидоровъ сущш латининъ...» [ПВУ по ПЛДР, 2-я пол. XV в., с. 378].
Знаменательно, таким образом, что великий князь московский Иван III Васильевич использует подобные же аргументы:
... "Отчина моя есте люди новгородьстш из начала: отъ дьдъ, от прадьдъ нашихъ, от великаго князя Владимира, крьстивъшаго землю Русь-кую, от правнука Рюрикова, от пьрваго великаго князя в земли вашеи..." [ПВУ, с. 378].
Далее идет идеологически обоснованнный обман: ...И отъ того Рюрика, да иже и до [здесь, видимо, в значении „до-же'='вплоть до...' - авторы] сего дьни знали единъ (sic!) родъ тьхъ великихъ князеи, преже юевскихъ, до великого князя Дмитрья Юрьевича, Вьсеволода Владимирьскаго, а от того великаго князя до иже и до мене родъ ихъ, мы владьемъ вами и жалуемъ васъ, и боронимъ отвсьль , а и казнити волны же есмы, коли на нас не по старинь смотрити почьнете... [ПВУ, с. 378].
Способ оценки "с давних пор это было так" - по сути риторический способ убеждения с целью добиться большего эффекта в процессе внедрения новых идеологических представлений. Конечно же, это была попытка выдать
желаемое за действительное: как известно, новгородская независимость к XV в. стала для московских князей значительной проблемой. Даже после офици-ального присоединения в 1478 году новгородская проблема не была решена. В Новгороде сохранились Монетный двор и собственная денежная система ("новгородки"), лишь искусственно приравниваемые к московским. Отлича-лась от московской и система обложения податями. Наместники под покро-вительством Москвы обладали правом дипломатических сношений с север-ными и северозападными соседями ([Соловьев, 1961, с. 45-63]; [Зимин, 1982, с. 76-92]).
Однако в титуле главы русского государства именно после завоевания Новгородской земли появился термин «князь Руси», да и в придачу еще и «всея». «Это местоимение не столько констатировало факт , сколько обнародовало притязания главы княжества» [Хорошкевич, 2003, с. 58].
По мнению средневековых дипломатов , ссылка на прецедент - сильный аргумент во время титулатурных споров. Например, во время переговоров 1549 г . с Литвой русской стороне не удалось добиться признания царско-го титула. При оформлении перемирной грамоты, в котором участвовал дьяк Бакака Карачаров, Иван Висковатый и литовский писарь Глеб Есман , про-изошел непредвиденный боярами казус: писарь Глеб Есман отказался титу-ловать Ивана IV царем, ссылаясь на то, что в предшествующем перемирии такого титула не было. Карачаров и Висковатый утверждали, что титул весь-ма древний, восходящий к Владимиру Мономаху. Возможно, как считают некоторые исследователи, именно этот эпизод положил начало использова-нию «Сказания о князьях Владимирских» в международной практике для обоснования царского титула ([Дьяконов, 1889, с. 52-83]; [Хорошкевич, 2003, с. 65-78]).
Обращение к «старине», к традициям как к сильному аргументу в обосновании властных номинаций характерно и для текстов времен Смуты.
Главным свидетельством истинности , "тождества" русского православ-ного царя как Помазанника Божия должно быть доказательство богоустанов-ленности его власти. Поэтому не случайно "путь" прихода к власти того или иного царя очень подробно обсуждается во всех Повестях Смутного време-ни. Как уже отмечалось, подлинная царская власть понимается как власть, установленная свыше. Повести Смутного времени представляют разные спо-собы доказательства этого положения. Например , Иван Тимофеев ставит знак равенства между сотворением Адама и Евы и "поставлением" над "вся-кой тварью" царя:
...Иже рукою Божиею древле праотцы наши сотворены быша, супругъ первыи Адамъ со Евою, ... тъмъ же сеи [т.е. царь - авторы] надо всъми быв-шими яко царь самовластенъ поставися твари всеи, ему же птицы, зверiе же и гады вси страхомъ повиновахуся въ покорение, яко же своему Сотворите-лю, Владыцъ всъхъ и Господу [ВИТ, стлб. 261].
Очевидно, главным в престолонаследии было соблюдение "древних благоустановлений законных" и соблюдение "добрых обычаев". Этим обстоятельством вызваны подробные описания "корня по коленству" благочестивого царя. Важно отметить, что при соблюдении "добрых обычаев" условие законности власти (законности не в социально-политическом смысле, а с точки зрения закона Всевышнего), оценка царя как "благочестивого", "добро-го", "благого" и еще ряд положительных оценок просто присутствует в пре-зумпции высказываний книжника. Благочестивым, по представлениям, на-пример, дьяка Ивана Тимофеева, царь является не потому, что он действи-тельно вел исключительно благую жизнь (точнее, это и было так для Ивана Тимофеева, но не было релевантно), а потому, что он был царь, данный Рос-сии Богом ("хороший" царь - законный царь, "прямой"). Ср.:
...благоданну царю сына, иже всего великого Роаею господьствующа, государя Васил1я Ивановича, великаго князя и царя корень по колънству и мужъ прародителей своихъ прозябения готовъ, помазанъ къ царству на столъ его и не проходенъ до здъ лътъ и конец отъ рода в родъ, въчное благородие ему бъ отческое... [ВИТ, стлб. 269];
...но отъ самого Августа Цесаря Римскаго и обладателя вселенною, влечахуся во своя роды, яко день днесь, паче же сроднаго естества причтеся по благочьстии преже его благовърнымъ бывши; благочестивыхъ благочестивнъиши законно же и святолъпно сынови отъ отецъ поднесь про-исхождаху... [ВИТ, стлб. 270].
Здесь древность происхождения царя и непрерывность царственных поколений доходит почти до крайности, впадая, во-первых, чуть ли не в язычество, поскольку Цезарь был римским императором-язычником, во-вторых, в неправдоподобие по отсутствию каких-либо письменных и исторических свидетельств, которые бы оправдывали подобные пассажи. Кроме законного наследования власти, в текстах Смутного времени обсуждаются и способы нелигитимного получения власти.
В повести о том, "како восхыти неправдою на Москве царство Борис Годунов..." присутствует оценка, выраженная и ситуативно, и через отдель-ные лексемы "восхыти", "неправдою". И в этой ситуации книжник использу-ет прием историко-логического доказательства, который ранее использован в положительной оценочной ситуации: обращение к библейской и общей исто-рии с уподоблением и ситуаций, и персонажей и последующим имплицит-ным или эксплицированным сравнением. Человек, по воле своей возжелав-ший царского земного престола, так же порицается, как осуждается архангел-Денница, возжелавший престола небесного. Такое приравнивание действий "непрямого" претендента на престол к ситуации с "древним сатаной" вполне понятно , так как власть царя на земле в целом подобна власти Бога во все-ленной. Ср.:
...Аки сатана возжелалъ подобенъ быти небесному царю и сей Борисъ восхотълъ царскаго имени себъ получити... [РИБ, стлб. 758].
В этом же ряду уподоблений сравнение самозванца с антихристом во "Временнике":
...врагъ же обаче, а не человъкъ бывая словеснаго существа оболкся въ плоть антихристъ... [ВИТ, стлб. 366].
Как видим, система доказательств законности номинации власти включает в себя прецедент и аналогию. Кроме того, регулярно используется обращение к христианским этическим законам. Теократического типа христианство развивается в России как стремление к гармонии духовной и светской власти (-'симфония властей"). Государственная власть понимается как священная миссия. Власть должна принять на себя церковные задачи. Именно поэтому церковная мысль занимается построением национальной идеологии. Это представление о симфонии властей вырастает из общего теократическо-го принципа христианства и понимается «в духе мистического реализма как учение о двойственном строении мирового (и исторического) бытия» [Зень-ковский, 1989, с. 46]. Б.А.Успенский не раз подчеркивал, что «восстанавли-вая Византийскую империю в Московском государстве, русские ориентиро-вались не на реально существующую традицию, но на свое представление о теократическом государстве: идеология при этом играла куда более важную роль, чем реальные факты» [Успенский, 2000, с. 27].
Московское царство, подобно византийскому, - оплот православия. И потому властитель царства есть защитник правоверия. К примеру, в московских текстах о походе князя на Новгород жестокое подавление новгородцев обосновывается необходимостью защиты православной веры от латинян.
Известие о том, что в Новгороде возникают настроения и желания об-ратиться к королю польскому и великому князю литовскому Казимиру, вы-звало ответные жесткие меры со стороны московского князя.
Московский текст повести насыщается эксплицированной оценочно-
стью:
...И тако възмятеся весь градъ ихъ и восколъбашеся яко пьяни: овии же хотяху за великого князя по старинъ к Москвъ, а друзи за короля къ Литвъ ... [ПВУ, с. 378].
То , что защита православия, по традиции того времени, считалась главной задачей не только религиозной политики, но и государственной, подтверждает тот факт , что русские послы и дипломаты в общении с протес-тантами должны были в титулации русского царя обязательно использовать слово «православный».
Неслучайно русский посол в Швеции И.Е. Шарапов, согласно наказу от июля 1557 г., должен был именовать Ивана IV «православным царем русским», что в сношениях с другими государствами встречается не так часто [Хорошкевич, 2003, с. 61].
Этические аргументы использовались и в случае временного отступле-ния русских в титуларных войнах. Рассмотрим эпизод переговоров Москов-ского княжества с Литвой в 1549 г.
Как известно, во время переговоров 1549 г. русской стороне не удалось добиться признания царского титула. Русские дипломаты оказались перед альтернативой: либо разрывать мирные переговоры, настаивая на признании царского титула, либо ценой отказа от него возобновить перемирие с Вели-ким княжеством Литовским. «Царь и великий князь о том говорил много с бояры, пригоже ли имя его не сполна написати» [ПСРЛ, Т. XIII, с. 151, 177]. А.Л. Хорошкевич обращает внимание на сам факт такого обсуждения. «Царь, которого в историографии называют... самодержцем, в решении весьма существенного для него и для судеб страны титулатурного вопроса обращается к мнению бояр» [Хорошкевич, 2003, с. 74]. 2 февраля 1549 г. Дума настаива-ет: необходимо настаивать на включении в текст перемирия царского титула. Однако 5 февраля после решительного повторного отказа со стороны литовской стороны выполнить это требование бояре признали позицию Литвы, опираясь на этические аргументы: (1) «что ныне для недругов крымского и казанского пригоже несполна написати» и (2) «и которые крови христиан-ские прольютца за одно имя, а не за земли, ино от Бога о гресе сумнетелно». Был еще и политический аргумент, оправдывающий решение бояр не бо-роться за признание легитимности царского титула: «против трех недругов стояти вдруг истомно». Таким образом, в русском экземпляре грамоты, кото-рый был отослан королю, царский титул был написан полностью , а «литов-ский противень» (равноправный экземпляр) писали «по старине» [Хорошке-вич, 2003, с. 75].
Итак, титул «царь» меняет перспективу русского государства. Происходит смена политико-культурной ориентации и вследствие этого корректировка прошлого страны и выстраивание нового образа московского царства. Русский политический дискурс XV-XVII вв. был своеобразной «лабораторной площадкой» по выработке политико-правовых представлений православного государства о сущности верховной власти. Политический дискурс, связанный с титулацией верховной власти, посвящен проблемам легитимации нового титула русского правителя. Обсуждаются соотношения права и нравственности, прямого, истинного правителя и самозванства, отрабатываются идеологические принципы аргументации легитимации титульных номинаций властей «истинного православного царства».
Библиографический список
1. Дьяконов М. Власть московских государей. Очерки из истории поли-тических идей Древней Руси до конца XVI в. - СПб., 1889.
2. Зеньковский В.В. История русской философии. - Париж: YMCA-Press, 1989. - Т. 1, 2.
3. Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории). - М.: Мысль, 1982. - 336 с.
4. Соловьев С.М. История России с древнейших времен: в 15 кн. Кн. V. (Т. 9-10). - М.: Соцэкгиз, 1961. - 756 с.
5. Успенский Б.А. Царь и император: Помазание на царство и семанти-ка монарших титулов. - М.: «Языки русской культуры», 2000.
6. Филюшкин А.И. Титулы русских государей / А.И.Филюшкин. -М.; СПб.: Альянс-Архео, 2006. - 256 с.
7. Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений се-редины XVI в. - М.: Древлехранилище, 2003. - 620 с.
Источники
1. ПСРЛ - Полное собрание русских летописей. Том XIII. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновской летописью. СПб.: в ти-пографии И.Н. Скороходова, 1909.
2. ПВУ - Московская повесть о походе Ивана III Васильевича н Новго-род // Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV века. М.: Художественная литература, 1982. - С. 376 - 402.
3. ВИТ - Временник Ивана Тимофеева // Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени / Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею. Т. XIII. Изд. 2-ое. -СПб., 1909.
454
