ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Редакторы раздела:
ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЖАТКИН - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой перевода и перевоведения Пензенской государственной технологической академии (г. Пенза) ЛАРИСА МИХАЙЛОВНА ВЛАДИМИРСКАЯ - доктор филологических наук, профессор Алтайской академии экономики и права (г. Барнаул)
УДК 821.161.1
Alekseev P.V., Cand. of Sciences (Philology), Senior Lecturer, Department of the Russian Language and Literature, Gorno-Altaisk
State University (Gorno-Altaisk, Russia), Е-mail: [email protected]
TYPES OF A RUSSIAN TRAVELER IN THE ORIENTAL WORLD THROUGH THE WORKS BY NIKOLAI LESKOV. The article observes a problem of typology of the Russian people in the Oriental space in Nikolai Leskov's orientalism. N. Leskov made a great contribution to the history of Russian orientalism in the second half of the XIX century by creating two types of a Russian traveler in the eastern world. He described these two types of a traveler in his works that first appeared in 1873 and then twenty years later: in a story called "The Enchanted Wanderer" (1873), which is structurally could be determined as "a travelogue in a travelogue", and an essay named "Inspirational tramp" (1894), which is itself a literary analysis of the history of Russian oriental travelogue. These two works are different on the level of their genre, both historical and literary context, but have a common principle of orientalization of the space and a concept of the Russian people, who are forced to perform endless moving in it, experiencing a certain evolution and looking of their path from good to evil.
Key words: Nikolai Leskov, Russian orientalism, Oriental travelogue, Inner Oriental world.
П.В. Алексеев, канд. филол. наук, доц., доц. кафедры русского языка и литературы Горно-Алтайского
государственного университета, г. Горно-Алтайск, E-mail: [email protected]
ТИПЫ РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА НА ВОСТОКЕ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.С. ЛЕСКОВА
В статье рассматривается типология русского человека на Востоке в ориентализме Н.С. Лескова. Н.С. Лесков внёс большой вклад в историю русского ориентализма второй половины XIX века формированием двух типов русских путешественников на Востоке, описанных им с разницей в двадцать лет: в повести «Очарованный странник» (1873), который структурно можно определить, как травелог в травелоге, и очерке «Вдохновенные бродяги» (1894) - литературно-художественный анализ истории русского ориентального травелога. Разные по жанру и историко-литературному контексту, эти произведения Лескова объединены принципом ориентализации пространства и русского человека, вынужденного осуществлять в нём бесконечное движение, испытывая определенную эволюцию и метания от добра к злу.
Ключевые слова: Н.С. Лесков, русский ориентализм, ориентальный травелог, внутренний Восток.
Статья подготовлена при финансовом содействии гранта Президента Российской Федерации для поддержки молодых российских ученых МК-1840.2014.6
Ориентализм Н.С. Лескова - малоисследованная проблема, в особенности это касается типов русских путешественников в пространстве внутреннего и внешнего Востока. Мы предлагаем выделить два главных типа русских путешественников на Востоке - странник и бродяга. Бродяга, как известно, внесоциальный элемент. Избирать главным героем повести не путешествующего дворянина, а человека низшего сословия, который презирает общественные устои, в «Очарованном страннике» (1873) было так же сомнительно с точки зрения охранительной идеологии, как и в 1849 году, когда славянофил И.С. Аксаков, автор поэмы «Бродяга», был вынужден давать объяснение в III Отделении, почему он «беспаспортного человека выбрал в герои» [1, с. 132]. Флягин -принципиально новый тип русского путешественника на Востоке XIX века в силу того, что он открывает внутренний Восток через призму парадоксальных суждений русского ориентализованного дикаря.
Этот тип значительно отличается от других путешествовавших крестьян-авантюристов, например, от Д.И. Цикулина, чьё путешествие на Восток (Персию, Палестину, Египет, Индию) началось в 1808 году и закончилось спустя тринадцать лет [2] также фантастически бессмысленно как и Флягина и Баран-щикова с эпизодами плена у мусульман, ограблениями, раз-
боем, испытанием веры. Флягин принципиально чужд логике меркантилизма, но откровенно вписывается в дискурс русского колониализма. Как справедливо заметил А. Эткинд, отличие русского дикаря Флягина от западноевропейских ориентализо-ванных дикарей заключается в том, что он является не только колонизуемым, но и колонизатором (сюжеты укрощения коня, крещения татар под страхом фейерверка, участие в колониальном захвате Кавказа и др.), поэтому он может говорить за себя самостоятельно [3, с. 352 - 353], разрушая будущие ориента-листские построения Э. Саида. Вот только верить его словам нет никакой необходимости. Иронически отстраненная позиция Лескова по отношению к своему персонажу заметна с самого начала повести (Флягин сбивает с толку добропорядочных слушателей своей монашеской одеждой, в то время, как он всего лишь кучер при монастыре) и обозначается в конце (когда даже монахи не поняли, кто он такой, продолжая использовать его, как и все прочие, конэсэром). Интрига в том, кто же таков этот самозваный монах, не решается и не может быть разрешима потому, что Лесков с присущим ему писательским мастерством создал противоречивый и незавершенный литературный тип, включенный во множество дискурсивных планов: древнерусской литературы, апокрифических легенд, хожений, народных
былин, авантюрных романов, сентиментальных путешествий и духовных притч.
Хронологически «Очарованный странник» предшествует очерку о вдохновенных продягах, но целостный взгляд на ориентализм Лескова требует ретроспективного обзора: от чётко обозначенного скептицизма в отношении русских авантюристов на Востоке 1894 года к сложному синкретическому образу русского богатыря-богоискателя-авантюриста Флягина. Это позволит понять не только эволюцию образа русского человека на Востоке, но и ориенталистские элементы образа Ивана Флягина, которые при имманентном анализе повести остаются не проявленными: номадизм, азиатское влечение к лошадям, презрительное отношение к своим азиатским жёнам и детям, рассуждение о способах обращения дикарей в православную веру, влечение к восточной женщине (цыганке Груше) и др.
В десятом номере литературного журнала «Северный вестник» за 1894 год был опубликован последний крупный очерк Н.С. Лескова под названием «Вдохновенные бродяги», фактический рубеж тридцатипятилетней писательской карьеры. Можно сказать, что этот художественно-публицистический текст о правде и вымысле в русском ориентальном травелоге имеет ключевое значение для понимания эволюции сквозной темы его творчества - темы скитальца (бродяги, пилигрима, беглеца, отщепенца, сектанта, раскольника), развивавшейся в рамках более крупной темы - «праведничества». Очерк «Вдохновенные бродяги» завершает эту тему, наиболее полно выраженную в повести «Очарованный странник», и демонстрирует важные особенности творческого метода Лескова: хорошее знание народных психотипов, скептицизм, внимание к деталям, публицистичность, интертекстуальность и использование явных и скрытых автореминисценций.
Явным поводом для написании очерка послужило два события: недавний скандал с африканским походом самозванно-гго «конкистадора» Н. Ашинова, едва не спровоцировавшего русско-французскую войну, и публикация в 1894 году в журнале «Московского Общества Истории и Древностей» двух челобитных со «скасками» И.С. Мошкина и Я.В. Быкова, в истинность которых славянофильская общественность опять легко уверовала по той простой причине, что, как и в случае с Ашиновым, Мошкин демонстрировал страстную любовь к отечеству и вере, которую не поколебать никакими испытаниями судьбы: ни пленом у турок, ни принятием католического «сакрамента», ни искушениями коварных европейцев, наперебой зазывавшими на службу уникальных русских бродяг. Поздний Лесков не верит в патриотизм и богатырскую отвагу хвастливых бродяг: «При императоре Петре I, с изменением, происшедшим в понимании русских людей, "скаски" вдохновенных бродяг потеряли своё значение в обществе: невежественные люди ими ещё интересовались, но петровские грамотеи, ознакомившиеся с лучшими произведениями, перестали интересоваться "бродяжными баснями". А главное, деловитый царь не любил потворствовать глупостям, и "скасочников" прямо стали называть неучтиво "бродягами" и бить батогами» [4].
Необходимо заметить, что интерес Лескова к этим историческим персонажам имеет исключительно литературный характер. Формируя тип «вдохновенного бродяги», Лесков отмечает присущую ему нарративную стратегию, приближенную к персонажу его собственного воображаемого травелога «Очарованного странника»: всё та же «манера бедниться, канючить и выставлять на вид свою удаль, хвалить верность, благочестие и свои страдания», то же потворство внутренним импульсам и инстинктам, преступные наклонности и «вдохновенное» желание убедить («очаровать»)
Библиографический список
людей в своей исключительности. Как в случае с Баранщиковым и Мошкиным, так и в случае с Флягиным, единственной нормой внутренней жизни персонажа становится случайность - именно это тотальное «безразличие к добру и злу», по мысли Б. Эйхенбаума и П. Громова, «отсутствие внутренних критериев и гонит странника по миру» [5, с. 17].
Лесков ни разу не упоминает Флягина, но это не значит, что в этот раз он изменяет своему творческому принципу автореминисценций: вероятной причиной тому является тот факт, что Лесков говорит о правде и вымысле в реальный травелогах, имевших большой общественный резонанс, тогда как его «Очарованный странник» из этой проблемы выпадает. Для современных читателей не было никакой необходимости прямо упоминать Ивана Флягина, поскольку он и так подразумевался в дискурсе обсуждаемой темы как выдуманный персонаж со своей выдуманной историей.
Очерк 1894 года чрезвычайно важен для исследования ориентализма «Очарованного странника» в том отношении, что он не позволяет замкнуть тип Ивана Флягина в рамках проблематики «праведничества»: мы полагаем, что в начале 1890-х годов Н.С. Лесков переосмыслил образ странника, сформировав допущение корыстного вымысла в воображаемом травелоге Флягина, позволяя пытливым читателям увидеть в нем не исповедь, а «скаску». Таким образом, тип вдохновенного бродяги - не отрицает, а дополняет созданный им ранее тип очарованного странника.
Для того чтобы доказать, что ориентальные травелоги Ба-ранщикова, Мошкина и Ашинова - плод хвастливой и корыстной фантазии, Лесков использует метод уже неоднократно проверенный им в публицистических спорах (яркий пример - ответ К. Леонтьеву о «ереси» Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого [6]): он тщательно анализирует текст и разрушает его истинность, опираясь на зафиксированные в нём противоречия. Больше всех из этой троицы Лескова занимает образ нижегородского мещанина Ба-ранщикова. Это видно не только по тому, что ему посвящена значительная часть очерка, но и по тому, что Баранщиков - первый опыт, по мнению Лескова, в российской истории шантажировать общественность при помощи книги.
Сомнение в достоверности рассказа странника должно стать отправной точкой в интерпретации типа Ивана Флягина, который после публикации «Вдохновенных бродяг» оказывается эксплицитно сближен с образами Мошкина, Баранщикова и Ашинова - типичных авантюристов, для которых дискурс траве-лога служил не эстетическим возвышением правдоискательства, а оправданием своих неблаговидных поступков. Самая возможность оправдания антиобщественного поведения, убийств и повсеместной лжи обусловлена тем, что всё это происходит в дискурсе ориентализма, поскольку формируется дистанция между поведением европейца и антиповедением дикаря.
Русский ориентализм Лескова формирует взаимосвязанные пространства Запада и Востока, где азиатские окраины Российской империи, Кавказ, Турция, Европа и др. пункты на карте реальных и литературнх путешествий подвергаются процессу ориентализации в ситуации постоянной нарративной игры «с героями, читателями и авторской позицией» [3, с. 352 - 353]. В этом отношении Флягин - новое типическое явление в русском ориентальном травелоге XIX века - это не странствующий романтик или поэт, обладающий правом «вольности дворянской» -это самоориентализованный дикарь, который помогает прогуливающимся по Ладожскому озеру европейцам осуществить, не сходя с места, воображаемое путешествие по просторам все расширяющейся Российской империи.
1. Аксаков И.С. Примечание к докладной записке по делу о запрещении газеты «Москва» в 1-м Департаменте Правительствующаго Сената. Е.А. Боратынский: Материалы к его биографии. Из Татевского архива Рачинских. Петербург: Тип. Имп. акад. наук, 1916.
2. Необыкновенные похождения и путешествия русского крестьянина Дементия Иванова Цикулин а в Азии, Египте, Восточной Индии с 1808 по 1821 г., самим им писанные. Северный архив. Санкт-Петербург, 1825; 8-9.
3. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. Москва: Новое литературное обозрение, 2013.
4. Available at: http://az.lib.rU/l/leskow_n_s/text_0390.shtml
5. Громов П., Эйхенбаум Б. Н.С. Лесков. Очерк творчества. Лесков Н.С. Собрание сочинений в 11 томах. Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957; Т. 1.
6. Лесков Н.С. Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви). Н.С. Лесков о литературе и искусстве. Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1984: 111 - 127.
References
1. Aksakov I.S. Primechanie k dokladnoj zapiske po delu o zapreschenii gazety «Moskva» v 1-m Departamente Pravitel'stvuyuschago Senata. E.A. Boratynskij: Materialy k ego biografii. Iz Tatevskogo arhiva Rachinskih. Peterburg: Tip. Imp. akad. nauk, 1916.
2. Neobyknovennye pohozhdeniya i puteshestviya russkogo krest'yanina Dementiya Ivanova Cikulin a v Azii, Egipte, Vostochnoj Indii s 1808 po 1821 g., samim im pisannye. Severnyj arhiv. Sankt-Peterburg, 1825; 8-9.
3. 'Etkind A. Vnutrennyaya kolonizaciya. Imperskij opyt Rossii. Moskva: Novoe literaturnoe obozrenie, 2013.
4. Available at: http://az.lib.ru/l/leskow_n_s/text_0390.shtml
5. Gromov P., 'Ejhenbaum B. N.S. Leskov. Ocherk tvorchestva. Leskov N.S. Sobranie sochinenij v 11 tomah. Moskva: Gosudarstvennoe izdatel'stvo hudozhestvennoj literatury, 1957; T. 1.
6. Leskov N.S. Graf L.N. Tolstoj i F.M. Dostoevskij kak eresiarhi (Religiya straha i religiya lyubvi). N.S. Leskovo literature iiskusstve. Leningrad: Izdatel'stvo Leningradskogo universiteta, 1984: 111 - 127.
Статья поступила в редакцию 19.11.15
УДК 81. 42
Arsenyeva T.E., Cand. of Sciences (Philology), Head of Information Group, Information Policy Department, National Research
Tomsk State University (Tomsk, Russia), Е-mail: [email protected]
Volkova A.A., Cand. of Sciences (Philology), researcher, Exploratory Research Laboratory, National Research Tomsk State
University (Tomsk, Russia), Е-mail: [email protected]
ON THE PROBLEM OF CREDIBILITY OF THE CONTENTS OF EDUCATIONAL RADIO DISCOURSE (WITH REFERENCE TO "WE SPEAK RUSSIAN" SHOW). Socio-cultural changes taking place in recent decades in Russia significantly influenced the public consciousness and culture in general. The usage of authoritative sources at a educational radio show about the Russian language contributes to the implementation of several culture-forming tasks: it provides a versatile approach to language issues, represents an expert opinion on the issue, form the image of the program as a striving for objective presentation of information. Radio texts and media communications as a whole not only bring new realities and new concepts to the modern Russian language that complicate its perception and understanding of the audience, but also provide an opportunity to clarify some aspects of the language problem, create an enlightened cultural linguistic identity. The study is supported by the RFH, project number 14-34-01022.
Key words: mass media, radio, perception and understanding, authoritative source, communicative tactics.
Т.Е. Арсеньева, канд. филол. наук, начальник отдела информации, Управление информационной политики
Национального исследовательского Томского государственного университета, г. Томск, Е-mail: [email protected]
А.А. Волкова, канд. филол. наук, научный сотрудник, Лаборатория поисковых исследований Национального
исследовательского Томского государственного университета, г. Томск, Е-mail: [email protected]
К ПРОБЛЕМЕ АВТОРИТЕТНОСТИ КОНТЕНТА В ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОМ РАДИОДИСКУРСЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОГРАММЫ «ГОВОРИМ ПО-РУССКИ»)
Исследование проводится при поддержке РГНФ, номер проекта 14-34-01022
Социокультурные изменения, происходившие на протяжении последних десятилетий в России, существенно повлияли на общественное сознание и культуру в целом. В просветительской радиопрограмме о русском языке обращение к авторитетному источнику способствует реализации сразу нескольких культуроформирующих задач: обеспечивает разносторонний подход к языковым вопросам, представляет экспертное заключение о проблеме, формирует имидж программы как стремящейся к объективной подаче информации. Радиотексты, и медиакоммуникация в целом, не только привносят в современный русский язык новые реалии и новые понятия, усложняющие его восприятие и понимание аудиторией, но и дают возможность внести ясность в некоторые проблемные аспекты языка, сформировать культурную просвещённую языковую личность.
Ключевые слова: средства массовой информации, радио, восприятие и понимание, авторитетный источник, коммуникативная тактика.
Важные социокультурные изменения, происходившие на протяжении последних десятилетий в России, существенно повлияли на общественное сознание и культуру в целом. Эти изменения выразились в языковом сознании, в речевом поведении носителей языка, повлияли на язык художественной литературы и культуры, на язык средств массовой информации [1].
Одной из важных характеристик современного качественного средства массовой информации является стремление всегда сопровождать свой контент указанием источника, и СМИ, формирующие просветительский дискурс, - не исключение. Современный человек вынужден существовать в условиях постоянного информационного натиска: потоки разнообразных сообщений обрушиваются на него, как минимум, через СМИ и интернет. И жизненно необходимым становится умение ориентироваться в этом потоке, применять критический подход. Задача авторов просветительских проектов - помогать адресатам в формировании достоверной информационной картины по самым разным вопросам. «Результатом диалогического взаимодействия, ведущего и слушателя, то есть применяемых ими коммуникативных тактик, становится реализация различных культуроформирую-щих функций программы: информативной, интеллектуальной, эстетической, этической, познавательной» [2].
Коммуникативная тактика обращения к авторитетному источнику, использования компетентного мнения является частотной в просветительском радиодискурсе, в частности - о русском языке, что подтверждается материалами программы «Говорим по-русски» (радиостанция «Эхо Москвы»)
Все авторитетные источники, на которые ссылаются ведущие в радиопрограмме «Говорим по-русски», можно разделить на две группы: авторитетное лицо и справочные источники. К первым относятся специалисты в области лингвистики, люди, имеющие отношение к заявленной в радиопередаче проблеме, исторические личности и радиослушатели, которые участвуют в интерактивном общении. Имя и учёное звание приглашенных гостей является подтверждением их экспертного статуса. Ко второй группе относятся справочные источники: словари, интернет-ресурсы, электронные СМИ.
Коммуникативная тактика обращения к авторитетному источнику является неизменным атрибутом каждого выпуска «Говорим по-русски» и реализуется в программе путем использования трех коммуникативных ходов (КХ): КХ «маршрутизации», КХ характеристики источника, КХ использования нескольких источников.
Указание маршрута поиска источника (КХ «маршрутизации») включает в себя полное название источника, перечисление имён авторов, выходные данные, интернет-адрес, иногда и место, где можно приобрести издание. Ориентированные на представление полной и достоверной информации, ведущие практически каждое свое слово подкрепляют ссылками на справочные источники, словари и издания. Необходимость адресации заключена в самом объекте обсуждения - русском языке, четко формализованном системой правил, но в то же время предполагающего вариативность в некоторых аспектах: например, в постановке ударений, выборе синонимичных лексем и т.д.