CC BY
25
в.) // Предприниматели и предпринимательство в Сибири ^Ш-начало XX в.). Барнаул, 1995.
11. Романов Н.С. Летопись города Иркутска за 1881-1901гг. Иркутск, 1993.
12. Сборник РИО. СПб., 1911. Т. 134.
13. Соболева Т.Н., Разгон В.Н. Очерки истории кабинетского хозяйства на Алтае (вторая половина XVIII - первая по-
ловина XIX вв.). Управление и обслуживание. Барнаул, 1997.
14. ГАИО. Ф. 1, оп. 2, д. 21, л. 2-4об.; д. 777, л. 15-15об.
15. ГАИО. Ф. 1, оп. 2, д. 1732. л. 135.
16. ГАИО. Ф. 1, оп. 2, д. 1738. л. 200-203об.
17. ГАИО. Ф. 70, оп. 1, д. 1094, л. 1.
УДК 808.2(092)+808.2.09-3/4
ТИПОЛОГИЯ СОВРЕМЕННЫХ ХАРАКТЕРОВ В СОЦИАЛЬНОЙ ПРОЗЕ А.И. СЛАПОВСКОГО КОНЦА «НУЛЕВЫХ» (НА ПРИМЕРЕ РОМАНА «ПЕРЕСУД»)
Т.А.Дикун1
Иркутский государственный университет, 664003, г. Иркутск, ул. Карла Маркса, 1.
На примере романа «Пересуд» (2008) рассматриваются особенности прозы А.И. Слаповского как летописца социальной истории 1990-2000-х годов, фиксатора событий и социопсихологических тенденций, формирующих новые модели поведения. Показано, что аналитическая социальная проза создаётся под влиянием массового искусства с его законами организации занимательного повествования (триллер-хоррор-криминальный роман). Доказано, что динамическая интрига заражает эмоционально, беспощадный драматизм (никаких мелодрам), лаконичный, но точный психологизм заставляют задуматься о происходящих событиях и изменениях в социуме. Литература вновь становится свидетелем на суде истории. Реализм возвращается, но с учётом коммуникативных технологий массового искусства. Библиогр. 3 назв.
Ключевые слова: современная русская литература; актуальные проблемы общества; А.И. Слаповский; социальная психология; постмодернизм.
TYPOLOGY OF CONTEMPORARY CHARACTERS IN THE SOCIAL PROSE OF A.I. SLAPOVSKY OF THE LATE "ZERO" YEARS (ON THE EXAMPLE OF THE NOVEL "GOSSIP") T.A. Dikun
Irkutsk State University, 1 Carl Marx St., Irkutsk, 664003.
On the example of the novel "Gossip" (2008) the author examines the features of the prose of A. I. Slapovsky as a chronicler of the social history of the 1990-2000s, a recorder of events and socio-psychological trends forming new patterns of behavior. It is shown that analytical social prose is created under the influence of popular art with its laws of entertaining narration organization (thriller-horror-crime novel). It is proved that a dynamic plot catches emotionally, ruthless dramatic effect (no melodramas) and laconic but explicit psychologism forces to think about on-going events and changes in the society. Literature once again becomes a witness in the court of history. Realism returns, but with due account for communication technologies of popular art. 3 sources.
Key words: modern Russian literature; contemporary problems of society; A.I. Slapovsky; social psychology; postmodernism.
Проза конца «нулевых» отражает ситуацию преодоления постмодернистской релятивистской отчуждённости от актуальных проблем современности и поворот к жизнеописанию - фиксированию времени в его узнаваемых формах и определению типологии действующих лиц. Современные авторы исследуют крайне болезненные темы: к проблеме радикального протеста «потерянного поколения» обращается З. Прилепин («Санькя», 2006), о социальном расслоении и беззаконии пишет Б. Екимов («Предполагаем жить», 2008), о вырождении деревни и провинции - Р. Сен-чин («Ёлтышевы», 2009).
Особое место в ряду писателей современности занимает А.И. Слаповский. Главная тема его прозы -поиск современным человеком себя, своего назначения и места в мире. Слаповский - летописец социальной истории 1990-2000-х годов, фиксатор событий и социопсихологических тенденций, формирующих новые модели поведения. Так, например, в конце 90-х годов в газете «Известия» вышла серия очерков с фотографиями новых социальных типов и характеристиками их образа жизни, а энциклопедия «Российские оригиналы» включала набор от Адюльтерщика до Юбиляра, особняком был представлен тип «Я» в
1Дикун Татьяна Анатольевна, аспирант, учитель русского языка и литературы МОУ «Шелеховский лицей», тел.: 89501194923. Dikun Tatyana, Postgraduate, Teacher of the Russian language and literature of Municipal Educational Institution "Shelekhovsk y Lyceum", tel.: 89501194923.
форме «Сказа о бесконечном делении». Автор сначала коллекционировал индивидуумов переходного периода, представителей нового поколения, а когда начал выстраивать сюжеты, он воспользовался приёмами массового искусства.
А.И. Слаповский оперативно реагирует на перипетии современной истории, а некоторые его произведения становятся пророческими. В 2010 году вышел «Поход на Кремль» - роман-фарс о том, как мать с телом забитого милицией сына на руках идет искать справедливости у власти. К ней присоединяется группа друзей погибшего, так стихийно формируется про-тестно-похоронная процессия: брат другого усопшего решил, что покойный достоин лежать на Красной площади - и даже в самом Мавзолее. Тут уже и оппозиция надеется возглавить стихийное шествие. Постепенно со всей Москвы на Кремль надвигаются массы людей, и у каждой группы, у каждого человека своя цель. Люди ищут друг друга и попутно открывают что-то новое в себе, как будто обретают смысл существования. Но встреча власти с народом заканчивается ничем - им нечего сказать друг другу. Так роман предвосхитил волнения на Манежной площади в декабре 2010 года, вызванные предательским поведением правоохранителей и анархическим протестом молодёжи против очевидной несправедливости.
Слаповский как писатель социальной темы отнюдь не протестант с гражданским пафосом. Он не отрицает пророческую миссию литературы, не обличает настоящее, но рассматривает тенденции развития социума в условиях дегуманизации культуры, демонстрируя, что духовная деградация ведёт к истощению всех ресурсов - в том числе и витальных. Но от философско-психологических экспериментов 90-х годов (романы «Первое второе пришествие», «Анкета») писатель переходит к нравоописанию. В «нулевые» А. Слаповский тяготеет к социальной прозе - литературе, анализирующей остроактуальные проблемы общества, освещая их в узнаваемой форме, что обеспечивает обратную связь автора с читателем.
Наша цель - оценить содержательные и художественные особенности аналитической социальной прозы, создающейся под влиянием массового искусства с его законами организации занимательного повествования (триллер, хоррор, криминальный роман), и выявить соответствие типологии характеров героев А.И. Слаповского закономерностям, описанным в социальной психологии.
В качестве объекта исследования выбран роман «Пересуд» (2008). После публикации текст был оценен как нечто новое в творчестве автора. Критики назвали его одной из самых страшных книг последнего времени. Сюжет прост, но развивается как психологический триллер: пятеро сбежавших преступников устраивают «пересуд» в захваченном ими междугородном автобусе. Пассажирам предложено выступить в роли судей, но им необходимо принять решение, от которого будет зависеть их собственная жизнь.
По жанру роман близок к триллеру, цель которого - «вызвать у зрителей или читателей тревожное ожидание, беспокойство, страх». В триллере время дви-
жется вперед, к катастрофе. С хоррором произведение сближает «психопатологический характер действий, демонстрация сцен насилия, крови, картина борьбы добра со злом, где этот процесс выражает схема «палач - жертва», где в качестве палача может выступать сам человек и его девиантные отклонения (безумцы, психопаты, маньяки, убийцы и т. д.)» [3]. Но цель писателя не власть над читателем.
А.И. Слаповский обращается к теме всеобщей ответственности за состояние страны. Модель действительности - захват власти криминалом (внутри автобуса), бессилие власти и безответственность силы, готовой выполнить не формальный, но витающий в воздухе приказ - уничтожить опасный объект, невзирая на жертвы. Модель общества - автобус-ковчег, собравший конформистов, протестантов, потенциальных и реальных насильников, грабителей, маньяков и садистов. Объединиться это «общество» не может даже для самообороны.
Дифференциация характеров в произведении А. Слаповского основана на гендерной идентификации: в произведении всего 23 персонажа, из них 7 женщин и 16 мужчин; принадлежности к определённой социальной группе: интеллигенты, рабочие, студенты, актёры, административные работники, пенсионеры; определении семейного положения: в основном персонажи - люди одинокие, разведённые, из неполных семей; национальной идентификации: все персонажи - русские, таким образом, описывается состояние нации. Кроме того, автору важно оценить особенности поведения различных возрастных групп: в произведении представлены все поколения: молодёжь (юноши), люди зрелого возраста, пожилые люди. Особое внимание уделено молодежи как социальной группе, находящейся в ситуации самоопределения: получение образования, начало трудовой жизни и трудоустройства, профессиональный рост и продвижение, создание семьи и т.д.
Особое место среди пассажиров отведено «пятерым работягам» - преступникам, которых везли на «пересуд». Это энциклопедия мотивов и целей - от случайных до патологических: Пётр Кононенко -угонщик, забирал у богатых и продавал богатым; Андрей Алексеевич Фёдоров - бывший олигарх, воспользовавшийся в собственных целях доходами простых граждан; Игорь Романович Маховец осуждён за разбои, убийства, участие в преступных группах, шайках, бандформированиях; Евгений Притулов - маньяк-насильник; Сергей Личкин (латентный убийца, который ждал своего часа), убийца невинных людей -свидетелей измены его невесты.
Рефлексии подвержен только один из них. За время заключения самые сложные метаморфозы сознания переживает Фёдоров (его «прототип» - сам Ходорковский): обида - чувство вины - презрение -отчуждение. Именно он размышляет о свободе и унижении: «Не лишение свободы самое страшное, хотя и оно страшно, а унижение - ежедневное, нарочитое, сладострастное...» [2, с.148]. Попытка объяснить свою невиновность заканчивается утратой бизнеса, сфаб-рикованностью дела и арестом близких людей. Но ис-
пытания несправедливостью лишь закаляют героя -во время «пересуда» он думает о Боге и душевном тепле, отчётливо понимая, что без Бога жить нельзя. Олигарх уже смирился с наказанием и готов отсидеть назначенный срок, но случайный побег всё меняет. Теперь он точно не вернётся...
В замкнутом пространстве в течение 8 часов раскрываются человеческие сущности всех - насильников и жертв насилия. Первоначально перед читателем предстают обычные люди, разные по роду занятий, жизненным приоритетам и принципам. Страх и бессилие заставляют их проявить новые качества, подчиниться обстоятельствам или чужой воле. Преступники, случайные и нацеленные на убийство, провоцируют агрессивность жертв. В свою очередь, агрессия пробуждает дремлющие и вдруг спущенные с предохранителя инстинкты устрашения, насилия и жестокости.
Управление стихийной толпой берёт на себя манипулятор-диктатор Маховец. Убийца устраивает пересуд, который постепенно превращается в суд над каждым из присутствующих пассажиров. Смертельная опасность постепенно объединяет абсолютно не связанных между собой людей в толпу. Как отмечает классик социальной психологии С. Московичи: «Люди толпы импульсивны и внушаемы, с одной стороны, и проявляют экстремистские настроения - с другой. Внушаемость говорит о том, что они уязвимы во всех своих побуждениях, во всех изначальных инстинктах и реагируют на все стимулы извне, не владея собой. Неизменная восприимчивость заставляет их откликаться на каждое событие внешнего мира и как следствие провоцирует на чрезмерные реакции» [1, с. 62]. Но писателю важно не констатировать поведенческую закономерность, а искать возможность спасения.
Строго отхронометрированное действие развивается стремительно, повороты ситуаций мгновенны, но общую гибель приближают не бандиты, а жажда власти и безответственные истерики пассажиров, то есть духовное нездоровье общества. В ходе расследования «невинные жертвы» превращаются в преступников. Оказывается, что у каждого из присутствующих свой «скелет в шкафу». Перед нами и бизнесменши-отравительницы, и убийцы, и провокаторы, и насильники. Значит, каждый виновен. Только не каждый осуждён и отправлен в тюрьму.
Внешний конфликт представляет собой столкновение бандитов и заложников, внутренний демонстрирует право на пересуд как мобилизацию общественной совести, нравственной воли, способности к сопротивлению. Но противостояние оказывается слишком пассивным. Постепенно нарастает взаимная агрессивность и эмоциональное возбуждение.
«Спонтанные ассоциации людей, подчиненные капризам физической среды, колеблющиеся между приступами гнева и энтузиазма, - пишет С. Москови-чи, - бесспорно, производят сильное впечатление. Но как восхитительны они в моменты сплочения, коллективного возбуждения и как ничтожны в час распада, депрессии, когда недостает стабильной структуры, чтобы собрать части в целое, сберечь опыт и обеспе-
чить преемственность» [1, с. 93]. Слаповский как будто читал эту характеристику, спасение не состоялось.
«Киношная» развязка (действие завершается ночью, в 02.30) сложна и не оправдывает ожидания читателя. Ситуация паники и состояние аффекта истеричной актрисы провоцируют убийство невинных. Погибают одна из «отравительниц», спровоцировавшая изнасилование девушка Вика, не смирившийся с ситуацией и способный на убийство Желдаков, хладнокровный убийца Маховец, олигарх Федоров, убийца поневоле Личкин. Случайными пулями были убиты мужественный водитель Козырев, добрый Курков и всепрощающая, какой и должна быть мать, старуха Татьяна Борисовна Лыткарёва.
Особый тип личности представляет юный и благородный Ваня Елшин, способный «.видеть наперёд слишком многое» [2, с. 142]. Если все другие жертвы находятся во власти желаний, преступных или спонтанных, то Ваня пытается анализировать ситуацию: «А Ваня Елшин - боялся. Презирал себя, негодовал на себя, но чувствовал страх даже физически - спазмами в животе, перехватами дыхания. Биением сердца. Неужели я такой тепличный? - с укоризной думал он о себе. Неужели моё сознание так легко переключается? <...> И тут Ваня вдруг понял, что боится не напавших преступников, а себя. Боится, что, когда они станут бесчинствовать дальше, в чем Ваня почти не сомневался, он не выдержит, не сможет остаться в стороне, ввяжется - и ввяжется робко, трусливо, и все это увидят. Вот от этого предчувствия и дрожит все в теле, от этого заранее тошно» [2, с. 95-96].
Чувство самосохранения подталкивает к совершению побега: «А Ваня - бежал. <...> от ужаса перед человеком, который его ударил, от ощущения неизбежности смерти, которое охватило его с того момента, когда он очнулся и ждал, что его добьют, уверен был, что добьют» [2, с. 141]. Но ответственность за ситуацию и жизнь других людей возвращает Ваню в автобус: «... Ваня, ты не сможешь жить, если будешь знать, что из-за тебя убили людей» [2, с. 142]. Молодой человек погибает ради спасения других.
В финале автор уклоняется от развёрнутых комментариев и поучений, скрывается за изображением самораскручивающегося маховика насилия, его приговор представленному социуму слишком суров: на гибель обречены те, кто способен нести ответственность за других (Козырев), прощать предательство (муж актрисы Курков), жертвовать собой ради спасения жизни невинных людей (Ваня), искренне верить в невиновность близкого человека (старуха Лыткарёва).
Случай оставляет жить закоренелых преступников (маньяк-насильник Притулов и современный Робин Гуд Кононенко), верующую и оправдывавшую детоубийство Любовь Яковлевну Белозерскую, её дочь Арину, согласившуюся на аборт, помышляющего о самоубийстве Илью Сергеевича Мельчука, истеричную, страдающую алкоголизмом актрису Наталью Стрекалову, наркомана Димона, бездейственного и безынициативного Тихона, «романтичную Чебурашку» Нину Ростовкину и Анатолия Тепчилина, детдомовца
и сироту. Такой пёстрый набор говорит об отсутствии «высшего смысла» - и вместе с ним трагедии.
Рок истребляет крайности добра и зла, выживают аморфные, а жизнь продолжается в примитивных формах. Безгеройность социальной прозы (в отличие от массовой литературы, в которой есть какой-никакой герой, поскольку она апеллирует к сказочному архетипу восприятия истории) звучит как диагноз и повод задуматься.
Смысл произведения, как всегда у писателя, приобретает философский характер. А. Слаповский пишет об актуальной современности, предлагает читателю оглядеться, всмотреться, вслушаться. Прежде всего, в себя. Автор мыслит глубоко и ответственно, переживая за человека. Миссия писателя - сказать правду и мобилизовать волю к сопротивлению распаду и несправедливости.
Роман, как и многие другие произведения А.И. Слаповского, увлекает драматичной фабулой, но автору важно подвести к нравственной истине: все вино-
ваты, но главная вина - пассивность и отсутствие сочувствия, солидарности. Неслучайно выбран сюжет с детективным элементом: замкнутое пространство и момент истины для каждого (как в хрестоматийном тексте А. Кристи «Десять негритят») - отсюда и всезнающий автор-повествователь. Но в то же время действие приобретает динамику фильма-катастрофы (быстрая перемена обстоятельств, обречённость лучших и выживание случайных). Как и положено социальной прозе, она мобилизует совесть, чему способствует динамическая интрига: беспощадный драматизм (никаких мелодрам) захватывает за живое.
Так эксплуатируется модель развлекательного текста - это концентрат хоррора-триллера-детектива-сериала, а его художественный эффект - нелицеприятный коллективный портрет нации. Литература вновь становится свидетелем на суде истории. Реализм возвращается, но теперь с учётом коммуникативного опыта массового искусства.
Библиографический список
1. Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психо- 2. Слаповский А. Пересуд: Роман. М.: Эксмо, 2008. 352 с. логии масс / http://readr.ru/sergh-moskovichi-vek-tolp.html (Большая литература).
3. Современная энциклопедия / dic.academic.ru
УДК 81-33
РОЛЬ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ В АНГЛИЙСКОМ ПАРОДИЙНОМ ФЭНТЕЗИ Т. ПРАТЧЕТТА «THE COLOR OF MAGIC»
Е.С.Дьяконова1
Северо-Восточный федеральный университет им. М.К.Аммосова, 677000, г. Якутск, ул. Белинского, 58.
Рассматривается роль интертекстуальности при реконструкции элементов архаической картины мира в английском фэнтези. Произведения английского фэнтези являются мультиреферентными интертекстами, содержащими моно- и полиреферентные цитатные заимствования. Источниками заимствования английского пародийного фэнтези стала индийская мифология, исландские саги, элементы реальной английской лингвокультуры. Интертекст в английском пародийном фэнтези соединяет в его содержательном пространстве сумму реконструированных референтных смыслов претекстов и создаёт связность и цельность всего текста. Библиогр. 5 назв.
Ключевые слова: текст; интертекстуальность; интертекст; референт; заимствования; цитата; смысл; связность; цельность.
THE ROLE OF INTERTEXTUALITY IN THE ENGLISH PARODY FANTASY «THE COLOR OF MAGIC» BY T. PRATCHETT E.S. Dyakonova
North-Eastern Federal University named after M.K. Ammosov, 58 Belinsky St., Yakutsk, 677000.
The article examines the role of intertextuality under the reconstruction of archaic world picture elements in the English fantasy. The works of English fantasy are multireference intertexts, containing mono- and polyreferential quotation borrowings. The sources of borrowings of the English parody fantasy are Indian mythology, Icelandic sagas, elements of current English linguoculture. The intertext of the English parody fantasy combines the amount of reconstructed reference pretext meanings in its intensional space, and creates the cohesion and integrity of the whole text. 5 sources.
Key words: text; intertextuality; intertext; reference; borrowings; quotation; meaning; coherency; integrity.
1Дьяконова Елена Сергеевна, старший преподаватель кафедры английской филологии Института зарубежной филологии и регионоведения, тел.: 89246618392, e-mail: [email protected]
Dyakonova Elena, Senior Lecturer of the Department of English Philology of the Institute of Foreign Philology and Regional Studies, tel.: 89246618392, e-mail: [email protected]
