Научная статья на тему 'Тип героя и особенности поэтики в повести удмуртского писателя И. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» («Как придет хорошая жизнь»)'

Тип героя и особенности поэтики в повести удмуртского писателя И. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» («Как придет хорошая жизнь») Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
459
43
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
УДМУРТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ / ЖАНР / ПОВЕСТЬ / ТИП ГЕРОЯ / СТИЛИСТИКА / КУЛЬТУРНЫЙ ГЕРОЙ / THE UDMURT WRITER / GENRE / NOVEL / THE TYPE OF A HERO / STYLISTIC FEATURES / THE CULTURAL HERO

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Арекеева Светлана Тимофеевна, Арзамазов Алексей Андреевич

В статье рассматривается повесть И. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» как одно из знаковых произведений удмуртской прозы 1920-х гг. В центре исследовательского внимания – главный герой и модель его поведения, а также поэтика жанра, особенности стилистики. Предполагается, что причина «отчуждения» повести от читателей и насильственного изъятия ее из послереволюционного литературного контекста – в несоответствии типажа этого героя представлениям критики о герое эпохи. [1]

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Type of a Hero and Peculiarities of Poetics in I. Dmitriev-Keldy’s Novel ‘Kyzy Umoj Ulon Dunne Vuoz’ (‘How a Good Life Will Come’)12Udmurt Institute of History, Language and Literature of the Ural branch of the Russian Academy of Sciences

The article examines the novel of I. Dmitriev-Keldy ‘Kyzy umoj ulon dunne vuoz’ (‘How a good life will come’) as one of the most significant works of the Udmurt prose of the 1920-s. In the highlight of the research – the main hero and his behavior, poetics of genre, stylistic features. It is considered that the reason of novel’s ‘estrangement’ from readers and its violent withdrawal from postrevolutionary literary context is in discrepancy of this hero’s type and critics’ view on the hero of epoch.

Текст научной работы на тему «Тип героя и особенности поэтики в повести удмуртского писателя И. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» («Как придет хорошая жизнь»)»

Л И Т Е Р А Т У Р О В Е Д Е Н И Е УДК 821.511.131.09(045)

С. Т. Арекеева, А. А. Арзамазов

тип героя и особенности поэтики в повести удмуртского писателя и. дмитриева-кельды «кызьы умой улон дунне вуоз» («как придет хорошая жизнь»)*

В статье рассматривается повесть И. Дмитриева-Кельды «Кызьы умой улон дунне вуоз» как одно из знаковых произведений удмуртской прозы 1920-х гг. В центре исследовательского внимания - главный герой и модель его поведения, а также поэтика жанра, особенности стилистики. Предполагается, что причина «отчуждения» повести от читателей и насильственного изъятия ее из послереволюционного литературного контекста -в несоответствии типажа этого героя представлениям критики о герое эпохи.

Ключевые слова: удмуртский писатель, жанр, повесть, тип героя, стилистика, культурный герой.

Удмуртский писатель Иннакей Дмитриев-Кельда (1902-1994) известен как автор одной-единственной повести - «Кызьы умой улон дунне вуоз» (1924), после создания которой он полностью посвятил себя научным изысканиям в области лингвистики. Так сложилось, что до сегодняшнего времени повесть И. Дмитриева-Кельды оставалась на периферии исследовательского внимания. Между тем, на наш взгляд, этот опыт интересен тем, что он свидетельствует об альтернативных поисках типа героя, жанровых форм и др. в развитии удмуртской литературы послереволюционного периода.

Повесть «Кызьы умой улон дунне вуоз» была издана в Москве в то время, когда молодой автор учился на историческом факультете МГУ и состоял секретарем удмуртского культурно-просветительского общества «Боляк», основанного по инициативе Кузебая Герда - знаковой фигуры удмуртского литературного движения 1920-1930-х гг. Думается, произведение И. Дмитриева-Кельды было опубликовано в столице во многом благодаря Герду, тогда - студенту ВЛХИ

* Работа выполнена в рамках программы фундаментальных исследований Президиума Уральского отделения РАН «Литературные стратегии и индивидуально-художественные практики пермских литератур в общероссийском социокультурном контексте XIX - первой трети ХХ вв.». Проект № 12-И-6-2021.

им. В. Брюсова, работавшему в Центриздате. В 1927 г. в докладе об удмуртской литературе на одном из совещаний авторитетный удмуртский писатель Кедра Митрей отметил, что некоторые авторы, в обход Удмуртской комиссии, контролирующей издание книг, выпустили свои произведения в Москве, и подчеркнул, что «распространение двух из них - пьесы И. Михеева "Удмуртъёслэн революци потон азьын улэмзы" ("Жизнь удмуртов до революции") и повести И. Дмитриева-Кельды "Кызьы умой улон дунне вуоз" ("Как придет хорошая жизнь") - среди читателей остановлено» [4]. В то время литература развивалась еще довольно свободно, однако произведение И. Дмитриева-Кельды было изъято из литературного процесса. Что же послужило причиной?

В контексте удмуртской литературы начала 1920-х гг. характерными типажами предстают герой-батыр («Идна-батыр» Кедра Митрея; «Янтамыр-батыр» И. Яковлева и др.) и герой-беглец, герой-жертва, герой-страдалец («Матрёнушка» Кузебая Герда; «Длинный лог» И. Соловьева и др.). И. Дмитриев-Кельда создает качественно новый тип личности, казалось бы, продолженный в удмуртской литературе кон. 1920-х - нач. 1930-х гг. Но различия особенно явно видны при сопоставлении повести «Кызьы умой улон дунне вуоз» с произведениями удмуртского писателя Г. Медведева. И. Дмитриев-Кельда выдвинул тип «деятельного человека», или «человека делающего». Сюжет его повести представляет собой цепь причудливых (с точки зрения окружающих) деяний предприимчивого человека. И основную проблему, поставленную в повести, можно определить как «человек и дело».

Главный герой Петр, участник Первой мировой войны, после плена возвращается в родную деревню, в отчий дом. Но отец и мать не сразу признают сына, на первый взгляд, мотивируя это тем, что на Петра была похоронка: «Полкысь-тыз кулэм шуыса покоренной лэземзы вал ини... Кулэм мурт вуиз» («Из полка похоронку уже было отправили... Погибший человек/ покойник явился»)*. В то же время в ситуации «неузнавания» проявляется статус Петра-солдата как ли-минального существа. Обратим внимание на эпиграф к главе: «Бертиз - / Сое оз тодмалэ!» («Вернулся/возвратился - / Его не узнали!»). Возможно, это и намек на чуждость Петыра окружению, даже самым близким людям, которые его не узнают, потому что он - «чужак», «человек со стороны», из «другого» мира, с иным опытом жизни.

Герой Г. Медведева Яков Бутаров в романе «Лозя бесмен» («Лозинское поле», 1932-1936) для преобразуемого им мира - тоже «человек со стороны». Различие в том, что он стремится внедрить в среду крестьян-колхозников коллективный опыт работы, обретенный им среди шахтеров Донбасса. А для Петра образцом явилась Дания: «Германиысь пегзыса Дание вуэм бере музон дуннее вуэм кадь ик луиз. Коркаос зечесь, чылкытэсь, чебересь но жикытэсь. Гидкуа юн. Ужан тирлык кын корт кадь, кие кутыны ик шумпотоно. Пудо-живот коесь, золэсь. Валъёс толпери кадесь» («Когда после побега из Германии оказался в Дании, как будто в иной мир попал. Дома добротные, чистые, красивые и аккуратные. Дворовые постройки крепкие. Хозяйственный инвентарь (букв. как

* Здесь и далее подстрочные переводы наши. - С. А., А. А.

застывшее железо) радостно брать в руки. Скотина откормленная, породистая. Лошади как вихрь»). Обратим внимание на два момента. Во-первых, в глазах земляков автор вольно или невольно пропагандирует западную буржуазную страну, ее образ жизни. Во-вторых, повесть Иннакея Кельды нацелена на то, чтобы научить отдельных людей (не коллектив) жить лучше, богаче. Такой тип героя убеждает читателя, что один человек (каждый человек!) в силах изменить свою жизнь, сделать ее экономически состоятельнее. Г. Медведев же в романе «Лозя бесмен» пропагандирует коллективное хозяйствование: отдашь все свое -корову, лошадь и т.д. - в колхоз, станешь богаче. Но это уже будет коллективное добро. Возможно допустить, что И. Дмитриев-Кельда ощущал веяния времени, когда согласно НЭП в стране был взят курс на частное предпринимательство.

В повести «Кызьы умой улон дунне вуоз» нет классовых врагов, которые бы мешали нововведениям героя. Тормозом предстает косное сознание людей, привыкших работать по старинке. Вина Петра в их глазах в том, что он нарушил привычную (инертную) жизнь своих земляков: «Олокытысь кулэм Петыр вуиз но улэмез сориз» («Неведомо откуда вернулся покойный Петр и испортил жизнь»). Его деловитость так непривычна, что старожилы видят в ней происки нечистой силы: «- Ма, та шайтанэз сьораз оз-тэ вай!» («Часом не привел ли этот с собой лешего!»).

Все его действия в деревне воспринимаются как «причуды». (Подобно действиям героя-дурака в сказках.) Первоначально в реакции людей преобладает удивление: «Олома но дунне вылын вань!» («Чего только нет на свете!»). Однако постепенно оно трансформируется в неприятие, и мнение о нем как о «чудаке» сменяется прозвищами «придурок», «ряженый»: «Таид нош шузи-яськыны кутске ини!» («Этот опять уже начинает дурить!»); «Таид воксё шат шузимиз ини!» («Этот вовсе уже сдурел!»); «Миронлэн кужыменыз-мар калык Петырез шузи шуыны кутскиз» («Стараниями-силами Мирона народ начал называть Петра дурнем/глупцом»); «Миым сямен ик, туэ гужем но Петыр портмаськыса улиз!» («Как и в прошлом году, нынешним летом Петр опять чудил (букв. был ряженым)»). «Дугды сэрыт портмаськемысь, шузияськемысь» («Прекрати скоморошничать, валять дурака»), - требует отец от Петра. Так, выстраивается единый ряд: «кулэм мурт» («покойник»), «шузи» («дурень»), «портмаськись» («ряженый»), очерчивающий статус героя как человека с «того» света, который все делает наоборот, - как своеобразного героя-«перевертыша» (оборотня).

Хотя окружающие смеются над Петром, но в авторском тексте герой ни разу не посрамлен: он всегда на коне, всегда победитель, а в дураках остаются те, кто его отторгает. Если киногерой Чарли Чаплина - «маленький человек, всюду терпящий неудачи» (В. Пропп), то герой Кельды - умный, старательный, удачливый во всем.

Характер взаимоотношений между Петром и его отцом Егором можно определить как недопонимание. Егор - со стороны наблюдает перемены, нововведения, к которым причастен его сын: «Айиз кемалась Петырлы юрт-домез сётиз ини: "Кызьы ке улод - ул", - шуиз» («Отец уже давно дом-хозяйство передал Петру: "Как будешь жить - так и живи", - сказал»). В этом отличие сюжетной

линии «отец - сын» в повести И. Дмитриева-Кельды от ряда других произведений кон. 1920-х гг., где старшее поколение враждебно по отношению к молодому.

В этой повести движение сюжета возникает ввиду противостояния Петру авторитетного в деревне Мирона, который не желает утратить свое влияние на односельчан. И он делает из Петра виновника неурожая, манипулируя сознанием людей: «Петыр понна инмар асьмелы но нош кос куазь ыстэ ини! Болякъёс! Петырез киямы кутоно!» («Из-за Петра Бог снова насылает на нас засуху. Соседи-земляки/односельчане! Надо утихомирить (букв. взять в руки) Петра»). Мирон - сторонник старого образа жизни - и для Петра большой опасности не представляет. Вообще взаимоотношения людей не перерастают в агрессию.

Главный герой И. Кельды - человек дела, труд для него на первом месте. «Ужаны кутсконо ини. Пумнала гуртаса уд улы» («Надо уже начинать работать. Без конца не будешь ходить по гостям»), - говорит он буквально через неделю после возвращения домой. И уже вторая глава повести озаглавлена - «Петырлэн ужаны кутскемез» («Начало работы Петра»), она предваряется соответствующим эпиграфом: «Чида, ужа - / Тон котьма быгатод») («Терпи, трудись - / Ты все сможешь»). Петр - первопроходец, добивающийся всего благодаря своему уму и рукам. Помимо впечатления от Дании, пример для Петра - учитель Иван Павлович: стремясь научить крестьян хозяйствовать по-новому, он ушел из школы и организовал хуторское хозяйство. Автор сам не объясняет, почему учителю не удалось пробудить деревенских людей, а передоверяет эту роль Петру, принцип жизни которого: «Уродэз син азяд возьыны кулэ» («Плохое надо держать перед глазами»). Иначе говоря: он не прячется от трудностей, они для него - источник предприимчивости, энергичной деятельности.

Герой И. Кельды типологически близок к архетипу «"культурного героя" -мифического персонажа, который добывает или впервые создает для людей различные предметы культуры (огонь, культурные растения, орудия труда), учит их охотничьим промыслам, ремеслам, искусствам, вводит в жизнь социальную организацию, брачные правила, магические предписания, ритуалы и праздники» [3]. Характер нововведений Петра сродни деяниям, к примеру, персонажей карело-финского эпоса «Калевала». Он дает людям образцы: как, что и когда сеять, как обрабатывать землю и ухаживать за домашним скотом, наконец, как жениться и др. Если быть точнее, Петр - медиатор этих культурных благ, ибо он все перенимает из опыта Дании, которая стараниями Петра как бы передает свои культурные блага стране отсталой. Кроме того, герой И. Кельды - просветитель, цивилизатор: он внедряет грамоту, открывает школу и др. Петр указывает односельчанам источники изобилия и процветания и добывает их для людей (пример сепаратора, выполняющего роль чудесного «сампо»).

Сепаратор оказывает на окружающих героя людей примерно такое же впечатление, как появление в деревне первого трактора, описанное в ряде произведений удмуртской литературы. Комично-искаженные названия сепаратора («сепар, парат, патур, турпар, партур, урпас, паспур, пасьгурт, парсьмурт») в устах деревенских людей - стилевой прием, отражающий их неготовность к восприятию чудо-техники. Оказывается и Петр в первый раз расценил ее как диковинку: «Одиг тирлыкен тодматскемзэ али но уг вунэты. Учке-учке но

неномырлы но уг лэсяты. <...> Ма со шуыса, абдраса улэ! <... > Борысь гинэ тодиз: со - йолвыл висъян вылэм, зуч сямен сепаратор шуо» («До сих пор не забывает знакомство с одной вещью/изделием. Смотрит-смотрит и ни с чем не может соотнести. <.. > Изумляется: мол, что это! Лишь позже узнал: оказывается, с помощью этой штуковины отделяется сметана, по-русски называют сепаратор»). Заметим: ситуацию первого впечатления от сепаратора вспоминает герой, уже знающий его название наверняка. Однако автор точен, воспроизводя сознание человека, для которого этот предмет странный. Так что Петр предстает и как осваивающий новый опыт, и - затем - как его ретранслятор.

Примечательно описание, в котором Петр впервые привозит в деревню борону: «Гужем гыронзэ быдтыса, Петыр каре мыниз но коробаз олома вай-из» («Закончив летнюю пахоту, Петр поехал в город и в коробе привез нечто/ неизвестно что»). Здесь отражена точка зрения односельчан, наблюдающих за Петром со стороны, в некотором отдалении. Словесное номинирование предмета перемежается с описанием его внешнего вида: «Олома» («нечто»), «жильтыр жильыё» («с лязгающей цепью»), «ньыль сэрего» («четырехугольное»). Затем описание расширяется-уточняется: «Сэргысь сэргы кечат-вамат жильы кошке, кык жильы пумиськемын, векчи гинэ, чиньы кадь маке, пинь понэмын» («Из угла в угол перекрестно идут цепи, две цепи пересекаются, вставлен тонкий, как палец, зуб»). В итоге создается образ чего-то невиданного, нового, неизвестного.

В своих деяниях Петр не одинок. Жена Катя, его соратница и единомышленница, популяризирует его идеи среди соседей-односельчан, ее устами автор-повествователь передает опыт рационального хозяйствования. Характерная деталь: первоначальный капитал для покупки сепаратора появился вследствие продажи бус - свадебного подарка Катиного отца (Петр говорит жене, что знает, где взять деньги на «сепартур» - и она тотчас догадывается и радостно его поддерживает).

В повести есть след мотива неравного брака: «Айиз гинэ урод муртлы уг сёт шуэ» («Только [Катин. - С. А., А. А.] отец говорит, что не отдаст за плохого человека»). Как выясняется, «плохой, недостойный» в данном случае подразумевает «бедный»: «Петыр ачиз умой но, коркаез куро липето, валзы урод, скалзы кулоно кадь» («Сам Петр хороший, но дом его с соломенной крышей, лошадь худая, корова полудохлая»). Однако противопоставление бедности и богатства не становится стержнем повествования: здесь нет классового конфликта. Автор (как и его герой) полагает, что бедность - это стимул действовать, добиться для себя лучшей жизни. Обратим внимание на эпиграф, вынесенный на заглавную страницу: «Тон аслыд ачид / Улондэ дурод» («Ты сам себе будешь ковать жизнь»).

Иннакей Кельда не уточняет жанр своего произведения, называя его просто «книга». Сравним повесть Я. Ильина «Шудо вапум» («Счастливый век»), вышедшую в 1920 г. отдельным изданием, и повесть Кузебая Герда «Матрёнушка» (1920). Скорее всего, И. Кельда мало был озабочен определением жанра. Работу он замыслил, видимо, как некую целостность - книгу, призванную научить «удмуртского крестьянина» правильно организовать свой труд, что отражено в изначальном обращении автора к своему адресату: «Тынэсьтыд урод улондэ адзыса, оло, коня ке жутскыны юртто шуыса, мон та книгаез гожти» («Видя твою плохую жизнь, думая/полагая, что, может, немного помогу тебе подняться/

воспрянуть, написал эту книгу»). Название книги тоже говорит о ее практических целях: дать крестьянам образцы устройства жизни. Нам представляется, что «Кызьы умой улон дунне вуоз» - это литературный опыт, пример синкретизма: повествование с элементами практического руководства по агротехнике вкупе с публицистическими выходами к читателю с целью просветительства. Ценно то, что И. Дмитриев-Кельда уже в 1920-е гг. предложил типаж, надолго, к сожалению, оставшийся одиноким в удмуртской литературе: это - человек, рационально выстраивающий жизнь и ощущающий себя хозяином своей судьбы.

Современников И. Дмитриева-Кельды наверняка отпугнула «мелкособственническая сущность» героя-труженика, успешного в своем единоличном хозяйстве, ставшем впоследствии примером для других. Петр руководствуется не политикой Советской власти или Коммунистической партии, а опытом буржуазного государства. Для героя нет понятия «общее дело», он не ставит задачу - сдвинуть деревню с места через обобщение собственности. Ему откровенно свойственно самостояние - стремление самому вывести свою семью к достатку. Остальные люди - наблюдатели, присматривающиеся к «чудаку». Но односельчанин так преуспевает в своем «чудачестве», что это будоражит всю деревню.

Особого внимания заслуживает стилистика текста, во многом олицетворяющая реальность удмуртского художественного письма в нач. ХХ в. Очевидная ценность этого артефакта - в специфическом состоянии языка, близкого к живой народной речи, к удмуртским традиционным коммуникативным установкам, но при этом - языка, отшлифованного авторским замыслом, нарративной энергией творческого форматирования, предполагающего усложнение отдельных риторико-синтаксических фрагментов текстового целого. Писатель создает материю текста при помощи простых предложений, что априори соответствует внутренней генетике удмуртского языка. Преобладающая формальная простота высказывания, без искажающих масок и зеркал метафоризации, транслирует институциональную природу, феноменологическое назначение искусства слова в удмуртском постреволюционном мировоззрении и мировосприятии. Простые предложения - обычно лучший проводник эпохальных смыслов, «нуждающихся» в правильной восприимчивости реципиента. Вместе с тем язык, пребывая в режиме самоконструирования, глобального внутреннего самостроительства, нацелен на поиск референтных каналов, форм семиотической актуализации важных сюжетных интенций. Возникают «грамматикализированные» области текста - сложные предложения, нагруженные деепричастными и причастными оборотами. Регулярность -са деепричастий по сути - важнейший инструмент языковой реализации уточнения, перечисления - оказывается одним из сквозных компонентов конструирования коммуникативно-синтаксического стержня удмуртской прозы, часто стремящейся акцентировать вещный мир, деталь. Значительное место в языковой семиотике, синтактике повести занимают инфинитивы. «Лингвистическое бессознательное» И. Дмитриева-Кельды регулярно обращается к инфинитивным цепочкам, их конкретно-абстрактной функциональности: «Вал басьтыны, скал воштыны, кышно вайыны, сюан карыны вырыса, Петыр улон-лэсь пумйылзэ ыштиз» («Стремясь продать лошадь, поменять корову, привести жену, провести свадьбу, Петр потерял счет времени»). Инфинитив в истории

становления удмуртского литературного языка сыграл существенную роль [см.: 1]. В композиционно-семантической компании с предикатом он участвует в моделировании эстетико-художественного, риторического и грамматико-син-таксического уровней индивидуально-авторской модели мира.

Вчитываясь в текст «Кызьы умой улон дунне вуоз», нельзя не заметить, как язык старается избежать союзов, чуждых агглютинативным проявлениям грамматики. Это еще та стадия жизни удмуртского языка, когда он остается собой, не теряет своего лингвокультурного естества. О языковой самобытности, «при-родности», этнической «неразмытости» говорят многочисленные звукоподражательные слова, акустические конструкции, ритмизирующие, поэтизирующие иногда довольно монотонную прозаическую речь: «Ыы... ы... а...а... ы... - Матрон бордэ...» («Ыы... ы... а...а... ы... - Матрон плачет»); «Шултыр-шалтыр, зин-зан табань пыжиз но жок вылэ вуттиз...» («Шултыр-шалтыр, зин-зан испекла лепешки и принесла на стол»); «Соин вис сепаратор вазьыны кутскиз: ч-ш-ш-ш-шшшш... карыса, пушказ маиз ке чашетэ» («Тем временем сепаратор зазвучал: внутри что-то зашумело ч-ш-ш-ш-шшшш.»).

Повесть примечательна sub specie тональности, интонации. Ее интонационная клавиатура являет собой разнообразные примеры авторской активизации знаков препинания. Писателю мало традиционных точек, запятых, двоеточий, тире - текст живет насыщенной пунктуационной жизнью. В пространстве произведения читатель встречается с восклицательностью, вопросительностью, вопросительной восклицательностью (?!), многозначностью восклицательного многоточия. Богатство интонационных оттенков связано, по всей вероятности, не только с ситуациями диалогичности, реализованными в повести, но и с возможной авторской установкой на оживление повествования. В качестве механизма оживления можно рассматривать и инкрустированные в текстуальное пространство таблицы, задающие «рельефность» восприятия. К эксплицитным чертам поэтики повести мы отнесем озаглавленность ее частей (некоторые из них дополнительно «разбиваются» звездочками на полусамостоятельные фрагменты). Помимо семантически акцентирующих заглавий, структурно и содержательно значимыми оказываются эпиграфы, резюмирующие или предсказывающие развитие сюжета.

Таким образом, повесть «Кызьы умой улон дунне вуоз», несмотря на ее полузабвение, являет собой яркий образец удмуртской прозы. Созданная в десятилетие относительной свободы творческих исканий, в пору первых серьезных художественных достижений удмуртской словесности, эта повесть многогранно включается в национальный научно-образовательный контекст.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Арзамазов А. Категория инфинитивного письма в удмуртском поэтическом языке 1910-1930-х гг. // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2012. № 3. С. 15-19.

2. Дмитриев-КельдаИ. Кызьы умой улон дунне вуоз // «Кылёз лёгем но пытьымы...»: Удмурт литературая хрестоматия-практикум (1918-1935-тй аръёс) / Люказы, радъязы но валэктонъёс сётйзы С. Т. Арекеева, Г. А. Глухова. Ижевск: Удмуртия, 2008. С. 32-56.

3. Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. / Под ред. С. А. Токарева. М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. Т. 2. 719 с.

4. Удмурт кыл котырын ужась удмуртъёслэн кенешазы вераськемзы (Разговор удмуртов на совещании, посвященном проблемам удмуртского языка) // Гудыри. 1927. № 131 (20 ноября).

Поступила в редакцию 19.09.2013.

S. T. Arekeeva, А. A. Arzamazov

The Type of a Hero and Peculiarities of Poetics in I. Dmitriev-Keldy's Novel 'Kyzy Umoj Ulon Dunne Vuoz' ('How a Good Life Will Come')

The article examines the novel of I. Dmitriev-Keldy 'Kyzy umoj ulon dunne vuoz' ('How a good life will come') as one of the most significant works of the Udmurt prose of the 1920-s. In the highlight of the research - the main hero and his behavior, poetics of genre, stylistic features. It is considered that the reason of novel's 'estrangement' from readers and its violent withdrawal from postrevolutionary literary context is in discrepancy of this hero's type and critics' view on the hero of epoch.

Keywords: the Udmurt writer, genre, novel, the type of a hero, stylistic features, the cultural hero.

Арекеева Светлана Тимофеевна,

кандидат педагогических наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 E-mail: sveta.arekeeva@gmail.com

Арзамазов Алексей Андреевич,

кандидат филологических наук, научный сотрудник, Удмуртский институт истории, языка и литературы Уральского отделения РАН 426004, Россия, г. Ижевск, ул. Ломоносова, 4 E-mail: arzami@rambler.ru

Arekeeva Svetlana Timofeevna,

Candidate of Pedagogical Sciences, Associate Professor,

Udmurt State University 426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1 E-mail: sveta.arekeeva@gmail.com

Arzamazov Alexey Andreevich,

Candidate of Philological Sciences, Research Associate, Udmurt Institute of History, Language and Literature of the Ural branch of the Russian Academy of Sciences 426004, Russia, Izhevsk, Lomonosov st., 4 E-mail: arzami@rambler

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.