CC BY
0
УДК 327
Тихоокеанская Россия на контурной карте новой Евразии
ЛАРИН ВИКТОР ЛАВРЕНТЬЕВИЧ,
заместитель председателя Дальневосточного отделения РАН, руководитель Центра азиатско-тихоокеанских исследований Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, доктор исторических наук, академик РАН (e-mail: larin.vic@gmail.com).
На наших глазах происходит переформатирование пространства Евразийского континента. Не первый раз в истории, и, как всегда, болезненно. Кардинально меняются его политическая и экономическая структуры, смещаются цивилизационные и государственные границы, центры силы и зоны влияния. Многополярность стала реальностью. Исторического максимума достигли вес и влияние Китая. Реальным, хотя и очень разнонаправленным, полюсом
силы становится Индия. Свою игру, как всегда, расписывает Тегеран. Вновь консолидируется арабский мир. В очередной раз что-то назревает на Корейском полуострове, и в этом «что-то» роль внешнего игрока в лице США минимизируется. Все, кто чувствуют за собой хоть какую-то силу, играют свою игру и в лучшем случае могут кому-то подыгрывать. Уникальность ситуации в том, что новые полюса силы не пытаются открыто навязывать другим игрокам своего образа мышления и поведения, свои ценности и стандарты, свои идеалы и свое «покровительство».
При этом Евразия становится меньше, теряя свои островные сегменты. Япония дрейфует в противоположную от материка сторону, причем курсом, понятным только ей одной. Вряд ли японцам по душе англосаксонское окружение, и не потому, что «пепел Хиросимы» стучит в их сердца. Но альтернативы еще безрадостнее. На распутье стоит морская часть Юго-Восточной Азии. Отколовшаяся Британия чувствует себя более комфортно в формирующемся англосаксонском мире. Брексит не был случаен. Британцы как истинные мореплаватели хорошо чувствуют, когда надо бежать с тонущего корабля, и делают это первыми. Англосаксонский мир становится для Евразии сугубо внешним, хотя и влиятельным, фактором, внося хаос и сумбур, дестабилизируя обстановку и провоцируя конфликты.
При этом Евразия действительно становится Большой, даже несмотря на отрывающиеся от нее островные территории, «маргинализацию Европы и западного либерального порядка» [1]. Превращение Европейского полуострова в политическую и экономическую периферию Евразии компенсируется возрастанием экономического веса, глобального политического и идеологического влияния ведущих держав, укреплением самосознания, самоуважения и самостоятельности многих других, преимущественно неевропейских, государств и народов. В понятии «Евразия» доля традиционной «Евр» сохраняется лишь благодаря России, которая остается ревнителем традиционных христианских ценностей, культурных традиций и моральных устоев.
При этом Китай, демонстрируя свои глобальные амбиции, не позиционирует себя как евразийскую державу, не занимается формированием собственной евразийской повестки. Инициатива «пояса и пути», призванная служить инструментом глобальной экономической экспансии Китая и формирования круга его друзей по всему миру, серьезно модернизировала внутреннюю инфраструктуру Евразии, но не сблизила Восток и Запад, а, напротив, углубила их раскол. «Глобальные инициативы» Пекина (развития, безопасности, цивилизаций и др.) [2] имеют преимущественно планетарное измерение, да и являются, скорее, набором принципов, на которых он предлагает строить новый мировой порядок, чем планом конкретных действий. Евразийский континент в Пекине не воспринимают как единое целое, а поэтому под разными углами зрения выстраивают отношения с составляющими его странами и регионами (Россия, ЕС, АСЕАН, Япония, Центральная и Южная Азия, арабский мир) [3].
В этом бушующем море Россия многим представляется консервативной, апатичной, слишком медленно выплывая из стресса, пережитого ею в 1990-е годы. Развод
с Европой выбил из привычной колеи российскую политическую элиту, в которой прочно укоренились как либеральные идеи,так и взгляд на собственную страну как государство второго сорта, лишил эту элиту понятных ей ориентиров. В результате из концепта общего Евразийского пространства исчезли не только Лиссабон, но и Владивосток, а само это пространство сузилось до постсоветского.
Для России прошедший год стал определяющим в выборе своего пути не только по причине превращения латентного конфликта с Западом в открытое противостояние, но и краха неолиберальной идеи в России. Расчеты американских и европейских стратегов на то, что экономика России рухнет под грузом санкций, а либеральные слои поднимут народ на «борьбу с тоталитарным режимом», рухнули. Российская экономика и система управления «оказались гораздо прочнее, чем полагали на Западе» [4], а у общества возникли реальные основания наконец-то осознать пагубность односторонней ориентации на Запад, ущербность европоклонничества, развеять собственные иллюзии относительно «западных демократических ценностей». На этом фоне вновь заговорили о реанимации «поворота России на Восток».
Очевидно, что первая в XXI веке (но не первая в истории России) попытка такого поворота не состоялась. Несмотря на некоторые знаковые события (строительство нефтепровода Восточная Сибирь -Тихий океан, газопровода «Сила Сибири», космодрома «Восточный», проведение саммита АТЭС-2012 во Владивостоке, существенное увеличение российско-китайской торговли), главные цели «поворота» не были достигнуты. Укрепление китайского вектора тихоокеанской политики Москвы сопровождалось ослаблением других направлений. Россия не смогла укрепить свои позиции в регионе, а развитие восточных районов страны не получило ожидаемого импульса.
Поворот не случился по многим причинам. И одна из главных кроется не в сфере экономики и управления, а в идеологии и мировоззрении. Как уже не раз отмечал С. Караганов, «поворот на Восток даже в условиях жесткой конфронтации с Западом не стал сверхидеей ни для наших элит, ни для населения» [5]. Не сделаны дефиниции, не определены смыслы, не сформулированы цели. Что есть «Восток»? Это понятие географическое или культурно-цивилизационное? Если географическое, то Китаем Восток не ограничивается. Если цивилизационное, то где в этом повороте Индия, арабский мир, Юго-Восточная Азия и Корейский полуостров? Да и правильно ли мы интерпретируем смысл и суть поворота?
Одна из главных причин неудачи как раз и кроется во влиянии в России либеральной идеи, западных экономических моделей, в которых Восток представлен не как равноправный участник строительства нового мира, а как нецивилизованные джунгли, интересами и мнением обитателей которых можно пренебречь. Именно поэтому у самих жителей востока России намерение превратить этот регион в «мост», «коридор», «транзитную» зону, предназначенные для связи между собой экономически развитых регионов мира, навевает аналогии с теорией и практикой европейских и американских колонизаторов, которую те на протяжении столетий широко использовали для собственного обогащения.
Состоится ли поворот в третьем десятилетии этого века, какое место - нес точки зрения географии, а в размещении центров силы - будет занимать Россия на новой карте Евразии, зависит от ряда факторов. Прежде всего от выбора Россией пути дальнейшего развития. Россия давно
уже на Востоке, и Восток давно уже в ней. Поворот к Востоку начался столетия назад, во времена монгольского нашествия. Он продолжался, когда русские отвоевывали низовья Волги, осваивали Сибирь и берега Тихого океана, воевали на Кавказе и присоединяли Центральную Азию. Может быть, надо поворачиваться не на Восток, а к самим себе, возвращаясь к истокам и сохраняя все впитанное и с Запада, и с Востока?
Тихоокеанская Россия - наименее населенная и освоенная часть морского побережья Евразии. В то время как многие другие прибрежные территории континента уже полностью или почти полностью исчерпали потенциал к развитию, у Тихоокеанской России все впереди. Главная опасность -не разбазарить свои богатства, не спустить их в эйфории объятий с новыми «друзьями». Увлечение Арктикой - это хорошо. Но путь в Арктику пролегает через водные и сухопутные пространства Сибири и Тихоокеанской России. И тут вновь возникает вопрос о внутренней составляющей «поворота на Восток».
Развивать надо не Дальний Восток, а Тихоокеанскую Россию. А это разные сущности. Колониальные методы освоения и эксплуатации территории еще как-то применимы к понятиям «Дальний» и «Восток», но противопоказаны для пространства, именуемого Россией, пусть даже части, особо удаленной от Садового кольца. А такое видение региона подразумевает не только постановку во главу угла благополучие и благосостояние населяющих его граждан Российской Федерации,но и иную трактовку внешних вызовов и угроз, оценку регионального пространства,его места и роли в формировании тихоокеанской политики Москвы и многое другое.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Pepe, Jacopo Maria. Eurasia: Playing Field or Battle Field? - DGAP Analysis. 2019. No. 2. P. 3.
2. Подробнее см.: Ларин В. Л. Китайская повестка мировой политики XXI века // Российское китаеведение. 2023. № 1. С. 14-34.
3. Эти дефиниции хорошо обозначены в выступлении Министра иностранных дел КНР Ван И на Симпозиуме по международному положению и дипломатии Китая 25 декабря 2022 г. (а ШШШ^ФН
- шшш^тя
£Ш£±ШШ022^12Я25В, Ш [Ван И. Думая о мире, смело идти вперед. Писать
новую главу о дипломатии крупной страны с китайской спецификой.]. Шрэ://ЬафаЬао. baidu.com/s?id=1753149565316043735&wfr=sp ider&for=pc (дата обращения: 24.01.2023).
4. Послание Президента Федеральному Собранию Российской Федерации. 21 февраля 2023 года. - http://kremlin.ru/events/ president/news/70565.
5. Караганов С. Восточно по расписанию. Как быстро пойдет движение России от Европы к Азии // Аргументы и факты. 2023.29 мар. - https://aif.ru/politics/world/ vostochno_po_raspisaniyu_kak_bystro_poydyot_ dvizhenie_rossii_ot_evropy_k_azii.
