CC BY
307
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 13. ВОСТОКОВЕДЕНИЕ. 2012. № 3
А.Е. Раевский
ТЕРРОРИЗМ В ЯПОНИИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА
Данная статья посвящена феномену терроризма в Японии, его истории и особенностям. В силу отличия японского менталитета от европейского и ближнеазиатского (где этот феномен изучен довольно подробно), терроризм в Японии имеет ряд особенностей, делающих его сложным для понимания, если не знать культурно-исторической традиции страны. В статье рассмотрены самые известные террористические акты Японии, их связь с историей и моральными убеждениями японского народа.
Ключевые слова: Япония; терроризм; террористический акт; император; милитаризм; восстание.
The following article is devoted do the phenomena of the terrorism on Japan, its history and specific features. Because of the difference between the Japanese and the European, or Middle-Asian mentality (terrorism in these regions is studied quite well), terrorism in Japan has a set of specific features, because of which it is difficult to understand without knowing cultural-historic tradition of Japan. The article deals with the most famous terrorist acts in Japan, and their connections with the history and moral values of the Japanese people.
Key words: Japan; terrorism; terrorist act; Emperor; militarism; rebellion.
Япония заслуженно считается одной из самых безопасных в мире стран и в сравнении с остальными развитыми странами в последнюю очередь ассоциируется с терроризмом. Самым громким террористическим актом, совершенным в Японии, можно назвать «зариновую атаку» в токийском метро в марте 1995 г.; хотя японцы тогда не впервые столкнулись с терроризмом, этот теракт явился наиболее шокирующим в новой и новейшей истории страны.
Терроризм в Японии имеет ряд своих особенностей, поэтому анализировать его нужно, принимая во внимание культурные и исторические традиции страны. Хорошей методологической основой для этого может послужить культурно-исторический подход Л.С. Выготского. Это означает, что для правильного понимания мотивации деятельности японских террористов необходимо рассмотреть историю этой страны и ее отношения с терроризмом.
Вопрос о том, когда на территории Японии впервые был совершен террористический акт, не раз ставился и исследовался японскими историками и социологами, но не имеет пока окончательного
53
ответа. Как правило, в качестве точки отсчета принимается то или иное событие, случившееся не ранее ХХ в. Тем не менее исторические данные позволяют признать, что терроризм в той или иной форме появляется на японских островах гораздо раньше.
Уже в японской мифологии есть упоминания о действиях, направленных на запугивание людей агрессивным поведением, которые в определенном смысле могут быть названы террористическими. Таков миф, связанный с синтоистским богом ветра и бурь, Сусаноо-но Микото.
Согласно летописному своду «Кодзики», Сусаноо-но Микото («Доблестный, Быстрый, Яростный Бог-Муж из Суса») появился из носа бога-создателя японских островов, Идзанаги. При распределении сфер владения Сусаноо досталась равнина моря, но он был настолько недоволен этим решением, что начал плакать в голос, вызывая этим значительные природные катаклизмы: «Таков был тот плач, что зеленые реки плачем его, словно горы сухие иссохли, все реки-моря плачем иссякли» [«Кодзики», 2000: 82]. Буйствующий бог был отправлен в Нижнюю Страну (Тьмы), или Страну Мертвых.
Образ плачущего свирепого безжалостного божества развивается и дальше, обрастая новыми чертами характера и личностными особенностями. Перед уходом Сусаноо поднимается на небо попрощаться со своей сестрой, богиней Аматэрасу1, но его поведение было грубым и непристойным. Среди прочего он поломал межи на рисовых полях (современные исследователи могли бы назвать подобные действия эко-терроризмом. — А.Р) и даже бросил «содранную с небесного пегого жеребенка шкуру» в покои, где Аматэрасу ткала одежды для богов.
Таким образом, агрессивный и эксцентричный бог Страны Тьмы2 учиняет в Японии первые в ее истории природные катаклизмы, направленные на причинение вреда населению страны. Установление связей между подобными мифологическими событиями и терроризмом признается вполне правомерным современными исследователями: «Формула подобных событий корреспондирует с внешней фактурой терроризма. Современный террорист осознанно занимает позицию сверхчеловека и пытается уподобиться Богу в своей власти над людьми» [Ольшанский, 2002: 28].
1 Аматэрасу — богиня Солнца, главное божество Японии; по преданию, от нее произошел первый японский полулегендарный император Дзимму: таким образом, она неразрывно связана с правящим до наших дней императорским родом.
2 Важно отметить и то, что в связи с этим богом в японских летописных сводах впервые упоминается алкоголь; Сусаноо спаивает восьмиглавого дракона, укравшего девушку, сакэ и отрубает ему головы мечом, а также не раз напивается и сам, — интересная деталь, важная для понимания образа, который последовательно выстраивает японская мифология.
54
Если же говорить об истории терроризма в современном понимании этого слова, необходимо отметить, что Япония всегда была относительно спокойной страной, по сравнению, например, с богатой на всплески терроризма Европой. Это не в последнюю очередь связано с режимом правления, который просуществовал в стране более семисот лет, когда вся реальная политическая власть принадлежала военному сословию. Императоры в это время, как правило, недолго сидели на троне и не принимали никаких решений, а потом уходили в монастырь и писали стихи. Решение всех политических и экономических вопросов было доверено бакуфу (военной ставке) и сёгуну (военачальнику), который являлся, по сути, первым лицом государства. Строгость, жестокость и оперативность в решениях, присущая военному сословию, сказалась и на политической ситуации в стране: любые мятежи и попытки бунта, то, что можно было бы назвать террористическими настроениями в обществе, подавлялось быстро и очень жестоко, чтобы все знали, что любые попытки противостоять строю будут иметь только плохие последствия.
В этой проблеме есть еще один важный аспект. Несмотря на агрессивность самураев, их деятельность в основном сводилась к масштабным междоусобным битвам одних кланов против других. При огромном размахе военной деятельности в рамках всей страны у людей едва ли может возникнуть желание собирать группу единомышленников и планировать террористический акт: возможностей направлять свое агрессивное начало и так более чем достаточно.
Выступления против правительства, которые можно отнести к проявлениям терроризма, начались в XVIII в., во время правления сёгуната Токугава. Любопытно и то, что все эти события имеют место лишь после проникновения европейцев на территорию японских островов.
Первым случаем терроризма в истории Японии, на наш взгляд, можно считать мятеж под руководством Осио Хэйхатиро в 1837 г. в г. Осака.
Осио Хэйхатиро был полицейским чиновником городской администрации и приобрел широкую известность своей непримиримой борьбой против коррупции среди чиновников муниципальной администрации. Заработав себе своей честностью и высокой нравственностью немало врагов среди коллег, он в 37 лет уходит со службы и посвящает себя написанию философских трудов, в которых постепенно приходит к мысли о необходимости радикальных перемен.
Конец XVIII в. был отмечен в Японии неурожаями и крайне тяжелым положением японских крестьян. Ситуация усугублялась непродуманной экономической политикой бакуфу, при которой правящий класс давил на деревню, с тем чтобы та производила боль-
55
ше, а потребляла меньше, будучи твердо уверен в том, что смысл существования крестьян — «остаться в живых, но не наслаждаться жизнью» [Акамацу, 1972: 26]. Во многих городах случались волнения — так называемые рисовые бунты, но правительство жестоко расправлялось с бунтовщиками и только взвинчивало налоги. Таким образом, социально-политический фон для антиправительственного выступления был готов.
В это время Осио Хэйхатиро занимается устройством, по сути, первой в истории страны террористической организации. Он продает свою роскошную библиотеку, состоявшую из 50 тыс. томов3, на часть полученных денег покупает пушку, дюжину ружей и несколько сот мечей. Затем собирает группу из разделяющих его взгляды людей, раздает им это оружие и даже нанимает эксперта по огнестрельному оружию для тренировки своих сподвижников в обращении с ним [Моррис, 2001].
Осио также пишет свои Требования (Гэкибун), в которых призывает «обрушить месть небес» на коррумпированных чиновников и начать вооруженное «очищение от несправедливости». Распространение этих листовок среди крестьян фактически стало открытым призывом к восстанию. Впрочем, «Требования» были написаны на сложном китайском языке, языке конфуцианства, которым не владели крестьяне, поэтому программа Осио не достигла своей цели [Абэ, 1959, 302].
Восстание планировала группа из 20 человек — бывших коллег и идеалистически настроенных молодых самураев — то, что можно назвать ядром террористической организации. Главной целью был захват складов, принадлежавших богатым торговцам, и уничтожение их домов.
Бунт начался ночью; Осио и его последователи продвигались по городу и поджигали дома полицейских инспекторов и здания крупных торговых домов. Поскольку все строения были деревянные, пламя быстро распространялось, в результате чего была уничтожена почти четвертая часть города. Помимо пожаров, в городе начались погромы: бунтовщики вламывались в дома и грабили их, разбивали магазины и винные лавки.
Впрочем, когда дело дошло до реального боя, оказалось, что восставшие представляют собой скорее толпу, чем организованную военную силу, и к 4 часам дня восстание было подавлено. Сам Осио бежал и скрывался у знакомого, а когда полицейские окружили строение, в котором он прятался, он поджег его, а затем вонзил кинжал себе в горло.
3 Эта коллекция принесла ему около одной тысячи золотых рё — около 6000 долларов по современным ценам [Моррис, 2001: 174].
56
Попытка восстания Осио Хэйхатиро может быть названа террористическим актом по нескольким причинам. Во-первых, была создана секретная организация, планировавшая акцию насилия в городе; именно такие организации принято называть террористическими. Во-вторых, цели выступления были близкими классическому терроризму: повлиять на правительство страны путем террора над отдельной прослойкой людей. В-третьих, действия бунтовщиков имели ярко выраженный насильственный характер; таким образом, по методам воздействия их можно назвать «террористами».
Причины поражения восстания, по мнению большинства исследователей, состоят в следующем. Сам Осио представлял себе план восстания довольно смутно, будучи в первую очередь философом и идеалистом, а не стратегом. Впрочем, главным в случае восстания 1832 г. можно считать не столько его непосредственные итоги (как и следовало ожидать, правительство только ужесточило свою грабительскую политику), сколько формирование у населения страны более положительного отношения к актам неповиновения и отчасти новой психологии несогласия с властями.
После поражения Осио Хэйхатиро стал почитаться как один из величайших героев в истории Японии. Как писал известный японовед А. Моррис, «в таком тесно связанном, конформистском обществе, каковым является Япония, где прежде всего ценится обретение успеха в своем обычном, тщательно определенном кругу, существует особо почтительное отношение к индивиду, чей яркий характер и решимость воплотить абстрактные идеалы, побуждают его вырваться из "паутины общества" и противопоставить себя силам правящих властей взрывом отчаянного неповиновения. Такого человека уважают не только за физическую храбрость и готовность рискнуть всем ради стоящей цели, его жизнь становится символическим выражением сопротивления практическим ограничениям, которые ощущают тысячи других людей, но не смеют проявить свои чувства. Таким образом, его жертва как бы утешает их, компенсируя расстройство» [Моррис, 2001: 184].
По мнению Морриса, в японской культуре традиционно существует симпатия не к талантливым политикам и государственным деятелям, добивающимся успеха, а к героям храбрым и справедливым, но неизменно терпящим поражение: «В обществе господствующего конформизма, члены которого пребывают в благоговейном страхе перед авторитетами и прецедентами, безрассудные, непокорные, благородные в своих эмоциях фигуры имеют особую привлекательность. Тот факт, что все их усилия оканчивались неудачами, придает им пафос, характерный для общей тщеты человечески страданий, и превращает в наиболее любимых и часто вспоминаемых героев» [там же: 6].
57
Хотя «фигурами», о которых писал Моррис, чаще всего являются известные самураи, описанная им модель восприятия героизма в японской традиции применима в том числе и к террористическим актам, участники которых восстают против общества и, как правило, терпят поражение. Иными словами, возможно, именно поражение в восстании укрепило романтический ореол вокруг террористического и повстанческого движения в Японии.
Конечно, вряд ли можно без оговорок считать антиправительственные восстания и бунты в Японии террористическими актами. Если понятие терроризма предполагает мирное население как объект применения насилия, как это делают некоторые авторы [Kronenwetter, 2005], то в описанных событиях этого не было. В то же время по целям выступления и по мотивации участников подобные вооруженные выступления напрямую связаны с терроризмом, как он понимается в Японии.
Неслучайно в книге «История террористических актов Японии» большая ее часть посвящена подобным событиям, а открывается эта книга и вовсе историей самоубийства писателя Юкио Мисима, которое западными исследователями вряд ли было бы названо «террористическим актом», но японцы смотрят на это иначе.
Писатель Юкио Мисима был одним из самых ярых противников западных ценностей и отстаивал идею уникальности японского духа. Настоящим шоком стало для него поражение в войне и последующая оккупация страны американскими войсками4. Японцы с комплексом «побежденной нации» стали с невероятным усердием принимать все американское, и Япония в некоторой степени утратила свою самобытность. Поняв, что книги не поменяют самосознания народа, Мисима решил действовать по-другому.
25 ноября 1970 г. он и четверо его помощников приехали на встречу с командующим базы сухопутных войск сил самообороны Японии в Итигая. Там Мисима связал и взял его в заложники, отбился от охраны (по воспоминаниям, с 5-м даном по фехтованию он сделал это легко и изящно) и потребовал построить всех солдат на плацу. Затем он вышел на балкон и начал произносить заранее заготовленную речь, которой призывал солдат не соглашаться с новой Японией: «Самураи вы или нет?! Мужчины или нет?! Ведь вы — воины! Зачем же вы защищаете конституцию, которая запрещает существование армии?». Но когда солдаты стали кричать: «Идиот!», «Слезай оттуда!», «Пристрелите его!», — вернулся в
4 Примечательно, что писатель отличался слабым здоровьем и «откосил» от службы в армии, не попав в отряды камикадзэ, за что впоследствии себя корил. Это и послужило причиной, по которой Мисима стал совершенствовать свое тело и достиг потрясающих спортивных результатов.
58
комнату и совершил сэппуку5 по всем классическим традициям, восславив императора и написав перед смертью своей кровью на бумаге иероглиф «меч».
Если смотреть на этот акт с точки зрения исследователя терроризма, Мисима никого не убил и никому даже не угрожал насилием, все его действия были направлены исключительно на себя. В то же время важным в данном случае оказывается стремление к насильственному изменению общественного порядка, что японцами воспринимается как проявление терроризма.
В случае с Мисима, на наш взгляд, существует еще одна, более тонкая связь с терроризмом. Как пишут специалисты по психологии терроризма, крайне важным в нем является аспект сценического воплощения террористического акта в жизнь; терроризм направлен не просто на убийство, а на максимально заметное и зрелищное действо, для достижения должного психологического эффекта. Как лаконично выразил это американский исследователь Б. Дженкинс: «Терроризм — это театр» [Jenkins, 1975].
Юкио Мисима хотел не просто совершить самоубийство, но приготовил и продумал представление, рассчитанное на то, чтобы убедить японских солдат в том, что казалось ему важнее жизни. Его самоубийство и его выступление, разумеется, не имело шансов на успех; оно стало тем спектаклем, которым Мисима хотел закончить свою жизнь. В театральности этого поступка и есть тонкая связь с терроризмом, превращающим смерть в представление, только в случае Мисима это было самоубийство. Возможно, в некоторой степени справедливым будет утверждение о том, что смерть Мисима — это был акт терроризма, направленный, если так можно сказать, против самого себя.
Японский терроризм, как следует из приведенных выше примеров, отличается от европейского в первую очередь объектом воздействия. Характерной чертой большинства японских террористических актов является то, что они направлены против узкой прослойки людей, которых считают виноватыми террористы: это политики, олигархи, иногда даже император, но почти никогда — мирное население. Эта особенность японского терроризма крайне важна для понимания как японского проявления агрессии, так и психологии японцев в целом.
Причины этому, вероятно, следует искать в религиозной традиции страны. Традиционно оказывающий большое влияние на жизнь японцев буддизм, как, наверное, ни одна другая религия, относится с любовью и уважением к человеческой жизни. Жизнь любого живого
5 Правильное название способа самоубийства, более известного как «харакири». Одни и те же иероглифы Щ® (букв. «резать живот») читаются по-разному, и слово «сэппуку» — более древний и исконно японский вариант чтения этого слова.
59
существа является настолько ценной, что убивать людей, не имея на то самых веских причин, кажется не столько грехом, сколько, скорее, строгим запретом, который часто может оказываться неосознаваемым, как многие религиозные и нравственные нормы.
Возвращаясь к сравнению японских антиправительственных восстаний с террористическими актами, нужно учитывать эту особенность японцев: даже если цели и задачи, организация и главная идея выступления являются террористическими, мирное население крайне редко становится объектом воздействия. Наверное, можно вспомнить только одно событие, случившееся в Японии, когда японцы беспорядочно уничтожали других японцев: печально известная «зариновая атака» в токийском метро 20 марта 1995 г.6 Во всех остальных случаях японские террористические акты представляют собой целенаправленные убийства или покушения.
В рамках культурно-исторического подхода представляется важным не только проанализировать «классические» случаи терроризма, но и проследить за традицией именно японского терроризма с учетом тех национальных особенностей, которые исторически формировали суть и характер этих выступлений.
Расцвет японского терроризма пришелся на ХХ в.; тогда, после реставрации Мэйдзи 1868 г., восстановления в стране императорской власти и отмены военного правления и класса самураев происходит довольно много бунтов и политических убийств. Этому существует несколько объяснений: от всплеска японского милитаризма до влияния европейских идей (социализм, анархизм) на японцев того времени. Однако одной из главных причин, на наш взгляд, можно считать окончание политической монополии власти бакуфу и возможность японцев влиять на происходящее в стране. Японцы приблизились к политике, а это ведет как к продуктивным изменениям, так и к росту числа недовольных той или иной политикой, что может приводить к различным и нередко опасным последствиям, которые могут, в том числе, принимать форму террористических актов. То же самое в свое время переживала и Европа; просто японцы в силу более чем двухсотлетней изоляции столкнулись с этими проблемами на несколько веков позже европейцев
Первым в Японии XX в. громким террористическим актом стало убийство известного японского политика, первого премьер-министра Японии Ито Хиробуми. Его на вокзале в Харбине застре-
6 Отношение «Аум Синрикё» к буддизму и эволюция религиозных взглядов секты — интересная тема; несмотря на то, что «Аум» «вышла» из традиционного буддийского учения о любви ко всему сущему, позже религиозная доктрина была постепенно и аккуратно изменена таким образом, что убийство в некоторых случаях (например, во имя гуру) объявлялось оправданным и при этом одобрялась буддизмом.
60
лил корейский националист Ан Чунгун, протестовавший против грубой политики Японии в отношении Кореи.
Ито Хиробуми был четыре раза премьер-министром, составителем первой Конституции Японии и одним из немногих пророс-сийских политиков своего времени; его убийство вызвало траур в Японии, но в тоже время породило волну террористических выступлений, направленных против первых лиц государства.
Примечательным событием начала века, связанным с терроризмом, можно считать неудавшийся анархистский заговор по убийству Императора — «инцидент Тайгяку» («Великой измены»), случившийся в 1910 г. Тогда полицейские обнаружили у рабочего Миясита Такити материалы для производства бомбы, а впоследствии задержали его сподвижников-анархистов и приговорили их к смерти.
Этот неудавшийся террористический акт интересен в первую очередь позицией террористов: Такити и его товарищи (особенно известны журналист Котоку Сюсуй7 и его жена Канно Суга) считали, что император Японии на самом деле является человеком и обманывает народ. «Необходимо доказать, что внутри Императора, как и у нас, течет та же самая красная кровь. Мы ничего не имеем против него лично, но необходимо разрушить суеверия», — утверждали они [№Иоп Тего ЛкешЫ, 2005: 208].
В Японии, где божественная сущность императора до этого всегда была неоспоримым фактом и доказательством избранности японской нации, такая позиция смотрится как минимум странно, но нельзя забывать, что, по воспоминаниям, Котоку был поклонником Кропоткина, и его взгляды формировались не без влияния европейских анархистских убеждений. Хотя, спустя несколько десятилетий, император Японии сам признал свое человеческое происхождение, в то время такая позиция считалась, по сути, богохульственной.
Неудача Котоку Сюсуй, с учетом того, что было сказано раньше о возвеличивании и романтизации поражения и неудачи в японской истории, не могла не привлечь сторонников, и в 1923 г. состоялось покушение на следующего императора Японии, Хирохито. Тогда сын одного из членов парламента, Намба Дайсукэ, выстрелил в карету, в которой ехал император, но тот не пострадал, а Намба был схвачен, признан невменяемым и впоследствии казнен. Характерно и то, что сам Намба признавался, что он в том числе хотел отомстить за несправедливую смерть Котоку.
Антиправительственное террористическое движение начало приобретать популярность в конце 20-х — начале 30-х гг., и это в первую очередь было связано с развитием японского милитаризма.
7 Этот инцидент в японской историографии получил еще одно название — «Инцидент Котоку», по имени журналиста Котоку Сюсуй, который в газете «Хэймин симбун» активно высказывал антиимператорскую позицию.
61
На это время приходится расцвет громких политических убийств. «Золотой век терроризма», который Европа пережила в начале века, в Японии настал в 20-е гг. и во многом повлиял на дальнейшее развитие страны.
После победы над Россией в русско-японской войне 1904-1905 гг. и успешного выступления в Первой мировой войне, воинственные настроения среди японцев все более усиливаются. Учитывая то, что власть военного сословия в Японии традиционно была сильна, военные победы лишь придают этому новый импульс. Кроме того, в 1929 г. Японию настигает всемирный экономический кризис, и японское общество находится перед необходимостью перемен.
Провал японской интервенции в Китае и осложнение отношений с Лигой Наций способствовали активизации антиправительственных сил; впервые в истории страны происходит появление многочисленных тайных террористических обществ. В первой половине 30-х гг. в Японии царит крайне неспокойная обстановка, в которой малейшее изменение политической ситуации в ту или иную сторону грозило проведением террористических акций, направленных против правительства.
Первым серьезным путчем того времени оказалось восстание экстремистов — молодых офицеров армии и флота из обществ «Айкёдзюку» и «Кэцумэйдан». Они смертельно ранили премьер-министра, напали на министерство внутренних дел, ряд банков и других важных учреждений. Интересная особенность этой истории заключается в том, что после акций участники сами пришли в полицию с повинной и были казнены.
Такое странное, с нашей точки зрения, поведение террористов — нормально воспринимается и прекрасно понимается в Японии. Жертвенность в японском терроризме, как правило, выражена в степени, нехарактерной другим странам. Террорист не только готов пожертвовать собой ради идеи, но даже в некоторой степени приблизить печальный исход событий. Это, скорее всего, также связано с отмеченной выше японской традицией благородства и возвеличивания именно поражения.
Следующее жестокое — и гораздо более известное — событие случилось 26 февраля 1936 г. и вошло в историю как «Бунт молодых офицеров» (или «Инцидент 2.26»). Тогда группа вооруженных офицеров императорской армии попыталась произвести государственный переворот — убить премьер-министра и склонить императора к назначению на этот пост генерала, разделявшего их взгляды. Им удалось убить несколько человек, но основной части министров, в том числе и премьеру, удалось избежать смерти8.
8 С этим связан крайне любопытный эпизод: когда заговорщики ворвались в квартиру к премьер-министру Кэйсукэ Окада, проснулся его брат и успел спрятать
62
Конец этого выступления вполне типичен для Японии: восставшим передали петицию императора с приказом прекратить бунт, и, так как они действовали во имя императора, они не смогли ослушаться его приказа. Все участники выступления сложили оружие, а некоторые после этой неудачи совершили сэппуку.
Хотя мятеж закончился неудачей, милитаристы в Японии не только не уходят со сцены, наоборот, усиливают свои позиции. Как пишет известный японовед А.Н. Мещеряков, «... в этом смысле февральский мятеж можно считать безусловно удавшимся. В 1936 году произошло то же самое, что столь часто происходило во времена Токугава с петициями крестьян. Если их требования признавались справедливыми, то зачинщиков казнили, а их требования удовлетворяли» [Мещеряков, 2009: 246].
Рассматривая это событие с позиции исследования терроризма, восстание молодых офицеров 1936 г. можно считать успешным террористическим актом, так как оно повлияло на дальнейшую политику государства; однако тяжело говорить о благе этого для самой Японии. После подавления восстания на ключевые посты в государстве приходят милитаристы, заинтересованные в территориальной экспансии. Именно они втянули Японию в самую трагичную в ее истории войну, последствия которой ощущаются и сегодня.
Что касается терроризма, его активность в послевоенные годы сильно снижается, хотя, казалось бы, японцы должны были всячески препятствовать оккупационным войскам. Это, с одной стороны, связано с сильной психологической подавленностью и усталостью. С другой — для этого не было и достаточных человеческих ресурсов: большинство людей, по возрасту подходящих для вступления в террористическую организацию, погибли в самоубийственных атаках камикадзэ или были уничтожены вражескими войсками в последних боях.
Характерно и то, что следующая крупная японская террористическая организация не так много функционировала в самой Японии, зато громко заявила о себе в мире. Речь идет о «Японской Красной Армии» (Нихон Сэкигун), пожалуй, единственной «классической» с точки зрения международного терроризма японской террористической организации.
«Японская Красная Армия», вместе с рядом других организаций, была основана в 1971 г., на базе коммунистического движения
политика в ванной комнате, а сам, пользуясь внешним сходством с ним, вышел к бунтовщикам и погиб под ударами мечей. Нападавшие решили, что убили самого министра, и ушли из дома. Сам Окада спасся и через несколько дней пришел на свои же похороны, где хоронил своего брата, о чем никто из присутствующих не знал. Характерно, что и здесь появляется жертвенность, — но уже с другой стороны террористического акта.
63
в Японии. Своей целью «ЯКА» считала создание социализма в Японии и начало мировой революционной социалистической борьбы. Своими врагами они считали мировой империализм, Израиль, антиарабское движение. Этапами к мировой революции должно быть создание Красных Армий Африки, Латинской Америки, Японии и Кореи, объединение их в Мировую Красную армию, затем создание «Мировой революционной партии» и «Мирового революционного фронта».
Как это часто бывает в истории, подобные масштабные идеалистические построения были тесно связаны с жестокими террористическими актами. Основная деятельность организации пришлась на 70-80-е гг. и осуществлялась по всему миру. Самая крупная и жестокая террористическая акция «Армии» — массовое побоище в аэропорту Лод (Израиль), проведенное совместно с «Национальным фронтом освобождения Палестины»9. Тогда японские боевики открыли огонь по пассажирам; было убито 25 человек, ранено — 72. Кроме того, «Японская Красная Армия» захватывала и угоняла самолеты, совершала атаки на посольства в Америке, Индонезии, Италии и других странах. За годы деятельности «ЯКА» провела также 17 атак на здания крупнейших японских корпораций, убив 20 человек.
Одной интересной особенностью «Японской Красной Армии» является то, что ее организатором была женщина, Фусако Сигэно-бу, жизненный путь которой интересно проследить еще и потому, что женщины в истории Японии крайне редко выходят на первый план, будучи в основном верными женами на фоне своих известных и ярких мужей. Сигэнобу же не только стала одной из самых ярких женщин в истории Японии XX в., и не только занималась террористической деятельностью (что редко, но бывает в истории терроризма), но сама создала крупную международную террористическую организацию — редчайший случай в мировой истории10 [Eiji Otsuka, 2001].
Фусако Сигэнобу закончила престижный университет Мэйдзи, познакомилась с идеологом коммунизма в Японии, террористом Сиоми Такая и начала заниматься террористической деятельностью. В 1971 г. в Ливане она создает «Красную Армию Японии» и входит в контакт с палестинскими боевиками, после чего на протяжении 20 лет
9 Эти две организации провели вместе не один террористический акт и вообще тесно были связаны в ходе своей деятельности.
10 Тем более интересно и то, что при такой невыразительности «женского следа» в истории Японии, «самым опасным террористом-женщиной в мире» (Most Feared Female Terrorist in the World) считается именно японка. Более того, лидером дружественной террористической организации «Объединенная Армия Японии» также была девушка — Нагата Ёко. Костяком организации — самыми верными ее сподвижниками — были также девушки.
64
планирует и проводит более 30 террористических атак по всему миру. В апреле 2001 г. она заявляет о роспуске организации, в мае того же года выпускает книгу «Я решила зачать тебя под яблоней», посвященную рожденной в Палестине дочери, а в ноябре ее арестовывают в Осаке и приговаривают к 20 годам тюремного заключения.
Что привело Сигэнобу — красивую девушку — к террористической деятельности? Для понимания этого феномена обратиться к политической ситуации в Японии в то время.
Студенческие восстания 60-х годов не обошли стороной и Японию, где ситуация усугублялась еще подписанием договора с США, согласно которому на территории Японии располагались военные базы, из которых шли бомбардировки Вьетнама. Таким образом, Япония оказалась втянута в чужую войну с государством, гораздо более ей близким, чем США. Многочисленные протестные движения рано или поздно должны были вылиться в организованное сопротивление, и этому, наверное, впервые в мировой истории, способствовали девушки.
Такой феномен требует отдельного исследования, а в рамках данной работы важно обозначить то, что впервые к терроризму, понимаемому как убийство мирных жителей в политических целях, в Японии обратились именно женщины. До этого мужчины, проводившие террористические атаки и вооруженные восстания, уничтожали только политиков, бывших непосредственными виновниками их выступлений, т.е. сразу стремились расправиться с объектом своего недовольства. Женский терроризм в Японии ввел в эту схему новое звено — мирное население — и тем самым для достижения своих целей использовал не столько сами убийства, сколько эмоцию страха — оттого, что насилие может коснуться каждого и даже невиновного, а это важный элемент современного терроризма.
Следующий крупный теракт в Японии — и один из самых известных в мире — разработали и совершили мужчины — талантливые ученые из религиозной секты, явившейся на сегодняшний день апофеозом японского терроризма, — речь идет об «Аум Синрикё», осуществившей печально известную «зариновую атаку» в токийском метро в марте 1995 г.
«Аум Синрикё» была образована в 1984 г. полуслепым начинающим йогом Сёко Асахара и задумывалась как кружок йоги для желающих, но благодаря стечению многих обстоятельств за десять лет превратилась в крупную террористическую организацию, закупающую военную технику, производящую химическое оружие и наркотики.
Одной из главных причин подобного развития стала большая популярность «Аум» — идеальное «попадание» религиозной уста-
65
новки новой секты в настроение, царившее тогда среди японской молодежи. Поколение, привлеченное Асахарой в «Аум», в японской социологии называется «синдзинруй» — «новые люди». Эти молодые люди отвергали материальные ценности, имевшие значение для их родителей, отдававших все силы восстановлению экономики послевоенной Японии; они искали пути духовного развития, не связанные с материальным миром, — в 80-е гг. в Японии наблюдается так называемый оккультный бум [Мейаих, 1997ъ.
Поворотным моментом в истории «Аум» является случайная смерть одного из учеников в 1988 году11; после этого у Асахары усиливаются психические расстройства, у секты начинаются проблемы с законом, и «Аум Синрикё» от религиозной деятельности переходит к террористической.
«Зариновая атака» в марте 1995 г. — последняя — и, наконец, успешная после ряда неудач — попытка «Аум Синрикё» совершить теракт12. Говоря о целях теракта, некоторые японские исследователи называют стремление скомпрометировать другую организацию и даже попытку государственного переворота, но его, скорее, следует рассматривать как последний шанс Сёко Асахары реализовать свои амбиции и прославиться. Будучи предупрежденным о рейде полиции на базу «Аум Синрикё», Асахара понимал, что конец его детища неизбежен. Если бы он ничего не предпринял, полиция арестовала бы его и его помощников, а через некоторое время люди забыли бы о существовании еще одной секты, несколько раз промелькнувшей в новостях.
Отдавая приказ о зариновой атаке, Асахара хотел не отвести подозрение от «Аум Синрикё», как об этом говорила пресса, но, наоборот, привлечь к ней всеобщее внимание: «Осуществив химическую атаку в одной из самых больших подземных систем в мире, «Аум» превратилась из сюжета в хронике новостей в известную историю не только в Японии, но и на какое-то время во всем мире. Именно зариновая атака и ассоциации с ней, в сердце Японии и при широкой огласке инцидента, превратили «Аум Синрикё» из преступного религиозного культа в объект мирового внимания и
11 Тогда 21-летний послушник был заключен в совершенно темную комнату, где должен был медитировать на протяжении 24-х часов. Не выдержав, он через какое-то время начал громко кричать, и, чтобы успокоить его, Асахара дает приказ открыть дверь в камеру и облить его холодной водой. В результате этого молодой человек скончался от сердечного приступа. После этого Асахара меняет религиозную доктрину секты и в дальнейшем уже сам отдает приказы об убийствах.
12 Впрочем, этот теракт был совершен от отчаяния и при нехватке времени, в связи с предстоящим рейдом полиции: настоящей целью «Аум» было распылить 300 т зарина с вертолета над Токио; вертолет они уже купили и доставили до своей базы у подножия горы Фудзи.
66
сделали Асахару самым известным японским лицом на планете» [Reader, 1999: 220].
Таким образом, террористический акт «Аум Синрикё», хотя по форме совпадает с остальными случаями мирового терроризма, по сути все же несколько от них отличается. У него не было политических целей, и убийство мирного населения было для террористов не промежуточной целью, а окончательной. Случай «Аум Синрикё» напоминает апокалиптические движения и секты: в данном случае в первую очередь бросается в глаза именно религиозная окраска и стремление «покарать неверующих».
Однако в этом теракте можно увидеть и уничтожение самой организации ценой своего последнего выступления, так как было совершенно очевидно, что террористы из «Аум Синрикё» после этого будет пойманы и приговорены к смерти. Сосредоточение всех сил для финального бессмысленного сопротивления случалось в японской истории и раньше. Это в некоторой степени приближает случившееся к японской традиции самоотверженности и готовности уничтожить себя вместе со своими жертвами, — едва ли приемлемый шаг для любой другой террористической организации. Именно поэтому «зариновую атаку» все же следует, на наш взгляд, рассматривать в контексте японской культурной традиции.
Разумеется, терроризм в Японии не исчерпывается вышеперечисленными случаями; в XX в. состоялось немало заговоров, покушений и политических убийств, которые можно было бы отнести к террористическом актам, однако и рассмотренные самые характерные в этом отношении события позволяют проследить основные особенности и эволюцию террористического движения в Японии.
В качестве заключения необходимо отметить следующее. Рассуждая о психологических факторах, ведущих к формированию личности террористов, а также о террористической мотивации, многие исследователи выстраивают свою систему доказательств, взяв за основу выборку данных из какой-либо одной страны или региона. При этом упускается из виду, что в зависимости от национальности и менталитета меняется также и отношение людей к терроризму. Поэтому исследования, в которых на основе данных, например, об ирландских или баскских сепаратистах выводятся общие, универсальные модели мотивации террористов, являются очевидно недостаточно адекватными, не учитывающими такие важные факторы, которые позволяет вскрыть, в частности, культурно-исторический подход Л.С. Выготского. В разных странах терроризм имеет свои национальные особенности, уходящие корнями в историю страны — можно, по-видимому, говорить о национальных вариантах терроризма как глобального явления.
67
Отличительные особенности японского терроризма заключаются в следующем:
1) направленность не на мирное население для достижения надлежащего психологического эффекта, а на политических деятелей, непосредственно виновных в сложившихся обстоятельствах;
2) жертвенность и готовность к поражению (иногда даже стремление его приблизить).
Психологический эффект террористического акта, который на Западе вызывает смерть большого количества людей, в Японии достигается, скорее, гибелью самого террориста. В поражении японцы видят больше искренности, чем в успехе политических акций, и неудачи даже могут толкать их на совершение новых террористических акций.
Понимание специфики терроризма в Японии, возможное лишь посредством обращения к многолетней исторической традиции этой страны, может, в свою очередь, быть полезным в исследовании глобальных проблем терроризма в современном мире.
Список литературы
Выготский Л.С. Психология развития человека. М., 2005. Гарр Т.Р. «Почему люди бунтуют». СПб., 2005. Кодзики. СПб., 2000.
Крейг У. Падение Японии. Смоленск, 1999.
Мещеряков А.Н. Быть японцем. История, поэтика и сценография японского
тоталитаризма. М., 2009. Моррис А. Благородство поражения. М., 2001. Ольшанский Д.В. Психология терроризма. СПб., 2002. Akamatsu. Meiji 1868. Revolution and Counter-Revolution in Japan. N.Y., 1972. Abe Shinkin. Oshio Heihachiro. в сб. Nihon Jimbutsu Taikaishi (Большая серия
биографических очерков о знаменитых японцах). Токио, 1959. Jenkins B. International terrorism. Los Angeles, 1975.
Kronenwetter M. Terrorism: A Guide to Events and Documents. Greenwood Press, 2004.
Metraux Daniel A. Aum Shinrikyo and Japanese Youth. N. Y., 1999. Reader Ian. Religious Violence in Contemporary Japan: The Case of Aum Shinrikyo. Richmond and Honolulu: Curzon Press and University of Hawaii Press, 2000.
(Eiji Otsuka. Kanojo-tachi-no Rengou Sekigun).
Kadokawa bunsho, 1996.
(Oumu Shinrikyo Daijiten). Tokyo, 2003. (Nihon Tero Jikenshi). Tokyo, 2005.
Сведения об авторе: Раевский Александр Евгеньевич, преподаватель японского языка на факультете психологии МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: a.raevskiy@gmail.com
