CC BY
128
Г теория и история
ПРАВА и ГОСУДАРСТВА
I___Á
ТЕРРОРИЗМ КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА: ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
TERRORISM AS PHENOMENON OF CONTEMPORARY SOCIETY: ONTOLOGICAL ASPECT
УДК 343.326:111.1:316.4
В.А. ДОЛИН,
кандидат философских наук (Белгородский юридический институт МВД России имени И.Д. Путилина, Россия, Белгород) v.a.dolin@mail.ru
VYACHESLAV A. DOLIN,
Candidate of Philosophy Sciences (Putilin Belgorod Law Institute of Ministry of the Interior of Russia, Belgorod, Russia)
Аннотация: статья посвящена рассмотрению онтологического измерения терроризма как социально-культурного феномена современности. В данной статье терроризм рассматривается как устрашение насилием (или его угрозой) политических противников и граждан конкретной страны (региона) со стороны его субъекта (политической партии или организованной группы, реже - отдельного человека) с целью добиться выполнения своих политических требований. Выделены отличия терроризма как социокультурного феномена от схожих социальных явлений современного общества. В отличие от имманентного социально-политической системе субъекта террора субъект терроризма носит системно-антисистемный характер. Экстремизм объединяет с терроризмом крайность восприятий и оценок, которая, однако, не всегда реализуется в конкретных действиях. Радикализм и терроризм стремятся к коренным и быстрым переменам. Однако радикализм отличает преобладание мировоззренческо-идеологической направленности. В отличие от партизанской войны терроризм не является борьбой с оккупацией и не пользуется широкой поддержкой местного населения. На основе проведенного анализа выделены две онтологические характеристики терроризма: системно-антисистемный характер и инверсия вектора насилия в системе «государство - личность». Обосновывается вывод о зарождении терроризма в индустриальном обществе. Полученные выводы позволяют достичь более точного понимания сущности терроризма как феномена современной социальной реальности.
Ключевые слова: терроризм, террор, экстремизм, радикализм, партизанская война, насилие.
Для цитирования: Долин В.А. Терроризм как феномен современного общества: онтологический аспект // Вестник Белгородского юридического института МВД России имени И.Д. Путилина. 2019. № 1. С. 4-8.
Abstract: the article is devoted to ontological aspects of terrorism as socio-cultural phenomenon of contemporary times. In this article terrorism is considered as intimidation by violence (or its threat) of political opponents and citizens of a particular country (region) on the part of its subject (political party or organized group, rarely - an individual) in order to achieve the fulfillment of its political demands. The differences between terrorism as a socio-cultural phenomenon and similar social phenomena of contemporary society are highlighted. In contrast to immanent socio-political system of terror subject, subject of terrorism is systemic and anti-systemic. Extremism combines with terrorism the extreme of perceptions and assessments, but which is not always realized in concrete actions. Radicalism and terrorism radical and rapid change is strived. However, radicalism by the predominance of ideological orientation is distinguished. Unlike partisan war, terrorism is not a struggle against occupation and does not enjoy broad support of local people. On the basis of analysis two ontological characteristics of terrorism are identified: system and anti-system character and inversion of violence vector in system «state - personality». The conclusion about emergence of terrorism in industrial society is substantiated. The findings results for a more accurate understanding of terrorism essence as a phenomenon of contemporary social reality.
Keywords: terrorism, terror, extremism, radicalism, partisan war, violence.
For citation: Dolin V.A. Terrorism as phenomenon of contemporary society: ontological aspect // Vestnik of Putilin Belgorod Law Institute of Ministry of the Interior of Russia. 2019. № 1. P. 4-8.
ТЕОРИЯ и история ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
2019' 1
В последние 20-25 лет в мире наблюдается всплеск активности международного терроризма. Среди наиболее масштабных террористических актов следует назвать такие, как зариновая атака в метро Токио (20.03.1995), атака самоубийцами башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и здания Пентагона (11.09.2001), серия взрывов на вокзалах Мадрида (11.03.2004), серия взрывов в метро Лондона (07.07.2005), атака на г. Мумбаи в Индии (2629.11.2008), террористические акты Андерса Брейвика в Норвегии (22.07.2011), атака организации «Боко Харам» на г. Гамбору в Нигерии (0506.05.2014), и другие события. Кульминацией названной тенденции следует признать провозглашение на территории Сирии и Ирака Исламского государства (группировка, запрещенная в России) (29.06.2014).
К сожалению, не стала исключением и Россия. К числу резонансных терактов в нашей стране относятся: рейд Ш. Басаева на г. Будённовск Ставропольского края (14-20.06.1995), рейд С. Радуева на г. Кизляр Республики Дагестан (09-15.01.1996), захват зрителей мюзикла «Норд-Ост» на Дубровке (23-26.10.2002), захват школы в г. Бесла-не Северной Осетии (01-03.09.2004), крушение самолета А321 «Когалымавиа» над Синайским полуостровом (31.10.2015).
Существует множество концептуальных подходов, рассматривающих общие закономерности появления и развития терроризма как социального феномена современности. Наиболее влиятельными среди них являются:
- концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, связывающая терроризм с неустранимостью межцивилизационных различий [1];
- концепция «символического обмена» Ж. Бо-дрийяра, согласно которой смерть в результате террористического акта имеет очень высокую знаково-символическую ценность в глазах аудитории СМИ и потому оказывает очень большое психологическое воздействие на нее [2];
- осмысление «общества потребления» Ж. Бодрийяром как элитарно-дифференцирующего в своей сущностной основе [3], что неизбежно порождает социально-политическую несправедливость в глобальном масштабе (страны золотого миллиарда на одном полюсе и страны третьего мира - на другом);
- понимание модерна Ю. Хабермасом, для которого фундаментализм и глобальный терроризм - закономерная реакция на нетворческое разрушение традиционных форм жизни, а в качестве средства выхода из данного тупика предлагается выработка общего языка общения разных миров (в духе диалогического подхода и кросс-культурной коммуникативистики) [4].
Цель данной статьи - проанализировать феномен терроризма в онтологическом аспекте. Актуальность подобного анализа связана с тем, что для эффективного противодействия терроризму со стороны правоохранительных органов необходимо предельно точное понимание сущности терроризма как феномена социальной реальности. Однако, вопреки объективной значимости подобного понимания, исследование онтологического измерения терроризма не представлено в современной научной и философской литературе.
Объектом статьи выступает терроризм как феномен современной общественной жизни, ее предметом - онтологические измерения терроризма как феномена современного общества. Исследование предмета статьи предполагает решение двух исследовательских задач: во-первых, проведение онтологической границы между терроризмом и схожими социальными явлениями современного общества и, во-вторых, выделение онтологических характеристик терроризма, конституирующих его как самостоятельный феномен социального бытия.
В данной статье терроризм рассматривается как устрашение насилием (или его угрозой) политических противников и граждан конкретной страны (региона) со стороны его субъекта (политической партии или организованной группы, реже - отдельного человека) с целью добиться выполнения своих политических требований.
Перейдем к проведению онтологической границы между терроризмом и схожими социальными феноменами (первая исследовательская задача). Для ее решения следует соотнести терроризм с такими социальными феноменами, как террор, экстремизм, радикализм и партизанская война.
Террор отличается от терроризма по месту субъекта в социальном бытии: для террора он имманентен социально-политической системе, а для терроризма носит системно-антисистемный характер. Вместе с тем Ж. Бодрийяр убежден, что террор как вектор политики характерен и для современных государств («государственный терроризм»). В отсутствие внешних войн современные государства ведут войны против своих же граждан. Это приводит к смерти социального [5, с. 115-117]. С таким выводом сложно согласиться в полной мере. Ж. Бодрийяр прав в утверждении, что гуманизация технологий власти не продвинулась так далеко, как хотелось бы, и осуществляется не так быстро, как могла бы. Интенция к жестко-репрессивным технологиям властвования, подобным средневековым, сохраняется и в современном обществе [6]. Ж. Бодрийяр, который мыслит в логике «философии подозрения»
2019'1
теория и история
ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
и вскрывает манипулятивный характер многих современных технологий реализации власти, закономерно приходит к выводу о существовании «государственного терроризма». Однако было бы несправедливым отрицать факт ощутимой гуманизации технологий управления в современном демократическом обществе.
Одним из доказательств правомерности последнего утверждения служит исторический анализ М. Фуко техники назначения и исполнения наказаний. По его мнению, в период с середины XVIII века по 30-е годы XIX века из системы наказаний исчезает жестокость, предполагающая в качестве обязательного элемента воздействие на тело. С этого момента уголовно-исполнительная система становится более гуманной (т.е. стремится воздействовать в большей степени на душу, чем на тело) [7].
Экстремизм отличает крайность восприятий и оценок (общая с терроризмом), которая, в отличие от последнего, не всегда доходит до конкретных действий. «Там, где экстремист швыряет камни, террорист начинает кидать бомбы. Там, где экстремист блокирует улицы, железнодорожные линии, автострады и взлетно-посадочные полосы, террорист берет заложников. Там, где экстремист угрожает смертью, террорист сеет смерть» [8, с. 211]. Таким образом, экстремизм отличается от терроризма по методам: экстремизм часто не доходит до крайностей, поскольку не всегда стремится к сознательному и планомерному уничтожению своих противников. По этой причине сложно однозначно согласиться с утверждением, что «терроризм - это социальная практика экстремизма» [9, с. 146]. Экстремизм часто имеет собственную практику, т.е. он не всегда реализуется террористическими методами. Хотя, с другой стороны, радикальное отрицание закономерного характера связи терроризма и экстремизма также является крайне спорным выводом.
Радикализм стремится к коренным и быстрым переменам, что роднит его с терроризмом, но в отличие от последнего в радикализме преобладает мировоззренческо-идеологическая направленность. По мнению Н.Н. Афанасьева, «радикал воплощает высокую степень интенсивности критики системы, однако не приводит свои аргументы в виде выстрелов... не участвует практически в политической борьбе... Его отношение с народом пробивается через „стенки" книг» [8, с. 213].
Партизанская война схожа с терроризмом своей скрытностью и насильственными действиями. Вместе с тем есть ряд различий между терроризмом и партизанской войной [см. подробнее: 10]. Выделить эти различия очень важно, поскольку террористы часто называют
себя «партизанами», чтобы выглядеть более достойно в глазах собственных граждан и мировой общественности и с учетом конспиративного характера собственной деятельности. Источником подобного смешения смыслов можно считать работу Ж.-К. Маригеллы «Краткий учебник городской герильи» (1969) [11], в которой опыт сельской герильи (революционно-партизанской борьбы) на Кубе и в других странах Америки был перенесен в городские условия.
Возможно выделить следующие различия двух социальных феноменов. Во-первых, партизанская война ведется по правилам войн регулярных армий (т.е. не против гражданского населения и ради освобождения территорий от оккупационных войск внешнего или внутреннего противника).
Во-вторых, партизанская война имеет объективное основание (физического захвата собственной территории внешним/внутренним врагом) в отличие от террористической деятельности, лишь по форме похожей на партизанскую войну. Аргументы террористов о вооруженной борьбе против «американского империализма» выглядят надуманными в контексте избираемых методов и объектов насилия. Если гегемония США в странах третьего мира часто реализуется экономическими и культурными, а не военными средствами, то было бы логичнее и продуктивнее противостоять США аналогичными способами. Кроме того, выбор в качестве жертв насилия неповинных людей (включая женщин и детей) трудно с полным правом назвать «борьбой с империализмом». Скорее, это похоже на обычную месть.
В-третьих, террористы часто стремятся искусственно создать общественное противоречие, усилить социальную напряженность, вынуждая правительства на непопулярные меры, чего никогда не делают партизаны.
В-четвертых, партизанская война имеет более широкую социальную базу и пользуется большей поддержкой, чем действия террористов. Как правило, партизанам вербовать сторонников не приходится, люди приходят к ним сами. В то же время для террористов вербовка -ведущий способ пополнения движения. Пример ИГИЛ (группировка, запрещенная в России), зародившейся как инструмент противостояния США на территории оккупированного Ирака, лишь подтверждает исходный тезис: не получив поддержки местного населения, они перешли к вербовке сторонников по всему миру. Но даже в этом случае количество сторонников террористического движения не так велико, как в случае подлинной партизанской войны. Ни Аль-Каида (организация террористического толка — запрещена в России) времен Афганской войны,
ТЕОРИЯ и история ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
2019' 1
существовавшая благодаря выплачиваемому «денежному довольствию» для моджахедов, ни ИГИЛ, вынужденная перейти к традиционным технологиям вербовки, так и не стали подлинной «дубиной народной войны».
Наконец, в-пятых, степень маргинализации участников движения для партизан заметно ниже, чем для террористов. В отличие от терроризма статус ветерана партизанского движения является однозначно социально одобряемым.
После отграничения терроризма от похожих социальных феноменов перейдем к выделению онтологических характеристик терроризма, конституирующих его в качестве самостоятельного феномена социального бытия (вторая исследовательская задача).
Первая онтологическая характеристика терроризма связана со статусом субъекта террористической деятельности, который одновременно обладает признаками и системности, и антисистемности (Ю. Хабермас, Ж. Бодрийяр, С. Жижек). С позиций синергетической методологии, системно-антисистемный характер субъекта терроризма предполагает его закономерный (системный) характер для одного иерархического уровня системы и антисистемный - для другого. Например, Аль-Каида становится антисистемным субъектом для США после 11 сентября 2001 года, а во времена Афганской войны (1979-1989) для тех же США являлась системным явлением (элемент системы сдерживания СССР как главного геополитического соперника). Аналогично и для современной России: терроризм на Северном Кавказе для граждан и спецслужб страны - антисистемное явление, а в контексте его финансирования из-за рубежа правомерно утверждать системный характер его существования.
Вторая онтологическая характеристика терроризма обусловлена временем его возникновения. Гипотетический тезис, предшествующий формулировке названной характеристики, следующий: терроризм возникает во второй половине XIX века как феномен индустриального общества.
В этой связи необоснованно рассматривать восстание зелотов в Иудее в I в. н.э. или деятельность исмаилитского государства (кон. XI в. -1256) как терроризм [см. подробнее: 12]. Партизанская война, принявшая форму открытого военного противостояния (зелоты в Иудее), или операции исмаилитских шпионов и убийц-асса-синов, похожие на деятельность современных разведок, корректнее рассматривать как проявления насилия в традиционном обществе.
Проблематичен и вывод о признании исмаи-литского государства «террористическим». Действительно, не принято относить к «террористическим государствам» итальянские княжества
эпохи Возрождения, правители которых действовали в политике по принципу «цель оправдывает средства». Вероятнее всего, во всех случаях, подобных вышеприведенному примеру с исмаи-литским государством, исследователи делают поспешный вывод по схеме: «если у анализируемого объекта есть признак, характерный для терроризма, то и его деятельность в целом носит террористический характер». Подобный ход мысли следует охарактеризовать как «аналогию наоборот», когда на основе наличия единственного признака-свойства осуществляется перенос на новый объект всего комплекса свойств, характерных для терроризма. Не отрицая возможности исследовательской интуиции, позволяющей раскрыть сущность явления по одному признаку, с формально-логической точки зрения подобный ход мысли не может гарантировать высокой достоверности формулируемого вывода.
Дополнительные аргументы в защиту позиции о непродуктивности отождествления отдельных проявлений насилия в традиционном обществе с терроризмом возможно найти в периодизации истории Ж. Делёза и Ф. Гваттари. В их понимании смена исторических эпох есть последовательный переход от одной общественной системы («машины») к другой. Первобытная территориальная машина сменяется варварской деспотической машиной, а на осколках последней формируется цивилизованная капиталистическая машина [13, глава III]. Террор как принцип управления и общественной организации возникает в рамках варварской деспотической машины [13, с. 333]. В этой общественной системе «наказание становится местью», а закон «...есть та юридическая форма, которую принимает бесконечный долг» [13, с. 335] (долг человека и групп по отношению к общественной деспотической системе (примеч. мое. - В.Д.)). Таким образом, гипотетический тезис о возникновении терроризма в индустриальном обществе второй половины XIX века получает обоснование.
Если довести цепочку рассуждений Ж. Делёза и Ф. Гваттари до логического завершения, то возможно выделить вторую онтологическую характеристику терроризма: современный терроризм - это инверсия в индустриальном обществе вектора насилия, заложенного в варварской деспотической машине. Если раньше террор был монополией государства в лице деспота (деспотического государства), то капитализм открывает данную возможность для отдельных людей или малых групп. Для окончательного формирования терроризма необходимы два условия: 1) материальное - наличие современных технических средств (оружия, средств связи и т.п.); 2) психологическое - отсутствие веры в легитимность
2019'1
теория и история
ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
существующего общественного порядка (цинизм как центральный принцип цивилизованной капиталистической машины) [13, с. 356; 14].
Даже поверхностный взгляд на деятельность народовольцев в Российской империи второй половины XIX века подтверждает справедливость исходного предположения: во-первых, они вооружены мощным для того времени оружием - бомбой и, во-вторых, не верят в божественность царя. Поэтому психологический барьер для цареубийства отсутствует. Покушение на царя становится функцией правильной организации. Современные террористы по отношению к названным условиям мало чем отличаются от своих исторических предшественников. Таким образом, приведенные размышления можно рассматривать как косвенное подтверждение нашего тезиса о возникновении терроризма лишь в контексте индустриального общества второй половины XIX века и, как следствие, об его отсутствии в традиционном обществе.
Подведем итоги. Терроризм как социальный феномен следует отличать от террора (носит системно-государственный характер), экстремизма (не всегда доходит до крайних действий по реализации собственных идей), радикализма (носит по преимуществу теоретико-идеологический характер) и партизанской войны (народно-освободительное движение против внешнего врага, покорившего территорию конкретного государства военной силой). На основе проведенного анализа выделены две онтологические характеристики терроризма:
• субъект терроризма носит системно-антисистемный характер;
• инверсия вектора насилия в системе «государство - личность», когда наряду с государством субъектом насилия потенциально может стать малая группа людей или даже отдельный человек.
Полученные выводы позволяют достичь более точного понимания сущности терроризма как феномена современной социальной реальности.
Литература
1. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. - Москва: АСТ, 2003. 603 с.
2. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. - Москва: Добросвет, 2000. 387 с.
3. Бодрийяр Ж. Общество потребления: его мифы и структуры. - Москва: Республика, 2006. 268 с.
4. Хабермас Ю. Вера и знание / Будущее человеческой природы. На пути к либеральной евгенике. - Москва: Весь мир, 2002. С. 117-131.
5. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. - Москва: Добросвет, 2000. 258 с.
6. Маркузе Г. Одномерный человек. - Москва: REFL-book, 1994. 368 с.
7. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - Москва: Ad Marginem, 1999. 478 с.
8. Афанасьев Н.Н. Идеология терроризма // Социально-гуманитарное знание. 2001. № 6. С. 205-219.
9. Грачев А.С. Политический экстремизм. - Москва: Мысль, 1986. 271 с.
10. Мартыненко Б.К. Отличие терроризма от экстремизма, радикализма, партизанской войны // Вюник Днтропетровського университету iменi Альфреда Нобеля. Серiя «Юридичн науки». 2011. № 1 (1). С. 40-45.
11. Marighella С. Minimanual of the Urban Guerrilla [Электронный ресурс] // Сайт «Marxists Internet archive». URL: http://www. marxists.org/archive/marighella-carlos/1969/06/minimanual-urban-guerrilla/index.htm (дата обращения: 03.09.2018).
12. Семашко И.М. Идеология глобального терроризма под знаком традиции/модерна/постмодерна // Известия Саратовского университета. 2011. Т. 11. Сер. Философия. Психология. Педагогика. Вып. 4. С. 43-45.
13. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 672 с.
14. Слотердайк П. Критика цинического разума. - Екатеринбург: Уральский ун-т, 2001. 584 с.
— References —
1. Khantington S. Stolknovenie tsivilizatsii. - Moskva: AST, 2003. 603 s.
2. Bodriiyar Zh. Simvolicheskii obmen i smert'. - Moskva: Dobrosvet, 2000. 387 s.
3. Bodriiyar Zh. Obshchestvo potrebleniya: ego mify i struktury. - Moskva: Respublika, 2006. 268 s.
4. Khabermas Yu. Vera i znanie / Budushchee chelovecheskoi prirody. Na puti k liberal'noi evgenike. - Moskva: Ves' mir, 2002. S. 117-131.
5. Bodriiyar Zh. Prozrachnost' zla. - Moskva: Dobrosvet, 2000. 258 s.
6. Markuze G. Odnomernyi chelovek. - Moskva: REFL-book, 1994. 368 s.
7. Fuko M. Nadzirat' i nakazyvat'. Rozhdenie tyur'my. - Moskva: Ad Marginem, 1999. 478 s.
8. Afanas'ev N.N. Ideologiya terrorizma // Sotsial'no-gumanitarnoe znanie. 2001. № 6. S. 205-219.
9. GrachevA.S. Politicheskii ekstremizm. - Moskva: Mysl', 1986. 271 s.
10. Martynenko B.K. Otlichie terrorizma ot ekstremizma, radikalizma, partizanskoi voiny // Visnik Dnipropetrovs'kogo universitetu imeni Al'freda Nobelya. Seriya «Yuridichni nauki». 2011. № 1 (1). S. 40-45.
11. Marighella S. Minimanual of the Urban Guerrilla [Elektronnyi resurs] // Sait «Marxists Internet archive». URL: http://www.marxists. org/archive/marighella-carlos/1969/06/minimanual-urban-guerrilla/index.htm (data obrashcheniya: 03.09.2018).
12. Semashko I.M. Ideologiya global'nogo terrorizma pod znakom traditsii/moderna/postmoderna // Izvestiya Saratovskogo universiteta. 2011. T. 11. Ser. Filosofiya. Psikhologiya. Pedagogika. Vyp. 4. S. 43-45.
13. Delez Zh., Gvattari F. Anti-Edip: Kapitalizm i shizofreniya. - Ekaterinburg: U-Faktoriya, 2007. 672 s.
14. Sloterdaik P. Kritika tsinicheskogo razuma. - Ekaterinburg: Ural'skii un-t, 2001. 584 s.
(статья сдана в редакцию 29.12.2018)
