CC BY
68
ГОСУДАРСТВЕННОЕ И РЕГИОНАЛЬНОЕ
УПРАВЛЕНИЕ
Аккиева Светлана Исмаиловна
Доктор исторических наук, Институт гуманитарных исследований,Филиал Кабардино-Балкарского научного центра РАН (г. Нальчик), сектор этнологии и этнографии
Svetlana I. Akkieva
Doctor of Historical Sciences, Institute of Humanitarian research - branch of Kabardin-Balkar Scientific Centre of Russian Academy of Science (city of Nalchik), section of Ethnology and Ethnography
e-mail: [email protected]
Теммоев Ислам Юсуфович Кандидат политических наук, независимый исследователь, эксперт Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов (EAWARN), эксперт Распределенного научного центра (РНЦ) межнациональных и религиозных проблем ИЭА РАН
Islam YU. Temmoev
Candidate of Political Sciences, Independent Researcher, Expert of the Network for Ethnic Monitoring and Early Warning (EAWARN), Expert of the Distributed Research Center (RRC) for Interethnic and Religious Problems of the IEA RAS
e-mail: [email protected] УДК 379.8.092.2
Территориальная (региональная) идентичность: подходы к исследованию проблемы1
Territorial (regional) identity: approaches to issues research
В статье обосновывается необходимость смыслового разграничения понятий «региональная идентичность» и «идентичность региона». Целью данной статьи является анализ различных методологических подходов к процессам регионализации и формирование общества с точки зрения региональной идентичности. Проблема региональной идентичности становится актуальной в связи с распространением в социальных науках конструктивистского подхода и формированием видения региона как «Относительное» социально-политическое пространство.
Ключевые слова: региональная идентичность, идентичность региона, институциализация региона, имидж региона, региональный дискурс, современная культура.
The paper substantiates the need for a semantic distinction
between the concepts of "regional identity" and "identity of a region". The purpose of this article is to analyze various methodological approaches to the processes of regionalization and the formation of society from the point of view of regional identity. The issue of regional identity becomes relevant in connection with the spread of the constructivist approach in the social sciences and the formation of a vision of the region as a "relative" socio-political space.
Keywords: regional identity, identity of a region, institutionalization of the region, image of the region, regional discourse, modern culture
1Статья подготовлена в рамках работы по проекту РФФИ - МОН РЮО «Территориальная идентичность: факторы, механизмы и инструменты формирования (сравнительный анализ субъектов Российской Федерации и Республики Южная Осетия)» в рамках Гранта РФФИ № 20-511-07004.
Региональная идентичность имеет достаточно давнюю традицию изучения в гуманитарных и социальных науках. К примеру, региональная идентичность многообразно интерпретировалась в контексте модернистских и постмодернистских понятий философии культуры. Региональная идентичность с точки зрения модернистского понимания основано на эссенциалистском подходе [1, с 195]. Поэтому ее развитие и формирование определено некоторыми объективными внешними факторами. Идентичность в данном случае носит тождественное понятие для всех членов регионального сообщества. В свою очередь, постмодернистская концепция подвергает сомнению очевидность большинства традиционных концепций. В том числе и самотождественность.
В культурологии региональная идентичность рассматривалась с двух точек зрения: первая точка зрения исходила из представления о схожести и незначительности межтерриториальных и межгородских контрастов в России, что базировалось на трудах историков С.М. Соловьева, М. Н. Погодина и др. Вторая точка зрения была диаметрально противоположной и ее «в разной форме и разное время Н. И. Костомаров, Д. Шелехов, М. Любавский, М. Грушевский, М. Покровский, А. П. Щапов, сибирские «областники» Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев, позже — Л. Гумилев, В. Анучин. По мнению этих ученых, российским территориям была свойственна высокая степень индивидуализации общественно-экономической жизни на основе своеобразных географических и исторических условий местности» [2, с.35].
В политологии идентичность интерпретируется как «качество, которое является результатом индивидуального или группового самовосприятия в форме определенный предмет». По мнению российского ученого Г.В. Осипова, личность - это «самоидентификация человека или группы с определенной политической или социокультурное сообщество; интеграция человека и общества, их способность осознавать себя и отвечать на вопрос: «Кто я? такой?" [3, с. 94].
Региональная идентичность в данном случае анализируется как беспрерывный процесс самоидентификации. Также региональная идентичность рассматривается как итог бесчисленных самоприписываний аскриптивной классификационной практики большинства людей. Сторонники этого подхода, считают [4, с. 34], что применение региональной идентичности в социальном сосуществовании, а также причисление себя и иных лиц к установленным и обозначенным категориям, именно и создает региональную среду в их организационном качестве. Подчеркивается, что региональная идентичность, например, может быть результатом взаимообъединения с определенными группами и отчуждением от других. Быть инструментом для изучения и овладения новых современных культурных практик.
А также подвергаться влиянию идеологических средств, с целью формирования имиджа и образа региона, зависеть от кратковременных и долговременных оснований. Но, не обращая внимания на появление разного рода концепций региональной идентичности, можно сказать, что до сей поры остается неопределенность, как со стороны содержательной трактовки этого явления, так и со стороны оценки его смысловой нагрузки. В определенных изучениях и анализах зачастую не проводиться семантическое разграничение терминов таких, как «региональная идентичность», «идентичность региона», «имидж территории».
По мнению В.А. Тишкова при формировании образов региональной идентичности наиболее значимыми факторами выступают природный и культурный ландшафт, наиболее известные памятники природного и культурного наследия, исторические и политические события, связанные с географическими объектами, нанесенными на карте, знаменитые люди, чья биография и деятельность связаны с географическими объектами [5, с. 27].
В современной России региональный фактор имеет особое значение и исследователи отмечают, что «...роль регионального фактора не снижается, а лишь варьируется сообразно политической обстановке. В условиях глобализации и глокализации наблюдается, с одной стороны, ситуационные кризисы идентичности, с другой, — активация регионального потенциала и региональной идентичности. Изучение механизмов развития региональной идентичности и сценариев ее дрейфа становится важной задачей исследователей для предупреждения негативной идентичности и развития ресурсов многокультурности...» [6].
Существующие труды по региональной идентичности носят характер политической практики и территориального брендирования. Региональная идентичность, с точки зрения теории, рассмотрена и исследована не достаточно внимательно и углубленно. Это обстоятельство позволяет утверждать, что одним из первостепенных этапов в исследовании региональной идентичности является выявление ключевых понятий, которые соотносимы или связаны с этим феноменом. А также прояснение смысла и значения термина «региональная идентичность» и объяснение ее отличия от идентичности региона.
Стоит обратить внимание на теоретическое осмысление понятий терминов «региональная идентичность» и «идентичность региона» и их соотношение. Прежде всего, для обозначения семантического различия данных понятий, по мнению некоторых отечественных и зарубежных исследователей, в определенном понимании онтологического статуса региональной идентичности можно отметить две стороны, а именно, субъективную и объективную. В первом случае это вопрос идентичности, самоопределения регионального сообщества (отношение и взаимосвязь с субъектной идентичностью). Во втором случае речь идет об идентичности по отношению к другому (соотношение с понятием «имидж»).
По взгляду Г. С. Корепанова «в объективном плане региональная идентичность часто выступает как процесс интерпретации региональной уникальности, когда данный регион становится институционализированным в определенном виде сообщества. Этот процесс обусловлен и поддерживается дискурсивными практиками и ритуалами и состоит из производства региональных границ, системы символов, смыслов и институтов. Акцент делается на объединении людей по региональному признаку для выражения своих региональных (локальных) интересов в тех или иных сообществах вне прямой связи с территориальным делением. В субъективном плане региональная идентичность выступает как осознание интересов, индивидуальных когнитивных механизмов, мотивации индивидов, которые лежат в основе формирования межличностных связей; групповых и межгрупповых феноменов в терминах их преимущественного порождения коллективным региональным сознанием» [7, с. 16]. В этом случае под имиджем региона подразумевается совокупность медийных идей и обобщений, раскрывающих особенности территории, тиражируемых и передаваемых средствами массовой информации для получения определенных экономических и социально-политических изменений [8, с. 56]. Для понятия региональной идентичности в субъективном смысле также зачастую применяется термин «региональное самосознание».
К примеру, в интерпретации Г. М. Казаковой «региональное самосознание» - «осознание региональным сообществом своих нравственных ориентиров, идеалов и мотивов поведения, своих знаний, целостная оценка самих себя как мыслящих и чувствующих существ, выбор определенного способа своего бытия» [9, с. 17].
Разделение на субъективную региональную идентичность и на объективную имеется и в концепции исследователя из Финляндии А. Пааси. Исследователь отличает идентичность региона, как объект, который используется политиками, культурными активистами, девелоперами и т.д., от региональной идентичности, которая связана с принадлежностью человека ли группы лиц к установленному месту [10, с. 239].
И.Я. Мурзина считает региональную идентичность, как связь или контакт, который ощущает житель определенного региона с местом его жизни и который настолько продуктивно оказывает влияние на существование человека, что сформировывается особенный типаж личности [11, с. 101]. В индивидуальной сфере идентификация обозначает, что человек испытывает привязанность к определенному региону и считает его отличным по своим отличительным характеристикам от иных регионов. Стоит отметить, что на первое место в данном случае выходят условия и критерии выделения именно своей территории, которые отличны от политических и административных. К примеру, система коммуникаций между людьми (культурная память, «картина мира»). Современные географы, к примеру, применяют способ исследование границ ментальных регионов, т.е. при опросе населения в анкетный лист, включается условная географическая карта, где опрашиваемых лиц просят указать территорию их «малой родины» [12, с. 28].
Социологические изучения и расследования ученых из Франции Чартона-Ваше и Ломбарта показывают, что лица, которые принимали участие в анкетировании, определяют свою принадлежность к регионам не как к административным образованиям, а как к «жизненному пространству» [13, с. 50].
Привязанность к региону, идентификация с ним также является частью индивидуальной / личной идентичности, так как она относится к процессам социализации человека внутри территориальных групп и ассимиляции региональных образов и представлений [14, с. 45]. К примеру, наши представления о нраве и структуре пространства сформировываются с детского возраста. Они определены географическими картами и нашим жизненным опытом передвижения в пространстве. Региональная идентичность в данном смысле трактуется как эмоциональная категория, которая предполагает чувство места и предрасположенности к нему в терминологии гуманитарной географии. Это субъективное знание о регионе, являющееся лишь определенными интерпретациями реального пространства, воспринимается его носителями как объективное и стабильное. К устойчивым представлениям в структуре региональной идентичности относятся, к примеру: представления об историческом развитии региона; представления о его освоении; культурные стереотипы, связанные с регионом. Это указывает на то, что регионы - это не просто результат целенаправленного определенных сил.
В таком контексте структуру региональной идентичности можно представить как четырехмерную, включающую когнитивную составляющую - географические образы, то есть стабильные пространственные представления определенном регионе, которые формируются на бытовом и профессиональном уровне; ценностная составляющая - переживаемые и воспринимаемые смыслы и ценности конкретного регионального сообщества, сопровождаемые оценкой качества их собственной региональной инаковости; эмоциональная составляющая - стандартные стереотипы эмоциональной реакции жителей региона на определенные ситуации, интенсивности реакций, преобладающих эмоций; регуляторная составляющая - это склонность к конкретным действиям, методам поведения и ориентации в региональном пространстве.
Эта результирующая структура разрешает проанализировать региональную идентичность в философском и культурном смысле как образное, оценочное, эмоциональное и поведенческое «развитие» регионального пространства субъектом. Понятие региональной идентичности является сложным, так как оно относится не только к процессам региональной идентификации и к процессам регионального самосознания, но и к характеристикам самого региона [15, с. 415].
По исследованию А. Пааси, называется идентичностью региона и подразумевает намеренное создание образов региона, отличающих его от иных регионов. Если региональная идентичность воспроизводится самопроизвольно, тогда идентичность региона является продуктом решений интеллектуальной и политической элиты, часто научного сообщества, а также коммуникативной категории, зависящей от маркетинговых стратегий. Она состоит из образов, регулярно продуцируемых в СМИ, а также в научно-учебной литературе. К. Линч подчеркивал, что «существует возможность усилить образ или переучив наблюдателя, или перестроив окружение» [16, с. 475].
В определенный момент один из множества конструктов может зафиксироваться политическими субъектами, которые из всевозможных образов региона избирают один, а другие регионы маргинализируют. Процесс институционализации совершенного и безупречного образа региона начинается с пространственной структуры страны, норм и правил политико-территориальной организации, символического пространства. Таким образом, идентичность региона служит средством выстраивания различий между одним регионом и другим и включается в профессиональный брендинг. Кажется, что региональная идентичность может быть строго определена только как региональная принадлежность или привязка региональных субъектов к предназначенной территории. В отличие от жителей регионов, сами регионы как административные образования лишены сознания. Следовательно, идентичность региона следует определять как социальный конструкт со своими формирующими чертами: как только совершается акт предопределения уникальности и особенностей территориальных сообществ, они символизируются, они начинают существовать в объективированном состоянии, а построенные изображения региона воспринимаются как естественные и предопределенные. В более полной форме эта концепция получила развитие в научных трудах финского исследователя А. Пааси [17, с. 105].
Он связывает и объединяет формирование регионов и возникновение их идентичности в основном с институционализацией регионов. Региональная идентичность и региональная идентичность концептуализируются, как исторически развернувшиеся образования, сформированные под влиянием, как внутренних, так и внешних факторов. Несомненно, в процессе институционализации регионы обретают свои определенные границы, символические структуры и институты. Категория идентичности объединяет элементы, которые становятся значимыми в процессе институционализации. В модели, представленной финским исследователем А. Пааси, институционализация регионов проходит в четыре этапа. Хотя эти этапы могут различаться [18, с. 121].
Первый этап включает в себя осознание и формирование территории, процесс, посредством которого регион воспринимается в определенных границах. Территориальное оформление может быть исторически обусловленным (что типично для ситуации «старого регионализма») или быть изобретенным сейчас («новый регионализм»). Данный этап можно назвать борьбой за определенный географический образ.
Второй этап предполагает обретение регионом концептуальной формы и его требование на символическое оформление. Данный этап предполагает разработку стратегии «символического производства» региона. На этом этапе дается название региона, используются определенные региональные символы (флаги, гербы, гимны, памятники и т. п.). данные символы проявляют и увеличивают региональную идентичность. Название региона основано на культурных, исторических и политических интересах. Топонимы, в свою очередь, взаимосвязаны с ландшафтом, в них зашифрована коллективная память.Выбор «иконографии» региона, по словам А. Пааси, - процесс постоянно оспариваемый [19, с. 802].
На третьем этапе появляются региональные институты (образовательные, политические, региональные художественные организации, спортивные клубы и т.д.), которые служат увеличению регионального самосознания региона. Четвертый и заключительный этап предусматривает закрепление региона в пространственной структуре и массовом сознании. Признание региона жителями и аутсайдерами предполагает развитие борьбы, как за власть, так и за ресурсы (что проявляется в деятельности региональной политической элиты), а также формирование региональных дискурсов и соответствующих им социальных практик. А. Пааси оценивает эту ситуацию, как «картографическое беспокойство» (cartographic anxiety) [18, с. 129], выделяя важность географической информации конструирования региональных миров.
К этому моменту предназначение и положение региона уже достаточно стабильное и определенное. Ван Клустер и А. Пааси рассматривают институционализацию региона как четырехэтапный процесс. Но исследователи отмечают, что идентификации субъекта с регионом нет на первом этапе институционализации. До сих пор нет четкого понимания характеристик, которые отличают один регион от другого. Отличительные особенности, по мнению исследователей, выявляются только лишь на втором этапе, совместно с возникновением региональных дискурсов и репрезентаций. На третьем этапе возникает региональный активизм, в результате борьбы за улучшение положения или условий в регионе. Региональный активизм зачастую носит политический характер. Заключительный этап предполагает закрепление региона в массовом сознании, как уникального, редкостного, устойчивого и стабильного образования [20, с. 201].
К. Зиммербауэр [20, с. 254] считает, что в данной концепции нет пятого этапа, включающего в себя понимание о происходящем в регионе положении после его институционализации. Данный вопрос осветился в работе Г. Раагмаа [21, с. 55]. Ученый отметил два пути развития региона после процесса институционализации. Первый путь - реконструкция и модернизация региона, его физическое и символическое изменение. Второй путь - деинституционализация, исчезновение региона в течение процесса региональной реструктуризации. Данный процесс может случиться, на пример, в результате территориально-административных изменений. Поэтому ошибочно считать регионы стабильными после их институционализации. На сегодняшний момент регионы, как административные единицы, зачастую пропадают в результате политических изменений и вновь восстанавливаются. Регионы могут не исчезать в политических процессах. Они могут быть «регионами-призраками». К. Зиммербауэр обозначает «регионами призраками» муниципалитеты в Финляндии.
Из всех аргументов, представленных зарубежными исследователями, можно выделить и отметить некоторые общие моменты:
- они сочетают коллективный аспект региональной идентичности с тем фактом, что идентичность региона в большей степени конструируется с помощью общих символов, что делает процесс институционализации регионов символическим и лингвистическим [22, с. 45];
- поиск уникальности и отличительности через них рассматривается как существенный фактор формировании идентичности регионов.
По мнению М. Китинга, «регион может иметь исторический резонанс, или выражать идентичность его жителей. Он может представлять ландшафт, архитектуру или способ приготовления еды. Он включает в себя культурный элемент, представленный особым языковым диалектом. Регионом может называться экономическое сообщество, политическое или административное единство» [22, с. 11]. Создание регионального имиджа и формирование идентичности региона оказываются в основе своей схожими процессами, поскольку оба они включают создание территориальных границ, символов и институтов.
Фундаментом имиджа региона, как и региональной идентичности, является процесс отделения одного региона от другого. В то же время важным усилением самобытности региона является не только культурная самобытность региона, но и фискальная автономия, агрессивное утверждение которой иногда основывается на динамичном экономическом развитии регионов. В процессе интерпретации региональной идентичности регион институционализируется в определенном типе сообщества.
В этом случае, идентичность анализируется как конструкт, и главное внимание уделяется анализу дискурсивных практик, определяющих ее и обозначающих территориальные различия [23, с. 32]. Поэтому, идентичность региона может быть определена как коллективно созданный дискурс с географической привязкой. Подобно региональной идентичности, идентичность региона также можно структурировать. В данном случае структурными компонентами идентичности региона являются дискурсивные системы, различающиеся по форме и уровню существования.
К примеру, появляется возможность проанализировать идентичность региона, это:
- с одной стороны - совокупность мифологических, художественных, политических, научных, философских дискурсов о регионе;
- с другой стороны - система представлений на «низовом» и «официальном» уровнях.Поэтому, с точки зрения онтологии, по мнению С. Хантингтона, региональная идентичность в контексте философии культуры может быть проанализирована двояко. На первый взгляд, это проявляется как самоопределение регионального сообщества в современной культуре, включая познавательное, ценностное, эмоциональное и регулирующее отношение к занимаемой территории. И, во-вторых, региональная идентичность проявляется как идентичность региона. Она находиться в форме коллективного дискурса, и взаимосвязана с понятием «имидж региона» [24, с. 50].
В обоих случаях, при формировании и функционировании региональной идентичности, оказывается важным наличие условно-формализованных способов говорить о территориальной и региональной идентичности, которая становиться существенной частью определения субъектом своей региональной принадлежности на индивидуальном уровне.
Планы по усовершенствованию имиджа региона развиваются вокруг процесса самопрезентации себя, как привлекательной территории для экономических и бизнес проектов, а также для развития спорта и туризма. Идея создания государственно-частного фонда обсуждается с 2008 года для поддержки имиджа республики как привлекательного региона для инвестиций. Полагается, что фонд будет сформирован при поддержке экономики и предпринимательского сообщества Республики Дагестан для реализации программы на 2008-2010 годы с целью создания имиджа Дагестана как благоприятного для инвестиций региона. Работа над имиджем оглашена и в Стратегии развития Республики.
Причины символического самоопределения региональной самобытности, уникальности и неповторимости напрямую взаимосвязаны с: положением республики (южный континентальная граница между Европой и Азией - южный военно-политический форпост РФ); демографическим фактором (слияние национальностей, преобладание у большинства населения преимущественно жизненно важных ценностей исламской веры и их духовная ориентация на страны Ближнего и Среднего Востока) определяющим роль региона как «страны гор» - непосредственный посредник восточной и западной культуры, исламского и православного мировоззрения [25, с 40].
Назначением региона (цель республики как составной части РФ) является ведение диалога и процесса торговли с соседними мусульманскими странами, а также функция военного форпоста на юге РФ. Одним словом, стать форпостом на южной стороне России в консолидирующем транспортном, торговом и политическом аспекте взаимодействия со странами Каспийского региона, обеспечивая при этом богатые возможности и конкурентоспособные продукты другим регионам Южного федерального округа в сфере: отдыха и туризма; производства и переработки сельскохозяйственной (экологической) промышленной продукции. Данного рода процессы самоидентификации проистекают также и в Чеченской Республике.
Одним принципиальным идентификационным фактором для чеченского народа является суннитский ислам. Имидж мусульманского региона основательно поддерживают и продвигают региональные элиты.
Своеобразие народов Чечни напрямую связано с их характером. К примеру: большая сила воли, мужество; отвага; благородство; упорство; стойкость. Все особенности чеченского характера можно выразить одним словом - «нохчалла». В данное слово включена вся палитра моральных, нравственных и этических норм жизни чеченца. Можно даже сказать, что это является чеченским «кодексом чести». Этот «кодекс чести» прописывает такие характерные черты характера и поведения чеченского народа, как к примеру: справедливость, уважение к людям (независимо от возрастной категории и социального статуса человека), честь, гордость, вера, дружба, вежливость, гостеприимство, сдержанность, уважение к женскому полу. Изложение основано на принципе притч и выводе формул характера [26, с. 37].
Например, мужчина подчеркивает уважение к родственникам своей матери или жены, слезая с лошади прямо у въезда в деревню, где они живут. Отмечается и особое отношение к защите Отечества: «должен помнить о том, что для него Отечество, личное достоинство и честь дороже жизни» [27, с. 10].Следует подчеркнуть, что восприятие «кодекса чести» не ограничивается отношением к нему, как определенный набор рекомендаций. Каждый настоящий чеченец, следует правилам, указанным в кодексе, сознательно и по собственной воле. Эта концепция содержит формулу того, как должен выглядеть настоящий чеченский народ [27, с. 6].
В обобщенном виде эти принципы рождают тип гордого чеченца - «горца», у которого есть твердые жизненные принципы и которые он неукоснительно будет отстаивать и защищать. Образ «опасной территории» исходит и на Северную Осетию, ставшую ареной печальных происшествий в Беслане. Власти региона также не обходят вниманием вопрос выработки стратегии позиционирования. Разработка информационной концепции для продвижения репутации республики и реализация стратегии информационного позиционирования Северной Осетии в настоящее время являются одним из приоритетов Республики Северная Осетия-Алания [28, с. 2]. Однако содержание наполнителя имиджевой политики неясно. Заявленная миссия региона через образ «ворот» не отличается от иных южных республик: «Стратегический регион России, ее «южные ворота». Данный регион с цивилизованными транспортно-логистическими функциями, благотворный для туризма и отдыха, доброжелательный, благоустроенный и комфортабельный для проживания» [29, с. 109].
Стратегическое предназначение в особенности отмечается при рассмотрении истории столицы региона, которой является Владикавказ, как «военного города», изобилующего «славными традициями города-крепости», «важнейшей крепости на всей Кавказской линии» [30, с. 56]. Недаром в 2007 году в начале октября указом президента РФ Владикавказу присвоено почётное звание РФ «Город воинской славы». Принцип связующего элемента России и Закавказья, восполняется и пополняется ориентацией на Россию: «Вхождение в Россию было массовым, народным «проектом» - чем собственно, и обусловлена глубина интеграции в российское общество». Региональное сообществовыходит за рамки республики.
Идея братской Южной Осетии и разделенного народа: «Зафиксирована нелепая ситуация, когда народ оказался разделенным, причем живущий не на большом расстоянии, а рядом», «У нас нет политических границ, как между Северной и Южной Кореей. У нас нет этнических границ, как на Кипре. Две республики - один народ» [31, с. 24].
«Жемчужина Кавказа, республика мира и добра» - именно таким образом представлены отличительные черты Кабардино-Балкарской Республики в видеозаписи, которая размещена на официальном сайте. Горы захватывают почти половину всей площади республики. Данный факт, с одной стороны, не может не отразиться на нраве жителей. Но с другой стороны, горы являются символическим атрибутом данного региона. Самая высокая точка Европы и Кавказа, гора Эльбрус (5 642 м.). Это важнейший символ региона, который именуется Приэльбрусье. Двуглавый Эльбрус, можно увидеть на флаге Кабардино-Балкарии. К тому же, Эльбрус, на сегодняшний день, считается основой экономического роста республики. Ядром стратегии формирования и усовершенствования региона до 2022 г. считается образование туристско рекреационной зоны в Приэльбрусье.
Основой стратегии развития региона до 2022 года является создание туристическорекреационой зоны в Приэльбрусье. Этот же проект один из приоритетовразвития всего Юга России, включенный в федеральную целевую программу финансирования.
Совершенствование и прогрессирование символа Эльбруса приметно абсолютно во всех символически важных мероприятиях региона. Например, в момент продвижения Деда Мороза как символа Олимпийских игр в Сочи - 2014 (приуроченных к 860-летию Великого Устюга, Вологды, Москвы и 450-летию добровольного вхождения Кабардино-Балкарии в состав РФ), Дед Мороз поднялся на Эльбрус и сверху поздравил всех россиян с победой в Сочи. Вершиной позиционирования Эльбруса стала организация за право находиться в числе семи чудес России. Общие мотивы компании - представление о высоте горы, которая стала популярнейшим местом для спортивного туризма. Одним словом край «туризма, альпинизма и горных видов спорта».
В настоящее время концентрация исследований местной идентичности в научных терминах постепенно смещается от описания ее конкретных проявлений (мифов, «священных мест, пространственных и географических образов, визуальных представлений») к попыткам восстановить механизмы их существования и воспроизводства »(пространственные феноменология, восприятие, воображение, память), ностальгия, меланхолия и др.), что является особой проблемой для исследователей [31, с .18].
Здесь раскрываются пределы роста фактических описаний, и здесь могут быть полезны идеи о коллективной идентичности в сознании концепций западных мыслителей Б. Андерсона, Мерло-Понти, М. Фуко. Сегодня, анализируя конкретные локальные идентичности, исследователи, уходят в основном от понятий «локальный», «территориальный», «региональный». Это вполне разумно, учитывая концептуальную роль «локальности» в региональной идентичности, но пространство - это не только расположение вещей, но и система коллективных представлений.
В этом смысле взаимодействие традиции изучения региональной идентичности с исследованиями, вытекающими из идеи «коллективной идентичности», «ментального пространства», то есть с направлениями даже не с культурного уровня, а скорее философскими и антропологическими, является эвристически многообещающим [32, с. 3].
Таким образом, выявление типичных черт жителя Северного Кавказа связывают, прежде всего, с населением кавказских республик, для которых характерно влияние национально-религиозного фактора. Акцент идентичности выражается в культуре местных традиций и обычаев и отображается в символе региона.
На этом фоне выделяется Ставропольский край, вынужденный определять себя через компонент толерантности и позиционировать себя через приближенные к Краснодарскому краю типы «житницы, здравницы». Внешнее отношение к территории как «опасной стране» - важный стимул, который мобилизует сообщество и укрепляет волю соотечественников к исправлению ситуации посредством активной и миджевой политики. В то же время общий природный символ Кавказа объединяет все вышеперечисленные регионы, каждый из которых по-своему продвигает этот детерминант идентичности.
Библиографический список
1. Cohen A. P. Culture as Identity: An Anthropologist's View // New Literary History. Vol. 24, № 1. Culture and Everyday Life. Winter 1993. P. 195-209.
2. Казакова Г. М. Проблемы становления российской региональной идентичности в исторических реалиях и научном культурологическом знании// Вестник МГУКИ. 2009. № 1 (27). С. 34-40
3. Осипов Г.В. Социологический энциклопедический словарь. - М.,2000.
4. Brubaker R., Cooper F. Beyond «Identity» // Theory and Society. 2000. № 1. P. 1-47.
5. Малькова В. К., Тишков В. А. Культура и пространство. Кн. 1.: Образы российских республик в интернете. — М.: ИАЭ РАН,2009. - 147 с.
6. Головнева Е.В. Региональная идентичность как форма коллективной идентичности // Лабиринт. Журнал социально-гуманитарных исследований. 2013. № 5. С. 42-50.
7. Корепанов Г.С. Региональная идентичность как объект социологического анализа // Социология в современном мире: наука, образование, творчество. 2009. № 1. С. 16-23.
8. Морозова Т.А. Медиатизация технологий конструирования имиджа города: автореф. дис. докт. филол. наук. Краснодар, 2013.
9. Казакова Г.М. Российская региональная идентичность: культурологический дискурс // Вестник МГУКИ. 2008. № 6. C. 16-20.
10. Paasi A. Deconstructing regions: notes on the scales of socio-spatial life // Environment and Planning. 1991. A 23. P. 239-254.
11.Мурзина И.Я. Региональная идентичность и региональное самосознание // Дискурс-Пи. 2003. Т. 3, № 1. С.101-104.
12. Крылов М. П., Гриценко А. А. Региональная и этнокультурная идентичность в российско-украинском и российско-белорусском порубежье: историческая память и культурные трансформации // Лабиринт: Журнал социально-гуманитарных исследований. 2012. № 2. С. 28-42.
13. Charton Vachet F., Lombart C. New conceptual and operational approach to the link between individual and region: regional belonging // Recherche et Applications en Marketing. 2015. Vol. 30(1). P. 50-75.
14. Линч К. Образ города / пер. с англ. В. Л. Глазычева. М., 1982.
15. Jones A. Narrative-Based Production of State Spaces for International Region Building: Europeanization and Mediterranean // Annals of the Association of American Geographers. 2006. Vol. 96. P. 415-431.
16. Paasi A. Place and region: regional identity in question // Progress in Human Geography. 2003. Vol. 27, № 4. P. 475-485.
17. Paasi A. The institutionalization of regions: a theoretical framework for understanding the emergence of regions and the constitution of regional identity // Fennia. 1986. № 164. P. 105-146.
18. Paasi A. The Resurgence of the "Region" and "Regional Identity": Theoretical Perspectives and Empirical Observations on Regional Dynamics in Europe // Review of International Studies. 2009. Vol. 35. S1. P. 121-146.
19. Paasi A. Place and region: regional worlds and words // Progress in Human Geography. 2002. Vol. 26, № 6. P. 802-811.
20. Zimmerbauer K. From image to identity: building regions by place promotion // European Planning Studies. 2011. №19(2). P. 243-260.
21. Raagmaa G. Regional Identity and Social Capital in Regional Economic Development and Planning // European Planning Studies. 2002. Vol. 1, Iss. 10. P. 55-76.
22. Keating M. The new regionalism in Western Europe: territorial restructuring and political change. Cheltenham, 1998.
23. Sarup M. Identity, culture and the postmodern world. Edinburgh University Press, Edinburgh, 1996.
24. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. - М., 2004.
25. Семененко И.С., Лапкин В.В., Пантин В.И. Идентичность в системе координат мирового развития / Полис. - 2010. - № 3.
26. Гидденс Э. Модерн и самоидентичность // Современные социологические теории. - М., 1991. -С. 37-38
27. Пантин В.И., Семененко И.С. Проблемы идентичности и российская модернизация // Поиск национально-цивилизационной идентичности и концепт «особого пути» в российском массовом сознании в контексте модернизации. - М., 2004.
28. Рабочая группа ИС РАН. Российская идентичность в социологическом измерении // Полис. - 2008. - № 1-3.
29. Шикова Р.Ю. Место гражданской идентичности в идентификационной матрице россиян // Философские, научные и духовно-нравственные проблемы глобализации. - М., 2009.
30. Пушкин А.С., Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года, первое издание. -«Современник», 1836. - 500 с.
31. Шикова Р.Ю. Идентичность молодёжи в условиях социокультурной трансформации. - Майкоп, 2010.
32. Галлямов Р.Р. Этнический и религиозный аспекты гражданской идентичности в Башкортостане -М., 2009.
