CC BY
31
ТЕРМИНОЛОГИЯ В ЗЕРКАЛЕ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ А.Ф. Колясева
Ключевые слова: языковое сознание, метаязыковое сознание, терминология.
Keywords: language consciousness, metalinguistic consciousness, terminology.
Терминоведение является актуальной областью современной лингвистики, прежде всего благодаря своей очевидной практической направленности. Активно разрабатывается его прикладной аспект (принципы и методы терминотворчества, упорядочения и нормализации терминологий), также весьма обширна литература в области теоретического терминоведения. В свете современного антропоцентрического подхода в науке невозможно в терминоведческих исследованиях не учитывать сознание познающего субъекта, то есть создателя и пользователя терминологии. Настоящая статья имеет целью рассмотрение возможностей анализа терминологии с точки зрения языкового сознания, причем не только языкового сознания специалиста, но и с точки зрения обыденного сознания, сталкивающегося с терминологией.
В связи с этим необходимо сделать пояснения о том, как нами категоризуется языковое сознание. В какой бы концепции лингвисты ни объясняли язык, он остается достоянием Homo Sapiens: языком пользуются все - и практически все о нем рефлексируют в той или иной форме (к языковой рефлексии мы относим не только очевидные метатекстовые маркеры типа грубо говоря, но и в том числе языковую игру). В этом отношении пользователи языка делятся на две большие группы: те, кто осуществляет такую рефлексию профессионально (лингвисты), и те, кто делает это непрофессионально (наивные пользователи языка). При этом следует иметь в виду, что, хотя профессиональная лингвистика и является высшей формой теоретического осмысления языка, в процентном соотношении доля этого сектора крайне невелика по сравнению со всеми остальными пользователями языка. С другой стороны, нелингвисты являются профессионалами в своей сфере, что также влияет на их язык и
восприятие мира через язык и что также должно быть принято во внимание в процессе анализа языкового материала. Особенностью профессионального языкового сознания мы считаем владение терминосистемой - упорядоченной системой терминов, с одной стороны отражающей логические связи и отношения между соответствующими понятиями конкретной сферы знания - логос, с другой - являющейся частью лексического запаса национального языка в силу языкового выражения терминов, а именно представляя особый пласт искусственно формируемой лексики, функционирующей в профессиональной коммуникации - лексис. В свете вышесказанного структура языкового сознания представляется нам следующим образом (см. рис. 1, схема наша):
Рис. 1. Структура языкового сознания В качестве ключевого критерия в организации модели языкового сознания принята профессиональная квалификация говорящего, однако деление на профессиональный и обыденный типы не совпадает по уровням, так как они являются разноплановыми образованиями. В частности, предполагается, что профессиональный лингвист обладает профессиональным языковым сознанием на глубинном уровне (профессиональной надстройкой) и
профессиональным метаязыковым сознанием, поскольку метаязыковая рефлексия является сферой его основной деятельности. С другой стороны, практикующий врач обладает профессиональным языковым сознанием на глубинном уровне, поскольку он владеет медицинской терминосистемой и, как предполагается, мыслит соответствующими понятиями, что позволяет ему общаться «на одном языке» с коллегами, однако его метаязыковое сознание должно быть признано обыденным, поскольку оно не является теоретически систематизированным (если он не имеет специальной лингвистической подготовки) и его метаязыковые высказывания будут отнесены к наивной лингвистике. Также в процессе осуществления коммуникации с пациентами, врач в идеале должен осознавать, что они не обладают профессиональным медицинским сознанием и их познания в медицине являются обыденными, ненаучными, несмотря на то, что они также могут использовать слова, омонимичные терминам в строгом смысле слова (то есть объем понятия об одном и том же заболевании у врача и пациента может не совпадать).
Важнейшим свойством термина является способность отражать научное понятие, то есть участвовать в построении научной картины мира: «Термин является вербализованным результатам профессионального мышления, значимым лингвокогнитивным средством ориентации в профессиональной сфере и важнейшим элементом профессиональной коммуникации» [Голованова, 2011, с. 58]. Отражая концептосферу определенной области знания, термин становится репрезентацией профессионального сознания, научной картины мира. Согласно концепции Ю.Д. Апресяна, если наивная картина мира, находящая свое выражение в языке, национально специфична (хотя в ней могут присутствовать и универсальные черты), то «чисто логическая, научная картина того же участка мира <.. .> является общей для людей говорящих на самых различных языках» [Апресян, 1995, с. 57]. Однако, поскольку термин является единицей того или иного языка, обоснованной представляется идея О.А. Корнилова, что целесообразно также выделять национальную научную картину мира - «инвариант научного знания о мире в языковой оболочке конкретного национального языка, то есть НКМ [научную картину мира], запечатленную в терминосистемах (языке науки) того или иного национального языка» [Корнилов, 2003, с. 112]. Мы предлагаем еще более дифференцированный подход, при котором не только выделяется национальная научная картина мира, но и производится членение ее по профессиональной составляющей,
поскольку профессиональная принадлежность и задает определенную терминосистему, в рамках которой осуществляется категоризация мира. Релевантность принадлежности носителей языка к научной группе для изучения языкового сознания объясняется тем, что «научная картина мира, как принадлежащая сознанию определенного социума, существует прежде всего на уровне языкового сознания этого социума, то есть как вербализованная. Более того, в каждый момент исторического и реального времени на уровне коллективного сознания она, скорее всего, должна рассматриваться как некий инвариант, вариантами которого будут научные картины мира в сознании отдельных индивидуумов, получающие объективацию в научном дискурсе [Дроздова, 2007, с. 116].
Таким образом, термин отражает не просто профессиональное сознание, но и профессиональное языковое сознание определенной группы. Профессиональное языковое сознание отличается от обыденного языкового сознания неспециалистов, так как различия в опыте (знакомство с той или иной системой знаний и терминов) накладывают различия в восприятии и объеме понятий, стоящих за лексемами языка. Например, лексема мигрень для специалиста в медицинской сфере и человека без медицинского образования, как показано в работе [Колясева, 2014], означает различные вещи, ср.: Я-то, признаться, раньше думала, что «мигрень» - это просто научное название головной боли. Ну, то есть все, что болит выше нижней челюсти, - это мигрень [Аргументы и факты, gazeta.aif.ru/online], что для профессионально медицинского языкового сознания безусловно неприемлемо, поскольку оно вписывает мигрень в четкую систему терминов наряду с другими типами головной боли. С другой стороны, для профессионального медицинского языкового сознания существует абдоминальная мигрень, то есть связанная с болью в животе, и «обезглавленная мигрень» - мигрень без головной боли. Также отметим, что на основе анализа языковых контекстов был сделан вывод о том, что обыденное сознание определяет мигрень как болевые ощущения мозга (ср., например: (Чувствуя, как к мозгам подбирается мигрень, я пробормотала... (Д. Донцова. Уха из золотой рыбки); рвущие мозг мигрени, доводившие почти до помешательства (В.В. Вересаев. ЕиШут1а (Эйтемия)), в то время как профессиональная медицина говорит о том, что мозг не имеет болевых окончаний, поэтому «болеть» не может. С лингвистической точки зрения интересно и то, что в грамматическом отношении мигрень-термин и мигрень-слово обыденного языка функционируют по-разному. Термин, отражающий профессиональное языковое
сознание синтагматически сочетается с относительными прилагательными (брюшная мигрень, абдоминальная мигрень, глазная мигрень, шейная мигрень, сердечная мигрень), которые указывают на локализацию боли. Для мигрени как слова общеупотребительного языка, отражающего обыденное языковое сознание, характерны в качестве определения качественные прилагательные, характеризующие интенсивность боли (ужасная, страшная, несносная, сильная, отчаянная, жестокая). Аналогично, не совпадает понятие о психозе в профессиональном медицинском и обыденном языковом сознании. Если в профессиональном медицинском сознании психоз - серьезное душевное заболевание («крайняя степень фрагментирования личности» (В. Зелинский. Словарь аналитической психологии), «глубокое расстройство психики, проявляющееся в нарушении отражения реального мира, возможности его познания, в изменении поведения, возникновении не свойственных нормальной психике явлений (галлюцинаций, бред, нарушения памяти и мышления, психомоторные расстройства, аффективные нарушения и др.» (В.П. Дудьев. Психомоторика: словарь справочник), то в обыденном сознании происходит расширение значения: как правило слово употребляется в зафиксированном в МАС значении «та или иная ненормальность, странность в психике человека» [Словарь русского языка, 1999]. Характерно, что в контекстах, не относящихся к профессиональному медицинскому дискурсу, психоз синтагматически может сочетаться с прилагательным массовый, которое само по себе противоречит представлению о серьезности психического нарушения, ср.: А вот в школе где я учился — игры на деньги — вообще были как какое-то массовое наваждение и психоз среди учеников (Обсуждение фильма «Уроки французского» (1978) (2007-2011)). Люди отказывались лечиться у еврейских врачей, начался массовый психоз страха отравления и порчи... (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); Я вижу здесь массовый психоз на тему избранности американской нации и поиск подтверждений такой избранности («Синие» дети // «Наука и жизнь», 2008). Вместо объяснения предлагается старая сказка про белого бычка: биржевой пузырь, массовый психоз, истерия необразованных вкладчиков, подрывная роль средств информации, скрывающих от трудящихся правду о реальном экономическом положении дел. (С. Голубицкий. Преодоление виртуальности (2004) // «Бизнес-журнал», 2004.03.16); Массовый психоз поразил всех - от детсадовцев до многодетных матерей и отцов семейства
(Н. Барановская. Невероятные усилия любви. Подарки ко дню всех влюбленных продаются в зоомагазине (2003) // «Известия», 2003.02.10) и т.д. Так же, как «обезглавленная» мигрень (мигрень без головной боли) - нечто невозможное для обыденного языкового сознания, массовый психоз детсадовцев в последнем примере -явление на грани фантастики, если воспринимать это сочетание с позиций профессионального медицинского языкового сознания.
Однако профессиональное языковое сознание в определенной степени базируется на обыденном (общенациональном) языковом сознании (хотя, конечно, с ним не совпадает), потому что знакомство с языком и включение индивида в языковую картину мира происходит значительно раньше, чем получение специальных знаний. Это значит, что профессиональный медик, прочитав предложение о массовом психозе, сможет идентифицировать психоз в нетерминологическом значении, опираясь на общенациональный пласт в своем языковом сознании. Как отмечает Е.И. Голованова, в реальности «между двумя глобальными сферами жизнедеятельности человека - бытовой и социально обусловленной профессиональной
- нет непроходимых границ. Более того, они взаимосвязаны и взаимообусловлены, что объясняется целостностью человеческой личности <...> По мере "освоения" человеком профессионального пространства он переносит свое личное восприятие на внешний мир
- в рамках, которые допускаются условиями осуществления деятельности, и, наоборот, сфера профессиональной коммуникации накладывает отпечаток на сферу бытового общения индивидуума (что проявляется в использовании характерных профессиональных слов, выражений и в актуализации стоящих за ними смыслов, а также в реализации свойственных данной сфере способов интерпретации объектов и отношений)» [Голованова, 2011; с. 5253]. Здесь принципиально важно разграничивать сферы, как правило, не имеющие точек взаимодействия с обыденным сознанием (например, ядерная физика), где общение происходит исключительно между специалистами внутри сферы (сугубо профессиональный либо обучающий дискурс), и сферы, имеющие выход на «потребителя»-неспециалиста (такие как, например, компьютерная, медицинская сферы). Так, практикующий медик должен общаться с пациентами-неспециалистами и, обладая профессиональным медицинским языковым сознанием, определенным образом организующим его восприятие в системе терминов медицины, объяснять медицинские проблемы на языке, понятном обыденному языковому сознанию. С другой стороны, он
должен «перекодировать» изложение пациентом симптомов на язык медицинских классификаций. Не случайно в последнее время на Западе ведутся исследования и готовятся специалисты в области нарративной медицины, одним из важнейших объектов которой является непосредственное общение доктора и пациента [Charon, 2006; Mehl-Madrona, 2007; http://narrativmedicineng.wordpress.com/; http://www.narrativemedicine.org/ и др.].
Языковая природа термина также обуславливает интерес к терминологии в аспекте изучения метаязыкового сознания, как теоретически несистематизированного, обыденного, так и систематизированного, профессионального лингвистического. Хотя вопрос о соотношении терминологии и литературного языка является спорным, не подвергается сомнению то, что терминология является пластом лексики национального языка, а значит, она становится объектом метаязыковой рефлексии лингвистов-терминологов. Обыденное метаязыковое сознание активно изучается в современных исследованиях (см. коллективные монографии «Обыденное языковое сознание: онтологические и гносеологические аспекты», работы А.Н. Ростовой, Н.Д. Голева, Н.Б. Лебедевой и др.) и приобретает черты отдельного лингвистического направления. Однако еще раз подчеркнем, что согласно разработанной модели языкового сознания, оно должно рассматриваться как профессиональное или обыденное в зависимости от его уровня (об уровневой структуре языкового сознания см., в частности: [Вежбицкая, 1996; Ростова, 2008, с. 47; Никитина, 1989, с. 35; Лебедева 2009]). Иными словами, на метаязыковом уровне под обыденным понимается языковое сознание наивных лингвистов (но профессионалов в своей области) и под профессиональным - языковое сознание профессиональных лингвистов, а в применении к терминологии - профессиональных терминологов.
Многочисленные примеры обыденной метаязыковой рефлексии по поводу терминологии той или иной сферы находим в Интернете на специальных форумах, например, активно обсуждаются терминологические проблемы в компьютерной сфере1:
«Господа, обращаюсь к вам с большой-прибольшой просьбой! Возможно стоит,уже, определится с терминологией которую мы используем, в наших статьях и комментариях на тему Интернета и всего что с ним связано. Я, например, в своих текстах стараюсь
1Здесь и далее цитаты приводятся с соблюдением орфографии и пунктуации источника.
использовать как можно меньше англицизмов, и разного рода заимствований. Да, зачастую в русском языке по -просту отсутствуют необходимые термины, но ведь во многих случаях виной всему наша лень и банальное желание употребить словечко по-моднее. Мне хотелось бы заявить тем, кто злоупотребляет новомодными заимствованными словечками: от того, что вы эти словечки используете, ваш текст не выглядит более профессиональным или страшно умным, наоборот, от их обилия, ваш текст выглядит корявым и неряшливым» («О бедной терминологии замолвите слово», http://habrahabr.ru/tag/англиц/).
Обеспокоенность терминологической ситуацией наталкивает пользователя на попытку анализа профессиональных текстов и своих представлений о том, какими эти тексты должны быть, и поиска причин несоответствия существующей ситуации мыслимому идеалу. В частности, во многих комментариях затрагивается проблема заимствования в терминологии и целесообразности перевода англоязычной терминологии на русский язык, причем одни пользователи считают англицизмы нежелательным явлением, затрудняющим профессиональную коммуникацию, другие не видят необходимости в критерии своязычности, выдвигаемом профессиональными терминологами:
«Я просто прошу мне объяснить смысл перевода всех терминов на русский? Традиционно есть отросли науки и производства где терминология не переводится (взять ту же медицину где латынь используется по всему миру). ИМХО компьютеры, сети и их безопасность как раз из той оперы», или «Давайте слово "exploit" поставим в один ряд со словами "сканер", "принтер", "драйвер" (мы же не говорим "изучатель", "распечатыватель", "водитель"), то есть не будем его переводить...» («Переводим слово "exlpoit"»,
http://habrahabr.ru/blogs/terminology/3 676/).
Анализ подобной метаязыковой рефлексии интересен с точки зрения выявления отношения обыденного метаязыкового сознания, то есть неспециалистов по русскому языку, к актуальным терминологическим проблемам (заимствования в терминологии, требования к термину) и к языковым нормам. Метаязыковые рефлексивы предоставляют возможность выявить, какая номинация в понимании профессионалов в своей области, но наивных лингвистов является «хорошим» термином и сопоставить это видение с требованиями, выдвигаемыми профессиональными лингвистами-терминологами. Так, в результате рассмотрение
метаязыковой рефлексии компьютерных специалистов выяснилось, что среди самых важных критериев они отмечают однозначность, простоту и понятность, благозвучность, лингвистическую правильность, своязычность, наряду с этим большое значение для пользователей имеет мотивированность, в то время как требование независимости от контекста оказывается спорным (подробнее см., например, в: [Колясева, 2009]).
Другим интересным объектом, с точки зрения изучения языкового сознания, является терминологическая деятельность, то есть работа по созданию и нормализации терминосистем. «Необходимо все время помнить о триединой основе термина: предметное знание, логическое осмысление и языковое выражение. Иными словами: лингвисту в терминологической деятельности принадлежит лишь одна треть работы, но чрезвычайно важная» [Суперанская, Подольская, Васильева, 1989, с. 17]. Несмотря на то, что в современной ситуации роль профессиональных лингвистов-термнологов при формировании терминосистем, как правило, сводится к минимуму, сами специалисты, как показывает анализ Интернет-комментариев, посвященных переводу иноязычных терминов на русский язык, видят пользу в их привлечении: «Мнение кафедры Днепропетровского университета [имеется в виду кафедра Компьютерных технологий при Днепропетровском национальном университете] я всячески уважаю, только хорошо бы еще была привлечена кафедра русского языка, если такая имеется»(«Переводим слово "entity"»,
http://habrahabr.ru/blogs/terminology/3985/).
Терминологии, таким образом, создаются при взаимодействии трех типов сознания:
1) профессионального сознания специалистов конкретной области (юристов, экономистов и т.д.), осмысливающего предметно-логическое содержание соответствующих областей знания;
2) их обыденного метаязыкового сознания, рефлектирующего над языковой стороной термина;
3) профессионального лингвистического сознания.
Изобразим это графически (см. рис. 2, схема наша):
Рис. 2. Терминология и языковое сознание
Поскольку терминология в некоторых областях современной науки в силу экстралингвистических причин заимствуется из английского языка, к списку сознаний, формирующих терминологию на национальном языке помимо профессионально метаязыкового сознания лингвистов-терминологов можно добавить языковое сознание переводчиков (об обыденном метаязыковом сознании переводчиков см., например, в: [Сидорова и др., 2009]).
Подводя итоги вышесказанному, можно выделить три аспекта изучения терминологии в проекции на языковое сознание:
1) терминология как отражение профессионального языкового сознания и его соотношение и взаимодействие с обыденным языковым сознанием;
2) терминология как объект метаязыковой рефлексии профессиональных лингвистов (профессиональное метаязыковое сознание) и специалистов в конкретных сферах (обыденное метаязыковое сознание);
3) терминологическая деятельность как взаимодействие разных типов и уровней языкового сознания (профессионального языкового, профессионального и обыденного метаязыкового).
Литература
Апресян Ю.Д. Избранные труды. М., 1995. Т. 1.
Вежбицкая А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия // Язык. Культура. Познание. М., 1996.
Голованова Е.И. Введение в когнитивное терминоведение. М., 2011.
Дроздова Т.В. Типы знаний и их представление в научном дискурсе // Проблемыпредставления (репрезентации) в языке. Типы и формы знаний. М., 2007.
Колясева А.Ф. Нормализация компьютерной терминологии и обыденное метаязыковое сознание специалистов компьютерной сферы // Слово. Грамматика. Речь. М., 2009. Вып. 11.
Колясева А.Ф. Консубстанциональные единицы: медицинский дискурс // Русский язык : исторические судьбы и современность. М., 2014 (в печати).
Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М., 2003.
Лебедева Н.Б. Структура языкового сознания и место в ней метаязыкового компонента // Обыденное метаязыковоесознание : онтологические и гносеологические аспекты. Кемерово, 2009. Ч. 1.
Никитина С.Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность. М., 1989.
Обыденное метаязыковоесознание : онтологичские и гносеологические аспекты. Кемерово, 2009. Ч. 1, 2.
Ростова А.Н. Обыденное метаязыковое сознание : статус и аспекты изучения. // Обыденное метаязыковое сознание и наивная лингвистика. Кемерово-Барнаул, 2008.
Сидорова М.Ю., Стрельникова Н.А., Шувалова О.Н. Обыденное метаязыковое сознание в Интернете // Обыденное метаязыковоесознание : онтологичские и гносеологические аспекты. Кемерово, 2009. Ч. 1.
Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В.Общая терминология : вопросы теории. М., 1989.
Charon R. Narrative Medicine : Honoring the Stories of Illness. New York, 2006.
Mehl-Madrona L. Narrative Medicine : The Use of History and Story in the Healing Process. Rochester, Vermont, 2007.
