CC BY
221Д. М. ВОЛОДИХИН ТЕОРИЯ ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ1
История — общественная наука.
Врата ее храма всегда распахнуты настежь для социальных запросов. Без связи с социумом ее существование теряет смысл.
Если исключить из числа потребителей исторического знания ученых, это самое знание производящих, то вся оставшаяся масса так или иначе на протяжении всей жизни сталкивается с историей, но не задается вопросами «откуда мы это знаем?», «корректно ли изложено то, что мы прочитали (увидели по ТУ)?», «где кончается факт и начинается домысел?». Подавляющее большинство людей интересуется интеллектуальным товаром, т.е. знаниями, четко сформулированными, уложенными в определенную схему, упрощенными под восприятие неспециалистов, иными словами, развешанными, упакованными, уложенными с ценниками по магазинным полкам.
В самом деле, каковы на общественном уровне основные источники информации, связанной с прошлым?
Роль основного источника играет школа и высшее учебное заведение. Школьник и студент получают «кубики» параграфов, скомпанованные методистами и министерскими экспертами. Дидактическая форма бытования исторического знания крайне упрощена и в конечном интеллектуальном продукте всегда оформляется так, чтобы оказать на учащегося заранее запрограммированное педагогическое воздействие.
Одним из главным источников является потребление художественной или игровой продукции. Иными словами, чтение исторических романов, просмотр фильмов, телепередач или и спектаклей на исторические темы, использование компьютерных программ, где так или иначе задействован антураж старины или древности и т.д. Сюда же входит фолк-хистори — ветвь литературы, рядящаяся в научные одежды, но в действительности представляющая собой шоу, лишь невнятно перекликающееся с историей — например, книги М.Аджи и А.Фоменко. Порой историческое знание в художественной форме обладает столь яркой образностью, столь разительной артистичностью, что читатель (зритель) усваивает родную историю гораздо глубже и прочнее по нему, нежели по учебнику. Иногда и факты бывали изложены романистом или, скажем художником
— автором батального полотна, абсолютно верно. Но фактическая точность никогда не была сильной стороной художественной истории. Ведь в этом секторе исторического знания иные параметры приоритетны: самовыражение автора и прибыль от продаж.
Иные сектора — историческая часть государственной идеологии, программные произведения политических партий и общественных движений, продукция, призванная популяризировать научное знание, музеи, разного рода справочники и энциклопедии — связаны с потребностью человека в сознательном «достраивании» собственной личности. Иными словами, когда человек ставит перед собой задачу самоидентификации (я
— русский, что это такое? я — коренной ростовчанин, что это такое?), сознательно и активно интересуется историей своей земли, своего народа, желает обрести «ориентацию во времени» — так же, как обладает он ориентацией в пространстве, он прибегает к перечисленным выше источникам. Однако здесь его ожидает неменьший субъективизм. Это вызвано приоритетами идейного программирования масс со стороны интеллектуальных элит социума.
1 Вводная лекция в курс источниковедения отечественной истории (2004 год, исторический факультет МГУ). Сам термин «теория источниковедения» или «теоретическое источниковедение» введен в научный оборот С.О.Шмидтом (1969 г.), см.: Современные проблемы источниковедения // Шмидт С О. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М.,1997. С.28.
Таким образом, историческое знание, вышедшее за пределы строго научного сектора, живет по законам тех интеллектуальных страт, тех маркетологических стратегий, в рамках которых оно используется. В большинстве случаев историческую реконструкцию (воссоздание прошлого) делают профессиональные историки, а пользуется ею популяризаторы и любители разного рода. Таким образом, в момент перехода исторического знания в состояние «накрытия» общественного запроса, оно всегда субъек-тивизируется. Но это последняя стадия субъективизации; ей предшествует целый ряд иных стадий.
Прежде всего, историк-исследователь, занимающийся сборкой мозаики исторических фактов и созданием исторического повествования (нарратива) обладает определенной «ментальной оснасткой». Он принадлежит к определенному этносу, социальному слою, полу, сексуальной ориентации, общественно-политической группировке, научной школе, он живет в столице или провинции, может быть неверующим или отдать свое сердце какой-либо конфессии, быть человеком, приближающимся по своему психическому здоровью к медицинской норме или же, напротив, отклоняться от нее достаточно далеко. Все это формирует в личности историка определенный набор фильтров, через которые он и воспринимает реальность, в том числе любую информацию исторического плана. В результате «фильтрации» складывается гамма акцентов, влияющих на преподнесение историком полученного в итоге исследовательской работы знания. Никто от нее не свободен, никто не может претендовать на кристально чистую объективность. Подобный процесс (интеллектуальную фильтрацию) можно оценивать как искажение, а можно — как оформление исторического знания на научном этапе, поскольку неискаженного исторического знания на этой стадии не существует, и, следовательно, искажение (субъективизация) является неотъемлемым условием его существования. В Средние века к этому относились спокойно: наш летописец, византийский или западноевропейский хронист были прежде всего верующими христианами; любая информация проходила через горнило христианского мировидения и выходила преображенной в соответствии с ним. Средневековый публицист-аристократ (например, князь Андрей Курбский) прямо манифестировал себя как представителя определенной социальной группы с ее правдой, и точно также самодержавный монарх (например, Иван IV) отстаивал свою правду с открытым забралом, не пытаясь сослаться на некую «объективность». Исторические события под их пером обретали модальность аргументов/контраргументов. В Новое и Новейшее время апелляция к объективности стала хорошим тоном, однако она не должна обманывать историка: через полстолетия ученые грядущего будут легко различать в «объективных» статьях, книгам и даже учебниках явные маркеры, скажем, либерально-гуманистического мировоззрения или же консервативно-традиционалистского.
Любой исторический факт существует в двух формах: действительной и нарративной. Что касается первой из них, то здесь все просто: когда-то нечто произошло. Некое изменение реальности стало фактом. Но в силу того, что путешествие в прошлое пока невозможно, ни один историк не видел, не знает, не имеет полного представления о факте хотя бы двухсотлетней давности, не говоря уже о фактах времен Древнего Рима. Следовательно, прежде чем использовать тот или иной факт в своей исторической реконструкции, ученый обязан получить о нем представление, пересказать его самому себе, т.е. составить нарратив факта. Представление историка о факте прошлого и есть нарративная форма существования факта. Иными словами, нарративная форма — плод творческих усилий историка. Допустим, исторический факт — сражение между российскими и прусскими войсками при Цорндорфе в ходе Семилетней войны. Историк, изучая этот факт, проводит границу очевидного и неочевидного в его картине. Он точно знает, когда произошло сражение, способен приблизительно очертить поле боя, но
при определении того, кому досталась победа, начнутся логические спекуляции, ибо обе стороны понесли тяжелые потери, точный размер которых выяснить сложно, оценить тактическое и стратегическое значение битвы — намного сложнее сложнее, а мнение полководцев о достигнутом (или не достигнутом) успехе — еще того менее достойный материал для суждения. Даже известные всему миру исторические факты, вроде того, что Цезарь был зарезан заговорщиками в определенный день, а Реконкиста закончилась в 1492 г., также представляют собой составные композиции, в рамках которых очевидное и неочевидное смешаны воедино. Это, так сказать дробь, где в числителе стоит очевидное, а в знаменателе — неочевидное.
Одна из главных задач историка получить в результате исследования возможно большее количество фактов с возможно большим значением числителя.
С этой целью историк обращается к источникам. Источником является любой носитель информации, который может дать историку сведения об интересующем его аспекте прошлого2 Носитель информации, не замеченный историками, не использованный ими в работе, источником не является. Ни один историк не способен отыскать и собрать все носители информации по избранной для исследования теме, однако занижение количества источников ведет к тому, что полученная картина прошлого окажется нерепрезентативной. Иначе говоря, непредставительной, неполной. Вопрос о репрезентативности/нерепрезентативности определяется конвенционно, т.е. сообществом практикующих на данный момент историков, выявившим некий обязательный набор источников по кругу вопросов, коими занимается наш гипотетический исследователь. Так, например, Ливонскую войну 1558-1583 гг. можно изучать, пользуясь летописными известиями и русским приказным делопроизводством (сравнительно небольшим по объему). Оба источника, особенно летописи, весьма информативны, многие события войны переданы там с большой подробностью, в цифрах и датах. Но если ограничиться только данными двумя группами, то источниковая база исследования будет нерепрезентативной, поскольку современным историкам известен значительный пласт иностранных источников. Это ливонские и польско-литовские хроники, историко-философские трактаты, дневники участников боевых действий, агитационные «листовки», а также довольно большой комплекс делопроизводства (прежде всего, на немецком и польском языках). Любой из названных источников сам по себе дает лишь часть большой мозаики, любой из них недостаточно репрезентативен. Но в совокупности получается весьма детализированная картина войны, достаточно обстоятельная ее реконструкция.
Другой вопрос, возникающий при обращению к любому источнику — экспертиза его достоверности. Этот вопрос вплотную подводит к учению об информации. Собственно, современное научное источниковедение выросло из сопряжения проблем достоверности и репрезентативности источника с учением об информации.3
Оно родилось в 40-х гг. XX в. Главная заслуга в его создании принадлежит американскому инженеру К.Шеннону, специалист по системам связи: радио и телеграфу. В 1948 г. он разработал и опубликовал схему передачи любого сообщения по линиям дальней связи. Пять ее элементов: источник информации — передатчик — канал связи — приемник — адресат образовывали линейную связь. Каждый элемент выполняет определенную функцию. Источник информации создает сообщение или последова-
2 Вопросу об адекватной дефиниции исторического источника посвящена обширная литература. Автор этих строк попытался сформулировать наиболее краткое и прагматичное определение.
3 По мнению А.Г. Голикова и Т.А.Кругловой, «...Учение об информации позволило теоретически обосновать содержательную неисчерпаемость исторических источников». — Голиков А.Г., Круглова Т.А. Источниковедение отечественной истории. М.,2000. С.6.
тельность сообщений. Передатчик преобразует сообщения в сигналы, которые по каналу связи поступают к приемнику. Приемник восстанавливает сообщение. Адресат получает расшифрованное сообщение. Чтобы использовать эту схему в изучении общественных отношений, потребовалось провести специальные исследования, в ходе которых в 60-70-е годы сформировалось учение об информации.4
В СССР философскую связь между учением об информации и историческим познанием высветил И.Д. Ковальченко. По словам Ивана Дмитриевича, субъект — наблюдатель мира (объекта) принципиально не ограничен в получении о нем информации, поскольку «...информация как совокупность тех или иных знаний и сведений, несмотря на ее идеальный характер (информация не вещь, а мыслительная категория), объективна по своей природе. Информация как отраженное разнообразие объективных свойств реального мира независима от субъекта. Поскольку объективный мир представляет собой безграничное разнообразие свойств и связей, постольку и информация как отражение этого мира неисчерпаема». Социальная информация представляет собой сочетание объективного и субъективного. «В субъективной информации всегда имеет место ценностное, целевое отношение к информации. Субъект выбирает только те сведения об объективной реальности, которые необходимы для достижения поставленной цели... Однако прагматическое отношение к социальной информации. не устраняет объективного характера этой информации. Для достижения поставленной цели субъект должен стремиться получить объективную информацию. Субъективные искажения информации порождаются не ее целевым назначением, а социальной ограниченностью в понимании цели. Важнейшим итогом учения об информации является выделение двух ее видов. Один вид — это информация, которая воспринята, осознана и используется субъектом, т.е. это выраженная, или актуальная информация. Другой вид — это информация, которая существует, но неизвестна субъекту и не используется им, т.е. это скрытая, потенциальная информация. Более того, в общем объеме социальной информации она составляет подавляющую часть. В силу многообразия и безграничности свойств и взаимосвязей явлений объективного мира при их отражении в сознании субъекта, наряду с чертами, которые фиксируются как видимые, неизбежно улавливаются и невидимые. Этой невидимой, скрытой частью информации являются отраженные в воспринятых и сознательно учитываемых чертах объекта сведения о присущих ему взаимосвязях. Скрытая информация меньше подвержена субъективным воздействиям в момент фиксирования. Она наиболее адекватно отражает объективную реальность»5. В сущности, эта позиция тяготеет к неокантианству, поскольку трактует источник как своего рода «вещь в себе», в принципе до конца не познаваемую, хотя и неисчерпаемую по заложенной в ней историко-социальной информации.
Итак, источник в огромной большинстве случаев был где-то, когда-то и кем-то произведен, т.е., у него есть творец, некий субъект, наблюдавший историческую реальность, в том числе объект исследовательских интересов нашего историка и отразивший результаты своего наблюдения в источнике (хотя есть небольшая группа бессубъектных источников, например, природная среда6). Творец источника создавал его с определенными целевыми установками. Его наблюдение, его способы сбора информации
4 Голиков А.Г., Круглова Т.А. Там же. С.5.
5 Ковальченко И.Д. Источниковедение истории СССР. М.,1981. Изд. 2-е. С.8-9.
6 Природные объекты могут содержать информацию исторического характера: так, например, знания об уровне моря в разное время способны многое прояснить по части расположения приморских городов или истории судоходства. С.О.Шмидт в числе источников называл «естественно-географическую среду», — см. Шмидт С.О., там. же, С.36. Подробнее: Проблемы взаимодействия общества и природы в источниковедческом аспекте // Шмидт С.О. Путь историка... С.54—73.
могли быть более или менее совершенными. Он в такой же степени обладал ментальной оснасткой, а значит, интеллектуальными фильтрами, как и любой другой человек. Следовательно, он «загрузил» в источник информацию, которая заведомо не может быть абсолютно адекватной реальности. В ряде случаев искажение (субъективация) производилось сознательно, а в ряде случаев — без воли и желания субъекта (создателя источника).
В качестве примера можно привести средневековые западноевропейские хроники Робера де Клари и Жоффруа де Виллардуэна, повествующие о 4-м крестовом походе и, в частности, о погроме, учиненном рыцарским воинством в Константинополе. Очевиден конфликт интересов среднего/бедного рыцарства и аристократической верхушки похода. Во всех случаях противостояния, столкновения целевых установок этих социальных групп, хронисты дают принципиально расходящиеся, слабосовместимые трактовки событий. В данном случае ясно видна сознательная субъективизация (и не очень понятно, кто из двух авторов ближе к исторической реальности). Но сам захват Константинополя и его разграбление поданы в обоих источниках как благо, а действия крестоносцев — как героические. Те же события в изложении византийских историков и православных русских летописцев столь же однозначно поданы как зло. Интеллектуальные фильтры заставляют создателей всех этих источников подсознательно, на уровне социального инстинкта, выступать на стороне «своих». В данном случае «свои» определяются хронистами и летописцами по конфессиональному признаку (католики уб православные).
Вместе с тем, информация абсолютно искаженной, или, иными словами, субъек-тивизированной на 100 % быть не может. Наблюдение за реальностью, ее восприятие, фильтрация и дальнейшее изложение всегда оставляют мощный слой объективной информации, нетронутой субъективизацией в силу того, что внутренние социально-психологические механизмы субъекта срабатывают в случае присутствия в результатах наблюдения вызова личности наблюдателя, вызова, безусловно требующего ответа. В силу отсутствия подобного вызова некая часть информации оказалась нейтральной для субъекта наблюдения, творца источника, а потому попала в источник в неискаженном виде7. Так, например, западноевропейские хронисты, византийские историки и русские летописцы единодушно пишут о достаточно слабом сопротивлении, оказанном защитниками Константинополя, — правда, объясняют этот факт разными причинами; и, разумеется, ни один источник не отрицает ни самого факта падения города перед крестоносным воинством, ни последующего разграбления византийской столицы, ни установления там власти латинских (западноевропейских) императоров.
Таким образом, информация, содержащаяся в источнике, пребывает в смешанном виде. Историк, интересующийся определенной темой, выделяет в источнике сектор
7 Выдвинул концепцию «двойной субъективизации» информации И.Д.Ковальченко. По его мнению, историческое знание «.является дважды субъективизированным отражением. Первый уровень субъективизации имеет место при фиксировании исторической действительности той или иной эпохи творцами исторических источников, второй уровень связан с восприятием этой действительности историком на основе исторических источников. Естественно, что это делает историческое познание значительно более сложным по сравнению с теми областями науки, где такой двойной субъективизации нет. Использование историком в качестве исходной базы субъективизированной картины прошлого, оставленной его современниками, требует тщательного предварительного критического анализа этой картины для выявления степени адекватности и полноты отражения ею исторической действительности. Важность и самостоятельность этой задачи привели к возникновению специальной исторической дисциплины, занимающейся ее решением — источниковедения». — Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С.105.
представляющий для него исследовательский интерес, а затем в этом секторе отделяет наименее субъективизированные слои от более искаженных, а потом вторую группу — от безусловно сомнительных, крайне субъективных фрагментов источника. Достоверность, соответственно, будет уменьшаться от группе к группе и в последнем случае падает почти до нуля в силу явной личной заинтересованности творца источника.
Причиной слабой достоверности источника может быть также невысокая информированность его создателя.
В силу названных причин, историк должен произвести общую оценку источника, т.е. определить, какими каналами пользовался его творец, собирая информацию и где он излагает события по личным наблюдениям (наиболее ценный канал); к какому социально-политическому кругу он принадлежит; каковы его семейно-клановые, дружеские, ученические, профессиональные связи и интересы; кто он в этническом и конфессиональном смысле; до какой степени может на него повлиять гражданство/подданство; сколь значителен временной промежуток от получения творцом источника определенной информации до использования ее в тексте; какова цель, с которой источник был создан; велик ли интерес создателя источника к теме или событию, которые стали предметом исследования современного историка. Если первичный текст впоследствии редактировался, нужно всю описанную выше процедуру «запустить» и в отношении редакторов текста. Если источник составной и создан группой лиц, необходимо определить последовательность создания отдельных кусков и общую схему работы всей группы. Кроме того, следует отыскать «параллельные» источники (если они есть, разумеется) и сопоставить информацию каждого из них с каждым.
После того, как информационная ценность источника определена, его первичное описание сделано, становится ясно, на какие вопросы данный конкретный источник способен ответить исследователю; где его сведения надо подвергнуть сомнению, а где можно им довериться; по каким вопросам содержащейся в нем информации вполне достаточно, по каким ее не хватает, а по каким она не имеет смысла без привлечения «параллельных» источников.
Получив ясную «карту» источника, исследователь составляет список вопросов, которые он может задать его тексту. Причем руководствоваться при создании «опросника» придется не только «картой» источника, но и трудами коллег: быть может, некоторые пункты «опросника» давным-давно выяснены ими, более того, ответы взяты из того же самого источника... Здесь следует проявить большую корректность и знание специальной литературы.
Начинающему историку следует научиться четко разделять источники и научную литературу по интересующему его вопросу. XVIII век создал профессиональную науку (в том числе историческую науку), основанную на опытно-рациональных способах познания, общей терминологии, соотносимых теоретических установках и разветвленной инфраструктуре. Вся литература — исследовательская, популярная, учебная, — возникающая в недрах профессиональной науки по любым вопросам и темам, не может рассматриваться как источник. Это результат освоения научной мыслью исторической действительности, дистанцированный от нее в силу положения познающего субъекта, неслиянного с познаваемым объектом. Исключение допускается только в одном случае. А именно, когда объектом исследования становится сама историческая наука. Специалист подобного профиля (историограф), изучая, например, Василия Осиповича Ключевского, его теоретические выкладки, исследовательскую методу, артистизм в изложении русской истории, будет обращаться к его трудам как к особому, историографическому источнику по истории русской исторической науки в конце XIX — начале XX столетия.
Любому источнику можно задать бесконечное количество вопросов — в зависимости от темы исследования, ракурса, масштаба.8 Но ни один источник не может дать исчерпывающей информации по какому бы то ни было объекту научного исследования. И даже использование целого комплекса источников, весьма обширного и весьма разностороннего по тематике, не способно доставить историку абсолютно полной информации. Причин две. Первая из них лежит на поверхности: современная материально-техническая база не позволяет историку любой подготовки и любого административного уровня решить эту задачу. Но, кроме того, не существует даже теоретических разработок, позволяющих допустить возможность абсолютной полноты познания исторической реальности. Данная проблема в настоящее время отдана на откуп фантастике. И в ближайшем будущем видны лишь. мистические способы ее решения. Историческое познание в целом ограничено. Возможности каждого источника также ограничены относительно задач, которые ставит историческая наука.
С другой стороны, ничего печального в этом нет. До сих пор сфера гуманитарных наук не выдвигала столь амбициозных проектов, чтобы для их осуществления понадобилась абсолютная полнота информации, хотя бы и в строго определенных рамках. Здравый смысл велит рассматривать поставленные историку ограничения как нечто естественное и непреходящее. Так сказать, вечные условия игры.
В современной научной мысли время от времени предпринимаются попытки преодолеть эти условия, а лучше — разрушить их. Так, О.М.Медушевская ставит глобальную проблему, не решаемую методами традиционного источниковедения: «.главная теоретико-познавательная трудность гуманитарного познания: цель гума-нитаристики — изучение человека, но. как познать человека, внутренний мир которого скрыт от внешнего наблюдателя, не объективирован». С точки зрения О.М.Медушевской, следует изменить предмет источниковедения, повысить его статус, части гуманитарного знания, и тогда откроются принципиально новые возможности: «Совокупность произведений [созданных людьми], рассматриваемых как целостный системный объект, как исторический источник, является предметом источниковедения. Для источниковедения (как науки об источниках) эти произведения выступают и как объект, и как предмет изучения. Источниковедение исследует произведения, созданные людьми целенаправленно и осознанно, как целостный, внутренне взаимосвязанный объект, как совокупность с присущими данной эпохе (культуре) типологическими и видовыми свойствами, способами функционирования, особенностями информационного поля. Изучая свойства источников, источниковедение на реальной основе разрабатывает методы получения социальной информации различного рода, методы ее критической проверки и истолкования и формирует критерии оценки произведений как явлений культуры. Поэтому источниковедение для историка (социолога, этнолога и пр.) не только вспомогательная дисциплина, как это представлялось в рамках традиционной методологии истории, но самодостаточная область знания, наука об источниках. Она разрабатывает (пока еще не всегда целенаправленно) специфические теоретико-познавательные проблемы, имеющие фундаментальное значение. Поэтому гуманитарий должен ясно представлять себе, что такое источниковедение, его метод и перспективы развития. Источники составляют объективную основу гуманитарных наук как наук о человеке и его деятельности»9. В итоге должна бы появиться новая наука, кото-
8 В значительной степени количество и профиль вопросов будут зависеть от теоретико-философской базы, избранной историком. Идеально, если источниковедческая практика прямо, осознанно и продуманно поставлена историком в зависимость от философии и методологии исследования. В случае смены теоретико-философской базы источниковедческие проблемы могут принять совершенно новый вид, хотя бы источниковая база и осталась прежней.
9 Медушевская О.М. Источниковедение: теория, история и метод. М.,1996. С.5-6.
рая призвана заполнить пустующую нишу в системе гуманитарных дисциплин, — системе искусственной, никак не соотнесенной с реальной научной жизнью. Основной порок предложения О.М.Медушевской состоит в том, что неясна целевая установка всех усилий, прилагаемых к модернизации источниковедения. В сущности, новая «область знания» с междисциплинарным уклоном — результат бесплодного теоретизирования, в то время как традиционное источниковедение насквозь практично, можно сказать, прагматично. Возврат к здравомысленному прагматизму, к доброй традиционности — одна из важнейших задач современной источниковедческой практики.10
Источниковедение необходимо современному историку-профессионалу в двух ипостасях. Прежде всего, источниковедческое исследование может оказаться самоценным. Существуют источники, к которыми исследователи обращаются постоянно, поколение за поколением. Таковыми являются, например, трактаты иностранцев о Московском государстве, древнерусские летописи и жития святых. Важным подспорьем для историка является в подобном случае работа источниковеда, оставившего ему подробное описание источника, его «карту». Это сильно облегчит последующую работу. В иных случаях, знакомство с трудами источниковедов просто необходимо: нельзя работать с Повестью временных лет, не прочитав предварительно трудов А.А.Шахматова; не стоит подступаться к «Запискам о Московии» Сигизмунда Герберштейна, не зная фундаментального исследования Е.Е.Замысловского; слишком самонадеянным было бы исследование трактата Джильса Флтечера «О государстве Русском» без изучения книги С.М.Середонина о названном трактате как историческом источнике. И, во-вторых, источниковедение очень полезно как твердо усвоенная на студенческой скамье вспомогательная дисциплина.
Итак, источниковедение — научная дисциплина, изучающая исторические ис-точники.11 Несмотря на сложное философское обоснование и дискуссии, время от времени возникающие вокруг предмета источниковедения, суть его проста. Во-первых, источниковедение дает четкое представление: реальность прошлого достижима лишь посредством изучения памятников, «следов» прошлого. Это единственный путь научного познания нашей истории, поскольку сама она не дана нам как объект прямого и непосредственного наблюдения. Во-вторых, источниковедение показывает, что памятники эти, а следовательно, и вся историческая реальность, познаваемы, хотя и с определенными ограничениями. В-третьих, источниковедение разрабатывает методы оценки упомянутых памятников — источников. В-четвертых, источниковедение располагает сводом методических и технических правил как извлечь из них необходимую информацию, притом в наименьшей степени искаженную. Этот свод непрерывно увеличивается в объеме и совершенствуется — таков путь развития источниковедения.
Конечно, источниковедение — служебная по отношению к исторической науке область знания, но она исключительно важна. Технические, т.е. прежде всего, источни-
10 С точки зрения автора этих строк, заслуги источниковедческой мысли XX столетия сравнительно невелики. Фундамент, заложенный в период между Ранке и Виндельбандом, остается наиболее здравой частью теоретического источниковедения. Предпринятые с тех пор попытки модернизации нередко оказывали на него разрушительное воздействие, но в большинстве случаев оказывались бесплодными в отношении практической работы историка. Любопытно, что в недавнем фундаментальном труде «Источниковедение новейшей истории России: теория, методика и практика» (М.,2004, под ред. А.К.Соколова) производится попытка преодолеть отрыв теоретических и методологических проблем исторической науки от ее эмпирических оснований; само по себе исключительно здравая интенция, однако, приводит, отчасти к смешиванию методологических и источниковедческих слоев исторической науки, а это вряд ли правомерно.
11 В данном случае речь идет об историческом источниковедении, источниковедческие исследования, предпринимаемые в рамках других сфер гуманитарной науки, здесь ни при чем.
коведческие навыки историка-профессионала позволяют коллегам определить его статус «по гамбургскому счету». Возможно, на основе набора данных навыков и самой простой, общедоступной терминологии, в XXI столетии сформируется новый язык исторической науки, общий для самых разных школ, направлений, течений и вспомога-
12
тельных дисциплин.12
Володихин Дмитрий Михайлович - кандидат исторических наук, доцент Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова
12 Это, на мой взгляд, более вероятный сценарий событий, нежели складывание общего языка историков на основе достижений высших эшелонов теоретико-методологических штудий, социологии, филологии, семиотики или даже естественнонаучного знания. Более функциональное более жизнеспособно!
