CC BY
131
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ
THE THEORY AND PRACTICE OF POLITICAL SCIENCE / Ed. by Crotty W. - Evanston (Illinois): Northwestern univ. press, 1991. - Vol. 1. - 236 p.
(Реферат)
По мнению американских специалистов, четырехтомное издание под редакцией У. Кротти «Политическая наука: взгляд в будущее» (1991) может быть включено наряду — с: восьмитомным изданием Ф. Гринстайна и Н. Полсби «Политическая наука: основные направления» (F. Greenstein, N. Polsby, 1975), и исследованиями «Политическая наука: состояние дисципины», опубликованной двумя изданиями под редакциеей Ады Финифтер 1983), «Полтическая наука: новые направления» под редакцией Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна (R. Goodvin, H.-D. Klingemann, 1996) в список фундаментальных работ, которые описали и обобщили состояние американской политической науки второй половины ХХ столетия.
Каждый из томов посвящен определенной теме и освещает актуальные проблемы современной политической науки: «Теория и практика политической науки», «Сравнительная политология, политика и международные отношения», «Политическое поведение» и «Американские институты».
В данном реферативном обзоре представлено несколько статей из первого тома «Теория и практика политической науки», который посвящен современной политологии. Политическая наука, по мнению Уильяма Кротти, генерального редактора и составителя четырехтомника, находится сейчас на своеобразном «перепутье» в связи с «проблемой поколений»: послевоенное поколение «гигантов» уступает место новому, перспективы и возможности которого еще не вполне ясны. Ученые прежнего поколения представлены такими известными именами, как У. Райкер, Р. Даль, У. Миллер, Г. Алмонд, Г. Гуцков, Р. Фенно мл., Д. Мэттьюз, С. Элдерсвельд, Д. Марвик, Ф. Конверс, Д. Стоукс, Х. Эулау,
Д. Истон, Дж. Лапаломбара, Х. Экстайн и др. (список, конечно, не полный).
Как отмечает Кротти во вступлении, среди авторов данного сборника - одни из наиболее авторитетных ученых, представляющих сегодняшнюю политическую науку.
Составители тома размышляют о перспективах развития политической науки: в каком направлении она будет развиваться, какие концепции, теории, проблемы станут доминирующими, кто окажется «властителем дум». Редакторы не ставили своей целью ответить на все поставленные вопросы - интеллектуальный догматизм, по словам Кротти, не приводит ни к чему хорошему. Статьи, в которых представлены взгляды ведущих современных ученых, это приглашение к дискуссии. Задачей составителей, пишет В. Кротти, было «предложить свежие идеи, заставить людей думать».
Работы создавались следующим образом: они предназначались для специальной серии тематических дискуссий, запланированных на ежегодной встрече Американской ассоциации политической науки (ААПН) в 1989 г. (У. Кротти был в то время президентом Ассоциации и отвечал за организацию этих дискуссий). Известный политолог-практик готовил доклад для обсуждения. Назначались три оппонента, также известные в своей области ученые, затем работа обсуждалась группой экспертов. Желающих участвовать было так много, что помещения, предназначенные для дискуссии, не могли всех вместить. Таким образом, предлагаемые читателю статьи - это не просто точка зрения одного ученого, а результат интеллектуального сотрудничества специалистов в определенной области.
Реферируемые статьи, по мнению автора обзора, наиболее ярко представляют рассматриваемый сборник: в них полно, доступно и подробно освещается состояние современной политической науки и ее история, соотношение теоретической и практической ее частей, актуальные проблемы дисциплины и перспективы ее развития.
ФРИМАН Д.М.
СОЗДАНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ.
FREEMAN D.M.
The making of a discipline. - P.15-44.
Дональд М. Фриман предлагает читателю историю политической науки как дисциплины, обращая особое внимание на те моменты, которые способствовали ее развитию, начиная с исследований власти и права. Он отмечает важную роль Колумбийского и Чикагского университетов, Университета им. Джона Хопкинса. Особое внимание автор уделяет бихевиорализму в исследовании феномена политического, вызвавшему наибольшие разногласия в научной среде. Фриман считает, что важную роль в американской политической науке сыграли ученые-эмигранты из нацистской Германии, и социологи, работавшие в правительстве во время Второй мировой войны. Движение «За новую политическую науку» бросает серьезный вызов «ортодоксам», и именно оно, полагает Фриман, будет способствовать переосмыслению целей и задач науки, придаст ей новый импульс развития, чего не в состоянии сделать нынешняя «медлительная» ААПН.
Развитие политической науки нельзя считать «гладким». Если и есть что-то постоянное в ее истории, так это то, что в каждом поколении были одна или несколько групп, выражавших несогласие с какими-то общепринятыми вещами, пишет Фриман. Такая здоровая критика и пересмотр устоявшихся норм способствуют развитию дисциплины. Одним из предметов обсуждений и споров были способы и методы изучения политической науки в учебных заведениях различного уровня.
Те «политические курсы», которые преподавались до 1880-х годов, включали в себя философию, историю государственной власти и основы права, политическую экономию. До Гражданской войны настоящим политологом можно считать лишь Френсиса Либера, немецкого иммигранта, преподававшего вначале (в 1835 г.) в Южнокаролинском, а затем в Колумбийском колледже (с 1858 по 1872 г.). Когда политическая наука стала более или менее вырисовываться как дисциплина, немецкое
университетское образование было моделью, с которой копировалось американское. Всех молодых специалистов в области социальных наук, особенно историков и политологов, было принято отправлять в Европу для дальнейшего обучения. Это объяснялось тем, что «сухое» и консервативное образование в Америке XIX в. не способствовало развитию талантов студентов. В Германии, напротив, господствовал дух свободы, а предпочтение отдавалось оригинальным исследованиям. Студентам-историкам и политологам предлагалось использовать первоисточники, каковыми считались периодические издания, мемуары, документы, письма и т. п. В немецкой науке преобладал компаративистский историко-аналитический подход, который был перенесен и в американскую науку и господствовал в ней почти два поколения.
Отцом американской политической науки можно считать молодого ветерана Гражданской войны, выпускника Эмхерста Джона У. Берджеса, который после получения диплома на родине продолжал обучение в Германии. После неудачной попытки утвердить программу высшего образования немецкого образца в родном Эмхерсте, Берджесу удалось сделать это в Колумбийском колледже (ставшем позже Колумбийским университетом) в 1880 г. Тем самым было положено начало созданию национальной школы политической науки. За четыре года до этого американская версия немецкой образовательной программы утвердилась в Университете им. Джона Хопкинса, где отделение истории и политической науки возглавил Герберт Бэкстер Адамс. Эти два университета (Колумбийский и Хопкинса) учредили каждый свое издание, чтобы молодые специалисты имели возможность публиковаться, - это «Исследования Джона Хопкинса в истории и политической науке» (1883) и «Исследования в области истории, экономики и публичного права» (1891).
Первое поколение американских исследователей использовало заимствованные у немецких историков и политологов методы и подходы. С наступлением ХХ в. стало возможным говорить об американизации политической науки. В 1908 г. появились две книги, оказавшие на нее огромное влияние. Одна написана социологом и поначалу не была замечена, а ее автор вскоре после ее издания оставил научную карьеру. Это работа Артура Бентли «Процесс правления». Бентли называл политическую науку «мертвой», занимающейся формальным изучением наиболее очевидных поверхностных характеристик властных институтов. Теория, которую он предлагал, - теория групп - заняла свое место в науке лишь годы спустя. Вторая книга - «Человеческая природа в
политике» - написана англичанином Грэхэмом Уолласом. Она сразу была замечена научным сообществом. Ее автор критиковал существовавшее положение дел в политической науке, сетовал на то, что политологи все внимание уделяют анализу институтов, оставляя в стороне природу человека, психологический аспект в политике.
Крупной фигурой, повлиявшей на становление политической науки, стал Чарльз Мерриам, возглавлявший отделение политической науки в Чикагском университете. Некоторые называют Мерриама символом «дисциплинарной шизофрении», поскольку он ратовал за то, чтобы эта наука была именно политической и исследования велись только в области политики. Это был ученый-практик, для которого важнее было «делать» науку, чем изучать ее теорию и методологию. Его склонность к научным экспериментам, эмпирическим количественным методам в значительной мере повлияла на следующие поколения политологов, в частности на Л.Уайта, Г.Госнелла, Г.Лассуэлла, Г.Алмонда, Д.Трумана и др.
Описывая становление политической науки как дисциплины, Фриман отмечает, что на этот процесс постоянно влияли объективные внешние воздействия. Рост университетского образования в Америке произошел в период национального становления после Гражданской войны. В дальнейшем на становление политической науки влияли национальные кризисы: великая депрессия, война во Вьетнаме, социальные движения 60-х годов.
Нестабильность в Европе в межвоенные десятилетия 20-30-х годов вызвала «реевропеизацию» науки в Америке, и огромная роль в этом процессе принадлежит иммигрантам 30-х годов, лучшим социологам и политологам Европы, таким, как Х. Арендт, К. Дойч, А. Диамант, У. Эбенштейн, Х. Эулау, К. Фридрих, Э. Хаас, С. Хоффманн, Х. Кельзен, Г. Киссинджер, Х. Моргентау, Ф. Морштейн Маркс, Ф. Ньюман, Л. Страусс.
Необходимость социальных реформ в рамках Нового курса, а также тотальная мобилизация во время Второй мировой войны определили потребность в политологах-практиках. На правительственные должности назначались ученые-социологи, бихевиористы. В 1920-е годы развивается такая область науки, как «государственное и муниципальное управление», а в конце 30-х годов создается Американское общество государственного и муниципального управления, в 40-е начинает выходить «Паблик администрэйшн ревью» (периодическое издание государственной администрации). Таким образом, политическая наука
оказывается востребованной в практической жизни, что определяет ее цели, задачи, методы.
С 40-х годов социальные науки интенсивно изучают общественное мнение. Опросы и социологические исследования предоставили политологам новые инструменты и методы для изучения политического поведения. Подобные разработки проводились центрами, возникшими в Принстоне (1937), Колумбии (1940) и Денвере (1947). Но ведущая роль принадлежала, по мнению Фримана, исследовательскому центру в Мичигане, который в данной сфере по значимости сравним с Университетом им. Джона Хопкинса и Чикагским. Здесь под руководством А. Кэмбелла получило развитие направление, изучающее электоральное поведение.
Позже на смену этому центру пришел Межуниверситетский консорциум политических и социальных исследований (1СР8Я), созданный в 1962 г., который задумывался как холдинг ведущих школ. Двадцать один университет, занимающийся политологическими исследованиями, установил связь между Мичиганским исследовательским центром и научным сообществом в целом со следующими целями: 1) создание базы данных, 2) проведение летних школ как для начинающих ученых, так и для профессионалов, 3) обмен новыми технологиями исследований и полученными данными. Регулярно проводились встречи и специальные конференции, реализовывались летние обучающие программы (долгое время основным местом встреч был Энн Эрбор). Постоянный обмен опытом «оживлял» науку, придавал ей динамичность.
Историки политической науки, в том числе и автор данной статьи, особое внимание уделяют так называемой «бихевиоралистской» революции. В конце Второй мировой войны традиционной политической науке был брошен вызов движением протеста, по словам Р. Даля, -«бихевиорализмом». Зарождение и развитие движения Даль относил на счет 1) «Чикагской школы» Мерриама, 2) иммигрантов волны 30-х годов, 3) опыта и крушения надежд ученых-политологов, работавших в правительстве (особенно во время войны), 4) особой роли Совета социологических исследований, 5) становления электоральных и социологических исследований и 6) желания крупных фондов поддерживать эмпирические исследования.
В работе «Политическая система», ознаменовавшей начало нового направления в науке, Д. Истон объясняет причины разочарований: отмечая необходимость непосредственной связи теории с реальной жизнью, он критикует предшественников за чрезмерное увлечение
эмпирикой, не обоснованной теоретически. Истон говорит о необходимости разработки четких концептуальных основ политической науки, которые позволили бы применять научные модели к решению практических задач. Бихевиоралистский метод предполагал строить эти модели, используя подходы и правила естественных наук. Исследования должны быть точными, теоретически обоснованными, использующими эмпирические данные и, если возможно, количественными.
Поскольку традиционная политическая наука (под которой подразумевалось все, что было прежде) более всего игнорировала индивидуальное политическое поведение, то новое «движение протеста» сделало индивида и взаимоотношения индивидов в политике приоритетным объектом своих исследований.
Не все было гладко в становлении нового направления политической науки. Ученые «старого поколения» не спешили принимать новые концепции, поэтому образовательные программы не менялись, да и публикации ученых, не согласных с «традиционалистами», не всегда с легкостью появлялись в специализированных политологических изданиях.
Наиболее важные работы данного периода - это изданная под редакцией Х. Эулау, С. Элдерсвельда и М. Яновица книга «Политическое поведение», а также получившие второе рождение «Процесс правления» А. Бентли (1908) и «Количественные методы в политике» С. Райса (1928). Следует назвать и оказавшую значительное влияние на политическую науку «Экономическую теорию демократии» Э. Даунса.
Говоря о бихевиорализме, надо отметить особую роль философии науки, изучавшейся по работам К. Поппера, Х. Рейхенбаха и Б. Рассела. Затем пришел черед физиков и историков науки, среди которых особое место занимает Т. Кун и его эпохальная работа «Структура научных революций» (1962), которую бихевиоралисты интерпретировали по-своему - с точки зрения смены парадигм научных революций вообще и бихевиоралистской в частности. Последняя, по их мнению, помогла политической науке перейти с донаучной на научную ступень развития.
Следующий этап в развитии науки, который выделяет Фриман, наступил в 60-е годы. На американскую политическую науку тогда повлияли сразу два кризиса: война во Вьетнаме и негритянская социальная революция. Эти кризисы раскололи научное сообщество. Для всех социальных наук этого периода было характерно наличие радикальных протестных движений, но именно политическая наука считала подобную «фракционность» своей исключительной особенностью. В научном сообществе появились две весьма враждебно настроенные
«партии»: движение «За новую политическую науку» возникло как серьезная оппозиция Американской ассоциации политической науки.
По мнению оппозиции, политическая наука слишком аполитична. Она использует псевдонаучные методы и удаляется от решения насущных практических задач. Членов движения особенно волновали этические проблемы научных исследований. Большинство из них, особенно это касается последователей Л. Страусса, утверждало, что некоторые явления не могут быть изучены научными методами, а некоторые и не должны изучаться таким образом. Они объясняли это тем, что поведение человека слишком сложно, чтобы его можно было просто измерить, а если это и возможно, то все равно делать этого нельзя, поскольку возникает опасность манипулирования и контроля над индивидом.
Движение стало очень влиятельным и сыграло значительную роль в развитии дисциплины. Хотя, говорит Фриман, это влияние, как и существование «двухпартийной» системы в политической науке, продолжалось недолго. До 1950 г. у ААПН отсутствовал национальный офис и аппарат, не было организационной структуры для проведения мероприятий, общения научного сообщества и т.п. Ассоциация была достаточно закрытой. Деятельность движения способствовала демократизации ААПН, ее большей открытости.
Лидеры движения поспешили провозгласить свою победу над бихевиоралистами. Но вряд ли их критику можно считать более конструктивной, чем предупреждение Р. Даля в 1961 г., который говорил, что если сосредотачиваться только на эмпирике, то к кому мы обратимся с вопросом о политических нормах и ценностях. Бихевиоралисты, считал Даль, спешат изучить, «что есть», в то время как ученый должен вначале понять, «что было», выявить историческую подоплеку. Необходимо прежде всего выстроить общую теорию. Движение «За новую политическую науку» стало последним из нескольких крупных объединений, повлиявших на изменение направления политической науки. Не став ведущим в науке, оно тем не менее определило тенденции ее развития, способствовало усилению эклектизма, который характеризует эту дисциплину с 1968 г.
Кроме «научного» Фриман описывает «институциональное» и организационное развитие политической науки. Так, членство в ААПН с 1938 по 1968 г. удваивалось каждые десять лет. В 70-х годах рост числа членов Ассоциации, докторов наук достиг пика, приостановился, а затем несколько снизился.
Главным периодическим изданием политологов является «Американ политикал сайнс ревью»; главной организацией - ААПН. Но это не значит, что они единственные, существует множество других изданий и организаций.
Наиболее важным направлением развития политической науки с 1970 г. стало распространение качественной системы высшего политологического образования в стране. Еще 30 лет назад политологи заимствовали методы из социологии и психологии, теперь выработаны собственные. Созданы многочисленные методические пособия, учебники по политической науке.
Актуальной остается проблема этики политической науки, поставленная Движением «За новую политическую науку». Ученые, говорит в заключение Фриман, должны чувствовать ответственность перед обществом за последствия воплощения своих идей.
МУН ДЖ.
ПЛЮРАЛИЗМ И ПРОГРЕСС В ИЗУЧЕНИИ ПОЛИТИКИ.
MOON J. D.
Pluralism and progress in the study of politics. - P.45-56.
Темой статьи Дж. Дональда Муна является изучение «раздробленности», множественности идей, течений и концепций в политической науке. Автор пытается ответить на вопрос о том, должна ли существовать единая общепринятая теория или естественной является множественность концепций и подходов.
Мун считает, что существующее многообразие теорий, отсутствие единого стандарта - это не только нормальное явление, но и благотворный фактор для развития дисциплины, предохраняющий ее от догматизма и ортодоксии. Институционализация знания тормозит развитие науки. Конечно, интеллектуальное наследие важно и необходимо, но все, в том числе и знание, подвержено изменению. Политическая наука изучает поведение индивидов, их ожидания от изменений в политике, а это сами по себе непостоянные величины. Поэтому все время необходимы новые теории, чтобы объяснить изменяющиеся политические реалии.
Как и автор предыдущей статьи (Фриман), Мун отмечает два крупных этапа политической науки после Второй мировой войны - это «бихевиоралистская революция» и движение «За новую политическую науку». И то и другое изменило тенденции ее развития, не затронув основ. Традиционный институциональный анализ и политическая теория до сих пор господствуют в науке, несмотря на попытки Д. Истона изменить эту ситуацию. Основной характеристикой политологических исследований остается «незаинтересованность» науки, главной задачей которой считается изучение политического поведения индивида.
Для сегодняшней дисциплины, по мнению Муна, характерна децентрализация и фрагментация. Возникло огромное множество разнообразных подходов, концепций, методологий, политических пристрастий и т.д. Все это вызывает желание каким-либо образом упорядочить ситуацию, выработать общий метод или парадигму, унифицировать дисциплину.
Политической науке (если понимать термин «наука» как более или менее организованную систему знаний) свойственна децентрализация подходов и концепций, которые ее представляют. Тому есть три причины:
1) Существующие концепции политики (предмета исследований) исходят из того, что она представляет собой особый род конфликта. Так, Д. Истон рассматривает ее как авторитарное распределение ценностей в условиях конфликта. Согласно теории К. Шмитта, взаимоотношения в политике строятся по принципу «мы-они», где «мы» - «друзья» и «они» -«враги» - это две конфликтующие группы. Наконец, «классическая» теория (Х. Арендт) понимает политику как намеренное и осознанное создание структур и норм для управления людьми, а область политического - это сфера человеческой свободы.
2) Современное понимание политической жизни или то, что мы считаем таким пониманием, меняется в зависимости от самой политической жизни. Так, бихевиоралистское движение было частью так называемого послевоенного консенсуса, когда целью политики предполагалось мирное разрешение проблем, а не насаждение идеологий. А война во Вьетнаме, движение за гражданские права и беспорядки 60-х годов вызвали потребность в «политически ангажированной» науке о политике.
3) Социальное и политическое знание рефлексивно. Осознание политики как часть самосознания политических акторов влияет на их поведение. Поскольку поведение постоянно меняется, оно таким образом изменяет и взгляды ученых.
Указанные причины объясняют, почему политическая наука не может представлять собой единообразной теории. Но тем не менее она существует как цельная дисциплина, несмотря на наличие множества часто противоречащих друг другу концепций. Что же предотвращает разрушение дисциплины? Ответ для Муна очевиден: ученые заинтересованы в том, чтобы университетская жизнь была организована в виде отдельных кафедр.
В то же время существование такой структуры проблематично. В социальных науках создание каких-либо границ практически невозможно, поскольку многие области исследования имеют междисциплинарный характер и существуют на стыке дисциплин: электоральные исследования - на стыке социологии и психологии; политическая экономия в ее марксистской версии связывает политическую науку с марксистскими школами в различных дисциплинах и с «экономикой процветания»; теория рационального выбора в политике объединяет политическую науку с микроэкономикой и «экономикой процветания» и т. п. В результате ученый, работающий на одной кафедре, может являться специалистом по проблемам, изучаемым на другой. Все это облегчает общение и обмен опытом между учеными и не позволяет дисциплине распасться на закрытые отделения в виде кафедр. В то же время подобная структура придает организованность и необходимую упорядоченность системе образования.
Плюрализм политических исследований имеет безусловные преимущества, хотя свои достоинства были бы и у единообразной науки: так, например, ученые придерживались бы единой системы стандартов политического исследования, у них был бы единый набор вопросов, на которые они старались бы дать ответы; и наука продвигалась бы вперед без скачков и без острых диспутов между учеными, выражающими противоположные взгляды. Работа над одними и теми же проблемами позволила бы быстрее достичь прогресса. Так Мун объясняет, почему стоит стремиться к некоему подобию единства в политической науке.
В последнее время все больше акцентируется необходимость обращения к истории дисциплины. По словам Г. Алмонда, «кто контролирует интерпретацию прошлого в нашей профессиональной истории, тот проделал долгий путь к тому, чтобы контролировать будущее». Дж. Драйзек и С. Леонард считают изучение истории необходимым для того, чтобы оценивать вновь появляющиеся политические исследования. Но Мун сомневается, как, используя сравнительный подход, можно оценивать единичные исследования
конкретных политических ситуаций. По его мнению, следует различать отдельный исследовательский проект, связанный с определенной ситуацией или событием в политической жизни, и исследовательскую традицию или программу исследования, которая представляет собой концептуализацию ряда феноменов для конструирования теорий. Так, парсоновский структурный функционализм - это исследовательская программа, а его исследование поведения американских избирателей -это теория, составляющая часть данной программы.
История политической науки важна для ответа на вопрос, почему существует та или иная исследовательская программа или традиция: почему прижилась модель рационального выбора, почему государство становится основным объектом политологических исследований, а «новый институционализм» моделью политического анализа и пр. В этом случае потребуется сравнить не только теории, а определенную программу исследования с другими программами и проследить их развитие.
Вообще в социальных науках сравнение исследовательских традиций не может основываться лишь на их способности объяснить какой-либо феномен. Социальные науки тем и отличаются от естественных, что изучаемые социальные явления зависят от тех, кто их производит, - от социальных акторов, от их самоидентификации, их концепций, их убеждений и пр. Физические же явления изучаются в зависимости от среды, в которой они имеют место. Поэтому важной задачей политической науки является изучение социальных акторов, смысла их действий. Исследования, занимающиеся подобными проблемами, практически невозможно сравнить друг с другом, так как они могут иметь дело с различными культурами или историческими периодами. То же и с попытками дать функциональные объяснения явлениям, институтам или моделям поведения. Любые исследования подобного рода будут уникальны в своем роде и не сравнимы с другими, поскольку они также имеют дело с различными культурами, временными периодами и т. п.
Таким образом, возможности истории дисциплины влиять на политическое исследование весьма ограничены, как и способность преодолеть плюрализм концепций в науке, потому что, как выясняется, эти концепции в основном оригинальны и не сравнимы друг с другом, а упорядочить их путем классификации не представляется возможным.
Тем не менее автор выделяет ряд задач, над решением которых, по его мнению, следует работать исследователям и историкам дисциплины:
1) выделять исследовательские программы или научные сообщества внутри дисциплины; 2) выявлять проблемы, с которыми те сталкиваются, определять, как работа, проводимая в одной сфере, может быть связана с другой и какой в этой связи возможен обмен опытом; 3) замечать важные изменения в дисциплине, включая организационные и структурные.
БОЛЛ Т.
КУДА ИДЕТ ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА.
BALL T.
Wither political theory. - P.57-76.
Т. Болл отважился на довольно сложную задачу, пытаясь ответить на вопросы: что представляла собой политическая наука в предыдущие годы, каковы ее нынешнее состояние и перспективы.
Работа Д. Истона 1953 г. «Политическая система» ознаменовала окончание эры «нормативного» или «традиционного» теоретизирования в политической науке. Последующие десятилетия связаны с распространением в американской науке и культуре утверждений о «конце идеологии» и «конце политической теории». Затем интерес к политической теории возродился вновь. Причин тому много: бихевиорализм и его философская база, а также логический позитивизм подверглись активной критике; возросла потребность в идеологии в 6070-е годы в период антивоенного движения, движения за гражданские права и за права женщин; вновь стало актуальным исследование общетеоретических фундаментальных проблем, пример чему, по мнению Болла, книга Дж. Роулза «Теория справедливости» (1971). Все эти моменты были отмечены появлением новых периодических изданий для теоретиков и политических философов.
Возродившийся интерес к теоретизированию чреват его собственным разрушением: современная наука оказывается слишком оторванной от реальной политики, которую, собственно, и призвана изучать. Болл считает, что политическая теория должна вернуться к исследованию общества, его проблем, ей следует извлекать уроки из реальной политической жизни, отражать всю ее сложность, иррациональность.
В последнее время наиболее заметное влияние на политическую науку оказала теория рационального выбора, заимствованная из
экономики и утверждающая, что для исследований любых феноменов в политике существуют определенные модели поведения.
Т.Болл пытается спрогнозировать будущее политической науки. При этом он отмечает, что предсказания - занятие весьма сомнительное, особенно в политической теории, которая имеет дело с непредсказуемым человеческим поведением. Автор ссылается на Гегеля, который предостерегал ученых от попыток заглянуть в будущее, говоря, что это бессмысленное занятие, поскольку каждый является представителем своего времени, и ему не дано понять внутренний мир людей других поколений. Болл подчеркивает, что в статье представлен его собственный подход к истории науки, отличный, например, от взглядов страуссианцев, марксистов или постмодернистов.
Поворотный период в политической теории Болл связывает с именем Д. Истона и его работой «Политическая система», изданной в 1953 г. По мнению автора, Д.Истон положил конец «нормативной», или «традиционной», политической науке, сменив господствовавшую до того в науке концепцию изучения государства системным подходом. С тех пор «политическая система» как концепция сама стала одной из подсистем в науке, каждая из которых, выражаясь терминами Истона, обладает собственным «входом» («input») и «выходом» («output»). Кстати, новая терминология существенно отличалась от языка политологов предыдущих поколений. С середины 50-х до начала 70-х годов политическая теория переживала упадок к радости «бихевио-ралистов» и недовольству «традиционалистов».
Вскоре появились и другие критики «традиционной» политической теории, а к ним присоединились те, кто выступал за «конец идеологии», по крайней мере на Западе. Сформировалось направление «консенсусных историков», которые полагали, что мечты и теории «утопистов» и «идеологов» потерпели крах в сугубо прагматичной (американской) культуре. П. Ласслет выразил мнение, что «в настоящий момент политическая теория мертва». Даже в Оксфорде, который считался центром политической теории или философии во всем англоговорящем мире, был распространен пессимизм относительно теоретического направления науки. Между тем многие ученые, в том числе И. Берлин и Дж. Пламенатц, считали, что политическая теория не может умереть, хотя бы потому, что жива порождающая ее политика.
Болл признает правоту обеих сторон. Он предлагает разрешить парадокс, выделив два уровня теоретизирования. Первый уровень ставит ряд извечных фундаментальных вопросов: о справедливости распределе-
ния обязанностей и ресурсов, о власти и властных институтах, об отделении политического от неполитического или частного. Эти и тому подобные вопросы возникали всегда в любом обществе и требовали определенной теоретической базы для ответа на них. Великие политические мыслители, такие, как Аристотель или Гоббс, вырабатывали теории для разрешения данных проблем. Именно потому, что такой уровень теоретизирования будет существовать, пока есть общество, мы можем говорить о том, что политическая теория жива и будет продолжать здравствовать.
Иным образом обстоит дело с теоретизированием «второго» уровня, который относится к академической политической теории. Она представляет собой изучение и интерпретацию «классиков» политической мысли. Подобные теоретические разработки вполне могут устареть и исчезнуть, потеряв актуальность. Если понимать политическую теорию в таком смысле, то можно говорить о ее «смерти». Правда, и в этом случае Болл полагает, что - говоря словами Марка Твена - известие о смерти политической теории следует считать «сильно преувеличенным».
Автор объясняет причины возрождения интереса к теории политической науки сегодня. Бихевиоралисты, считает он, переживают не лучшие времена. Их попытки отделить философию от науки основаны на определенном направлении философии - позитивизме, или логическом позитивизме, или, иначе говоря, на логическом эмпиризме. Заимствования бихевиоралистов из этого направления философии шли по трем направлениям.
Первое касается смысла утверждений: очевидного факта («вот лежит кот на коврике»), логической необходимости («все бакалавры -неженатые мужчины») и утверждения, являющегося нормативной категорией, которая нужна для выражения отношений, предпочтений, чувств («воровать нехорошо»).
Второе связано с «теорией этики», согласно которой этические высказывания не несут в себе какого-либо смысла, а служат для выражения субъективных предпочтений или способа мышления.
Наконец, третье направление заимствует из позитивизма критерии разделения науки и не-науки. Наука не изучает какой-либо определенный предмет или явление, а познает смыслы и методы. Наука о политике имеет такое же право на существование, как химия или физика, постольку поскольку ее утверждения являются констатацией очевидных
эмпирических фактов, а рассуждения соответствуют дедуктивно-номологической модели.
Философский позитивизм сыграл нормативную роль для бихевиорализма, определяя, что такое «наука» и что должна представлять из себя политическая наука, чтобы считаться таковой. Для этого она должна, во-первых, различать «факты» и «ценности», во-вторых, быть не «нормативной», а «эмпирической», в-третьих, служить объяснению различных феноменов. Поскольку «традиционная» политическая теория не отвечала этим позитивистским критериям «научности», она была признана не-научной или в лучшем случае до-научной. Но, очерчивая такие строгие рамки, позитивизм сыграл плохую службу и самим бихевиоралистам. Данные критерии оказались настолько строгими, что им не могли соответствовать и многие сторонники позитивизма. Даже известные законы Михельса и Дюверже не отвечали всем требованиям «научности» согласно позитивистским нормам.
Таким образом, к середине 70-х годов взгляды наиболее строгих позитивистов отошли в прошлое, а мы, констатирует Болл, в качестве одной из причин, по которой возрождается академическая политическая теория, можем назвать спад влияния и позитивизма, и бихевиорализма.
Другую причину Болл видит в «конце конца идеологии» (цитируя Э. Макинтайра). Невозможность обойтись без идеологии была продемонстрирована в середине 60-х годов, когда активизировались различные социальные движения: студентов, американских негров, женщин, антивоенных активистов и др. Развитие новых идей, постановка новых актуальных проблем требовала идеологического оформления, да и сама теория «конца идеологии» была признана в своем роде идеологией.
Возрождению политической теории способствовали концепция соотношения между социальной теорией и политической практикой, попытки «оживить» теорию, применяя ее к реальным ситуациям. Сочетая теорию и практику, главное придерживаться «золотой середины». Позитивистская политическая наука слишком «увлеклась» практикой, ярким и трагическим примером чему стала война во Вьетнаме, которая, считает Болл, во многом была «обеспечена» мнением экспертов-политологов. Между тем в этой ситуации стоило бы обратиться к политической теории с ее постановкой «нормативных» вопросов о правах и обязанностях граждан, о справедливых и несправедливых войнах и т.п.
Об актуальности политической теории свидетельствует интерес научного сообщества к работе Дж. Роулза «Теория справедливости» (1971), рассматривающей исключительно теоретические вопросы. В том
же 1971 г. Роулз начал издавать журнал «Философи энд паблик эффэйрз» («Philosophy and Public Affairs»), основной идеей которого было то, что любые социальные проблемы имеют философское измерение. Издатели журнала предлагали философские методы решения общезначимых социальных проблем. Позже стал издаваться журнал «Политикал теори» («Political Theory»).
Рассуждая о будущем политической науки, Болл отмечает процветание политической теории с начала 80-х и до конца ХХ в. По его мнению, эта тенденция сохранится ближайшее время, что особенно радует его как академического политического теоретика. Но, по словам Болла, существуют обстоятельства, которые могут пагубно сказаться на развитии политической теории. Их четыре: 1) отделение политической теории от политики; 2) возрастающая специализация и профессионализация политической науки; 3) углубление в вопросы методов и техники; 4) преувеличенное внимание к методологическим и теоретическим проблемам.
Болл отмечает, что наиболее успешные и известные политические теории были связаны с политикой и часто появлялись в результате каких-либо политических событий, кризисов. Между тем отдаление теории от политики наглядно просматривается даже в содержании статей «Политикал теори»: читатель, скорее, найдет там рассуждения о разных подходах к интерпретации текстов, чем узнает о кризисе задолженностей в Третьем мире, который поднимает вопросы морали для граждан наций-кредиторов. Таким образом, упускаются из вида актуальные проблемы современности, разрешение которых ставило бы ряд важных вопросов как перед политологами-практиками, так и перед теоретиками.
Профессионализация академической науки ведет к развитию специализации внутри дисциплины. Кроме преимуществ такая тенденция имеет недостатки. Наличие «своих» профессиональных ученых, «своих» университетских кафедр, «своих» периодических изданий, регулярное проведение «своих» «круглых столов» и т.п. свидетельствует не только о наличии развитой институциональной системы политической науки, но и о ее закрытости, о ее непредрасположенности контактировать с другими научными отраслями, да и об отдалении научного «центра» от «периферии».
Что касается чрезмерного погружения в вопросы методики, методологии и в прочие чисто теоретические проблемы, то Болл отмечает, что в этом смысле нынешняя политическая теория близка к тому, за что критиковала своих предшественников. В 1969 г. Ш. Уоллин
осуждал стремление бихевиоралистов исследовать любое явление с помощью определенного метода, постоянно использовать статистику и «измерительные» технические приемы. Теперь же политические теоретики сами погрузились в разработку и обсуждение методов интерпретации политических текстов, различных методик и методологий для исследования теоретических проблем. Наука, таким образом, становится самодостаточной и обслуживает сама себя.
В каком же направлении следует двигаться политической науке вообще и политической теории в частности? Отвечая на этот вопрос, Болл выделяет три предпочтительных, по его мнению, пути. Первый заключается в том, что ученым следует не копировать последние разработки, скажем, Франкфурта или парижских университетов, а задействовать все имеющиеся ресурсы для разрешения насущных проблем собственного общества. Одним из наиболее важных ресурсов для американских политологов Болл считает саму традицию западной политической мысли. При этом, конечно, необходимо учитывать и богатейшее наследие политической теории других стран.
Использование теоретического опыта предшественников определяет второе направление. Автор считает необходимым продолжать теоретические разработки «первого» (как он его определил в начале статьи) уровня. Общество развивается, и неизбежно будут возникать все новые кризисы, они будут ставить перед учеными извечные фундаментальные вопросы о природе человека, о морали, об общественных нормах и законах, на которые надо отвечать в новом контексте.
Разрешение насущных социально-политических проблем определяет третье направление развития политической теории. Оно предполагает тесное сотрудничество политологов-теоретиков и политологов-практиков. Несмотря на «глобальность» проблем, изучаемых политической теорией, ученые-теоретики не могут претендовать на единственно верную точку зрения и нуждаются в «эмпирической» поддержке своих исследований. Только в этом случае наука может считаться «живой» и динамично развиваться.
Разделение между теоретическим и практическим направлениями политической науки Болл видит в главных объектах изучения: для «теории» - это верования и убеждения человека, для «практики» -поведение индивида. Но в таком разделении заложена и основа для взаимодействия двух сфер науки, поскольку описать действия индивида, не изучив его убеждений, и наоборот. Поэтому вряд ли можно говорить о существовании самостоятельной «науки о политическом поведении», так
же как и о независимой «истории политической мысли». Таким образом, ученым-теоретикам и практикам следует активно взаимодействовать, чтобы обеспечить единство и поступательное развитие политической науки.
В заключение автор приводит доводы своеобразной «защиты» академической политической теории, объясняя, что при выделении двух уровней теоретизирования не имеется в виду «первосортность» одного, решающего глобальные фундаментальные проблемы, и «второсортность» другого, изучающего работы тех мыслителей, которые относятся к первому уровню. Предполагается, что оба уровня одинаково необходимы в политической теории, и неверно было бы использовать в данном случае метафору: «кто может - делает, кто не может - учит, как надо делать». Чтобы выработать новые «глобальные» идеи и теории, необходимо понять старые, опыт предшественников никогда не бывает лишним. Поэтому консерваторам стоит изучать К. Маркса, а марксистам -Э. Берка.
По мнению автора, нельзя игнорировать ни одно из направлений науки, и академическая теория так же важна, как общетеоретические разработки и эмпирические исследования. Таким образом, центральной идеей статьи Болла можно считать призыв политологов всех направлений к сотрудничеству и взаимодействию. Именно это обеспечит политической науке в следующем столетии продвижение в «правильном» направлении и динамичное развитие.
М.Э.Брандес
