CC BY
113
9
I
212
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ » 2012 » T. XXXIV» № 4
РИИ СОВРЕМЕННОЙ ФИЗИКИ И ИДЕИ БЕРГСОНА О ВРЕМЕНИ И ДВИЖЕНИИ1
Мы не намерены анализировать или обсуждать здесь в целом философское учение Анри Бергсона. У нас нет ни времени, ни желания проводить критический разбор столь многочисленных и разнообразных тезисов, которые Бергсон - начиная с «Опыта о непосредственных данных сознания» и завершая работой «Мысль и движущееся» -постепенно развивал, опираясь наряд центральных идей. Вокруг этих тезисов велась бурная полемика, что, впрочем, доказывало их глубокую оригинальность; они нередко подвергались критике, по большей части справедливой. В книгах Бергсона часто встречаются блистательные суждения, которые по зрелом размышлении предстают неосновательными или преувеличенно парадоксальными; слишком много смелых идей, нуждающихся в серьезном доказательстве, опираются лишь на чарующие, но туманные образы, переданные восхитительным стилем, который порой скрывает под красотой формы слабость аргументации. Однако со всеми этими оговорками следует признать силу и влиятельность творчества Бергсона: читая его работы, все время испытываешь впечатление, что множество проблем предстает в них в новых аспектах, что перед нами постоянно приоткрываются окна, за которыми проступают, словно при вспышке молнии, неизведанные горизонты.
На меня еще в юности произвели сильное впечатление столь оригинальные идеи Бергсона о времени, длительности и движении. Недавно, перелистывая его знаменитые работы и размышляя о прогрессе, достигнутом наукой с тех, уже давних пор, когда я читал их впер-
1 Перевод выполнен по изданию: Broglie L. de. Les conceptions de la physique contemporaine et les idées de Bergson sur le temps et sur le mouvement // Revue de métaphysique et de morale. 1941. T. 48, № 4. P. 241-257. Примечания, помещенные далее в квадратные скобки, сделаны переводчиком.
ЛУИДЕБРОИЛЬ
вые, я был удивлен сходством некоторых новых теорий современной физики с тонкими интуициями философа Длительности. И меня тем сильнее удивил этот факт, что большинство этих интуиций уже нашло выражение в «Опыте о непосредственных данных сознания», первом и, как мне кажется, наиболее важном труде Анри Бергсона; «Опыт», докторская диссертация автора, датируется 1889 г., а значит, более чем на 40 лет предшествует идеям Бора и Гейзенберга о физической интерпретации волновой механики.
Без сомнения, мы зашли бы слишком далеко, если бы попытались обнаружить у Бергсона строгое изложение ряда принципов квантовой физики; нельзя отождествлять точные формулировки квантовых теорий с глубокими, но часто смутными и ускользающими интуициями знаменитого мыслителя. Тем не менее аналогии существуют, и в данной статье мы хотели бы выявить их как можно четче, не позволяя себе, однако, интерпретировать тексты философа в важном для нас смысле, ибо в этом, разумеется, состоит главная опасность подобных исследований.
Всю жизнь Бергсон был поглощен идеей, что наш интеллект создает ложное представление о реальной природе времени. Озабоченный прежде всего тем, чтобы отмечать одновременности, а не наблюдать протекающее время, интеллект бессознательно заменяет реальную длительность геометрической схемой, схемой однородного времени, понятого как своего рода непрерывность с одним измерением. Поэтому, по Бергсону, он упускает из виду истинную природу конкретной длительности, представляющей собой подлинный прогресс, творение новых форм и постоянное изобретение. Мы не станем обсуждать здесь бергсоновскую концепцию конкретной длительности, но можно согласиться с ее автором в том, что наука всегда почти безоговорочно признавала возможность представлять время как простую переменную, которая выражается линией - одним измерением пространства; оттого она и не смогла понять, почему в нашем жизненном опыте время и пространство предстают совершенно по-разному: скажем, почему время течет всегда в одном направлении, тогда как пространство в любом из его измерений можно пройти одинаково в обоих направлениях. Наш интеллект словно проецирует последовательность событий на однородную ось и не хочет видеть в течении времени ничего, кроме перемещения вдоль этой оси. В самом деле, очень возможно, что, чрезмерно схематизируя, упрощая, он не замечает некоторых существенных свойств реального времени.
Если наше представление о времени, возможно, чересчур схематизировано, не так ли обстоит дело и с нашим представлением о про-
/
I
странстве? Чтобы представить себе локализацию предметов в пространстве, мы тоже проецируем их в однородную трехмерную среду -абстрактно понятое геометрическое пространство. Поступая так, не рискуем ли мы упустить из виду некоторые важные черты конкретного пространства? Этот вопрос Бергсон затрагивал в своих сочинениях гораздо реже, чем аналогичный вопрос, касающийся времени. В своих работах он постоянно возвращается к идее о глубокой противоположности конкретной длительности, какой он ее представляет, и однородного и абстрактного времени, используемого в науке; однако лишь в нескольких пассажах, например в гл. 4 «Материи и памяти», он противопоставил абстрактное пространство и конкретную протяженность. Мы натягиваем, говорит он, «под непрерывностью чувственных качеств, т.е. конкретной протяженностью, сеть с петлями, которые могут бесконечно менять форму и бесконечно уменьшаться: этот вполне доступный пониманию субстрат, эта совершенно идеальная схема произвольной и бесконечной делимости и есть однородное пространство... Таким образом, однородное пространство и однородное время - это и не свойства вещей, и не существенные условия нашей способности их познавать: они выражают в абстрактной форме двойную операцию уплотнения и деления, которой мы подвергаем подвижную непрерывность реального, чтобы обеспечить себе в ней точки опоры». Подчеркивая этот момент, он также отмечает, что истоки всех затруднений, связанных со временем и пространством, следует видеть «уже не в этой длительности и не в этом протяжении, действительно принадлежащих вещам и непосредственно обнаруживающих себя нашему разуму, но в однородном времени и пространстве, которые мы протягиваем под ними, чтобы делить непрерывность, фиксировать становление и обеспечивать точки опоры нашей деятельности»2. Далее, резюмируя свою мысль, он заключает: ««Непосредственная данность, реальность представляет собой нечто промежуточное между разделенной на части протяженностью и чистой непротяженностью: это то, что мы назвали экстенсивным. Экстенсивность - наиболее явное свойство восприятия. Только уплотняя и разделяя восприятие посредством абстрактного пространства, натянутого под ним в интересах действия, мы конструируем множественную и бесконечно делимую протяженность»3. Мы процитировали эти тексты, быть может, менее известные, чем относящиеся к длительности, чтобы показать: философия Бергсона действительно порой приводила его к выводу, что представление о протяженности как однородном геометрическом пространстве имеет, хотя бы частично, иллюзорный характер, подобно представлению математиков и физиков о длительности как однородном времени.
2 Matière et Mémoire. P. 234-235. [Бергсон A. Материя и память // А. Бергсон. Собр. соч. В 4 т. Т. 1. М., 1992. С. 292-294.]
3 Ibid. P. 274. [Там же. С. 314.]
Итак, возможно, что наше представление о протяженности как однородном геометрическом пространстве чересчур схематично; оно ошибочно превращает протяженность материального мира в простую рядоположенность локализаций в абстрактной среде. Однако - и, быть может, поэтому Бергсон гораздо сильнее акцентировал вопрос о длительности, чем о протяженности, - представление о течении времени как перемещении вдоль однородной оси предполагает куда более полное отрицание многих неоспоримых свойств жизненной реальности. Ничто в этом абстрактном представлении не мешает нам допустить возможность движения против хода времени вопреки наиболее несомненному свойству реальной длительности. Равным образом, ничто не мешает нам вообразить, как хорошо заметил Бергсон в «Творческой эволюции»4, поток времени, движущийся с бесконечной скоростью, так чтобы перед нами мгновенно развернулась вся прошлая, настоящая и будущая история универсума. Именно к такому представлению, по сути противоречащему всем данным нашего жизненного опыта, пришла теория относительности, предложив рассматривать совокупность прошлых, настоящих и будущих событий в рамках абстрактного четырехмерного континуума, пространства-времени. Согласно этой теории, всякий наблюдатель мог бы последовательно выявить события, содержащиеся в пространстве-времени: в любой момент своего собственного времени он мог бы рассматривать как одновременные все те из этих событий, которые локализованы в некоем плоском трехмерном отрезке пространства-времени, и по мере протекания собственного времени все пространство-время постепенно развернулось бы в этом отрезке. Стало быть, согласно этой смелой теории, вся совокупность событий в известном смысле дана a priori: лишь из-за слабости наших способов восприятия мы открываем их последовательно в ходе нашей собственной длительности. Такое чисто статическое видение вселенной, исключающее всякую новизну и спонтанность, Бергсон всегда решительно отвергал. «Если науке нечего изменять в том, что она нам говорила, хотя бы время развернулось в пространстве и последовательность обратилась в рядоположенность, то это значит, что в том, что она нам говорила, она не считалась ни со специфическим характером последовательности, ни с тем, что есть текущего во времени. Она не имеет никакого знака для обозначения того, что поражает наше сознание в последовательности и в длительности. Она не прилагается к тому, что есть в становлении подвижного: так мосты, переброшенные через реку, не следуют за водой, текущей под их арками»5.
Оставим в стороне прекрасные образы с их, возможно, обманчивым очарованием, отвлечемся от спорных моментов бергсоновской
4 Evolution créatrice. P. 365. [Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1998. С. 321.
5 [Там же.]
/
I
концепции длительности: верным, однако, останется то, что схематическое представление о времени, использовавшееся классической наукой и доведенное до крайних следствий теорией относительности, может быть удобной, но ложной схемой, которая отчасти скрывает от нас подлинный характер текучести вещей. И мы видели, что даже протяжение невозможно полностью описать через локализации в однородной среде геометрического пространства.
Бергсон попытался, скажем так, приблизить к себе теорию относительности и показать, что она не противоречит главным его идеям. Так была написана наименее удачная из его книг, «Длительность и одновременность», критики которой справедливо утверждали, что автор плохо понял подлинный смысл концепций Эйнштейна и его последователей. Вообще говоря, релятивистская физика действительно находится в очевидном противоречии со взглядами Бергсона, потому что она доводит до предела специализацию времени и геометризацию пространства, являясь с этой точки зрения кульминацией классической физики. Но релятивистская физика - это не последнее слово науки, ибо в сфере научного прогресса не бывает последнего слова: хотя теория относительности существенно прояснила многие вопросы, ей отнюдь не удалось интерпретировать явления квантового характера. Как известно, для такой интерпретации потребовалось сформулировать теории еще более странные, чем теория относительности. Сегодня нет сомнения в том, что квантовые теории проникают в гораздо более глубокие слои реальности, чем все предшествующие концепции. Сама теория относительности предстает теперь лишь как макроскопическое и статистическое видение явлений: она описывает вещи в целом, глобально и не погружается достаточно глубоко в детальное описание элементарных процессов, чтобы продемонстрировать существование там квантовых дискретностей. Именно квантовая физика, наиболее развитой формой которой является волновая механика, помогла нам проникнуть в тайны этих элементарных процессов и объяснить дискретности, связанные с существованием кванта действия. Тогда вопрос состоит в том, не является ли эта новая физика более созвучной некоторым идеям Бергсона, чем релятивистское учение. Именно этот вопрос мы далее и рассмотрим.
Но прежде следует напомнить, как Бергсон критиковал общепринятое понятие движения. Этой критике он посвятил немало страниц в различных работах. По-видимому, главная его идея заключалась в том, что наука, описывая движение точки как непрерывный ряд позиций, последовательно занимаемых в потоке времени, совершает серьезную ошибку, ибо тем самым упускает главное в движении - подвижность, динамизм. Можно вообразить, что переменная £ классической механики, связывающая моменты движения тела с разными точками его траектории, развертывается бесконечно быстро, тогда как в предвидимых одновременностях ничего не изменится: вся траектория становится пространственной, и именно так ее представляют
в своем пространстве-времени последовательные релятивисты, когда говорят о «мировой линии» движущегося тела. Но Бергсон никогда не признавал эту точку зрения, которая, по его мнению, лишает длительность ее конкретного и в известном смысле творческого характера. Критикуя классическое представление о движении, он часто обращался к аргументам Зенона Элейского, при помощи которых греческий философ столь странным способом пытался показать, какая тайна скрывается за внешне простым понятием движения. Наиболее поразительным из них является, на наш взгляд, аргумент о стреле, которая, по Зенону, ни в какой момент полета не может занять определенное положение, поскольку, если бы она его заняла, она была бы неподвижной. Комментируя это тонкое замечание элейца, Бергсон пишет: «Переход - это движение, а остановка - неподвижность... Когда я вижу, как движущееся тело проходит через какую-либо точку, я, конечно, понимаю, что оно могло бы там остановиться; и даже если оно там не останавливается, я склонен рассматривать его переход как бесконечно малый покой. Поскольку любая точка пространства необходимо фиксирована, мне трудно не приписать самому движущемуся телу неподвижность точки, с которой оно для меня на мгновение совпадает... Но как может процесс совпадать с вещью, движение с неподвижностью?»6 Поэтому философ длительности сохраняет стойкое недоверие к представлению о движении как перемещении точки на траектории. Он считает это описание иллюзорным. «По существу, -говорит он, - иллюзия возникает потому, что совершившееся движение отложило вдоль своего пути неподвижную траекторию, на которой можно насчитать сколько угодно неподвижных точек. Отсюда делают заключение, что движение, совершаясь, каждое мгновение, отлагало под собой положение, с которым и совпадало»7.
Не останавливаясь больше на изложении главных идей Бергсона о длительности и движении, идей, которые часто подвергались анализу, приступим к вопросу, составляющему главную тему нашей статьи: существует ли какая-то аналогия между бергсоновской критикой идеи движения и современными квантовыми теориями? Думается, что ответ должен быть положительным.
Одним из важнейших результатов развития новой квантовой механики была демонстрация невозможности приписать элементарной
6 Matière et Mémoire. P. 207. [Бергсон A. Материя и память. С. 279. Перевод немного юн.]
[Бергсон A. Творческая эволюция. С. 297.]
изменен.
7
/
I
частице определенное состояние движения и в то же время - определенное положение. Существование кванта действия, величина которого измеряется постоянной Планка, препятствует всякому одновременному и точному определению координат, фиксирующих положение частицы, и величин, таких, как энергия и количество движения, характеризующих ее динамическое состояние. Иными словами, невозможно точно знать динамический аспект элементарных процессов и одновременно их локализацию в пространстве, и эта невозможность количественно выражается знаменитыми соотношениями неопределенностей Гейзенберга. Разумеется, всегда возможно при помощи приблизительных измерений определить положение элементарной физической частицы в пространстве, но это измерение, которое в известном смысле проецирует элементарную частицу в неподвижную среду нашего геометрического пространства, лишает ее, скажем так, всякой подвижности и оставляет нас в полном неведении относительно ее движения. И наоборот, при помощи другого измерения мы сможем зафиксировать динамический аспект физической частицы, приписывая ей определенные энергию и количество движения, но тогда, установив ее подвижность, мы ничего не узнаем о ее локализации в пространстве. Могут существовать промежуточные случаи, когда становится доступным частичное знание одновременно о геометрическом и динамическом аспектах, но оно всегда ограниченно и тоже подчиняется соотношениям неопределенностей Гейзенберга. Все это истинно на микроуровне атомов и элементарных частиц. Напротив, если проводить только макронаблюдения в большом масштабе, погрешности эксперимента и несовершенство наших чувств могут создать у нас иллюзию того, что мы знаем одновременно положение и движение частицы. Тогда мы сможем приписать ей траекторию, на которой она в каждый момент будет иметь определенную скорость. Но это всего лишь приближенный образ: хотя мы способны осуществить более тонкий анализ, измеряя положения с большей точностью, все же сможем уловить только ряд локализаций, движение между которыми ускользнет от нас.
Аналогия между этими идеями и идеями Бергсона кажется реальной, и можно даже сказать, что если бергсоновское исследование движения чем-то здесь и грешит, то скорее чрезмерной осторожностью. Действительно, как показывают, среди прочего, цитаты, приведенные в конце прошлого параграфа, Бергсон сохраняет идею траектории, описываемой движущимся телом, а потому испытывает затруднения при объяснении того, что движение в своем динамизме не совпадает с геометрическим перемещением вдоль траектории. Но квантовые представления, когда вещи рассматриваются на микроуровне, не допускают траектории, приписываемой движущемуся телу, ибо при помощи ряда измерений, неизбежно дискретных, можно определить лишь некоторые мгновенные положения движущейся фи-
зической частицы, и каждое из этих определений предполагает полный отказ от схватывания в то же время состояния движения. Бергсон, направляемый Зеноном Элейским, похоже, предчувствовал это, когда писал: «В пространстве находятся только его собственные части, и в каком бы месте пространства мы ни рассматривали движущееся тело, мы сможем уловить только его положение»8. На языке квантовых теорий он мог бы сказать: «Если мы хотим путем измерения или наблюдения локализовать движущееся тело в какой-то точке пространства, то установим лишь его положение, но не сможем уловить состояние движения». Однако Бергсон писал только что процитированные строки в 1889 г., за 40 лет до появления в науке неопределенностей Гейзенберга!
Немного далее он также замечает: «Короче говоря, в движении нужно различать два элемента: пройденное пространство и действие, посредством которого тело проходит его, последовательные положения и их синтез. Но в данном случае. имеет место явление эндосмоса, когда чисто интенсивное ощущение подвижности смешивается с экстенсивным представлением пройденного пространства»9. С точки зрения волновой механики, такой способ выражения кажется нам не вполне приемлемым. Следовало бы сказать, что элементарная физическая частица может быть поочередно представлена понятием корпускулы, т.е. точки, хорошо локализованной в геометрическом пространстве, и понятием волны, которое выражает в волновой механике движение в чистом виде, без какой-либо пространственной локализации. Стало быть, волновая механика, играя на этих противоположных образах, может отделить подвижность от локализации, причем два этих образа никогда не могут одновременно использоваться во всей их точности: в этом и состоит смысл неопределенностей Гей-зенберга. Тем самым, заметим мимоходом, на микроуровне размывается классическое понятие скорости, связанное с непрерывным описанием траектории. Только в пределах макроскопического опыта, точность которого ограниченна, можно одновременно применять оба образа, поскольку приближенное знание локализаций и движений оправдывает использование - в качестве аппроксимации - понятия траектории. Именно на макроуровне, а значит, в сфере обычных человеческих восприятий идея подвижности смешивается с идеей пройденного пространства, о чем говорится в цитированном выше тексте Бергсона.
В другом пассаже из «Опыта о непосредственных данных сознания» отметим следующую фразу: «Но в этом анализе [анализе неравномерного движения], как и в случае равномерного движения, речь
8 Essai sur les Données immediates de la Conscience. P. 84. [Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // А. Бергсон. Собр. соч. В 4 т. Т. 1. С. 98.]
9 [Там же.]
/
I
идет только о пройденных пространствах и об уже достигнутых одновременных положениях. Поэтому мы вправе были утверждать, что если во времени механика постигает лишь одновременность, то в движении - только неподвижность»10. Это утверждение, быть может, справедливо применительно к классической механике, представляющей движение лишь как последовательные положения на непрерывной кривой, но оно кажется нам гораздо менее точным применительно к волновой механике, которая выражает подвижность, не прибегая к локализации, через аналитический образ плоской монохроматической волны. В волновой механике точная локализация и чистая подвижность могут заявлять о себе поочередно, будучи, по словам Бора, взаимодополняющими аспектами реальности.
Приведенные выше примеры показывают, что некоторые фразы Бергсона следовало бы весьма существенно изменить, если бы мы хотели сделать более ясной аналогию между концепцией философа и новыми теориями физиков; но в самом тексте его книг аналогия выступает подчас вполне отчетливо. К примеру, если сегодня какой-нибудь профессор волновой механики хочет объяснить учащимся, каким образом плоская монохроматическая волна выражает прямолинейное и равномерное движение частицы, он должен начать свое изложение так: «Представим частицу, которая находится в определенном состоянии движения, соответствующем точно известным энергии и количеству движения, и полностью абстрагируемся от положения частицы в пространстве: это состояние нелокализованного движения описывается в волновой механике как распространение плоской монохроматической волны...» А теперь послушаем Бергсона: «Сосредоточьтесь на. движениях, отвлекаясь от подведенного под них делимого пространства и обращая внимание только на их подвижность!»11. Разве между уроком ученого и восклицанием философа нет несомненной аналогии?
И можно ли не вспомнить о корпускуле, которая в волновой механике предстает как волна, растянутая по всему региону пространства и способная, не имея локализации, проявлять свое присутствие в любой точке этого региона, когда мы читаем в «Творческой эволюции»: «Как шрапнель, разрываясь прежде своего соприкосновения с землей, угрожает зоне взрыва неделимой опасностью, так стрела, летящая из А в В, развивает сразу, хотя и на известный период времени, свою неделимую подвижность»12.
Продолжим наше сопоставление. Согласно новым физическим теориям, когда опыт или наблюдение позволяют определить состоя-
10 Essai. P. 90 [Там же. С. 101.]
11 Matière et Mémoire. P. 232 [Бергсон A. Материя и память. С. 291.]
12 Evolution créatrice. P. 334. [Бергсон A. Творческая эволюция. С. 296.]
ние частицы в момент t1 со всей точностью, допускаемой неопределенностями Гейзенберга, волновая механика способна установить возможные локализации частицы в следующий момент £2 и соответствующие вероятности; но она не может давать точных прогнозов. Заменяя таким образом точные предсказания прежней механики простыми вероятностями, основанными на различных возможностях, квантовая механика отказывается от строгого детерминизма классической физики. Если же в момент 12, следующий за 1Х, опыт или наблюдение позволят нам точно локализовать корпускулу, ситуация для нас полностью изменится, так как реализуется одна из возможностей и никакая другая. Итак, в квантовых теориях, гораздо в большей мере, чем в теориях классических, время предстает несущим в своем потоке новые и непредвидимые элементы. Но именно эти слова выходят из-под пера Бергсона, когда он пишет: «Чем более я углубляюсь в этот вопрос, тем более мне кажется, что если будущее осуждено следовать за настоящим, а не может быть дано вместе с ним, то это потому, что в настоящий момент оно не вполне определено, и что если время, наполненное этой последовательностью, есть нечто иное, чем число. то это значит, что оно создается постоянно. из непредвидимого и нового»13.
Если бы Бергсон мог детально изучить квантовые теории, он, несомненно, с радостью бы констатировал, что они, предлагая нам свой образ эволюции физического мира, показывают, как природа ежеминутно колеблется между множеством возможностей; и он вновь сказал бы, как в работе «Мысль и движущееся», что «время есть само это колебание, или же времени не существует»14.
Против теории Гейзенберга о квантовых неопределенностях выдвигали иногда такое возражение: «Представим частицу, которая движется вне всякого поля; определим при помощи двух последовательных измерений вначале ее точное положение А в момент 1Х, затем ее точное положение В в следующий момент £2, что возможно даже с учетом неопределенностей Гейзенберга. Тогда мы сможем сказать, что частица, двигаясь прямолинейно и равномерно в интервале 12 - 1 описала сегмент кривой АВ со скоростью АВ / (12 - Таким образом, нам известна траектория частицы в этом временном интервале, а также ее скорость, что противоречит постулированной Гейзенбергом невозможности знать одновременно локализацию и движение». На это возражение давался справедливый ответ, что прямолинейную траекторию АВ можно приписать движущемуся телу только «задним числом», когда оно оказывается в точке В, а значит, эту траекторию отнюдь нельзя было предвидеть в момент 1Х, когда было известно
13 Ibid. P. 367. [Там же. С. 322. Перевод немного изменен.
14 Pensée et Mouvant. P. 101. [См. также в русском переводе: БергсонА. Возможноеи действительное // А. Бергсон. Избранное. Сознание и жизнь. М., 2001. С. 152
/
I
только положение A. Более того, произвольной гипотезой является утверждение, что корпускула - раз мы уловили ее присутствие в точке A, а затем в точке B, - действительно описала кривую AB, последовательно совпадая с каждой из ее точек. Эту аргументацию интересно сравнить с той, которую Бергсон, быть может излишне сложно, изложил в «Опыте о непосредственных данных сознания»15, обсуждая вопрос о свободе воли, вызвавший так много споров. В частности, здесь мы читаем: «Время - не линия, по которой можно пройти вновь. Правда, раз время уже протекло, мы имеем право представлять себе его последовательные элементы как внеположные друг другу и рассматривать его как линию, пересекающую пространство; но в данном случае будет подразумеваться, что эта линия символизирует не протекающее, но уже протекшее время. Это обстоятельство забывают как защитники, так и противники свободы воли - первые, когда они утверждают, а вторые, когда они отрицают возможность действовать иначе, чем мы действовали. Первые рассуждают так: "Путь еще не начерчен, значит, он может принять любое направление". На это им можно ответить: "Вы забываете, что о пути можно говорить только после совершения действия, т.е. тогда, когда путь уже начерчен". Вторые говорят: "Путь был начерчен именно так, следовательно, его возможное направление было бы не каким-либо, но этим". На это можно возразить: "До того как был начерчен путь, не было ни возможного, ни невозможного направления по той простой причине, что тогда еще не могло быть речи о пути"»16. Разумеется, вопрос, исследованный Бергсоном в этом пассаже, не тождествен проблеме волновой механики, о которой мы говорили выше, но, несколько изменив бергсоновский текст, можно было бы приложить его к этой проблеме, и сходство обоих аргументов стало бы тогда вполне очевидным.
Завершая эти сравнения, процитируем следующие слова из работы, представленной недавно на факультет естественных наук в Париже: «В квантовой физике, если мы находимся в положении t1, события в интервале t1 - t2 будут описываться через неопределенные предвидения; если мы находимся в положении t2, события в интервале t1 -12 будут описываться через осуществленные измерения и их результаты. В силу индетерминизма, будущее настоящего (le futur de maintenant) предстает отличным от будущего прошлого (le passé qui sera)... Будущее настоящего гораздо богаче возможностями, чем будущее прошлого»17. Не чувствуется ли в этом очень точном резюме современной позиции квантовой физики некий аромат бергсонизма?
15 Essai. P. 134 et suiv. [Бергсон A. Опыт о непосредственных данных сознания. С. 126 сл.]
16 Ibid. P. 139 [Там же. С. 129.]
17 Diplôme d'études supérieures de Mlle Pasturand.
•к -к -к
Другие фрагменты произведений Бергсона тоже интересно сопоставить с новыми идеями квантовых теорий.
Известно, что в волновой механике18, когда речь идет о совокупности частиц одной физической природы, невозможно приписать каждой из них индивидуальность, позволяющую, например, присвоить ей постоянный номер. Глубинная причина этого состоит в том, что частицы одного физического вида, имеющие тождественные свойства, можно отличить друг от друга только по различному положению в пространстве; но в волновой механике нельзя приписать частицам определенные положения в пространстве, и эти частицы могут находиться на всем протяженном участке пространства. Если сферы их возможного присутствия захватывают или перекрывают друг друга, что случается чаще всего, как можно было бы проследить их индивидуальные особенности? Поэтому волновая механика отказалась дифференцировать (individualiser) частицы и прослеживать эволюцию каждой из них отдельно в ходе времени: она может рассматривать только суммарные количества частиц одной природы и вариации этих количеств. К тому же эти суммарные количества можно констатировать лишь тогда, когда новые наблюдения, изолирующие и локализующие разные частицы, позволяют их сосчитать.
Таким образом, квантовая физика ясно показала, насколько всякая возможность подсчета связана с локализацией в пространстве и почему в случае неопределенности или отсутствия локализации в пространстве становится невозможно приписать сходным единицам постоянные номера. И похоже, что Бергсон еще в те далекие времена, когда он писал свой «Опыт о непосредственных данных сознания», предвосхитил некоторые из этих фундаментальных идей. К такому выводу приходишь, перечитывая страницы этой книги, посвященные численной множественности и пространству19. Например, Бергсон пишет: «Итак, мы утверждаем, что идея числа предполагает простую интуицию множественности частей или единиц, абсолютно подобных друг другу. Но необходимо также, чтобы эти части чем-нибудь различались между собой, раз они не сливаются в одну и ту же единицу. Предположим, что все бараны стада тождественны между собой, но они тогда по крайней мере отличаются по месту, занимаемому ими в пространстве, иначе они не образовали бы стада»20. Отсюда всего один шаг до утверждения, что если бы локализация баранов была не-
18 См. нашу работу: Individualité et Interaction dans le Monde physique // Revue de métaphysique et de morale. T. XLIX. 1937. P. 353.
19 Essai. P. 57-67. [Бергсон A. Опыт о непосредственных данных сознания. С. 82-92.]
20 P. 58. [Там же. С. 83]
возможна, их нельзя было бы сосчитать, и, сделав этот шаг, мы приходим к идее неразличимости тождественных частиц, введенной волновой механикой.
В волновой механике возможность для двух частиц оказаться в одной и той же точке пространства ведет к размыванию давнего понятия непроницаемости материи. Это понятие утрачивает четкость одновременно с тем, как становится невозможной постоянная нумерация частиц. И этот факт можно сопоставить с глубокой мыслью Бергсона: «Утверждать непроницаемость материи - это значит просто признавать согласованность понятий числа и пространства, значит скорее говорить о свойстве числа, чем о свойстве материи»21.
Одно из важных понятий, с самого начала введенных в квантовые теории, - понятие стационарных состояний. Согласно Бору, системы на атомном уровне могут приобретать стационарные или квантовые состояния, которые не допускают эволюции во времени и как бы находятся вне длительности. Но эти квантовые системы способны также изменять путем внезапного перехода одно стационарное состояние на другое, и именно через последовательность этих внезапных переходов, вероятности которых квантовая физика может сегодня подсчитать, осуществляется эволюция материального мира на микроуровне. С данными выводами современных теорий можно, думается, сопоставить следующую фразу из «Творческой эволюции»: «Скажем только, что интеллект представляет себе становление как серию состояний, каждое из которых однородно и, следовательно, неизмен-но...»22, а также фрагменты этой работы, где описывается калейдоскопический характер нашего познания вещей, хотя, конечно, аналогия здесь менее очевидна.
■к -к -к
Не станем продолжать эти сравнения, ведь тонкую и часто туманную мысль философа очень сложно сопоставлять с точными формулировками научных теорий. Отмеченное нами сходство касается, впрочем, лишь нескольких новых идей, разнообразных и порой парадоксальных, которые Бергсон высказывал в своих сочинениях. Но те из этих идей, что связаны со временем, длительностью, движением, находятся в самой сердцевине его учения: именно они послужили основой для мысли философа, к ним он постоянно по разным поводам возвращался.
Было бы очень интересно узнать мнение Бергсона относительно
jj философских аспектов современных физических теорий, увидеть его -
21 Essai. P. 67. [Там же. С. 88.]
22 [Бергсон A. Творческая эволюция. С. 175.]
реакцию на развитие науки, которое, как мы попытались показать, ведет к заключениям, представляющим известные аналогии с рядом его главных утверждений. К сожалению, когда квантовые теории начали приобретать современную форму, Бергсон был уже в преклонном возрасте и нездоров; конечно, он не мог изучить их в достаточной мере, чтобы использовать результаты в своих философских исследованиях. Однако в последнем труде «Мысль и движущееся» он намекнул на эти теории в одном из примечаний23. Приведем его слова: «Можно и даже необходимо говорить о физическом детерминизме, если постулировать вместе с физикой последних лет индетерминизм элементарных событий, из которых складывается физический факт. Ибо этот физический факт24 воспринимается нами как подчиненный жесткому детерминизму и тем самым радикально отличается от действий, которые мы совершаем, когда чувствуем себя свободными. Таким образом - о чем мы скажем ниже, - можно поставить вопрос: не для того ли, чтобы подчинить материю этому детерминизму, ввести в окружающие нас явления регулярность следования, позволяющую нам воздействовать на них, наше восприятие до определенной степени сжимает элементарные события.» Любопытное соображение: согласно ему, живые существа неизбежно обладают «макроскопическим» восприятием, ибо только в сфере макроскопического господствует явный детерминизм, который делает возможным их воздействие на вещи. Читая этот текст, начинаешь вновь сожалеть о том, что великий философ не смог окинуть своим проницательным взглядом неизведанные горизонты новой физики!
Перевод с французского И.И. Блауберг
23 La Pensée et le Mouvant. P. 61. [Бергсон A. Введение. Часть вторая // А. Бергсон. Избранное: Сознание и жизнь. С. 125.]
24 Мы добавили бы «макроскопический».
