Ретроспективы
УДК 1(470)(09
Теоретико-методологические взгляды П. Н. Милюкова
© Т. Е. Грязнова *, 2009
В статье раскрываются теоретико-методологические взгляды российского ученого, в которых нашли преломление три философские системы: марксизм, позитивизм и неокантианство; проводится мысль, согласно которой позиция П. Н. Милюкова представляет нечто среднее между идеализмом и материализмом; подчеркивается, что автором была поставлена проблема связи объективного и субъективного; глубоко осмыслена идея историзма, хотя и развернутая в традиционной для позитивизма форме.
Ключевые слова: П. Н. Милюков, методология, позитивизм, неокантианство, марксизм, научная парадигма,
закономерность.
Павел Николаевич Милюков (1859-1943) соединяет в своем лице крупного политика, историка, го-сударствоведа и публициста. Его имя, на наш взгляд, оказалось незаслуженно забытым как советской, так и современной отечественной политико-правовой наукой. Изучению творческого наследия этого ученого в немалой степени будет способствовать осмысление его методологии.
В теоретико-методологических взглядах П. Н. Милюкова преломилась сложная историографическая ситуация, когда столкнулись три методологические системы — позитивизм, неокантианство и марксизм. Данное обстоятельство во многом затрудняет анализ методологических ориентиров этого ученого, как и любого автора, писавшего в то время, поскольку неотрефлексированность, а зачастую и противоречивость позиций выступает обычным явлением для периодов крушения старых и становления новых научных парадигм.
К размышлениям над вопросом о предмете исторической науки П. Н. Милюков обратился уже в своем первом фундаментальном труде «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII
* В нашем журнале публикуется впервые.
столетия и реформа Петра Великого» (1892), отражающем понимание автором (в традициях своего учителя В. О. Ключевского) необходимости выдвижения «на очередь изучения материальной стороны исторического процесса, изучения истории экономической и финансовой, истории социальной, истории учреждений...» 1.
Для государствоведов конца XIX в. было характерно увлечение марксизмом. Многие исследователи если не целиком берут эту доктрину на вооружение, то, во всяком случае, не отрицают ее большого влияния на историко-правовую науку, проявившегося в смене проблематики, в интересе к экономическим и социальным аспектам исторической жизни. Примером могут служить работы Н. И. Кареева, Н. А. Рожкова, М. М. Ковалевского, А. А. Кизеветте-ра, Ф. Ф. Кокошкина и др.
Согласно воспоминаниям П. Н. Милюкова, марксизм не оказал на него влияния 2. Сложно сказать, насколько объективен историк в своем утверждении. Заметим лишь, что заявленный и последовательно проведенный в «Государственном хозяйстве России.» интерес к экономической проблематике
Ретроспективы
33
вполне соответствует духу времени. Вместе с тем для раннего П. Н. Милюкова характерны чисто позитивистские представления об историческом процессе: его объяснение с точки зрения причинности и целесообразности.
Некоторые новые штрихи в трактовке предмета исторической науки появляются в «Очерках по истории русской культуры» (1896, 1897, 1903) 3, где ученый зафиксировал наличие разных направлений в его понимании. На смену историческим рассказам о «героях» и «вождях», на смену истории «внешней» («прагматической» или «политической») пришла история «бытовая» или «культурная», главная задача которой — изучение жизни народных масс и которая, по П. Н. Милюкову, дает «возможность впервые понять причины и смысл исторических явлений». Тем самым «история перестанет быть предметом простой любознательности, пестрым сборником „дней прошедших анекдотов“ и сделается предметом, способным возбудить научный интерес и принести практическую пользу» 4, — констатировал автор.
П. Н. Милюков считал необоснованным имеющее место в науке противопоставление «культурной» истории, истории материальной, социальной, духовной и т. д. В традиции позитивистского подхода к процессу исторического развития он понимал культурную историю в самом широком смысле: «и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и нравственную, и религиозную, и эстетическую», полагая совершенно безнадежными «попытки свести все перечисленные стороны исторической эволюции к какой-нибудь одной...» 5.
Ученый пытался разработать собственные представления об историческом процессе и пришел к мысли, что в основе его научного объяснения должна лежать идея закономерности, в связи с чем автор в «Очерках по истории русской культуры» отмечал: «Мы принимаем закономерность исторических явлений совершенно независимо от того, может ли история открыть нам эти искомые законы 6. Если сравнивать между собой одни только готовые результаты (исторической жизни. — Т. Г.) и забыть о тех условиях, которые их создали, конечно, сравнение окажется затруднительным. Но задача историка именно и заключается в анализе исторического явления, в сведении его к создавшим его причинам» 7. Размышляя о сложности исторического процесса, П. Н. Милюков пришел к выводу, что «общий результат, кажущийся, на первый взгляд, чем-то цельным и единым, мы должны анализировать дальше, чтобы выделить отдельные, создавшие его факторы. Легко может оказаться, что и выделенные нами факторы, в свою очередь, будут не простыми элементами, а сложными равнодействующими более элементарных сил. Мы остановимся в этом анализе только
тогда, когда дойдем до элементов, известных нам из ближайшей соседней области знания, то есть когда увидим, что явления общественной жизни находят себе объяснение в психологии и вместе с последнею опираются на все здание закономерности более простых явлений мира — физических, химических или физиологических» 8.
Апелляция П. Н. Милюкова к психологическому фактору вполне созвучна с обусловленной успехами опытной психологии общей тенденцией эпохи, выраженной в стремлении использовать данные соответствующей отрасли знания в качестве важнейшего методологического принципа гуманитарных наук (В. Дильтей), а также в формировании понятия коллективной психологии (или психологии народов), вошедшего в научный оборот благодаря теоретическим изысканиям Г. Тарда, М. Лацаруса и Г. Штейнталя. В российской политико-правовой мысли увлечение психологизмом в той или иной мере было свойственно В. И. Сергеевичу, А. Д. Градовскому, Н. М. Кор-кунову, М. М. Ковалевскому, Л. И. Петражицкому, Н. И. Лазаревскому и др.
Так, в качестве отправной точки позитивной методологии В. И. Сергеевич, вслед за О. Контом, отмечал наличие гипотезы управляющих социальными явлениями постоянных законов. Эту мысль он пояснял следующим образом: «Все социальные феномены суть феномены человеческой природы, порожденные действием той совокупности условий, в которых стоит человек, на массы людей. Если феномены человеческой природы, то есть человеческих мыслей, чувств и действий, подчиняются определенным законам (а в этом все более и более убеждают успехи новейшей психологии), то и социальные феномены, как их следствие, также должны подчиняться точным законам. Разница политических наук с точными, не в меньшей определенности законов, составляющих задачу изучения, а в крайней сложности условий, в которых они проявляют свое действие» 9.
Развивая идею закономерности исторического процесса, П. Н. Милюков писал: «Признавши необходимость разлагать исторические явления на простые элементы, мы этим самым признали, что сами по себе эти явления сложны. Необходимо признать и то, что сочетания элементов при бесконечной сложности явлений будут бесконечно разнообразны, и что закономерности надо искать прежде всего в действии отдельных элементов, а потом уже в их сочетаниях» 10. Эти раздумья историка окрашены пафосом поиска законов, управляющих развитием человечества, и вполне вписываются в позитивистский идеал науки, в котором научное объяснение есть прежде всего объяснение свойства целого из свойства его частей.
На закате своей жизни, осознав, что за сорок лет «Очерки.» не могли не устареть и не отстать от
движения науки, П. Н. Милюков вновь обратился к проблемам истории русской культуры. В обновленном и расширенном юбилейном издании «Очерки.» утратили свой популярный характер и превратились в чисто научное исследование, в основе которого лежали прежние, но более четко сформулированные теоретико-методологические установки автора, и, прежде всего, основополагающая идея его старых «Очерков...» о строгой закономерности исторического процесса: «Понятия закономерности и эволюции должны быть распространены из области естественных наук в область наук гуманитарных» 11, причем «научный синтез в социологии снимает противоположение духовного и материального начала. Все подчинено законам: в области процессов духа господствует такой же детерминизм, как и в области процессов материальных. Это утверждение, притом, не может быть поставлено в зависимость от того, можем ли мы или не можем при настоящем состоянии науки открыть эти законы» 12.
Автор различал в историческом результате три главные группы производящих его условий: «Первое условие заключается во внутренней тенденции, внутреннем законе развития, присущем всякому обществу и для всякого общества одинаковом. Второе условие. в особенностях той материальной среды, обстановки, среди которой данному обществу суждено развиваться. третье условие. во влиянии отдельной человеческой личности на ход исторического процесса. Первое условие сообщает различным историческим процессам характер сходства в основном ходе развития. Второе условие придает им характер разнообразия. Третье, наиболее ограниченное в своем действии, вносит в историческое явление характер случайности» 13. Таким образом, ученый в первом и во втором условиях видел объективный ход исторической эволюции, предполагающей наличие общих и частных закономерностей. Важным является введение третьего условия, поскольку именно здесь происходит определенное обогащение позитивизма: более глубокая трактовка личности как творческого начала в истории.
Согласно П. Н. Милюкову, «закономерность социологического ряда (внутренний закон развития. — Т. Г.) сама по себе указывает лишь на основную тенденцию, которая неизбежно осуществится, когда для ее осуществления дана будет подходящая среда. И всегда результат взаимодействия этих двух начал будет реален и своеобразен. Под влиянием данных географических, климатических, почвенных, био-географических условий, а также и переданных по наследству особенностей данного человеческого общества действительный ход исторического процесса может разнообразиться до бесконечности, вплоть до полного парализования сходной внутренней тенден-
ции» 14. Однако, продолжал историк, это вовсе не означает, что основной тенденции вообще не существует, подчеркивая, что зависимость внутреннего процесса от среды уменьшается по мере овладения человеком силами природы, т. е. по мере приближения от прошлого к настоящему. Видоизменяющее воздействие среды включает также наличность влияния соседних государственных образований. Третье условие вносит в исторический процесс элемент случайности. При этом автор подчеркивал неправомерность противопоставления свободного творчества личности законам исторического процесса, поскольку «самое это творчество входит в рамки тех же самых законов», «это тот же закономерный процесс, перенесенный из области внешнего мира в область психической жизни» 15. В данном случае для П. Н. Милюкова характерно более широкое декларирование проблемы, чем ее логическое объяснение: элемент случайности понимается им достаточно узко, поскольку рассматривается лишь как одно из составляющих закономерного исторического процесса, неспособное сколько-нибудь значительным образом влиять на него. Являясь выразителем потребностей времени, личность может стать всемогущей, но всякие попытки двигаться им вразрез в скором времени изолируются и уходят в небытие.
Как видим, в теоретико-методологических взглядах П. Н. Милюкова преломились три крупнейшие философские системы: марксизм, позитивизм и неокантианство. Можно предположить, что в такой ситуации перед исследователем открылась возможность проявления творческой самостоятельности и инициативы. Возникает закономерный вопрос: «Чем объяснить явное предпочтение П. Н. Милюковым позитивистской линии?» Выше мы уже отмечали самореф-лексию автора по поводу марксизма. В отношении неокантианства отметим: становление П. Н. Милюкова как ученого происходит в то время, когда лишь формируются программные установки неокантианства, первые опыты в отечественной традиции которого относятся к 1902-1910 гг., в связи с чем эта линия практически не захватила русскую науку вообще и П. Н. Милюкова в частности. Вероятно, сыграло свою роль и отсутствие специфической проблематики данного направления научной мысли. Апелляция к науке психологии происходит в традиционно-позитивистском ключе, культурно-историческое течение психологии, развивающееся в рамках неокантианства, которое могло оказать существенное влияние на гуманитарные науки, возникает позднее.
П. Н. Милюков не приемлет эмпиризм позитивизма и абсолютизацию экономического фактора в социологических схемах марксизма. Свою позицию он представлял как нечто среднее между идеализмом и материализмом.
ретроспективы
35
Попытка представить П. Н. Милюкова как формирующегося неокантианца нам представляется недоказанной. Действительно, попытку К. Е. Дюринга, Э. Маха, и Р. Авенариуса возродить кантианство П. Н. Милюков рассматривает как позитивное научное направление. Но в творчестве последнего мы не находим ни постановки проблемы о специфической логике исторического исследования, ни тем более способов ее разрешения, что характеризовало русских неокантианцев. Поэтому на данного автора оказала влияние не теоретическая база неокантианства сама по себе, а общая культурная атмосфера, созданная этим течением исторической мысли; в его творчестве это проявилось в идее «культурной истории», интересе к личности, творчеству, культуре, в усилении историзма.
П. Н. Милюков признавал строгую закономерность исторического процесса, а также его многофакторность. Автором была поставлена проблема связи объективного и субъективного; глубоко осмыслена идея историзма, хотя и развернутая в традиционной для позитивизма форме.
1 Милюков П. Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. — СПб., 1905. — С. XI.
2 См.: Милюков П. Н. Воспоминания. — М., 1990. — Т. I. — С. 114.
3 «Очерки по истории русской культуры», первоначально печатанные в журнале «Мир божий» в виде отдельных статей, вышли первым изданием в трех частях в 1896-1903 гг. В первой части были представлены теоретико-методологические взгляды П. Н. Милюкова, очерки о населении, экономиче-
ском, государственном и сословном строе; вторая и третья части рассматривали культуру России с древнейших времен до начала XIX в. В дореволюционной России вышло семь изданий этого труда. Для зарубежных читателей Милюков подготовил расширенный вариант «Очерков.», опубликованный в Чикаго в 1905 г. (2-е изд. - Лондон, 1969) под названием «Россия и ее кризис». На закате своей жизни П. Н. Милюков возвращается к «Очеркам.», вводя в повествование материал по «преистории» России - ее первоначальному заселению, происхождению славянства, началу культуры, зарождению национальностей, истории культуры советского периода. В обновленном и расширенном юбилейном издании (Париж, 1930, 1937; Гаага, 1964) «Очерки.» утратили свой популярный характер и превратились в чисто научное исследование.
4 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1904. — Ч. I. — С. 2.
5 Там же. — С. 3-4.
6 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — М., 1918. — Ч. I. — С. 8.
7 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1909. — Ч. I. — С. 293.
8 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1904. — Ч. I. — С. 9.
9 Сергеевич В. И. Задача и метода государственных наук. Очерки современной политической литературы. — М., 1871. — С. 184.
10 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1904. — Ч. I. — С. 9-10.
11 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — М., 1993. — Т. I. — С. 40.
12 Там же. — С. 42.
13 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1909. — Ч. I. — С. 293-294.
14 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — М., 1993. — Т. I. — С. 53
15 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. — СПб., 1904. — Ч. I. — С. 8.