УДК 930
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ПАРТИЙНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ РОССИИ
© 2011 г. М.К. Фадеев
Академия государственной противопожарной службы МЧС России, ул. Бориса Галушкина, 4, г. Москва, 129366, info@academygps. т
Academy of State Fire Service Emergency ofRussia, Boris Galushkin St., 4, Moscow, 129366, info@academygps. ru
Сформулирована актуальность систематизации и анализа накопленного общетеоретического материала по вопросам формирования современной российской партийно-политической системы, определены и проанализированы основные исследовательские направления, выявлены их характерные черты, теоретические и методологические подходы, рассмотрены наиболее характерные исследования, а также дана общая оценка степени разработанности указанных вопросов в работах российских авторов.
Ключевые слова: современная Россия, политическая система, партийная система, политические партии, теоретические вопросы, исследовательские направления.
The urgency of ordering and analysis of the saved up general and theoretical material concerning formation of modern Russian party-political system is formulated, the basic research directions are defined and analysed, their characteristic features, theoretical and methodological approaches are revealed, the most typical researches are surveyed, and also is given the general estimation of degree of a elaboration of the specified questions in works of the Russian authors.
Keywords: modern Russia, political system, party system, political parties, theoretical questions, research directions.
С конца 1980-х гг. в стадии трансформации находятся все сферы жизни нашей страны, в том числе партийная система, институт политических партий, а также смежные с ними процессы и институты. Преобразования зачастую носят противоречивый и непредсказуемый характер, что в определенной степени влияет на научный процесс: значительный массив исследований вопросов российской партийной системы имеет достаточно разрозненный, не вполне завершенный характер, требует всесторонней систематизации и анализа.
Ряд исследователей отмечают в настоящее время некоторое падение интереса к тематике российской партийной системы и политических партий, что связано с недостаточной представительностью последних, некоторого рода «декоративностью», низкой степенью влияния на проводимую в стране государственную политику. Однако пока остается нерешенным множество вопросов как теоретического, так и эмпирического характера, сугубо научный интерес к данного рода проблематике, как нам представляется, останется неизменным.
В вопросе приоритетности методологии исследования, на наш взгляд, не может и не должно быть однозначного мнения. Следует согласиться с одним из классиков рассматриваемого направления М. Дювер-же, который отмечал, что «мы оказались в порочном кругу: общая теория партий может быть создана после того, как будут проведены глубокие предварительные исследования; но эти исследования не могут быть по-настоящему глубокими, пока не сформулирована общая теория» [1, с. 98]. Поэтому, не оспаривая верность данного положения, мы остановимся на работах российских авторов, в которых закладывают-
ся общетеоретические подходы к изучению вопросов становления и развития партий и партийной системы современной России.
В отличие от конкретно-исторических теоретические исследования данного вопроса, особенно характерные для обществоведческих наук, описывают объект как функционирующую и развивающуюся по своим законам систему, а следовательно, полнота конкретно-исторического исследования дополняется системностью, приоритетность изучения динамики тех или иных событий и процессов заменяется приоритетностью изучения их принципов и закономерностей на основе эмпирической составляющей, а чисто научная мотивация исследования дополняется его ориентацией на практические потребности общества [2].
Общетеоретические концепции партий и партийной системы России формировались не автономно, а синтезировались в контексте и взаимосвязи с основными подходами к исследованию исторического развития современной России: формационным, являющимся традиционным для советской историографии; либерально-западническим, характерным для зарождавшейся демократической традиции периода перестройки и начала либеральных реформ; а также цивилизационным, являющимся ведущим по сей день в различных его течениях (неолиберальном, неоконсервативном, неоевразийском и традиционалистско-почвенническом).
Не останавливаясь подробно на характеристиках указанных подходов, отметим, что все они в той или иной мере являются исходными в формировании исследовательских направлений различных социо-гуманитарных наук постсоветской России, в том числе ориентированных на изучение различных аспектов рассматриваемой нами тематики.
Что касается исследований теоретических основ российской партийно-политической системы, следует отметить классификацию, предложенную Ю.Г. Кор-гунюком, которая основывается на отечественных теориях исторического развития современной России, но с учетом основных результатов внедрения на российской почве теоретической базы классической западной партологии. В качестве характерных исследовательских направлений Коргунюк выделяет марксистскую (классовую) концепцию партий и партийных систем, направление исследований российской многопартийности, основанное на опыте изучения партий и партийных систем стран Запада; направление, в основу которого положен сравнительный анализ ситуации в России и за рубежом и направление, рассматривающее возникновение партий и партийных систем как часть истории современной России [3, с. 10 - 12]. В целом данная классификация представляется достаточно полной, отражающей основные тенденции современной партологической теории и ее следует взять за основу в рамках настоящего исследования.
Итак, вариант марксистского классового подхода к формированию российской многопартийности основывается на дифференциации общества по социально-классовому признаку, как базе для формирования политических партий и общественных групп. В контексте этого подхода можно рассматривать так называемую концепцию «социальных расколов», согласно которой основная движущая сила партийного строительства -отношение общества к наиболее важным проблемам, выражающее позиции определенных социальных групп, формирующее предпосылки политической организации по социально-классовому признаку [4]. Этот подход, традиционный для советской историографии, получивший определенную модификацию в наши дни, не потерял своей востребованности и привлекательности, имеет довольно серьезную исследовательскую базу и в сочетании с прогрессивными отечественными и зарубежными концепциями является одним из основных в исследовании проблем отечественной парто-логии.
В качестве исторической, а возможно, и политической альтернативы социально-классовому подходу в теории советской, а позже российской партийной системы выступил исследовательский подход, основанный на опыте изучения партий и партийных систем стран Запада. Он оформился в контексте либерально-западнической концепции исторического развития современной России, характерной для периода перестройки и постсоветских либеральных реформ начала 1990-х гг. Основываясь на «универсальных» идеалах и ценностях западной цивилизации - гражданского общества, правового государства, политического плюрализма, многопартийности и др., - представители данного подхода вкладывают в основу изучения современной российской партийно-политической системы опыт изучения и теорию партий и партийных систем развитых стран Запада XIX - середины XX в.
Данный подход в его ценностном выражении теоретически дополняет рассмотренный выше социально-
классовый. Но его использование в качестве догмы имеет серьезные минусы в плане масштабности учета общечеловеческого фактора, зачастую подменяемого тенденциями и достижениями социально-политического развития локальной в общецивилизационном масштабе социокультурной общности - западной цивилизации. Хронологические рамки становления основных классических партологических теорий также заставляют сомневаться в однозначной прогрессивности предлагаемых моделей. Поэтому исследователи, разрабатывающие общероссийскую партологическую теорию в контексте данного направления, отличаются неоднозначными оценками его применимости на российской почве. Так, З. Зотова и С. Заславский считают российскую партийную систему соответствующей западному типу. А. Кулик и Ю. Малов допускают возможным характеризовать российскую действительность с использованием теоретического багажа западной партологии, но с учетом отличительных особенностей общественного развития постсоветской России. С. Пшизова, С. Попов отмечают невозможность повторения в условиях современной России западноевропейской политической ситуации XIX - середины ХХ в., способствовавшей формированию классических партийных систем [5].
Как ни парадоксально, но представителей социально-классовой теории формирования партийной системы и исследователей, основывающихся на образцовости западной партийно-политической модели, объединяет одна взаимодополняющая концептуальная особенность. Как известно, последователи формационного подхода, настаивают не только на общности, но также на синхронности исторических процессов в России и Западной Европе. Следовательно, данное обстоятельство теоретически допускает формирование в условиях современной России политической ситуации и политических институтов западного образца.
Определенные односторонности указанных подходов к формированию и развитию российской многопартийности, как и политическая ситуация средины 1990-х гг., требовали учета специфических черт современной российской цивилизации при изучении этих процессов. Необходимость оценки влияния российской специфики на политическую модернизацию в стране, становление и развитие партийной системы, определения степени применимости на российской почве классических и современных мировых образцов обусловили необходимость корректировки современной российской партологической теории. В конкретно-исторических исследованиях преобладающим становится ракурс идентичности и специфичности российской цивилизации как одной из мировых цивилизаций. Очевидно, что такая позиция радикально отличается от формационного подхода, с упором на общие черты различных стадий российской и мировой истории, а также от принципов «образцовости» западной цивилизации и «универсальности» человеческих ценностей.
Но «неоцивилизационный» подход к историческому развитию России также оказался идеологически неоднородным. Внутри него формируется ряд направ-
лений: неолиберальное, неоконсервативное, неоевразийское и традиционалистско-почвенническое.
В этой связи необходимо выделить два направления исследований многопартийности в постсоветской России: развитие партий и партийных систем как части истории современной России [6] и концепцию постепенного складывания многопартийной системы в результате перехода страны от «тоталитаризма к демократии» (демократического транзита).
Среди исследований первого направления хотелось бы отметить концепцию отсутствия «нормативной серединности» или «расколотости» российской цивилизации. Ее суть в наличии «конфликта» двух исторически сложившихся начал российского общества - «западного» и «восточного», определяющих различные пути его развития - модернизационный по западноевропейскому образцу и «почвеннический», учитывающий специфику социокультурных факторов российской цивилизации. Так, В.В. Согрин, рассматривая специфику «почвеннического начала» российского общества, заметил, что «одно из главных и определяющих в российской истории - центральное место самодержавия, безусловное верховенство и господство государственной власти в общественно-политическом развитии, подчиненно-подданническое отношение к ней как индивидов, так и классов. В таких условиях гражданское общество и права индивидов, являющиеся оплотом либеральной цивилизации, не имели шансов на самоукоренение и развитие. Государство занимало центральное место как в формировании социальных отношений и структур, так и в определении отношений собственности и экономическом развитии» [7, с. 132 - 133].
В рамках концепции демократического транзита базовым становится тезис о переходности российского общества, замене политики ценностей политикой интересов, постепенном уменьшении количества партий, их институционализации, усилении роли в политическом процессе путем концентрации политических ресурсов и регулярного участия в выборах. В рамках данной концепции следует выделить направление исследований, предметом которого является сравнение партийных систем и партийного строительства России с другими странами. К данному направлению следует отнести работы В. Гельмана, Г. Голосова, С. Сокольского, А. Кулика и др. [8, 9]. Довольно много в этом направлении сделано В.П. Любиным, одним из авторов и редактором проблемно-тематических сборников Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук, в которых опубликован ряд сравнительных исследований формирования новых политических партий России и западноевропейских стран [10]. В работе С.Е. Заславского проведен анализ российской партийной системы на основе известной классификации партийных систем, предложенной Дж. Сартори [11]. В работе Г.В. Голо-сова [12], посвященной опыту сравнительного анализа партийных систем России и Восточной Европы, разработана модель сравнительного анализа, в рамках которой проведено сравнение идеологических характе-
ристик, особенностей развития партийной системы и политических партий России с западными аналогами.
В рамках исследований данного направления надо отметить работу В.Я. Гельмана [13], в которой оценивается эффективность и применимость общепризнанных мировых моделей демократизации к условиям постсоветских обществ, формулируется видение концепции демократии и демократизации, учитывающее их специфику, высказываются суждения о причинах и процессе становления политической конкуренции и «формальных» политических институтов в постсоветских странах.
Анализируя классические схемы политической демократизации: «соревновательный элитизм» Й. Шумпе-тера, в рамках которого единственным критерием демократии признается замещение правительственных должностей на основе свободных и справедливых выборов и плюралистическая модель «полиархии» Р. Даля, согласно которой основным критерием политического режима выступают показатели уровня «состязательности» и «участия», а демократии - набор гражданских и политических прав и свобод, Гельман приходит к выводу, что указанные схемы трудно применимы к реалиям постсоветских транзитов. Критерии, используемые указанными авторами при оценке демократичности режима, Гельман рассматривает как нерелевантные по отношению к обществам с повышенным клиентелизмом, к числу которых он относит и постсоветские [13, с. 56 - 57].
Отправной точкой анализа специфики постсоветского политического процесса Гельман предлагает считать понятие «слабое государство» и определяет его прямую взаимосвязь с отсутствием верховенства права, а следовательно, с отсутствием реальных, эффективно действующих формальных институтов гражданского общества. Данное обстоятельство в свою очередь приводит к преобладанию неформальных институтов, основанных на пар-тикуляристских нормах и правилах, к числу которых относятся клиентелизм и коррупция, а формальные институты в лучшем случае выполняют функции определенного конституционно-правового фасада.
В этой связи критерием демократизации переходных обществ автор предлагает считать степень институцио-нализации и качественное состояние формальных институтов, а источником формирования политической конкуренции - расколы элит: «.. .если в развитых демократиях политическая конкуренция (по крайней мере, на уровне партийных систем) поддерживается благодаря «замороженным» социентальным расколам, то в процессе демократизации решающее значение имеют расколы элит, создающие базу политической конкуренции. Тем более важно это обстоятельство для политического развития в постсоветских обществах, где относительно слабая выраженность социентальных расколов на уровне идеологических альтернатив отмечается на фоне высокой зависимости «массовых клиентел» от патронажа со стороны элит» [13, с. 61].
Гельман анализирует два варианта институциона-лизации формальных институтов в государствах постсоветского типа. Первый предполагает договоренность
основных групп элиты с целью совместного противодействия авторитарному институту, тормозящему процесс политической конкуренции и выработки «правил игры» в рамках принципа «верховенства права». Согласно второму варианту, при использовании всех способов решения политического конфликта неформальными методами более слабая сторона вынужденно переходит к тактике ведения борьбы в рамках формальных институтов. Систематическое следование данной тактике вынуждает других участников конфликта переходить к «игре по правилам» в целях институциона-лизации своего превосходства [13, с. 63 - 64].
Но ни один из указанных вариантов в России до 2000 г., несмотря на наличие внутриэлитной конкуренции, по мнению автора, не сработал. Поэтому промежуточным итогом трансформации политических режимов постсоветских стран к 2000 г. Гельман считает установление политической конкуренции при преобладании неформальных институтов [13, с. 63 - 64].
Ссылаясь на работы В. Волкова, С. Рыженкова [14] и других исследователей, в качестве возможных вариантов перехода к преобладанию формальных институтов в России Гельман рассматривает либо «постепенное принятие формальных институтов в качестве побочного продукта развития конкурентной (прежде всего электоральной) политики в ее нынешнем варианте», либо «переход к неконкурентному политическому режиму с последующей инсталляцией формальных институтов через централизацию и монополизацию власти в силу (вос)становления государства». Крайним вариантом развития событий он считает «подрыв складывающегося политического режима на манер нового "навязанного перехода" в результате эскалации конфликтов, в том числе вовлечения в них политических аутсайдеров и массовых акторов» [13, с. 64]. Как нам кажется, данный прогноз развития российской партийной системы в настоящее время во многом себя оправдывает.
Таким образом, в силу специфики российских условий сравнительный анализ партийной системы России и других стран представляется довольно не простым методом исследования, сопряженным с анализом большого количества разнородного материала, но довольно востребованным авторами в силу его научной значимости и перспективности. Вместе с тем следует обратить внимание на его определенную описа-тельность, теоретическую нацеленность на текущие процессы, а также довольно узкий круг объектов сравнения, ограничивающийся в основном европейскими странами. В этой связи можно привести мнение В.Я. Гельмана: «Эти подходы исследователей можно объяснить не только недостаточной известностью в России транзитологических исследований, но также и культурным феноменом, связанным с подражанием образцам "цивилизованных" стран» [15, с. 146].
Хотелось бы также отметить полезность использования в качестве теоретической базы исследования партий и партийной системы современной России отдельных социологических теорий. Особый интерес представляет концептуальное обоснование россий-
скими учеными опыта использования в процессе исследования политических партий теории протеста, теории новых общественных движений и запаздывающей модернизации [16]. Социологи отмечают связь разных форм политического протеста с развитием политических партий, неразвитость которых в свою очередь препятствует развитию политической активности и политического протеста.
В целом следует отметить, что в современной российской партологии сформировалось довольно широкое поле научного дискурса по вопросам общетеоретического характера. Теоретическая основа исследований политических партий России представлена довольно широким кругом подходов и направлений, в той или иной мере опирающихся как на опыт советской теории партий и партийных систем, цивилизаци-онную специфику современного российского общества, так и на опыт формирования политической системы западного образца и переходных обществ. Эти направления постоянно развиваются, совершенствуется их теоретическая и методологическая база, что в значительной мере способствует разработке интересующей нас проблематики. Но в то же время целостное представление о теории партийной системы современной России пока до конца не сформировано.
Литература
1. Дюверже М. Политические партии / пер. с фр. М., 2000. 538 с.
2. Коргунюк Ю.Г. История сегодняшнего дня: методологические проблемы и практические возможности (к вопросу о статусе политологии как самостоятельной дисциплины / Парт-информ. 07.05.2001. URL: http://www.indem.ru/idd2000/ in-dex.htm (дата обращения: 29.11.10).
3. Коргунюк Ю.Г. Становление партийной системы в современной России : автореф. дис. ... д-ра полит. наук. М., 2009. 358 с.
4. Маруашвили З.Р. XX век: многопартийность в России: Историко-политологический анализ. М., 1998. 263 с.; Рябов В.В., Хаванов Е.И. Между народом и властью. Российская многопартийность: проблемы становления. М., 1995. 200 с.; Их же. Общественно-политические движения в новое и новейшее время. М., 2001. 256 с.
5. Заславский С. Российская модель партийной системы // Вестник Московского университета. Сер. 12. 2004. № 4. С. 16 - 18; Его же. Политические России. Проблемы правовой институционализации. М., 2003. С. 46; Зотова З.М. 100 лет российской многопартийности. М., 2006. С. 34; Кулик А. Партийная демократия: политические партии в формировании открытого общества на Западе и в России. М., 1997. 48 с.; Малов Ю.К. Введение в теорию политических партий (обзор идей и концепций). М., 2005. 175 с.; Попов С.А. Партии в современном политическом процессе: тенденции и потенциал развития (сравнительный анализ) : дис. ... канд. полит. наук. М., 2001. 181 с.; Пшизова С.Н. Какую партийную систему воспримет наше общество? // Политические исследования. 1998. № 4. С. 101 - 113.
6. Барсенков А.С. Реформы Горбачёва и судьба союзного государства. М., 2001. 363 с.; Его же. Введение в совре-
менную российскую историю 1991 - 1995 гг.: курс лекций. М., 2002. 367 с.; Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия / под ред. В. Журавлева. М., 1995. 382 с.; КрасильниковД.Г. Власть и политические партии в переходные периоды отечественной истории (1917 - 1918, 1985 - 1993): опыт сравнительного анализа. Пермь, 1998. 302 с.; Согрин В.В. Политическая история современной России 1985 - 2001: от Горбачёва до Путина. М., 2001. 262 с.; Шейнис В.Л. Взлёт и падение парламента. Переломные годы в российской политике (1985 - 1993): в 2 т. М., 2005. Т. 1. 704 с. Т. 2. 770 с.
7. Согрин В.В. Теоретические подходы к российской истории конца XX века // Общественные науки и современность. 1998. № 4. С. 124 - 134.
8. Гельман В.Я. От «бесформенного плюрализма» - к «доминирующей власти»? (Трансформация российской партийной системы) // Общественные науки и современность. 2006. № 1. С. 46 - 58; Его же. Перспективы доминирующей партии в России // Pro et Contra. 2006. Т. 10, № 4. С. 62 - 71; Голосов Г.В. Партийные системы России и стран Восточной Европы. М., 1999. 152 с.; Кулик А.Н. Указ соч.; Сокольский С. Поставторитарные парламентские выборы в России, странах Восточной Европы и Балтии // Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 3. С. 84 - 99; Его же. От гражданских движений к политическим партиям: Россия и страны Вышеградской группы // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 4. С. 117 - 127; Его же. От гражданских движений к политическим партиям ... // Там же. № 5. С. 106 - 115.
9. Трансформационные процессы в России и Восточной Европе и их отражение в массовом сознании: материалы международного симпозиума 24 - 25 мая 1996 г. М., 1996. 232 с.; Пространственные факторы в формировании партийных систем: диалог американистов и постсоветологов / под ред. К. Мацузато. Саппоро; Екатеринбург, 2000. 112 с.; Демократия и демократизация на рубеже веков / отв. ред. К.Г. Холодковский. М., 2000. 418 с.; Партии и партийные системы в современной России и послевоенной Германии / Фонд им. Фридриха Эберта; отв. ред. Я.А. Пляйс. Ростов н/Д, 2004. 370 с.
10. Проблемно-тематические сборники под ред. В.П. Лю-бина: Партии и партийные системы современной Европы. М., 1994. 254 с.; Политические партии и движения в России и на Западе: процесс формирования, методы исследования. М., 1994; Политические партии и движения в России и на
Поступила в редакцию
Западе: функционирование систем. М., 1995. 167 с.; Становление многопартийности в Восточной Европе в 1990-е годы (на материалах Болгарии, Венгрии, Восточной Германии, Польши, России, Словакии и Чехии). М., 1996. 220 с.; Партии и движения Западной и Восточной Европы: теория и практика. М., 1997. 179 с.; Политические партии и демократия в постсоветской России: партии социал-демократической и социалистической ориентации. М., 1998. 63 с.; Социально-политические размежевания и консолидация партийных систем. М., 2004. 244 с.
11. Заславский С.Е. Российская модель партийной системы. С. 14 - 22.
12. Голосов Г.В. Указ. соч.
13. Гельман В.Я. Постсоветские политические трансформации: наброски к теории // Общественные науки и современность. 2001. № 1. С. 55 - 69.
14. Волков В. Монополия на насилие и скрытая фрагментация российского государства (исследовательская гипотеза) // Политические исследования. 1998. № 5. С. 39 - 47; Гельман В., Рыженков С., Бри М. Россия регионов: трансформация политических режимов. М., 2000. 376 с.
15. Гельман В.Я. Исследования партий в России: первые десять лет // Политическая наука: проблемно-тематический сборник. М., 1999. Вып. 3.
16. Кинсбурский А.В., Топалов М.Н. Социодинамика массовых политических действий. // Массовое сознание и массовые действия / под ред. В.А. Ядова. М., 1994. С. 80 -87; Клопов Э.В. Сила и слабости демократического движения (взгляд через призму самоанализа его участников) // Социологические исследования. 1993. № 6. С. 56 - 66; Кос-тюшев В. Общественные движения и коллективные действия в условиях запаздывающей модернизации // Образ мыслей и образ жизни / отв. ред. Я. Гилинский. М., 1996; Назаров М. Политический протест: Опыт эмпирического анализа // Социологические исследования. 1995. № 1. С.47 - 59; Его же. Об особенностях политического сознания в постперестроечный период // Там же. 1993. № 8. С. 37 - 46; Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике / Центр стратегического анализа и прогноза. М., 1995. 240 с.; Новые социальные движения в России: по материалам российско-французского исследования / под ред. Л. Гордона, Э. Кло-пова. М., 1993. Вып. 1. 184 с. Вып. 2. 112 с.; Социология общественных движений: эмпирические наблюдения и исследования / отв. ред. В.В. Костюшев. СПб., 1993. 171 с.
25 марта 2011 г.