ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПЕРСПЕКТИВ МОДЕРНИЗАЦИИ КИТАИЗИРОВАННОГО МАРКСИЗМА Текст научной статьи по специальности «История и археология»

PHILOSOPHICAL SCIENCES

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИКО-ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ ИССЛЕДОВАНИЯ ПЕРСПЕКТИВ МОДЕРНИЗАЦИИ КИТАИЗИРОВАННОГО МАРКСИЗМА

Вилков В.Ю.

кандидат философских наук, доцент, старший научный сотрудник философского факультета

Киевского национального университета имени Тараса Шевченко,

Киев, Украина https://orcid.org/0000-0002-3542-0756

THEORETICAL-METHODOLOGICAL AND POLITICAL-IDEOLOGICAL PRECRIPTIONS FOR THE STUDY OF THE PROSPECTS OF MODERNIZATION OF SINICIZED MARXISM

Vilkov V.

PhD (Philosophy), Associate Professor, Taras Shevchenko National University of Kyiv, Ukraine Senior staff scientist at Faculty of Philosophy https://orcid.org/0000-0002-3542-0756 DOI: 10.5281/zenodo.6973488

Аннотация

В статье представлен анализ основных тенденций модернизации ленинско-сталинской интерпретации сущности и функций диалектического и исторического материализма в марксистско-ленинской метанар-рации второй половины ХХ столетия в СССР. Его методология и результаты могут представлять идейно -теоретическое и эвристическое значение для понимания возможностей и перспектив проектов и процессов обновления марксистского обще- и социально-философского учения в современном Китае (китаизированного марксизма).

На принципах сциентистского, идеологически неангажированного исследования раскрыты и охарактеризованы тенденции развития марксизма-ленинизма (советской философии) в Советском Союзе во второй половине ХХ столетия; сделана научная реконструкция ленинского, сталинского и постсталинского (середина 1950-х - конец 1980-х годов) понимания концептов диалектического и исторического материализма, а также интерпретаций их структурно-функционального статуса в системе марксистско-ленинского философского и общественно-политического знания и исследований; определены и теоретически отображены взаимосвязи аксиоматики марксистско-ленинской философии с компартийным мировоззрением и политико-идеологической доктриной, которые превращали советский марксизм в метанаррацию, служили теоретической основой идеологии КПСС и обеспечивали апологию ее внутренней и внешней политики. На основе теоретико-методологических установок и требований научного анализа и теоретической реконструкции систематизированы популярные постсоветские нарративы генезиса марксистской философии в СССР, дана оценка их теоретико-методологическим и идеологическим атрибутивным признакам.

Основными методами исследования стали системный, структурно-функциональный, компаративный, дискурсивный, контент-анализа, предписания общенаучных принципов сциентизма и историзма.

Abstract

The article presents an analysis of the main trends in the modernization of the Leninist-Stalinist interpretation of the essence and functions of dialectical and historical materialism in the Marxist-Leninist metanarrative of the second half of the twentieth century in the USSR. Its methodology and results can be of ideological, theoretical, and heuristic significance for understanding the possibilities and prospects of projects and processes of updating general and socio-philosophical Marxist teaching in modern China (sinicized Marxism).

The tendencies of the development of Marxism-Leninism (Soviet philosophy) in the Soviet Union in the second half of the twentieth century are revealed and characterized, based on scientific and ideologically unbiased research principles; a scientific reconstruction of Lenin's, Stalin's, and post-Stalinist (mid-1950s-late 1980s) understanding of the concepts of dialectical and historical materialism, as well as interpretations of their structural and functional status in the system of Marxist-Leninist philosophical and socio-political knowledge and research are made; the relationships between the axiomatics of Marxist-Leninist philosophy and the political-ideological doctrine of the Communist Party, which transformed Soviet Marxism into a metanarrative, provided the theoretical foundation for the CPSU's ideology, and offered an explanation for its domestic and foreign policy, are defined and theoretically described. The popular post-Soviet narratives of the origins of Marxist philosophy in the USSR are systematized, and their theoretical, methodological, and ideological attributive features are assessed on the basis of theoretical and methodological guidelines and requirements of scientific analysis and theoretical reconstruction.

The main research methods are systematic, structural-functional, comparative, discursive, content analysis, and prescriptions of general scientific principles of scientism and historicism.

Ключевые слова: марксизм-ленинизм, диалектический материализм, исторический материализм, па-радигмальные постсоветские нарративы генезиса советской марксистской философии, В. Ленин, И. Сталин, китайский марксизм, китаизированный марксизм.

Keywords: Marxism-Leninism, Dialectical Materialism, Historical Materialism, Paradigmatic Post-Soviet Narratives of the genesis of Soviet Marxist Philosophy, V. Lenin, J. Stalin, Chinese Marxism, Sinicized Marxism.

Вступление. По нашим оценкам, для повышения эффективности анализа общих тенденций и уникальности процессов развития марксистского учения в реалиях политических систем советского типа следует прежде всего рассматривать и сравнивать между собой две его наиболее влиятельные разновидности, или теоретические модели, на которые в социалистических обществах были возложены и функции метанарраций27. Такими философскими парадигмами и одновременно политико-идеологическими доктринами стали советский марксизм (марксизм-ленинизм) и китайский (китаизированный) марксизм28.

Кроме того, отметим, что для научного и эври-стичного исследования китайского марксизма,

27 Метанаррация, как известно, является не просто парадигмой или признанной большинством в научном сообществе единственно правильной теоретической моделью, учением. Она, с одной стороны, представляет собой концепцию или теорию, которая «претендует на универсальность, доминирование в культуре и „легитимирует" знание, различные социальные институты, определенный образ мышления», а, с другой стороны, - идеологию, «которая навязывает обществу и культуре в целом определенный мировоззренческий комплекс идей», «ограничивая, подавляя, упорядочивая и контролируя» общественную жизнь, «осуществляя насилие над человеком, его сознанием» [15, с. 459]. Кстати, «ирония» диалектики в движении мировой истории - как свидетельствует большое число публикаций, в том числе и западных ученых, публицистов, политических и экономических экспертов - проявилась в том, что нечто симптоматичное и подобное произошло в конце ХХ - начале ХХ1 столетий с либерализмом (как симбиозом политической идеологии, философии и мировоззренческих ценностей, а также предписаний экономической теории), наиболее ярким манифестом которого стала программная работа Френсиса Фукуямы «Конец истории?». Впервые издана в США в 1989 году, а затем переведена с английского на многие языки мира и опубликована.

28 Китайский исследователь Чхан Шухуа, проведя анализ и оценку ленинских новаций, а по сути - радикального

обновления В.И. Лениным теории пролетарской революции и социалистического строительства, созданной основоположниками марксизма, и используя теоретический постулат И.В. Сталина (сформулирован им в 1924 году в лекции «Об основах ленинизма», которая затем публиковалась во всех изданиях его сборников «Вопросы ленинизма», а также Собрании сочинений), гласящий, что «ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарских революций», сделал довольно радикальный вывод. Он заявил, что ленинизм является новым «этапом проявления конкретной практики марксизма в России», а значит, он ничто иное, как «русифицированный марксизм» [37]. Таким образом, ученый из КНР вроде бы доказательно подвел к пониманию смыслов предложенного еще Мао Цзэдуном концепта «китаизированный марксизм», раскрыл логику его разработки и введения в научный и идеологический дискурсы, а заодно обеспечил его теоретическую апологию и для марксистов, и для антимарксистов. Хотя, на наш взгляд, если и аргументировать

адекватной оценки возможностей, целей и перспектив его обновления в соответствии с условиями современного мира огромное значение приобретает теоретическое осмысление тех позитивных достижений и неизбежных ошибок советских философов и обществоведов, которые стали очевидными по итогам предпринятых ими многочисленных попыток модернизации марксизма-ленинизма после смерти И.В. Сталина и до распада СССР29.

Одной из главных причин методологической ориентации на преимущественно компаративный подход при анализе характера и перспектив трансформации концептуальных представлений философов и политологов-марксистов в КНР второй поло-

свою концепцию, опираясь на идеи Сталина, то для современного этапа развития Китая, а также понимания роли в этом процессе КПК и руководимого ею государства, следовало бы дополнить выше приведенное сталинское определение ленинизма той дефиницией, которой И.В. Сталин завершает свою лекцию. А она предписывает: «Соединение русского революционного размаха с американской деловитостью - в этом суть ленинизма в партийной и государственной работе» [30, с. 118]. Здесь также отметим, что оппонентом интерпретации Чханом Шухуа ленинизма как сугубо «русифицированного марксизма» мог бы стать Генсек ЦК КПСС Ю.А. Андропов. В своей статье «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР» (1983), т.е. в программном для советской компартии документе (который, безусловно, готовился большим коллективом ведущих теоретиков, обществоведов и партийных идеологических иерархов в Советском Союзе), он не только однозначно констатировал, что «ленинизм -это марксизм эпохи империализма и пролетарских революций, крушения колониальной системы, эпохи перехода человечества от капитализма к социализму», но и сделал следующий принципиальный теоретический вывод: «Вне и помимо ленинизма марксизм в наше время попросту невозможен (выделено нами. - В. В.)» [1, с. 7]. В общем, смысл постулата Андропова сводился к тому, что ленинизм - это не некая особая, национальная, и тем более русифицированная разновидность марксистской теории и партийной политико-идеологической доктрины, а единственно возможная для марксизма современной эпохи радикальных общественных преобразований его форма. Все это, несомненно, предполагает и ее дельнейшее развитие, и идейно-теоретическое обогащение на основе научного изучения сущности и специфики новых марксистских моделей социалистического строительства в условиях фундаментальной трансформации существующей миросистемы в ХХ1 столетии. 29 Если точнее, не распада Союза Советских Социалистических Республик, а раздела его территории, производственной и ресурсной базы между представителями высшей республиканской и союзной партийной, управленческой и хозяйственной номенклатуры («элиты»), обладавшей всей полнотой политической, экономической, идеологической (духовной) и административной власти в Советском Союзе.

вины ХХ - начала ХХ1 столетия, несомненно является то, что перед китайскими исследователями возникли те же самые теоретико -методологические, идеологические и мировоззренческие проблемы [см., например: 31; 18; 39, р. 70-82], которые были актуальными и для советских марксистов во второй половине минувшего столетия и представляли значение для профессиональных философских сообществ после 1991 года. Особенного украинского [см., например: 3, с. 22; 9, с. 24-97; 12, с. 131; 24, с. 213-226; 19, с. 554-555, 566; 20, с. 105119; 21, с. 29-30; 35, с. 38].

Между тем, как свидетельствует содержание публикаций представителей современного научного сообщества философов и исследователей политики в КНР, их интерпретации и теоретические оценки сложных процессов развития марксизма в этой республике, включая моделирование и прогнозирование возможных и необходимых тенденций его модернизации, во многом ограничены в предметной области национальной, т.е. китайской спецификой. В самом Китае и за его пределами она получила ныне уже общепринятое названия - китайский, т.е. китаизированный марксизм.

Однако существенным теоретико-методологическим и историко-философским недостатком такого подхода является то, что генезис марксистского учения (в его базовых философских и политологических составляющих) изучается в КНР автономно, почти изолированно от тех новаторских и влиятельных течений, направлений и школ в марксизме, которые формировались и развивались в СССР, Европе и США начиная со второй половины ХХ столетия. Таким образом, попытки осмысления сущности и генезиса обще- и социально-философской марксистской диалектико-материали-стической теории в рамках сугубо внутрикитайского дискурса и, как правило, локализации научных поисков в пределах истории социалистического Китая в значительной мере обуславливают то, что различные проекты представителей его научного сообщества по модернизации марксизма оказываются сориентированными лишь на обновление ортодоксальной ленинско-сталинской модели [см., в частности: 31].

То есть попытки модернизации китайскими учеными сформировавшегося в их стране марксизма предпринимаются без учета советских (и постсоветских промарксистских) идейных, теоретико-методологических, мировоззренческих и идеологических новаций, которые явились отрицанием примитивизма, схоластики и ортодоксии марксизма-ленинизма (особенно в форме сталинизма), обеспечили его значительное концептуальное и ценностное обновление, некоторую деидео-логизацию и адаптацию к реалиям, актуальным вызовам и запросам современного мира. I. Актуальность исследования процессов модернизации марксистско-ленинской философии в Советском Союзе во второй половине ХХ столетия для анализа логики развития современного китаизированного марксизма

Прежде чем дать характеристику общих процессов и основных тенденций модернизации марксистского философского учения в СССР во второй половине 1950-х - в конце 1980-х годов, подчеркнем, что для постсоветских историко-философских исследований марксизма-ленинизма (или советской философии и обществознания) однозначным и почти универсальным критерием адекватного понимания специфики авторских идеологических и ценностных предпочтений, определения характера их политико-идеологической ангажированности ныне оказались интерпретации марксистско-ленинской - метапарадигмальной в СССР - модели философского и социально-политического знания и познания исходя из оценок сущности и функциональной роли в этой разновидности марксизма «диалектического и исторического материализма». Эти теоретические реконструкции и оценки представителями постсоветского философского цеха являются главным образом совокупностью ответов на такие вопросы, как история создания концептов диамата и истмата (традиционные советские сокращения полных названий, принятые в научной и образовательной среде); их идейный и теоретико-методологический статус в марксизме-ленинизме; степень их влияния на философские и социально-политические исследования и формирование мировоззренческих представлений граждан; взаимосвязь с политической идеологией и доктриной правившей в Советском Союзе компартии.

А как свидетельствует существующий массив современной литературы, стандартной схемой и типичным инструментарием для реконструкции постсоветскими учеными (украинскими, российскими и т.д.) такого многомерного явления, как советская, или марксистско-ленинская, философия, стал симбиоз установок, своеобразный набор «категорических императивов», согласно которым этот тип и способ философствования, или философской теоретической модели, не должен был давать «возможности мыслить». Ибо он якобы стал подменой «философии идеологически номенклатурным „катехизисом" советского марксизма, основанного на двух „китах" - „истмате" и „диамате"» [21, с. 31].

В более радикальной критической форме смысл подобной идеи часто сводится к утверждению, что все развитие советской философии представляло собой не что иное, как процесс целенаправленного преобразования «богатства» и «сильной творческой мысли» основателей марксизма, «воплощавшейся в ярких пророческих образах» и «предполагавшей различные толкования», в своеобразную упрощенную и догматическую доктрину религиозного типа. Или, иными словами, декларируется, что все творческое наследие основоположников марксизма было в марксизме-ленинизме максимально упрошено и сведено «к четким и однозначным формулировкам». А в соответствии же с политико-идеологической логикой «таталитар-ного» советского времени это якобы означало, что в «догматической» (имеется в виду социалистическая) политической системе был «нужен похожий

на катехизис „учебник ВКП(б) или цитатник председателя Мао"». Вот именно так, доказывают некоторые современные историки философии, «от произведений Маркса и Энгельса» неизбежно и «начался путь к учебникам диамата и истмата» [2, с. 174-175].

По нашим оценкам, в постсоветском украинском историко-философском дискурсе парадиг-мальным, почти господствующим, стал нарратив (предложенный в монографиях и статьях таких ныне авторитетных в Украине специалистов по истории философии, как Г.Е. Аляев, А.В. Белый, В.И. Гусев, А.М. Лой, С.В. Пролеев, а позднее воспроизведенный во многих публикациях их адептов, принадлежащих к самой молодой, постсоветской генерации украинских философов), который постулирует, а нередко безапелляционно и бездоказательно констатирует, что концептуальные модели двух «апостолов» русского, а затем и советского марксизма (В.И. Ленина и И.В. Сталина) и главным образом статья-очерк Сталина «О диалектическом и историческом материализме» (включен как параграф в четвертую главу «Краткого курса истории ВКП(б)», первое его издание в 1938 году)» стали идейной платформой и решающей политико-идеологической причиной того, что советская марксистско-ленинская философия (так же, как общественно-политические науки) с конца 1930-х и до начала горбачевской «перестройки»30 была «догматичной», «упрощенно-схематичной», «схоластичной» (то есть «имела все признаки средневековой схоластики»31), «недееспособной к творческому развитию»; превратилась в «квазимышление», «универсальное антимышление», всегда «преклонялась перед авторитетами» (К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, определенный период - И.В. Сталина) [10, с. 17; 35, с. 34-35; 25, с. 40-47; 26, с. 31-32].

30 Украинский исследователь М. Минаков довольно верно оценил интеллектуальную и идеологическую составляющие перестройки, утверждая, что 1986-1991 годы были периодом «установления идейного плюрализма» и «упадка советской марксистской философии» [24, с. 214].

31 Такой известный в Украине историк философии, как В.И. Гусев, поясняя собственную точку зрения на атрибутивные признаки («схоластичности») советского марксизма, утверждает, что это была «и зависимость от религии (партийной идеологии), и комментаторский характер философствования, и преклонение перед авторитетами, когда самым главным аргументом в дискурсе считались ссылки на классиков марксизма-ленинизма, и оторванность от жизни (в нашем случае - от мирового контекста)» [10, с. 17-18].

32 Вот довольно яркий пассаж негативной, обструкционистской трактовки и оценки главных функций советской, марксистско-ленинской философии в украинском постсоветском сообществе философов и политологов: «По своему интеллектуальному содержанию советская философия (как ситуация мышления) представляет собой интереснейший феномен. Она была не одной из разновидностей мышления, а универсальным антимышлением. Ее теоретическая и мировоззренческая задача состояла в том, чтобы не допустить мышления - т. е. неан-гажированного промысливания философско-мировоззренческих тем и сюжетов. По своему исходному

Кроме того, существенным, принципиальным недостатком марксизма в Советском Союзе современные его оппоненты и критики из академической среды объявили то, что «самым главным аргументом при обосновании» собственных идей и концепций советские ученые «признавали» лишь цитирование «классиков марксизма-ленинизма», тогда как сама советская философия «в истории порабощенного разума» (или, в трактовке некоторых постсоветских исследователей, в условиях социалистического общества, «во времена тотального доминирования диалектического и исторического материализма») [10, с. 18] выполняла по большей части функцию «охранительно-репрессивную» и «формирования покорного мировоззрения». Она была «чисто идеологически ангажированной» и, отстаивая «принцип партийности», превратилась в послушную «служанку» компартийных интересов и целей, обеспечивала апологию политики партии, имела исключительно наукообразную или теорети-зированную форму «тоталитарной идеологии» ВКП(б) - КПСС, а как система мировоззренческих ценностей и идеалов (граждан СССР и многих социалистических стран) исполняла роль своеобразных «догматов коммунистической веры», «светской религиозной доктрины» [2, с. 172-181; 11], а так же «заполняла культурную нишу мышления смыслами и практиками квазимышления» [24, с. 208]32.

Кстати, весьма негативные, критические оценки в отношении марксизма ленинско-сталин-ского образца, соответственно, обвинения в том, что марксизм в КНР (как идейно-теоретический наследник и адепт советской философии) устарел и не отвечает современным реалиям, встречаются и в публикациях китайских философов. Например, Сунь Вейпин категорически заявляет, что «в практике общественной жизни человечества произошли

смыслу она была репрессией в сфере разума - дополнявшей и закреплявшей репрессии в иных сферах жизни. Призвание антимышления состоит в разрушении мысли - открытого, свободного поиска истины. То есть его главная функция - охранительно-репрессивная. Репрессивность советской философии имела два главных выражения: во-первых, она так структурировала сознание и процесс рассуждения, чтобы разум оказался приведен к полному повиновению установленному мировоззрению, в качестве которого выступало, разумеется, учение марксизма во всех своих многочисленных теоретических, политических, идеологических, речевых и прочих экспликациях. Во-вторых, заполняя собой культурное поле философии - т.е. «регион» открытого, ищущего мышления, - советское философское сознание тем самым глушило любую попытку инородного интеллектуального опыта, препятствовало спонтанным зарождениям и проявлениям неангажированного марксистской идеей мышления. Для уничтожения всякой инаковости, недопущения покушений на мировоззрение и попыток поставить его под вопрос не обязательна, кстати, дубина идейных расправ и осуждений. Достаточно того что бы та культурная ниша, тот топос культуры, который предназначен для дела мысли, был заполнен квазимышлением. Этим квазимышлением и была советская философия» (выделено нами. - В. В.)» [26, с. 31-32].

крупные изменения», однако «возникшая более 150 лет назад марксистская философия не выдвинула новых теоретических обобщений и выводов». «В особенности, - подчеркивает он, - ортодоксальная марксистская философия сложилась в Китае». Главной же причиной ортодоксальности и теоретического консерватизма китайского марксизма Сунь Вейпин объявляет, пусть и косвенно, советскую философскую мысль. Он утверждает, что марксистская философия в Китае «находилась под серьезным влиянием советской „сталинской философской системы"», которая «исказила подлинный облик марксистской философии» и «далеко отклонилась от духовной сущности философии Маркса (выделено нами. -В. В.)» [31].

Следует отметить, что, провозглашая немногочисленные труды В.И. Ленина и И.В. Сталина (хотя их современные историки философии, как правило, оставляют без какого-либо аналитического внимания или не удосуживаются даже прочтения) - где ими дано определение концептов «диалектический и исторический материализм», поясняется их суть и функции - «катехизисом» советского марксизма, марксистско-ленинской философии, исследователи из постсоветских государств совсем не учитывают те новые (иногда довольно радикальные) концептуальные, идейные и методологические изменения, которые произошли в ней с середины 1950-х и до начала 1990-х. Это касается интерпретации функций и статуса диамата и истмата как в структуре философских и общественно-политических исследований, проводившихся в системе академической и вузовской науки, так и в комплексе общеобразовательных дисциплин в системе высшего образования в СССР. За незначительным исключением, за пределами предметного поля постсоветских исследований остается и анализ взаимосвязи догматической, диаматовско-истматовской советской философии с разнообразными постсталинскими новейшими философскими и политологическими отраслями, идейными течениями и направлениями, новаторскими и неординарными подходами, которые в рамках советской консервативной системы философского знания и познания хотя и являлись формально марксистскими (по своим идейно-теоретическим, методологическим, идеологическим основаниям, способу аргументации и мировоззренческой ценностной ориентацией), но непосредственно никак не были связаны с тем, что традиционно относилось к диалектическому и историческому материализму, его аксиоматике и проблематике [см., например: 8, с. 41-53; 13, с. 5661; 19, с. 552; 32, с. 40-68].

А в целом, как показывает проведенный анализ, в парадигмальном постсоветском историко-философском нарративе явно преувеличивается масштаб или степень влияния ленинских трудов, особенно сталинского очерка-статьи «О диалектическом и историческом материализме», на генезис философии и характер общественно-политических исследований в Советском Союзе и ряде других социалистических стран. Зачастую он оценивается

ангажированно, политико-идеологически и ценностно предвзято, неадекватно реальному процессу развития философской и общественно-политической мысли в СССР (с марксизмом-ленинизмом включительно). К тому же подобные исследования и теоретические реконструкции не отвечают критериям научности, приближаются по своему характеру и сущности к осознанному либо порожденному незнанием предмета исследования идеологизированному мифотворчеству. Хотя, с другой стороны, несомненно, что изучение предпосылок, причин и специфики антинаучности и неадекватности постсоветских историко-философских наррати-вов позволит не только избежать серьезных ошибок в процессе исследования развития марксистского учения в различных общественно-исторических условиях, но и учесть их негативный опыт в ходе обновления его китайского, т.е. китаизированного варианта.

Здесь также особо отметим, что о необходимости изучения советского опыта модернизации марксизма-ленинизма во второй половине ХХ века (учитывая его оценки и популярные теоретические реконструкции в постсоветских сообществах философов и политологов) для понимания возможных и оптимальных тенденций этого процесса в КНР, а также для обоснованной оценки перспектив реализации тех проектов обновления (от апологетического дизайна до радикального реформирования) марксистско-ленинского учения применительно к современным условиям развития Китая, которые предлагаются его философами и обществоведами, отчетливо свидетельствует то, что марксизм-ленинизм объявлен в Уставе КПК (принят 19-м Всекитайским съездом КПК 24 октября 2017 года) одной из идейно-теоретических первооснов деятельности китайских коммунистов. В этом плане (учитывая решающую роль в жизни китайского общества компартии) следует принять в качестве аналитической установки и системы координат два важных и принципиальных уставных положения, или политико-философских и идеологических константы (предписания).

Первое: «Коммунистическая партия Китая руководствуется в своей деятельности марксизмом-ленинизмом (выделено нами. - В. В.)», но творчески дополненным «идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина, важными идеями тройного представительства, научной концепцией развития, идеями Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи». При этом в Уставе подчеркивается, что, «соединив основные положения марксизма-ленинизма с конкретной практикой китайской революции, китайские коммунисты в лице своего главного представителя, товарища Мао Цзэдуна, создали идеи Мао Цзэдуна. Идеи Мао Цзэдуна как результат применения и развития марксизма-ленинизма в Китае представляют собой правильные, подтвержденные практикой теоретические принципы и обобщение опыта китайской революции и строительства, квинтэссенцию коллективного разума Коммунистиче-

ской партии Китая (выделено нами. - В. В.)». Помимо вышесказанного как теоретически программное в Устав КПК включено дополнительное разъяснение взаимосвязи марксистско-ленинского учения с новаторскими концепциями ее былых и нынешнего лидеров. Они также фиксируют и смысловые рамки концепта «китаизации марксизма». «Идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой новой эпохи, - записано в программных положениях Устава китайской компартии, - представляют собой продолжение и развитие марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна, теории Дэн Сяопина, важных идей тройного представительства (сформулированы на XVI съезде КПК в докладе Цзянь Цзэминя, ноябрь 2002 года. - В. В.) и научной концепции развития (изложена Ху Цзиньтао на ХУЛ Всекитайском съезде Коммунистической партии Китая, ноябрь 2012 года. - В. В.), новейшее достижение китаизации марксизма (выделено нами. - В. В.)» [33].

Второе уставное положение КПК, весьма значимое для исследования китайского (китаизированного) марксизма и необходимое для понимания стратегической цели общественно-политических

33 Подготовка и предсъездовское обсуждение в СССР третьей Программы российско-советской Компартии длились три года (июнь 1958 - июль 1961). Первоначально она разрабатывалась почти сотней статусных представителей профильных научных сообществ. В ее окончательной доработке активное участие приняли ведущие научные институты, высшие партийные структуры КПСС, государственные ведомства (Госплан и Гос-экономкомиссия), общественные организации. На первый взгляд, для информационной справки об истории и базовых идеях идеологемы и доктрины «построения в Советском Союзе коммунизма» и необходимости для этого предварительной «фазы развитого социализма» -но уже в дискурсе постсоветских нарративов - вполне достаточно и фрагмента статьи в Большой российской энциклопедии (2005-2019). В ней написано: «Предполагалось, что уже к 1980 „нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме". Построение коммунизма связывалось с решением таких задач, как создание его материально-технической базы, достижение более высокого, по сравнению с США, производства товаров на душу населения, развитие коммунистических общественных отношений и „воспитание нового человека" на основе принципов „морального кодекса строителя коммунизма", не противоречившего общечеловеческим ценностям. В конце 1960-х гг., ввиду очевидной утопичности коммунистического проекта, идеологами партии введено понятие „развитой социализм", означавшее новый длительный этап в развитии социалистической фазы и дававшее неопределённо долгую отсрочку для вступления в коммунистическую фазу. Построение в СССР развитого социализма провозгласил генеральный секретарь Л.И. Брежнев на 24-м съезде КПСС (1971), этот вывод был закреплён в Конституции 1977 (содержала также характеристику этого этапа как закономерного на пути к коммунизму)» [4]. Однако, по нашему мнению, для уточнения информации из «Большой российской энциклопедии» и более корректного понимания идейной и лексической специфики базовых документов КПК напомним, что термин/понятие «развитой социализм» впервые был употреблен Генсеком ЦК КПСС Л.В. Брежневым в обращении к гражданам по случаю 50-летия Ок-

преобразований в нынешней КНР (ее принципиального отличия, с одной стороны, от идеологемы-ми-фологемы ускоренного - всего за 20 лет - построения коммунизма в СССР, провозглашенной Н.С. Хрущевым на ХХ11 съезде КПСС в октябре 1961 года и задекларированной в ее новой (Третьей) Программе, а с другой стороны, очевидной аналогии с советской концепцией и партийной доктриной «развитого социализма» как закономерного переходного этапа (фазы, стадии) построения коммунистического общества, объявленных в «брежневскую эпоху застоя»33), гласит: «Высший идеал и конечная цель партии - осуществление коммунизма. ... Марксизм-ленинизм открыл законы исторического развития человеческого общества, его основные положения остаются верными и обладают могучей жизненной силой. Коммунизм как высший идеал, к которому стремятся китайские коммунисты, осуществим только на базе полного развития и высокой развитости социалистического общества. Развитие и усовершенствование социалистического строя -длительный исторический процесс. Но если твердо

тябрьской революции в 1967 году. А в Преамбуле Конституции СССР 1977 года уже четко записано, что «руководствуясь», в том числе «идеями научного коммунизма»: «В СССР построено развитое социалистическое общество. На этом этапе, когда социализм развивается на собственной основе, все полнее раскрываются творческие силы нового строя, преимущества социалистического образа жизни, трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний. Это - общество, в котором созданы мощные производительные силы, передовая наука и культура, в котором постоянно растет благосостояние народа, складываются все более благоприятные условия для всестороннего развития личности» [14]. В принятых, вслед за общесоюзной, Конституциях РСФСР и УССР (1978 г.) также констатировалось, что «в нашей стране построено развитое социалистическое общество». Своими смыслами и значениями новый концепт подчеркивал (в отличие от предыдущей и так называемой сталинской конституции 1936 г., где утверждалось, что в СССР социализм построен «в основном», поскольку созданы «основы социализма»), что к середине 70-х социализм в Советском Союз приобрел почти совершенную форму (в просторечии - стал «полным социализмом»). Впрочем, адекватные советские ученые не стремились использовать исключительно понятие «развитый социализм». Дистанцируясь от партийных идеологических штампов, они заменяли его в своих работах более нейтральным, в частности: «зрелый социализм» [27, с. 16, 44, 71]. И еще один важный теоретический социально-философский и политико-идеологический момент для сравнения советской и современной китайской партийных доктрин и стратегических общественно-политических переписаний/установок. Его суть заключается в том, что Л.И. Брежневым в Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС (1981 г.) было заявлено: «За это время накоплен большой опыт социалистического и коммунистического созидания в СССР. Этот опыт неопровержимо свидетельствует, что наше движение к коммунизму совершается через этап развитого социалистического общества. Это ...необходимый, закономерный и исторически длительный период в становлении коммунистической формации (выделено нами. - В. В.)» [36, с. 97].

держаться основных положений марксизма-ленинизма и идти по пути, который избран китайским народом по собственной воле и отвечает китайским реалиям, то дело социализма в Китае обязательно одержит окончательную победу (выделено нами. - В. В.)» [33].

В общем, для исследования советского и китайского марксизма можно исходить из допущения, что в относительно совпадающих условиях активного реформирования экономических и политических отношений (во время «хрущевской оттепели», а потом горбачевской «перестройки», а также фундаментальной социально-экономической и политико-идеологической модернизации в КНР с конца 1970-х, включая радикальные трансформации внешнеполитической стратегии ее руководства), таким образом, в силу назревшей необходимости коррекции марксистско-ленинских доктрин правящих в них компартий и переориентации мировоззренческих ценностей масс с узкоклассовых на общедемократические (хотя и крайне абстрактные), в интеллектуальной среде обществ социалистического типа (несмотря на различия их политической и духовной культуры, традиций, ценностных предпочтений и ментальности) во многом сформировались аналогичные системные запросы. А одним из концептуальных ответов на них стало то, что представителями сообщества философов и исследователей политики (как в СССР, так и в КНР) активизировались попытки переосмысления генезиса, сущности, структуры и функционального предназначения марксистской философской, диа-лектико-материалистической концепции [см., например, 39, р. 70-82]. Во многом такая научно-исследовательская деятельность в современном Китае сконцентрировалась на разработке и реализации проектов в виде и под лозунгом десталинизации марксизма, т.е. модернизации того варианта марксистского учения, который к середине 1950-х стал ортодоксальным и схоластичным, а в политической системе и в государственной идеологии стран социализма (безотносительно к уровню их развития), также как по отношению к массовому сознанию их населения, выполнял функции метанар-рации.

Здесь подчеркнем, что системный запрос на модернизацию марксизма или по крайней мере адаптацию его базовых философских и социально-политических постулатов, научных и общественно-политических функций к современным реалиям (которые принципиально отличались от тех, которые были в Европе в конце Х1Х - начале ХХ века, в СССР в 1920-х - в первой половине ХХ века, а в Китае в 1950-1970-х годах) закономерно актуализировал весь комплекс вопросов, непосредственно относящихся как к трактовке сути и роли марксистско-ленинского философского и социально-политического учения в целом, так и к его идейно-теоретической первооснове - диалектическому и историческому материализму. Причины этого вполне очевидны, поскольку именно диаматовская и истматовская аксиоматика (вместе с ленинскими и сталинскими редакциями), которая определяла

сущность и специфику построения марксистской теоретической модели, включая методологию познания, была объявлена, а затем и на многие десятилетия служила единым и единственным фундаментом и гносеологическими стандартами, своеобразным образцом того из вариантов марксизма, который стал парадигмальным в СССР и КНР.

II. Основные тенденции модернизации марксизма-ленинизма в СССР во второй половине ХХ века

Как показывает проведенный нами анализ, во второй половине ХХ столетия в СССР одной из ведущих тенденций в процессе обновления трактовки сути диалектического и исторического материализма, а также переосмысления их структурно-функционального статуса в марксистско-ленинской философии (произошедшего в ходе ее десталинизации, проводимой под лозунгом лениниза-ции) стало то, что истмат, и особенно диамат, большинство советских философов начало концептуально интерпретировать как теоретико-методологическую и гносеологическую основу марксизма-ленинизма. В оценках же самой марксистско-ленинской философии на протяжении 19601980-х все более влиятельным становился сциентистский подход. С его идейных позиций и принципов марксистско-ленинская философия определялась уже не только как «одна из трех составных частей всего марксистского учения», но и как сугубо научная, постоянно развивающаяся на основе достижений естествознания и обществознания, универсальная философская теория, основанная на принципах материализма, законах и методологических установках диалектического учения. К тому же сама диалектика была объявлена революционной материалистической научно-философской моделью и всеобщей методологией познания закономерностей развития природы, общества и сознания, созданных К. Марксом, Ф. Энгельсом и В.И. Лениным в результате переработки ими гегелевской -хотя и объективно-идеалистической, но однозначно диалектической - философской концепции. (Особенно, сформулированных Г. Гегелем трех всеобщих законов развития). В итоге в 1960-х -начале 1970-х годов на основе обновленного понимания диалектического материализма довольно быстро сформировалось и более широкое толкование сущности и функций самой марксистско-ленинской философии. Фактически в философском сообществе Советского Союза в метапарадигмаль-ную превращалась та интерпретация марксистско-ленинской философии, согласно которой она является, во-первых, «всеобщим методом познания и методом революционного преобразования действительности», а во-вторых, научной и практически эффективной теорией, изучающей и объясняющей сущность, взаимосвязи и тенденции развития всех феноменов природного, социального и духовного миров. «Марксистско-ленинская философия, - констатировалось, например, в издании начала 1970-х, - наука о наиболее общих законах развития природы, человеческого общества и мышления (выделено нами. - В. В.)» [23, с. 3-5].

Таким образом, если В.И. Ленин лаконично постулировал, что «диалектический материализм» служит «философской основой марксизма» [16, с. 415], а И.В. Сталин подчеркивал, что диамат представляет собой не что иное, как новую, материалистическую философию природы, главная функция которой - быть компартийным мировоззрением (поскольку его дефиниция четко провозглашает: «Диалектический материализм есть мировоззрение марксистско-ленинской партии». А имеет он именно такое название - диалектический материализм - по той причине, что «его подход к явлениям природы, его метод познания этих явлений является диалектическим, а его истолкование явлений природы, его понимание явлений природы, его теория - материалистической (выделено нами. - В. В.)» [29, с. 253], то в определениях диамата постсталинского периода в марксистско-ленинской философии значительно усилился абстрактно-теоретический, в определенной мере деполитизированный подход.

В общем, в советской философии диалектический материализм начал интерпретироваться сугубо сциентистски. А именно как классическая теоретическая наука, которая по стандартам научно-теоретического познания и в соответствии с его принципами открывает и формулирует законы, в результате чего и создает сугубо научную, совершенно адекватную реальности (прошлой, настоящей и будущей) картину мира. К примеру, в Философском энциклопедическом словаре (1983) подчеркивалось, что диамат - это «высшая форма материализма, представляющая собой итог развития всей предшествующей истории развития философской мысли»; он «основывается на достижениях науки и передовой общественной практики, постоянно развивается и обогащается вместе с их прогрессом». В целом диалектический материализм является «наукой о наиболее общих законах движения и развития природы, общества и мышления», а также «всеобщим методом познания» и «научным мировоззрением (выделено нами. - В. В.)» [34, с. 159].

Более того, сциентистский характер марксистско-ленинской философии (соответственно двух его базовых составляющих и теоретико-методологических первооснов - диамата и истмата) подчеркивался почти в каждом учебнике или учебном пособии. Ибо в них обязательно имелся параграф или небольшой раздел с такими содержанием и названием, как «Философия и конкретные науки» или «Марксистско-ленинская философия и другие науки».

Наиболее значимым результатом модернизации теоретических представлений о диалектическом материализме советского периода следует признать то, что начиная с конца 1970-х он перестал отождествляться с марксистско-ленинской философией в целом. При этом в публикациях, особенно предназначенных для преподавания учебных курсов по диамату, сформировался своеобразный дуализм. Он проявился в том, что часть представителей философского сообщества в СССР (прежде

всего из научно-исследовательских институтов) утверждала, что «диалектический материализм» представляет собой «единство диалектики, логики и теории познания». Он служит «теорией познания и логикой (диалектической. - В. В.) марксизма». Иной подход, или точка зрения, доминировал в публикациях, учебниках и методических пособиях, авторы которых (зачастую преподаватели высших учебных заведений) утверждали, что вышеупомянутые логико-гносеологические исследовательские задачи являются «лишь аспектами, или сторонами, одной и той же науки - диалектического материализма» [23, с. 10-11]. Иногда в работах советских философов оба выше отмеченных подхода объединялись в одном, обобщенном, синкретическом.

В политико-идеологическом плане марксистско-ленинскую философию, как учение и научно-теоретическую философскую модель, основанную на аксиоматике и методологии диамата и истмата, советские авторы очень часто стали признавать в качестве наиболее эффективного идейно-теоретического фундамента для разработки политической стратегии, тактики и успешной практической деятельности марксистских (главным образом коммунистических) партий, нацеленных на прогрессивные преобразования всех сфер бытия людей (и в отдельных государственно-политических образованиях, и в мире в целом). В частности, в уже цитированном выше издании отмечалось: «Диалектический и исторический материализм дает обоснование стратегии и тактики марксистско-ленинских партий, активно способствует революционному преобразованию действительности, строительству социалистического и коммунистического общества (выделено нами. - В. В.)» [23, с. 4].

Еще одной из ведущих идейно-теоретических тенденций трансформации или модернизации представлений о статусе и функциях диамата в постсталинскую эпоху (то есть с средины 1950-х и до конца 1980-х) стало то, что в структурном и познавательном аспектах сама эта отрасль марксисткой философии, ее проблематика и тематика, ранее зафиксированная в сталинском очерке «О диалектическом и историческом материализме», все меньше представляли интерес для исследовательского, научно-философского поиска (это касается и большинства советских философов-ученых, и некоторых профильных структурных подразделений в институтах философии, академиях наук и т.п.) [см., например, 5, с. 131-140]. Хотя, отметим, что консервативные интерпретации (постулаты, близкие по смыслам сталинской трактовке) оставались в публикациях работников системы высшего образования. Причиной этого можно признать то, что в ней диамат (как и истмат) приобрел статус обязательной учебной дисциплины. Это, в свою очередь, требовало упрощенных, стандартизированных и адаптированных к образовательному процессу теоретических конструкций, что, безусловно, способствовало стагнации и марксисткой философской мысли, и всей отрасли общественно-политического знания и познания в Советском Союзе. А наглядно

тенденция консерватизма в советской философии проявилась в том, что представления о диамате -зафиксированные в его определениях в учебной литературе - несколько десятилетий почти не менялись. Они были совершенно аналогичными друг другу и пригодными в основном не для научно-исследовательской деятельности, а для освоения только учебных курсов студентами вузов и техникумов.

В то же время одной из решающих причин обновления и трансформации представлений о предназначении марксистской философии, таким образом, и о статусе и функциях диалектического материализма послужило то, что с начала 1960-х в СССР возникла еще одна новая тенденция: происходила предметно-тематическая (или в терминологии постмодернизма - дискурсивная) переориентация философских исследований. Так, если в сталинский (и в некоторой мере постсталинский) период в рамках марксистско-ленинской философии доминировала онтологическая и эпистемологическая проблематика, то начиная с эпохи «хрущевской оттепели» значительно актуализировалась проблематика мировоззренческая. Она становилась едва ли не главной и наиболее значимой для советского сообщества философов. А показательным здесь стало то, что в системе академической науки (институты философии, академии и т.д.) ликвидировались отделы, прекращались проекты и программы по изучению теоретических вопросов и проблем, которые относились к традиционной предметной области диалектического и исторического материализма. Особенно в том варианте, который был заявлен в сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)». В результате указанной смены идейных предпочтений в советском марксистско-ленинском философском дискурсе и произошел «мировоззренческий поворот в философии». Его суть и новаторство заключались в том, что 1960-1970-х годах в философском сообществе СССР очень быстро сформировались, а потом перешли к доминированию влиятельные школы (особенно так называемая «Киевская»), исследовательские направления, течения, подходы и т.п. [см.: 8, с. 40-54; 32, с. 28-240; 22, с. 67-79].

Свою главную цель и комплекс научных задач они видели не в коррекции стандартных, почти ортодоксальных марксистских взглядов на онтологию, гносеологию, методологию познания либо в осовременивании, обновлении идейного и лексического дизайна аксиоматики и политико-идеологических предписаний классово ориентированной модели генезиса и социальной структуры общества, положенной в основу марксистско-ленинской теории познания и объяснения причинно-следственных взаимосвязей, как определяющих сущность и логику развития общественно-исторических (социально-экономических, политических, культурных, идеологических и т.д.) феноменов и процессов, а в новаторском осмыслении ценностных и мировоззренческих составляющих в системе марксистско-ленинского философского моделирования и прогнозирования человеческого бытия. Прежде всего - личностного.

В следствие такого изменения предметной области и переориентации тематики философских исследований в советском сообществе философов и обществоведов резко упал интерес к классическим проблемам диамата и истмата (он сохранялся - по необходимости - лишь в системе высшего и среднего специального образования); и наоборот, резко возрос познавательный интерес к неклассическим для марксизма-ленинизма проблемам. Главным образом мировоззренческим и экзистенциальным, а также к проблематике диалектической логики, в истмате - к изучению образа жизни и феномена культуры, особенно духовной.

Этот процесс идейной и институциональной смены доминант в системе советской философии очень детально и аргументированно раскрывают, например, такие авторитетные украинские историки философии, работники Института философии АН Украины, как П.Ф. Йолон и В.Г. Табачковский.

Например, П.Ф. Йолон, описывая радикальные предметно-тематические и структурные изменения в деятельности Института философии АН Украины, отмечал, что в конце 1962 года его новый директор, П.В. Копнин, «начал с того, что упразднил отделы диалектического и исторического материализма». Свое решение он «официально мотивировал тем, что диалектический и исторический материализм являются учебными дисциплинами, поэтому развивать их - задача вузовских философов (выделено нами. - В. В.)». Такое тематическое реформирование и их структурное обеспечение (ликвидация старых и создание новых отделов и секторов) позволили «новому директору уменьшить удельный вес конъюнктурной тематики в научных планах, решить кадровые вопросы, высвободить финансовые и штатные ресурсы и направить их на укрепление других полноценных, а главное - новых исследовательских направлений». Одним из них стало, в частности, изучение теми научными сотрудниками, которые ранее «специализировались на общественно-политической проблематике», «философских вопросов строительства коммунизма» [13, с. 60].

Аналогичную, но более развернутую характеристику тех значимых преобразований, которые произошли в деятельности ведущих научно-исследовательских структур в Украине (тем самым и в СССР в целом) в первой половине 1960-х, дал в своем фундаментальном историко-философском исследовании «В поисках утерянного времени: очерки о творческом наследии украинских философов-шестидесятников» В.Г. Табачковский. Он констатировал, что, во-первых, приход П.В. Копнина на должность директора Института философии был «ознаменован ликвидацией традиционных отделов диалектического и исторического материализма и появлением подразделений по логике и методологии науки, конкретно-социологических исследований, созданием группы для изучения философского наследия Киево-Могилянской академии». А «сразу после отъезда П. Копнина в Москву его преемник на директорском посту (В.И. Шинкарук. - В. В.), -напомнил Табачковский, - формирует коллектив

исследователей мировоззренческо-антропологиче-ской проблематики» [32, с. 40-41]. Во-вторых, подчеркнул историк философии, начиная с 1960-х огромное значение реформ П. Копнина (при активной поддержке его единомышленников и последователей) проявилось в том, что «в противовес застывшей „катехизисной" структуре официальной философской доктрины» было разработано «несколько нетрадиционных направлений философствования, эвристическую продуктивность которых трудно переоценить». Но прежде всего за счет отказа от «„кондовой" дихотомии „диамат - истмат"», отметил В.Г. Табачковский, произошел переход «к более динамичной» теоретической модели - «философия как наука - в качестве диалектики как логики и философия как форма общественного сознания - в качестве мировоззрения». В перспективе каждая из «упомянутых смысловых стратегий», заявил украинский исследователь, «означала нацеленность» на превращение «ритуальной формальности» советского марксизма - «диалектики», а вместе с ней и «философии в целом», «из идеологического „надсмотрщика" над специальными науками в средство самого интенсивного осмысления их новейших достижений». Кроме того, на смену предмету диамата, традиционно ориентированного на «вопросы естествознания», пришел другой - «культурологизированный», в том числе ценностно исследующий «человека и разнообразие способов его мировосприятия». Все это также приводило к «переосмыслению марксистской диалектики под углом зрения соотнесения ее классических и постклассических разновидностей; переосмыслению традиционных представлений о диалектической и формальной логике с точки зрения логики и методологии современной науки, в частности разнообразия современных формальных логик; переосмыслению устоявшегося взгляда на мировоззрение как на „систему общих взглядов" под углом зрения смыслозначимости мировоззрения для человеческого самоопределения (и соответствующего соотношения мировоззрения и философии)» [32, с. 34, 39-40, 48].

Причем, сделал вывод В.Г. Табачковский, «очерченный стратегический простор предполагал также немыслимое для тогдашнего философского официоза погружение в историко-философскую и историко-культурную традицию (как мировую, так и национальную). Предусматривал он и преодоление вульгарно-социологического схематизма (истмата. - В.В.) тщательным изучением реального образа социальной жизни».

В целом же, утверждает В.Г. Табачковский, отказ от традиционной диаматовско-истматовской модели философии, которая господствовала в советском марксизме, в марксизме-ленинизме, была ее «духом и буквой», его теоретико-методологическим и идейным фундаментом, следует понимать не только как реформу, но и как интеллектуальную революцию. Ибо «в противоположность официальной марксистской философии, фактически обесче-ловеченной - ее пронизывал вульгарный онтоло-

гизм, которым пытались подпереть не менее вульгарный социологизм (который в воображении и поступках власть имущих нередко граничил с волюнтаризмом), - возникает тяга к философствованию „человекоцентричному" и, одновременно, рационально изысканному». Или, выражаясь смыслами иных понятий, в марксистско-ленинской философии сформировался исследовательский императив или подход - «гуманистический рационализм» [32, с. 40-41].

По нашим оценкам, наиболее явно тенденция к мировоззренческому повороту в советской марксистской философии проявилась и в том, что она сама в своей целостности (то есть не только как диамат и истмат) и функциональном предназначении стала все чаще определяться в непосредственной связке с мировоззрением. Например, еще в монографии-пособии 1970 года А.П. Шептулина «Философия марксизма-ленинизма» предлагалось такое обобщенное определение: «Философия представляет собой мировоззрение и метод познания, разрабатываемые на основе определенного решения вопроса о соотношении материи и сознания». А в определении марксистско-ленинской философии констатировалось, что она «есть наука, изучающая закономерности материи и сознания и всеобщие законы развития природы, общества и мышления и разрабатывающая мировоззрение и метод преобразования действительности (выделено нами. - В.В.)» [38, с. 12-13].

В общем, можно признать, что с конца 1960-х в рамках общефилософского дискурса в СССР активизировался научный переход от изучения объективной реальности (особенно природной) к реальности духовной, субъективной. Прежде всего познавательной, мыслительной, ценностно-ориентационной и активно-преобразовательной деятельности людей, а также к осмыслению различных аспектов субъект-субъектных отношений в социуме, в его отдельных подсистемах и конкретно-исторических формах.

Помимо внутрисистемных (включая политико-идеологические) факторов радикальной мировоззренческой переориентации философских исследований в СССР активно способствовали и внешние. В частности, появление у советских философов и обществоведов возможности (благодаря росту количества переводов американских и европейских авторов, международным конференциям и симпозиумам, научным обменам, увеличению библиотечных фондов и т.д.) для изучения и теоретического осмысления взглядов, концепций, идей, методологических подходов, разработанных в ХХ столетии их коллегами на Западе.

В логике же трансформации представлений о

концептуальном статусе исторического материализма в системе марксистско-ленинской философии, а также целях и способах теоретического моделирования субординационно-координационных связей в обществе и его отдельных сферах в постсталинский период можно увидеть, как некоторые аналогии с процессом обновления парадигмальной

интерпретации статуса и предметной области диалектического материализма, так и некоторые особые тенденции.

Еще раз подчеркнем, что В.И. Ленин хотя и не предложил четкой и логически завершенной дефиниции истмата, но все же сформулировал базовый теоретический подход и ряд идей [см., например, 17, с. 44], которые были в советском марксизме до середины 1960-х годов фактически обязательными, почти императивными предписаниями, или установками. А наиболее значимым в данном случае стало то, что Ленин (который признавался несомненным научным авторитетом для советских марксистов и партийных идеологов) заложил традицию, стал родоначальником тенденции интерпретации и концепта, и функционального предназначения исторического материализма путем постулирования того, что истмат по своей сути и философскому генезису провозглашался «.материалистической достройкой диамата доверху».

Он (русский продолжатель «дела Маркса и Энгельса») подчеркивал, что истмат - это прежде всего применение диаматовской методологии познания, принципов и законов материалистической диалектики к научному пониманию и объяснению всей истории человеческого общества, его фундаментальных процессов и основных подсистем (экономической, социальной, политической, правовой, духовно-культурной и т.д.). Кроме того, Ленин разработал способ, или модель, ставшую для советских марксистов в их трактовках природы социума и всей его истории стандартной. А главной отличительной чертой, характерной особенностью ленинского подхода было то, что он базировался не на идейно-теоретических установках и моделях, разработанных в социально-философских или фи-лософско-исторических учениях, а на использовании аксиоматики и категориального аппарата по-литэкономической теории марксизма.

Исходные ленинские установки для объяснения концептуальной сути истмата - через непосредственную взаимосвязь с теорией диамата как надстройку над ним - использовал и И.В. Сталин. Напомним, что его дефиниция постулирует: «Исторический материализм есть распространение положений диалектического материализма на изучение общественной жизни, применение положений диалектического материализма к явлениям жизни общества, к изучению общества, к изучению истории общества (выделено нами. -В. В.)» [29, с. 253].

Сказанное о методологическом предписании сталинского подхода (то есть о применении исключительно еще ленинского постулата для понимания и объяснения сущности и гносеологических функций истмата) можно отнести и ко всей интерпретации «вождем народов» предметной области истмата. Поскольку он, в отличие от Ленина, хотя и опубликовал в «Кратком курсе истории ВКП(б)» уже специальный параграф с конкретным названием «Исторический материализм», однако при этом свое развернутое изложение и структурирова-

ние ключевой проблематики исторического материализма сделал главным образом с помощью марксистских политэкономических понятий, идей и аксиоматики, а также актуальных в конце 1930-х компартийных политико-идеологических стратегических установок и программных задач построения социализма в СССР.

Что же касается постсталинского периода, то в нем в советском философском дискурсе сформировалась еще одна новаторская тенденция. Ее суть проявилась в том, что, с одной стороны, исторический материализм с конца 1960-х годов начали понимать и интерпретировать как особую и отдельную отрасль в марксистско-ленинской философии (в марксизме-ленинизме в целом) «со своим предметом исследования». Хотя, заметим, что, с другой стороны, значительное теоретико-методологическое влияние сохраняли и принципы политэконо-мического, а также узкоклассового подхода к объяснению природы и взаимосвязей социальных феноменов, общественно-исторических, политических и идеологических процессов. Но в целом констатации (в ленинско-сталинской традиции) того, что истмат является «надстройкой над диаматом», или «распространением принципов диалектического материализма на сферу общественных явлений», начиная с «эпохи хрущевской оттепели» уже осознано дополнялись утверждениями обществоведов, что истмат - это неотъемлемая часть большого комплекса наук об обществе, наряду, например, с «политэкономией» и «научным коммунизмом». При этом главная особенность постсталинской тенденции заключалась в том, что исторический материализм стали отождествлять с теоретической социологией, а для объяснения сущности социальных феноменов и логики общественно-исторических процессов начали использовать уже не политэкономические идеи, категории, модели общественного развития, а общесоциологические.

Таким образом, в советской философии примерно с середины 1960-х все более влиятельным становился нарратив, который стимулировал представителей философского сообщества к признанию одной новаторской идеи, постулировавшей, что истмат - это не что иное, как марксистская теоретическая социология. Во второй половине 1980-х годов в СССР исторический материализм уже признали разновидностью социальной философии и философии истории и начали активно использовать их идеи, понятийный аппарат, методологию и способы моделирования общественно-исторического процесса.

В указанный выше период во множестве предлагавшихся советскими исследователями дефиниций для истмата он довольно стандартно провозглашался (в отличие от диамата как «общефилософского учения») «общей социологической теорией», «философско-социологическим учением», «научной социологией», «социальной философией марксизма», «составной частью марксистско-ленинской философии» и «наукой об обществе с материалистическими основаниями»,

«наукой об общих и специфических законах функционирования и развития общественно-экономических формаций».

Что же касается трактовки мировоззренческого аспекта, или мировоззренческой функции и концептуального статуса марксистско-ленинской философии (особенно по сравнению со сталинским определением мировоззренческой роли диалектического материализма), то, помимо появления в 1960-х - начале 1970-х самостоятельных и весьма идейно влиятельных в советском марксизме «мировоззренческих школ и направлений исследования», в постсталинский период сформировалась общефилософская тенденция, проявившаяся в смене базовых оценок философами и обществоведами мировоззренческой проблематики. Во-первых, в плане признания конкретного субъекта такого мировоззрения произошел радикальный отказ от сталинского подхода, заявленного в «Кратком курсе истории ВКП(б)». Во-вторых, в советском общество-знании и философии была разработана и стала парадигмальной деидеологизированная классификация типов мировоззрения. Сущность, функции и значение марксистско-ленинского мировоззрения, системы его принципов, идеалов и ценностей принялись теоретически рассматривать и оценивать уже не столько сквозь альтернативу идеализм - материализм или несовместимость идеалов социалистического (коммунистического) - капиталистического обществ (включая и их экономико-политические системы, и шкалу ценностей), а в большей мере с помощью новационной советской марксистской модели всемирно-исторической последовательности смены в массовом сознании господствующих типов мировоззрения.

А показательным здесь стало то, что, если И.В. Сталин четко декларировал, что именно «диалектический материализм» является не чем иным, как «мировоззрением», причем лишь «марксистско-ленинской партии», то советские философы и обществоведы принялись провозглашать, что диамат и истмат в своем единстве представляют собой уже «целостное мировоззрение рабочего класса». И даже «всех масс трудового народа»34. В конечном итоге в работах 1980-х годов марксистско-ленинская философская система мировоззренческих ценностей, идеалов, установок, моральных норм и экзистенциальных императивов начала трактоваться весьма деполитизированно и

34 В советской обществоведческой и философской литературе с средины 1970-х началось активное политико-идеологическое моделирование феномена «коммунистического мировоззрения», которое оценивалось (ангажированными учеными и всеми партийными идеологами) как особый тип мировоззрения, формирующегося в условиях развитого социализма и необходимый для коммуни-

стического строительства, а также формирования «всесторонне развитой и гармоничной личности» (то же самое можно констатировать и в отношении концепта «советский народ как новая историческая общность людей»). Однако проблематика «коммунистического мировоззрения» в СССР 1970-1980-х годов стала предметной областью главным образом не советской философии и ее

деидеологизированно. Марксистское мировоззрение было объявлено сугубо научным, принципиально отличающимся от двух других исторически базовых и антинаучных мировоззренческих типов, моделей, или картин мира, - мифологической и религиозной. В идейной борьбе, прежде всего с религиозным мировосприятием и миропониманием, и видели идейно-теоретическую предпосылку и оптимальный способ обоснования истинности и ценности марксистского научно-философского взгляда на социум, политикум, духовную жизнь, цели и смыслы существования человека.

Кроме того, для институционального, организованного партийно-государственной властью (в иных терминах - партократией) процесса активной борьбы с возможностью усиления религиозных настроений и убеждений среди граждан Советского Союза, а также с растущим общественным влиянием церкви в советском обществе в системе высшего образования (как общеобязательная) была введена дисциплина «Научный атеизм». В свою очередь, для ее преподавания на философских факультетах были созданы и функционировали специализированные кафедры, готовились специалисты. Помимо этого, в научно-исследовательских учреждениях появились структурные подразделения (отделы, секторы и т.п.) и даже создавались отдельные узкопрофильные институты, сотрудники которых активно проводили исследования по широкому спектру атеистической и религиозной тематики и проблематики35. К тому же в конце 1970-х -середине 1980-х годов партийные и комсомольские органы (райкомы, горкомы) организовывали всевозможные пропагандистские акции и мероприятия по антирелигиозной пропаганде, по ослаблению интереса, прежде всего молодежи, к религии, церкви и церковным праздникам.

Выводы. Еще раз подчеркнем, что для постсоветских историко-философских исследований марксизма-ленинизма (советской философии и об-ществознания) почти универсальным критерием адекватного понимания сути теоретических и ценностных (мировоззренческих) предпочтений их авторов, а также специфики и меры их политико-идеологической ангажированности оказались интерпретации марксистско-ленинской - метапара-дигмальной в СССР и ряде иных социалистических стран - модели философского и социально-политического знания и познания, прежде всего исходя из оценок структурно-функциональной роли в этой

отраслей (например, истмата как теоретической социологии или социальной философии), а искусственно, партийно-директивными методами созданной и институциа-лизированной в системе образования и науки еще в середине 1960-х такой социально-политической отрасли познания и знаний, как «научный коммунизм» [см.: 40, с. 50-54; 7, с. 54-72; 9, с. 81-85].

35 Их идеологически-пропагандистское предназначение в СССР наглядно подчеркивает тот факт, что в постсоветский период в ряде бывших советских республик после обретения ими государственной независимости «атеистические» специализации студентов и кафедры (без смены преподавательского состава) очень быстро были переименованы в религиоведческие.

разновидности марксизма «диалектического и исторического материализма». Такие оценки (лаконичные, а иногда и оформленные концептуально) представляют собой систему/совокупность ответов на такие вопросы, как история создания концептов диамата и истмата; их идейный и теоретико-методологический статус в марксизме-ленинизме; степень их влияния на философские и социально-политические исследования и мировоззренческие представления граждан; взаимосвязь марксистско-ленинской философии с политической идеологией и социально-экономической доктриной правящей в Советском Союзе Компартии.

А как свидетельствует характер многих современных публикаций (прежде всего в Украине и РФ), стандартный и, преимущественно, оценочный подход при реконструкции постсоветскими исследователями такого многомерного феномена, как советская, или марксистско-ленинская философия, нередко базируется на их предвзятом убеждении в том, что она - как особый тип и способ философствования и теоретического моделирования явлений и процессов объективной и субъективной (духовной) реальности - не должна была давать «возможности мыслить». Да и вообще, она якобы стала подменой «философии идеологически номенклатурным „катехизисом" советского марксизма, основанного на двух „китах" - „истмате" и „диамате"». Или, в иных авторских терминах, советская марксистская философия, которая создавалась и воспроизводилась в условиях и в соответствии с потребностями «коммунистической политико-идеологической диктатуры» и «тоталитарной (имеется в виду - социалистической) политической системы», не могла не быть «квазимышлением». Она неизбежно приобретала атрибуты «догматичности», «вульгарного схематизма», «схоластики», «поклонения марксистским классикам» и т.п. Все это, в свою очередь, с 1930-х годов и до начала горбачевской «перестройки» в СССР вело марксизм-ленинизм ко все большей примитивизации и стагнации, к закономерному переходу от свободного творческого мышления и познания (которые ярко представлены в произведениях Маркса и Энгельса) к «антимышлению», к стандартам «философского катехизиса» и «догматам коммунистической веры», оптимальной формой которых были, по оценкам современных критиков марксизма, и «Краткий курс истории ВКП(б)», и советские учебники по диамату и истмату.

Здесь также следует отметить, что, провозглашая немногочисленные труды В.И. Ленина (хотя их современные историки философии, как правило, оставляют без какого-либо аналитического внимания) и И.В. Сталина - где ими дано определение концептов «диалектический и исторический материализм», разъясняется их суть и функции - «катехизисом» советского марксизма, марксистско-ленинской философии, исследователи из постсоветских государств совсем не учитывают те новые (иногда довольно радикальные) концептуальные, идейные и методологические изменения, которые произошли в ней с середины 1950-х и до начала

1990-х годов. Это касается, во-первых, интерпретации функций и статуса диамата и истмата в структуре философских и общественно-политических исследований, проводившихся в системе советской академической и вузовской науки во второй половине ХХ столетия, а во-вторых, их содержательной и системообразующей роли в комплексе общеобразовательных и специальных учебных дисциплин в системе высшего образования в СССР. За незначительным исключением, за пределами предметного поля постсоветских исследований остается и анализ взаимосвязи весьма догматичной, диама-товско-истматовской советской философии с разнообразными постсталинскими новейшими философскими и политологическими дисциплинами [7, с. 55-71], идейными течениями и направлениями, новаторскими и неординарными подходами, которые в рамках советской консервативной и зависимой от компартийной идеологии системы философского знания и познания хотя и являлись формально марксистскими (по своим идейно-теоретическим, методологическим, идеологическим основаниям, способу аргументации и мировоззренческой ценностной ориентации), но непосредственно никак не были связаны с тем, что традиционно относилось к диалектическому и историческому материализму, их аксиоматике и проблематике.

А в целом, в парадигмальном постсоветском историко-философском нарративе явно преувеличиваются масштаб и степень влияния ленинских трудов, особенно сталинского очерка-статьи «О диалектическом и историческом материализме», на генезис философии и характер общественно-политических исследований в Советском Союзе. Зачастую он оценивается ангажированно, политико-идеологически и ценностно предвзято, что значит, неадекватно реальному процессу развития философской и общественно-политической мысли в СССР (с марксизмом-ленинизмом включительно). К тому же подобные исследования и теоретические реконструкции не отвечают критериям научности, приближаются по своему характеру и сущности к осознанному либо порожденному незнанием предмета исследования идеологизированному мифотворчеству.

Как показывают результаты проведенного нами исследования процессов и ведущих тенденций модернизации марксистско-ленинской философской и социально-политической теории в постсталинскую эпоху в СССР, включая парадигмальную смену представлений о статусе и функциях в них диалектического и исторического материализма (познавательной, мировоззренческой, идеологической и т.д.), их общая направленность и особая атрибутивность проявились в том, что в советской философии, в комплексе ее наук и дисциплин происходило творческое развитие. Представители философского сообщества в Советском Союзе уже не ставили перед собой цель только лишь комментировать и интерпретировать положения работ классиков марксизма (К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И.

Ленина и, непродолжительный период, И.В. Сталина). В рамках марксистского подхода с его теоретико-методологических позиций ими создавались новаторские направления философских исследований; определялся новый круг тех проблем и актуальных задач, которые ранее в марксизме-ленинизме не имели значения либо вообще не входили в его предметную область. В контексте этого переосмысливалось также идейное наследие основоположников и росийско-советских классиков марксизма, усиливалась деидеологизация и гуманистическая переориентация ценностного фундамента научных поисков с традиционного ленинско-ста-линского, узко классового на общедемократический. А активное и глубокое изучение зарубежной, прежде всего западной, философской и общественно-политической мысли в значительной мере обогащало идейный и теоретико-методологический арсенал и понятийный инструментарий научного анализа и концептуального моделирования советских философов и обществоведов.

Помимо усиления влияния установок рационально-критического способа теоретических исследований и концептуальной реконструкции всех тех феноменов и процессов, которые до середины 1960-х годов входили в предметную области марксизма-ленинизма и, безусловно, диамата и истмата, происходила суверенизация советской философской

36 По нашему мнению, неправомерно не только отож-

дествлять «советскую философию», «марксизм-ленинизм» или «советский марксизм», а точнее весь существовавший в СССР комплекс философского и общественно-политического знания и познания (особенно второй половины XX века), с официальной идеологической доктриной КПСС или с подобных концептуальных позиций рассматривать функции советской философии, но и безосновательно ставить знак равенства между ней и «диалектическим и историческим материализмом». (О многоэтапности, структурной многоуровневости и содержательном богатстве тематики и проблематики марксистско-ленинской философии разных исторических периодов [см., в частности: 6, с. 48-57; 24, с. 209-214, 226]). Также можно уверенно утверждать, что «диалектический и исторический материализм» как стержень марксистско-ленинского философского и социально-политического знания и исследований по своему содержанию, характеру и главным функциям (познавательная, мировоззренческая, идеологическая) существенно не совпадает с компартийной идеологией или политической доктриной. В теоретическом плане он глубже, по проблематике -масштабнее, а по сути постулатов - значительно основательнее, чем вся сумма рекомендаций и предписаний партийных документов (Программа КПСС, постановления пленумов, решения съездов, доклады высших руководителей партийных органов Союза и республик и т.д.) или марксистско-ленинская идеологическая доктрина монопольно правящей в СССР Компартии. А главное -большинство партийных документов, даже включавших в себя элементы, признаки социально-философских концептуальных обобщений или предложений, как правило, носили политико- и идеологически-прикладной характер. В них определялись стратегические и тактические цели, задачи, ориентиры, способы, средства и т.п. для реальной политики правящей партии; для конкретных социально-экономических преобразований; для поддержки, коррекции или реформирования внутренних для

мысли от компартийной идеологии и политической доктрины КПСС. По сравнению с ними - в постсталинский период - они приобретали все большую теоретическую глубину, масштаб, обоснованность, аргументированность и человекоцентричность36. Таким образом, теоретические разработки советских философов и обществоведов становились все более сциентистскими и гуманистически ориентированными, а также лишались одиозного пропагандистского политико-прикладного и апологического характера, т.е. функций обеспечения и оправдания реальной внутренней и внешней политики коммунистической партии и деятельности институтов государственной власти Советского Союза.

Между тем следует признать, что все отмеченные процессы модернизации, а иногда и реформирования марксистско-ленинского учения (в идеологической логике его «десталинизации» как «ленини-зации»), переориентация на ту проблематику и соблюдение стандартов, которые были атрибутивными для западной философской мысли ХХ столетия, стимулировали в советском марксизме (особенно во второй половине 1980-х годов) тенденцию его нарастающей идейной и ценностной конвергенции37 с философскими учениями, социологическими и политико-философскими теориями, которые создавались и становились популярными в

страны общественно-политических или внешних для государства экономических и политических отношений; для развития духовной культуры, системы мировоззренческих ценностей, политического сознания советских граждан, их отдельных (этнонациональных, социальных, конфессиональных и т.п.) групп.

37 Нередко здесь значительную роль играли и личностные симпатии и ожидания ведущих ученых. Как, например, напоминает украинский историк философии П. Йолон, П.В. Копнин был приверженцем идей концепции конвергенции. «Копнин считал, - пишет П. Йолон - что капитализм, каким он предстал к середине XX века, и социализм советского образца имеют как положительные, так и существенные отрицательные черты, но они оба не имеют исторической перспективы. Истина находится где-то посередине. Главный недостаток советской модели социализма Павел Васильевич видел в том, что она не оставляет места для свободы личности и демократии, поэтому не может обеспечить условий для поступательного развития общества. Он отстаивал своеобразную концепцию конвергенции социализма и капитализма. Общество будущего должно впитать в себя все лучшее, что произведено каждой из этих общественно-экономических формаций: от социализма - усовершенствованное с учетом опыта капитализма социально-экономическое устройство, основанное на общественной собственности и принципе социальной справедливости; от капиталистической системы - исторически выработанные нормы прав человека и формы правления. Это новое общество должно быть ничем иным, как демократическим социализмом. В Советском Союзе начало становлению такого общества, по убеждению Павла Васильевича, должны были возложить процессы демократических преобразований внутрипартийной жизни с последующей экстраполяцией их в общество в целом. Элемент утопичности был явно присущ этим ожиданиям (шрифтовые выделения. -В. В.)» [13, с. 69].

Западной Европе и США. Прежде всего это касается концепций социализма, демократии, политической власти и элит, идеологемы (а как ныне становится понятно, что во многом и мифологемы) либерализма.

Несомненно, неповторимая политическая история Китая минувшего столетия проявилась в том, что сталинская модель марксистской философии, теоретико-методологически и мировоззренчески базировавшаяся на диалектическом и историческом материализме, превратилась в условиях начального этапа социалистического и национально-государственного строительства в КНР не только в парадигму, но и в метанаррацию. Она стала господствующей в изолированной от внешних идейных влияний системе философского и социально-политического знания и познания в Китайской народной республике, а также испытывала на себе формальные и неформальные ограничения и запреты, устанавливаемые предписаниями компар-тийной политической и социально-экономической программы/доктрины, философскими представлениями и идеологическими убеждениями лидеров КПК.

Поэтому в процессе реализации социально-экономической и политической стратегии КПК, ориентированной уже на принципы рыночной экономики и либерализованной системы политического представительства (то есть на этапе практического воплощения проекта построения своеобразной модели «развитого социализма», названного «социализмом с китайской спецификой», что предполагало открытость экономики и внешней политики страны западному миру и его ценностям), перед научным сообществом философов и политологов в КНР совершенно закономерно возникла проблема модернизации марксистского учения. По своей сути она сводилась к следующему: по политико-идеологическим причинам отказаться от марксистского учения было невозможно, но его сталинский вариант окончательно устарел [см., например, 39, р. 70-76]. Он не мог ни концептуально/научно объяснить и обосновать специфику китайского (китаизированного) марксизма, ни идейно-теоретически легитимировать выдвинутые КПК цели и задачи фундаментальных и масштабных, новаторских для всемирной политической истории конца ХХ - начала XXI века социалистических преобразований в Китае.

Решение указанной проблемы потребовало, во-первых, критического переосмысления и переоценки достижений и недостатков ортодоксального марксизма (то есть ленинско-сталинской диаматов-ско-истматовской модели марксистской философии, или в современной китайской терминологии -«традиционной системы учебников») в том виде, в каком он сформировался и господствовал в Китае. Во-вторых, разработка проектов его модернизации (как наглядно показал, например, Сунь Вейпин [см.: 31], а также свидетельствуют тенденции развития марксизма-ленинизма в СССР 1960-1980-х) могла осуществляться, лишь не выходя за рамки его незначительной коррекции. То есть посредством

его структурной трансформации, тематического новаторства, некоторых идейных заимствований из немарксистских философских учений ХХ века. И в-третьих, решение проблемы модернизации китайского марксизма допускало - в качестве нерадикального (по факту апологетического, в традиции «сохранения лица») варианта - его нестандартное, сугубо национально ориентированное прочтение и интерпретацию, которые, в свою очередь, требовали и нового названия для фиксации его неповторимости, отличия от всех иных вариантов марксистского учения. Суть же такого подхода заключалась в признании китайского марксизма особой его разновидностью или формой, атрибутивным свойством которой является к тому же способность к имманентному развитию, непрерывной самомодернизации (как, например, это сделала Ли Цзюньжу) [см., например: 18; 39, р. 77-82].

В общем, решение проблемы ограничилось тем, что китайский марксизм стал интерпретироваться в КНР как сформировавшаяся в неповторимых социально-политических и духовно-культурных условиях (освобождения страны от японской оккупации и дальнейшего социалистического национального и государственного строительства) национальная разновидность марксистского учения. А для теоретического обоснования и аргументации такой интерпретации в научный оборот было введено, а в литературе популяризировалось понятие «китаизированный марксизм». Кстати, для того чтобы как-то научно-теоретически и политико-идеологически обеспечить процесс использования концепта «китаизированный марксизм» (а им не первое десятилетие оперируют в своих работах и выступлениях лидеры КПК и КНР, он используется как базовое понятие/термин в уставных и программных документах китайской Компартии), некоторые философы в современном Китае предлагают рассматривать основные течения в марксизме как его особые национальные (фактически - национализированные) формы или разновидности, каждая из которых якобы необходима для теоретического анализа неповторимых конкретно-исторических условий и решения практических задач/проблем, реализации возможностей и видения перспектив развития каждой отдельной страны в современном мире. Например, китайский исследователь Чхан Шухуа доказывает, что советская философская и общественно-политическая мысль (то есть марксизм-ленинизм) является «блестящим образцом русификации марксизма», начатой еще ВИ. Лениным (продолженной И.В. Сталиным) для обеспечения революционного процесса в России и построения социализма в СССР [см., в частности: 38].

А в целом феномен китайского марксизма, по-нятийно-терминологически зафиксированный в уставных документах КПК и концептуально определенный и охарактеризованный во многих работах китайских философов и обществоведов как «марксизм китаизированный», опять актуализировал для марксистской теоретической мысли давнюю, но фундаментальную проблему. Ее суть (в идейном,

теоретико-методологическом и идеологически-политическом аспектах) заключается в том, что самим обоснованием концепта «китаизированный марксизм» отрицается возможность и необходимость существования и развития марксистского учения как универсальной обще- и социально-философской теории и революционной политической и социально-экономической концепции (соответственно - партийно-политической доктрины).

Происходит это потому, что в теоретико-методологическом плане, разрабатывая и обосновывая существование во всемирной истории марксизма только его специфических, или национально-особых, форм, которые классифицируют и именуют «китаизированными», «русифицированными» и т.п., ученые и идеологи абсолютизируют национальную специфику в развитии марксизма. Они признают теоретически и идеологически значимой, ценной модернизацию или адаптацию марксистской аксиоматики только применительно к конкретно-историческим условиям общественной жизни. В таком случае марксистская теория довольно стандартно (что не раз уже происходило в разные эпохи) понимается и интерпретируется философами и политическими деятелями как практическое, сугубо инструментальное применение марксизма к национальным особенностям, к неповторимой исторической логике и задачам процессов социалистических революций, социалистического национального и государственного строительства в каждой отдельной стране, к целям и способам осуществления в них комплекса социально-экономических, политических и культурных преобразований (см., например, публикации Ли Цзюньжу, Чхан Шухуа) [38; 18].

Список литературы

1. Андропов Ю.В. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР. М.: Издательство политической литературы, 1983. - 31 с.

2. Арестова Н. Марксизм: вдеолопя versus ре-л1пя // Шзнш радянськш марксизм та сьогодення: Фшософсько-антрополопчш студй". - К.: «Сти-лос», 2003. - С. 171-182.

3. Б1лий О. Самоцензура i фшософський дискурс // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 20-22.

4. Большая российская энциклопедия [Елект-ронний ресурс]. - Режим доступа: https://bigenc.ru/domestic_history/text/2085938

5. Вшков В. Ю. Дiалектичний та юторичний матерiалiзм у структурi марксизму--лешшзму як фь лософського вчення й полггико-вдеолопчно! докт-рини // Вiсник Кшвського нацюнального ушверси-тету iменi Тараса Шевченка, 2021. - № 4 (4). - С. 114-141.

6. Вiлков В.Ю. Феномен «радянська фшосо-фiя»: парадигмальнi пiдходи до теоретичних реко-нструкцiй в iсторико-фiлософських розвiдках в Ук-раiнi пострадянсько! доби та евристичш шейно-те-оретичнi установки його дослвдження // The scientific heritage. - 2020. № 46. Vol. 5. - С. 46-59.

7. Вшков В. Ю., Руденко С. В. Запровадження «наукового комушзму» в СРСР як визначальний чинник створення системи спецiалiзованоi полгто-логiчноi освгти i напряму наукових дослiджень политики в Кшвському yнiверситетi // Wspolpraca Europejska, Warszawa, Polska, Wydawca - Consilium Sp. z o.o., 2017. - № 5 (24). - С. 52-73.

8. Вiлков В.Ю., Ярмолщька Н.В. «Свпогля-дно-антрополопчний поворот» у дослiдженнях ук-рашських фiлософiв дрyгоi половини ХХ столитя: альтернативнi iсторико-фiлософськi наративи в по-страдянськiй УкраМ // Annali d'ltalia, 2020, Vol. 2. - С. 39-55.

9. Вшков В.Ю., Руденко С.В., Ярмолщька Н.В., Соболевський Я.А. Методолопчш засади модерш-зацп фшософсько1' та полiтологiчноi освiти i науки Украши: Монографiя. - К.: Видавничо-полiгpафiч-ний центр «Кшвський yнiверситет», 2017. - 175 с.

10. Гусев В. Ув'язнена фiлософiя: дiамат та ю-тмат vs червоний позитивiзм та червоний екзисте-нцiалiзм // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 16-20.

11. Журавлев, Д.А. Расплата за могущество: вклад Суслова в развал СССР не меньше, чем Горбачева Електронний ресурс]. - Режим доступа: http://realtribune.ru/news/authority/45977utm_source =politobzor.net

12. Срмоленко А. Шзнш марксизм - фшосо-фiя цишчного розуму // Шзнш радянськш марксизм та сьогодення: Фшософсько-антрополопчш студи'. - К.: «Стилос», 2003. - С. 131-141.

13. Йолон П. Павло Копнш та украшська фь лософська думка // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 53-70.

14. Конститущя (Основний закон) Союзу Ра-дянських Сощалютичних Республж. - [Електрон-ний ресурс]. - Режим доступу: http://zakon2.rada. gov.ua/laws/show/n0001400-77

15. Коротченко Е.П. Метанаррация // Постмодернизм. Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис, 2001. С. 459-461.

16. Ленин В.И. Об отношении рабочей партии к религии // Полн. собр. соч., 5 изд. - Т. 17. - М.: Издательство политической литературы, 1980. - С. 415-426.

17. Ленин В.И. Три источника и три составных части марксизма // Полн. собр. соч., 5 изд. - Т. 23. -М.: Политиздат, 1960. - С. 40-48.

18. Ли Цзюньжу. Об основных вопросах кита-изации марксизма [Електронний ресурс]. - Режим доступа: http://svom.info/entry/759-ob-osnovnyh-voprosah-kitaizacii-marksizma/

19. Люовий В.С. Украшська фшософська думка 60-80-х рошв ХХ ст. // Iсторiя украшсько1' фь лософп: Шдручник. - К.: Академвидав, 2008. - С. 548-578.

20. Лой А. «Фiлософiя-покрyч» // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 25-29.

21. Лютий Т. Кому потрiбна «радянська фшо-софiя»? // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 2832.

22. Малахов В. Чотири чверп шляху. Роздуми про генерацшний злам у кшвському фшософсь-кому середовищi 1970-х рок1в // Фшософська думка. - 2012. - № 5. - С. 65-80.

23. Марксистско-ленинская философия. Диалектический материализм. Издание второе. - М.: «Мысль», 1972. - 335 с.

24. Мшаков М. Невловима впливовють тоталь таризму: радянська фiлософiя i сучасний штелекту-альний ландшафт // Украна модерна, 2009, №3 (14). - С. 207-227.

25. Пролеев С. Драма лояльного розуму: радянська фiлософiя як ситуацiя мислення // Фшософська думка. - 2012. - № 6. - С. 39-48.

26. Пролеев С. Мысль и страх: советская философия как ситуация мышления // Шзнш радянськш марксизм та сьогодення: Фшософсько-антрополоп-чш студи'. - К.: «Стилос», 2003. - С. 28-41.

27. Советская конституция и мифы советологов. - М.: Политиздат, 1981. - 270 с.

28. Сталин И.В. О диалектическом и историческом материализме. Вопросы ленинизма. Издание одиннадцатое. М.: Госполитиздат, 1952. - с. 574602.

29. Сталин И.В. О диалектическом и историческом материализме // Сочинения. - Том 14. М.: Издательство «Писатель», 1997. - с. 253-282.

30. Сталин И.В. Об основах ленинизма. Сочинения. - Т. 6. М.: Государственное издательство политической литературы, 1952. С. 69-188.

31. Сунь Вэйпин. Марксистская философия в современном Китае. Состояние и тенденции исследований [Електронний ресурс]. - Режим доступа: http://svom.info/entry/761-marksistskaya-filosofiya-v-sovremennom-kitae-sosto/

32. Табачковский В.Г. У пошуках невтраче-ного часу: нариси про творчу спадщину украшсь-ких фiлософiв-шiстдесятникiв. - К.: Вид. «Пара-пан», 2002. - 300 с.

33. Устав Коммунистической партии Китая [Електронний ресурс]. - Режим доступа: http://russian.news.cn/2017-11/03/c_136726536.htm

34. Философский энциклопедический словарь.

- М.: Сов. Энциклопедия, 1983. - 840 с.

35. Хома О. Iсторiя зарубiжноï фшософп в су-часнш УкраЫ: радянська «рiзома» // Фшософська думка, 2009. - № 3. - С. 32-39.

36. XXVI съезд Коммунистической партии Советского Союзе. 23 февраля - 3-марта 1981 года. Стенографический отчет. - Т. 1. - М.: Политиздат. - 1981. - 382 с.

37. Чхан Шухуа. Ленинизм - блестящий образец русификации марксизма [Електронний ресурс].

- Режим доступа: http://svom.info/entry/753-leninizm-blestyashij-obrazec-rusifikacii-marksizma/

38. Шептулин А.П. Философия марксизма-ленинизма. - М.: Политиздат, 1970. - 384 с.

39. Vilkov V. Modernization of Marxism in Modern China: Alternative Philosophical and Social Studies Interpretations // Ukrainian Policymaker, Vol. 10. -2022. - рр. 96-84. [Electronic resource]. Available at: http://www.ukrpolitic.com/jour-nals/2022/10/UP_vol_10_Vilkov.pdf

40. Vilkov V. "Scientific Communism" and the Modern Political Science in Ukraine // Ukrainian Policymaker, Vol. 2. - 2018. - рр. 48-55. [Electronic resource]. Available at: https://journals.indexcopernicus.com/api/file/viewByF ileId/381503.pdf