CC BY
34
Эта беседа, которой в действительности, конечно, не было и быть не могло, основана, тем не менее, на цитатах из «Капитала». Она не только показывает причины роста популярности классика политэкономии в последние годы, но и заставляет иными глазами взглянуть на истоки нынешнего кризиса, которые глубоко исследовались Марксом полтора столетия назад.
Теоретический анализ причин
кризиса (интервью с Карлом Марксом)
Ю.П. ВОРОНОВ,
кандидат экономических наук,
генеральный директор консультационной фирмы «Корпус», вице-президент Новосибирской торгово-промышленной палаты, член редколлегии «ЭКО» E-mail: wrn@online.nsk.ru
Ю. В. Уважаемый товарищ Маркс, мне хотелось бы поговорить с Вами о финансовых кризисах, подобных тому, что начался существенно позже выхода в свет Ваших работ, уже в XXI веке. Кризис, начавшийся в 2008 г., многие современные специалисты объясняют тем, что нарушилось функционирование мировой денежно-кредитной системы. И тут я вспомнил, что в третьем томе «Капитала» Вами упоминается, что иногда продажи идут не за деньги, а под письменное обязательство платежа в определённый срок.
К. М. Все такого рода платёжные обязательства мы можем для краткости подвести под общую категорию векселей. Такие векселя до истечения их срока и до наступления дня платежа, в свою очередь, сами обращаются как платёжное средство; они-то и образуют собственно торговые деньги. Поскольку они в конце концов взаимно погашаются при сальдировании счетов по требованиям и долгам, они функционируют абсолютно как деньги, так как в таком случае не происходит заключительного их превращения в деньги (гл. 25, с. 440)1.
1 Далее в тексте ссылки приводятся по: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. М.: Гос. изд-во полит. лит., 1962. В скобках указаны глава и страницы.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ 65
fcb щМ
3 ЭКО №3, 2009
Ю. В. Эту незавершенность сделок с платежными обязательствами (с векселями, как Вы говорите), о возможности которой Вы писали и во втором томе «Капитала», вроде бы должна снижать потребность в «настоящих» деньгах. Кроме того, существование платежных обязательств облегчает торговые сделки. Нет денег - выдал обязательство заплатить. Очень удобно.
К. М. Гилбарт уже в 1834 г. понимал: «Всё, что облегчает коммерцию, облегчает и спекуляцию. Коммерция и спекуляция во многих случаях так тесно связаны друг с другом, что трудно сказать, где кончается коммерция и где начинается спекуляция» (гл. 25, с. 447).
Ю. В. Позволю себе процитировать Даниэля Коэна, французского экономиста XXI в. Он говорит об этих «ненастоящих деньгах» так: «Эта теневая банковская система "весит" $10 трлн, столько же, сколько и сама банковская система. Но она свободна от регламентаций и правил, подталкивающих к осторожным действиям. В ней действуют инвестиционные банки, которые занимают средства на рынке кредитов. Это - хеджевые фонды прямых инвестиций (private equity funds), разнообразные страховые компании и т.д.»2
К. М. Чем легче получить ссуду под непроданные товары, тем больше берётся таких ссуд, тем сильнее искушение усилить производство товаров или выбросить на отдалённые рынки уже произведённые товары, - только бы получить под них денежную ссуду (гл. 25, с. 447).
Ю. В. Пример: AIG - «Америкэн интернешнл груп». Эта страховая компания была вне контроля, существовавшего в отношении депозитных банков. AIG создала отделение AIG Financis, ставшее первым по масштабам оператором дефолт-ных свопов (средств кредитной защиты, гарантирующих кредитора от неплатежеспособности дебитора). Коммерческие банки стали по аналогии создавать финансовые службы вне рамок их бухгалтерского баланса, легко идущие на скупку рискованных (ипотечных) кредитных обязательств. Это делалось на абсолютно законной основе, вследствие пробелов в системе регуляции и при попустительстве властей, которые вполне могли бы заметить нарушение.
2 Тимофеев М. Интервью с Д. Коэном (Lenta. ru, 7.11.08).
К. М. Яркий пример того, как весь торговый мир страны может быть охвачен подобной горячкой и чем она кончается, даёт нам история английской торговли в период 1845-1847 гг. (гл. 25, с. 447).
Ю. В. Этот период экономической истории затмили последующие события, но суть их похожа - все начали залезать в неоплатные долги. Не так ли?
К. М. В конце 1842 г. угнетение, тяготевшее над английской промышленностью почти непрерывно с 1837 г., стало ослабевать. В два последующие года спрос из-за границы на товары английской промышленности ещё больше повысился; 1845-1846 гг. были периодом наибольшего процветания. В 1843г. «опиумная» война открыла английской торговле Китай (гл. 25, с. 447).
Ю. В. Война как способ открытия новых рынков широко использовался и в более позднее время. Но, простите, я Вас прервал.
К. М. Новый рынок дал новый толчок и без того бурному подъёму, в особенности хлопчатобумажной промышленности. «Разве можем мы производить слишком много? Ведь нам предстоит одеть 300 миллионов человек», - говорил тогда автору этих строк один манчестерский фабрикант. Но всех этих вновь построенных фабричных зданий, паровых и прядильных машин и ткацких станков было недостаточно для того, чтобы поглотить поток прибавочной стоимости, устремившийся из Ланкашира. С той же страстью, с какой расширяли производство, кинулись на постройку железных дорог; жажда спекуляции, охватившая фабрикантов и купцов, была утолена прежде всего здесь, уже с лета 1844 г. Приобретали акции, насколько хватало денег на покрытие первых взносов; для очередных взносов средства найдутся! Но когда наступил срок дальнейших платежей, - согласно вопросу 1059 «Commercial Distress», 1848/1857, сумма капиталов, вложенных в 1846-1847 гг. в железные дороги, достигла 75 миллионов ф. ст., - пришлось прибегнуть к помощи кредита, и собственным предприятиям фирм по большей части тоже приходилось поплатиться за это.
А собственные предприятия в большинстве случаев уже перешли пределы возможного. Заманчиво высокая прибыль
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
3*
соблазнила на более широкое распространение операций, чем это позволяли имевшиеся в распоряжении ликвидные средства. Но к услугам был кредит, легко доступный и, кроме того, дешёвый (гл. 25, с. 448).
Ю. В. Это очень напоминает незнакомый Вам XXI век...
К. М. Учётная ставка банка была низкой: в 1844 г. - 1в -2в %, в 1845 г. до октября - меньше 3%, затем на некоторое время повысилась до 5% (февраль 1846 г.), чтобы снова упасть до 3] % в декабре 1846 г. В кладовых Английского банка накопился золотой запас неслыханных размеров. Все отечественные предметы биржевых сделок котировались так высоко, как никогда прежде. Итак, зачем же упускать прекрасный случай, почему бы быстро не взяться за дело? Почему бы не направить на иностранные рынки, жаждущие английских изделий, все товары, какие только можно произвести? И почему бы самому фабриканту не заполучить двойную прибыль - от продажи пряжи и тканей на Дальнем Востоке, а в Англии - полученных за них товаров? (гл. 25, с. 446).
Ю. В. Просто невозможно не соблазниться.
К. М. Так возникла система массовых отправок товаров на консигнацию3.
Ю. В. Но должен был быть толчок, какой привел к кризису. В 2008 г. это стал, например, кризис ипотечного кредитования в Соединенных Штатах Америки.
К. М. Крах этот (в середине XIX века) разразился вследствие неурожая 1846 г. Англия, и особенно Ирландия, нуждались в огромном привозе продуктов питания, в особенности хлеба и картофеля. Но странам, доставлявшим эти продукты, лишь в самой ничтожной доле можно было платить за них изделиями английской промышленности; приходилось расплачиваться благородным металлом: по меньшей мере 9 миллионов [ф. ст.] золота ушло за границу. Из этой суммы 7Б миллиона было взято из наличных запасов Английского банка, вследствие чего свобода действий Банка на денежном рынке была чувствительно парализована; прочие банки, резервы которых помещались в Английском банке и фактически были
3 Консигнация - форма комиссионной продажи товаров, товарный кредит (Прим. «ЭКО»).
тождественны с резервами этого последнего, точно так же должны были ограничить свои денежные операции; быстро и легко устремлявшийся в Банк поток платежей приостановился сначала в отдельных местах, потом повсеместно (гл. 25, с. 449).
Ю. В. А существовала какая-то аналитика причин кризиса, что называется «по свежим следам»?
К. М. В 1848г. заседала секретная комиссия палаты лордов для выяснения причин кризиса 1847 г. Свидетельские показания, данные перед этой комиссией, были, однако, опубликованы только в 1857 г. (гл. 25, с. 454).
Ю. В. Ну прямо как заседание «двадцатки» в Вашингтоне в ноябре 2008 г. Дай бог, мы узнаем о том, что там говорилось, в 2018 г. И о чем они тогда беседовали?
К. М. В этой комиссии г-н Листер, управляющий Union Bank of Liverpool, сказал, между прочим, следующее: «Весной 1847 г. кредит получил неслыханный размах, потому что коммерсанты переводили свой капитал из собственных предприятий в железные дороги и тем не менее хотели продолжать своё дело в прежних размерах. Каждый, вероятно, думал вначале, что ему удастся продать с прибылью железнодорожные акции и затем вложить деньги в предприятие. Увидев, вероятно, что это невозможно, они стали для своих предприятий брать кредит там, где раньше расплачивались наличными. Отсюда и возникло расширение кредита» (гл. 25, с. 454).
Ю. В. Уважаемый товарищ Маркс, событийный ряд кризиса 40-х годов XIX века примерно ясен, текущая аналитика к общепризнанным выводам не привела. А какие же выводы следуют из лично Вашего исследования данной проблемы?
К. М. Самый важный из выводов предшествующего исследования состоит в том, что расширение части дохода, предназначенной для потребления (причём мы оставляем в стороне рабочего, так как его доход равен переменному капиталу), прежде всего, проявляется как накопление денежного капитала (гл. 32, с. 555).
Ю. В. Вы хотите сказать, что доход, фактически идущий на потребление, неправомерно воспринимается как накопление.
К. М. Да, в накопление денежного капитала входит один момент, существенно отличающийся от действительного накопления промышленного капитала, потому что часть годового продукта, предназначенная для потребления, вовсе не становится капиталом (гл. 32, с. 555).
Ю. В. Чем же эта часть годового продукта отличается от другой его части?
К. М. Другая часть годового продукта возмещает капитал, а именно, постоянный капитал производителей предметов потребления. Но поскольку она действительно превращается в капитал, она существует в натуральной форме дохода производителей этого постоянного капитала (гл. 32, с. 555).
Ю. В. Иными словами, получается, что капитал производителей предметов потребления не вполне может считаться капиталом, то есть деньгами, которые будут приносить доход в ближайшем будущем.
К. М. Те же самые деньги, которые представляют доход, которые служат простыми посредниками потребления, регулярно превращаются на некоторое время в ссудный денежный капитал. Поскольку деньги эти представляют заработную плату, они являются в то же время денежной формой переменного капитала; а поскольку они возмещают постоянный капитал производителей предметов потребления, они являются денежной формой, которую временно принимает постоянный капитал, и служат для закупки элементов этого подлежащего возмещению постоянного капитала в натуре (гл. 32, с. 555).
Ю. В. И все-таки, являются ли эти деньги элементом процесса накопления, то есть капиталом?
К. М. Ни в той, ни в другой форме они (деньги) сами по себе не выражают накопления, хотя масса их и растёт с расширением процесса воспроизводства (гл. 32, с. 555).
Ю. В. Это очень жесткое высказывание, нельзя ли его пояснить?
К. М. Итак, накопление ссудного денежного капитала отчасти выражает лишь тот факт, что всякие деньги, в которые превращается промышленный капитал в процессе своего кругооборота, принимают форму не денег, которые авансируют агенты воспроизводства, а денег, которые они занимают;
таким образом, то авансирование денег, которое происходит в процессе воспроизводства, представляется авансированием заёмных денег. В действительности на основе коммерческого кредита один ссужает другому те деньги, которые ему нужны для процесса воспроизводства. Но это принимает такую форму, что банкир, которому часть агентов воспроизводства ссужает деньги, в свою очередь ссужает их другой части агентов воспроизводства, причём банкир этот кажется благодетелем; в то же время распоряжение этим капиталом оказывается полностью в руках банкира как посредника (гл. 32, с. 556).
Ю. В. Можно ли вывести то же самое попросту из Ваших же теоретических положений о том, что стоимость рабочей силы определяется привычками, принятым образом жизни рабочего класса. Если привычки растут медленнее, чем упомянутые Вами доходы производителей предметов потребления, то формирование капитала, за которым стоит пустота, -вполне естественное развитие процесса производства.
К. М. Накопление ссудного капитала состоит просто в том, что деньги осаждаются как деньги, предназначенные для ссуд. Этот процесс весьма отличен от действительного превращения денег в капитал; это только накопление денег в такой форме, в которой они могут быть превращены в капитал. Но накопление это может, как было показано, выражать моменты, весьма отличные от действительного накопления. При постоянном расширении действительного накопления это расширение накопления денежного капитала отчасти может быть его результатом, отчасти результатом моментов, сопровождающих его, но совершенно от него отличных, отчасти, наконец, даже результатом приостановки действительного накопления (гл. 32, с. 558).
Ю. В. Иными словами, на мой вопрос Вы ответили отрицательно. Но все-таки, если отставить в сторону проблему заработной платы, существует ли разрыв между динамикой ссудного капитала и потребностью в обслуживании реальных сделок? Это более общая постановка проблемы...
К. М. Уже потому, что накопление ссудного капитала расширяется под влиянием таких независимых от действительного накопления, но всё же сопровождающих его моментов, в известных фазах цикла должен всегда иметь место избыток
денежного капитала, и этот избыток увеличивается по мере развития кредита. Вместе с этим избытком, следовательно, должна также усиливаться необходимость расширить процесс производства за его капиталистические границы, то есть возникают избыточная торговля, перепроизводство, избыточный кредит. В то же время это неизбежно совершается в формах, вызывающих обратное движение (гл. 32, с. 558).
Ю. В. Я понял так, что отсутствие границы между торговлей и спекуляцией - эта неотъемлемая часть капиталистического способа производства - и создает возможность возникновения кризисов. Позволю себе пример, упомянутый Фридрихом Энгельсом в его редакционных примечаниях к третьему тому «Капитала»: «Непосредственно после февральской революции, когда в Париже товары и ценные бумаги были в высшей степени обесценены и совершенно не находили покупателей, один швейцарский купец в Ливерпуле, г-н Р. Цвиль-хенбарт (рассказавший этот случай моему отцу), обратив в деньги всё, что можно было, отправился с этой наличностью в Париж и сделал Ротшильду предложение совместно предпринять аферу. Ротшильд пристально посмотрел на него, а затем, приблизившись к нему, положил руки на плечи и спросил: "Avez vous de l'argent sur vous?" - "Oui, M. le baron!" - "Alors vous rfes mon homme!" ["А у вас есть деньги?" - "Да, г-н барон!" - "Ну, тогда вы тот, кто мне нужен!"]. И оба они сделали блестящую аферу».
К. М. Мы уже видели, что возможно скопление, сверхизобилие ссудного капитала, лишь постольку связанное с производительным накоплением, поскольку оно находится к этому последнему в обратном отношении. Это имеет место в двух фазах промышленного цикла, а именно, во-первых, в тот период, когда промышленный капитал в обеих формах - производительного и товарного капитала - сокращается, следовательно, в начале цикла после кризиса; и, во-вторых, в период, когда началось улучшение, но коммерческий кредит ещё мало прибегает к банковскому кредиту. В первом случае денежный капитал, раньше применявшийся в производстве и торговле, выступает как свободный ссудный капитал; во втором случае он выступает как капитал, находящий применение в возрастающих размерах, но
по очень низкой процентной ставке, так как теперь промышленный и торговый капиталисты диктуют условия денежному капиталисту. Избыток ссудного капитала в первом случае выражает бездействие промышленного капитала, во втором - относительную независимость коммерческого кредита от банковского кредита, покоящуюся на наличии обратного притока денег, кратких сроках кредита и на ведении дела по преимуществу с собственным капиталом. Спекулянты, рассчитывающие на чужой ссудный капитал, ещё не выступили в поход; люди, ведущие дело на собственный капитал, ещё далеки от ведения операций почти целиком за счёт кредита. В первой фазе избыток ссудного капитала выражает прямую противоположность действительного накопления (гл. 31, с. 545).
Ю. В. Означает ли это, что движение ссудного капитала во второй фазе цикла компенсирует это расхождение?
К. М. Во второй фазе оно совпадает с новым расширением процесса воспроизводства, сопровождает его, однако не является его причиной. Избыток ссудного капитала уже уменьшается, он только относителен, то есть пока является таковым лишь по сравнению со спросом. В обоих случаях расширению действительного процесса накопления благоприятствует то обстоятельство, что низкий процент, который в первом случае совпадает с низкими ценами, во втором - с медленно растущими ценами, увеличивает ту часть прибыли, которая превращается в предпринимательский доход. В ещё большей степени это имеет место при повышении процента до его среднего уровня в период максимального расцвета, так как тут хотя процент и возрастает, но не в такой степени, как прибыль (гл. 31, с. 545).
Ю. В. Позволю себе зачитать еще одно заинтересовавшее меня показание для секретной комиссии лордов из третьего тома «Капитала»: «За товары выдаются двоякого рода векселя. К первому роду принадлежит первоначальный вексель, выданный извне на импортёра. Сроки векселей, выдаваемых таким образом, нередко истекают до прибытия товаров. Поэтому купец, если прибудет товар и у него нет достаточно капитала, должен заложить товар у маклера, пока не удастся продать его. Тогда немедленно выдаётся другого рода вексель ливерпульским купцом на маклера, под обеспечение того товара.
тогда уже дело банкира осведомиться у маклера, есть ли у него товар и сколько дал он под него ссуд. Он должен убедиться, что маклер имеет покрытие, чтобы поправить дело в случае убытков». «Мы получаем также векселя из-за границы. Кто-нибудь покупает за границей вексель на Англию и посылает его в английскую фирму; мы не можем видеть по векселю, выдан ли он разумно или неразумно, представляет ли он товар или ветер». Не кажется ли Вам, что допущение вероятности торговли «ветром» и есть начало кризиса? Можно ли найти более убедительные доказательства причин кризиса?
К. М. Листеру задавали и прямой вопрос: «Вы сказали, что иностранные товары почти всех родов были проданы с большими убытками. Думаете ли вы, что это было следствием неоправ-дываемой спекуляции с этими товарами?» (гл. 25, с. 454).
Ю. В. И каков был его ответ?
К. М. «Убытки произошли от слишком большого привоза, между тем как не было соответствующего потребления, которое поглотило бы его. По всей видимости, потребление очень сильно уменьшилось» (гл. 25, с. 455).
Ю. В. «По всей видимости» - хорошо сказано. Мог бы добавить: «А торговать не перестанем при любой видимости». Но давайте сменим тему. Поговорим теперь о смысле рынка ценных бумаг и роли фондового рынка в развитии кризиса.
К. М. Даже там, где долговое свидетельство - ценная бумага - не представляет чисто иллюзорный капитал, как в случае с государственными долгами, капитальная стоимость этой бумаги чисто иллюзорная. Мы видели выше (гл. 29, с. 479-480), каким образом кредит создаёт акционерный капитал. Бумаги служат титулами собственности, представляющими этот капитал. Акции железнодорожных, горных, пароходных и других обществ являются представителями действительного капитала, именно капитала, вложенного и функционирующего в этих предприятиях, или денежной суммы, авансированной участниками с целью израсходовать её в этих предприятиях как капитал. При этом отнюдь не исключено, что акции могут представлять также и чистое мошенничество (гл. 29, с. 515).
Ю. В. То есть всегда отсутствует уверенность в том, что этот титул собственности не «липовый».
К. М. „.данный капитал не существует вдвойне, - один раз как капитальная стоимость титула собственности, акций, и другой раз как капитал, действительно вложенный или подлежащий вложению в упомянутые предприятия. Капитал существует лишь в этой последней форме, и акция есть лишь титул собственности, pro rata (пропорционально), на реализуемую им прибавочную стоимость. A может продать титул B. B может продать его C. Такие сделки ничего не меняют в существе дела. A или B превращает в таком случае свой титул в капитал, а C свой капитал - в простой титул собственности на прибавочную стоимость, ожидаемую от акционерного капитала (гл. 29, с. 515).
Ю. В. Позволю еще раз процитировать Ф. Энгельса, хотя процессы, аналогичные тем, что он упоминает, продолжались не только в вашем девятнадцатом, но и весь ХХ век: «Это удвоение и утроение капитала за последние годы развилось значительно шире благодаря, например, финансовым трестам, занимающим уже в лондонских биржевых отчётах особую рубрику. Образуется общество для приобретения известного рода процентных бумаг, скажем, иностранных государственных ценных бумаг, английских городских или американских государственных облигаций, железнодорожных акций и т. д. Капитал, скажем, в 2 млн ф. ст., собирается путём подписки на акции; дирекция приобретает соответственные ценности или же более или менее энергично спекулирует на них и распределяет годовые проценты за вычетом издержек между акционерами в качестве дивиденда. Далее, у некоторых акционерных обществ вошло в обыкновение разделять обыкновенные акции на два класса: preferred и deferred4 [привилегированные и второочередные - Ю. В.]. Акции preferred приносят фиксированный процент, скажем, 5%, конечно, при том условии, что это допускает общая прибыль предприятия; если сверх того остаётся некоторый избыток, он распределяется по акциям deferred. Таким путём «солидные» вложения капитала в preferred более или менее изолируются
4 Сейчас приняты термины «обыкновенная» и «привилегированная».
от спекуляции в собственном смысле слова, оперирующей с deferred. Но так как отдельные крупные предприятия не желают подчиняться этой новой моде, то начали образовываться общества, которые, вложив один или несколько миллионов фунтов стерлингов в акции этих предприятий, выпускают затем на номинальную стоимость этих акций новые акции, но уже наполовину preferred, наполовину deferred. В таких случаях первоначально выпущенные акции удваиваются, так как они служат основанием для нового выпуска акций».
К. М. Поскольку обесценение или повышение стоимости этих бумаг не зависит от движения стоимости действительного капитала, который они представляют, богатство нации после такого обесценения или повышения стоимости остаётся таким же, каким оно было до него (гл. 29, с. 517).
Ю. В. Вы хотите сказать, что биржевая оценка национальных богатств не имеет отношения к его действительной стоимости?
К. М. Поскольку их обесценение не выражало действительного застоя производства и перевозок по железным дорогам и каналам, или прекращения уже работающих предприятий, или бесполезной затраты капитала на предприятия, действительно ничего не стоящие, нация не стала беднее ни на грош от того, что лопнули эти мыльные пузыри номинального денежного капитала.
В действительности все эти бумаги суть не что иное, как накопленные притязания, юридические титулы на будущее производство, денежная или капитальная стоимость которых либо вовсе не представляет никакого капитала, как в случае государственных долгов, либо регулируется независимо от стоимости действительного капитала, который они представляют.
Во всех странах капиталистического производства в этой форме существует огромная масса так называемого приносящего проценты капитала, или moneyed capital. И под накоплением денежного капитала большей частью подразумевается только накопление этих притязаний на производство, накопление рыночной цены, иллюзорной капитальной стоимости этих притязаний (гл. 29, с. 517).
Ю. В. Я уже пытался втянуть Вас в обсуждение роли заработной платы, стоимости рабочей силы в развитии кризиса.
Потерпел неудачу. Но интуитивно чувствую, что и наемный работник при такой ситуации в чем-то похож на рантье.
К. М. Ну что ж, рассмотрим рабочую силу. Заработная плата принимается здесь как процент, а следовательно, рабочая сила - как капитал, приносящий эти проценты. Если, например, годовая заработная плата = 50 ф. ст., а ставка процента - 5%, то рабочая сила, функционирующая в течение года, считается равной капиталу в 1 000 фунтов стерлингов. Нелепость капиталистического способа представления достигает здесь своего апогея; вместо того чтобы объяснять эксплуатацией рабочей силы увеличение стоимости капитала, наоборот, производительность рабочей силы объясняется тем, что сама рабочая сила является этой таинственной вещью, капиталом, приносящим проценты. Во второй половине XVII века (например, у Петти) это было излюбленным представлением, но и в наши дни5 оно со всей серьёзностью используется отчасти вульгарными экономистами, отчасти же и главным образом немецкими статистиками (гл. 29, с. 514).
Ю. В. С небольшими вариациями это представление существует и сейчас в форме так называемой теории факторов производства. Да и в экономико-математических моделях оно негласно признается.
К. М. К сожалению, имеются два обстоятельства, неприятным образом опрокидывающих это безмозглое представление: во-первых, рабочий должен работать, чтобы получать эти проценты, и, во-вторых, он не может обратить в звонкую монету капитальную стоимость своей рабочей силы путём её передачи другому. Более того, годовая стоимость его рабочей силы равна его средней годовой заработной плате, и своим трудом он должен возместить для покупателя его рабочей силы именно эту стоимость плюс прибавочную стоимость, то есть её прирост. При системе рабства работник имеет капитальную стоимость, именно покупную цену. И если его отдают внаём, то наниматель должен, во-первых, уплатить процент на его покупную цену и, кроме того, возмещать ежегодный износ капитала (гл. 29, с. 514).
5 То есть в XIX веке (Прим. «ЭКО»).
Ю. В. Интересно, почему этого не происходит? Тогда бы было все по-честному.
К. М. С развитием капитала, приносящего проценты, и кредитной системы всякий капитал представляется удвоенным, а в некоторых случаях даже утроенным вследствие разных способов, благодаря которым один и тот же капитал или даже одно и то же долговое требование появляется под различными формами в различных руках. Большая часть этого «денежного капитала» совершенно фиктивна. Все вклады, за исключением резервного фонда, представляют не что иное, как долговые обязательства банкира, и никогда не существуют в наличности. Поскольку они служат для жирооборота, они функционируют как капитал для банкиров, после того как эти последние отдадут их в ссуду. Банкиры расплачиваются друг с другом свидетельствами на несуществующие вклады, взаимно списывая со счетов эти долговые требования (гл. 29, с. 519).
Ю. В. Таким образом мы с Вами подошли к термину, который в 2008 г. вышел из небытия и становится популярным. Я имею в виду «фиктивный капитал».
К. М. Образование фиктивного капитала называют капитализацией. Капитализируется каждый регулярно повторяющийся доход, причём его исчисляют по средней процентной ставке как доход, который приносил бы капитал, отданный в ссуду из этого процента; если, например, годовой доход = 100 ф. ст. и ставка процента = 5%, то 100 ф. ст. составляли бы годовой процент на 2 000 ф. ст., и эти 2 000 ф. ст. будут считаться теперь капитальной стоимостью юридического титула собственности на ежегодный доход в 100 фунтов стерлингов. Для того, кто купил этот титул собственности, 100 ф. ст. годового дохода действительно представляют процент на его капитал, вложенный из 5%. Таким образом всякая связь с действительным процессом возрастания капитала исчезает бесследно, и представление о капитале как о стоимости, самовозрастающей автоматически, окончательно упрочивается (гл. 29, с. 515).
Ю. В. А если рассмотреть ситуацию не с избытком, а с недостатком ссудного капитала?
К. М. В какой степени денежное затруднение, то есть недостаток ссудного капитала, выражает недостаток действи-
тельного капитала (товарного капитала и производительного капитала)? В какой степени, с другой стороны, оно совпадает с недостатком денег, как таковых, с недостатком средств обращения? (гл. 30, с. 524).
Ю. В. Вот именно! Интересно было бы получить ответы на эти вопросы.
К. М. Выигрыш и потеря благодаря колебаниям цен этих титулов собственности, как и их централизация в руках железнодорожных королей и т. п., по самой природе вещей всё более и более становятся результатом игры, которая теперь выступает вместо труда, а также вместо прямого насилия, в качестве первоначального способа приобретения капиталистической собственности. Этот вид фиктивного денежного имущества, как мы уже отмечали, составляет весьма значительную часть не только денежного имущества частных лиц, но также и банкирского капитала (гл. 30, с. 526).
Ю. В. А что в большей степени способствует формированию фиктивного капитала: банкиры, торговцы или реальный сектор экономики?
К. М. Можно было бы под накоплением денежного капитала понимать также накопление богатства в руках банкиров (денежных кредиторов по профессии) как посредников между частными денежными капиталистами, с одной стороны, и государством, общинами и производительными заёмщиками - с другой; причём всё колоссальное расширение кредитной системы, вся система кредита эксплуатируется этими банкирами как их частный капитал. Эти молодцы имеют капиталы и доходы всегда в денежной форме или в форме прямых требований на деньги. Накопление состояний этими банкирами может совершаться в направлении, весьма отличном от действительного накопления, но во всяком случае это доказывает, что они прибирают к рукам добрую долю последнего (гл. 30, с. 526).
Ю. В. Эту тему в вузах советского времени подробно разбирали как в контексте формирования финансового, так и государственно-монополистического капитализма.
К. М. Ограничим этот вопрос более узкими рамками. Государственные процентные бумаги, равно как и акции и всякого
рода иные ценные бумаги, суть сферы вложения для ссудного капитала, для капитала, предназначенного приносить проценты. Они суть формы отдачи его в ссуду. Но сами они не представляют собой тот ссудный капитал, который в них вкладывается.
С другой стороны, поскольку кредит играет прямую роль в процессе воспроизводства, необходимо иметь в виду следующее: когда промышленник или купец хочет дисконтировать вексель или получить ссуду, ему не нужны ни акции, ни государственные бумаги. Ему нужны деньги. Поэтому он закладывает или продаёт эти ценные бумаги, если иным способом не может добыть себе денег. Вот о накоплении этого-то ссудного капитала у нас и идёт речь, и притом специально о накоплении ссужаемого денежного капитала. Мы не говорим здесь о ссуде домов, машин и иного основного капитала. Мы не говорим также о тех ссудах, которые промышленники и торговцы предоставляют друг другу товарами и в рамках процесса воспроизводства, хотя и этот пункт нам предварительно придётся ещё рассмотреть подробнее; мы говорим исключительно о денежных ссудах, которые банкиры, как посредники, предоставляют промышленникам и купцам (гл. 30, с. 527).
Ю. В. Всё, договорились. Тогда, как диктует количественная теория денег, которой и Вы не были чужды, должно каким-то образом обеспечиваться соответствие товарной массы и массы денег, находящихся в обращении.
К. М. Товарный капитал во время кризиса и вообще во время застоя в делах в значительной степени теряет своё свойство представлять потенциальный денежный капитал. То же самое приходится сказать и о фиктивном капитале, процентных бумагах, поскольку они сами обращаются на бирже как денежные капиталы. При повышении процента цена их падает. Она падает, далее, вследствие общего недостатка кредита, который заставляет их собственников массами выбрасывать их на рынок, чтобы добыть себе денег. Наконец, цена акций падает, частью вследствие уменьшения доходов, удостоверениями на получение которых они являются, частью вследствие того, что предприятия, которые они представляют, довольно часто имеют дутый характер. Во время кризиса этот фиктивный денежный капитал чрезвычайно уменьшается, а вместе с тем для его владельцев
уменьшается возможность получать под него деньги на рынке. Всё же понижение курса этих ценных бумаг совершенно не затрагивает того действительного капитала, который они представляют, и, напротив, весьма сильно затрагивает платёжеспособность его владельцев (гл. 30, с. 543).
Ю. В. Вы хотите сказать, что разрыв идет не между размерами товарной и денежной масс, а между динамикой действительного капитала и платежеспособности владельцев этого капитала?
К. М. Накопление ссудного капитала может быть достигнуто без всякого действительного накопления, при помощи чисто технических средств, каковы расширение и концентрация банковского дела, экономное использование резерва обращения или также резервного фонда принадлежащих частным лицам платёжных средств, которые вследствие этого постоянно превращаются на короткие сроки в ссудный капитал. Хотя этот ссудный капитал, который потому и называется также текучим капиталом (floating capital), сохраняет всегда лишь на короткие периоды форму ссудного капитала (и точно так же лишь на короткие периоды может послужить для дисконтных операций), но он зато постоянно приливает и отливает. Если один извлекает его, то другой его доставляет. Таким образом масса ссудного денежного капитала (мы говорим здесь вообще не о ссудах на годы, но лишь о краткосрочных ссудах под векселя и под залог) на самом деле растёт совершенно независимо от действительного накопления (гл. 31, с. 545).
Ю. В. Если вдуматься в то, что Вы сейчас сказали, то налицо парадокс. Весь мир сейчас полагает, что не от низких, а от высоких цен на нефть зависит будущее мировой экономики. Это уже иррационально. Но Вы идете дальше и говорите о том, что объем долговых обязательств (ссудный капитал), растет независимо от процесса накопления, поэтому в нашем, XXI веке, в случае с нефтью цены на этот продукт, измеренные в этих долговых обязательствах, не имеют ничего общего с реальным, действительным накоплением?
К. М. Накопление у всех капиталистов, ссужающих деньги, происходит, само собой разумеется, непосредственно в денежной форме, в то время как действительное накопление
промышленного капитала совершается обыкновенно, как мы уже видели, путём увеличения элементов самого производительного капитала. Таким образом, развитие кредита и колоссальная концентрация денежно-ссудного дела в руках крупных банков должны уже сами по себе ускорять накопление ссудного капитала как отличную от действительного накопления форму (гл. 31, с. 552).
Ю. В. Но для того, чтобы «покатилось само собой» накопление ссудного капитала, нужен-таки период роста действительного капитала?
К. М. Это быстрое развитие ссудного капитала потому есть результат действительного накопления, что оно является следствием развития процесса воспроизводства, а прибыль, образующая источник накопления для таких денежных капиталистов, есть лишь часть прибавочной стоимости, выколачиваемой капиталистами, занимающимися воспроизводством (и в то же время присвоение части процентов на чужие сбережения). Ссудный капитал накопляется одновременно за счёт промышленников и купцов (гл. 31, с. 552).
Ю. В. В какой-то форме это и учитывается в системе национальных счетов, где финансовые учреждения относятся к совершенно другой категории, чем предприятия реального сектора.
К. М. Та часть бумаг, которая остаётся на руках скупивших их капиталистов, приносит им более высокие проценты, так как эти бумаги были куплены по пониженной цене. Но всю прибыль, получаемую денежными капиталистами и превращаемую обратно в капитал, они превращают прежде всего в ссудный денежный капитал. Следовательно, накопление последнего как отличное от действительного накопления, хотя и порождённое им, выступает уже, раз мы рассматриваем только денежных капиталистов, банкиров и т. д., как накопление этого особого класса капиталистов. И оно должно расти при всяком расширении кредитного дела, сопровождающем действительное расширение процесса воспроизводства (гл. 31, с. 552).
Ю. В. То есть те капиталисты, каких Вы называете «денежными», а это пятый персонаж в добавление к четырем Вашим любимым (промышленный капиталист, рабочий, банкир, землевладелец), будут всегда всех переигрывать по простой
причине, что они всегда часть прибыли автоматически превращают в денежный капитал, с которым они и работают напрямую? Не нужно заботиться о сырье, технологических процессах и прочем, чем озабочен капиталист-промышленник.
К. М. Что касается остальной части прибыли, не предназначенной для потребления в качестве дохода, то она превращается в денежный капитал лишь в том случае, если она не может быть непосредственно употреблена на расширение дела в той сфере производства, в которой она создана. Последнее может происходить по двум причинам. Или потому, что данная сфера производства уже насыщена капиталом. Или потому, что накопленная сумма, для того чтобы функционировать как капитал, должна сначала достигнуть известных размеров, определяемых количественными отношениями новых вложений капитала в данном определённом предприятии (гл. 32, с. 557).
Ю. В. Я понимаю Ваши слова так. «Денежные» капиталисты начинают переигрывать всех в том случае, когда начинается перенасыщение экономики капиталом, то есть деньги становятся дешевле, и при всей дешевизне их мало кто желает пускать в оборот.
К. М. Поэтому накопленная сумма превращается сначала в ссудный денежный капитал и служит для расширения производства в других сферах. При прочих равных условиях масса прибыли, предназначенная для обратного превращения в капитал, зависит от массы всей произведённой прибыли и, следовательно, от расширения самого процесса воспроизводства (гл. 32, с. 557).
Ю. В. Как мы знаем, расширенное производство при капитализме наталкивается на естественные преграды, когда спрос становится ниже предложения.
К. М. Если же это новое накопление наталкивается в своём применении на трудности, на недостаток сфер приложения, если, следовательно, имеет место переполнение отраслей производства и избыточное предложение ссудного капитала, то такой избыток ссудного денежного капитала указывает лишь на ограниченность капиталистического производства. Последующий кредитный ажиотаж показыва-
ет, что не существует никаких положительных препятствий для применения этого избыточного капитала. Но существуют препятствия, возникающие в силу законов возрастания капитала, из-за тех границ, в которых капитал может возрастать как капитал. Избыток денежного капитала как такового не выражает необходимости перепроизводства или хотя бы только недостатка сфер приложения капитала (гл. 32, с. 557).
Ю. В. Если это не перепроизводство и не ограниченность сфер приложения капитала, то что же это?
К. М. Накопление ссудного капитала состоит просто в том, что деньги осаждаются как деньги, предназначенные для ссуд. Этот процесс весьма отличен от действительного превращения денег в капитал; это только накопление денег в такой форме, в которой они могут быть превращены в капитал. Но накопление это может, как было показано, выражать моменты, весьма отличные от действительного накопления. При постоянном расширении действительного накопления это расширение накопления денежного капитала отчасти может быть его результатом, отчасти результатом моментов, сопровождающих его, но совершенно от него отличных, отчасти, наконец, даже результатом приостановки действительного накопления (гл. 32, с. 558).
Ю. В. Например...
К. М. Уже потому, что накопление ссудного капитала расширяется под влиянием таких независимых от действительного накопления, но всё же сопровождающих его моментов, в известных фазах цикла должен всегда иметь место избыток денежного капитала, и этот избыток увеличивается по мере развития кредита. Вместе с этим избытком, следовательно, должна также усиливаться необходимость расширить процесс производства за его капиталистические границы, то есть возникают избыточная торговля, перепроизводство, избыточный кредит. В то же время это неизбежно совершается в формах, вызывающих обратное движение (гл. 32, с. 558).
Ю. В. То есть избыточные торговля и кредит способствуют расширенному производству?
К. М. С одной стороны, промышленный капиталист не сам «сберегает» свой капитал, а распоряжается чужими сбережениями в количестве, пропорциональном величине своего капитала;
с другой стороны, денежный капиталист делает чужие сбережения своим капиталом, а кредит, который оказывают друг другу капиталисты, занятые в процессе воспроизводства, и который даёт им публика, превращает в источник своего личного обогащения. Вместе с тем рушится последняя иллюзия капиталистической системы, будто капитал порождается собственным трудом и сбережением (гл. 32, с. 558).
Ю. В. Я бы сказал, что такой иллюзии в отношении современных российских суперкапиталистов, называемых по старинке олигархами, никогда и не было. Насколько я понимаю, Вы говорите не только о том, что прибыль ими присваивается за счет чужих средств. У нас в России в ходе приватизации были так называемые залоговые аукционы, когда капитал создавался за счет средств, заимствованных у продавца, то есть у государства. Так что же, формирование капитала на основе чужой собственности - это норма, а не чисто российское изобретение?
К. М. Не только прибыль состоит в присвоении чужого труда, но и капитал, при помощи которого этот чужой труд приводится в движение и эксплуатируется, состоит из чужой собственности, которую денежный капиталист предоставляет в распоряжение промышленного капиталиста и за которую он эксплуатирует последнего, в свою очередь (гл. 32, с. 558-559).
Ю. В. Я понял, что приватизация в России шла по тем правилам, которые свойственны капиталистическому способу производства в целом, и здесь нет ничего нового. Но на каких исходных положениях, присущих капиталистическому способу производства, это явление базируется?
К. М. Основу капиталистического производства составляет то, что деньги как самостоятельная форма стоимости противостоят товару; другими словами, меновая стоимость должна получить самостоятельную форму в деньгах, а это возможно лишь благодаря тому, что определённый товар становится материалом, в стоимости которого измеряются все другие товары, что он именно поэтому становится всеобщим товаром, товаром par excellence(по предпочтению) в противоположность всем другим товарам (гл. 32, с. 567).
Ю. В. Мы фактически вернулись к положениям первого тома «Капитала». Давайте пойдем не назад, а вперед, обсудим,
как такое выделение проявляется в случае ссудного и фиктивного капитала.
К. М. Это должно обнаруживаться в двояком направлении, и особенно у капиталистически развитых наций, которые в широких размерах замещают деньги, с одной стороны, кредитными операциями, с другой стороны, - кредитными деньгами. В периоды угнетения, когда кредит сокращается или совершенно прекращается, деньги внезапно абсолютно противопоставляются всем другим товарам как единственное средство платежа и истинное бытие стоимости. Отсюда всеобщее обесценение товаров, трудность, даже невозможность превратить их в деньги, то есть в их собственную чисто фантастическую форму. Но, с другой стороны, сами кредитные деньги суть деньги лишь постольку, поскольку они в сумме своей номинальной стоимости абсолютно замещают действительные деньги. Вместе с отливом золота становится проблематичной их обратимость в деньги, то есть их тождество с действительным золотом (гл. 32, с. 567).
Ю. В. Если отвлечься от того золотослиткового стандарта, какой широко обсуждался в Ваше время, то Вы говорите, что в условиях такого фантастического развития кредитных денег вполне могла бы появиться страна, положение которой естественным образом стало бы исключительным? Назовем ее условно, нет, не Великобританией, а Северо-Американскими Соединенными Штатами (С.А.С.Ш.).
К. М. Это может быть доведено до крайности при помощи фальшивого законодательства, покоящегося на ложных теориях денег и навязанного нации в своих интересах торговцами деньгами, - Оверстонами и компанией. Но основа [кредитных денег] дана с основой самого способа производства. Обесценение кредитных денег (конечно, не их мнимое обесценение) расшатало бы все существующие отношения. Поэтому стоимость товаров приносится в жертву, чтобы обеспечить фантастическое и самостоятельное бытие этой стоимости в деньгах. Как денежная стоимость она обеспечена вообще лишь до тех пор, пока обеспечены сами деньги (гл. 32, с. 567).
Ю. В. Извините, но я поясню для моих современников, кого Вы имеете в виду под «Оверстонами и компанией».
Многое же со временем забывается... Сэмюэл Джонс Ллойд, первый барон Оверстон, банкир и сын банкира. Написал много памфлетов (так назывались в то время статьи, выходившие отдельными брошюрами) на тему денежного обращения. Считается одним из основателей теории «принципов денежного обращения», которая была положена в основу финансовых реформ в Великобритании XIX века, так называемых реформ Пиля, по имени тогдашнего министра финансов. Овер-стон признавал неизбежность кризисов перепроизводства, но считал, что они могут быть преодолены благодаря введению идеального денежного обращения. Если предельно упростить его теорию, то согласно «принципам денежного обращения», если в страну ввезено золото, можно выпускать больше банкнот, если же золото из страны вывозится, то количество банкнот должно сокращаться. Таким образом, эмиссия связывалась «Оверстонами» с внешнеторговым балансом.
К. М. Платёжный баланс тем отличается от торгового, что по торговому балансу платёж приходится на определённое время. Кризисы же сводят разницу между торговым и платёжным балансом к короткому промежутку времени; и известные явления, развивающиеся в стране, которая охвачена кризисом и для которой теперь, следовательно, наступает время платежей, - эти явления уже сами по себе вызывают сокращение периода, в течение которого должно быть произведено погашение платежей (гл. 32, с. 568).
Ю. В. То есть, экспорт и импорт золота не имеют прямого отношения к регулированию денежного обращения и, что еще более очевидно, к проблеме ссудного или фиктивного капитала?
К. М. Во-первых, вывоз благородных металлов, затем распродажа консигнированных товаров, экспорт товаров с целью сбыть их или добыть под них денежную ссуду внутри страны, повышение ставки процента, востребование кредитов, падение курса ценных бумаг, распродажа иностранных ценных бумаг, привлечение иностранного капитала для вложения в эти обесцененные бумаги, наконец, банкротство, погашающее массу требований. При этом зачастую металл отправляется в страну, в которой разразился кризис, так как векселя на неё ненадёжны, и наиболее верным представляется платёж
звонкой монетой. К этому присоединяется ещё то обстоятельство, что по отношению к Азии все капиталистические нации, в большинстве случаев одновременно, оказываются её прямыми или косвенными должниками. Как только эти различные обстоятельства окажут своё полное влияние на другую заинтересованную нацию, - у неё начинается экспорт золота и серебра, короче, наступает период платежей, и повторяются те же самые явления (гл. 32, с. 568-569).
Ю. В. В заключение хотелось бы вновь вернуться к проблеме соотношения между спросом и предложением ссудного капитала. Этот момент мне представляется весьма важным для объяснения мировых кризисов, имевших место уже после Вас: в 1901-1907, 1929-1933 гг. и вот уже в 2008-20?? гг.
К. М. Спрос и предложение ссудного капитала были бы тождественны со спросом и предложением капитала вообще (хотя последняя фраза нелепа: для промышленника или купца товар есть форма его капитала, тем не менее он никогда не нуждается в капитале как таковом, но всегда лишь в специальном товаре как таковом, покупает и оплачивает его как товар - хлеб или хлопок - независимо от той роли, которую товар сыграет в кругообороте его капитала) лишь в том случае, если бы вовсе не существовало денежных кредиторов, но зато ссужающие капиталисты владели бы машинами, сырыми материалами и т. п. и отдавали бы эту свою собственность в ссуду или в наём, - подобно тому как теперь сдаются дома, - промышленным капиталистам, которые сами являются собственниками части этих предметов. При таких обстоятельствах предложение ссудного капитала было бы тождественно с предложением элементов производства промышленным капиталистам или товаров - купцам. Но совершенно ясно, что в этом случае распределение прибыли между кредитором и заёмщиком всецело определялось бы в первую очередь отношением между капиталом, данным в ссуду, и капиталом, составляющим собственность того, кто его применяет к делу (гл. 32, с. 570).
Ю. В. Благодарю Вас, товарищ Маркс, за беседу, Ваши мысли вновь на удивление актуальны и заставляют обдумывать самостоятельно многие происходящие события.
