CC BY
0Гольцов А.Н.
Аспирант кафедры истории Института истории и права, Калужский государственный университет имени К.Э. Циолковского.
Теоретические модели интерпретации имперской проблемы в контексте социологических исследований конца XX - начала XXI веков
В реалиях третьего десятилетия XXI века, в условиях геополитических трансформаций внимание, как политиков-практиков, так и ученых-теоретиков, привлекают различные формы устройства государств, возможности пересмотра территориально-административных границ, угрозы и риски сохранения целостности государства и гражданской идентичности при ориентире на историческое прошлое, как мировых держав, так и отдельных народов, культур и цивилизаций. Не является исключением и имперская система устройства общества, которая детально исследуется не только в рамках политических наук, но и социологией, т.к. различие и противопоставление «морских колониальных империй» и «континентальных империй» является весьма дискуссионной темой среди ученых, занимающихся «имперскими исследованиями». В пространственном отношении различия очевидны. Если в случае колониальных империй (например, Британская империя, Испания, Нидерланды, Франция) существует четкое и ощутимое различие между метрополией (расположенной в Европе) и колониальными владениями на других континентах, то в случае континентальных империй (Российская империя, Османская империя, империя Габсбургов) экспансия из центра на периферию носила постепенный характер, а интеграция подчиненных территорий в имперскую систему требовала иных подходов со стороны элит. Однако это противопоставление связано не только с управлением пространством, но и с характером режима в метрополии. Так, распространено противопоставление либерально-торгового характера морских империй и милитарист-ско-авторитарной сущности континентальных империй, тяготеющих к экономической автаркии и политической централизации. Конкретным примером такого сравнения является противопоставление Британской империи и Российской империи. Исходя из важности финансово-торгового фактора в британском случае и военно-династического характе-
ра «традиционной империи» Романовых, был сделан вывод, что разница между морской и континентальной империей обязательно будет выражаться в наличии совокупности колоний, разбросанных по огромной территории в первом случае, и формировании политической системы, предполагающей появление единого государства или даже консолидацию национального государства во втором1.
С учетом заявленной темы, мы более детально остановимся на двух теоретических моделях интерпретации имперской проблемы, предложенных Шмуэлем Ноем Айзенштадтом и Майклом Дойлом2 - двумя исследователями, которые пользуясь социологическим и политологическим научным аппаратом достаточно эффективно занимались изучением империй, в том числе их структурированием. Если Айзенштадт сосредоточил свое внимание на централизованных бюрократических империях (ограничившись почти исключительно примерами «континентальных империй»), то Дойл предпочел строить свое изложение на примерах морских колониальных империй. Это различие проявляется в концептуальной схеме, разработанной двумя авторами. Айзенштадт продолжает традицию теории политических систем, заложенную Талкоттом Парсонсом, а Дойл использует понятия «суверенитет» и «контроль», которые для него означают реальность власти, осуществляемой государством («политическим обществом») над одним или несколькими «подчиненными обществами». Для начала Айзенштадт предлагает список тех политических систем, которые, по его мнению, соответствуют определению «исторические бюрократические империи»3. В этот список он включает следующие примеры:
- Империи Древнего мира - особенно Египетская, Вавилонская и, возможно, американские государства ацтеков и инков;
- Китайская империя, начиная с периода Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) и заканчивая периодом Чин (1644 - 1911 гг.);
- Различные империи в персидско-иранском регионе, особенно Саса-нидская (220 - 637 гг.) и, в меньшей степени, Парфянское царство (247 г. до н.э. - 260 г.). 220 г. до н.э.) и империя Ахеменидов (550 - 330 гг. до н.э.);
- Римская империя и эллинистические империи (Египет, Сирия, Македония и др.);
- Византийская империя;
1 Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей / Под ред. А.И. Миллера - М.: Новое издательство, 2004. 384 с.
2 Michael W. Doyle. Empires. (Cornell Studies in Comparative History.) Ithaca: Cornell University Press. 1986. Р. 407.
3 Шубрт И. Историческая социология Ш. Эйзенштадта - завершенный труд, открытый для вдохновения // Социологические исследования. 2014. № 6 (362). С. 13-20. С. 14.
- Некоторые древние государства Индийского субконтинента, в том числе: империя Маурьев (324 - 180 гг. до н.э.), империя Гуптов (IV - VI вв. н.э.), империя Гуптов (III - IV вв. н.э.), империя Великих Моголов (III - IV вв. н.э.) и др. ) и империя Великих Моголов (1526 - 1858 гг.);
- Арабский халифат, особенно после установления династий Аббаси-дов и Фатимидов (750/969 гг.), а также арабо-мусульманские государства Средиземноморья (Марокко, Кордовский эмират), Иран и, наконец, Османская империя;
- Государства Западной, Центральной и Восточной Европы в эпоху раннего модерна, т.е. от падения феодальной системы до эпохи абсолютизма;
- империи, образовавшиеся в результате завоевания (т.е. различные политические системы, возникшие на неевропейских землях в результате европейской экспансии, колонизации и военных завоеваний, в частности, Американская империя Франции и Испании, колониальная Британская империя в Индии)4.
Однако автор практически не упоминает о последнем выделенном им типе, который обычно совпадает с привычным определением «колониальные морские империи». С другой стороны, понимая огромные проблемы, связанные с сопоставлением столь разных обществ и эпох, автор оправдывается тем, что «с точки зрения сравнительного социологического анализа эти политические системы, как представляется, относятся к одному типу обществ, которые имеют ряд фундаментальных характеристик. Эти характеристики, конечно, не устраняют культурно-исторических различий между ними, но, по крайней мере, некоторые из этих различий можно рассматривать как вариации этих общих качеств или как факторы, влияющие на эти вариации»5. Автор выделяет несколько основных черт, характерных для политических систем бюрократических империй. Главной из них является ограниченная автономия политической сферы. Это проявляется:
- в выработке правителями и некоторыми группами, участвующими в политической борьбе, автономных (от социального контекста) политических целей;
- в минимальной дифференциации политической деятельности и ролей;
- в попытках организовать политическое сообщество в централизованную политическую единицу;
4 Сравнительное изучение цивилизаций: хрестоматия / сост., [авт. вступ. ст. и ред.] Б. С. Ерасов. - М.: Аспект Пресс. 1999. С. 555.
5 Eisenstadt S.N. The Political Systems of Empires. Transaction Publishers New Brunswick, 1992. С. 12.
- в развитии специфических организаций, специализирующихся на политическом управлении и борьбе6.
Формулирование, достижение и реализация автономных политических целей предполагали их частичную независимость от интересов и ценностей общества и вытекали из специфически политических императивов. Автономность политических целей, однако, ограничивалась рядом факторов, в том числе способом легитимации власти и механизмом подотчетности лидеров. Легитимация лидеров в этих обществах основывалась на сочетании религии, морали и традиций. Монархи были либо членами традиционных наследственных групп, либо харизматическими личностями, олицетворявшими «священные» ценности и символы общества. Хотя теоретически монархи обладали исключительным правом формулировать политические цели общества и формально ни перед кем не были подотчетны, на деле многие группы с особыми политическими интересами - например, религиозная и интеллектуальная элита, бюрократия или аристократия - считали монарха подотчетным им и стремились институционализировать эти требования. Другая принципиальная особенность связана с созданием специальных бюрократических органов управления. Хотя эти бюрократические органы часто развивались из более ранних институтов феодальных или патримониальных политических систем, они обладали рядом качеств, отличавших их от других социальных групп. Наиболее важными из них были:
- организация специфической административной деятельности, отличной от политической;
- система найма, которая, как правило, не была связана с социальным или территориальным статусом человека, а в основном основывалась на критериях способностей, богатства, личных заслуг или политической лояльности к правителям;
- рост профессионализации государственных служащих, бюрократы постепенно превращались в разновидность наемного персонала, набираемого по тем или иным критериям;
- формирование профессиональной или полупрофессиональной идеологии, подчеркивавшей, что занимающие бюрократические должности являются не просто слугами монарха, а „государственными служащими", обслуживающими весь политический организм, управляемый монархом7.
6 Цит. по Филиппов А.Ф. Наблюдатель империи (империя как понятие социологии и политическая проблема) // Политическая наука. 2013. № 3. С. 43-97. С. 62.
7 Сравнительное изучение цивилизаций: хрестоматия / сост., [авт. вступ. ст. и ред.] Б.С. Ерасов. - М.: Аспект Пресс. 1999. С. 555.
По мнению Айзенштадта, политические системы досовременных бюрократических империй характеризовались развитием, пусть и ограниченным, определенной степени автономии политической подсистемы, выражавшейся, во-первых, в тенденции к централизации и выработке самостоятельных политических целей, во-вторых, в относительно высокой организационной автономии некоторых видов политической деятельности. Эти факторы способствовали кристаллизации значительного уровня «обобщенной власти» в конкретных обществах. Как дифференциация политической деятельности и целей, так и влияние «обобщенной» власти на общество ограничивались рядом особенностей. Первое ограничение заключалось в традиционной основе легитимности правителей. Второе ограничение выражалось в том, что политическая роль субъектов не была полностью отделена от других фундаментальных социальных ролей, таких как принадлежность к местным сообществам. Часто политическая сторона оказывалась подчинена исполнению других социальных ролей, и подданные или граждане не могли реализовать прямые политические права через систему представительства. В-третьих, многие традиционные социальные единицы (кланы, родовые или территориальные общины) выполняли именно политические роли и выступали в качестве единиц политического представительства8. В результате участие в политической жизни было гораздо более ограниченным, чем в современных обществах. Таким образом, в этих системах традиционные, недифференцированные типы политической деятельности и организации сосуществовали в тесной связи с более сложными и «автономными» типами. С этой точки зрения досовременные бюрократические империи занимают промежуточное место между феодальными и патримониальными политическими системами, с одной стороны, и современными бюрократическими обществами - с другой.
Майкл Дойл предлагает совершенно иное определение имперской практики, отдавая предпочтение «реляционной» концепции, т.е. основанной на предположении, что имперский феномен существует только при наличии фактора «эффективного контроля» одного общества над другим. Основная дилемма в этом случае заключается уже не в степени «дифференциации» политической деятельности, а в разграничении «формального» контроля или территориальной аннексии (формальный суверенитет) и «неформального» контроля (эффективный суверенитет).
8 Eisenstadt S.N. The Causes of Disintegration and Fall of Empires: Sociological and Historical Analyses // Diogenes. 1961. Vol. 9. № 34. P. 82-107.
По мнению Дойла, империи сочетают в себе аспекты внутренней политики и международных отношений. Империи, с этой точки зрения, не могут представлять собой политическое сообщество, поскольку состоят из нескольких различных «обществ», находящихся в неравных властных отношениях. Социумы в империи, как и индивиды в интегрированном политическом сообществе, подчиняются единой суверенной власти - имперскому правительству. Однако общества, входящие в империю, очень слабо интегрированы в области социального взаимодействия и общих культурных ценностей. Иными словами, имперское правительство обладает всеми атрибутами суверенитета, но не обладает качествами политического сообщества. Имперское государство, в отличие от федераций или конфедераций, не организовано на основе политического равенства между обществами или индивидами. Дойл выделяет пять основных критериев имперского контроля:
1. «Домен», т.е. та этническая или политическая общность, которая находится под контролем центра власти;
2. «Сфера действия», т.е. политические процессы и результаты, которые метрополия контролирует в колониях или на периферии. Макиавелли выразил эту классическую дилемму имперской метрополии следующим образом: «Когда завоеванные государства привыкли жить в свободе по своим законам, есть три способа держать их под контролем. Первый способ - разграбить их; второй - самому отправиться туда жить; третий -позволить им продолжать жить по своим законам, взимая с них определенную дань и создавая в стране правительство, состоящее из нескольких человек, которые сделают ее дружественной и преданной тебе»9. В этом состоит принципиальное отличие «формальной империи» (аннексия) от «неформальной» (контроль над местными политическими событиями без прямого применения силы);
3. «Дальность», т.е. разница между наибольшим вознаграждением за лояльность и наибольшим наказанием за неповиновение (выражается в „моральном" давлении, убеждении, принуждении или военной силе);
4. «Вес», т.е. вероятность достижения метрополией желаемого результата на периферии или в колониях. Различная степень «веса» имперской власти отличает имперский контроль от таких понятий, как «сюзеренитет» или «зависимость». Сюзеренитет - это, по сути, чисто формальные отношения, которые зачастую не отражают реальных отношений меж-
9 Макиавелли Н. Государь / Пер. с итал. под ред. А.К. Дживелегова, Н.С. Курочкина. - М.: Академический проект. 2015. 495 с. С. 66.
ду двумя сторонами. Сюзерен обладает лишь теоретическими правами, которые лишь в редких случаях воплощаются в реальный контроль над вассалом. Зависимость - очень широкое понятие, которое отличается от имперского контроля главным образом возможностью подавления активного сопротивления «периферии» метрополии (отсутствует в случае «зависимости» и присутствует в случае эффективного имперского контроля).
5. «Продолжительность», т.е. различие между установлением стабильного имперского контроля и временными военными оккупациями (в качестве примера можно привести оккупацию Ирака коалицией во главе с США)10.
Хотя эти различия между «империей» и другими формами «неравных» политических отношений носят веберианский идеальный характер, они помогают ограничить круг сравниваемых случаев, а также преодолеть жесткую дихотомию между морскими и континентальными империями. Дойл утверждает, что для объяснения существования империи необходимо, во-первых, продемонстрировать наличие контроля метрополии над периферией; во-вторых, объяснить, почему одна сторона (метрополия) расширяется и устанавливает контроль над периферией; в-третьих, объяснить, почему другая сторона (колония или периферия) подчиняется этому контролю или не может оказать эффективного сопротивления.
Таким образом, различие между континентальными и морскими империями является лишь удобным классификационным инструментом. Это противопоставление ни в коей мере не отражает какого-либо существенного различия между двумя разными типами политической организации. Случай каждой отдельной империи гораздо более сложен и многосторонен, чем можно было бы предположить на основании такого противопоставления. Однако каковы же причины сохранения этого противопоставления колониальных и континентальных империй? Одно из различий, которое постоянно подчеркивается, касается взаимоотношений между «ядром»/национальным государством и колониальным опытом. Принято считать, что морские империи нового времени - это всего лишь «национальные государства» (в процессе формирования или уже состоявшиеся), которые осуществляли колониальную экспансию, не меняя принципиально характер обществ метрополий. В такой интерпретации процесс формирования наций был абсолютно независим от процесса формирования империй, если не противоположен ему. В этом же контексте евразийские
10 Michael W. Doyle. Empires. (Cornell Studies in Comparative History.) Ithaca: Cornell University Press. 1986. P. 407.
континентальные империи столкнулись бы с проблемой пространственного контроля в совершенно иных условиях. Утверждается, что это различие в процессе и методах имперской экспансии привело бы в случае последних государств к блокированию или задержке появления четко очерченного «национального ядра», способного консолидировать хотя бы часть полиэтнического государства в однородную нацию. Классическими примерами такого замедленного процесса «национализации» являются австрийские немцы в империи Габсбургов, анатолийские турки в Османской империи и русские в империи Шариата. Хотя эти примеры действительно показательны, некритическое принятие этой схемы может привести к крайнему упрощению. При этом игнорируются очевидные «аномалии», которые не вписываются в этот дуализм между однородными западноевропейскими «нациями» и полиэтническими империями на Востоке. Например, случай Ирландии в составе Великобритании или Алжира в составе Французской империи усложняет казавшееся столь четким различие между «метрополией» и «колонией». И Алжир, и Ирландия были территориями, управляемыми типично «колониальным» способом - путем кооптации местных элит, а также с помощью принуждения и силы оружия. В то же время обе территории считались частью «национального ядра» своих государств как в силу способа их завоевания, так и в силу близости к имперскому центру и наличия большого числа поселенцев, единственных, кто имел право на гражданство. Как мы увидим на примере Англии, «ирландский вопрос» даже рисковал подорвать британский конституционный строй, провозглашавший право белых поселенцев на самоуправление (этот принцип был без колебаний применен к «доминионам» Америки и Австралии). Не менее красноречив пример России, «континентальной империи». В определенной степени Кавказ и, конечно, Средняя Азия управлялись царскими чиновниками в специфически колониальном ключе. Более того, даже высокопоставленные имперские сановники признавали, что Средняя Азия, Кавказ или Дальний Восток вполне вписываются в европейский колониальный опыт. Некоторые царские губернаторы сознательно пытались подражать британским методам управления в Индии в случае со Средней Азией (например, первый губернатор «Туркестана» К. К. П. фон Кауфман в 1867 - 1881 годах). Эти исключения усложняют привычную картину «органичного» и мирного расширения Российской империи, разработанную в XIX веке отечественной историографией и поддерживаемую значительной частью российской политической и интеллектуальной элиты вплоть до окончательного распада в 1917 году (и даже после него).
Помимо указанных выше аномалий, еще одна концептуальная проблема, связанная с оппозицией «континентальное - морское», касается самого процесса государственного строительства. Как показал ряд исследований, имперские практики колониальных государств возникали в тесной связи с процессами государственного строительства, которые происходили одновременно с началом их экспансии на другие континенты или до нее. Процессы «консолидации» национального ядра (связанные с гомогенизацией этнических, языковых и культурных различий в современных европейских государствах) формировали как интеллектуальные категории, так и государственные практики, которые впоследствии использовались в колониях. Кроме того, процесс «имперского строительства» явно влиял и на политику внутри метрополий. Вторая серьезная проблема, связанная с дихотомией «континентальное - морское», заключается в телеологическом характере части академической традиции изучения империй. Это объясняется тем, что континентальные и колониальные империи распадались совершенно по-разному. Если первые разрушались в результате войн и последовавших за ними революций, то вторые, очевидно, распадались гораздо более «органично» и в течение гораздо более длительного периода времени (пример Франции и Великобритании, а также Испании на первом этапе). Телеологический характер этого разграничения также обусловлен распространенными в начале XX века националистическими течениями, постулировавшими «неизбежность» распада трех евразийских континентальных империй (Габсбургской, Российской и Османской), которые часто ассоциировались с экономической и культурной «отсталостью» и аристократическим и авторитарным «старым режимом» в социальной и политической сферах. Национализирующие программы государств-преемников, возникших после Первой мировой войны, оказали существенное влияние на эволюцию отношения к европейским континентальным империям в академических кругах. Это отношение, хотя и основывалось на некоторых различиях в степени модернизации и интеграции масс в политическую жизнь, было в значительной степени интеллектуальной конструкцией, которая преуменьшала общие черты континентальных империй с морскими империями и, напротив, подчеркивала сходство между этими тремя империями, которые во многом были очень разными.
Однако Российская, Габсбургская и Османская империи действительно представляли собой особый случай среди европейских полиэтнических государств, поскольку внутренняя политика каждой из них в отношении
тех или иных «общих» этнических или социальных групп напрямую влияла на их внешние отношения. Иными словами, степень взаимодействия и взаимозависимости этих трех политических группировок была выше, чем в других подобных империях. Это, однако, не дает оснований выделять группу континентальных империй в отличие от морских. Сравнение между ними должно начинаться как с общих дилемм управления и контроля «имперского пространства», так и с различий, обусловленных историческим, географическим, культурным и политическим контекстом, в котором развивалась каждая из них. Высказанные до сих пор оговорки относительно обоснованности этой дихотомии не означают полного отрицания полезности такой классификации, а лишь признают ее неустойчивый и проблематичный характер. Каждая из современных европейских империй в чем-то сопоставима со всеми остальными, а в чем-то не поддается сравнению. Историк должен внимательно относиться к каждому конкретному случаю и проводить только те параллели, которые характерны для данной временной и пространственной рамки. Методы и проблемы управления континентальной империей, конечно, отличаются от методов и проблем управления морской империей, но не везде и не всегда. Допущение относительности и сложности исторического опыта
- первое требование к тому, кто заинтересован в сравнительном проекте такого масштаба, как «имперские исследования».
Список литературы:
1. Макиавелли Н. Государь / Пер. с итал. под ред. А.К. Дживелегова, Н.С. Курочкина. - М.: Академический проект. - 2015. - 495 с.
2. Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей / Под ред. А.И. Миллера. - М.: Новое издательство. -2004. - 384 с.
3. Сравнительное изучение цивилизаций: хрестоматия / сост., [авт. вступ. ст. и ред.] Б. С. Ерасов. - М.: Аспект Пресс. - 1999. - 555 с.
4. Филиппов А. Ф. Наблюдатель империи (империя как понятие социологии и политическая проблема) / А. Ф. Филиппов // Политическая наука. - 2013. - № 3. - С. 43 - 97.
5. Шубрт И. Историческая социология Ш. Эйзенштадта - завершенный труд, открытый для вдохновения / И. Шубрт // Социологические исследования. - 2014. - № 6(362). - С. 13 - 20.
6. Eisenstadt, S. N. The Causes of Disintegration and Fall of Empires: Sociological and Historical Analyses / S. N. Eisenstadt // Diogenes.
- 1961. - Vol. 9, № 34. - P. 82 - 107.
7. Eisenstadt, S. N. The Political Systems of Empires. Transaction Publishers - New Brunswick, 1992.
8. Michael W. Doyle. Empires. (Cornell Studies in Comparative History.) - Ithaca: Cornell University Press. - 1986. - 407 р.
Bibliography
1. Machiavelli N. The Sovereign / Per. from Ital. ed. by A.K. Dzhivelegov, N.S. Kurochkin. - Moscow: Academic Project. - 2015. - 495 р.
2. Russian Empire in comparative perspective. Collection of articles / Edited by A.I. Miller. - Moscow: New Publishing House. - 2004. - 384 р.
3. Comparative study of civilisations: a textbook / co-edited by B.S. Erasov. - Moscow: Aspect Press. - 1999. - 555 р.
4. Filippov A. F. Observer of Empire (empire as a concept of sociology and political problem) / A. F. Filippov // Political Science. -2013. - № 3. - Р. 43 - 97.
5. Schubrt I. Eisenstadt's historical sociology - a completed work open to inspiration / I. Schubrt // Sociological Studies. - 2014.
- № 6(362). - Р. 13 - 20.
6. Eisenstadt, S. N. The Causes of Disintegration and Fall of Empires: Sociological and Historical Analyses / S. N. N. Eisenstadt // Diogenes. - 1961. - Vol. 9, - № 34. - P. 82 - 107.
7. Eisenstadt, S. N. The Political Systems of Empires. Transaction Publishers - New Brunswick, 1992.
8. Michael W. Doyle. Empires. (Cornell Studies in Comparative History.) - Ithaca: Cornell University Press. - 1986. - 407 р.
