CC BY
523
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2013. № 4
И.А. Вершинина, канд. социол. наук, доц. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова* Н.Л. Полякова, докт. социол. наук, проф. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова**
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ УРБАНИСТИКИ
В статье вычленяются и концептуализируются основные проблемы, а также выявляются методологические подходы современной социологической урбанистики с учетом традиций ее развития. Осуществляется анализ социологической урбанистики в ее движении от социологии города к современному состоянию. Опираясь на трансформацию предметного поля, а также развитие методологических подходов, предлагается периодизация развития социологической урбанистики, выявляются четыре этапа ее развития с характеристикой каждого из них. Основное внимание уделяется последнему, четвертому этапу, связанному с предметным полем и теоретическими подходами Лос-Анджелесской школы.
Ключевые слова: социологическая урбанистика, урбанизация, урбанистическая революция, информатизация, глобализация, мировой город, глобальный город, информациональный город, дуальный город, метрополис, постметро-полис, Чикагская школа, Лос-Анджелесская школа.
The article conceptualizes the key issues and methodological approaches of contemporary urban sociology, given its tradition and lineage. The evolution of urban sociology itself is analyzed, from the pioneering study of the city through to the modern form of the science. Periodization of urban sociology is proposed on the basis of the transformation of the subject field, and the development of methodological approaches. Consequently, we recognized four stages of urban sociology along with their respective characteristics. This article focuses on the fourth and last stage associated with the object field and the theoretical approaches of the Los Angeles school.
Key words: urban sociology, urbanization, urban revolution, informatization, globalization, world city, global city, informational city, dual city, metropolis, postmetropolis, Chicago school, Los Angeles school.
Последние два десятилетия ХХ в. стали эпохой фундаментального переструктурирования урбанистических процессов по всему миру. Причины этого чрезвычайно значительного явления очевидны. Речь идет, во-первых, об информационно-технологических процессах, создавших в конце ХХ в. систему глобальных сетевых коммуникаций и организационных структур, ставших основой об-
* Вершинина Инна Альфредовна, e-mail: [email protected]
** Полякова Наталья Львовна, e-mail: [email protected]
щего процесса глобализации и постфордистского переструктурирования мировой экономики. Во-вторых, речь идет о фундаментальной исторической новации, получившей развитие во второй половине ХХ в., — об уменьшении значения военной функции национального государства. Система глобального распределения силы формируется в настоящее время на основе экономической, а не военной мощи, о чем свидетельствуют примеры таких государств, как Германия, Япония или, в прошлом, Сингапур.
Эти процессы изменили глобальную карту современного мира, уменьшив роль и значение национальных государств в результате создания еще одной новой картографии, основу которой составляют современные крупные урбанистические образования. Этот процесс получил название "новая урбанизация".
Новый урбанизм, приведший к формированию новой "урбанистической картографии", породил интенсивные социологические исследования, которые оформились в новую социологическую урбанистику. Как утверждает Э. Сойя, "урбанистские исследования никогда не были столь мощными, столь широкими по предметной сфере и по дисциплинам, вовлеченным в исследование городов, а также столь значимыми по новым идеям и подходам, столь скор-релированными с политическими и экономическими событиями современности и одновременно со всем этим столь исторически неукорененными. Современность — это в равной мере лучшее и худшее время для изучения городов, в них множество нового и бросающего вызов, и в то же время в исследованиях как никогда мало согласия относительно того, как их изучать и понимать, практически и теоретически"1.
В то же время анализ проводимых сегодня исследований и существующей литературы, посвященной изучению современных урбанистических процессов, позволяет осуществить некоторую систематизацию и предложить самую общую характеристику современного состояния социологической урбанистики и ее критики.
Во-первых, речь идет о различных типологизациях современных городов, осуществляемых в различных терминах, за которыми, однако, скрываются схожие, если не однотипные, исторические и социальные явления. Во-вторых, речь идет о выявлении и систематизации основных теоретических дискурсов и о школах, сформировавшихся в современной социологической урбанистике, и, наконец, о перспективных исследовательских направлениях, характеризующих современную урбанистическую социологию.
Как свидетельствует статистика, процесс урбанизации никогда не был столь интенсивным, как сегодня. На протяжении большей
1 Soja E. Postmetropolis: critical studies of cities and regions. Maiden, 2000. P. XII.
части своей истории человечество жило в сельской местности, в "аграрном мире". Еще в 1800 г. 97% населения мира обитало в сельских поселениях размером не более 5000 человек. Но уже к 2000 г., за 200 лет истории модерна, в мире появились 254 города, население каждого из которых превосходило 1 млн человек2. Дж. Пален называет еще более значительную цифру, указывая, что на сегодняшний день существует более 400 городов-миллионников3. Именно эти города с населением более миллиона человек и составили новую "карту" современного урбанизированного мира. Эти города различаются по своему характеру и по своей истории, но для их понимания современная социологическая урбанистика создает необходимые концептуализации и типологизации.
В современной урбанистической социологии, согласно Р. Коэну и П. Кеннеди, города, в которых проживает свыше 1 млн человек, подразделяют на следующие четыре категории: древние, колониальные, индустриальные и глобальные города.
1. Древние города, такие как Багдад, Каир, Мехико, Афины и Рим, были построены на руинах поселений, служивших основой великих городских цивилизаций прошлого. Афины дали нам название "космополис", а в Рим, как до сих пор говорят, ведут все дороги. Сотни городов существовали еще до появления национальных государств. Более того, между некоторыми европейскими городами и европейскими государствами существовали серьезные напряжения: Венеция, Генуя, Амстердам, Антверпен выступали в качестве экономических и политических соперников Португалии, Англии, Франции.
Большие города сыграли важную административную, военную и экономическую роль в становлении системы национального государства4. Такая взаимосвязь была характерна для периода модерна и во многом зависела от способности государства защищать внешние границы, обеспечивая тем самым функционирование крупных городов.
2. Колониальные города, такие как Каракас, Лагос, Сан-Паулу, Бомбей. Их возникновение было связано с колониальной экспансией. Деловые кварталы и богатые пригороды этих городов выглядят как острова, окруженные морем нищеты.
Колониальные города — это города крестьян, в которых нет необходимой связи между урбанизмом и модерном. Обычное явление — безработица, а также преобладание различных форм самозанятости населения. Большая часть людей связана с тем, что
2 Cohen R., Kennedy P. Global sociology. N.Y., 2007. P. 408.
3 Palen J. The urban world. L., 2008. P. 6.
4 Taylor P. World cities and territorial states: the rise and fall of their mutuality // World Cities in the World System / Ed. by P. Knox, P. Taylor. Cambridge, 1995. P. 48-62.
называют "базарной экономикой", или неформальным сектором. В современной социальной науке под неформальным сектором понимается та часть городского общества, которая занята в мелких, трудоинтенсивных, самопорождающихся формах экономической деятельности. Для участия в неформальном секторе требуется минимальный капитал, он связан с нерегулируемыми рынками, а также с профессиями, приобретенными в неформальной системе образования.
3. Индустриальные города, такие как Бирмингем, Торонто, Франкфурт, Йоханнесбург, Чикаго или Сидней, стали центрами промышленной, торговой и финансовой деятельности в период модерна и создания системы национального государства. Они были также центрами основных социальных изменений и иммиграции. Индустриальные города стали основным объектом исследования в первый период урбанистической социологии, или социологии города, в рамках классической социологической теории у К. Маркса, Ф. Энгельса, Ф. Тенниса, Г. Зиммеля, М. Вебера, Э. Дюркгейма.
Наиболее известные и влиятельные исследования индустриальных городов осуществлялись начиная с 1920-х гг. в Чикагском университете. Члены Чикагской школы в особенной мере интересовались смыслом или значением города, тем, как формируется городская культура, является ли город источником зла или источником человеческой цивилизации, на какие моральные компромиссы должны идти те, кто живет в городе, какие конфликты возникают между давними резидентами и вновь прибывшими, как примирить притязание на индивидуальное достижение и приверженностью своему сообществу.
Наряду с интересом к городской культуре Чикагская школа разрабатывала также понятия "зонирования" или "экологии города", понимаемых как разработка теории связи между социальным и физическим пространством в городе. Модель "социальной экологии", разработанную членами Чикагской школы, не следует, однако, воспринимать слишком буквально. Не все индустриальные города имеют одну и ту же структуру. Тем не менее модель "экологической зоны", разработанная Р. Парком и Э. Бёрджесом, продолжает оставаться полезным социологическим инструментом исследования и понимания того, как функционируют и развиваются современные большие города.
4. Глобальные города — это такие города, как Лондон, Париж, Токио или Нью-Йорк. Эти города имели большое значение в период модерна, но в настоящее время приобрели особый социальный характер и играют особую роль в процессах глобального изменения и интеграции. Как утверждают Р. Коэн и П. Кеннеди, нет существенного различия между терминами "мировой город" и "гло-
бальный город", хотя последний сейчас больше в ходу. Дж. Фридман первым указал основные характеристики мирового города5. В своей работе "Гипотеза мирового города" он предложил набор из семи утверждений:
1. Степень интеграции города в глобальную экономику оказывает воздействие на форму города, а также на природу рынка труда и рынка капиталов в этом городе.
2. Некоторые города во всем мире используются в качестве "баз" глобальным капиталом, а сами города организуются в сложную пространственную иерархию.
3. Мировые города осуществляют различные контрольные функции.
4. Мировые города — это площадки для концентрации и накопления капитала.
5. Мировые города — это точки устремления внутренних и международных мигрантов.
6. В мировом городе наблюдается пространственная и классовая поляризация.
7. Социальные издержки в мировых городах превышают фискальные возможности государств.
Гипотеза "мирового города" породила оживленную дискуссию в литературе. Такие авторы, как П. Нокс и П. Тейлор6, значительно расширили понятие мирового города, связав его с глобальным городом. Их взгляды суммируются следующим образом.
Штаб-квартиры основных ТНК располагаются в мировых городах. При всей своей свободе от привязанности к месту они несут значительные выгоды для тех городов, в которых располагаются. Они обеспечивают занятость, привлекают клиентов для участия в конференциях и деловых встречах. Появляется значительная политическая выгода от того, что в городе есть еще один центр власти. Штаб-квартиры корпораций и биржи сочетаются с крупными банками, страховыми компаниями и пенсионными фондами. В глобальном городе образуется экономическая агломерация, компоненты которой взаимно усиливают друг друга. Будучи центром накопления внутреннего капитала, глобальный город становится также центром притяжения иностранного капитала, причем этот капитал редко имеет спекулятивный характер: как правило, финансовые институты глобального города редко бывают связаны с "горячим капиталом", они привлекают долгосрочные инвестиции со всего мира.
5 Friedman J. The world city hypothesis // Development and Change. 1986. N 2. P. 69-83.
6 World cities in world system.
Все мировые города располагаются в богатых индустриальных странах. Наиболее очевидными примерами являются Нью-Йорк, Лондон и Токио, которые благодаря силе своих рынков образуют ось колоссальной финансовой власти "Запад—Восток". В рамках каждого регионального кластера (американского, азиатского, европейского) четко просматривается связь между главным городом и окружающими небольшими городами. Американский кластер охватывает Лос-Анджелес, Нью-Йорк и Чикаго; азиатский — это ось Токио—Сингапур; европейский — Лондон—Париж и долина Рейна. Другие города образуют сложную иерархию в соотнесении с этими основными центрами.
Глобальные города наделяются особым местом в глобальном международном разделении труда. Это место в некоторых случаях совпадает с их центральным административным положением. Например, Лондон, Париж, Токио, Сеул, Женева, Стокгольм, Мехико являются глобальными городами и столицами. Однако часто такого совпадения нет. Это обстоятельство показывает способность глобального капитала отказываться от старой политической, административной и религиозной логики. Некоторые города выполняют функцию места расположения штаб-квартир корпораций, некоторые являются финансовыми центрами, другие — политическими столицами, а некоторые — центрами национальной экономической жизни. Наконец, глобальные города сводят эти функции воедино. Глобальные города — это глобальные транспортные центры, все они тесно связаны воздушным сообщением, кроме того, они центры коммуникаций. Глобальные города — это информационные центры, место расположения новостных агентств, центров развлечений, а также центры культурного продуцирования.
Результат указанных явлений — усиление интеграционных процессов между глобальными городами, которое осуществляется за счет изменения отношений со своей страной. Все это становится возможным за счет современных технологических изменений, а также за счет ослабления военной функции национального государства: современная экспансия осуществляется за счет экономической, а не военной силы. "Глобальные города могут вновь утвердить экономическую роль городов-государств прежних эпох"7.
Р. Коэн и П. Кеннеди в завершение своего анализа глобальных городов указывают на следующие фундаментальные социальные процессы и явления: миграция в глобальные города, изменение в структуре занятости, феминизация занятости, регионализация и глобальный город, раса и индеркласс в глобальном городе, кото-
7 СвНвп К., Кгппгйу Р. Ор. ей. Р. 419.
рые исследуются преимущественно на примерах Лос-Анджелеса и Йоханнесбурга.
Несколько иную позицию относительно мировых и глобальных городов занимает С. Сассен. Она подчеркивает, что, применив термин "глобальный город", осознанно попыталась обозначить его специфику. Особенность глобального города, с ее точки зрения, состоит в том, что он увязан с глобализационными процессами. Поэтому С. Сассен настаивает на том, что понятия "мировой город" и "глобальный город" необходимо различать: «Мы не остановились на известном альтернативном варианте — термине "мировой город", потому что у него был очевидный противоположный признак — он относится к типу города, который существовал на протяжении многих веков и, возможно, в еще более ранние периоды в Азии или в европейских колониальных центрах. Исходя из этого можно предположить, что большинство современных глобальных городов являются также мировыми городами, но на самом деле существуют глобальные города, не являющиеся мировыми в полном понимании этого термина. Надо заметить, что по мере развития и расширения глобальной экономики, вовлечения дополнительных городов в разнообразные сети ответ на этот вопрос, возможно, будет меняться. Майами, например, приобрел функции глобального города, начавшие развиваться лишь в конце 1980-х гг., и этот факт не дает ему право считаться мировым городом в старом смысле этого слова»8.
Глобальные города, по мнению С. Сассен, формируются как узловые элементы глобальной экономической системы, ставшей результатом процесса глобализации. Глобализация в экономической сфере потребовала организационной структуры нового типа. Международная экономическая система функционирует как сеть глобальных городов и глобальных городов-регионов, каждый из которых выполняет свои определенные функции. Для С. Сассен новые типы городских агломераций — это прежде всего следствие глобализации.
Вместе с тем в начале 1990-х гг. С. Сассен предложила использовать понятие "глобальный город" для обозначения центров принятия не только экономических, но и политических решений: "Глобальный город представляет собой стратегическое пространство, в котором глобальные процессы происходят на территории государства, а глобальная динамика преодолевает государственные институциональные меры"9. Глобальные города следует отличать
8 Сассен С. Глобальный город: введение понятия // Глобальный город: теория и реальность / Под ред. Н.А. Слуки. М., 2007. С. 9-10.
9 Сассен С. Глобальные города: постиндустриальные производственные площадки // Прогнозис. 2005. № 1 (2). С. 268.
от сотен других городов на планете. Первых не так много: "В действительности организационная составляющая современной глобальной экономики представляет собой сеть из примерно сорока больших и малых глобальных городов, в которых она размещается и постоянно обновляется"10. Для того чтобы город можно было считать глобальным, ему недостаточно быть частью мировой экономики. Необходимо, чтобы он обладал всем набором ресурсов, которые позволяют управлять экономическими процессами и обслуживать глобальные операции фирм и рынков.
По мнению С. Сассен, принципиальное отличие глобальных городов от всех остальных заключается в том, что они стремятся к высокой специализации в обслуживании определенного набора глобальных рынков и глобальных фирм: "Мы можем видеть, что Нью-Йорк контролирует кофе, Лондон — платину, а Шанхай, намного менее влиятельный финансовый центр, сейчас управляет рынком меди"11. Для того чтобы город мог считаться глобальным, большая часть рабочих мест в нем должна быть ориентирована на международный рынок: глобальный город — это функция международной сети стратегических площадок.
Глобальный город также характеризуется определенной культурной составляющей: "О глобальных городах больше нельзя говорить только в терминах корпоративных башен или корпоративной культуры их деловых районов... В их пространство вписана не только доминирующая корпоративная культура, но также многообразие других культур и идентичностей"12. Одна из причин этого явления — интенсивная миграция, которая уже превратила Нью-Йорк, Лондон, Берлин и другие глобальные города в космополитичные. В каждом городе интернационализация имеет свои особенности: в Нью-Йорке она очевидна, в Лондоне — имеет глубокие корни, но менее отчетлива, в Шанхае — почти не видна для западного глаза, но это не значит, что ее нет, она проявляется, например, в миллионах мигрантов из других районов Китая. Глобальные города — это "стратегическое пространство, где глобальные процессы материализуются на национальной территории с помощью национальных институтов и организаций"13. Методологически С. Сассен исходит из того, что глобализация может быть изучена с помощью детального социологического и антропологи-
10 Sassen S. Seeing like a city / The Endless City. The Urban Age Project by the London School of Economics and Deutsche Bank's Alfred Herrhausen Society / Ed. by R. Burdett, D. Sudjic. L.; N.Y., 2007. P. 281.
11 Ibid. P. 288.
12 Ibid. P. 281.
13 Sassen S. The global city: New York, London, Tokyo. Princeton; Oxford, 2001. P. 347.
ческого исследования тех процессов, которые имеют место в больших городах.
Концепция глобального города акцентирует внимание не только на сетевой экономике, что определяется характером отраслей, к ней относящихся (финансовые и специализированные службы). Она особо заостряет внимание на экономической и пространственной поляризации в результате непропорциональной концентрации высоких и низких заработных плат. Концепция глобального города в большей мере обращена к проблемам власти и неравенства. С. Сас-сен говорит о том, что вследствие глобализации возникает новое неравенство и исчезает средний класс14. При этом глобализация способствует росту ценности высокопрофессиональных работников (главным образом в корпоративном секторе) при обесценивании других типов экономической активности. С. Сассен практически не рассматривает безработицу как причину бедности в глобальных городах. Ее гораздо больше интересуют низкооплачиваемые виды деятельности. По мнению С. Сассен, растущие сектора глобальных городов способствуют увеличению числа низкооплачиваемых рабочих мест. Так как одновременно с этим растет число высокооплачиваемых рабочих мест, то глобальные города — наиболее яркие примеры социальной поляризации. Таким образом, основными социологическими проблемами при исследовании глобальных городов у С. Сассен стали проблемы социального неравенства, власти и социального порядка.
Эти же проблемы неравенства, власти и социального порядка являются главными проблемами социологического интереса в исследованиях современных городов у М. Кастельса. Уже в одной из своих первых работ, посвященных урбанистическим проблемам, он, опираясь на анализ классического социологического наследия (Ф. Теннис, Г. Зиммель, М. Вебер, Р. Парк) и делая особый акцент на исследованиях Л. Вирта, пишет, что новые формы городской жизни структурируются вокруг ее ключевых количественных характеристик (размера, плотности и социальной гетерогенности). Все это и позволило М. Кастельсу осуществить критический анализ современного большого города15.
— Размер: чем больше город, тем шире спектр индивидуальных вариаций и различий. Это ведет к утрате общинных связей, увеличению социальной конкуренции, анонимности, разнообразию интересов, часто — к снижению уровня доверия. Прямое участие и
14 См.: Сассен С. Глобальные города: постиндустриальные производственные площадки. С. 279.
15 CastellsM. The urban question: a Marxist approach. L., 1977. Р. 77—78.
вовлеченность в социальные проблемы становятся невозможными, вместо этого формируется система репрезентации.
— Плотность. Она усиливает дифференциацию. Парадоксальным образом — чем ближе друг к другу городские жители, тем более дистанцированы они в плане социальных контактов и связей. Речь идет об усилении индифферентности ко всему, что не относится к достижению индивидуальных целей, но что связано с возможностью появления агрессивных установок.
— Гетерогенность. В свое время Л. Вирт вслед за Э. Дюркгеймом полагал, что социальная гетерогенность этнического и классового характера способствует быстрой социальной мобильности. Членство в группах становится неустойчивым, поскольку связано с временными интересами каждого индивида. Именно поэтому начинают преобладать ассоциации (членство в которых обусловлено рациональными целями, преследуемыми индивидами), а не сообщества (группировки, основывающиеся на протесте, иных ценностях или устоявшемся статусе).
М. Кастельс указывает на то, что в современных городах появляются параллельные пространства, у обитателей которых формируются собственные жизненные миры. Структурные позиции в системе производства и потребления, связанные с определенным образом жизни, предполагают кардинальные отличия в финансовых средствах и социокультурных навыках, что ведет к формированию глобального мега-города, который М. Кастельс характеризует как дуальный. Дуальность города подразумевает не только противопоставление роскоши и нищеты, но дуальна также особая социальная структура, сформированная информациональной экономикой. Логика ее развития способствует поляризации общества, сегментированию социальных групп, изоляции культур и сегрегации в процессе использования общего пространства. Новый дуальный город — пространственное выражение растущей дифференциации труда с выделением двух одинаково динамично развивающихся полюсов — формальной и неформальной экономики. Дуальный город противопоставляет космополитизм производителей инфор-мациональной экономики локальности сегментированных секторов реструктурированного труда. Поляризация в дуальном городе дает старт процессу превращения социального государства (welfare state) в военное (warfare state).
Дуальность современных городов стала результатом нескольких причин: роста городов в процессе миграции, увеличения влияния информационного сектора и падения роли индустриального, повышения/понижения значимости различных видов труда, различий между формальной и неформальной сферами и поляризации профессиональной структуры. Все вышеперечисленное способ-
ствовало формированию сильно дифференцированной рабочей силы, которая кристаллизуется во вполне определенных стилях жизни, отличающихся способами ведения домашнего хозяйства, внутрисемейными отношениями и использованием городского пространства.
Как настаивает М. Кастельс, глобальный город — это не только определенная часть пространства, но и процесс. В результате этого процесса центры производства и потребления развитых услуг и локальные общества, играющие при них вспомогательную роль, связываются в глобальной сети на основе информационных потоков, одновременно обрывая связи с районами, удаленными от промышленного центра16.
М. Кастельс утверждает, что мега-города (mega-cities) стали новой пространственной формой, возникшей в результате структурных трансформаций современных обществ. Он называет мега-города узлами глобальной экономики, которые либо доминируют в ней, либо связывают с ней большие сегменты населения. Но в любом случае мега-города являются чрезвычайно привлекательными для мигрантов, как внутренних, так и внешних. Вследствие интенсивной миграции социальная структура мега-городов становится сильно поляризованной. Как пишет М. Кастельс, "мега-го-рода артикулируют глобальную экономику, связывают между собой информационные сети и концентрируют мировую власть; но они являются одновременно местами сосредоточения всех тех сегментов населения, которые борются за выживание, а также тех групп, которые хотят сделать видимой свою обездоленность, чтобы не умереть отверженными в областях, обойденных коммуникационными сетями"17.
Проблемы социального порядка в современной социологической урбанистике увязываются не только с вопросами социального неравенства и конфликта в современных "больших", "информаци-ональных" или "глобальных" городах по сценариям М. Кастельса, С. Сассен или даже М. Дэвиса. Серьезный исследовательский интерес направлен на изучение проблем ухода в прошлое таких явлений, как городская солидарность, единство городского сообщества, "чувство горожанина", "чувство города" и т.п. Эти труды во многом опираются на сценарий исторического развития урбанизации, разработанный Л. Мамфордом: город — метрополис — мега-лополис — некрополис.
16 Castells M. The rise of the Network society: the information age, society and culture. Vol. 1. Singapore, 2010. P. 423.
17 Ibid. P. 434.
Например, Ф. Ферраротти называет классический город характерной чертой исторической формы общества, которая исчерпывает себя18. Грань между городом и сельской местностью постепенно стирается, город перестает быть крепостью, обеспечивающей безопасность, поэтому теряет свое "сердце". Скоростные магистрали разрушают крепостные стены, способствуя образованию единого "сельско-городского" (urban-rural) пространства19. "Подобные образования мы уже сейчас можем наблюдать от Бостона до Нью-Йорка, от Балтимора до Вашингтона, от Турина до Милана, от Токио до Осаки. Общество-муравейник — это постурбанистическое общество, в нем отсутствуют города с присущей им концентрической структурой, делающей город коммуной, общностью, преодолена противоположность, а вместе с ней и экономический обмен между городом и деревней"20. Возможна ситуация, при которой сельские районы более не обеспечивают воспроизводство города, городские субструктуры (транспортная, энергетическая, продовольственная) приходят в упадок, растет их стоимость. Одновременно растет чувство одиночества и заброшенности и как результат — преступность, агрессивность, клаустрофобия. Таким образом, деколонизация трансформирует международные экономические отношения и разрушает прежнее социальное и экономическое равновесие между бывшими метрополиями и колониями. Традиционные сельскохозяйственные культуры ждет кризис и как следствие, дефицит ресурсов и голод. Возникает "общество-муравейник", являющееся результатом чрезмерной урбанизации.
Разрушение классического города и формирование стандартизированной городской среды во многом стали результатом глобализации и широкого распространения транснациональных корпораций, проникающих со своими стандартными товарами и витринами в разные уголки земного шара. Стандартизация городской среды выражается прежде всего в потере индивидуальности городами и улицами. Эмоциональная привязанность не может существовать по отношению к чему-то стандартизированному и безликому.
Стремление к единству и однообразию в пространственном измерении усилилось в начале ХХ в. с появлением новых строительных материалов. Большие здания из бетона с огромными окнами, вставленными в стальные рамы Р. Сеннет называет олицетворением современного общества21. Стеклянная поверхность, которая доминирует в подобных строениях, стирает границу между тем,
18 FerrarottiF. Five scenarios for the year 2000. N.Y.; Westport; L., 1986. P. 31.
19 Ibid. P. 37.
20 Полякова Н.Л. ХХ век в социологических теориях общества. М., 2004. С. 334.
21 Sennett R. The conscience of the eye. The design of social life of cities. N.Y.; L., 1990. P. 109.
что находится внутри здания и снаружи. Пространство объединяется и окончательно стандартизируется.
Стандартизация городской среды — это прежде всего стандартизация потребления. Р. Сеннет считает, что в сфере потребления в ХХ в. произошли кардинальные изменения: "Сто лет назад, несмотря на стремление к институциональной связности, потребление в экономике города оставалось неупорядоченным и незначительным. Сегодня институциональная связность нарушается, но потребляемые результаты производства и услуг становятся более однородными"22. Беньяминовский фланер, гуляющий по городу в поисках чего-то нового и неожиданного, уходит в прошлое. Общественные места теряют свой романтический ореол. На улицах мегаполиса все реже и реже можно встретить магазин или кафе, имеющие свой собственный стиль и не являющиеся частью большой сети однотипных заведений. Индивидуальность слишком дорого обходится владельцам, они не выдерживают конкуренции с большими компаниями, так как потребители не готовы переплачивать за особую атмосферу заведения. Наиболее рациональная модель потребления — приобретение стандартизированных товаров и услуг по минимальным ценам, которые могут предложить только большие компании с множеством филиалов. Как говорит Ф. Фу-куяма, общество фрагментизируется, превращаясь в толпу одиночек, которые сожалеют об утрате семейных ценностей, но не хотят лишиться свободы развода, хотят приветливых семейных магазинов, но дорожат низкими ценами и широким выбором в торговых центрах23. Таким образом, выгода, не предполагающая эмоциональной составляющей, становится главной целью жителя капиталистического города.
Рассмотренные социологические теории урбанизации относятся к процессам, получившим развитие в 1970—1980-е гг. и связанным с постфордистским переструктурированием экономики и развитием глобализационных тенденций. Они являются в известной мере устаревшими, не улавливающими новое качество современного урбанистического процесса. Так считают представители современной социологической урбанистики.
В 1980-е гг. в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса и в университете Южной Каролины группа ученых приступила к исследованию процессов переструктурирования города. Объектом исследования стал Лос-Анджелес. Исследователи обнаружили, что урбанистские формы и процессы не соответствовали моделям Чи-
22 Сеннет Р. Капитализм в большом городе: глобализация, гибкость и безразличие // Логос. 2008. № 3 (66). С. 102.
23 См.: Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2008. С. 130.
кагской школы24. Они не нашли города с концентрическими зонами, упорядоченным доминирующим центром. Лос-Анджелес предстал как полиядерный урбанистский регион, в котором центр слишком слаб для того, чтобы навязывать какой-либо порядок всем его различным частям.
Опираясь на такие наблюдения, эта группа исследователей, известная в настоящее время как Лос-Анджелесская школа, сделала ряд важных теоретических выводов относительно того, как развиваются города в позднекапиталистических обществах.
Основной проблематикой урбанистских исследований всегда были пути и способы, следствием которых стали социальные и пространственные различия, а последние являются как двигателем, так и результатом процесса урбанизации. В своем обращении к этой проблематике Чикагская и Лос-Анджелесская школы опираются на различные теоретические традиции. Исходя из теорий Г. Зиммеля, Э. Дюркгейма и Г. Спенсера, представители Чикагской школы утверждали, что город дифференцируется посредством функций и пространства, интегрируется вторичными социальными ин-статутами, в результате чего он являет относительную стабильность и равновесие.
В противоположность такому подходу представители Лос-Анджелесской школы опираются на марксистские и постструктуралистские подходы и интерпретируют город как образование, радикально различное внутри себя, радикально конфликтное, радикально открытое, а также как пространство, которое продуцирует постоянные срывы, кризисы и изменения. Теоретическая особенность Лос-Анджелесской школы заключается не в ее приверженности постмодернизму, как утверждают некоторые25, а в стремлении сочетать элементы марксистских, постструктуралистских и постмодернистских теорий в целях разработки концептуального подхода, способного постичь в высшей степени дифференцированные города позднекапиталистических обществ.
Наиболее разработанной концепцией Лос-Анджелесской школы является концепция Э. Сойи. Он предложил социологическую классификацию, разработанную применительно к анализу специфики современного урбанистического процесса и формирования современных глобальных городов. Она предложена в качестве общей социологической теории "пространственности человеческой жизни" и "геоистории городского пространства".
24 Nicholls W.J. The Los Angeles school: difference, politics, city // International Journal of Urban and Regional Research. 2011. Jan. Vol. 35. N 1. P. 189.
25 Conzen M.P., Greene R.P. All the world is not Los Angeles, nor Chicago: paradigms, schools, archetypes, and the urban process // Urban Geography. 2008. Vol. 29. N 2. P. 97.
Опираясь на работы таких классиков социологической урбанистики, как А. Лефевр и Л. Мамфорд, глубоко убежденных в том, что развитие общества может быть понято только как развитие урбанистических форм социальной жизни, как реализация урбанистического общества, т.е. как анализ города, Э. Сойя считает, что основу современной социологической урбанистики должно составлять то, что он называет "пространственностью человеческой жизни". По его мнению, мы во все большей степени осознаем, что «мы суть пространственные существа, постоянно коллективно продуцирующие пространства и места, территории и регионы, среды обитания. Этот процесс производства пространственности, или "сотворения географии", начинается с тела, с конструирования и функционирования "Я", с человеческого субъекта как пространственного существа, вовлеченного в сложное отношение со своей средой. Наши действия и мысли оформляют пространство вокруг нас, но в то же время коллективно и социально спродуци-рованные пространство и места, в которых мы живем, так же оформляют наши действия и мысли. Мы только начинаем понимать, как это происходит. Используя известные термины социальной теории, можно утверждать, что человеческая пространствен-ность — продукт как человеческой агентности, так и средовой и контекстуальной структурированности»26.
Основываясь на этой концептуализации, Э. Сойя выстраивает типологизацию урбанистических форм жизни как историческую периодизацию, как "геоисторию" человеческих поселений, аккумулирующих в пространственных формах формы социальной жизни. Эта история предстает у него как история четырех урбанистических революций.
Первая урбанистическая революция связана с процессом "прото-урбанизации", начавшемся 10 тыс. лет назад в период неолита в Юго-Восточной Азии. Речь идет о формировании новых поселенческих форм (плотно расположенных прямоугольных глинобитных домов) и об организации социальной жизни, вырастающих на основе оседлой сельскохозяйственной деятельности (в отличие от охоты и собирательства) и социального порядка, укорененного в родственных или этнических связях, нуклеарной или расширенной семье, кланах и системах родства. Племенные общества развили сложные религиозные ассоциации, производственные технологии и социальные организации, базирующиеся не только на гендере, но и на возрасте, опыте, происхождении и военном навыке. Практиковались формы взаимообмена и символического бартера,
26 Soja E.W. Postmetropolis. Critical studies of cities and regions. Maiden, 2007. P. 6.
технологии перераспределения богатства, давшие старт новым политическим формам, таким, как "вождизм" или "деревня-государство".
Аграрные общества, несмотря на громадные достижения в процессах увеличения плотности населения, получения излишков продовольствия и технологических новаций (таких, как примитивные ирригационные сооружения), не привели к созданию той урбанистической формы, которая именуется городом.
Появление города Э. Сойя связывает со второй урбанистической революцией, которая произошла приблизительно 6 тыс. лет назад в долине Тигра и Евфрата. Появление города как новой урбанистической формы связано с институционализацией города-государства, широким распространением ирригационных технологий, появлением городского разделения труда и "письменной истории". Описанные процессы дали старт "цивилизации" и "городу" ("civilization" — "civitas", или "city").
Происхождение городов обычно рассматривается как результат целого набора причин: потребность в административном контроле масштабных ирригационных и поливных технологий; новые экономические возможности, связанные с торговлей на дальние расстояния; систематическое производство продуктового излишка; растущая институционализация систем родства и его административная бюрократизация; расширение религиозной и церемониальной деятельности в целях утверждения и воспроизводства широкого сообщества; растущая потребность в защите от капризов природы и внешних завоевателей; демографическое давление, связанное как с ростом населения, так и с процессами деградации среды. К сказанному некоторые исследователи добавляют влияние синекизма — чувства "объединенности" существующих деревень и городов в одну большую и консолидированную урбанистическую общность.
Все это и породило две новые формы человеческой "социальной пространственности" — город и государство, объединившиеся в единую форму города-государства. Так началась "записанная" история городов и цивилизаций от Месопотамии до Афин и Рима, европейских городов, городов Индии, Китая, Мезоамерики, Северной Америки и Северной Евразии. По мнению Э. Сойи, государство и его "расширенные формы" — империи, а затем и "воображаемое сообщество" в виде нации-государства предполагают город в качестве своей основы и базовой формы, а гражданство — как символическое движение от жителя города к жителю государства.
Третья урбанистическая революция развертывается в постфеодальной Европе с ее глобализирующей сетью колониальных метрополий и торгово-капиталистическими городами. В данном слу-
чае пространственная специфика урбанизма и связанное с ним динамичное развитие сочетались с тем, что современная западная наука называет европейской эпохой Просвещения, а также с оформлением коллективного сознания модерна. Социальное производство городского пространства начиная с XVI в. оказывается увязанным с развитием капитализма, приведшим к оформлению урбанистического промышленного капитализма и модернового метрополиса. Образцами модернового индустриально-капиталистического метрополиса можно считать "городские пространства Манчестера и Чикаго".
Четвертая урбанистическая революция, или принципиальная трансформация урбанизма, связана с появлением постметрополи-са, образцом которого общепризнанно считается Лос-Анджелес.
Анализируя литературу, посвященную современным городам, концептуализуемым в термине "постметрополис", Э. Сойя выделяет шесть основных дискурсов, в которых осуществляется анализ постметрополиса.
Первый дискурс строится вокруг постфордистского индустриального метрополиса. Он сохраняет представление о тесной связи между процессами индустриализации и урбанизации. В Лос-Анджелесе он выполняет роль господствующего академического дискурса, ориентированного на объяснение различий между поздне-модерновым (фордистским) метрополисом и "постфордистским" метрополисом. Этот дискурс пронизывает также новую литературу по урбанистской социологии и существует как теоретическая рамка понимания порядка и беспорядка в современном городе27.
Э. Сойя также констатирует утрату социологией ведущих позиций в концептуализации новых процессов урбанизации и постме-трополиса. Такая утрата позиций особенно очевидна на фоне той роли, которую играла социология при объяснении развития позд-немодернового метрополиса в послевоенные десятилетия. Отчасти ответом может служить "социологизм", который понимается Э. Сойей как возврат к устоявшимся дисциплинарным традициям как теоретической, так и эмпирической социологии. Подобный социологизм стремится представить все новое и требующее осмысления как старое и известное. Другими словами, нет нужды в смене парадигм или радикальном переосмыслении. Нечто подобное происходит с новым дискурсом относительно постфор-дистского переструктурирования отношений между урбанизмом и индустриализмом. Аналогичные тенденции охватывают и многие другие "пост" дискрусы.
27 Savage M., Warde A. Urban sociology, capitalism and modernity. N.Y., 1993.
Одной из форм такого отступления на старые дисциплинарные позиции перед лицом новых вызовов является постоянное обращение (особенно в США) к той или иной версии постиндустриального общества, которая была разработана в социологии десятилетия назад. Устойчивое использование термина "постиндустриальный" толкает к дискурсу, подчеркивающему важность индустриализации и процесса производства. Однако то, что происходит с индустриальным капиталистическим городом, выходит далеко за рамки просто упадка производящей промышленности и перехода к сервисной экономике. Деиндустриализация идет паралелльно с мощным процессом реиндустриализации, который базируется на производстве не только высокотехнологичной электроники, но также на ремесленном производстве, связанном с дешевым трудом и расширением сферы специализированных услуг.
Все это создает новые индустриальные пространства, которые значительным образом реорганизовали индустриальную географию позднемодерновой, или фордистской, метрополии. Рассмотрение новых урбанистских процессов через призму тезиса о постиндустриализме затрудняет понимание более сложного, но вместе с тем центрирующегося на производстве дискурса относительно пост-фордистской урбанизации.
Сходные проблемы возникают в связи с сохраняющейся приверженностью политически более радикальным традициям урбанистической социологии, которые оформились в 1970-е — начале 1980-х гг. Здесь особого упоминания заслуживают работы М. Ка-стельса и др., посвященные городским социальным движениям и политике коллективного потребления. Поскольку значительная часть постфордистского дискурса центрируется вокруг пространственных понятий, то ситуация все более усложняется, особенно если принять во внимание попытки британских социологов, таких как П. Сондерс, преуменьшить роль пространства и пространственного анализа в концептуальных подходах урбанистской социологии. Подобные усилия играют особенно негативную роль, если принять во внимание участие социологов в дебатах относительно постмодернизма и в критических культурных исследованиях. Ведь и в тех и в других с конца 1980-х гг. наблюдается отчетливо выраженный "пространственный поворот".
Социологи сыграли значительно более важную роль в рамках второго дискурса — дискурса глобализации и оформления мирового города. В некоторых отношениях первый и второй дискурсы конкурировали. Дискурс, посвященный глобальным городам, был ослаблен неадекватным пониманием процесса индустриального реструктурирования, а также присутствием социологизма как при-
верженности старым объяснительным парадигмам (прежде всего постиндустриальной).
Э. Сойя выступает против чрезмерного внимания к командным и контрольным функциям секторов FIRE (финансы, страхование, недвижимость) в литературе, посвященной глобальным городам. В таком сужении дискурса заключается его слабость. Тезис о том, что при формировании мирового города финансовый сектор во все большей степени удаляется от зон промышленного производства и зон продуктивной экономики, искажает общие дебаты о глобализации и формировании мирового города. Примеры Нью-Йорка и Лондона препятствуют пониманию как пространственно-сти глобализации, так и новой культурной политики идентичности и различия, утверждающейся в новых городах. Это в свою очередь расширяет брешь между социологическими исследованиями глобализации и культурными исследованиями постметрополиса, во все большей степени опирающимися на "пространственность".
Третий дискурс связан с формированием "экзополиса". Речь идет о процессе роста внешних городов, окраинных городов, а также других проявлений довольно странной урбанизации пригородов. Также речь идет о драматичном реконституировании "внутреннего города", что связано как с выездом местного населения, так и с прибытием рабочих и "культур" из "третьего мира". В результате социальная и пространственная организация постметро-полиса вносит путаницу в традиционные способы определения того, что такое городской, негородской, пригородный и т.п. Никакой другой дискурс не содержит столько вызовов, причем не только для урбанистической социологии, но и для всех урбанистских исследований.
Термин "экзополис" используется для описания этого дискурса в силу двойного смысла: "экзо" означает как то, что город перерастает традиционное городское ядро, так и то, что он уже не являет свои традиционные свойства. Такая(-ое) радикальная(-ое) де-конструкция/реконституирование способствовали появлению и других неологизмов, обозначающих новые формы, которые возникают в постметрополисе — постпригороды, метроплекс, технополис, городские деревни, региональные города, 100-мильный город. Это способствовало также появлению новых подходов к урбанистскому дизайну, таких как "новый урбанизм" в США, а также неотрадиционалистское городское планирование, которое поддерживал принц Чарльз.
Четвертый дискурс исследует переструктурированную социальную мозаику. С этим дискурсом связаны работы наибольшего числа социологов-урбанистов. Этот дискурс ориентирован на исследование того, что Э. Сойя называет метрополярностями: растущие
социальные неравенства, увеличивающиеся различия в доходах, новые виды социальной поляризации и стратификации, которые плохо ухватываются посредством неравенств, базирующихся на классовых и расовых моделях, а также на привычной модели высшего — среднего — низшего классов. Этот дискурс породил новый словарь: "янки", "перманентный или постоянный городской ан-деркласс". Существует и много других терминов: "данки" (семьи с двумя доходами без детей); "группы профессионалов высшего уровня"; "новые технократы"; "работающие бедные"; "новые сироты" (дети, растущие без родителей, а также пожилые, брошенные своими детьми); "гетто, живущие на социальное пособие", "гипергетто" и т.д.
Пятый дискурс строится вокруг понятий "тюремный город" или "тюремный архипелаг" и увязывается Э. Сойей с творчеством М. Дэ-виса, который в своих произведениях, прежде всего в "Кварцевом городе" ("City of quartz", впервые опубликован в 1990 г.), описывает Лос-Анджелес как город, переполненный тюрьмами, с садистской уличной средой, жилыми районами, которые превратились в стратегические укрепления, огороженные и охраняемые вооруженными людьми, как город, который патрулируется и охраняется высокотехнологичной полицией. Этот город сохраняется посредством "тюремных технологий насилия и социального контроля, поддерживаемых капиталом и государством"28.
Шестой дискурс Э. Сойя характеризует как симсити (simcity). Ключевым здесь является понятие симулякра, которое раскрывается через краткое воспроизведение соответствующей позиции Ж. Бодрийяра. В рамках этого дискурса утверждается, что разнообразные симуляции реального мира во все большей степени определяют урбанистское воображение и во все большей степени проникают в повседневную городскую жизнь. По мнению Э. Сойи, этот дискурс должен занять заметное место в современных урбанистских исследованиях. При этом он должен использоваться не только на микроуровне повседневной жизни, но и на уровне макроанализа урбанизации и социального производства городского пространства. Собственная позиция Э. Сойи связана с преимущественной разработкой шестого дискурса, поскольку он считает, что "городская образность" играет ключевую роль в оформляющемся способе социальной регуляции, которую французские теоретики определяют как новые режимы капиталистического накопления. Это видно на процессах, описываемых посредством первых двух дискурсов.
28 Davis M. City of quartz: excavating the future in Los Angeles. N.Y., 2006. P. 27.
Первые два дискурса притязают на теоретическое постижение наиболее мощных процессов, посредством которых происходит переструктурирование позднемодернового метрополиса. Третий и четвертый дискурсы ориентированы главным образом на исследование эмпирических последствий этих процессов. Если первый и второй дискурсы исследуют причины урбанистского переструктурирования, третий и четвертый изучают эмпирические пространственные и социальные последствия этого переструктурирования, то пятый и шестой дискурсы исследуют социетальную реакцию на последствия урбанистского переструктурирования постметро-полиса.
Э. Сойя указывает на то, что изменения, фиксируемые термином "постметрополис" и описываемые современной теоретической урбанистикой, носят повсеместный характер. При всей своей конкретике (опыт Лос-Анджелеса) речь идет об общих процессах. Более того, эти процессы не являются совершенно новыми, их истоки уходят далеко в прошлое. Однако нынешние процессы отличаются от соответствующих процессов прошлого своей интенсивностью и взаимозависимостью. Поэтому когда Э. Сойя использует термин "постметрополис", противопоставляя его "позднемодер-новому метрополису", он оговаривается, что позднемодерновый метрополис не исчез и не оказался чем-то замещенным. Вместе с тем и сам современный постметрополис стал претерпевать серьезные изменения. Постметрополис входит в новую эпоху нестабильности и кризиса, новые процессы урбанизации накладываются на старые и в совокупности предстают во все более сложных сочетаниях. Однако нигде, подчеркивает Э. Сойя, модерновый метрополис не оказался полностью стертым с лица земли.
Все это означает, что понимание новой урбанизации и урбанизма не должно вести к отбрасыванию старого понимания. Вместе с тем следует признать, что сегодняшние города со сложными отношениями между социальным процессом и пространственной формой внутри них (то, что Э. Сойя некогда назвал "социопростран-ственной диалектикой") во все большей степени отличаются от того, чем они были в 1960-е гг.
Рассматривая в связи с этим современную урбанистскую социологию, Э. Сойя отмечает, что ей необходимо избавляться от "блестящих подходов" 1970-х гг. в пользу новых подходов: от подходов М. Кастельса, Д. Харви, а также от социологии мировых систем И. Валлерстайна. Работы этих социологов были и остаются фундаментальными интерпретациями не пост-, а позднемодернового метрополиса.
Многие идеи этих теоретиков все еще могут найти себе применение, а радикальная политика, за которую они ратовали, все еще
возможна. Однако произошедшие в конце 1980-х гг. изменения носят столь драматический характер, что уже нельзя ограничиваться просто добавлением нового знания к старому. Слишком много несовместимого, «"противоречивого, слишком много разрывов". Вместо этого следует радикально переосмыслить и возможно глубинно переструктурировать, т.е. деконструировать и реконструировать, унаследованные формы урбанистского анализа, с тем чтобы ответить на практические, политические и теоретические вызовы, которые представляет собой постметрополис»29.
Подводя итог, следует также подчеркнуть, что в концепции пост-метрополиса Э. Сойи реализуется критический постмодерновый подход к урбанистическим исследованиям: этот термин используется взаимозаменяемо с термином "постмодерновый метрополис". В таком подходе находит выражение то, что иногда называется "посмодерновым урбанизмом". В свой подход Э. Сойя включает элементы постструктурализма, постмодернового феминизма, постколониальных исследований и постмарксистского анализа. Под понятием "геополитическая экономика" он подразумевает то, что называется "радикальной географией", которая включает различные гибридные формы урбанистских, регионалистских и международных политэкономических исследований. Э. Сойя также преследует цель содействовать продуктивному сочетанию "критических культурных исследований" и геополитической экономии. Он отмечает при этом, что эти две сферы интеллектуального исследования, казалось бы, сблизившиеся в 1990-е гг., в настоящее время вновь представляются несовместимыми. При этом Э. Сойя сам признает "эклектичность своего подхода".
Отличительной особенностью его концепции является приверженность пространственной или географической перспективе при разработке "практического знания". Кроме того, практическое знание призвано способствовать ослаблению унижения и неравенства, связанных с классом, гендером и другими формами социальной власти. Целью должно стать достижение "пространственной справедливости" и "региональной демократии". Эти понятия не так часто встречаются в научной литературе. По собственному признанию, Э. Сойя ставит пространство на первое место, подчеркивая возможности пространственного или географического воображения. Вообще вся его концепция находится под знаком "опростран-ствования", призванного показать фундаментальную и всеохватывающую пространственность человеческой жизни. Резюмируя,
29 Soja E. Six discourses on the posmetropolis. URL: http://www.opa-a2a.org/ dissensus/wp-content/uploads/2008/05/soja_edward_w_six_discourses_on_the_ postmetropolis.pdf (Р. 2).
можно сказать, что вся концепция Э. Сойи в методологическом плане базируется на том, что он называет "критическим пространственным воображением".
Анализ развития современной социологической урбанистики позволяет сделать выводы, касающиеся в равной мере и самих процессов урбанизации, и развития социологической урбанистики как направления и области научного исследования.
Во-первых, современная социологическая урбанистика предлагает достаточно широкий спектр теорий и схем развития мирового урбанистического процесса. Это и схемы развития, предложенные Л. Мамфордом, и движение городских форм Р. Коэна и П. Кеннеди, и теория урбанистических революций Э. Сойи. При всей сложности этих теорий и наблюдаемых в них различиях все они указывают на современность как на новый и специфический этап в развитии городской цивилизации, определяемой процессами общего переструктурирования экономической и социальной жизни на фоне процессов глобализации.
Во-вторых, опираясь на соответствующую концептуализацию новизны современного процесса урбанизации, во всех теориях современной урбанистики предлагается достаточно разработанное видение собственно социальных проблем и аспектов процесса урбанизации, подлежащих исследованию средствами социологической науки. Среди них процессы миграции, социальной дифференциации и поляризации, социальных конфликтов, социального порядка, а также процессы сегрегации, сегментации, стандартизации городской среды, обезличивания, утраты солидаристских отношений, идентичности, одиночества и т.п.
В-третьих, современная урбанистика не являет собой единства в методологическом плане. В ней присутствуют в равной мере постмарксистские, постструктуралистские, постмодернистские подходы, а также старые социологические схемы, укорененные в теориях постиндустриализма и постфордизма.
В-четвертых, можно выделить хорошо просматриваемые этапы в развитии и истории самой социологической урбанистики. Первый этап связан с разработкой социологии города в рамках классической социологической теории, ориентированной на построение общей социологической теории становления промышленных капиталистических обществ. Речь идет о теоретических построениях, принадлежащих К. Марксу, Ф. Энгельсу, Ф. Теннису, Г. Зим-мелю, М. Веберу, Э. Дюркгейму. Второй период связан с развитием социологии города в рамках Чикагской школы, в работах членов которой (Р. Парк, Э. Бёрджесс, Р. Маккензи, Х. Зорбо, Л. Вирт и др.) город становится самостоятельной областью исследования, а не просто частью общей социологической теории. Третий этап —
1970—1980-е гг., связанный с разработкой теорий, принадлежащих М. Кастельсу, Ф. Ферраротти, С. Сассен, П. Тейлору и др. Эти концептуализации оказались связанными с анализом процесса постиндустриального, постфордистского переструктурирования и началом процессов глобализации. Результатом стала разработка теорий мирового и глобального города. Четвертый этап связан с исследованиями Лос-Анджелесской школы, предлагающей новое прочтение современных урбанистических форм социальной жизни и пространства, выходящих за рамки теорий мирового и глобального города. Это работы М. Дэвиса, Э. Сойи, М. Диара и С. Фласти, в рамках которых современный урбанистический процесс предстает во всей своей сложности, конфликтности и противоречивости, а урбанистическое пространство — как не всегда когерентное и стремящееся к форме агломерации.
Проделанный в статье теоретический анализ современной социологической урбанистики позволяет сделать вывод о том, что для исследования Москвы как урбанистского региона целесообразно использовать в первую очередь воззрения Лос-Анджелесской школы. Это обусловлено прежде всего тем, что по своим размерам, динамике развития, а главное — силе значительной пространственной, социальной и культурной дифференциации и разнообразию Лос-Анджелесский урбанистский регион и "Большая Москва" являют много общих черт. Необходимо учитывать те результаты, которые получены представителями молодого поколения Лос-Анджелесской школы. Если теоретики школы в 1980-е — начале 1990-х гг. изучали структурные и культурные силы, обусловливающие социо-прост-ранственную дифференциацию, то исследователи, принадлежащие к молодому поколению, сосредоточиваются на политике, связанной с дифференциацией и неоднородностью города. Они исследуют, каким образом "различия" влияют на политические проекты, стремятся выявить, что может связать различные группы в целях достижения лучшего урбанистского будущего. Отметив различия в "поколениях", следует указать на то, что работа молодого поколения является прямым продолжением работы поколения старшего.
Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 13-03-00546).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Махрова А., Нефёдова Т., Трейвиш А. Московская агломерация и "Новая Москва" // Pro et Contra. 2012. № 6 (57).
Полякова Н.Л. ХХ век в социологических теориях общества. М., 2004.
Сассен С. Глобальный город: введение понятия // Глобальный город: теория и реальность / Под ред. Н.А. Слуки. М., 2007.
Сассен С. Глобальные города: постиндустриальные производственные площадки // Прогнозис. 2005. № 1 (2).
Сеннет Р. Капитализм в большом городе: глобализация, гибкость и безразличие // Логос. 2008. № 3 (66).
Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2008.
Castells M. The rise of the Network society: the information age, society and culture. Vol. 1. Singapore, 2010.
Castells M. The urban question: a Marxist approach. L., 1977.
ClarkN.A. The Penguin dictionary of geography. L., 1998.
Cohen R., Kennedy P. Global sociology. N.Y., 2007.
Conzen M.P., Greene R.P. All the world is not Los Angeles, nor Chicago: paradigms, schools, archetypes, and the urban process // Urban Geography. 2008. Vol. 29. N 2.
Davis M. Planet of slums. L.; N.Y, 2007.
Davis M. City of quartz: excavating the future in Los Angeles. N.Y, 2006.
Ferrarotti F. Five scenarios for the year 2000. N.Y; Westport; L.; 1986.
Friedman J. The world city hypothesis // Development and Change. 1986. N 2.
Gottdiener M., Hutchison R. The new urban sociology. Westview, 2010.
Mori T. A modeling of megalopolis formation: the maturing of city systems // Journal of Urban Economics. 1997. July. Vol. 42. Issue 1.
Morrill R. Classic map revisited: the growth of megalopolis // The Professional Geographer. 2006. Vol. 58. N 2.
Mumford L. The city in history: its origins, its transformations, and its prospects. San Diego; N.Y, 1989.
Nicholls W.J. The Los Angeles school: difference, politics, city // International Journal of Urban and Regional Research. 2011. Jan. Vol. 35. N 1.
Palen J. The urban world. L., 2008.
Sassen S. Cities in a world economy. Los Angeles, 2012.
Sassen S. Seeing like a city // The Endless City. The Urban Age Project by the London School of Economics and Deutsche Bank's Alfred Herrhausen Society / Ed. by R. Burdett, D. Sudjic. L.; N.Y, 2007.
Sassen S. The global city: New York, London, Tokyo. Princeton; Oxford, 2001.
Savage M., Warde A. Urban sociology, capitalism and modernity. N.Y, 1993.
SennettR. The conscience of the eye. The design of social life of cities. N.Y; L., 1990.
Slums of the world: the face of urban poverty in the new millennium? Nairobi, 2003.
Soja E. Postmetropolis: critical studies of cities and regions. Malden, 2000.
Soja E. Six discourses on the posmetropolis. URL: http://www.opa-a2a.org/ dissensus/wp-content/uploads/2008/05/soja_edward_w_six_discourses_on_ the_postmetropolis.pdf
Taylor P. World cities and territorial states: the rise and fall of their mutuality // World Cities in the World System / Ed. by P. Knox, P. Taylor. Cambridge, 1995.
Witherick M., Ross S, Small J. A modern dictionary of geography. N.Y, 2001.
World cities in world system / Ed. by P. Knox, P. Taylor. Cambridge, 1995.
