CC BY
77
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2015. № 4 (8). С. 147-151.
УДК 930
А. В. Свешников
ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ИСТОРИЧЕСКОГО СБОРНИКА «ПАМЯТЬ»
Общая теоретическая позиция, разделяемая авторами исторического сборника «Память», была в наибольшей степени выражена в предисловии к первому выпуску, сыгравшему роль теоретического манифеста. В нем авторы заявили о своем стремлении создать независимое научно-историческое издание, свободное от навязываемой государственным контролем фальсификации истории.
Ключевые слова: самиздат; диссиденты; историография; теоретическая программа; А. Б. Рогинский; А. Ю. Даниэль.
A. V. Sveshnikov
THE THEORETICAL PROGRAM OF HISTORICAL COLLECTION "PAMIAT' "
The unique position occupied by Pamiat', linking the dissident and academic worlds, is reflected in the programmatic statement that served as introduction to the first issue of the collection. The publication set as its goal to constitute an active moral opposition to the state's enterprise of ideological production of a falsified history.
Keywords: samizdat; dissidents; historiography; theoretical program; A. B. Roginsky; A. Y. Daniel.
В истории советского диссидентства исторический сборник «Память» занимает особое место [1-5]. В современной литературе, посвященной изучению истории советского диссидентского движения, «Память» традиционно упоминается как важная веха в истории этого движения. Однако нет ни одного научного исследования, посвященного непосредственно изучению исторического сборника «Память». Степень изученности этого вопроса сводится либо к кратким упоминаниям об издании в работах общего и справочного характера [6-9] (например, в работе Л. Алексеевой [10, с. 264-265] дается краткая общая характеристика издания с опорой на редакционное предисловие к первому тому сборника), либо к немногочисленным изданиям мемуарного характера (см., например, статьи Л. Богораз, М. Яновского и Т. Буковской в специальном приложении к журналу «Другой гид», посвященном С. В. Дедюлину [11-13], интервью А. Б. Рогинского польскому журналу «Karta» [14], статьи С. В. Де-дюлина [15-17], воспоминания Б. Равдина,
Е. Русаковой, Л. Горнштейн, Т. Притыкиной
в посвященном Ф. Ф. Перчёнку мемориальном сборнике [18, с. 234-256], воспоминания Л. И. Богораз и В. Е. Алоя [19; 20], предисловия в мемориальных сборниках, посвященных памяти Ф. Ф. Перчёнка и А. И. Доб-кина [21; 22], интервью А. Ю. Даниэля
Г. Мореву [23]). В большом количестве общих работ по истории советского диссидентства в силу различных причин про «Память» даже не упоминается [24-31]. Информация, содержащаяся в мемориальных изданиях, является достаточно фрагментарной и противоречивой. Пожалуй, единственными попытками реконструкции истории сборника «Память» можно назвать посвященную ей главу в монографии итальянского историка Марии Ферретти [32, с. 81-85], статью Барбары Мартин [33] и специальное периодическое издание «Библиограф», подготовленное С. Дедюлиным [34]. Таким образом, следует констатировать, что на сегодняшний момент не существует общепринятой истории исторического сборника «Память». В нашей статье, являющейся частью большого исследования, мы попытаемся провести анализ
© Свешников А. В., 2015
147
А. В. Свешников
теоретической программы, положенной в основу этого издания.
Идея об издании неподцензурного научного исторического сборника была окончательно согласована на встрече в Москве А. Б. Рогинского и С. В. Дедюлина с
Л. И. Богораз и А. Ю. Даниэлем в начале января 1976 г. После этого началась работа по сбору материалов для публикации. Когда сборник в основном был сформирован, возникла необходимость написать традиционное для подобного рода новых изданий «программное» предисловие. Это предисловие было написано в июне 1976 г. в Москве на квартире одного родственника А. Коротаева. В основном текст предисловия написал А. Ю. Даниэль, в его обсуждении приняли участие А. Б. Рогинский, С. В. Дедюлин, М. Я. Гефтер. Точнее сказать, вначале в ходе коллективной беседы «соавторы» озвучили определенные идеи, на основании которых под устные комментарии Рогинского и Де-дюлина А. Ю. Даниэль написал текст, вычитанный потом остальными1 [35]. Текст действительно получился «программный».
Авторы предисловия начинают с констатации важности знания о прошлом и сознательной деформации «общественной памяти», которая происходит в современном советском обществе. И деформация эта, по мнению авторов, имеет весьма существенные последствия. «Существуют заменители общественной памяти, и долгое пользование ими порождает своеобразное привыкание к пропускам в истории, к замалчиваниям, к фальсификациям. <...> Там, где нарушена общественная память, там место всем другим общественным бедам и недугам. Там, где обеднена память, обеднена - в самых жизненных основаниях - культура, а с нею вместе и нравственность во всех своих проявлениях от политики до быта» [1, V]. «Нет прошлого, закрыто будущее» [1, VII].
Деформация образа прошлого происходит в советском обществе в результате идеологического давления власти в трудах «идеологически выдержанной» официальной советской историографии. Именно она создает «миф», т. е. искаженный образ прошлого, заменяющий в угоду власти «историческую истину». А поскольку «история пишется по источникам», важнейшим средством сохра-
нения мифа является архивная политика государства, ограничение доступа в архивы и периодические их чистки в зависимости от политической конъюнктуры.
Однако «миф» дал трещину. «Еще вчера это была по-своему целостная мифологическая система. Сегодня она дала глубокие трещины, обнажившие несоответствия отдельных ее составляющих» [1, VI]. Проявлением этого является «нарастающая в глубинах общества, особенно у молодого поколения, потребность в исторической правде. Даже больше чем потребность - страсть, неодолимая тяга к достоверному, к возрождению забытого и вычеркнутого» [1, VII].
Именно задачу восстановления «подлинного исторического прошлого», вопреки лжи официальной историографии, и ставят перед собой авторы сборника. И в связи с этим «первоочередной своей целью редакция ставит сбор исторических свидетельств и последующую их публикацию. Наиболее важным здесь для нас является извлечение исторического факта из небытия, спасение его от забвения и введение в оборот - научный и общественный» [1, IX]. Это оказывается возможным в силу того, что помимо документов, хранящихся в контролируемых государством архивах, существуют «неподконтрольные», личные воспоминания и письма многочисленных свидетелей и участников исторических процессов недавнего прошлого. «. Главные наши исторические тайны - особого рода. В эти тайны посвящены миллионы людей. Можно тайно подготовить 1937 год, но осуществить его тайно представляется затруднительным. Миллионы свидетелей, и многие из них еще живы» [1, VIII]. В связи с этим «существуют непочатые источники -огромные резервы исторической памяти» [1, VIII].
Понимая масштабы поставленной таким образом задачи, редакция вовсе не претендует на ее всестороннее разрешение («Сделаем, что сможем» [1, IX]). Свою задачу она видит в публикации, т. е. в введении в научный и общественный оборот источников, не укладывающихся в миф официальной пропаганды и историографии. «Редакция считает своим долгом спасать от забвения все обреченные ныне на гибель, на исчезновение исторические факты и имена, и прежде всего имена
148
Теоретическая программа исторического сборника «Память»
погибших, затравленных, оклеветанных,
судьбы семей, разбитых или уничтоженных поголовно; а также имена тех, кто казнил, шельмовал, доносил» [1, IX]. Таким образом, сборник изначально позиционирует себя как «публикаторское» по преимуществу издание.
Конкретизируя эту задачу, редакция заявляет в предисловии о периодическом характере издания (это, по ее словам, имеет свои плюсы - возможность «диалога с читателем») и его политической и идеологической неангажированности [1, IX]. Сборник «Память», по словам авторов предисловия, стремится показать «реальную историю», не искаженную идеологической интерпретацией, во всей ее сложности и противоречивости. Свидетельством этого является содержание первого выпуска, в который включены работы авторов с различными идеологическим позициями. «...Мы печатаем... мемуары эмигрантки-монархистки, петербургской учительницы, арестованной «за религию», коммуниста, социалистки» [1, X].
В то же время, по мнению авторов, возникает проблема, связанная с тем, что в силу неподцензурного характера издания его нельзя назвать строго научным.
«Память» стремится приблизиться к научному изданию. Однако наш сборник не может, к сожалению, стать изданием по-настоящему научным.
Научная редактура требует непременной проверки источниковой ценности попадающих в сборник сообщений. Но поскольку «Память» составляется нами из материалов, которым - из-за темы, концепции, имени автора или упоминаемых лиц, иногда по причинам совершенно необъяснимым, - закрыт доступ в подцензурную печать, то, соответственно, и источники для проверки их по большей части находятся в спецхранах библиотек и архивов [1, X].
Редакция вполне отдает себе отчет в этой проблеме, оговаривает ее и по возможности старается преодолеть. «В силу этого, а также и потому, что многим фактам и не существует подтверждения (опубликованного), мы не берем на себя смелости уверять читателя в полной непогрешимости сборника. Тем не менее основное стремление редакции - это стремление к достоверности и точности публикаций» [1, X].
На наш взгляд, эта достаточно ярко, четко и целостно изложенная программа нуждается в определенных комментариях.
Во-первых, совершенно очевидно, что в ней присутствует несколько «архаичное» с точки зрения явно проявившейся уже тогда в западной методологии и теории истории противопоставление идеологически ангажированной и «подлинной, правдивой, честной, т. е. «объективной» истории. Фактически
этим авторы как бы реанимируют даже не старый позитивистский, а некий, условно говоря, «эрудитский» идеал исторической науки. Конечно, это можно объяснить незнанием авторов «современной литературы» по теории исторического познания. Но именно такое представление прошлого, по мнению авторов, необходимо, т. е. востребовано современным общественным сознанием. Люди стремятся знать, «как оно было на самом деле». Их ожидания сформировались в классический период историографии и не изменились.
Во-вторых, несмотря на этот «архаизм», редакция делает ход, вполне укладывающийся в современный им западный историографический тренд, явно опережая «официальную историографию». Конструируемая ими модель истории оказывается историей «простого человека», «маленького человека», вовлеченного в жернова исторического процесса. Это позволяет показать сложность и противоречивость истории.
В-третьих, вопреки заявлениям редакции сборник оказывается явно политически ангажированным, если поместить его в контекст идеологической ситуации второй половины 1970-х гг. С одной стороны, он явно «антисоветский», что, безусловно, «идеологическая позиция». Это, впрочем, в какой-то степени авторы осознавали, полагая, что сама «нормальная жизнь» и «объективность» идут против советского идеологического извращения. С другой - в широком спектре мнений, представленных в официальной и неподцензурной мысли, он явно тяготеет к правозащитному, т. е. либерально-социалистическому светскому прозападническому крылу. Отсюда, например, постоянный мотив полемики с Солженицыным и его историческими и историософскими взглядами. Его влияние, исходящий от него импульс при-
149
А. В. Свешников
знавали, но с ним не соглашались. По словам А. Б. Рогинского: «Книга Солженицына построена вокруг одной идеи. Нам трудно было с ней полемизировать и трудно было согласиться. Александр Исаевич утверждает: когда-то была настоящая Россия, а потом вдруг свалились с неба большевики и овладели невинной душой русского народа. Порча коснулась всех, кроме тех, кто сохранил веру в Бога. Только они остались средоточием сопротивления и нравственности» [14]. Идею сквозной полемики с Солженицыным несколько иначе озвучил и А. Ю. Даниэль2. Таким образом, заявленная авторами «объективность» оказалась недостижимым идеалом. Хотя на протяжении всех пяти выпусков авторы старались ее реализовать и многого в этом стремлении добились.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 А. Ю. Даниэлю вспоминается несколько иной алгоритм работы над предисловием: «Действительно, "рыба" обсуждена всеми еще весной, была написана мной, в мае или нач. июня, затем в М-ву приехал Добкин, и мы с ним вместе основательно посидели над текстом, он внес существенную правку. Сидели мы с Добкиным не в кв-ре родственника Коротаева, а в пустой кв-ре моего друга, переводчика и поэта Георгия Ефремова (сам он был в отъезде). Потом была еще верхняя правка Рог., возможно - вместе с Дед, этого я не знаю. Но Гефтеру, точно, он показывал. И окончательная мелкая правка (наша с А. Р.) - в момент окончательной сборки первого тома, которая действительно происходила в течение нескольких дней в квартире родственника Коротаева - его кузена Алеши Мирера, недалеко от м. "Беговая"» [36].
2 «Очень литературно хорошо сделано. Публицистически прекрасно сделано. И это произвело, конечно, впечатление на всех. И еще одно очень важное свойство этой книги... я не уверен, что я тогда мог так четко сформулировать, но впоследствии мне стало это совершенно понятно. Эта книга была сделана на соединении двух потоков памяти: непосредственная память жертв террора, личная память, мемуарная либо устная история и диссидентская рефлексия, интеллигентская рефлексия вокруг исторических проблем. Это была грандиозная попытка соединить два потока, до этого почти не пересекающихся потока. И Солженицын блестяще справился со своей задачей, по тем временам и при том круге источников, которыми он был ограничен, очень хорошо справился. И в каком-то смысле мы тогда довольно понимали, что наши замыслы - это продолжение вот этой наметившейся линии работы. Мы должны уточнять, проверять, искать новые факты, новые тексты, новые документы, публиковать их и так далее. Мы видели свою задачу в значительной степени и в продолжении, и в полемике, потому что у Солженицына прослеживалась некоторая идеоло-
гическая конструкция, которая, мне лично казалось... мне лично хотелось с ней спорить. У него такая была немножко гегельянская концепция истории: большевизм равный самому себе и в общем не менявшийся в течении всех десятилетий своей истории, этой эпохи террора. А лишь развивавший то, что в нем изначально было заложено. А мне казалось, и коллегам моим казалось, что каждая эпоха, каждый этап, каждый сюжет имеет самостоятельную логику, самостоятельную. ценность. Как мне кажется, в сборнике «Память» мы придерживались именно этой логики: есть сюжет конкретный, он существует в определенном историческом контексте, понять связь между этим сюжетом и контекстом и рассказать об этом читателю. Вот наша установка была, и, мне кажется, все разделяли эту идею» [37].
ЛИТЕРАТУРА
1. Память. Исторический сборник. Выпуск 1. М.,
1976 - New York : Khronika-Press, 1978.
2. Память. Исторический сборник. Выпуск 2. М.,
1977 - Париж : YMCA : Press, 1979.
3. Память. Исторический сборник. Выпуск 3. М.,
1978 - Париж : YMCA : Press, 1980.
4. Память. Исторический сборник. Выпуск 4. М.,
1979 - Париж : YMCA : Press, 1981.
5. Память. Исторический сборник. Выпуск 5. М.,
1980 - Париж : La Press Libre, 1982.
6. Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР. 1950-е - 1980-е / общ. ред.
В. В. Игрунов ; сост. М. Барбакадзе. - Т. 3 : После 1973 года. - М., 2005.
7. Вессье С. За вашу и нашу свободу. Диссидентское движение в России. - М. : НЛО, 2015.
8. Самиздат Ленинграда. 1950-1980- е. Литературная энциклопедия / ред. В. Долинин. - М. : НЛО, 2003.
9. N.P [erlina]. Pamyat [...] // Handbook of Russian Literature / Terras, Victor (ed.) Yale Uni. Press. 1985. - P. 328-329.
10. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. - М. ; Вильнюс : Весть, 1992.
11. Богораз Л. И. Об историческом сборнике «Память». Из книги воспоминаний «Сны памяти» // Декабрьский сбор друзей (Приложение к журналу «Другой гид». Хроника культуры. 2010. № 12). - СПб. ; Париж, 2010. - С. 156159.
12. Дедюлин С. В. Из рукописи книги «Помнить и вспомнить» // Там же. - С. 147, 151, 157, 181.
13. Яновский М. Малоизвестная статья Ларисы Богораз // Там же. - С. 146-151.
14. Из интервью Арсения Рогинского польскому
журналу «Карта» (1996). - URL: http://
hro.org.node/5665.
15. Дедюлин С. Письмо в редакцию // Вопросы литературы. - 1990. - № 1. - С. 226-231.
16. Дедюлин С. В. «Там был город.». «Северная почта»: из воспоминаний о реальном сотрудничестве редакции с поэтами и критиками // «Вторая культура». Неофициальная поэзия Ленинграда в 1970-1980-е годы : материалы международной конференции / сост. и науч.
150
Теоретическая программа исторического сборника «Память»
ред. Ж.-Ф. Жаккар, В. Фридли, Й. Хельт. -СПб. : Росток, 2013. - С. 94-108.
17. Дедюлин С. В. «Тебя здесь нет...» О «Северной почте» из дали дней // Русско-французский разговорник, или / ou Les Causeries du 7 Septembre : сборник в честь В. А. Мильчиной.
- М. : НЛО, 2014.
18. Воскреси - свое дожить хочу. Наша книга о Феликсе. - СПб., 2001.
19. Богораз Л. И. Сны памяти. - Харьков, 2009.
20. Аллой В. Записки аутсайдера // Минувшее. Вып. 21. - СПб. : Феникс - Atheniem, 1997. -
С.104-154 ; Вып.22. - С. 112-161 ; Вып. 23.
- 1998. - С. 159-203.
21. Im memoriam. Исторический сборник памяти Ф. Ф. Перчёнка. - М. ; СПб. : Феникс - Athe-neum, 1999.
22. Im memoriam. Исторический сборник памяти А. И. Добкина. - СПб. ; Париж : Феникс -Atheneum. 2000.
23. Даниэль А. «Без диссидентов политика стала
мелкой как лужа». Диссидентство как исторический феномен глазами одного из участников и исследователя. - URL: http://
www.colta.ru/artickles/dissidents/6426 (дата
обращения: 16.06.2015).
24. Безбородов А. Б., Мейер М. М., Пивовар Е. И. Материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР 1950-1980-х годов. - М., 1994.
25. Безбородов А. Б. Феномен академического диссидентства в СССР. - М., 1998.
26. Данилов А. А. История инакомыслия в России. Советский период. 1917-1991. - Уфа, 1995.
27. Королева Л. А., Королев А. А. Диссидентство в СССР: историко-правовые аспекты (19501980). - М., 2013.
28. Шубин А. В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. - М., 2008.
29. Woll J. Soviet dissident literature: a critical guide. - Boston, 1983 ; Shatz M. S. Soviet dissent in historical perspective. - Cambridge, 1980.
30. Rubinstein J. Soviet Dissent: Their Struggle for Human Rights. - Boston, 1985.
31. Schtromas A. Dissent and Political change in the Soviet Union // The Soviet Politicy in the Modern Era. - New York, 1984.
32. Feretti M. La memoria mutilate: La Russia
nicorda. - Corbacio, 1993. - S. 81-85.
33. Martin В. History as Dissent. Independent Historians in the late Soviet era and in post-Soviet Russia: from "Pamiat'" to "Memorial" // Ben Dorfman (ed.), Dissent Refracted, Peter Lang, 2015.
34. Исторический сборник «Память». «Библио-
граф». Вып. 1 / сост. С. Д. - Париж, 2000.
35. Интервью С. В. Дедюлина А. В. Свешникову. Париж. 24.01.2014 // Архив А. В. Свешникова.
36. Письмо А. Ю. Даниэля А. В. Свешникову // Архив А. В. Свешникова.
37. Интервью А. Ю. Даниэля Б. Мартин. Санкт-Петербург. 12.02.2015 // Архив А. В. Свешникова.
151
