CC BY
41
НАРОДЫ КАВКАЗА: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
УДК 94 (470.6)
ТЕНДЕНЦИИ ГРАЖДАНСКОГО ПРИМИРЕНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕФОРМАХ "РАСШИРЕНИЯ" НЭПА 1924-1926 гг. НА ЮГЕ РОССИИ
А. В. Баранов
Актуальной проблемой российского общества является регулирование конфликтов. Важен исторический опыт попыток общенационального примирения после завершения Гражданской войны [1]. Наибольший интерес представляет "расширение" новой экономической политики (осень 1924-весна 1926 гг.).
Советская историография трактовала нэп как экономическую политику переходного периода, нацеленную на постепенное изживание "капиталистических" укладов [2]. Социальные и политические аспекты выносились за рамки нэпа, сводились к "ликвидации эксплуататорских классов" и упрочению "диктатуры пролетариата" [3, 4]. Данная трактовка игнорировала противоречия и альтернативность реформ 1920-х гг. В условиях "оттепели" начинается исследование отдельных аспектов нэпа, дававших возможности гражданского примирения: курса "лицом к деревне", "оживления Советов", союза власти с крестьянами - середняками [5].
В историографии периода "перестройки" и современных исследованиях нэп переосмысливается. Историки берут за основу теории модернизации, социокультурных изменений общества. Усилиями Ю.М. Голанда [6], М. Венера [7], А.Г. Кушнира [8], В.А. Шишкина [9] выявлены методы гражданского примирения. Специфика реформ на Юге России характеризуется Я.А. Переховым [10], С.А. Кислицыным [11], А.П. Скориком и Р.Г. Тикиджьяном [12], А.В. Барановым [13]. Но спорны сущность и региональная динамика "расширения" нэпа.
Баранов Андрей Владимирович - доктор исторических наук, доктор политических наук, профессор кафедры политологии и политического управления Кубанского государственного университета, 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, e-mail: politics@ kubsu.ru, т. 8(861)2199564.
Рассмотрим тенденции гражданского примирения в рамках "расширения" нэпа 1924-1926 гг. на Юге России.
Мы применяем методологические подходы, созданные Т. Шаниным в концепции крестьянской революции [14] и В.П. Даниловым в модели многоукладного общества [15]. Реформы рассматриваются в аспекте взаимодействия власти и общества, создававшего неформальные институты и "коридор возможностей" политики.
Новая экономическая политика 19211929 гг. трактуется как курс опосредованного, постепенного строительства социализма преимущественно экономическими методами. Нэп означал не только восстановление дореволюционного уровня развития, но и модернизацию России на основе конкуренции укладов. Считаем базовыми элементы нэпа: рыночную организацию экономики; координирующую роль государства на основе сочетания рыночных и плановых методов; союз власти с трудовым крестьянством; допущение предпринимательства; ограниченный диалог власти с социальными группами общества. Нэп стал в 1924-1926 гг. преобладающей тенденцией управления многоукладным обществом.
Нэпу присущи противоречия между рыночными отношениями и их административным регулированием, экономическим плюрализмом и политической монополией, массовым сознанием и большевистской идеологией. Первоначальная доктрина нэпа исчерпывала себя по мере восстановления экономики и назревания модернизации. Логика развития требовала раздвинуть пределы нэпа,
Andrey Baranov - Doctor History, Doctor of Politics, professor of the Political Science and Political Management Department at the Kuban State University, 149 Stavropolskaya Street, Krasnodar, 350040, e-mail: politics@ kubsu.ru, tel. +7(861)2199564.
обеспечить защиту собственности и гражданских прав, допустить развитие политического плюрализма.
Выбор "расширения" нэпа можно понять в контексте краха революции в Германии и кризиса советской экономики (1923 г.). Поэтому во внутрипартийной борьбе триумвират Сталина, Зиновьева и Каменева победил группировку Троцкого. Летом и осенью 1924 г. умеренная часть руководства РКП (б) настояла на либерализации. Реформы осуществлялись во всех сферах общественной жизни. Это позволяет предпочесть определение курса осени 1924-весны 1926 гг. как "расширение" нэпа.
Стратегия строительства социализма в обособленной России требовала расширить социальную базу власти, пойти на серьезные уступки крестьянству. Но нэп оставался преимущественно "городской" политикой, в деревне сохранялась "военно-коммунистическая" система управления.
Особенность региона, по мнению ЦК РКП (б), - то, что "методы нажима" на Юге, "где еще очень ярка память о наиболее резких периодах гражданской войны, проводились особенно решительно и жестко..." [16] Как отмечал секретарь СевероКавказского крайкома РКП (б) А.И. Микоян, корыстное использование "диктаторских прав" приводило коммунистов к "величайшей замкнутости" и непопулярности [17]. Микоян признал на пленуме ЦК: "Мы оккупировали казачий район Северного Кавказа и все эти годы до последних месяцев управляли, как завоеватели в покоренной стране" [18]. В некоторых станицах почти 1/3 казаков числилась "лишенцами" [19]. К ним относили даже батраков.
Подтасовка выборов вызывала безразличие к ним. Явка на предвыборные собрания осенью 1924 г. составила 35 % в городах Северо-Кавказского края и 30,3 % в станицах [20, с. 23, 12; 21]. Земледельцы настойчиво выдвигали политические лозунги - амнистировать "лишенцев", создать "Союз хлеборобов", провести свободные выборы Советов. Обострились конфликты. Поводом к либерализации стало восстание в Грузии (август 1924 г.).
Такая ситуация сделала необходимым "оживление Советов". 19 сентября 1924 г. нарком земледелия СССР А.П. Смирнов признал на заседании президиума Северо-Кавказского крайисполкома: "когда мы доходим до сельсо-
вета, то это колесо работает вхолостую - не с крестьянством, а самостоятельно..." Смирнов поставил задачу - втянуть бедняков и середняков в работу, превратив сельсовет из "барина", командующего "мужиком", в "служащий мужику элемент" [22].
Положительный эффект дало новое Положение о сельских советах, принятое ВЦИК РСФСР 16 октября 1924 г. Документ расширил хозяйственные и культурно-бытовые полномочия местных органов. Депутат стал избираться не от 200, а от 100 чел. Состав совета увеличивался. Поставлена задача - "вовлечь все трудящееся население" в работу Советов, внедрять постоянные комиссии с участием беспартийных и сходы граждан [23]. Данные меры - признание двоевластия совета и схода. Общины сильнее советов в финансовом и организационном отношениях. Но в отличие от дореволюционной общины, земельные общества и сходы 1920-х гг. стали бессословными.
К началу реформ обострилось противоречие между растущей активностью хлеборобов и несовершенными формами участия в управлении. Так, казаки проявили наибольший интерес к беспартийным конференциям и собраниям. Явка казаков на них составила осенью 1924 г. 55 % [24]. Их волновали местные хозяйственные и бытовые вопросы (землеустройство, налоги, образование и медицина). Секретарь Кубанского окружкома РКП (б) признавал, что "у нас на Кубани и вообще везде мы обнаруживаем целый ряд уже созданных, диких организаций, никем не регулированных, созданных... без нас" [25]. В противоречии с этим в 1924 г. в районных и окружных исполкомах советов казаков можно сосчитать по пальцам [26]. Деятельность кооперативов, крестьянских комитетов общественной взаимопомощи также контролировалась властью.
В условиях региона важное значение имел казачий вопрос. Летом 1924 г. Бухарин и Сокольников в Кисловодске приняли жалобы ходоков, после чего направили в Политбюро ЦК записку с предложением пересмотреть казачью политику [10, с. 79; 27]. Видимо, соответствующие инструкции получили региональные руководители. Так, 22 сентября 1924 г. назначенный секретарем Кубанского окружкома РКП (б) С.Ф. Баранов предложил реабилитировать казаков. Главной задачей он назвал искоренение методов "воен-
ного режима", изживание глубоко въевшейся "системы командования и приказов" [28]. 10 октября Оргбюро ЦК предложило местным парторганизациям изучить причины, тормозящие "ликвидацию сословных пережитков" в быту казаков [27; 29, л. 209-210].
Значительные изменения политики РКП (б) закреплены в решениях пленума ЦК 25-27 октября 1924 г. Пленум ЦК постановил провести выборы в советы, устраняя незаконное вмешательство парторганизаций в их работу, чтобы власть завоевала доверие крестьян. Создана комиссия по казачьему вопросу при ЦК РКП (б) [30], которую возглавил С.И. Сырцов. Комиссия должна была изучить положение казачества и подготовить проект решения к пленуму ЦК [29, л. 50, 184; 31, с. 139, 302].
Либерализация на деле началась после пленума Северо-Кавказского крайкома РКП (б) 21-24 ноября 1924 г. Секретарь крайкома А.И. Микоян заявил, что "нужно тактически отказаться" от противопоставления крестьян казакам [32]. Он утверждал: "Мы должны бросить разговоры о том, что казачество контрреволюционно вообще, было и, наверное, будет,... а иногородние все революционны были и будут". Микоян поставил задачу: "доказать делом казачеству, что советская власть и партия одинаково смотрят и на трудового казака, и на иногороднего крестьянина". По мнению докладчика, опасно "перебарщивать" с навязыванием коммунистов в Советы [33]. Пленум крайкома создал комиссию по казачьему вопросу во главе с С.И. Комиссаровым. Задачи комиссии -изучить положение, проведя обследования жизни казаков в типичных станицах. Пленум одобрил вовлечение беспартийных в работу Советов [34].
29 декабря 1924 г. Президиум ЦИК СССР постановил провести повторные выборы в местностях, где нарушался законный порядок или явка граждан ниже 35 %. Реформа затронула 40 % сельских советов. Совещание при Президиуме ЦИК разработало новую инструкцию о выборах, в которой отменялись нарушения прав граждан и давалось более отчетливое определение "лишенцев". Теперь не только избирательные комиссии, но и общественные объединения, граждане могли выдвигать кандидатов. Список "лишенцев" стал оглашаться заблаговременно, введено голосование по альтернативным кандидатурам
[35]. Земледельцы включались в состав избирательных комиссий.
Важную роль в установлении доверия между обществом и государством сыграл I Северо-Кавказский краевой съезд Советов (январь 1925 г.). Председатель СНК СССР А.И. Рыков призвал забыть "все прошлое о гражданской войне", так как значительные слои населения раскаялись, доказали преданность советской власти. Казачество "в подавляющей массе стало советским" и должно получить полноправие. Нужно "гарантировать полнейшее единство, союз между рабочими, крестьянами, казаками и всеми национальностями Северного Кавказа" без привилегий [36, с. 7, 8, 80].
13 января 1925 г. президиум крайисполкома просит ВЦИК РСФСР об амнистии лояльных репатриантов и недоимщиков по налогам - 550 из 8388 заключенных края
[37]. Президиум ВЦИК 26 января амнистировал тех эмигрантов, которые не запятнали себя участием в терроре и вернутся в страну в пятидневный срок. Амнистированы рядовые участники и младший командный состав, повстанцы и должностные лица казачьих войск, признавшие советскую власть [36, с. 6-10, 80-81]. Амнистии не подлежали чины старше унтер-офицера, служащие контрразведок и карательных органов, жандармы, сотрудники пропагандистских структур белого движения
[38]. По ходатайству крайисполкома Президиум ВЦИК РСФСР амнистировал значительную (до 40 %) часть "лишенцев" [20, с. 11; 37].
Амнистия осуществлялась краевой и окружными комиссиями исполкомов. Амнистия, по нашим расчетам, снизила удельный вес "лишенцев" среди сельских избирателей РСФСР с 1,6 до 1,3 % (в Северо-Кавказском крае - с 2,4 до 1,2 %) [39]. В Донском округе восстановлены в правах 62 % "лишенцев", в том числе 1 543 из 2 065 (74,7 %) репатриантов и 2 282 из 2 482 (91,9 %) "кулаков" [40; 41, с. 33]. В Кубанском округе восстановлены в правах 52,5 % "лишенцев" [42]. Круг реабилитированных позже расширялся. Президиум крайисполкома продлил амнистию до 1 июня 1925 г., восстановил в правах бывших станичных атаманов, политических ссыльных и офицеров [37, л. 31-31об.].
Но амнистия шла вяло в решающем звене - на местах. Акты обследований работы районных и окружных комиссий подтверждают замедленность создания комиссий,
их неукомплектованность, разнобой в методах работы [38, л. 296-297, 184-184об.]. Органы ОГПУ разрешали амнистию только лояльных репатриантов.
Намечая меры по примирению "иногородних" и казаков, по снижению налогов и привлечению хлеборобов в местные Советы и кооперацию, комиссия крайкома РКП (б) одновременно требовала ускорить уравнительный передел земель. Пленум крайкома 24 января - 4 февраля 1925 г. определил задачу - "углубление классовой линии раздела в станице" [43]. Другими словами, обострялось противоречие между текущей политикой и целью создания бесклассового общества.
Крайисполком 25 февраля 1925 г. постановил провести в марте досрочные выборы местных Советов. Они состоялись при невиданной активности казаков, среднего и зажиточного крестьянства, служащих и интеллигенции. Явка сельских избирателей края росла опережающими темпами в сравнении с крестьянами всей РСФСР (соответственно, с 29,9 до 44,0 % и с 36,9 до 44,7 %) [20, с. 12; 21; 44; 45, с. 15, 18, 24]. Огромный интерес к кампании проявили казаки. Их удельный вес среди участников предвыборных собраний вырос в Донском округе с 34,2 до 41,3 %; Донецком - с 41,7 до 45,3 %; Шахтинском -с 47,6 до 52,7 %; Армавирском - с 27,7 до 36,6 %; Кубанском - с 16,6 до 32,1 %; Майкопском - с 32,2 до 42,0 %; Терском -с 31,1 до 55,2 % [46]. Явка казаков на выборы впервые сравнялась с участием иногородних.
Резко сократилось участие в сельсоветах края большевиков (с 27,2 до 10,2 %); служащих и интеллигентов (с 18,9 до 11,0 %); "иногородних" (с 72,0 до 51,9 %). Напротив, расширилось представительство казаков (с 28,0 до 48,1 %); середняков (с 37,9 до 48,1 %) и зажиточных (с 0,4 до 6,7 %) [47, л. 9].
Казаки, особенно зажиточные, действовали расчетливо и сплоченно, создавая подпольные предвыборные группировки во главе с бывшими офицерами, интеллигентами, репатриантами. Оппозиция стремилась занять места в президиумах предвыборных собраний и счетных комиссиях, используя процедурные уловки [48-50]. Основные требования казаков, выраженные на сходах и предвыборных собраниях, - конституционное равенство прав с рабочими, реабилитация всех политзаклю-
ченных и "лишенцев", свобода участия и выборов в кооперации, свобода внешней торговли, роспуск ККОВ (в них казаки составляли только 20 %) [51, л. 124]. Казаки соглашались с равноправием коренных крестьян, но часто сходы постановляли выселить иногородних из станиц, лишить их прав голоса и землепользования (в ст. Полтавской и Тимашев-ской на Кубани, в Кисловодской, Прикумской и Арзгире на Тереке и т.д.). [51, л. 37; 52-55].
В итоге только благодаря системе косвенных открытых выборов РКП (б) смогла сохранить прочный контроль над районным звеном, но господство партии в сельсоветах поколеблено. Удельный вес беспартийных председателей сельсоветов вырос в Донском округе с 13,5 до 45,6 %; в Терском - с 3,6 до 35,7 %; в Ставропольском - с 30,4 до 76,7 % [56]. Началось выдвижение казаков на руководящие посты. Они возглавили 20 % советов Донского, 29,5 - Армавирского; 27,3 % - Кубанского округов [57]. Но на районном и окружном уровнях их представительство слабо. Казаки составили 21,2 % членов райисполкомов Кубанского округа и 8,6 % членов Кубанского окружного исполкома [42; 53].
Первые итоги реформ проведены на пленуме ЦК и XIV Всероссийской конференции РКП (б) в апреле 1925 г. Политические преобразования дополнены экономическими. Разрешена сдача земли в аренду на 12 лет и выделение семей из общины на хутора, узаконен найм батраков. Сельхозналог снижен на 40 %, сделан более гибким с учетом региональных особенностей. "Кулаки" получили право участвовать в кооперации. Ограничена убыточная господдержка колхозов и совхозов. Основными плодами уступок воспользовались середняки [31, с. 341-348; 59; 60].
Комиссия ЦК РКП (б) подготовила материалы к обсуждению казачьего вопроса на пленуме ЦК в апреле 1925 г. [29, л. 2-9, 50-73; 61]. На пленуме ЦК с докладом "О положении казачества" выступил С.И. Сырцов. Он признал, что острый сословный антагонизм не изжит. Военная победа советской власти воспринята "иногородними" как возможность отомстить казакам за прежний гнет. Казаки покорились новой власти, но не приняли ее. Казачество, по мнению Сыр-цова, - не сплошь "кулаки", а в подавляющем большинстве трудящиеся. Их повышенная зажиточность и культурность в сравнении с крестьянами центральной России-де
увеличивает возможности вовлечь казаков в "социалистическое строительство". Сырцов предложил ускорить земельную реформу: важно, чтобы "классовая борьба на этой почве не затушевалась отголосками сословной борьбы" Комиссия ЦК предложила активно вводить казаков в состав советов. Намечено обеспечить равенство казаков в сфере культуры и образования [62].
Апрельский пленум ЦК РКП (б) запретил насильственные формы расказачивания. Казаки получили право служить в территориальных частях РККА (по настоянию С.И. Сырцова и А.И. Микояна), занимать выборные и административные должности, в название советов добавлено слово "казачьих" [62]. Организовано совещание при крайкоме РКП (б), которое высказалось за изучение истории и культуры казачества, возрождение его военно-патриотических традиций, вовлечение казаков в большевистскую партию [31, с. 169-171].
Но признаки недоверия к казачеству проявились в решении пленума ЦК не выносить вопрос на обсуждение XII Всероссийского съезда Советов. Эту поправку внес председатель Северо-Кавказского крайисполкома Б.П. Позерн [62, л. 76]. Реформы не привели к признанию, тем более - осуждению преступлений гражданской войны. Не были созданы казачьи фракции в местных советах, казачий отдел при крайкоме РКП (б) [62, л. 76]. А.И. Микоян не допустил возможности участия священнослужителей и "кулаков" в органах управления [63].
Половинчатая политика блокировала усилия по вовлечению казаков в РКП (б). Удельный вес казаков в партийной организации Северо-Кавказского края (без автономий) вырос за 1925 г. с 1202 до 1875 чел. (с 2,0 до 3,2 %) [64; 65], хотя казаки составляли 30,6 % населения региона [66].
Политическая линия реформ получила развитие в постановлении крайисполкома № 111 26 августа 1925 г. "О работе советов в бывших казачьих областях Северо-Кавказского края". В документе ставилась цель -закрепить сотрудничество всех слоев трудящихся. Первоочередной задачей названо выдвижение на выборные и административные должности казаков - бедняков и середняков. Серьезный шаг - создание комиссий станичных советов по содействию территориальной военной работе с участием "стариков". Уста-
навливалась квота обучения казаков в вузах, включая военную академию, для "создания новой интеллигенции". По желанию жителей разрешалось вводить в местном делопроизводстве украинский язык наряду с русским, носить войсковую форму и холодное оружие. Военнослужащие - "терармейцы" получали льготы [67]. Создана комиссия крайисполкома для выработки мер по казачьему вопросу на ближайший год [47, л. 113].
Казаки встретили создание территориальных воинских частей с воодушевлением, т.к. эта служба соответствовала многовековому образу жизни. По данным крайисполкома, к августу 1925 г. среди "переменников" в регионе казаки составляли 57,5 % [47, л. 13]. Наибольшее участие казаков, в т.ч. служивших в белых армиях, отмечено в кавалерийских частях [68, с. 51; 69]. В итоге "оживления советов" появились такие полезные формы деятельности, как комиссии, выездные заседания, отчеты чиновников на предвыборных собраниях, гласные расширенные пленумы исполкомов, окружные и краевые совещания депутатов. Они способствовали легитимации власти. Но сохранялись ограничения демократии: открытое голосование, производственный принцип выдвижения и обсуждения списков кандидатур, подчинение пленумов Советов их аппарату.
Курс реформ имел пределы. А.И. Микоян жестко отверг "политический нэп" [70]. После июля 1925 г. амнистия спущена на тормозах. 4 января 1926 г. президиум крайисполкома распустил комиссию по применению амнистии ВЦИК. В печати появились предупреждения: впредь поблажек не будет [71].
Курс либерализации не разрешил прежних противоречий, а добавил к ним новые. РКП (б) желала укрепить местные органы власти и сделать их более действенным проводником партийного влияния. Попытка устранить административный нажим дала краткосрочный эффект, но противоречила сформировавшейся системе управления и порождала разнобой в работе низовых органов. Опыт "расширения" нэпа дал свидетельства неприятия реформ на всех уровнях власти. Местные чиновники не поняли и не приняли перемены, расценили их как капитуляцию. Меры "расширения нэпа" могли постепенно подорвать всевластие РКП (б). Поэтому осенью 1925 г. наметилось ограничение, а затем свертывание реформ.
Использовав конъюнктурные затруднения в хлебозаготовках, Пленум ЦК РКП (б) настоял в октябре 1925 г. на создании групп бедноты и восстановлении льгот для колхозов [31, с. 231-232]. Новая линия вырисовалась в реплике И.В. Сталина на XIV съезде РКП (б): "Мы все против расширения нэпа" [72].
К чему привело торможение реформ с начала 1926 г.? Устанавливается директивное ценообразование как для государственных, так и для частных хлебозаготовителей; вводятся заградительные отряды на транспорте; распускаются комиссии по амнистии. В начале 1926 г. ужесточается инструкция о выборах Советов, сокращено государственное кредитование частных и кооперативных предприятий. 15 марта Сталин резко осудил на заседании Оргбюро ЦК инструкцию ВЦИК о порядке выборов [73, с. 2]. Один из показательных ударов ЦК нанес по руководству Кубанского округа. Комиссия ЦКК во главе с Эр.И. Квирингом поставила в вину окружному комитету ВКП (б) "увлечение самостоятельностью беспартийных и казаков", забвение работы с беднейшим крестьянством, провал на выборах [74].
Переломным в отказе от "расширения нэпа" стало заседание Оргбюро ЦК 29 марта 1926 г. Его резолюции повысили сельскохозяйственный налог, ужесточили курс в отношении кооперации, возобновили льготы колхозам [74]. Сдвиг к нетерпимости вызван не только слабостью реформ, но и текущими обстоятельствами борьбы за власть внутри партийной номенклатуры.
Итак, исследование подтверждает вынужденность реформ 1924-1926 гг. Основные направления "расширения" нэпа включали в себя экономические меры (разрешение долгосрочной аренды, ограничение государственного вмешательства в кооперативное движение, гибкую ценовую и налоговую политику); в социальном аспекте - союз государства с середняками (на Юге - во многом союз с трудовым казачеством), дистанцирование от беднейшего крестьянства. В политическом аспекте - амнистия "лишенцев" и репатриантов, альтернативные выборы, внедрение форм обратной связи с населением: постоянных комиссий советов, станичных сходов, что привело к легализации оппозиции. Власть встала перед выбором: перерождаться, создавая гарантии частной собственности, политических
свобод, законности. Или - вести общество к новой революции, опираясь на уравнительные настроения беднейших слоев.
Реформы проводились для укрепления власти РКП (б), а не ее подрыва. Поэтому проигрыш большевиками выборов стимулировал отказ от реформ в 1926 г. Для длительного применения демократических методов номенклатуре не хватало ни ресурсов, ни культуры управления. Трансформация общества на основе рыночной экономики, социального партнерства и отказа от монопольного правления была невозможна для большевистской партии: она угрожала утратой власти. Тенденции гражданского примирения не получили достаточной социальной базы, что вызвало свертывание реформ.
ЛИТЕРАТУРА
1. Данилов С.Ю. Гражданская война и общенациональное примирение: США, Россия, Испания. М.: Изд-во ГУ-ВШЭ, 2004. 152 с.
2. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. М.: ОГИЗ, 1952. 352 с.
3. Новая экономическая политика: Вопросы теории и истории / Отв. ред. М.П. Ким. М.: Наука, 1974. 360 с.
4. Трифонов И.Я. Классы и классовая борьба в СССР в годы нэпа. В 2 ч. Ч. 2. Л.: Изд-во Ле-нингр. ун-та, 1969. 288 с.
5. Перехов Я.А. Политика Коммунистической партии по вовлечению казачества Дона и Кубани в социалистическое строительство (1920-1925 гг.): Дис. ... канд. ист. наук. Ростов н/Д, 1966. 270 с.
6. Голанд Ю.М. Кризисы, разрушившие НЭП. М.: Начала, 1998. 160 с.
7. Венер М. Лицом к деревне: Советская власть и крестьянский вопрос (1924-1925 гг.) // Отечественная история. 1993. № 5. С. 86-107.
8. Кушнир А.Г. Демократическая альтернатива середины 20-х годов. М.: Изд-во Моск. политех. ин-та, 1989. 223 с.
9. Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика: Послереволюционная Россия (1917-1928 гг.). СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. 399 с.
10. Перехов Я. А. Власть и казачество: поиск согласия (1920-1926 гг.). Ростов н/Д: Гефест, 1997. 138 с.
11. Кислицын С.А. Советское государство и политика расказачивания // Ученые записки Донск. юрид. ин-та. Ростов н/Д: Гефест, 1997. Т. 6. С. 111-316.
12. Скорик А.П., Тикиджьян Р.Г. Донцы в 1920-х годах. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. 244 с.
13. Баранов А.В. Социальное и политическое развитие Северного Кавказа в условиях новой экономической политики. СПб.: Нестор, 1996. 354 с. С. 226-260.
14. Shanin Т. The Awkward Class: Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 1910-1925. Oxford: Clarendon Press, 1972. XV, 253 p.
15. Данилов В.П. Социально-экономические уклады в советской доколхозной деревне: их соотношение и взаимодействие // Данилов В.П. История крестьянства России в ХХ веке: В 2 т. Т. 1. М.: РОССПЭН, 2011. С. 554-570.
16. Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 68. Д. 274. Л. 180.
17. Центр документации новейшей истории Ростовской области (далее - ЦДНИРО). Ф. 7. Оп. 1. Д. 195. Л. 18-23.
18. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 215. Л. 273; Д. 8. Л. 244, 251.
19. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 8. Л. 199.
20. Избирательная кампания в Советы РСФСР. М.: Изд-во НКВД РСФСР, 1925. Вып. II. 172 с.
21. Отчет о деятельности Северо-Кавказского крайисполкома за 1924-1925 хозяйственный год. Ростов н/Д: Изд-во Севкавкрайисполкома, 1926. 519 с. C. 401.
22. Государственный архив Ростовской области (далее - ГАРО). Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 3. Л. 41-43, 49.
23. Собрание узаконений РСФСР. 1924. № 82. Ст. 827.
24. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 16. Д. 952. Л. 51.
25. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (далее - ЦДНИКК). Ф. 8. Оп. 1. Д. 35. Л. 23.
26. Там же. Ф. 2816. Оп. 1. Д. 52. Л. 5-6.
27. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 154. Л. 56.
28. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 115. Л. 4; Д. 35. Л. 7-8.
29. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 154. Л. 56; Оп. б/н. Д. 235/1.
30. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 150. Л. 57, 67.
31. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций, пленумов ЦК: В 15 т. Т. 3. М.: Политиздат, 1984. 494 с.
32. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 8. Л. 79; Д. 6. Л. 28.
33. Материалы 3-го пленума Севкавкрайкома РКП (б). Ростов н/Д: Изд-во Севкавкрайкома РКП (б), 1924. 139 с. С. 64-65.
34. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 50. Л. 4-5; Д. 100. Л. 2; Д. 102. Л. 2.
35. Собрание законодательства СССР. 1925. № 6. Ст. 55.
36. Стенографический отчет I краевого съезда советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Северо-Кавказского края. Ростов н/Д: Изд-во Севкавкрайисполкома, 1925. 364 с.
37. ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 8. Л. 14-16об.
38. ГАРО. Ф. Р-1798. Оп. 1. Д. 987. Л. 2-7.
39. Баранов А.В. Многоукладное общество Северного Кавказа в условиях новой экономической политики. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 1999. 345 с. С. 337.
40. Отчет Донского окружного комитета РКП (б) (1.10.1924-1.10.1925). Ростов н/Д: Изд-во окружкома РКП (б), 1925. 153 с. С. 149.
41. Семенов А.И. Что говорят результаты перевыборов и довыборов в сельсоветы // Северо-Кавказский край. Ростов н/Д, 1925. № 4. С. 30-34.
42. Бюллетень Кубанского окружного исполкома Советов. Краснодар, 1926. № 3(15). С. 18; 1925. № 5(8). С. 67.
43. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 93. Л. 133.
44. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 1235. Оп. 103. Д. 695. Л. 11.
45. Титков А. Предварительные итоги перевыборов Советов в крае // Северо-Кавказский край. Ростов н/Д, 1926. № 4. С. 13-29.
46. ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 241. Л. 1-3.
47. ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 224.
48. Центр документации новейшей истории Ставропольского края (далее - ЦДНИСК). Ф. 5938. Оп. 1. Д. 12. Л. 108, 110, 124, 127.
49. Кубанская станица на выборах в советы. Март 1925 г. Краснодар: Изд-во Кубан. окр. к-та РКП(б), 1925. 37 с. С. 7.
50. Краевое совещание по работе в деревне при Северо-Кавказском крайкоме РКП (б) 16.III.-20.III.1925 г. Ростов н/Д: Изд-во Севкавкрайкома РКП (б), 1925. 216 с. С. 141.
51. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 215.
52. ЦДНИРО. Л. 37; Д. 595. Л. 555-557.
53. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 114. Л. 109; Д. 110. Л. 48.
54. Материалы 2-го широкого совещания завор-гов райкомов Кубанской окружной организации РКП (б) 11-17 окт. 1925 г. Краснодар: Изд-во Ку-бан. окружкома, 1925. 68 с. С. 61-68.
55. ЦДНИСК. Ф. 5938. Оп. 1. Д. 12. Л. 219-221.
56. Материалы к отчетному докладу Сев.-Кав. краев. комитета Р.К.П. (б) Ш-й Сев.-Кав. парт. конференции. Ростов н /Д: Изд-во Севкавкрайкома РКП (б), 1925. 248 с. С. 118.
57. ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 444. Л. 22; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 16. Д. 951. Л. 104.
58. Бюллетень Кубанского окружного исполкома Советов. Краснодар. 1925. № 4. С. 11-12.
59. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 456. Л. 7.
60. Статистический справочник по Северо-Кавказскому краю. Ростов н/Д: Изд-во Сев.-кав. краев. стат. упр., 1930. 686 с. С. 622-633.
61. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. б/н. Д. 235/1. Л. 2-9, 50-73; Д. 200. Л. 8, 13-23.
62. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 179. Л. 58, 69, 74,76, 80.
63. Микоян А.И. Партия и казачество. Статьи и речи. Ростов н/Д: Советский Юг, 1925. 66 с. С. 6, 7, 29-30, 50.
64. Воскобойников Г.Л., Прилепский Д.К. Казачество и социализм. Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1986. 160 с. С. 98.
65. Северо-Кавказская краевая парторганизация ВКП(б) в цифрах. Ростов н/Д: Изд-во Севкавкрайкома ВКП(б), 1926. Вып 3. 28 с. С. 27.
66. Казачество Северо-Кавказского края. Итоги переписи населения 1926 г. Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. краев. стат. упр., 1928. 99 с. С. 3, 7-11.
67. Известия Северо-Кавказского крайисполкома. Ростов н/Д, 1925. № 15. С. 15-17.
68. Воскобойников Г.Л. Казачество в Красной армии в 20-е-30-е гг. XX в. // Кубанское казачество: Три века исторического пути. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 1996. С. 49-52.
69. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 200. Л. 91.
70. Микоян А.И. Партия и казачество. Статьи и речи. Ростов н/Д, 1925. С. 6, 7.
71. ГАРО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. Д. 210. Л. 141об.
72. Сталин И.В. Заключительное слово по политическому отчету ЦК 23 декабря // Сталин И.В. Соч.: В 13 т. Т. 7. М.: ОГИЗ, 1949. 424 с. С. 357.
73. Известия ЦК ВКП (б). 1926. № 16-17.
74. ЦДНИКК. Ф. 8. Оп. 1. Д. 208. Л. 10-13 об.
3 сентября 2013 г.
УДК 316.752
КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОКИ МЕНТАЛЬНОСТИ
КАЛМЫЦКОГО ЭТНОСА
М.Е. Тюмидова
Ментальность - уровень индивидуального и общественного сознания; ее до самого последнего времени в нашей стране не принимали должным образом в расчет ни ученые, ни политики, сосредоточившиеся внимание преимущественно на идеологии. Современное общество признает существование религиозной, национальной, тоталитарной и другого рода ментальности. Ментальность является частью этнического сознания, которое в свою очередь считается одним из главных отличительных признаков этноса.
Этническая ментальность калмыков как целостность настоятельно требует ее всестороннего философско-культурологического исследования. В нем органически увязывается ее концептуальный анализ с мировоззренческими и методологическими тенденциями современного философского и общекультурного дискурса. Своеобразие нынешней постмодернистской ситуации как ситуации плюрализма культур и традиций ставит проблему выявления механизма формирования менталь-ности калмыков как целостности с учетом, прежде всего, глобальных кросскультурных взаимодействий. Отсюда возникает целый ряд важных для философского осмысления данной проблемы вопросов, в частности вопрос о границах, разделяющих универсальное
Тюмидова Марина Егоровна - лаборант кафедры философии и культурологии Калмыцкого государственного университета, 358014, г. Элиста, ул. Пушкина, 11, e-mail: [email protected], т. 8(84722)23542.
и самобытное, общечеловеческое и национальное. Актуальной видится задача поиска такого философско-культурологического дискурса, который представил бы этническую менталь-ность калмыков не только как целостность, но и смог бы объять и глубину постоянств (преемственности) и новизну изменений. Естественно, необходима разработка соответствующего понятийно-категориального аппарата проблематики, создание интеллектуального инструментария для серьезного научного описания и ее гармоничной интеграции в общее научное поле.
В этом смысле проблема философского осмысления ментальности калмыков как целостности представляет чрезвычайную методологическую важность при анализе идентичности калмыцкого народа. Он важен не только в контексте общих культурфило-софских размышлений, но и сохранения этносом своей исторически непрерывной, но видоизменяющейся идентичности. По мнению В.Н. Бадмаева, этнокультурная идентичность представляет собой не столько данность, которая нуждается в каком-либо подтверждении, сколько заданность для свободной самореализации и самоопределения [1].
Целостное осмысление ментальности калмыцкого народа важно для решения проблем его современной самоидентификации,
Marina Tyumidova - Laboratory, Department of Philosophy and Cultural Studies at the Kalmyk State University, 11, Pushkin Street, Elista, 358014, e-mail: [email protected], tel. +7 (84722)23542.
