CC BY
87
УДК 902/904
ТЕМЯСОВСКИЙ КУРГАННЫЙ МОГИЛЬНИК
© А.Н. Султанова,
кандидат исторических наук, доцент,
Башкирский государственный университет,
ул. Заки Валиди, 32,
450076, г. Уфа, Российская Федерация
© Ф.А. Сунгатов,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник, директор,
ООО «Архпроектизыскание», ул. Сельская, 37,
450520, с. Зубово, Уфимский район,
Российская Федерация,
эл. почта: [email protected]
В работе представлены результаты археологических исследований кургана 9 могильника Темясово-1, расположенного в Баймак-ском районе Республики Башкортостан. Под курганом выявлена одна погребальная камера, содержавшая останки трех захороненных, лежавших параллельно друг другу Антропологическое определение показало, что они принадлежат подростку 10-12 лет, женщине и мужчине зрелого возраста. На всех черепах следы выраженной искусственной деформации циркулярного типа. Один череп скелета определяется как европеоидный с некоторой долей «монголоидных» признаков. Типологически он сближается с представителями среднеазиатско-казахстанского варианта гунно-сарматов (позднесарматского населения) степного Приуралья II-IV вв. Одонтологические данные также указывают на «смешанный» морфотип погребенных, а характер распределения различных генетических аномалий позволяет заключить об их родстве. Анализ индикаторов механического стресса типа физической активности свидетельствует о том, что мужчина и женщина являлись всадниками.
Обнаруженный инвентарь представлен различными изделиями: биконической пряслицей, бронзовой фибулой с коленчато-изогну-той спинкой с завитком на конце, калачиковидной серьгой, длинным ножом с составной костяной рукоятью и бронзовым котлом с петле-видными ручками. В статье дается морфологическое описание обнаруженных предметов, приводятся аналогии из синхронных памятников Южного Приуралья, Нижнего Поволжья, рассматриваются вопросы их датировки, определяется место комплекса в хронологической шкале гунно-сарматских древностей ареала Урало-Казахстанских степей. Имеющиеся аналогии и данные взаимовстречаемости хронологически значимых артефактов позволяют погребальный комплекс датировать в рамках III в. и отнести к древностям гунно-сарматского времени. Определение хронологической позиции комплекса позволила уточнить хронологические рамки существования Темясовского некрополя.
Ключевые слова: Южное Приуралье, Урало-Казахстанские степи, гунно-сарматская культура, позднесарматское время, Темясово-1, могильник, хроноиндикатор, фибула, кала-чиковидная серьга, пряслице, бронзовый котел
© A.N. Sultanova1, F.A. Sungatov2
THE TEMYASOVO BURIAL MOUND
1 Bashkir State University, 32, ulitsa Zaki Validi,
450076, Ufa, Russian Federation
2 LLC "Arkhproektizyskanie" ("Archaeological Survey Project")
37, ulitsa Selskaya,
450520, Zubovo, Ufa District, Russian
Federation,
e-mail: [email protected]
The article presents the results of archaeological research on barrow 9 of Temyasovo 1 burial ground located in the Baymak District (Republic of Bashkortostan, Russia). Under the embankment of the mound we found a burial chamber with three human skeletal remains lying parallel to each other. An anthropological assessment has shown that they belong to a child 10-12 years old, a woman and a man of mature age. The skulls bear apparent traces of artificial deformation of the circular type. One skull is identified as a Caucasoid with some "Mongoloid" features. Typologically, it resembles those of the representatives of the Central Asian-Kazakh type of the Hun-Sarmatian (Late Sarmatian) population in the Ural steppe zone of the 2nd to 4th centuries AD. Dental data also testify to a "mixed" morphotype of the buried humans. The distribution pattern of various genetic abnormalities leads to the conclusion about their kinship relations. Analysis of the mechanical stress marks, such as physical activity indicators, suggests that the man and the woman were horseback riders.
The list of grave goods includes a variety of items, among which a biconical spindle whorl, a bronze knee-shaped fibula brooch with a scroll at the tail-end, a lunula earring, a long knife with a composite bone handle and a bronze pot with loop-shaped handles. The article gives a morphological description of the items discovered, draws analogies with coeval archaeological sites of the South Urals and the Lower Volga Region, discusses their dating and determines the position of the complex in the chronological scale of Hun-Sarmatian antiquities
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
V /2
in the Ural-Kazakhstan steppes. Analysis of the available analogues and mutual occurrence of chronologically relevant artifacts allows us to date the complex back to the 3rd century and attribute it to antiquities of the Hun-Sarmatian time. The determination of its chronological position makes it possible to clarify the chronological limits of existence of the Temyasovo necropolis.
Key words: South Urals, Ural-Kazakhstan steppes, Hun-Sarmatian culture, Late Sarmatian time, Temyasovo 1, burial ground, chrono-indicator, fibula brooch, lunula earring, spindle whorl, bronze pot
Темясовский курганный могильник расположен в Баймакском районе Республики Башкортостан, восточнее села Темясово, на возвышенности широкого мыса правого берега р. Сакмары, в местности именуемой «Карагай-мурун».
По архивным данным и сведениям научной литературы известно, что могильник в своем составе имел 13 курганных насыпей. Памятник выявлен в 1963 г. М.Х. Садыковой. В тот же год ею был раскопан курган без следов захоронения [4, с. 190, № 1757]. В 1970—1972 гг. на памятнике раскопки курганов проводил Н.А. Мажитов. Материалы данных раскопок были введены в научный оборот публикацией А.Х. Пшеничнюка и М.Ш. Резяпова [22, с. 132-140]. В 1990 г.
курганный могильник был осмотрен Б.Б. Агеевым [3, с. 223, № 391]. В середине 90-х годов ХХ в. экспедицией Научно-производственного центра Министерства культуры РБ под руководством Р.А. Миг-ранова был исследован один курган.
В предлагаемой статье публикуются материалы кургана 9, который располагался северо-восточнее основной группы курганов. Диаметр его 12 м, высота 0,5 м (рис. 1, А). Вскрытие выявленной могильной ямы привело к обнаружению трех костяков, лежавших параллельно друг другу. Погребальная камера (рис. 1, Б) простой конструкции: длинными стенками ориентирована по линии ЮВ-СЗ, размеры ямы 2,45x2,80 м, глубина от уровня материка
Рис. 1. А - план и стратиграфические разрезы бровок кургана 9 памятника «Темясово-1, курганный могильник»; Б - план погребения кургана 9 могильника «Темясово-1»:
1 - глиняный сосуд (костяк 1); 2-3 - серьги со стеклянными вставками (костяк 2); 4 - бронзовая фибула (костяк 2); 5-6 - стеклянные бусины (костяк 2); 7 - пряслице (костяк 3); 8 - бронзовый котел (костяк 3); 9 - железный нож с костяной рукоятью (костяк 3); 10 - остатки органической подстилки.
..............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2017, том 22, № 1 (85) 11111111111111111111111111111111111111111НППНННВД
75 см, стенки отвесные, дно ровное, углы округлые.
Костяк 1 располагался у длинной северозападной стенки ямы. Анатомический порядок расположения костей скелета нарушен — кости ног отсутствуют за исключением одной тазобедренной кости, располагавшейся параллельно локтевым костям правой руки. Тазовые кости сдвинуты. У костяка также отсутствуют кости левой руки. Позвоночный столб с явным искривлением. Череп имеет четкие следы искусственной деформации, судя по которому определяется принадлежность его подростку 10—12 лет1. Судя по сохранившимся костям, сохранявшим анатомический порядок, можно говорить, что захороненный был ориентирован головой на северо-запад и уложен на спине (рис. 1, Б; рис. 2). При костяке какие-либо предметы, за исключением раздавленного лепного неорнаментированного сосуда, не обнаружены (рис. 3, 9—10).
Костяк 2 (женский), уложенный вытянуто на спине с ориентировкой головы на северо-запад, располагался в центре могильной ямы. Лицевая часть черепа слегка повернута на восток (рис. 1, Б; рис. 2). Скелет имеет хорошую степень сохранности, череп с признаками
Рис. 2. «Темясово-1, курганный могильник». Фото погребения кургана 9:
1 - глиняный сосуд (костяк 1); 2-3 - серьги со стеклянными вставками (костяк 2); 4 - бронзовая фибула (костяк 2); 5-6 - стеклянные бусины (костяк 2); 7 - пряслице (костяк 3); 8 - бронзовый котел (костяк 3); 9 - железный нож с костяной рукоятью (костяк 3); 10 - остатки органической подстилки
циркулярной деформации. На его правой скуловой кости зафиксирован след разрушенного бронзового изделия. С левой стороны под черепом обнаружена бронзовая серьга калачико-видной формы (рис. 3, 1—2).
Левая кисть находится частично под кистью правой руки костяка 3. На левом и правом запястьях находились золотостеклянные бусины и бусы светло-зеленого стекла (браслет?) плохой сохранности. Ниже левой ключицы костяка находилась крупная бронзовая фибула (рис. 3, 3—4).
У правой височной кости зафиксировано нахождение ассиметричного биконическо-го глиняного пряслица (рис. 3, 5—6). Слева от черепа обнаружен бронзовый котел с ручками (рис. 3, 11). Параллельно левой бедренной кости ноги находился однолезвийный железный нож с костяной гладкой ручкой (рис. 3, 7—8). Острием нож ориентирован на С.-З.
Рис. 3. «Темясово-1, курганный могильник». Погребальный инвентарь погребения кургана 9: 1-2 - серьга со стеклянными вставками (костяк 2 -фото и прорисовка); 3-4 - бронзовая фибула (костяк 2 - фото и прорисовка); 5-6 - пряслице (костяк 3 -фото и прорисовка); 7-8 - железный нож с костяной рукоятью (костяк 3 - фото и прорисовка); 9 - глиняный сосуд (костяк 1 - графическая реконструкция); 10 - глиняный сосуд (костяк 1 - реконструкция сосуда в программе 3D Мах 2011); 11 - бронзовый котел (костяк 3)
1Здесь и далее антропологическое определение к.б.н. В.В. Куфтерина
...........ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2017
Под костяком в районе ног были зафиксированы следы органической подстилки (рис. 1, Б; рис. 2). Также фиксировались остатки волокон подстилки под кистями рук костяка 2 и 3.
Устанавливается следующая последовательность захоронения: первым погребен подросток, в дальнейшем к нему было совершено подзахоронение еще двух умерших. Видимо, при совершении захоронений произошло разрушение костяка 1 — кости левой руки и ног большей частью оказались за пределами ямы. Женщина и мужчина (костяки 2 и 3) были погребены одновременно, на что указывает расположение кистей рук (правой у костяка 3 и левой у костяка 2).
Погребальный инвентарь погребения. Глиняный сосуд фрагментирован, но поддается графической реконструкции (рис. 3, 9—10) и характеризуется как сосуд с уплощенным дном, раздутым туловом, невысокой и слабо-профилированной шейкой. В тесте фиксируется примесь шамота. Изготовлен из ожелезнен-ной среднепластичной глины с естественной примесью песка размером в концентрации 1:7. В составе теста присутствует шамот в концентрации 1:4 и органический раствор. Поверхность изделия носит следы предварительного заглаживания пальцами, а на завершающем этапе деревянным ножом. Обжиг произведен в окислительной среде2.
Представленный сосуд находит аналогии в материалах некоторых погребальных комплексов, исследованных к настоящему времени в степной зоне Приуралья [11, рис. 8, 6; 13, 13; 32, 13; 19, рис. 179, 2; 182, 9 и др.]. В целом, он типичен для памятников поздне-сарматского времени. Характеристика формовочной массы, его морфология указывают на принадлежность к ассортименту изделий гончаров населения Урало-Казахстанских степей II—IV вв. н.э.
Калачиковидная серьга (рис. 3, 1—2). У украшения относительно удовлетворительно сохранилось лишь тулово, состоящее из двух рельефных пластин, имеющих полушаровидные выпуклости в боковых частях. Нижняя
часть оформлена в форме трехбусинной грозди. На внешней и оборотной стороне серьги — стеклянные вставки в гнездах. Одна из них из стекла с золотой фольгой и желто-коричневым внешним слоем, вторая — из стекла светло-зеленого цвета.
Подобным серьгам имеются аналогии в памятниках степного Южного Урала [10, рис. 4, 12; 6, 8; 11, рис. 12, 8; 17, 12], а также в Приуралье [23, рис. 3, 1—2; 6, 6—7]. Подобный тип украшений является переходной формой калачиковидных серег к образцам гроздевидных серег салтовского облика [12, с. 190, рис. 60; 14, с. 242].
Фибула имеет высокий сплошной приемник с завитком на конце, низкий коленчатои-зогнутый корпус из пластины вытянуто-под-треугольной формы и стержневидную иглу. Пружина четырехвитковая с верхней тетивой.
Фибулы данной формы рядом исследователей выделены в особую группу [2, с. 46, рис. 5, 19; 16, с. 182-183; 24, с. 114-115]. Они представлены в материалах позднесарматских захоронений волго-донских [13, рис. 5, 6; 24, рис. 6, 2—5; 15, рис. 13, 5] и приуральских степей [10, рис. 2, 10; 11, рис. 23, 13; 25, 14; 28, 1; 35, 18; 36, 4; 18, рис.167, 10; 172, 7; 173, 3 и др.; 22, 6, 14, 18\. Отдельные экземпляры обнаружены далеко к северу от основной территории их расселения [27, с. 136, рис. 2, 9], а также на Северном Кавказе, где они указывают на присутствие по-знесарматского компонента среди населения Центрального Кавказа [1, рис. 44, 9; 19, рис. 2, 5].
А.К. Амброз склонялся к мысли, что данные фибулы являются южноуральским вариантом фибул и датированы концом III — началом IV в. н.э. [2, с. 46, 95]. Данное мнение о месте их производства затем было подтверждено анализом сплавов фибул Лебедевского могильника [20, с. 192].
А.С. Скрипкиным аналогичные фибулы выделены в хронологическую группу более широкого диапазона — конца III—IV вв. н.э. и представлены как самые поздние находки у сарматов Нижнего Поволжья [24,
2 Анализ керамики произведен магистрантом исторического факультета БашГУ А.К. Фазрахмановой
...............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2017, том 22, № 1 (85) 11111111111111111111111111111111111111111 НППННН^У
с. 115, рис. 6, 6—17; 25, с. 32, 53, рис. 12, 32]. М.Г. Мошкова такие находки помещает в более ранний хронологический отрезок и ограничивает их время концом II — первой половиной III в. н.э. [20, с. 190—191; 21, с. 253].
Комплексы, содержащие аналогичные фибулы, В.Ю. Малашев по совокупности представленных в них хроноинди-каторов считает возможным датировать в рамках III в. Также, опираясь на результаты датировки фибул и ременной гарнитуры Покровских могильников, говорит о хронологической лакуне, датируемой IV в. [18, с. 62—63]. Соответственно, судя по выкладкам В.Ю. Малашева, Темясовский могильник укладывается в рамки III в.
Аналогичные находки с территории Урало-Казахстанских степей С.Г. Боталовым отнесены к раннему этапу гунно-сармат-ских древностей — ко II—III вв. [12, с. 199]. Предпринятый анализ хронологической позиции фибул эпохи раннего железного века В.В. Кропотова показал, что фибулы данного типа бытовали в основном в рамках III в. [16, с. 204, рис. 57].
Биконическое глиняное пряслице. Подобные находки встречены во многих комплексах II—IV вв. н.э Урало-Казахстанских степей [27, рис. 2, 13; 11, рис. 9, 50; 12, 7; 25, 20; 18, рис. 159, 3—4]. Судя по данным В.Ю. Малашева, такая форма пряслиц в Покровских могильниках является ведущей [18, с. 65]. Эта же форма пряслиц считается единственной в серии их находок в ранее исследованных погребениях Темясовского могильника [22, рис. 1, 9—12].
Бронзовый котел имеет яйцевидное ту-лово и низкоуплощенную выделенную подножку. Припаянные к тулову ручки арочной формы снабжены тремя грибовидными отростками. В верхней части тулово украшено одним тонким горизонтальным швом. На тулове в двух местах заметны следы ремонта в виде заплаток. Высота котла 19,6 см, диаметр устья 13,5 см, диаметр подножки 4,8 см, толщина стенок 0,5 см.
Под каждой ручкой котла имеются утопленные в стенку углубления до 2—3 мм: одна из них округлых очертаний диаметром 1 см, вторая — в виде шестиугольника диаметром 1,2 см. Вероятно, что данные углубления на
_............ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ
стенке котла несут какую-то смысловую нагрузку и, по нашему предположению, могут являться тамгами. Для такого суждения имеется основание, выражающееся в наличии аналогии — котел из Наваринского погребения, имеющий тамгообразный знак, помещенный также под ручкой котла. По заключению С.Г. Боталова, наличие тамг под ручками котлов есть своеобразная традиция гунно-сарматского населения [5, с. 373, рис. 4.1, 1-2].
Котлы этого типа большей частью обнаружены в комплексах, датируемых II—III вв. [5, рис. 4.1, 1-2; 12, с. 190; 202; 14, с. 241; 11, с. 132, рис. 14, 7]. Исследователи указывают, что они имеют много общего с находками их в Туве. Тувинский регион является связующим в транзите этих форм котлов из Ордоса и Монголии через Урало-Казахстанские степи в Заволжье [12, с. 202, 228, рис. 58].
Исследование Н.А. Боковенко установило, что находки котлов аналогичного типа локализуются также в Поволжье, а отдельные экземпляры найдены в Подонье и на Северном Кавказе. Дата их бытования исследователем ограничена рамками II—III вв. н.э. [8, с. 233—234].
Нож однолезвийный с прямой спинкой и слегка сужающимся в нижней трети к острию лезвия. Насад рукояти без оформленного перехода в лезвие. На костяной ручке, состоящей из двух отполированных костяных пластин, фиксируются 3 железных штифта. Два штифта скрепляли костяные пластины с полотном рукояти, а один — сами пластины между собой. Место перехода рукояти в лезвие оформлено в виде арочного выреза.
Круг аналогий ножей подобной конструкции достаточно широк и указывают на то, что основная территория их распространения является степная зона от низовьев Дона до Зауралья и Восточного Приаралья [7, рис. 1, 32; 11, рис. 23, 3; 17, с. 203, рис. 97; 6, рис. 2, 22; 18, с. 65, рис. 174, 3; 21, с. 251, рис. 9, 5]. Самый близкий по морфологическим особенностям экземпляр обнаружен в кургане у д. Машевка Саратовской области [13, рис. 3, 1].
В.Ю. Малашев допускает, что данные предметы своим происхождением могут быть связаны с указанными выше районами. Однако, учитывая особый принцип сложносо-
2017, том 22, № 1 (85) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII
ставной конструкции рукояти и качество металла, не исключает их более восточное происхождение [18, с. 65]. Учитывая особенности оформления рукояти рассматриваемого ножа, а также то, что ножи с костяной рукоятью из других регионов имеют отличия, следует ограничить основной ареал их бытования границами Урало-Казахстанских степей.
Параметрические данные ножа указывают на его специфику функционального назначения: они встречены в инвентарных наборах как компонент бытовой культуры, но иногда входили и в состав воинской экипировки [6, с. 135]. Безусловно, данный предмет двойного назначения.
Представленный погребальный инвентарь кургана Темясовского некрополя достаточно выразителен, чтобы определить его место в хронологической шкале позднесарматских древностей Южного Урала. Решение этой проблемы значительно упрощается тем, что исследователи данную проблему уже рассматривали [12, с. 199-240; 18, с. 82-84].
Отметим, что приведенный выше круг аналогий предметам из погребения кургана 9 укладывается в рамки III в. Наиболее надежными хроноиндикаторами среди них являются: серьга (рис. 3, 1—2) и фибула (рис. 3, 3—4). Остальные предметы датируются в более широком диапазоне. При включении в таблицу взаимовстречаемости, составленной В.Ю. Малашевым [18, рис. 210], хронологически значимых предметов получаем вывод, что рассматриваемый комплекс целиком укладывается во II группу взаимосвязанных предметов, датируемую первой половиной середины III в.
С учетом включенных в таблицу хро-ноиндикаторов из курганов 3 и 4, в отличие от ранее предложенной датировки IV в. [22, с. 148], можно заключить, что могильник функционировал в рамках второй половины П-середине III вв. Хроноиндикаторов как более раннего, так позднего времени в материалах Темясовского могильника нет, что позволяет предложенную нами дату рассматривать как основное время его существования.
Относительно этнокультурной принадлежности исследованного комплекса и всего
Темясовского могильника следует помнить, что при публикации его материалов предшествующие авторы пришли к выводу, что его можно отнести к позднесарматскому населению Урала и Поволжья. При этом они обращали внимание на своеобразие могильника, которое выражалось в преобладании коллективных захоронений, в особенностях положения умерших и др. [22, с. 148-149].
Несколько по иному рассматривают памятники темясовского круга челябинские коллеги. Анализ накопленного материала по периоду П-^ вв. позволил им установить различия между синхронными урало-казахстанскими и нижневолжскими памятниками как по погребальному обряду, так и по составу инвентаря, что послужило основанием для выделения древностей степной зоны Южного Приуралья в отдельную культуру - гунно-сарматскую [9, с. 142; 14, с. 223, 256-288], сложение которой во многом связано с импульсом, данным с востока хуннами.
На это указывают и данные краниологии, установившие наличие смешанного монголоидно-европеоидного типа погребенных. К признакам «восточной ориентации» относятся лопатообразная форма резцов и коленчатая складка метаконида на зубах одного из скелетов. Такую же картину установила одонтологическая характеристика погребенных на могильнике Покровка. В частности, Н.А. Суворова заключает, что у поздних сармат этого могильника, в целом тяготеющих к западному кругу популяций, наблюдается повышение частот маркеров восточной ориентации, что, в первую очередь, касается лопатообразности верхних резцов [26, с. 88, 91].
«Гунно-сарматская» культура, название, безусловно, условное, но в нем кроется содержание, которое отражает сложнейшие этнокультурные процессы региона Урало-Казахстанских степей П-^ вв. н.э., результатом которых было сложение нового этнокультурного объединения, в Восточной Европе ставшее известным под названием «гуннская орда».
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/ 2017, том 22, № 1 (85) 11111111111111111111111111111111111111111ННННННВД
Л И Т Е РАТУ РА
1. Абрамова М.П. Курганные могильники Северного Кавказа первых веков нашей эры // МИАР № 8: Северный Кавказ и мир кочевников в раннем железном веке / отв. ред. В.И. Козенкова, В.Ю. Малашев. М.: Таус, 2007. С. 13-188.
2. Амброз А.К. Фибулы юга европейской части СССР / Археология СССР. Свод археологических источников. М., Вып. Д1-30. 1966. 140 с.
3. Археологические памятники Башкортостана: комплект научных и учебных материалов. Вып.6 / под общ. ред. С.А. Халфина. Уфа: Гилем, 1996. 280 с.
4. Археологическая карта Башкирии / отв. ред. О.Н. Бадер. М.: Наука, 1976. 260 с.
5. Археология Южного Урала. Степь. Проблемы культурогенеза / С.Г. Боталов. Челябинск: Рифей, 2006. 529 с.
6. Безуглов С.И. Воинское позднесар-матское погребение близ Азова // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1994. Азов: Азов. краевед. музей, 1997. Вып. 14. С. 133-142.
7. Беспалый Е.И. Погребение позднесармат-ского времени у г. Азова // Советская археология. 1990. № 1. С. 213-223.
8. Боковенко Н.А. Типология бронзовых котлов сарматского времени в Восточной Европе // Советская археология. № 4. 1977. С. 228-235.
9. Боталов С.Г. Большекараганский могильник
II-III вв. н.э. // Кочевники Урало-Казахстанских степей. Екатеринбург: УИФ «Наука», 1993. С. 122-143.
10. Боталов С.Г. Полушкин Н.А. Гунно-сарматские памятники Южного Зауралья
III-V веков // Новое в археологии Южного Урала. Челябинск: Рифей, 1996. С. 178-193.
11. Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю. Гунно-сарматы Урало-Казахстанских степей // Челябинск: Рифей, 2000. 265 с.
12. Боталов С.Г. Гунны и тюрки. Челябинск: Рифей, 2009. 672 с.
13. Гущина И.И., Фирсов К.Б. Курганы у деревни Машевки, колонии Норка и станции Лебяжье в Балашовском и Камышинском уездах бывшей Саратовской губернии (по материалам раскопок А.А. Спицына в 1895 г.) // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 3. 2000. С. 268-293.
14. Древняя история Южного Зауралья Т.2: Ранний железный век и средневековье / А.Д. Таиров, С.Г. Боталов. Челябинск: Изд-во Южно-Уральского государственного университета, 2000. 494 с.
15. Исследования курганов у сел Племхоз
и Моисеево / В.М. Клепиков, А.Н. Дьяченко,
B.Г. Блохин, М.В. Кривошеев // Материалы по археологии Волго-Донских степей. Вып. 3. Волгоград: Волгоградский государственный университет, 2006. С.164-190.
16. Кропотов В.В. Фибулы сарматской эпохи. Киев: АДЕФ-Украина, 2010. 384 с.
17. Левина Л.М. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М.: Восточная литература, 1996. 396 с.
18. Малашев В.Ю., Яблонский Л.Т. Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время. М.: Восточная литература РАН, 2008. 365 с.
19. Малашев В.Ю. Центральные районы Северного Кавказа в позднесарматское время // Становление и развитие позднесарматской культуры. Волгоград: Волгоградский государственный университет, 2010. С. 117-142.
20. Мошкова М.Г. Фибулы из позднесармат-ских погребений Южного Приуралья: вопросы хронологии и производства // Нижневолжский археологический вестник, 2000. Вып. 3. С. 188-200.
21. Мошкова М.Г Позднесарматское погребение могильника «Три брата» // Проблемы современной археологии. 2008. С. 243-264.
22. Пшеничнюк А.Х., Резяпов М.Ш. Тем-ясовские курганы позднесарматского времени на юго-востоке Башкирии // Древности Южного Урала. Уфа: Уфимский полиграфкомбинат, 1976.
C. 132-149.
23. Пшеничнюк А.Х. Дербеневский курганный могильник позднесарматского времени в Западном Приуралье // Проблемы хронологии сарматской культуры. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1992. С. 67-84.
24. Скрипкин А.С. Фибулы Нижнего Поволжья // Советская археология. 1977. № 2. С. 100-120.
25. Скрипкин А.С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1984. 150 с.
26. Суворова Н.А. Одонтологическая характеристика ранних кочевников Южного Приуралья по материалам могильника Покровка 10 (предварительное сообщение) / В.Ю. Малашев, Л.Т Яблонский // Степное население Южного Приуралья в позднесарматское время: по материалам могильника Покровка 10. М.: Восточная литература, 2008. С. 87-94.
27. Терехова Л.М, Чемякин Ю.П. Новый могильник раннего железного века в Челябинской области // История и культура сарматов. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1983. С. 129-138.
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2017, том 22, № 1 (85) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII
REFERENCES
1. Abramova M.P. Kurgannye mogilniki Severnogo Kavkaza pervykh vekov nashey ery [Burial mound of the North Caucasus of the first centuries AD]. Materials and studies on Russian archaeology, no. 8. Severnyy Kavkaz i mir kochevnikov v rannem zheleznom veke [The North Caucasus and the world of nomads in the Early Iron Age]. V.I. Kozenkova, V.Yu Malyshev (eds.). Moscow, Taus, 2007, pp. 13-188 (In Russian).
2. Ambroz A.K. Fibuly yuga evropeyskoy chasti SSSR [Fibulae of the southern European part of the USSR]. Arkheologiya SSSR. Svod arkheologicheskikh istochnikov [Archaeology of the USSR. Corpus of archaeological sources].Moscow, Vostochnaya literatura, 1966, vol. D1-30. 140 p. (In Russian).
3. Arkheologicheskie pamyatniki Bashkortostana [Archaeological sites of Bashkortostan]. Set of scientific and educational materials. Vol. 6. S.A. Khalfin (ed.). Ufa, Guillem, 1996. 280 p. (In Russian).
4. Arkheologicheskaya karta Bashkirii [Archaeological map of Bashkiria]. O.N. Bader. (ed.). Moscow, Nauka, 1976. 260 p. (In Russian).
5. Arkheologiya Yuzhnogo Urala. Step. Problemy kulturogeneza [Archaeology of the South Urals. The Steppe. Issues on cultural genesis]. S.G. Botalov (ed.). Chelyabinsk, Rifey, 2006. 529 p. (In Russian).
6. Bezuglov S.I. Voinskoe pozdnesarmatskoe pogrebenie bliz Azova [Military Late Sarmatian burial near Azov]. Istoriko-arkheologicheskie issledovaniya v Azove i na Nizhnem Donu v 1994 g. [Historical and archeological investigations in Azov and in the Lower Don Region in 1994]. Azov, Azovskiy kraevedcheskiy muzey, 1997, vol. 14, pp. 133-142 (In Russian).
7. Bespalyy E.I. Pogrebenie pozdnesarmatskogo vremeni u g. Azova [Late Sarmatian time burial near Azov]. Sovetskaya arkheologiya - Soviet Archeology, 1990, no. 1, pp. 213-223 (In Russian).
8. Bokovenko N.A. Tipologiya bronzovykh kotlov sarmatskogo vremeni v Vostochnoy Evrope [Typology of bronze boilers of the Sarmatian time in Eastern Europe]. Sovetskaya arkheologiya -Soviet Archeology, 1977, no. 4, pp. 228-235 (In Russian).
9. Botalov S.G. Bolshekaraganskiy mogilnik II-III vv. n.e. [Bolshekaragansky burial of the 2nd to 3rd centuries AD]. Kochevniki Uralo-Kazakhstanskikh stepey [Nomads of the Ural-Kazakhstan steppes]. Ekaterinburg: Nauka, 1993, pp. 122-143 (In Russian).
10. Botalov S.G., Polushkin N.A. Gunno-
sarmatskie pamyatniki Yuzhnogo Zauralya III-V vekov [Hun-Sarmatian sites of the South Urals in the 3rd to 5th centuries AD]. Novoe v arkheologii Yuzhnogo Urala [New in archaeology of the South Urals]. Chelyabinsk, Rifey, 1996, pp. 178-193 (In Russian).
11. Botalov S.G., Gutsalov S.Yu. Gunno-sarmaty Uralo-Kazakhstanskikh stepey [Hun-Sarmatians of the Ural-Kazakhstan steppes]. Chelyabinsk, Rifey, 2000. 265 p. (In Russian).
12. Botalov S.G. Gunny i tyurki [Huns and Turks]. Chelyabinsk, Rifey, 2009. 672 p. (In Russian).
13. Gushchina I.I., Firsov K.B. Kurgany u derevni Mashevki, kolonii Norka i stantsii Lebyazhye v Balashovskom i Kamyshinskom uezdakh byvshey Saratovskoy gubernii (po materialam raskopok A.A. Spitsyna v 1895 g.) [The mounds near the village of Mashevka, Norka colony and Lebyazhye station in the Balashov and Kamyshin uezds of the former Saratov Province (based on A.A. Spitsyn's excavations in 1895)]. Nizhnevolzhskiy arkhaologicheskiy zhurnal - The Lower Volga Archaeological Bulletin, 2000, vol. 3, pp. 268-293 (In Russian).
14. Drevnyaya istoriya Yuzhnogo Zauralya [Ancient history of the Southern Trans-Urals]. Vol. 2. Ranniy zheleznyy vek i srednevekovye [The Early Iron Age and the Middle Ages]. Chelyabinsk, Yuzhno-Uralskiy gosudarstvennyy universitet, 2000. 494 p. (In Russian).
15. Issledovaniya kurganov u sel Plemkhoz i Moiseevo [Research of the mounds near the villages of Plemkhoz and Moiseevo] V.M. Klepikov, A.N. Dyachenko, V.G. Blokhin, M.V. Krivosheev. Materialy po arkheologii Volgo-Donskikh stepey [Materials on archeology of the Volga-Don steppes]. Volgograd, Volgogradskiy gosudarstbennyy universitet, 2006, vol. 3, pp. 164-190 (In Russian).
16. Kropotov V.V. Fibuly sarmatskoy epokhi [Fibulae of the Sarmatian period]. Kiev, ADEF-Ukraine, 2010. 384 p. (In Russian).
17. Levina L.M. Etnokulturnaya istoriya Vostochnogo Priaralya [Ethnocultural history of the eastern Aral Sea Region]. Moscow, Vostochnaya literatura, 1996. 396 p. (In Russian).
18. Malashev V.Yu., Yablonskiy L.T. Stepnoe naselenie Yuzhnogo Priuralya v pozdnesarmatskoe vremya [Steppe population of the South Ural Region in the Late Sarmatian period]. Moscow, Vostochnaya literatura, 2008. 365 p. (In Russian).
19. Malashev V.Yu. Tsentralnye rayony Severnogo Kavkaza v pozdnesarmatskoe vremya [Central areas
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
/21
of the North Caucasus in the Late Sarmatian time]. Stanovlenie i razvitie pozdnesarmatskoy kultury [Formation and development of the Late Sarmatian culture. Volgograd, Volgogradskiy gosudarstvennyy universitet, 2010, pp. 117-142 (In Russian).
20. Moshkova M.G. Fibuly iz pozdnesarmatskikh pogrebeniy Yuzhnogo Priuralya: voprosy khronologii i proizvodstva [Fibulae from the Late Sarmatian burials of the South Ural Region: Issues on their history and production]. Nizhnevolzhskiy arkheologicheskiy zhurnal - The Lower Volga Archaeological Bulletin, 2000, vol. 3, pp. 188-200 (In Russian).
21. Moshkova M.G. Pozdnesarmatskoe pogrebenie mogilnika "Tri brata" [Late Sarmatian burial of the "Three Brothers" necropolis]. Problemy sovremennoy arkheologii [Problems of modern archeology]. Moscow, Taus, 2008, pp. 243-264 (In Russian).
22. Pshenichnyuk A.Kh., Rezyapov M.Sh. Temyasovskie kurgany pozdnesarmatskogo vremeni na yugo-vostoke Bashkirii [The Temyasovo mounds of the Late Sarmatian time in south-eastern Bashkiria]. Drevnosti Yuzhnogo Urala [Antiquities of the South Urals]. Ufa, Ufimskiy poligrafkombinat, 1976, pp. 132-149 (In Russian).
23. Pshenichnyuk A.Kh. Derbenevskiy kurgannyy mogilnik pozdnesarmatskogo vremeni v Zapadnom Priuralye [The Derbenevo burial mound of the Late Sarmatian time in the western Ural Region]. Problemy
khronologii sarmatskoy kultury [Isssues on chronology of the Sarmatian culture]. Saratov, Saratovskiy universitet, 1992, pp. 67-84 (In Russian).
24. Skripkin A.S. Fibuly Nizhnego Povolzhya [Fibulae of the Lower Volga Region]. Sovetskaya arkheologiya - Soviet Archeology, 1977, no. 2, pp. 100-120 (In Russian).
25. Skripkin A.S. Nizhnee Povolzhye v pervye veka nashey ery [The Lower Volga Region in the early centuries AD]. Saratov, Saratovskiy universitet. 1984. 150 p. (In Russian).
26. Suvorova N.A. Odontologicheskaya kharakteristika rannikh kochevnikov Yuzhnogo Priuralya po materialam mogilnika Pokrovka 10 (predvaritelnoe soobshchenie) [Dental characteristics of early nomads of the South Urals based on Pokrovka burial 10 (preliminary report)]. In: V.Yu. Malashev, L.T. Yablonskiy. Steppe population of the South Urals in the Late Sarmatian time based on Pokrovka burial 10. Moscow,Vostochnaya literatura, 2008, pp. 87-94 (In Russian).
27. Terekhova L.M, Chemyakin Yu.P. Novyy mogilnik rannego zheleznogo veka v Chelyabinskoy oblasti [Recently discovered burial ground of the Early Iron Age in the Chelyabinsk Oblast]. Istoriya i kultura sarmatov [Sarmatian history and culture]. Saratov, Saratovskiy universitet, 1983, pp. 129-138 (In Russian).
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/
/ 2017, том 22, № 1 (85) lllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllll
