CC BY
88УДК 82-1
Темы и проблемы в поэме «Двести десять шагов» Р. И. Рождественского
© Сипкина Нина Яковлевна
кандидат филологических наук, сотрудник кафедры литературы Института филологии и межкультурной коммуникации Хакасского государственного университет им. Н. Ф. Катанова
Россия, 655000, г. Абакан, ул. Ленина, 92
E-mail: [email protected]
Статья посвящена изучению поэтического наследия Р. И. Рождественского. Произведения поэта-«шестидесятника» — важная часть историко-литературного процесса, в какой-то мере определяющая общий ход развития русской поэзии второй половины ХХ в. Автором статьи исследуется тематическое содержание одной из значимых поэм Р. И. Рождественского «Двести десять шагов» в контексте литературного процесса 1970-х гг. Анализируются главы поэмы, посвященные актуальным общественным темам, раскрываются нравственно-эстетические принципы поэта, его отношение к насущным проблемам мира, человечества, являющимся актуальными и во втором десятилетии XXI в.
Ключевые слова: Р. И. Рождественский, поэма «Двести десять шагов», тема, нравственно-эстетические принципы, структура, стиль, рефрен, лиризм, публицистичность.
The themes and problems in the poem "Two hundred and ten steps" by R. I. Rozhdestvensky
Nina Y. Sipkina
PhD, employee of Department of literature, Khakasian State University named by N. F. Katanov
92 Lenina Str., Abakan 655000, Russia
The article reviews the topical problem of modern Russian literature — the study of the poetic heritage of R. I. Rozhdestvensky. The work of the poet, as well as the work of virtually all his colleagues (E. A. Evtushenko, A. A. Voznesensky, B. A. Akhmadulina, etc.) is insufficiently studied, although it's an important part of the history of Russian literature of the second half of the 20th century which incorporates 40 years of experience in development of artistic and social consciousness of the country. The article reviews the thematic content of one of the most important poems by Rozhdestvensky "Two hundred and ten steps" in the context of the literary process of the 1970s. The poem sections devoted to the themes of "war" and "peace" reveal the moral and aesthetic principles of the poet, his attitude to actual problems of the world community, which is relevant to the second decade of the 21st century.
Keywords: R. I. Rozhdestvensky, "Two hundred and ten steps" poem, theme, moral and aesthetic principle, structure, style, refrain, trails, lyricism, publicistic.
Проблема изучения творчества Р. И. Рождественского, чьи произведения, как и творчество многих его современников — Е. А. Евтушенко, А. А. Вознесенского, Б. А. Ахмадулиной и других, — недостаточно изученная страница истории русской литературы второй половины ХХ в., вобравшая в себя сорокалетний опыт развития художественного и общественного сознания страны.
После ухода из жизни поэтов-шестидесятников Р. И. Рождественского (1994), Б. Ш. Окуджавы (1997), А. А. Вознесенского (2010), Б. А. Ахмадулиной (2010) как будто появилась возможность закрыть разговор о шестидесятничестве как исчерпавшей себя теме. Вместе с тем их богатейшее творческое наследие, которое сохранилось в сотнях книг, десятках собраний сочинений, не позволяет вычеркнуть шестидесятников ни из истории литературы, ни из сферы критики новой России. Более того, у российских ученых-литературоведов вызревает убеждение о
том, что это литературное движение вполне сравнимо и даже в определенной степени соизмеримо с предшествующим Серебряным веком русской поэзии [9, с. 9].
Творчество Р. И. Рождественского — важная часть историко-литературного развития, совпадающая и, в какой-то мере, определяющая общий ход развития русской поэзии второй половины ХХ века. В современных учебниках по русской литературе ХХ века имя поэта упомянуто, но, к сожалению, выведено за рамки списка поэтов-шестидесятников, которым посвящены небольшие подразделы [2, с. 4, 132; 3, с. 115— 131].
В творчестве поэта поэма «Двести десять шагов» (1978) занимает особое место. Тема войны и мира, поставленная в поэме, как никогда актуальна и современна сегодня. В 1970-е гг., когда писалась поэма, существовал идеологический и политический барьер между двумя мировыми системами, который сейчас — в начале XXI века
видоизменился, но не исчез и даже обострился. Нашему земному дому сегодня грозит беда: суперсовременные ядерные и водородные бомбы в течение нескольких минут могут уничтожить человеческую цивилизацию и все живое на земле. Проблема существования человека, природы, мира всегда волновала писателей России. Она звучала и звучит в прозе В. Распутина, поэзии Е. Евтушенко, в творчестве современных авторов, которые убеждены, что в третьей мировой войне победителей не будет.
В статье «Шаги истории: за строкой поэмы» (1978) Р. И. Рождественский раскрывает причину постоянного возвращения к военной тематике, памяти о ней в своих стихах и поэмах: «Хотя сам я не воевал, но о войне писал довольно много. В "Реквиеме", созданном полтора десятилетия назад, я пытался выразить тогдашнее свое понимание этой высокой темы. Но память
— не нечто застывшее, она взрослеет вместе с человеком. Приходит, может быть, не другое, но несколько иное понимание событий, связи их с сегодняшним днем. Можно сказать, что память с годами углубляется...» [8, с. 3].
А в беседе с В. Жегисом в 1980 г. на вопрос, какая тема главная для поэта, Р. И. Рождественский ответил: «Говорят, что самые сильные воспоминания — это воспоминания детства. Для меня оно совпало с войной. И хотя я не слышал свиста пуль и разрыва бомб, все равно дыхание войны опалило мою душу. Память возвращает меня в далекие годы. Вот я стою на затемненном вокзале, провожая на фронт отца. И не нахожу нужных слов на прощание. Вот вместе с матерью, военным врачом, я, "сын полка" и страшно гордый своим необычным званием, еду из Омска, где перед войной жила наша семья, в Москву. Вот я курсант военно-музыкального училища, шагаю в шеренге по улицам столицы. И далеко разносятся наши голоса под звуки воинского марша. Помню молчаливые очереди у хлебных магазинов. Шаркающие по лестнице шаги старенького почтальона (что у него в сумке — радость или беда?). И постоянное ожидание Победы» [1,с. 3].
Военной теме войны посвящена глава «Война» в поэме «Двести десять шагов», написанная в жанре баллады. Перед читателем разворачиваются история краткой жизни и бессмертного подвига, первый и последний бой «новоиспеченного» лейтенанта: «Было училище. / Форма
— на вырост. / Стрельбы с утра. / Строевая — зазря... / Полугодичный ускоренный выпуск. / И на петлице — два кубаря...» [7, с. 169; далее ссылки на это издание даются в круглых скобках].
В содержании главы «Война» можно различить автобиографические черты — автор поэтизирует детские воспоминания о «путешествии» из Омска в Москву в военном эшелоне с мамой Верой Павловной, военврачом. Они едут очень медленно, подолгу останавливаясь на каждой станции: «Шёл эшелон / по протяжной /России, / шёл на войну, / сквозь мельканье / берез» (с. 170).
В образе молодого лейтенанта-мальчишки можно узнать черты и самого поэта-подростка:
«....он по дороге взрослел — / этот мальчик — / тонкая шея, / уши торчком./ Только во сне, оккупировав полку / в осатанелом / табачном дыму, / он забывал обо всем / ненадолго...» (с. 170).
В представлении автора поэмы война — это катастрофа. На протяжении всей главы перед читателями разворачивается картина трагедии:
«Шел эшелон. / А навстречу, навстречу — / лишь санитарные поезда...»; «...Воздух наполнился громом, / гуденьем. / Мир был изломан, / был искажен...») (с. 171). Строки «Станции / как новгородское вече»; «Полночь / была, как курок / взведена...»; «Будто бы эта планета / кончалась / там, / где сейчас наступали / враги! /Будто ее становилось все меньше!..» — помогают представить нам драматическую, напряженную обстановку «глобального передвижения людского потока», в котором можно легко затеряться, погибнуть.
Ужасы и кошмары войны передаются с помощью образов-метафор: «Мир, / где клокочет людская беда»; «Мир был изломан, / был искажен... / Это / казалось ошибкой, / виденьем, / странным, / чудовищным миражом...»; «Дыбились шпалы! / насыпь качалась!» (с. 170-171). Рефреном-клятвой звучат слова под стук колес вагона в голове лейтенанта: «Мыразобьем их!..» / Мы их осилим!..» / «Мы им докажем!...» (с. 170).
Интонационное напряжение достигает своего апогея в описании первого и последнего боя «новобранца». Трагична встреча лейтенанта со своей «судьбой-войной», как с «бедой-суженной»: «Танки!!.» / И сразу истошное: / «К бою!....» / Так они встретились: / Он / и Война...» (с. 171). Страх вызвала эта встреча, «судьбой предназначенная»: «. черный, / растерянный, / онемевший, — / в жестком кювете / лежал лейтенант» (с. 172).
Риторические обращения лирических героев поэмы к молодому командиру звучат как «слово» перед боем к воинам, взывающее к их храбрости в защите самого святого на земле — Ро-
дины. Так жертвовали божественным бесценным даром наши далекие и близкие предки-воины, защищая русскую землю от захватчиков. Преодолеть страх перед смертью «просят» лейтенанта (используются образы-символы, приемы перечисления) «дом», «город», «Отечество», «мама», «природа», «незнакомая девчонка», «чемпионы двора по футболу», «Маршал», «крейсер Аврора», «Тельман», «Солнце», «Гагарин», «нерождённые дети»: «Встань, / лейтенант!..»
Мальчишка-лейтенант «услышал» страстные призывы: «И тогда / встал / лейтенант. / И, шагнув по планете, выкрикнул не по уставу: / «Айда!!.» (с. 174). Просторечная команда «Айда!» показала, что русским воином была преодолена грань страха, отделявшая смерть и жизнь. Он предложил своим бойцам как будто прогуляться в парке отдыха под музыку пуль и бомб.
Гибель лейтенанта — это совмещение временного пространства и «бесконечной тишины»: «Встал лейтенант!.. /И наткнулся / на пулю. / Большую и твердую, / как стена... / Вздрогнул он, / будто от зимнего ветра. / Падал он медленно, / как на распев. /Падал он долго... / Упал он / мгновенно. / Он даже выстрелить / не успел!» (с. 174). Символичен образ «смерти-подвига»: «Чем этот бой завершился — / не знаю. / Знаю, / что кончилась / эта война. Заклинанием звучат слова поэта о необходимости вечной памяти погибшим солдатам: «Мы про них / не вспомним, — / и про нас не вспомнят!».
В главе явно различима перекличка с поэмой «Реквием» (1960) Р. Рождественского, где в 8-й главе есть строчки: «...И летят облака / над нами... / Приближается время дождей /Нарастающий ветер /колышет /большие хлеба...» (с. 38), которые продолжаются в поэме «Двести десять шагов»: «. А над домом тучи / кружат-ворожат. / Под землей цветущей / павшие / лежат. /Дождь /идет над полем.» (с. 175).
С точки зрения интонационного рисунка для главы «Война» характерно сопряжение патетики и лиризма: «Не вспомнят / ни разу. / Никто / и никогда. /Бежит / по оврагу / мутная вода... / Вот и дождь /кончился. /Радуга /как полымя... / А ведь очень / хочется, чтоб и про нас / помнили!» (с. 175).
В упоминавшейся беседе с В. Жегисом Р. И. Рождественский говорил о волнующей его теме: «Это тема Памяти. Она относится, несомненно, к разряду вечных тем и в искусстве, и в жизни» [1, с. 3]. Афоризм: «Память / за прошлое держится цепко» (с. 144), открывает в мо-
нологе «Лирическое отступление о школьных оценках» жизненно эту важную для поэта тематику его творчества.
Память о школьных оценок «успевает» и «не успевает» разворачивать картину, по каким «пунктам», «предметам» жизни «не аттестован», отстал лирический герой поэмы. Оценка «не успеваю» превращается в рефрен, помогающий определить драматическое состояние души героя: он страдает от того, что «не успевает» пообщаться с природой («довериться лесу», «Птицу послушать», «Ветку потрогать»), прочитать книги («Книги / квартиру / заполнили. / Я прочитать их / не успеваю!..»), выслушать школьного друга («Школьного друга / нежданно встречаю. / «Здравствуй! /Ну как ты?..» /И — / не успеваю / вслушаться / в то, что он мне / отвечает.»), подумать («Надо бы / попросту сесть и подумать!... / Не успеваю!»), сделать счастливой любимую женщину («Женщину, / самую лучшую / в мире, сделать счастливой / не успеваю!»), написать главное («А написать / свои главные строки / не успеваю!» (с. 144-146).
В главе дается оценка жизни лирического героя — неудовлетворительная. Эта одна из немногих глав поэмы, в которой раскрывается «истинное лицо» лирического героя-поэта, задыхающегося от невозможности что-то изменить и в своей, и в окружающей жизни. У него исчезают иллюзии, вера в победу «социализма с человеческим лицом» в нашей стране. В данной главе мы не найдем риторики и деклараций. Трагизм ощущается в каждой стихотворной строчке. «Мрачные» метафоры подтверждают «безнадежность» жизненной ситуации: «Время жалею. / Недели мусолю»; «Вижу / всё больше вечерние / зори. / Утренних зорь / я почти что не помню»; «Книги / квартиру / заполнили»; «Снова ползу / в бесконечную гору, / и от встречного ветра / немею».
Голоса лирического героя никто не слышит, а собственная жизнь представляется ему чем-то ужасным («В душном вагоне — / будто в горниле»; «Как протодьякон / в праздничной церкви, / голос / единственный / надрываю.»). Героя окружает: «Аэродромный разбойничий рокот»; «Липкий мотив»; «бессмысленно спорю», отсюда и соответствующее настроение «непонятной хандры» («Отодвигаю / и планы и сроки»), лишних действий, ощущаемых нагнетанием глаголов: «довериться», «послушать», «потрогать», «бегу», «подуют», «изнываю»). Неуверенность в душе поэта выражается с помощью тавтологической рифмы («..жить / по-другому! /Но по-другому.», «Надо бы, / надо бы остановить-
ся», «Надо бы / попросту сесть и подумать! / Надо бы... / Надо бы... ») и контраста: («То прибывает, / то убывает», «Разочаровываюсь. / Увлекаюсь», «Сильным бываю. / Слабым бываю», «То улетаю, /то отплываю»).
Жанровая разновидность еще одной «мирной» главы «Нелирическое отступление о дорогах» — публицистический монолог, в котором звучит актуальная тема — состояние дорог в нашей стране. Автор даже утверждает: «Не ищите поэзии / в данной главе! /Не считайте ее / стихами!.. /Не стихи пишу /хриплым криком / кричу. / Не себе / прошу - / для Отчизны / хочу (с. 166). Критик А. Мальгин отмечал эту отличительную черту в творчестве поэта, в том числе и в поэме, — публицистичность. Поэт признавался, что «после опубликования вещи мне пришло письмо из Министерства автомобильных дорог РСФСР, в котором сообщалось, что министр включил эту главку в свой приказ по министерству...» [6, с. 19].
В главе можно прочесть несколько афористических высказываний о значении дорог для людей. В одном из них «дорога» символически воплощает человеческую жизнь: «Все когда-нибудь / делают шаг /за порог. /Жизнь у всех - / на дорогах бренных...» (с. 164), в других — образно претворена: «А мечтаю я / о пятилетке дорог» (с. 164); «но в Державе такой, / в Государстве таком / бездорожье — / уже безнравственно!» (с. 166). А заключительный афоризм «... коммунизм / есть / Советская власть / плюс дороги!» (с. 167) претендует уже на роль «новой доктрины» в коммунистической идеологии.
Поэтический стиль главы ироничен. Так, иронично метафорическое описание состояния российских дорог: «. в черноземах / и в глинистой жиже / стонут в голос, / воюют, / ревут ревмя / на конкретных дорогах / машины!» (с. 164). Иронично-драматична ситуация, выраженная с помощью гиперболы: «Даже если какая беда пришла, то доехать / в средине марта / от села одного / до другого села — / Ни рессор не хватит, / ни мата!..» (с. 165), которая звучит «смехом сквозь слёзы».
Критикуется российское «головотяпство» как особенность менталитета русской власти, начиная со времен «царя-гороха». Данной цели поэт достигает игрой омонимов: «Знаю в слове «до-ро-га» / звенит цена, - / Дорогие нынче / дороги!.. /Ладно, дорого... » ( с. 165).
Глава «Утреннее отступление о Москве» звучит как признание в любви городу-столице. Р. Рождественский признался: «Я очень люблю Москву, с которой у меня с детства много связа-
но» [5, с. 21]. Это пейзажная «зарисовка», легкий «набросок» из жизни утренней Москвы. Как сердцебиение, ритмично звучит рефрен, по-игровому представляющий авторские мысли о любимом городе: «Нас у Москвы — очень много.» (с. 175), «Нас у Москвы очень много, / много нас / у Москвы!» (с. 178), а заключительный повтор с его итоговой мыслью уже носит афористический характер: «Нас у Москвы / очень много. / А Москва у нас — / одна» (с. 179).
Еще одним афоризмом: «Город — / всегда диалог / прошлого / с настоящим» (с. 176) — автор доказывает взаимосвязь времени с историей города. Образ дороги также приобретает символический характер: «В городе — / сотни дорог, /вечность /в себе /таящих» (с. 176).
Лирично раскрывается в главе образ города как живого существа. Счастливая картина просыпающегося мирного города: «и задышало метро»; «Вот / добежав, / дотикая, / пробуя голос свой, / полмиллиона будильников / грянули / над Москвой! / Благовест наш / небогатый, / утренний наш набат.»; «...плюхаются / на сковородку / солнечные / желтки!..»; «Будто гигантский / поршень, / в доме / работает лифт!..» (с. 175-179).
Глава «Мир», как и глава о дорогах, также имеет публицистический характер. В ней речь идет о большой политической и человеческой проблеме — гонке вооружений и сохранении мира на нашей планете. Р. Рождественский признавался: «.речь действительно идет о нашей общей судьбе, о судьбе всего земного шара. Остановить гонку вооружений стало не только делом чести, но и делом жизни Человечества. Еще несколько лет назад я читал в американском журнале статью какого-то отставного военного. И он, хвастаясь американской мощью, заявлял, что количество ядерных боеголовок, накопленных США, достаточно для того, чтобы уничтожить Советский Союз и весь социалистический лагерь 17 раз! И что, дескать, СССР способен сделать то же самое с Америкой только 12 раз. Вывод, который сделал отставной генерал безумен, как и все его рассуждения: американцы сильнее русских. Но разве для того, чтобы уничтожить человека, не хватит одного единственного раза? И разве можно относиться к этому равнодушно? Защита мира — наш долг, главное дело нашей жизни, наш нынешний Мамаев курган.» [4, с. 3].
Начинается глава парадоксальным умозаключением: «Мы — / жители Земли — / богатыри», которое звучит как «теорема». Далее показывается несостоятельность непосильной
тяжести, взваленной на плечи землян. Отсюда сатирические приемы, которые в жанровом отношении придают главе черты памфлетности.
Вновь развивается мысль о сложности, неоднозначности и тяжести жизни Поэт пишет: «. мы тащим тяжесть / на своих плечах... / промчавшихся годов.». Значение слова «тяжесть» — это ежедневная суетность, бесцельность существования: «пустых надежд / и долгих холодов, / отметины от чьих-то губ / и рук, / нелепых ссор / бессмысленных разлук, / случайных дружб/и не случайных встреч» (с. 179).
Р. И. Рождественский саркастичен и парадоксален: «. любой из нас / несет пятнадцать тонн (взрывчатки)!..» (с. 180), «Пятнадцать тонн / на слабеньких плечах (новорожденного^! / Вот почему / все дети / так кричат .», « А ноша эта — / придумана и создана / людьми! / Людьми самими / произведена. / В секретные бумаги / внесена. / Нацелена / и взвешена уже .», «Взрывчатки — вдоволь. /Хлеба — / ни куска» (с. 180-183). Звучит резкая, язвительная насмешка над стремлением правителей государств нашей планеты забавляться в «игру», «кто больше сделает бомб-убийц».
Иронично звучит и рассуждение-умозаключение: «Но... если /разделить/ взрывчатку ... / на всех людей.../... И несет любой из нас / пятнадцать тонн взрывчатки»; «Богатыри! / Я уважаю / вас... », «Пока — пятнадцать тонн» (с. 180-183).
Чувство бесконечной тревоги за судьбу планеты, взвалившей непосильную «ношу», звучит в образных словах поэта: «Пока что эти бомбы /мирно спят», «..Сквозь смех и боль, сквозь суету и сон / мы эту ношу/ медленно / несем. / Ей подставляем / плечи и горбы»; «Земля / утробный исторгает стон! / Ей хочется /забыться поскорей. / Ей страшно / за своих богатырей!..» и др. (с. 180-183]. Эмфатическая пауза перед заключительной поэтической фразой главы заставляет задуматься о масштабах угрозы смертельной опасности: «. И снова ночь / висит над головой. /Бездонная, / как склад пороховой» (с. 183).
А. Мальгин в книге «Р. Рождественский. Очерк творчества» утверждал: «Принципиальная удача поэта — глава «Пуля», которой завершается поэма «Двести десять шагов.» [6, с. 160]. Глава «Пуля» написана в форме диалога-спора. Завязка главы носит биографические черты и посвящена памяти рано ушедшего из жизни друга поэта Юстаса Красаускаса, литовского художника-графика, актера и спортсмена. Медицина оказалась беспомощной: «Поэт хирур-
гии / полсуток стоял у стола. / Хотел опровергнуть прогнозы. / И — не опроверг. / Там не было / пули... » (с. 186). Безнадежность ситуации достигается с помощью использования ассоциативной рифмы — практически каждое слово имеет внутреннюю рифму: «Поэт хирургии / полсуток стоял у стола. /Хотел опровергнуть прогнозы. / И — не опроверг. / Там не было / пули... ». Друг умер от рака, но вопреки утверждениям поэт решает — от пули. Образ пули приобретает символический характер: пуля как смерть, судьба, стоящая перед каждым человеком..
Заключительная глава отличается афористичностью. Утверждение «На любом надгробье — / два / главных года: / год прихода в этот мир. / И год ухода» (с. 186) — развивает мысль поэта, полную пессимизма, о «бренности» человеческого существования. Данное высказывание подтверждается сравнением: «между датами — черта, / как след от пули!» (с. 186-189). Анализируемую строфу отличает стиль былинного сказа: повторы, тавтологические рифмы («Значит, всё-таки», «Всё», «ждала»), глаголы-рифмы («была», «смогла», «ждала», «летала»), начальные рифмы («домчалась», «дождалась», «досвистела»), кольцевая рифмовка («пуля эта», «долго мчатся», «дня и часа»).
Символические образы «дороги-жизни» и «пули-смерти» сплетаются в клубок, и уже нельзя один отделить от другого: «От порога / до другого порога / вьется-кружит по земле / твоя дорога. / Вьется-кружит по земле / твоя усталость»; «. обрываются / надежды и хвори! / Обрываются /мечты и печали!»; «Два числа на камне / время стирает. / След от пули / между ними / пылает!..» (с. 186-189). Образ пули обрамляет рассуждения лирического героя о суетно-бесцельной жизни («эти пули летят», «а они летят», «а пули летят», «а пуля летит!», «А пуля смеется, летя»). Образ пули сравнивается с роком: «И нельзя отсидеться в броне, / уехать, забраться.». Нельзя предугадать движение пули-«судьбы»: «Ударит (пуля) / в какой стороне / и с какой стороны?..»; «Вот что-то не сделал: «Успею...» / «Доделаю после.»; «.весёлая пуля, /проклятая пуля.»; «Постой! / Да неужто / не может промазать она?!».
В содержании главы возникает еще один символический образ Времени, которое «судит» лирического героя: «В сырое окно / неподкупное время / глядит. / И небо / в потерянных звёздах, / как в каплях / дождя.» (с. 187-188). Эмфатические паузы — перед и после заключительного высказывания-рефрена: «. Пока эти пули ле-
тят / в тебя и в меня.») — придают главе незаконченность. Автор предлагает сотрудничество с читателем — поразмышлять о смысле и назначении своего пребывания на земле.
Высказывания-рефрены «пронзают» содержание последней главы, подобно «пулям»: «На то мы и люди» (строчка повторяется 4 раза); «Пока эти пули летят» (3 раза). Заключительные афористичные четырехстишья: «Ну что же, / на то мы и люди / чтоб все понимать. /На то мы и люди, / чтоб верить / в бессмертные сны... » и «Пока эти пули летят, /мы должны /
успеть / вырастить хлеб, / землю спасти, / песню сложить» (с. 188-189) — вносят оптимистические штрихи в «мрачное» философское рассуждение о неизбежности смертельного исхода.
Таким образом, в поэме «Двести десять шагов» Р. И. Рождественского воплощено художественное восприятие поэтом современного ему мира: войны, памяти о ней, мирного существования людей планеты Земля, актуальные проблемы человечества, которые не утратили своей значимости и в начале XXI в.
Литература
1. Жегис В. Что-то нужно досказать: беседа с Р. Рождественским // Литературная газета. — 1980. — 2 мая. — С. 3.
2. Кременцов Л. П. Русская литература ХХ века / под ред Л. П. Кременцова. 2-е изд.. М.: Аса<1ет1а, 2003. - 458 с.
3. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. — М.: Аса(!ет1а, 2003. — 416 с.
4. Литературная газета. — 1980. — 5 нояб. — С. 3.
5. Мальгин А. В. Беседы о поэме (Интервью критика с Е. Евтушенко, Р. Рождественским, Л. Озеровым, Е. Исаевым, И. Шкляровским, А. Вознесенским). — М.: Знание, 1990. — 64 с.
6. Мальгин А. Р. Рождественский. Очерк творчества. — М.: Художественная литература, 1990. — 203 с.
7. Рождественский Р. И. Семь поэм. — М.: Молодая гвардия, 1982. — 191 с.
8. Рождественский Р. Шаги истории: за строкой поэмы // Литературная газета. — 1978. — 20 дек. — С. 3.
9. Тимина С. И. и др. Современная русская литература (1990-е гг. — начало XXI в.) / под ред. С. И. Тиминой. — 2-е изд., стереотип. — СПб.; М.: Академия, 2010. — 352 с.
References
1. Zhegis V. Chto-to nuzhno doskazat': beseda s Rozhdestvenskim [Something need to be proved: conversation with Rozhdestvensky]. Literaturnaya gazeta — Literary Gazeta. May 2, 1980. P.3.
2. Krementsov L. P. Russkaya literatura XX veka / pod red. L. P. Krementsova. 2-e izd. [Russian Literature of the 20th century]. Moscow: Academy, 2003. 458 p.
3. Lejderman N. L., Lipovetsky M. N. Sovremennaya russkaya literatura. 1950-1990-e gody [Modern Russian Literature. 1950-1990s]. Moscow: Academy, 2003. 416 p.
4. Literaturnaya gazeta — Literary Gazeta. November 5, 1980. P. 3.
5. Mal'gin A. V. Besedy o poeme: Interv'yu kritika s E. Evtushenko, R. Rozhdestvenskim, L. Ozerovym, E. Isaevym, I. Shklyarevskim, A. Voznesenskim [Conversations about the poem: interview with E. Evtushenko, R. Rozhdestvensky, L. Ozerov, E. Isaev, I. Shklyarevsky, A. Voznesensky]. Moscow: Znanie, 1990. 64 p.
6. Mal'gin A. V. R. Rozhdestvensky. Ocherk tvorchestva [R. Rozhdestvensky. Essay on his creativity]. Moscow: Chudozhestvennaya literatura, 1990. 203 p.
7. Rozhdestvensky R. Shagi istorii: za strokoj poemy [Steps of history: beyond poem line]. Literaturnaya gazeta — Literary Gazeta. December 20, 1978. P. 3.
8. Rozhdestvensky R. I. Sem'poem [Seven poems]. Moscow: Molodaya gvardiya, 1982. 191 p.
9. Timina S. I. and others. Sovremennaya russkaya literatura. 1990-e gg. — nachalo XXI v. /pod red. S. I. Timinoj. 2-e izd., stereotip. [Modern Russian Literature. 1990s. — the beginning of the 21st century]. St Petersburg;Moscow: Academy, 2010. 352 p.
