CC BY
195Теологический вестник Смоленской Православной Духовной Семинарии. 2020. С. 26-33
УДК 128
Агопов Георгий Владимирович, Санкт-Петербургская Духовная Академия
Тема смерти в произведениях Ф. Арьеса, М. Хайдеггера и протопресвитера Александра Шмемана
Аннотация: Данная статья посвящена осмыслению темы смерти в произведениях французского историка Филиппа Арьеса, немецкого философа Мартина Хайдеггера и православного богослова, священнослужителя Православной Церкви в Америке, пропопресвитера Александра Шмемана. Автор описывает изменение отношения к смерти в XX веке как со стороны общества, так и со стороны отдельного человека, а также представляет философский и христианский подход к смерти у М. Хайдеггера и протопр. Александра Шмемана. История изменения отношения смерти может расцениваться как своего рода деградация, так как первоначальное отношение к ней выражалось в рассмотрении смерти как обыденного явления жизни, затем появляется абсолютный страх перед смертью, смерть пытаются изгнать из жизни общества. Автор пишет о существовании необходимости возвращения темы смерти в жизнь общества. При этом смерть в христианском сознании является переходным моментом, ведущим человека к осмыслению смерти в свете воскресения Христова и, следовательно, к возвращению человека к Богу.
Ключевые слова: Ф. Арьес; М. Хайдеггер; протопр. Александр Шмеман; история; человек; общество; человечество; жизнь; смерть; бытие; XX в.; замалчивание смерти; христианство.
На протяжении человеческой истории смерть воспринималась не только как прекращение жизнедеятельности организма. Смерть воспринималась как тайна, как нечто мистическое и непостижимое. Отношение к смерти определяло развитие культуры, религии, нравственности. Смерть становилась объектом размышления философов, предметом, имевшим важное значение, в религиозных системах народов. Отношение к ней было разным, но христианское богословие совершенно иначе, нежели другие религиозные и философские системы, относится к смерти. Несмотря на то, что смерть продолжает нести на себе все тот же характер трагедии, Христос принял ее, «...дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола» (Евр 2:14) и Он, по словам апостола Павла, «...воскрес из мертвых, первенец умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор 15:20—22). После воскресения Христа смерть не должна восприниматься христианами как величайшая трагедия, однако, история демонстрирует совершенно иное отношение. В XX в., веке великих потрясений и перемен, произошло и существенное изменение отношения человека к смерти. Именно данная тема — отношение человека к смерти, стала предметом интереса французского историка Филиппа Арьеса, которой он и посвятил один из
своих фундаментальных трудов под названием «Человек перед лицом смерти», изданный в 1972 г. и переведенный на русский язык в 1992 г.
Исследование Арьеса охватывает довольно широкий временной диапазон — от Раннего Средневековья до наших дней. Такая широта временных рамок обусловлена самим предметом исследования. Итак, он выделяет пять этапов в изменении отношения к смерти:
1. «Прирученная смерть».
2. «Смерть своя».
3. «Смерть далекая и близкая».
4. «Смерть твоя».
5. «Смерть перевернутая».
Каждый этап означает свое особое отношение к смерти. Так, первый этап не ограничивается определенными временными рамками, но его отправная точка «... восходит к Раннему Средневековью, ко времени смерти Роланда»1. «Прирученная смерть», как называет ее Арьес, может проявляться даже в наше время, хотя и крайне редко. Ее суть заключается в отсутствии страха. Особенностью данного отношения к смерти и миру мертвых является то, что они, мертвые «...всегда присутствуют среди живых, в определенных местах и в определенные моменты»2, что более всего отражено в так называемых народных верованиях. Простое отношение к смерти было нормой для народа. Предзнаменования смерти, которые могли сопровождаться чудесами и откровениями, не вызывали ужаса. Смерть была естественной частью жизни, не нарушавшей ее обыденности. Исключение из этого правила составляла смерть внезапная, которая могла выступать «...абсурдным орудием случая, иногда выступавшего под видом Божьего гнева»3, потому что она, внезапная смерть, лишала человека возможности необходимой подготовки к ней.
Помимо простоты, характерной «прирученной смерти», еще одной ее особенностью является публичность. «Умирающий должен быть в центре, посреди собравшихся людей»4, замечает Арьес. Умирающий человек собирает вокруг себя близких ему людей, прощается с каждым, просит прощения, дает наставления на будущее и т.д. Такая модель отношения к смерти, по наблюдения Арьеса, еще встречалась в XX в., особенно среди людей простых, например, крестьян. Таким образом, смерть не становится пугающим явлением для традиционного общества, в нем «...нет отвер -жения смерти, но есть невозможность слишком много о ней думать, ибо смерть очень близка и в слишком большой мере составляет часть повседневной жизни»5. Более того, смерть мыслилась как сон, в который погружаются умирающие люди. Именно поэтому она и называется «прирученной», в отличие от смерти «дикой», какой «...она стала сегодня, тогда как прежде не была таковой»6.
1 Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс-Академия, 1992. С. 37.
2 Там же. С. 39.
3 Там же. С. 42.
4 Там же. С. 49.
5 Там же. С. 53.
6 Там же. С. 59.
Второй этап назван Арьесом «смерть своя». Основой для изменения отношения к смерти на этом этапе становятся представления о Страшном суде. «Люди первых столетий Средневековья ожидали возвращения Христа, не боясь Суда»1, замечает он. Обращаясь к теме искусства, Арьес пишет, что уже «...в XII в. утвердилась новая иконография, которая накладывала евангельскую концепцию Страшного суда на апокалиптическую концепцию конца времен...», а «в XIII в. идея Страшного суда почти полностью вытеснила идею второго пришествия Христа»2. Доминирующее представление о смерти как о сне перестает быть таковым, и теперь идея суда, блаженства праведников и страдания грешников, заменяет его. На суде будут рассмотрены все деяния человека, записанные в определенной книге, призванной свидетельствовать о земной жизни человека. И через данное представление прослеживается еще одно изменение, характерное для этого этапа — индивидуализация. «Поступки каждого человека уже не теряются в бескрайнем пространстве трансцендентального или, говоря иными словами, в коллективной судьбе рода человеческого»3. Вместо общества, «мы», на первый план отныне выходит индивидуальный человек, «я».
Третий этап носит название «смерть далекая и близкая». На этом этапе «мысль о смерти ассоциируется с идеей разрыва, распада человеческого составного целого». Смерть становится «близкой» потому, что свою силу обретают призывы думать о смерти в течение всей жизни, а не только лишь в моменты ее приближения. «В духовных трактатах XVI—XVII вв. больше не говорится (или, по крайней мере, это не стоит уже на первом месте) о том, чтобы подготовить умирающих к смерти, но о том, чтобы научить живых размышлять о ней»4. Человеку нет необходимости тщательно готовиться к смерти в момент ее приближения — сама его жизнь должна свидетельствовать о готовности принять ее. При такой готовности внезапная смерть теряет свой прежний страх и ужас. «Дальность» смерти проявляется в отстраненности от смерти: «смерть была... заменена смертностью человека вообще: чувство смерти, некогда сконцентрированное в исторической реальности смертного часа, было отныне разлито во всей массе жизни... сама же жизнь становится теперь полной, густой и протяженной, "без швов", без перерывов, тогда как смерть, по-прежнему присутствующая в жизни, сохраняет свое место лишь на ее дальнем конце, легко забыва-емая...»5. Еще одна характерная особенность данного этапа — возвращение дикой и необузданной силы сексу и смерти. Исчезает сдержанность по отношению к этим двум явлениям, они становятся пугающими, появляется страх и, как пишет Арьес, «любопытно, что этот безумный страх рождается именно в эпоху, когда что-то меняется в многовековой близости человека и смерти». Начатое раскрепощение нравов, которое отображено в литературе, а особенно представлено маркизом де Садом, приводит к тому, что «...устанавливается связь между смертью и сексом, как раз поэтому
1 Там же. С. 113.
2 Там же. С. 117.
3 Там же. С. 119.
4 Там же. С. 260-261.
5 Там же. С. 273.
она завораживает, завладевает человеком, как секс»1. Итак, отныне смерть — дикая стихия, которая становится одновременно далекой и близкой, и, в то же время, пугающей, потому что защитным механизмам в виде погребальных ритуалов уже не предается то значение, которое имело место быть в прошлом.
Четвертый этап — «смерть твоя». На данном этапе происходит романтизация смерти. Она воспринимается не как нечто ужасное и даже выходит за рамки обыденного явления. «В руках смерти божественный факел: она не уничтожает, а избавляет от страданий»2. На этом этапе смерть окрашена в романтические тона. Это обусловлено настроением эпохи романтизма. «Смерть твоя» названа так потому, что рассматривается не как личная смерть, а смерть любимого человека. Она воспринимается как долгожданная сладость, которая позволит воссоединиться с ушедшими в иной мир любимыми людьми. Она не ужасает, но притягивает такой возможностью.
Наконец пятый этап — «смерть перевернутая». Если раньше, вплоть до начала XX в. «смерть индивида затрагивала целую социальную группу, и она реагировала коллективно, начиная с ближайшей родни и до более широкого круга знакомых и подчиненных», то теперь отношение к ней меняется вновь. «В течение нынешнего столетия сложился совершенно новый тип смерти, особенно в наиболее индустриально и технически развитых и урбанизированных регионах западного мира»3. Смерть буквально изгоняется из жизни общества. О ней стараются не говорить, отныне это неприлично. Смерть не просто пугает — тема смерти замалчивается, происходит ее полная секуляризация, обусловленная гедонистическим образом жизни. Она не вписывается в современный ритм жизни. По большей части смерть человека переносится из дома, в котором умирающий был окружен близкими людьми, где проводились последние обряды, в больничную палату. Не редки случаи, когда человек умирает в полном одиночестве. Смерть становится грязной, противной, неприятной — от нее стараются отказаться. Но это невозможно, и такой взгляд продолжает доминировать в современном обществе. Такое замалчивание даже становится выгодным с точки зрения бизнеса, что находит свое отражение в целых компаниях по оказанию ритуальных услуг. Таким образом, человечество, пройдя через этапы, включающие страх перед смертью, ее индивидуализацию и даже романтизацию, пришел к всеохватывающей лжи — попытке замолчать смерть и изгнать ее из своей жизни. После такого очерка истории отношения к смерти необходимо перейти к ее теме в произведении Мартина Хайдеггера «Бытие и время».
Мартин Хайдеггер, один из крупнейших философов XX в. в своем произведении «Бытие и время», написанном в 1927 г., уделяет смерти особое внимание в свете важности ее осознания для значения понимания бытия. Обращение к данному произведению весьма важно после рассмотрения истории изменения отношения к смерти в истории человечества, показанного Филиппом Арьесом.
1 Там же. С. 340.
2 Там же. С. 343.
3 Там же. С. 454-455.
Итак, Хайдеггер настаивает на необходимости размышлений о смерти в жизни человека. Однако смерть он относит лично к каждому человеку, так как смерть других не может быть пережита в полной мере человеком: «смерть, насколько она "есть", по существу всегда моя»1. В силу неизбежности смерти для человека, Хайдеггер определяет один из вариантов бытия как бытие к смерти. Он настаивает на совершенно ином понимании смерти, отличном от ее понимания в биологии, психологии, теологии и т.д. Определение бытия как бытия к смерти, подчеркивает тот факт, что человек становится как бы брошенным в это бытие к смерти. Это данность и человек должен это осознать, осознать, что он умрет. Принципиален тот факт, что человек не может представить смерть, не говоря уже о том, чтобы иметь личный опыт ее переживания - собственную смерть невозможно даже полноценно представить. Однако же, как замечает профессор Владимир Николаевич Катасонов: «думает ли человек о своей смерти или нет, экзистенциально она всегда уже с ним»2. Хайдеггер отрицает понимание смерти как умирания либо понимание смерти как события, которое состоится в будущем, что неизбежно рождает ее понимание как ожидание. Он настаивает на необходимости признания положения «я умру» как данности. Признание такого положения позволяет качественно изменить жизнь человека, направить его на подлинное существование, лишенное обременительных моментов, определенных Хайдеггером как «болтовня», отвлекающих человека в его повседневной жизни. «Болтовня» наполняет жизнь человека через массовую культуру, поп-музыку, в целом через все, что увлекает человека от осмысленной жизни. Именно признание неизбежности смерти избавляет человека от этой «болтовни».
Еще одна тема, затрагиваемая Хайдеггером в «Бытии и времени» — смерть в повседневности. В повседневной жизни человека нет места для смерти. Люди не желают говорить о ней, избегают ее: «прячущее уклонение от смерти правит повседневностью так упрямо, что... "ближние" именно "умирающему" часто еще внушают, что он избежит смерти и скорейше снова вернется в успокоенную повседневность»3. Хайдеггер выносит неутешительный вердикт: «люди не дают хода мужеству перед ужасом смерти»4. Но как бы человек не пытался бежать от мыслей о смерти, ее опыт, отраженный в смерти других, говорит о том, что «...смерть требует осмысления как наиболее своя, безотносительная, не-обходимая, верная возможность»5.
Мысли о смерти вызывают у человека ужас, который оставляет его перед самим собой, что дает возможность ощутить ему полноту жизни. Осознавая себя смертным, признавая факт смерти и ее неизбежность, человек освобождается от тисков «болтовни», что необходимо для подлинной жизни, которая как раз и отличается от жизни неподлинной свободой от «болтовни». Таким образом, для Мартина Хайдеггера
1 Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В.В. Бибихина. М.: Академический проект, 2015. С. 240.
2 Катасонов В.Н. Философская феноменология, экзистенциализм, христианство. М.: Познание, 2018. С. 123.
3 Хайдеггер М. Бытие и время... С. 253.
4 Там же. С. 254.
5 Там же. С. 258.
смерть становится чем-то большим, чем обыденным явлением в жизни общества. Признавая неправильность отношения к ней в современном мире, выраженной в попытке бегства от темы смерти, он настаивает на постоянном обращении к ней и необходимости размышлений о собственной смерти, что способно дать человеку возможность полноценной жизни здесь и сейчас. Заканчивая рассмотрение темы смерти у Мартина Хайдеггера, как яркий опыт ее философского осмысления в XX в., необходимо перейти к ее христианскому осмыслению, отраженному в сборнике лекций протопресвитера Александра Шмемана «Литургия смерти и современная культура».
Отец Александр обращает внимание на оскудение христианского отношения к смерти и торжество секулярного взгляда. Он отмечает, что «...для обращения со смертью наше общество создало сложный, но отлично налаженный механизм, неизменную эффективность которого обеспечивает столь же неизменно [безупречная] помощь работников медицины и похоронной индустрии, священнослужителей и ... самой семьи... Это делает смерть настолько легкой, безболезненной и незаметной, насколько возможно»1. Такая тенденция является доминирующей в современном обществе - желание быстрой и легкой смерти с минимальным погружением в ее тему. Замалчивание темы смерти порождает целую индустрию в виде ритуальных служб, задачей которых является как можно быстрее, качественнее и комфортнее обеспечить проведение всех необходимых ритуалов, связанных с похоронами, чтобы родственники поскорее забыли тот ужас, с которым они столкнулись. Отец Александр продолжает: «...священник (и вообще Церковь) — занимает, похоже, второстепенное и фактически подчиненное положение»2. Современный взгляд на смерть вытеснил Церковь. Да, отводится место последним ритуалам, например, отпеванию, но отношение к ним сводится до уровня потребительского. Вытеснение христианских ценностей из жизни общества приводит, по мнению отца Александра, и к появлению страха перед смертью: «лишенная смысла, потерявшая значение события, придающего смысл жизни, смерть в нашей культуре превратилась в невроз, болезнь, требующую лечения... И на этом фоне всепроникающего невроза мы, православные, должны пристально вглядеться и заново открыть истинный смысл смерти и путь к ней, который явлен и дан нам во Христе»3. Отец Александр призывает не к признанию изменения отношения к смерти, это факт, и не к размышлению над ней ради изменения жизни здесь и сейчас. Его призыв возвращения темы смерти в жизнь общества обусловлен необходимостью обращения к Богу. Он настаивает на качественном изменении отношения к смерти в христианской парадигме: «...радикальный перенос религиозного интереса со смерти на Бога... Уже не смерть — и даже не посмертное существование — стоит в центре христианской религии, а — Бог»4. Изменение состоит в том, что не происходит зацикливания внимания на самой смерти. Она должна рассматриваться только лишь в свете воскресения Христа и, таким образом, стать
1 Шмеман А., протопр. Литургия смерти и современная культура. М.: Гранат, 2013. С. 31.
2 Там же.
3 Там же. С. 37—38.
4 Там же. С. 47.
проводником человека к Богу. Такой, подлинно христианский подход качественно отличается от предыдущего, где сама смерть становится источником изменения. Христианский же взгляд не придает смерти столь всеобъемлющего значения, он настаивает на смерти не как на конечном явлении.
Таким образом, данные размышления об истории смерти и попытки ее осмысления дает возможность сделать определенные выводы.
Первый — история изменения отношения смерти может расцениваться как своего рода деградация. Первоначальное отношение к ней выражалось в рассмотрении смерти как обыденного явления жизни, требующего, конечно, определенной подготовки в виде ритуалов, «приручающих» ее. Далее появляется страх перед внезапной смертью, так как после нее каждого человека ожидает суд, решение которого не обязательно будет в пользу умершего. Отсюда страх и попытки превратить саму жизнь как длительную подготовку к смерти. В силу такого личностного понимания суда после смерти, человек выделяется из общества, происходит его индивидуализация, своего рода замыкание на самом себе. После же этого появляется абсолютный страх перед смертью. Предсмертные ритуалы угасают, смерти приписывается дикая и необузданная стихия, наподобие стихии эротизма, которая захватывает человека полностью, ломая привычный образ жизни в отрицательном смысле. Следующие за ней попытки романтизации смерти также свидетельствуют об оскудении ее понимания. Такое отношение обусловлено желанием скорой встречи с любимыми людьми, что, само по себе, конечно, не несет негативной окраски, однако же, романтизация смерти акцентирует внимание именно на таком понимании — встречи. Желание блаженного сна сменяется привычным в современном обществе ужасом перед смертью. Этот ужас настолько силен, что смерть пытаются изгнать из жизни общества. О ней неприлично говорить, размышления о ней расцениваются только в негативном ключе, смерть становится неудобной.
Второй вывод — все же необходимость возвращения темы смерти в жизнь общества существует. Она должна вернуться в жизнь общества, хотя для этого, безусловно, нужно немалое мужество, как отдельного человека, так и общества в целом. Такое возвращение способно совершить потрясение в жизни человека, сделав ее более осмысленной.
Третий вывод — возвращение темы смерти не должно замыкаться не ней лишь одной. Смерть в христианском сознании не должна рассматриваться изолировано, но должна служить переходным моментом, ведущим человека к осмыслению смерти в свете воскресения Христова и, следовательно, возвращения человека к Богу. В христианском мировоззрении смерть не становится фатальностью, потому что Своим воскресением Христос упразднил ее и отныне смерть рассматривается, пусть и как трудное последнее испытание, но все же, как акт соединения человека с Богом. И ярким свидетельством такого положения могут послужить слова апостола Павла: «ибо для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение» (Флп 1:21).
Список литературы
1. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс-Академия, 1992. 526 с.
2. Катасонов В.Н. Философская феноменология, экзистенциализм, христианство. М.: Познание, 2018. 240 с.
3. Хайдеггер М. Бытие и время / Пер. с нем. В.В. Бибихина. М.: Академический проект, 2015. 460 с.
4. Шмеман А, протопр. Литургия смерти и современная культура. М.: Гранат, 2013. 176 с.
Agopov G.V., St. Petersburg Theological Academy
The theme of death in the works of F. Ariese, M. Heidegger and protopresbyter Alexander Schmemann
Abstract: This article is devoted to the understanding of the theme of death in the works of French historian Philippe Aries, German philosopher Martin Heidegger and Orthodox theologian, priest of the Orthodox Church in America, protopresbyter Alexander Schmemann. The author describes the change in attitudes towards death in the twentieth century both on the part of society and on the part of an individual, and also presents a philosophical and Christian approach to death by M. Heidegger and protop. Alexander Schmemann. The history of a change in attitude towards death can be regarded as a kind of degradation, since the initial attitude towards it was expressed in the consideration of death as an everyday phenomenon of life, then an absolute fear of death appears, death is tried to be expelled from the life of society. The author writes about the existence of the need to return the theme of death to the life of society. At the same time, death in the Christian consciousness is a transitional moment that leads a person to the understanding of death in the light of the resurrection of Christ and, consequently, to the return of a person to God.
Keywords: Ph. Aries; M. Heidegger; protop. Alexander Schmemann; history; human; society; humanity; life; death; being; XX century; suppression of death; Christianity.
References
Ar'es F. Chelovekpered litsom smerti [Man in the face of death]. Moscow, 1992.
Katasonov V.N. Filosofskaiafenomenologiia, ekzistentsializm, khristianstvo [Philosophical phenomenology, existentialism, Christianity]. Moscow, 2018.
Khaidegger M. Bytie i vremia [Being and Time]. Moscow, 2015.
Shmeman A., protopr. Liturgiia smerti i sovremennaia kul'tura [The death liturgy and modern culture]. Moscow, 2013.
