CC BY
81
Труды Карельского научного центра РАН № 8. 2015. С. 69-75
DOI: 10.17076/hum192
УДК 82.09 (=511.131)
тема робости в творческой практике АШАльчи оки
А. В. Камитова
Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН
На примере стихотворения «Возьытлыг» («Робость») первой удмуртской поэтессы Ашальчи Оки раскрывается тема робости. Поэтесса предлагает читателям свое понимание одной из типичных черт удмуртов, истоки которой уходят в глубокую древность. Через изображение индивидуальной особенности лирической героини в целом поэтесса передала характерную черту удмуртской национальной менталь-ности, сформированную под воздействием природных и социокультурных факторов. В художественном изображении модели поведения героини, на наш взгляд, совместились представления мифологические, культурно-этнические, психологические и медицинские, связанные с духовным и жизненным опытом самой поэтессы, ее национальным психотипом.
Ключевые слова: удмуртская литература; лирическая эмоция; ментальная категория; лирическая героиня;стереотип; мировоззрение.
A. V. Kamitova. THE TOPIC OF "SHYNESS" IN A POEM BY ASHALCHI OKI
The theme of shyness is explored while analyzing the poem Shyness (Voz'ytlyk) by the first Udmurt poetess Ashalchi Oki. She provides readers with her own understanding of one of the distinguishing features of the Udmurts. Exhibiting individual characteristics of the lyric character the poet shows a peculiarity of the Udmurt mentality which was influenced by natural, social and cultural factors. The state of shyness in the artistic work reflects mythological, cultural, ethnical, psychological, and medical conceptions.
Keywords: Udmurt literature; lyric emotion; mental category; lyric character; stereotype; world view.
Ашальчи Оки - псевдоним Акилины Григорьевны Векшиной (1898-1973), основоположницы удмуртской литературы. На сегодняшний день ее имя прочно вписано в контекст удмуртской женской поэзии «первой волны». По наблюдениям Л. П. Федоровой, «удмуртская женская литература <...> представлена тремя волнами, в которых четко обозначены следующие периоды: 1920-30-е гг. (Ашальчи Оки, Мария Баженова <...>), 1960-е (Степанида Иванова, Лидия Чернова, Алевтина Аникина, Юлия Байсарова, Людмила Хрулева и пр.), 1980-90-е (Людмила Кутянова,
Татьяна Чернова, Галина Романова...)» [Федорова, 2002. С. 155]. Тема робости в лирическом наследии Ашальчи Оки реализовала себя как особый способ репрезентации этнонационального своеобразия. Художественная философия поэтессы выстроена на субъективном восприятии той или иной жизненной ситуации, благодаря которому переданы глубинные черты удмуртской национальной ментальности. Посредством избранного ракурса анализа проясняется пси-хотип лирической героини, близкий и самому биографическому автору. В литературоведении
под термином «биографического автора» установилось понимание определенного реального человека, эмпирической личности, собственно писателя, наделенного своей биографией, внутренним обликом и внеположного произведению [Корман, 1972. С. 8-19].
Поэтическое наследие Ашальчи Оки сравнительно невелико. Еще в годы учебы в Казани ею был подготовлен сборник, задуманный под названием «Чыртыгыш» («Бусы/ожерелье/ монисто»), но по рекомендации Кузебая Герда сборник вышел под названием «Сюрес дурын» («У дороги») в 1925 году в Москве. Кузебай Герд был очень взволнован тем, что публикация сборника Ашальчи Оки не вызвала резонанса в обществе: «Прошло уже два года, как книга вышла, а о ней никто и рецензии даже не пишет» [Герд, 1997. С. 311]. Возможно, это послужило одним из поводов для перевода ее стихов Кузебаем Гердом. Так, в 1928 г. в Глазове вышла книга стихов этой удмуртской поэтессы в переводах на русский язык. По впечатлениям К. Герда, книга открыла читателям «доселе неизвестный мир переживаний» удмуртской девушки [цит. по: Ашальчи Оки, 1928. С. 2]. В качестве материала исследования выбрано стихотворение Ашальчи Оки «Возьытлыг», которое вошло в данный сборник ее стихов, в цикл «Вуж улон» («Старая жизнь»):
Возьытлыг
Возьдаськись удмурт ныллы сизьисько Вань висён дуннейын -Туж урод со висён: Возьытлыг солы ним Удмурт'ёс понйллям.
Ог вамыш кыльытэк Мон сьорын со ветлэ, Туж уно малпамме Вератэк но кельтэ. Кыл сярысь, верало: Вань мынам матынэ, Туж визьмо со муртэ, Туж чебер малпанэ.
Коче но чебересь Лйятон кыл'ёсме Мон солы лушкемен Верасал ог жытэн. Уг, уг лу вераме Одйгзэ но кылме: Возьытлыг висёнэ Мон возын вамыштэ -Вань веран кыл'ёсме Герзаса со куштэ.
Поэтесса Ашальчи Оки (Акилина Григорьевна Векшина)
Стыдливость
Посвящаю стыдливой удмуртской девушке Есть болезнь на свете -Очень скверная болезнь: Стыдливость ей имя Удмурты дали.
Ни на шаг не отставая, Она за мною ходит, Очень многие задумки Оставляет несказанными. Например, расскажу: Есть у меня близкий [человек], Очень умный этот мой человек, Очень красивая мысль.
Каких только красивых Сладких слов Я ему тайком
Наговорила бы однажды вечером. Нет, не могу произнести Ни одного слова:
Моя болезнь стыдливость/робость/
скромность/стеснительность Рядом со мной шагает -Все мои слова, которые надо сказать, Завязывая в узел, она отбрасывает.
Тани, вань эш'ёсы Ульчайын юмшало:
- Ойдо тон но, - шуса, Сьоразы туж отё.
- Чок, уг юмша, - шуса, Эш'ёсме келясько, Пересь мурт кадь, огнам Мон корка кылисько.
- Тумошо тон Аннок, -Эш'ёсы верало:
- Мылкыдыд пересьмем Сюлэмед из луэм.
- Из овол сюлэмы, Яратон эш'ёсы, Пересьмем но овол Та пинал мылкыды:
Тилесьтыд но уно Юмшасал, шудысал, Шудысал, эктысал Эрыке-ке лусал... Эрыкме возьытлыг Олокытчы кариз, Мылкыдме но йонтэм Жылиен думылиз...1 [Ашальчи Оки, 1925. С. 12-14].
Вот мои друзья На улице веселятся:
- Пойдем и ты, - говорят, За собой зовут.
- Нет, не буду гулять, - отвечаю, Провожаю друзей,
Как старушка, одна Я дома остаюсь.
- Смешная ты, Анна, -Отвечают мои друзья:
- Настроение у тебя состарилось, Сердце камнем стало.
- Сердце мое не камень, Любимые друзья,
И не состарилось Мое настроение: Больше вас
Я веселилась бы, играла бы, Играла бы, плясала бы, Если б свобода была... Свободу стыдливость Куда-то подевала, И настроение проказница Цепью заковала.4
В представленном тексте тема робости репрезентирована особенно ярко. По наблюдениям Л. П. Федоровой, в первом и последнем сборнике Ашальчи Оки «Сюрес дурын» прослеживается рука Кузебая Герда, его творческий почерк. Даже стихи расположены по такому же принципу, как в сборнике самого Герда «Крезь-чи» («Гусляр»): не в хронологическом порядке, а в тематическом [Федорова, 2013. С. 3]. Слово «возьытлыг» включает в себя разные значения (стыдливость, застенчивость, робость, скромность, стеснительность) и разное понимание (чувство, эмоция, состояние, ощущение, качество и т. п.). В сноске слов, трудных для понимания («Шуг валано кыл'ес» - «Трудные для понимания слова»), поэтесса дает следующее объяснение данному слову: стыдливость. Исходя из этих соображений, перевод Ашальчи Оки мы выносим в качестве доминанты в череде синонимов. Предполагаем, что слово «возьытлыг»2 могло быть придумано самой поэтессой от слова «возьыт» 'стыд, совесть'3. Думается, это был не случайный жест Ашальчи Оки: культурно-
1 Орфография автора в цитируемом стихотворении сохранена.
2 Современное написание: возьытлык.
3 Удмуртское слово «возьыт» 'стыд' восходит к финно-пермской основе *wac3 «Scham, Schande; sich schämen» ('стыд; стыдиться' - пер. с нем. А. К.) [UEW, 1988. С. 808].
исторические предпосылки могли определить принципы ее поведения. Как известно, проводимые на рубеже Х1Х-ХХ вв. удмуртским национальным движением мероприятия были направлены на просветительскую работу: интеллигенция ставила перед собой и перед народом ряд проблем, одной из главных среди которых была проблема развития удмуртского языка и литературы. Кузебай Герд, друг и соратник Ашальчи Оки, один из инициаторов культурно-исторических преобразований, обращался к народу: «Сегодня перед нами стоит очень важная задача. Это - создание новых удмуртских слов»5 [Герд, 1928. С. 19]. Сам Кузебай Герд активно занимался процессом словопроизводства6, и в числе созданных им неологизмов с использованием креативных возможностей родного языка было немало слов, выражающих национально-этнические особенности народа7.
4 Подстрочный перевод стихотворения Ашальчи Оки «Возьытлыг» сделан автором статьи.
5 Приводим цитату Кузебая Герда в оригинале: «Та водес асьмелэн азямы нырысь ик таче туж бадзым уж сылэ. Со -виль удмурт кыл'ёсыз кылдытон» [Герд, 1928. С. 19].
6 Подробнее о словотворчестве Кузебая Герда см. [Герд, 1928. С. 19-21].
7 К примеру, им было образовано слово «удмуртлык», обозначающее, по нашему мнению, «национальную идентичность» (в «Удмуртско-русском словаре» это слово переведено как «удмуртская ментальность» [УРС, 2008. С. 682]).
Остановимся на значениях слов стыдливость и робость, которые, согласно словарю В. Даля, означают: «робкий человек - боязливый, трусливый, несмелый, страшливый, нерешительный, опасливый» [Даль, 1914. С. 1689]. Слова «робкость» или «робость» он связывает с «состояньем» телесным и духовным соответственно [Даль, 1914. С. 1690]. А глагол «робеть» синонимичен таким понятиям, как бояться чего-либо, опасаться, не сметь, оторопеть, потеряться, трусить, не решаться, падать духом, терять смелость, отвагу [Даль, 1914. С. 1690].
«Стыд - чувство или внутреннее сознание предосудительного, уничиженье, самоосужденье, раскаянье и смиренье, нутренная1 исповедь перед совестью; срам, позор, посрам-ленье, поругание, униженье в глазах людей; застывание крови от унизительного скорбного чувства», - объясняет В. Даль [1914. С. 603]. Стыд он относит к нравственному чувству, свойственному только человеку [там же]. Согласно В. Далю, это чувство тесно связано с совестью. Прилагательное «стыдливый» имеет синонимы скромный, робкий, застенчивый [там же].
Из определений В. Даля удмуртскому слову «возьытлык», на наш взгляд, более близко значение «робость». И хотя тема робости выведена в заглавие только одного стихотворения Ашальчи Оки, этот мотив сквозной во всей ее лирике. Индивидуальной особенностью ее лирической героини передается характерная черта удмуртской национальной ментальности, сформированная вследствие природных и социокультурных факторов. На связь психического склада удмуртов с природно-географическими условиями обратили внимание ученые еще в XIX веке. Например, в удмуртской легенде «Тутой и Янта-мыръ», записанной Борисом Гавриловым, говорится об удмуртах как о «лесном народе» (точнее «лесных вотяках»2) [Гаврилов, 1880. С. 146]. И. Н. Смирнов писал: «В психическом складе Вотяка две черты представляют собой несомненный результат влияния окружающей обстановки - сдержанность в проявлении впечатлений, которая ведет за собой молчаливость, и безграничная способность терпеть - «покорность судьбе без конца». Молчат угрюмые леса, окружающие со всех сторон Вотяка, молчит и он, заражаясь состоянием среды» [Смирнов, 1890. С. 85]. Г. Е. Верещагин выделяет такие особенности в характере удмуртов, как терпеливость, миролюбивость, спокойствие, обусловленные природными предпосылками.
1 Так в оригинале.
2 Вотяки - устаревшее название удмуртов.
«Выдающиеся черты в их характере - необыкновенная робость, сдержанность и скрытность в выражении своих чувств», - отмечает исследователь [Верещагин, 1995. С. 23].
Кузебай Герд отметил то, что стихи Ашальчи Оки обрамлены переживаниями, из которых оформляется «яркий лирический рисунок» [цит. по: Ашальчи Оки, 1928. С. 2]. В художественно выраженном состоянии робости лирической героини совместились, на наш взгляд, представления мифологические, культурно-этнические, психологические и даже медицинские. Выраженная в стихотворении лирическая эмоция сравнивается поэтессой с болезнью (висён). В этом сравнении просматривается приобщенность Ашальчи Оки к медицине, ведь она окончила медицинский факультет Казанского университета по специальности «офтальмолог»:
Есть болезнь на свете -
Очень плохая/скверная/злостная/злая болезнь:
Стыдливость/робость/скромность/
стеснительность ей имя Удмурты дали.
Пытаясь понять истоки робости, Ашальчи Оки обращается к происхождению слова, выделяя в нем этническую составляющую, и предлагает читателю свое представление об одной из типичных черт удмуртов, истоки которой уходят в глубокую древность. Через изображение робкой удмуртки Ашальчи Оки передает автостереотипное представление3 об этносе: в научной литературе и в сознании людей сложилось устойчивое мнение об удмуртах о как застенчивом, робком, скрытном и нерешительном народе [см., например: Владыкин, Христолюбо-ва, 1991. С. 22; Владыкин, 1994. С. 37; Шкляев, 2003. С. 53; Зверева, 2006. С. 297-310]. Подобные стереотипы известны: упрямство финнов, медлительность эстонцев, немецкая аккуратность и т. д. В фольклорно-мифологической картине мира4 и в бытовом представлении робость удмуртов изображается и как отрицательное, и как положительное качество [подробнее об этом см.: Зверева, 2006. С. 297-310], относящееся к числу важнейших нравственных ориентиров, выработанных веками среди удмуртов. Воспитание скромности у ребенка считалось
3 Автостереотипы отражают представления нации о самой себе [http://universal_ru_en.academic.ru].
4 См., например, следующие пословицы и афоризмы: Возьыттэмесь овол: ымнырмы вань 'Не бессовестные: лицо на месте', возьытэз пыдтышказ, синъёсыз йыртышказ 'совесть в пятках, глаза на затылке (о бессовестном человеке)' [Удмуртский фольклор., 1987. С. 196]; сурон бам 'кожаная личина (маска)' (о бессовестном человеке. -А. К.) [Там же. С. 247] и др.
необходимым качеством, эталоном поведения; нарушение его в удмуртском обществе воспринималось крайне негативно и обычно характеризовалось выражением «бессовестный/бесстыжий человек» (воззьыттэм, сурон бам 'кожаная личина / человек без личины', гоно бам 'волосатое лицо'). Психологические установки были направлены на регулирование поведения человека в обществе. Но безропотное соблюдение принятых правил поведения ограничивало способность самовыражения. Это душевное переживание и стало предметом лирического высказывания в стихотворении Ашальчи Оки.
В тексте реализуется понимание робости как болезни, которая определяется поэтессой эпитетом с несколькими оттенками: скверный/ плохой/злой/злобный (урод), указывающим на ее негативную и разрушительную функцию. Болезнь эта персонифицирована и уподоблена живому существу с особой физиологией поведения. Она может ходить, запутывать слова, лишать свободы, заковывать цепью настроение/волю человека: 'Моя болезнь робость / Рядом со мной шагает - Все мои слова, Запутывая/завязывая в узел, она отбрасывает'; 'Свободу робость Куда-то подевала, И настроение/ волю проказница Цепью заковала.'. Болезненное состояние героини предстает в эфемерном облике; оно невидимо, размыто, не имеет формы и каких-либо очертаний. В этом прослеживается мифологическое осмысление робости как болезни. Как известно, удмуртами «заболевание чаще всего воспринималось как некое невидимое существо, поражающее человека» [Панина, 2012. С. 43-44]. К примеру, священник К. Сатрапинский отмечал, что удмурты, бесермяне да и сами русские все болезни представляют «какими-то живыми, невидимо ходящими существами» [цит. по: Луппов, 1911. С. 265]. В рассматриваемом тексте изображение болезни как существа без плоти близко традиционному мировоззрению.
Ашальчи Оки выявила деструктивную природу робости, энергетическое воздействие которой вносит дисгармонию в мир лирической героини. Невидимый недуг психологически поражает ее. Разрушительная природа робости проявлена в тексте через жизненные ситуации и межличностные отношения. Так, в любовной истории робость героини сковывает ее чувства: 'Нет, не могу произнести Ни одного слова <...> Моя болезнь стыдливость/робость/ скромность/стеснительность Все мои слова, Запутывая/завязывая в узел, она отбрасывает'. Этот недуг разрушает любовь.
В восприятии друзей поведение главной героини тоже аномально: ' Настроение/воля у тебя
состарилось/постарело, Сердце камнем стало'. Навязанный традицией культурный стереотип ограничивает свободу самовыражения героини, но внутреннее ее состояние не меняется, и самые сокровенные мечты и нежные чувства живут в ней, их доверяет поэтесса читателю.
Представления о робости как о болезни раскрываются через последствия этого недуга. Лирическая героиня испытывает нравственные и психические страдания, выраженные в чувстве дискомфорта, ущербности, подавленности, отчаяния - вследствие ограничения/отсутствия свободы. Внутренняя несвобода героини отражена в ее поведении:
Больше вас
Я гуляла/веселилась бы, играла бы,
Играла бы, плясала бы, Если б воля/свобода / независимость была.
Ощущение робости ассоциируется у Ашальчи Оки со скованностью, связанностью цепями: лирическая героиня внутренне ограничена психологической установкой, мешающей ей быть свободной в проявлении чувств:
<...> Волю/свободу /независимость робость /застенчивость/стыдливость / скромность/стеснительность Куда-то подевала, И настроение/волю бесшабашная/плохая/проказница Цепью заковала.
Мотив робости не ограничивается у Ашальчи Оки одним стихотворением1. Проходя через все ее творчество, он перерастет в поведенческую позицию поэтессы, что выразится в ее сознательном отказе от творчества [подробнее об этом см.: Серова, 2014. С. 12-25]. В творческом и жизненном опыте Ашальчи Оки ментальная категория «робость» реализовалась по-разному. Деструктивная ее сторона образно воплотилась в лирике, а поведенчески этот женский стереотип был преодолен активной и мужественной деятельностью врача Ашальчи Оки в до- и послевоенное время, но особенно -на фронте Великой Отечественной войны.
Источники и литература
Ашальчи Оки. Возьытлыг // Ашальчи Оки. Сюрес дурын. Кылбур'ес. М., 1925. С. 12-14.
1 См., например: «Ой, шулдыр ук, шулдыр ульчайын» («Ой, красиво, красиво на улице»), «Ку меда адзиськом» («Когда мы встретимся»), «Сапам» («Привет») и др.
<73)
Ашальчи Оки. О чем поет вотячка. Стихи. С вотяцкого перевел Кузебай Герд. Глазов: Издание Московского Общества по Изучению Вотяцкой Культуры, 1928. 30 с.
Верещагин Г. Е. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1: Вотяки Сосновского края / Отв. за вып. Г. А. Никитина. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1995. 260 с.
Владыкин В. Е., Христолюбова Л. С. Этнография удмуртов: Учеб. пособие. Ижевск: Удмуртия, 1991. 160 с.
Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. 384 с.
Гаврилов Б. Произведеыя народной словесности, обряды и повЪрья вотяковъ Казанской и Вятской губернш / Записаны, переведены и изложены Бори-сомъ Гавриловымъ во время его командировки въ Вотяцюя селеыя Казанской и Вятской губернш. Казань: Типографiя А. А. Коковиной, 1880. 190 с.
Герд К. Виль удмурт кыл'ес // Кенеш. 1928. № 15. С.19-21.
Герд К. О ней я песнь пою.: Стихи и поэмы, статьи и научные работы, письма / Сост., вступ. ст. и коммент. Ф. К. Ермакова. Ижевск: Удмуртия, 1997. 336 с.
Даль В. Толковый словарь живого великорусска-го языка. Т. 3. П-Р. СПб.; М., 1914. Стб. 1689-1690.
Даль В. Толковый словарь живого великорусска-го языка. Т. 4. С-Я. СПб.; М., 1914. Стб. 602-604.
Зверева Т. Р. Удмуртские культурные сценарии: возьдаськон // Проблемы и перспективы функционирования родных языков. К 85-летию государственности Удмуртской Республики: материалы меж-дунар. науч.-практ. конф. 25-28 окт. 2005 г. Ижевск: Удмуртия, 2006. С. 297-310.
Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М.: Просвещение, 1972. 110 с.
Луппов П. Н. Матерiалы для истории хрис^анства у вотяков въ первой половинЪ XIX вЪка. Вятка: Губернская Типографiя, 1911. 318 с.
Панина Т. Магия слова в народной медицине удмуртов: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.09. Ижевск, 2012 // Рукописный фонд Научно-отраслевого архива Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН, оп. 2-Н, д. № 1628. 282 с.
Серова М. В. Поэтика «отказа» в творческом поведении Ашальчи Оки // Серова М. В., Кадочникова И. С. Проблема культурно-исторической идентичности в литературе Удмуртии. (Академический час. Вып. 3). Ижевск, 2014. С. 12-25.
Смирнов И. Н. Вотяки. Казань, 1890. 308 с.
Удмуртско-русский словарь: ок. 50 000 слов / РАН УрО. Удм. ин-т ИЯЛ; Сост. Т. Р. Душенкова, А. В. Егоров, Л. М. Ившин и др. Отв. редактор Л. Е. Кириллова. Ижевск, 2008. 925 с. (в тексте - УРС).
Удмуртский фольклор. Пословицы, афоризмы, поговорки / Сост. Т. Г. Перевозчикова. Устинов: Удмуртия, 1987.279 с.
Федорова Л. П. Кылы быре... // Удмурт дунне. № 021. 19 марта. 2013. С. 3.
Федорова Л. П. Краткая история удмуртской женской литературы // Движение эпохи - движение литературы. Удмуртская литература ХХ века: Учеб. пособие. Ижевск, 2002. С. 155-168.
Шкляев Г. К. Очерки этнической психологии удмуртов. Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2003. 300 с.
UEW - Redei K. Uralisches etymologisches Worterbuch. Bd. Il.finnisch-permische und finnisch-wolgaische Schicht. Ugrische Schicht. Wiesbaden: Harrassowitz, 1988. 603-906 s.
Поступила в редакцию 10.06.2015
References
Ashal'chi Oki. Voz'ytlyg [Shyness]. Ashal'chi Oki. Sjures duryn. Kylbur'jos [By the side of the road. Collection of poems]. Moscow, 1925. P. 12-14.
Ashal'chi Oki. O chem poet votjachka. Stihi [What are the Udmurt girls singing about. Poems]. S votjackogo perevel Kuzebaj Gerd. Glazov: Izdanie Moskovskogo Obshhestva po Izucheniju Votjackoj Kul'tury [Transl. Kuzebaj Gerd. Glazov. Ed. of Moscow society for the study of Votyaks culture], 1928. 30 p.
Dal' V. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskago ja-zyka [Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language]. St. Petersburg; Moscow, 1914. Vol. 3. Cols. 1689-1690.
Dal' V. Tolkovyj slovar' zhivogo velikorusskago ja-zyka [Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language]. St. Petersburg; Moscow, 1914. Vol. 4. Cols. 602-604.
Fedorova L. P. Kyly byre. [Words with the ends]. Udmurt dunne. No 021. March 19. 2013. 3 p.
Fedorova L. P. Kratkaja istorija udmurtskoj zhenskoj literatury [A brief history of the Udmurt women's literature]. Dvizhenie jepohi - dvizhenie literatury. Udmurtskaja literatura XX veka: Uchebnoe posobie [7he movement of
an era - the movement of literature. Udmurt literature of the 20th century. Textbook]. Izhevsk, 2002. P. 155-168.
Gavrilov B. Proizvedenija narodnoj slovesnosti, ob-rjady i pover'ja votjakov Kazanskoj i Vjatskoj gubernij [Folk literature, rites and beliefs of the Votyaks in Kazan and Vyatka province]. Zapisany, perevedeny i izlozheny Borisom Gavrilovym vo vremja ego komandirovki v Vot-jackija selenija Kazanskoj i Vjatskoj gubernij [Collect., transl., ed. by Boris Gavrilov during the expedition to the Votyak settlements in the provinces of Kazan and Vyatka]. Kazan'. Tipografija A. A. Kokovinoj, 1880. 190 p.
Gerd K. Vil' udmurt kyl'jos [The new Udmurt words]. Kenesh. 1928. No 15. P. 19-21.
Gerd K. O nei ya pesn' poyu...: Stikhi i poemy, stat'i i nauchnye raboty, pis'ma [She is the one I am singing the song for. Verses and poems, articles and scientific works, letters]. Comp., auth. of the preface and comments F. K. Ermakova. Izhevsk: Udmurtiya, 1997. 336 p.
Korman B. O. Izuchenie teksta hudozhestvennogo proizvedenija [Textual study of a literary composition]. Moscow: Prosveshhenie, 1972. 110 p.
LuppovP. N. Materialy dlja istorii hristianstva u votjakov v pervoj polovine XIX veka [Materials for the history
of Christianity of the Votyaks in the first half of the 19th century]. Vjatka: Gubernskaja Tipografija, 1911. 318 p.
Panina T. Magija slova v narodnoj medicine udmur-tov [Magic of words in Udmurt folk medicine]: dis. ... kand.filol. nauk [Ph. D. Diss. (Philol.)]. Rukopisnyj fond Nauchno-otraslevogo arhiva Udmurtskogo instituta istorii, jazyka i literatury UrO RAN [The fund of manuscripts of scientific and sectoral archive of the Udmurt institute of history, language and literature, UB RAS]. Izhevsk, 2012. op. 2-N, d. No 1628. 282 p.
Serova M. V. Pojetika «otkaza» v tvorcheskom po-vedenii Ashal'chi Oki [The poetics of rejection in the creative behavior of A. Oki]. Serova M. V., Kadochniko-va I. S. Problema kul'turno-istoricheskoj identichnosti v literature Udmurtii. (Akademicheskij chas) [The problem of cultural and historical identity in Udmurt literature (Academichour)]. Izhevsk, 2014. Iss. 3. P. 12-25.
SmirnovI. N. Votjaki [Votyaks]. Kazan', 1890. 308 p.
Shkljaev G. K. Ocherki jetnicheskoj psihologii ud-murtov [Essays on ethnic psychology of the Udmurts]. Izhevsk: Udmurtskij institut istorii, jazyka i literatury UrO RAN, 2003. 300 p.
Udmurtsko-russkii slovar': ok. 50 000 slov [Udmurt-Russian dictionary; about 50 000 words]; Comp. T. R. Dushenkova, A. V. Egorov, L. M. Ivshin et al. Ed. L. E. Kirillova. Izhevsk: RAN UrO. Udm. in-t IYaL, 2008. 925 p. (in text - URS).
Udmurtskii fol'klor. Poslovitsy, aforizmy, pogovorki [Udmurt folklore: proverbs, aphorisms and sayings].
сведения об авторе:
Камитова Алевтина Васильевна
и. о. зав. отделом филологических исследований, к. фил. н. Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН
ул. Ломоносова, 4, Ижевск, Удмуртская Республика,
Россия, 426004
эл. почта: [email protected]
тел.: 8 (3412) 687322
comp. T. G. Perevozchikova. Ustinov: Udmurtiya, 1987. 279 p.
Vereshhagin G. E. Sobranie sochinenij: Votjaki Sos-novskogo kraja [Collected works: Votyaks of Sosnovskiy region]. Izhevsk: UIIJaL UrO RAN, 1995. Vol. 1. 260 p.
Vladykin V. E., Hristoljubova L. S. Jetnografija udmur-tov: Uchebnoe posobie [The ethnography of Udmurts]. Izhevsk: Udmurtija, 1991. 160 p.
Vladykin V. E. Religiozno-mifologicheskaja kartina mira udmurtov [Religious and mythological world view of the Udmurts]. Izhevsk: Udmurtija, 1994. 384 p.
Zvereva T. R. Udmurtskie kul'turnye scenarii: voz'das'kon [Udmurt cultural scripts: oppression]. Prob-lemy i perspektivy funkcionirovanija rodnyh jazykov. K 85-letiju gosudarstvennosti Udmurtskoj Respubli-ki: materialy mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii. 25-28 oktjabrja 2005 g. [Problems and perspectives of indigenous languages. To the 85th anniversary of the Udmurt Republic statehood: Proceedings of the international scientific and practical conference. October 25-28, 2005]. Izhevsk: Udmurtija, 2006. P. 297-310.
UEW - Redei K. Uralisches etymologisches Worterbuch. Bd. II.finnisch-permische und finnisch-wolgaische Schicht. Ugrische Schicht. Wiesbaden: Harrassowitz, 1988. P. 603-906.
Received June 10, 2015
CONTRIBUTOR:
Kamitova, Alevtina
Udmurt Institute of History, Language and Literature, Ural branch, Russian Academy of Sciences 4 Lomonosov St., 426004 Izhevsk, Russia e-mail: [email protected] tel.: 8 (3412) 687322
