Тайны Ливонской войны: герцог Магнус голштинский, Московская компания и английская контрабанда через русское «Оконце в Европу» Текст научной статьи по специальности «История и археология»

СОБЫТИЯ И СУДЬБЫ

Л.Ю. Таймасова

ТАЙНЫ ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ:

ГЕРЦОГ МАГНУС ГОЛШТИНСКИЙ, МОСКОВСКАЯ КОМПАНИЯ И АНГЛИЙСКАЯ КОНТРАБАНДА ЧЕРЕЗ РУССКОЕ «ОКОНЦЕ В ЕВРОПУ»

Несмотря на обилие книг, статей и документальных публикаций, один из крупнейших европейских военных конфликтов XVI в., известный как Ливонская война (1558-1583 гг.), остается до настоящего времени мало изученным.

Настолько мало, что современные исследователи ставят вопрос: а была ли она, Ливонская война?

Отвечая на него, петербургский ученый А.И. Филюшкин предлагает говорить о серии Балтийских войн, вызванных борьбой Дании, Швеции, Польши и России за передел сфер влияния в Балтийском регионе1. Его коллега из Потсдамского университета К. Зольдат отмечает, что характерной особенностью серии Балтийских войн является вмешательство в их ход Англии. Тайно поддерживая Россию поставками оружия, англичане косвенно оказывали влияние на события Ливонской войны. По его мнению, торговля с «московитом» в эти годы явилась одним из факторов, обусловившим в ближайшие столетия становление Англии как крупной морской державы2.

Роль Англии в переделе сфер влияния в Балтийском регионе в ходе Ливонской войны еще не получила должной оценки в историографии. В этом очерке мы рассмотрим лишь один ее аспект: контрабандные поставки английского оружия через пролив Большой Зунд (Моон-Зунд) и тайная торговля товарами военного назначения в русской Нарве в свете событий 1570 г. - года, который стал переломным в ходе войны. Он характеризуется поворотом в политике Ивана IV от агрессивных действий к попытке овладения Ливонией с помощью дипломатии.

Территория Ливонии подверглась разделу в ходе первой крупной кампании 1558-1561 гг. на четыре зоны оккупации: русскую, литовско-польскую, шведскую и датскую. В последующие годы участники конфлик-

та воевали между собой. В 1561-1570 гг. велась русско-литовская война, в 1563-1570 гг. - так называемая Северная семилетняя война между Данией и Швецией. Относительное затишье продолжалось с 1570 до 1577 гг., после чего в ходе стремительных и успешных действий русских войск, захвативших всю Ливонию до Западной Двины (кроме Ревеля и Риги), русская зона оккупации значительно расширилась. Как следствие начались русско-польская война 1578-1582 гг. и шведская кампания 1578-1583 гг. в Северной Эстонии. Обе закончились поражением России и потерей ею всех территориальных приобретений в Прибалтике.

Помимо кровавых битв на полях сражений, за Ливонию велась, по меткому выражению Г.В. Форстена, «чернильная война»3. В эти годы переписка правителей и дипломатов была наполнена призывами решить «ливонский вопрос». Для урегулирования конфликта неоднократно выискивались разные средства и пути, но все заканчивалось взаимными угрозами и протестами. Вновь гремели орудия, гибли солдаты и страдали мирные жители.

Новый свет на события «чернильной» Ливонской войны проливает документ, еще неизвестный в российской историографии, - реляция герцога Магнуса Голштинского (1540-1583), непосредственного участника как полевых, так и эпистолярных боев за Ливонию.

Реляция герцога Магнуса, написанная на смеси старогерманского и стародатского диалектов, хранящаяся ныне в Датском государственном архиве, была опубликована в современной немецкой транслитерации в журнале “Danske Magazin”4. Документ не датирован, но по косвенным признакам его можно отнести к началу 1579 г. Повествование охватывает период с 1560 по 1578 гг. Отрывки из него были переведены на английский язык таллиннским историком А. Адамсоном и опубликованы им в двух статьях в сборниках “Acta Histórica Tallinnesia” в 2009 и 2011 гг.5

Точка зрения одной из ключевых фигур, вовлеченной в план Ивана IV по завоеванию Ливонии мирным путем, представляет особый интерес.

Младший сын короля Кристиана III Датского (1503-1559), принц датский Магнус получил по смерти отца земли в Голштинии, но отдал их брату королю Фредерику II (1534-1588) в обмен на остров Эзель и Пильтенское епископство с правом на владение городами Рига и Ревель. Раздел Ливонии на четыре зоны оккупации задел интересы Магнуса в отношении Риги и Ревеля: первая оказалась под властью Речи Посполитой, второй - Швеции. Не имея финансовых средств на ведение боевых оперций против польского и шведского королей, герцог действовал мирным путем, через судебные инстанции. К 1569 г. многочисленные апелляции советников Магнуса не дали положительных результатов. Реальный шанс восстановить справедливость появился у герцога в связи с предложением Ивана IV передать ему земли Ливонии на правах вассальной зависимости.

Реляция герцога Магнуса позволяет по-новому взглянуть на события, связанные с его попыткой восстановить свои юридические права на Ригу и Ревель с помощью военной поддержки русского царя. Документ также содержит ценные сведения об обстоятельствах появления проекта образования Ливонского королевства в 1570 г. и пожалования Магнусу титула короля Ливонии.

Важную роль в рождении плана образования Ливонского королевства сыграла политика лондонского руководства торговой Московской компании (The Muscovy Company), широко развернувшей в годы Ливонской войны операции по поставке ее странам-участницам контрабандного оружия через пролив Зунд и русский порт Нарву.

Московская компания и «оконце» на балтийской границе

Английская торговая Московская компания получила официальный статус в 1555 г. Компания была создана для поиска северо-восточного морского пути в Китай и коммерческой деятельности со всеми странами, лежащими на этом пути. Англия уверенно теснила Ганзейский союз как на западноевропейском, так и на русском рынке, прокладывая по Волге кратчайший маршрут в Персию, Индию и Китай.

Список членов-учредителей Московской компании возглавили фамилии высших должностных лиц правительства королевы Марии Тюдор (1553-1558 гг.): главный казначей короны, королевский камергер, хранитель государственной печати, государственный секретарь и другие. Сращивание верхушки бюрократии с торговым капиталом позволяло английскому правительству не только использовать все средства, имеющиеся в руках государства (законодательный механизм, налоговая система, государственная казна, королевский флот и т.д.), но и увеличивать оборотный капитал хронически убыточной, согласно финансовым отчетам, компании за счет средств пайщиков и частных предпринимателей. Купцы компании пользовались на территории России дипломатическим иммунитетом. Английские «гости» вели торг не столько шерстяными тканями, сколько оружием. Первоначально доставка грузов в Россию осуществлялась исключительно Северным морским путем. Суда компании швартовались в бухте св. Николая в устье Северной Двины. Товары перегружались на русские речные суда и перевозились на склады фактории в Холмогорах.

Поставки артиллерии и боеприпасов для «московита» проводились в таких крупных размерах, что растущая мощь Московского царства вызывала беспокойство у правителей соседних стран. Ранней весной 1558 г. в городе Данциг (Гданьск) польские солдаты арестовали купца Московской компании Томаса Алькока (Thomas Alcock). Его несколько раз допрашивали о цели путешествия из России в Англию через континент. Польские дозна-

ватели в присутствии представителей Данцига требовали признания в том, сколько тысяч единиц различных видов амуниции, меди и других товаров доставлялось в Россию. Алькок признался в доставке военного снаряжения к устью реки Двины, но, по его словам, для «московита» предназначалось лишь 100 штук старых кольчуг. Видимо, основной объем военных товаров шел в Персию через русских посредников. Получив свободу, Алькок отправил 26 апреля 1558 г. письмо в Холмогоры, к агентам Московской компании. Он предупредил купцов, что ганзейские города Данциг, Любек и Гамбург, находившиеся в дружбе с врагами Англии - Шотландией и Францией, будут препятствовать английским судам в Северном море, и что прибытие грузов в Холмогоры в этом году не состоится6.

Если ганзейские «каперы» закрыли англичанам Северный морской путь, то Россия немедленно приоткрыла для них «оконце» в Балтийском море. Уже 11 мая 1558 г. с помощью хитрости русскими был взят город-порт Нарва (в русских источниках - Ругодив). По сведениям купца Московской компании Генри Лейна (Henry Lane), к 1560 г. здесь прочно обосновались английские «гости»7. Купцы Вильям Бонд (William Bond) и Джон Фоксол (John Foxall) возглавили группу английских купцов в Нарве. Только первый из них состоял в членах Московской компании, однако он действовал, не имея официальных полномочий. Его компаньон - крупный судовладелец, имевший коммерческие связи с Данией, - осуществлял прямые поставки английской артиллерии и боеприпасов для армии короля Фредерика II8.

Груз, доставляемый Бондом и Фоксолом в Нарву для Ивана IV, также представлял собой предметы военного назначения. Доставка оружия через пролив Зунд, который контролировала Дания, осуществлялась тайно на зафрахтованных иностранных судах, в таможенных книгах указывался иной порт назначения. Однако действия англичан не остались незамеченными для властей Данцига и Любека. Как отметил в своей записке купец Генри Лейн, «торговля Английской нации с Ригой и Ревелем [В русских источниках - Колывань. - Л.Т. ] существовала с древнейших времен, но торговля с Нарвой имела препятствия, чинимые нам Данцигом и Любеком»9.

Купцы Любека первыми оценили преимущества делового партнерства с англичанами через русских посредников. В январе 1561 г любекский купец Ян Хоффман (John Hoffman) и несколько его товарищей подали новой королеве Елизавете I (1558-1603 гг.) прошение даровать им привилегию на торговлю с русскими в Нарве. Купцы уведомляли, что граждане Любека всегда пользовались льготами вести коммерцию с «московитами» во время их войн с Ливонией при условии, что не будут поставлять русским вооружение. А Ревель в настоящее время чинит им препятствия на море, в 1559 г. ревельцы захватили их корабль. Они обращались к императору Священной римской империи германской нации Фердинанду I за правосудием, но не добились возмещения убытков. Хоффман и его товарищи

заверили королеву, что уже выхлопотали рекомендательные письма (патенты на торговые операции) от шведского короля Эрика XIV и его брата герцога Иоанна (Юхана)10.

Прошение любекских купцов было удовлетворено. И они взяли на себя посреднические операции между Англией, Россией и Швецией, легализуя поставки английской контрабанды для шведского короля и его брата. Привилегии, которые получили любекские купцы в Нарве, вызвали зависть и обиду со стороны Ревеля. Между городами начались распри и взаимная вражда, доходившая до столкновений на море.

Позднее, по словам современника событий ливонского летописца Бальтазара Руссова, «любчане публично объявили в свое оправдание, что некоторыми старыми королями шведскими им была дарована привилегия ездить с кораблями в Россию до Нии [Нева. - Л.Т. ]. К тому же они будто бы получили от некоторых прежних ливонских магистров льготу беспрепятственно торговать в общих ливонских военных гаванях и с московитом; что им и было дозволено римским императором того времени. И что в этой войне они не первые были в Нарве, но было несколько ревельцев, которые сами указывали им дорогу в Нарву; а если ревельцы торгуют со своим открытым врагом, то почему бы им того не делать, особенно если у них нет вражды с московитом»11.

Появление дешевого контрабандного английского товара на балтийском рынке оружия закономерно привело к снижению спроса на изделия германских производителей. Весной 1561 г. власти городов Гамбург и Кельн пожаловались Елизавете I на ее подданных, поставлявших в Московию военные товары. Королева признала обвинения несостоятельными, заявив, что оружие предназначалось для ее собственных нужд, для обороны Англии12. В июне, а затем - в июле того же года в ответ на многочисленные протесты императора Священной римской империи Фердинанда I и правителей других стран от имени Елизаветы были направлены открытые послания ко всем европейским правителям с заверением, что ее подданные не ввозили оружие и боеприпасы в Московию13. Лондон отрицал какую-либо военную помощь «московиту», но успешные боевые действия русских сил в Ливонии опровергали эти официальные заявления.

Подозрения в проведении посреднических операций, видимо, пали на купцов ганзейских городов, которые имели право беспошлинно проходить через Зунд с их собственным грузом. Под нажимом правителей соседних стран император Фердинанд I издал указ, запрещающий всем подвластным ему курфюстам, князьям, бюргерам и рыцарям поставлять московскому царю товары военного назначения. В грамоте императора от 27 ноября 1561 г. говорилось: «Под страхом уничтожения всех регалий, ленов и прав мы запрещаем всем подданным империи сноситься с русскими и доставлять им оружие и провиант»14.

Запрет императора способствовал укреплению монополии англичан

на русском рынке оружия. Воспользовавшись своим исключительным положением, Бонд и Фоксол, видимо, подняли цены на военные товары, доставляемые в Нарву. Соответственно, взлетели цены у любекских посредников, перепродававших их в Швецию. Подсчитав затраты, шведы отказались от услуг Любека. 30 июня 1562 г. король Эрик XIV, уступив русскому царю Эзель и другие ливонские территории, «укрепил» договор о свободной торговле шведских купцов в Нарве: «Штоб наши торговые люди со всяким купецким товаром ездили в преж реченные городы еж есть в Норову и в иные городы, которые блиско моря есть, которые в вашего государя царя державе...»15

Перенаправление потока военных грузов в Швецию, несомненно, вызвало снижение или даже полное прекращение прямых поставок английской артиллерии для датского короля. Дания была вынуждена закрепить политические и коммерческие связи непосредственно с Россией. 7 августа 1562 г. между Иваном IV и Фредериком II состоялось подписание «докончальной» грамоты, скрепленной особой «золотой» печатью - оттиском государственной печати на золоте. Согласно договору, в случае войны России или Дании со Швецией или с Польшей ни царь, ни король не могли просить друг у друга помощи, но обязывались не помогать врагу другой стороны. Соглашение также гарантировало свободный проезд иностранным купцам, едущим в Россию и из России через Зунд16.

Таможенные льготы для иностранных «гостей», идущих на торговых судах через Зунд в русский порт, внесли изменение в географию международной торговли. До этого представлявший собой заштатный порт из-за неудобства рейда, то есть акватории для якорной стоянки морских судов, город Нарва быстро приобрел славу крупного коммерческого центра, в то время как Ревель утратил свое былое значение. Руссов с грустью писал: «Впоследствии не только любекские города при Балтийском море, но и все французы, англичане, шотландцы и датчане большими толпами отправлялись в Нарву и вели там большую торговлю, происходившую сперва в Ревеле, различными товарами, золотом и серебром; из-за этого город Ревель стал пустым и бедным городом»17.

К 1563 г. англо-русская торговля в Нарве настолько расширилась, что скрывать очевидные факты уже не представлялось возможным. Начало регулярных рейсов судов, принадлежавших купцам Московской компании, фиксируется по записям книг таможенных пошлин Зунда.

Сбор таможенных пошлин с иностранных судов, проходивших через пролив Зунд, приносил датской короне до 2/3 государственного дохода. От уплаты налога освобождались купцы городов Ганзейского союза, следовавшие с собственным грузом. Однако в перечень льготных товаров не входили медь и вино. Таможенными льготами пользовались иностранные судовладельцы, осуществлявшие поставки товаров для датского короля. От уплаты зундских пошлин также освобождались конвойные суда, сопровождавшие торговые караваны.

Таблица 1. Динамика захода иностранных судов в порт Нарва в годы Ливонской войны (по книгам таможенных пошлин Зунда18)

Год Всего иностранных судов Количество английских судов, принадлежавших Московской компании Количество судов других стран Комментарии

1557 0 0

1558 0 0

1559 - - Нет данных

1560 18 0 Гамбург (10) Вост. Польша (8)

1561 - - Нет данных

1562 7 0 Франция (3) Данциг (1) Гамбург (1) Голландия (1) Шотландия (1)

1563 3 1 Франция (1) Гамбург (1)

1564 12 6 Голландия (2) Франция (2) Г амбург (2)

1565 40 4 Нидерланды (25) Франция (10) Шотландия (1)

1566 98 42 Нидерланды (33) Франция (15) Шотландия (3) Дания (3) Г амбург (2)

1567 76 16 Нидерланды (34) Франция (19) Шотландия (3) Дания (1) Г амбург (3)

1568 59 13 Нидерланды (25) Франция (20) Гамбург (1)

1569 16 5 Франция (10) Нидерланды (1)

1570 Нет данных. По факту судов Московской компании 14

1571 Нет данных. По факту судов Московской компании 13

1572 - - Нет данных

1573 - - Нет данных

1574 22 13 Нидерланды (3) Франция (2) Дания (2) Гамбург (1) Любек (1)

1575 13 0 Дания (8) Франция (3) Нидерланды (1) Норвегия (1)

1576 0 0

1577 6 0 Дания (4) Франция (2)

1578 27 4 Нидерланды (9) Дания (8) Франция (6)

1579 26 2 Нидерланды (11) Франция (10) Дания (3)

1580 1 0 Франция (1)

1581 12 0 Дания (12)

1582 0 0

1583 0 0

Согласно книгам таможенных пошлин Зунда, летом 1563 г. в Нарве побывал всего 1 корабль Московской компании, в 1564 г. - 6. Однако основной объем перевозок контрабандного товара через Зунд, скорее всего, осуществлялся Бондом и Фоксолом на зафрахтованных судах под флагами других стран. Предметы военного назначения провозились с нарушением таможенных правил, в документах указывалось иное наи-

менование товара. И львиная доля прибыли от торговли ими в Нарве оседала в их карманах.

С началом Северной семилетней войны между Данией и Швецией в 1563 г. русские продолжали тайно поставлять шведам английское оружие, вопреки условиям «докончальной» грамоты. В январе и сентябре 1564 г. датский король Фредерик II просил царя воспрепятствовать доставке грузов из Нарвы в Ревель, Стокгольм и другие шведские города19. Московское правительство, видимо, обвинило во всем воевод-мздоимцев, о чем было доведено до сведения королевского представителя в Нарве -Захария Фелинга, присланного для сбора зундских пошлин и пресечения контрабанды. В письме к Фредерику II от 18 ноября 1564 г. тот доносил о подвозе шведам товаров из Нарвы и о подкупности русских воевод20.

Таможенная политика самого московского правительства способствовала обогащению нечестных на руку воевод и процветанию торговли английских купцов-«аутсайдеров». В Нарве образовалась, говоря современным языком, свободная экономическая зона. По свидетельству итальянца Рафаэля Барберини, в Нарве не было никакой таможни, пошлина за ввоз товара взималась в Москве: «По дороге из Нарвы - по 4 процента, из Польши - также 4 процента; по дороге же из Крыма - 8 процентов, но за вывоз не платится ничего»21.

Если коммерческие операции в Нарве приносили купцам-«аутсайдерам» крупную прибыль, то Московская компания терпела убытки от их деятельности. В апреле 1564 г. в английском правительстве рассматривался вопрос о предоставлении права свободной торговли в Нарве всем подданным королевства. Лорды отметили, что, по сравнению с другими иностранными портами, коммерция в Нарве является самой прибыльной для Англии благодаря высокому уровню спроса на английский товар, таможенным льготам, скорости доставки и низким транспортным расходам. Опасение императора, польского короля и правителей некоторых протестантских стран, что русский царь может получать оружие через Нарву, не способно повлиять на решение королевы о правах ее подданных на торговлю, если только другие правители сами не поступят таким же образом и не запретят своим подданным торговать с русскими. Несомненно, расширение торговли в Нарве будет способствовать процветанию Англии, а рост потока грузов через пролив Зунд принесет датскому королю высокие доходы за счет таможенных сборов22. После долгих дебатов, признав все преимущества свободной торговли в Нарве, лорды все же высказались за ее ограничение и за предоставление Московской компании монопольных прав на проведение коммерческих операций через нарвскую факторию.

Осенью 1564 г. Бонду было предъявлено обвинение в нанесении ущерба интересам Московской компаниии. В свое оправдание он зая-

вил, что никаких законов не нарушал, и что сама компания ссудила ему 300 ф.ст. для расширения дела. Доводы купца были признаны неубедительными. В ноябре Бонд был арестован, и провел в лондонской тюрьме неделю. Месяц спустя последовал королевский указ, предписывавший Бонду и Фоксолу свернуть дела. В феврале 1565 г. патент на торговлю в Нарве получил купец из Гуля, а затем - несколько лондонских торговцев23. Благодаря рекомендательному письму королевы Елизаветы I к Ивану IV большие привилегии на торговлю в Нарве были пожалованы итальянскому купцу Рафаэлю Барберини. Он также получил от царя рекомендательные письма к шведскому и датскому королям24.

Вполне вероятно, что Бонд и Фоксол, лишившись возможности поставлять оружие в Нарву, направили военные грузы Северным морским путем в бухту св. Николая. Весной 1565 г. товаров, полученных в Холмого-рах, оказалось в два раза больше, чем было предусмотрено. Построенное в предыдущем году в Ярославле судно грузоподъемностью 30 т. не могло вместить весь груз. Агент компании просил прислать из Англии корабельного мастера, чтобы построить речные суда грузоподъемностью 60 т. для доставки товаров по Волге в Персию25.

Несомненно, агенты Московской компании в первую очередь отправили в Персию собственные товары, а купцы-«аутсайдеры» понесли убытки. Если Бонд и Фоксол намеревались в следующем году вернуться к коммерческой деятельности в Нарве, то путь им был закрыт. 4 декабря 1565 г. Елизавета I направила грамоту к шведскому королю с просьбой оказать покровительство ее подданным, едущим в Московию, за которых она дает обещание, что они не повезут военных припасов26. Так английское правительство временно приостановило доставку контрабандного оружия в Нарву, оставив за Московской компанией привилегию поставлять товары военного назначения русскому царю Северным морским путем.

Весной 1566 г. в Москву прибыл представитель Московской компании Антон Дженкинсон (Anthony Jenkinson). Он просил монопольного права торговли для купцов компании в бухте св. Николая. Иван IV даровал «гостям» такую привилегию, запретив судам других английских и иностранных торговцев швартоваться в устье реки Двины. Летом того же года порт Нарвы посетило наибольшее количество кораблей компании - 42. А общее количество иностранных судов, проследовавших через пролив Зунд в Нарву, достигло рекорда - 98.

«Большой парад» в Нарве вызвал серьезную озабоченность у польского короля. 13 июля 1566 г. Сигизмунд II Август направил послание Елизавете I, в котором заявил протест против доставки для московского царя не только вооружения, но и мастеров, посредством которых русские смогут «выделывать в самой варварской стране его [Ивана IV - Л.Т.] все

те предметы, которые требуются для ведения войны, и которых даже употребления до сих пор там не знают»27. Возможно, в письме короля речь шла о мастерах итальянской «школы отравителей». Миссия «мастеров» получила широкую огласку чуть позже, в 1574 г., через донесение, автором которого был анонимный англичанин из Брюгге. В донесении говорилось о ценах на «услуги» итальянцев по обучению искусству умерщвления высокопоставленных особ с помощью отравленных писем или другими способами28.

В Лондоне отнеслись со всем вниманием к предостережению польского короля. В октябре 1566 г. в парламент был направлен проект акта о монопольном праве Московской компании на торговлю в Нарве; он был утвержден 20 декабря 1566 г.29 Нарушителям грозило тюремное заключение и конфискация судов с товаром в пользу королевской казны и Московской компании в равных долях. Руководство факторией в Нарве было возложено на Кристофера Хадсона (Christopher Hudson/Hoddesdon), пайщика компании.

Однако «аутсайдеры» продолжали вести торговлю в Нарве, а руководство Московской компании своим бездействием поощряло нарушителей. Около 1567 г. два агента нарвской фактории Кристофер Беннет (Christopher Bennet) и Томас Гловер (Thomas Glover) направили послание к Ивану IV испрашивая особых льгот в собственную пользу. Они доносили о фактах нарушений правил торговли в Нарве. По их словам, в предыдущем году более 70-ти судов, принадлежавших английским купцам-«аутсайдерам», посетили порт (помимо 42-х кораблей Московской компании, зарегистрированных в таможенных книгах Зунда), и, боясь потерять свои привилегии, компания утаила эти сведения от русских властей30.

Донесение Беннета и Гловера свидетельствовало, что русские власти оказались не в состоянии осуществлять контроль над товарооборотом в Нарве. Руководство Московской компании покрывало деятельность купцов-«аутсайдеров», присваивая себе часть доходов от тайной торговли.

Кремль, обеспокоенный сложившейся ситуацией, предпринял попытку организовать доставку военных грузов в Нарву силами собственных купцов на зафрахтованных судах Московской компании. Весной 1567 г. в Лондон были отправлены купцы Степан Твердиков и Федот Погорелов. Их официальное поручение состояло в приобретении драгоценных камней и одежд для царской казны. Однако в сопроводительной грамоте, датированной 10 апреля 1567 г., речь шла также о закупках крупногабаритного товара, требовавшего найма складских помещений и предназначенного для перепродажи в другие страны. Иван IV потребовал от Елизаветы I для русских купцов тех же привилегий, которыми пользовались купцы Московской компании в России: «Ты дозволь им свободно ездить и с

твоими людьми и с людьми других государств сноситься, чтобы достать в твоем королевстве торговлею и променою товаров и покупкою то, что им приказано для нашей казны; и не вели также брать пошлины и тамги и за перевоз и за склад и других налогов с наших товаров от этих наших гостей и с их животов; равно как и мы в наших владениях с твоих людей никаких налогов не велим брать; и что будет привезено в другую землю для нашей потребы и также давать им повольно <...> и вели посадить их на твои корабли, чтобы отослать их оттуда в наши владения»31.

Если с покупкой драгоценностей и одежд для царской казны трудностей у русских купцов не возникло, то выполнение неофициального поручения встретило многие препятствия, поскольку Лондон полагал целесообразным закрыть торговлю с Россией через Нарву. Весной 1567 г. лондонское руководство Московской компании рассматривало проект перенесения коммерческих операций из Нарвы в Ригу и Ревель в случае, «если мир будет заключен между двумя королями - шведским и датским». При появлении таких слухов или известий агентам компании предписывалось скупать товары оптом в Великом Новгороде, Пскове и других городах, чтобы «опередить русских купцов в Риге и Ревеле». Скупленные товары следовало доставить в Нарву или на склады в бухте св. Николая32.

Год спустя, 9 мая 1568 г., королева направила послание Ивану IV, в котором уведомляла, что дело Твердикова и Погорелова было устроено ею наилучшим образом33. Однако содействие англичан касалось лишь официального поручения о приобретении драгоценных камней и одежд для царской казны. Решение о пожаловании русских купцов льготами и привилегиями при проведении прямых и посреднических операций на территории Англии было отложено. А к осени 1569 г. план по закрытию нарвской фактории и перенесению коммерческих операций в Ригу и Ревель обрел черты близкой реальности. На лето следующего года был назначен съезд в Штеттине представителей Дании, Швеции, стран-посредников и наблюдателей для заключения мирного соглашения. Северная семилетняя война подходила к концу. Агенты нарвской фактории готовились получить из Великого Новгорода и Пскова значительное количество товаров. Они отправили в лондонскую головную контору послание с требованием прислать с весенней 1570 г. навигацией 13 кораблей для вывоза грузов34.

Несомненно, закрытие нарвской фактории и перенесение торговых операций в Ригу и Ревель должно было оказать существенное влияние на расстановку политических сил в Балтийском регионе. Потеряв Нарву, Москва лишилась бы своего внешнеполитического влияния на Швецию и Данию, которое она оказывала через посреднические операции по тайным поставкам оружия воюющим странам, а также важного источника дохо-

дов. Перед русским правительством стояла задача любыми средствами воспрепятствовать закрытию нарвской фактории.

В свете этих событий находит объяснение варварский погром, учиненный опричниками в Новгороде и Пскове, а также в самой Нарве в январе-феврале 1570 г., результатом которого стало физическое уничтожение товаров, предназначенных для вывоза в Англию. Руссов так описывает «безумие» опричников в Нарве, направленное на уничтожение исключительно русских товаров: «В то же время [Во время опричного погрома в Новгороде. - Л.Т. ] московит послал несколько тысяч опричников в ливонскую Нарву, которые сначала подали вид, будто хотят предпринять поход на шведов в Ливонии. Когда же их впустили в Нарву, то они тотчас же начали безчеловечно убивать, свирепствовать и неистовствовать. Здесь не был пощажен ни один русский высокого ли, низкого ли звания, даже ни одна женщина, или ребенок. Но немецких купцов и ливонских крестьян в Нарве не тронули; их опричники только предупредили, чтобы они не скрывали у себя русских, ни старых, ни малых, под страхом лишиться жизни и всего имущества. Когда было произведено это смертоубийство в Нарве, тогда опустошили все дома, амбары и лавки и все товары, как то: пеньку, воск, сало, кожи, коноплю и множество драгоценной мягкой рухляди, ценою во много бочек золота, побросали на улицы и в поле и зажгли, так что они чуть не задохлись от дыму, копоти и гари. Поэтому они не хотели больше жечь больших вещей, а свозили их на Нарвский мост: в реке вырубили большую дыру или прорубь, разрубили остальные вещи на мелкие куски и побросали их в реку, так что они все или утонули или поплыли в открытое море. И никто не смел, под страхом смерти, спрятать что-либо из этих вещей или присвоить себе»35.

Помимо нанесения материального ущерба английским купцам, Кремль повел дипломатическую войну за овладение Ригой и Ревелем - городами, в которые Лондон намеревался перенести коммерческие операции после ликвидации нарвской фактории.

«Чернильная» война за «бумажное» королевство

Переговоры Ивана IV с герцогом Магнусом Голштинским о создании вассального герцогства на территории Ливонии активно велись с апреля 1569 г. через посредников - ливонских дворян Иоганна Таубе и Элерта Крузе.

О ходе «негоциации» герцог уведомлял своего старшего брата, датского короля Фредерика II, а также других родственников: мать - вдовствующую королеву Доротею, брата - герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского,

сестру Анну, сестру Доротею Датскую, своих зятьев и дядей. В письмах к родственникам Магнус просил совета, чтобы всесторонне обдумать предложение царя, правившего «в далекой и варварской стране». По словам Магнуса, особой поддержкой он пользовался со стороны матери, вдовствующей королевы36.

Несмотря на широкий круг лиц, посвященных в дело, переговоры окружала атмосфера секретности, которая подогревала интерес правителей других европейских стран к их результатам.

К осени 1569 г. между герцогом Магнусом и Иваном IV была достигнута предварительная договоренность. В ноябре в Александровскую слободу, где в это время находился государь, прибыли представители герцога - Клаус Адеркас, Тоннис Врангель и Конрад Бурмейстер. Они доставили черновой текст соглашения. Содержание документа уже было к тому времени известно в Риме со слов Фредерика Гросса (Frederic Gross), секретаря герцога Магнуса. Осведомленность Гросса не вызывает сомнений, поскольку он был женат на дочери советника герцога - Конрада Бурмейстера.

В конце 1830-х гг. А.И. Тургенев обнаружил копию донесения Гросса в «ватиканском тайном архиве» и опубликовал в сборнике «Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек». Документ, написанный на латыни, озаглавлен: «Показания секретаря герцога Магнуса, Фредерика Гросса, находившегося в плену в Варшаве. Год 1570. Соглашение между Ливонским Герцогом и Царем Московским».

Согласно донесению Гросса, текст его, составленный советниками Магнуса, начинался так:

«Великому Князю Московии, его челобитчик [Герцог Магнус. - Л. Т.] через Клауса Адеркаса (Nicolaum Adecke), Тонниса Врангеля (Antonium Wangeln) и канцлера Конрада Бурмейстера (Conradum Burmaister) просит пожаловать грамоту на вечное владение городами Рига, Ревель и другими землями Ливонии, от которых Великий Князь отложит свой гнев, и передаст в наследственное владение на неограниченный срок и призовет своего челобитчика к себе как можно скорее, поскольку пожалования такого рода не делаются заочно».

Далее следовали 10 пунктов. Ремарка в конце документа сообщала: «Грамота написана на церковно-славянском языке [В Европе различали русский церковно-славянский язык (Sclavonice), который использовался в официальных документах, и русский разговорный язык (Moscovitica vulgariter)37. - Л.Т.] в месяце ноябре, содержание которой сообщил Фредерик, видевший ее и читавший»38.

Эта ремарка уточняет дату подписания соглашения русским царем. 27 ноября 1569 г. в Александровской слободе Иван IV подписал и приложил «открытую печать» к грамоте, составленной дьяками на основе предварительной договоренности. Три копии документа в переводе на немецкий хранились в Тайном королевском архиве (ныне - Датский государственный архив) в Копенгагене и были упомянуты Ю.Н. Щербачевым в сборнике «Датский архив: Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене, 1326 - 1690 гг.»39.

Содержание подписанной царем грамоты также стало широко известно иностранным правителям благодаря еще одному донесению Фредерика Гросса. Одна из его копий была передана в Лондон. Позднее донесение Гросса вошло в сборник документов Государственного архива Англии “Calendar of State Papers” и было опубликовано в переводе с латыни в начале XX в. Донесение озаглавлено: «Соглашение между Московитом и Великим герцогом Ливонии. Сведения, сообщенные Фредериком Гроссом в его признании». В конце добавлен комментарий: «Основные пункты по сведениям, содержавшимся в его [Фредерика Гросса. - Л.Т.] втором признании».

Сопоставление «ватиканской» и «лондонской» копий показывает: никаких изменений в текст документа внесено не было. Иван IV подписал соглашение на условиях герцога Магнуса.

Согласно «второму признанию» секретаря, оно включало пункты:

«1. Царь Московии, по прошению Герцога Магнуса, послал ему грамоту о пожизненном пожаловании, в которой говорится, что упомянутый Царь отложит свой гнев от городов Рига, Ревель и прочих городов и селений Ливонии и передает их в пожизненное и наследственное владение герцога, обязуя его прибыть со всей возможной поспешностью, чтобы дать клятвенное обещание верности царю.

2. Царь также обещает, что передаст герцогу Магнусу земли в Ливонии, находящиеся в настоящее время в его владении, с тем, чтобы Магнус управлял ими с добросердечием и великодушием. Герцог обязуется оповестить об этом двор своего брата, короля Дании, и других правителей балтийских стран.

3. Герцог Магнус, в ответ на любезные пожалования царя, обещает честную службу против врагов Московского царя. И в случае, если царь пойдет войной сам и призовет герцога Магнуса, то герцог обязуется предоставить ему 1 500 всадников и столько же пеших воинов. Если же, однако, царь не соизволит вести войска лично, то и герцог не обязан принимать участие в походе. Но если государь пойдет войной сам, то войско герцога Магнуса получает оплату из казны царя. При этом Магнус сам ведет свое войско и считается выше всех прочих царских воевод. Но если Магнус не

примет участия в кампании и не предоставит своих людей, он должен возместить казне московского царя по 3 таллера за всадника и 1,5 таллера за пешего воина. Однако, если царь сам не принимает участия в кампании, то герцог не обязан выставлять войско или возмещать царской казне расходы до тех пор, пока мир не будет восстановлен на землях Ливонии.

4. В случае, если герцог Магнус будет вести войну в Ливонии, царь вышлет тому в помощь своих воевод с войском. Магнус назначается главнокомандующим армии, и воеводам следует советоваться с ним в его замке о делах.

5. Что же касательно остального, то он дарует навечно Магнусу и его наследникам, а также всем жителям Ливонии их старые права, свободы и т.д., что были в Ливонии с незапамятных времен.

6. И закрепляет за ними все свободы в исповедании Аугсбургской веры, но это решение может быть обжаловано царем.

7. Торговым гильдиям Ливонии дозволяется вести торговлю на территории Московии без пошлин, без налогов или любых других поборов. Со своей стороны, Магнус дает разрешение на такие же привилегии для заморских торговцев, доставляющих товары, мастеровых, оружейников и солдат, чтобы они имели свободный доступ через территорию Ливонии в Московию.

8. В случае, если города Ливонии, Рига, Ревель и прочие города, не признают герцога Магнуса своим правителем, или в любой форме воспрепятствуют ему, Московит должен выступить вместе с Магнусом со всеми своими силами и мощью против сказанных городов и других всех его врагов.

9. Когда герцог Магнус даст свое клятвенное обещание в Москве, царь должен скрепить все вышесказанное своей золотой печатью.

10. В случае, если род Магнуса пресечется, наследник герцога будет избран при обычном голосовании в Ливонии»40.

Из соглашения видно: поначалу создание королевства на территории Ливонии не предполагалось. Речь шла о вассалитете герцога Магнуса и передаче под его управление ливонских городов и земель в пожизненное и наследственное владение. При пресечении его рода выбор правителя предоставлялся самим ливонцам. В соглашении особо оговаривалась передача Магнусу двух городов - Риги и Ревеля.

Рига, формально признавая протекторат Речи Посполитой, пользовалась правами вольного города. Намерение Ивана IV передать Ригу герцогу Магнусу затрагивало интересы польско-литовского королевства.

Ревель же являлся предметом разногласий между Россией и Швецией. Согласно русско-шведскому «перемирному» договору 1564 г., города Ревель, Пернов (Пярну), Пайда и Каркус с их уездами передавались под

власть шведской короны. Шведские послы «укрепили» «перемирную» грамоту крестным целованием. Однако Москва договор не подписала. Таким образом, с точки зрения международного права, окончательная передача Ревеля и других упомянутых городов не состоялась. Для разрешения этого юридического казуса в сентябре 1569 г. из Швеции в Московию прибыло посольство Павла Юстена.

Шведских послов не пустили дальше Новгорода. «Прение» сразу увязло в разногласиях по порядку проведения переговоров. Послы требовали закрепить практику межгосударственных отношений, основанную на принципе дипломатического равенства, примененного при заключении мирного договора 1567 г. Русские настаивали на возобновлении обычая дипломатических сношений через новгородского наместника, что унижало достоинство шведского короля. Почти полгода ушло на «прение» по этому вопросу. О подтверждении «перемирной» грамоты 1564 г. и передаче городов Ревель, Пернов, Пайда и Каркус речь так и не зашла.

В начале января 1570 г. шведским послам довелось стать свидетелями опричного погрома в Новгороде, точнее - его начала: со 2 по 8 января проходили казни новгородских священников, обвиненных в измене в пользу Речи Посполитой. Царь ставил в вину архиепископу Пимену, что тот намеревался «Новгород и Псков отдати литовскому королю [Сигизмунду II Августу. - ЛТ]»41. По окончании расправы с духовенством, 10 января, по распоряжению государя, Юстена и его товарищей отправили в Москву. Здесь их продержали без дела четыре месяца. Юстен отметил в своих записках: «За февраль, март, апрель и май ничего особенного с нами не случилось, пока Великого князя не было в Москве»42.

Царь в это время находился в Александровской слободе, в нескольких верстах от столицы. Русское правительство под благовидным предлогом отложило переговоры со шведскими послами. В Москве ожидали приезда представителей польского короля, миссия которых непосредственно касалась двух спорных городов - Риги и Ревеля.

Слухи о расправе с польскими «пособниками» в Новгороде, несомненно, доходили до послов короля Сигизмунда II Августа, прибывших в январе на границу Московского государства. Такая обстановка была чрезвычайно неблагоприятна для польских дипломатов. Посольству, возглавляемому Яном Скротошиным, предстояло заключить с Иваном IV договор о «вечном мире», придти к соглашению о разграничении земель в Полоцком «повете», а также «укрепить» «перемирный» договор о «ливонских рубежах», то есть - решить вопрос о разделе Ливонии. Помимо этого, послам надлежало выступить в качестве посредников в примирении русского царя со шведским королем.

Послы Речи Посполитой прибыли в Москву 3 марта 1570 г., но не застали Ивана IV в столице. Их предупредили, что государь удостоит их аудиенции после праздника Пасхи (выпал на 26 марта)43.

Переговоры со шведскими и польскими послами были отложены, так как государь ожидал прибытия главного претендента на города Ригу и Ревель. 13 марта герцог Магнус в сопровождении свиты покинул Аренсбург, а 22 марта прибыл в Дерпт (Тарту). Выполняя 1-й пункт соглашения, заключенного с царем в ноябре 1569 г., Магнус двигался «со всей возможной поспешностью» и преодолел за 10 дней более трети пути. В полумиле от Дерпта его встретили царские советники Иоганн Таубе и Элерт Крузе, представители местной знати, горожане и солдаты русского гарнизона. Герцог Магнус не предполагал надолго задерживаться в Дерпте, так как через советников ему было передано распоряжение государя прибыть в Москву к 9 мая44.

Итак, в начале мая в Москве должны были собраться представители трех сторон, интересы которых сошлись в Риге и Ревеле. Важность предстоящих событий определялась также тем, что в кремлевских палатах намечались встречи с полномочными представителями трех главных участников мирных переговоров в Штеттине, назначенных на июль 1570 г. Шведский король Юхан III готовился обвинить Данию в развязывании Северной семилетней войны. Он намеревался потребовать от Фредерика II выплаты 100 000 талеров контрибуции, отказа от геральдической эмблемы «три короны» (Дания, Швеция, Норвегия), территориальных уступок (включая ливонские территории) и т.д. Дания, в свою очередь, претендовала на «три короны», рассчитывала на денежную компенсацию и территории. Польше отводилась роль посредника в переговорах. Шведский король возлагал большие надежды на то, что Сигизмунд II Август, приходившийся ему шурином, займет его сторону, как только узнает о сближении Дании с Россией. В свою очередь, Фредерик II делал ставку на то, что встреча в Москве изменит точку зрения посредника в его пользу: в Европе визит герцога Магнуса рассматривался как переговоры датского короля с русским царем45.

Результаты переговоров в Москве могли изменить расстановку сил на предстоящих переговорах в Штеттине. А установление мира между Швецией и Данией должно было повлечь за собой важные изменения на международном рынке в Балтийском регионе. Эти изменения диктовала Московская компания, планировавшая переместить место проведения торговых операций из русской Нарвы в Ригу и Ревель после завершения Северной семилетней войны.

Ранней весной 1570 г. ответ на вопрос, кому достанутся Ревель и Рига, выглядел вполне предсказуемым.

Позиции шведского короля в отношении Ревеля были весьма шатки. На его стороне выступали Речь Посполитая и Данциг. Напротив, у герцога Магнуса шансы получить Ревель были велики: его поддерживали Иван IV, Фредерик II, германские князья, Любек и жители Ливонии. На его сторону склонялся новый император Священной римской империи Максимилиан II.

Сам Ревель с 7 января 1570 г. находился в руках мятежных наемников под командованием Клауса Курселя. Гофлейты (ливонская дворянская конница) требовали от шведского короля денег, которые тот задолжал солдатам. 4 февраля Курсель получил от герцога Магнуса предложение о содействии людьми и провиантом и принял его46. Перед отъездом в Московию, 23 февраля, герцог Магнус отправил послов к Курселю с наказом заявить о правах своих и своего брата, короля Фредерика II, на Ревель и его окрестности и требовать возвращения герцогу этого города с округом47.

Вероятность того, что Рига достанется герцогу Магнусу в пожизненное и наследственное владение, также была высока. Обвинение Иваном IV новгородских священнослужителей в пособничестве польскому королю, якобы желавшему коварством получить Новгород и Псков, являлось вполне достаточным предлогом для объявления войны Речи Посполитой. Итог войны можно было легко предсказать, исходя из того, что Россия готовилась заключить оборонительно-наступательный договор с Англией. Имея за спиной союзника, который в достатке обеспечивал русскую армию дешевой артиллерией, порохом и боеприпасами, Иван IV и его «голдов-ник» герцог Магнус могли рассчитывать на быструю победу.

Однако решающее «закулисное» слово в отношении Нарвы, Риги и Ревеля оставили за собой королева Елизавета I и лорды-учредители Московской компании. Все участники переговоров в Москве с нетерпением ждали вестей из Лондона.

С лета 1569 г. в Лондоне находился царский посол Андрей Григорьевич Совин. Данное ему поручение состояло в заключении союзнического договора. Помимо официальной миссии, он имел секретный наказ: добиться подписания тайного соглашения о предоставлении взаимного убежища царю в Англии, а королеве в России в случае личной опасности для одного из них. (Возможность получения убежища, видимо, в то время стала острой необходимостью для правителей европейских государств. Так, в августе 1567 г. шведский король Эрик XIV, страшась смерти от руки своих «бояр», отправлявших сыновей учиться заграницу (в Италию), обращался к русским послам через доверенное лицо с просьбой, чтобы послы его «с собою на Русь взяли»48). Другое конфиденциальное поручение Совина состояло в том, чтобы просить королеву предоставить

русским купцам право на проведение прямых и посреднических торговых операций на территории Англии.

К весне 1570 г. Совину удалось выполнить официальное поручение. Королева подписала двусторонний оборонительно-наступательный договор, который включал пункт о взаимной помощи «людьми, казной, снарядами и всеми предметами, нужными для войны»49. Выполняя свои обязательства, английское правительство распорядилось снарядить 14 судов для доставки в Нарву крупной партии артиллерии и огнеприпасов.

Несомненно, Совин рассчитывал получить «королевский отпуск» в конце апреля - начале мая и немедленно отправиться в обратную дорогу Северным морским путем. Дата отъезда была назначена с учетом короткого навигационного периода в северных водах. Одновременно должен был выйти в Балтийское море караван судов с военным грузом для Нарвы. Однако Лондон задерживал подписание секретного соглашения о предоставлении взаимного убежища. Решение о предоставлении русским купцам привилегий на посреднические операции в Англии также оставалось под вопросом.

6 мая Совин утратил хладнокровие и подал лордам письменную петицию в переводе на английский, прося ускорить его отъезд, так как настало ему «время уходить». В своей «памяти» он уведомил английское правительство, что царь требует прислать вместе с ним в Московию Антона Дженкинсона50. Купец Московской компании уже дважды бывал в Москве. Он вел переговоры с царем о привилегиях англичан на транзитную торговлю с Персией и встречался с персидским послом в Кремле. Возможно, Дженкинсону предназначалась роль полномочного представителя королевы при подписании договора о предоставлении русским купцам таких же «повольностей» в Англии, как английским «гостям» - в России. Помимо Дженкинсона, ко двору государя должен был прибыть доктор Бомелиус - специалист по ядам. К досаде русского посла, оформление выездных документов для доктора и агента Московской компании затягивалось.

Не только в Лондоне, но и в Москве царила нервозность. Польские послы жаловались, что держат их столько времени «без дела», а приставы чинят им «утеснения».

Герцог Магнус уже почти два месяца находился в Дерпте, ожидая дальнейших распоряжений от царя. Его торжественное прибытие в Москву, назначенное на 9 мая, было отложено. Скрывая истинные причины промедления с отъездом, Магнус вел активную переписку со своими советниками в Аренсбурге, с братом, другими родственниками и с ратманами ливонских городов. В своих письмах он с воодушевлением писал, что вот-вот готовый вступить в силу его союз с русским царем принесет

мир Ливонии и освобождение для пленных. Как отмечал Руссов, «очень многие тогда радовались и ликовали в Ливонии, будучи вполне уверены, что московит уступит и передаст герцогу Магнусу все, взятое им в Ливонии»51.

Однако реальность выглядела не столь радужно. В числе пленных, свободу которым обещал герцог Магнус, оказались Клаус Курсель и его гофлейты, взятые в плен шведскими войсками в ночь на 24 марта 1570 г. Ревель вновь находился в руках короля Юхана III.

Расчеты русских в отношении союзнического договора с Англией также не оправдались. В первых числах мая руководство Московской компании и правительство Елизаветы I (практически одни и те же лица) приняли решение отложить вступление в силу англо-русского союзнического договора на один год, исходя из того, что «к тому времени царь может хорошо обсудить на что согласится ея вел[ичест]во и если будет доволен, союз может тогда быть заключен»52.

Вместе с тем лорды предусматривали возможность пойти на уступку и удовлетворить просьбу Совина о предоставлении льгот и «повольно-стей» русским купцам в Англии. В памятной записке говорилось: «Если Русский посланник будет настаивать на пожаловании подданным царя для привозной или вывозной торговли, казалось бы (если это мнение не ошибочно) что следует ответить, что будут свободно даны и благословенно и дружески разрешены и приведены в действительное исполнение точно такие же и в одинаковой силе повольности, каковые царь, его государь, исчислил и даровал в своей жалованной грамоте обществу [Московской компании. - Л.Т. ]»53.

Несмотря на отсрочку с подписанием союзнического договора, караван из 14-ти судов с «предметами, нужными для войны», готовился к выходу в Балтийское море. В правительстве были составлены проекты посланий к королям шведскому и датскому с просьбой беспрепятственно пропустить корабли через Зунд с уплатой пошлин в том размере, в котором они были взяты в предыдущий раз (летом 1569 г. через Зунд прошли 5 английских судов). В послании к шведскому королю особо оговаривалось, что суда везут в Нарву товары, предназначенные для уплаты долга русскому царю54.

Итак, военный груз был оформлен не как союзническая помощь от правительства Англии, но и не как товар Московской компании, предназначенный для продажи «московиту». Если артиллерийское имущество, которое должны были доставить в Нарву 14 судов Московской компании, являлось компенсацией (долгом) за отсрочку вступления в силу союзнического договора, то оно представляло собой результат первой коммерческой сделки русских «гостей» на территории Англии.

В начале мая в Кремле с нетерпением ожидали известий о благополучном завершении миссии Совина и выходе в море 14-ти судов с артиллерийским грузом. Служба доставки новостей в Европе XVI в. действовала настолько успешно, что вполне сопоставима со скоростью работы современной наземной почтовой службы. Так, известия из Лондона получали в Брюсселе (320 км) через 2-6 дней, в зависимости от погодных условий в проливе Ла-Манш. Из Брюсселя в Венецию (850 км) письма доставлялись за 5 дней. То есть в среднем - 165 км в сутки. «Горячие» новости передавались в два раза быстрее и оплачивались суммой, сравнимой с годовым жалованием профессора Падуанского университета55.

Исходя из этого, можно подсчитать, что гонец преодолевал расстояние между Лондоном и Москвой в 2 500 км за 16-22 дня. Загоняя лучших скакунов и сменяя друг друга, нарочные могли доставить депешу из Лондона в Кремль в пределах 8-14-ти дней.

Вероятно, уже в первых числах мая в Москве получили донесение из Лондона о намерении лордов отложить на год вступление в силу союзнического договора, но в порядке компенсации отправить военный груз в Нарву. Однако вопрос о пожаловании русским купцам привилегии на проведение коммерческих операций на территории Англии все еще рассматривался и мог быть признан «ошибочным». Проволочка английского правительства в значительной мере ослабляла позиции Москвы в предстоящих переговорах с польскими послами. Однако далее откладывать начало переговоров уже не было возможности.

7 мая в Кремле состоялось вручение польскими послами верительной грамоты. Начались переговоры весьма необычно: Грозный царь обратился к послам с извинительной речью за то, что заставил их дожидаться столько времени56. Он оправдывался тем, что был «для расправ в своей вотчине в Великом Новгороде и в Пскове». В ответном слове королевские послы объявили, что намерены вести переговоры о делах «панств наших Великого Княжества Литовского и земли Лифлянское [Ливония. - Л.Т.]». В переговорах по ливонскому вопросу они представляли интересы также шведского короля Юхана III. Пан Скротошин заявили от имени Сигиз-мунда II Августа, что «зятя нашего Яна [Юхан III. - Л.Т. ], за ласки Божое, короля его милости швецкого, ку доброй змове и пожитью з тобою братом нашим приводити хочом, игды з нами в доброй приязни брат наш будешь, о чом ширим от послов наших ведомость озмешь»57.

Итак, послы намеревались в первую очередь решить спорные вопросы о Риге и Ревеле. Чтобы выиграть время, русские дипломаты навязали польским послам «прение» о «размежевании Полоцких рубежей», то есть разделе Полоцкой земли, шаг за шагом делая небольшие уступки.

Одновременно с началом переговоров из Москвы в Дерпт был отправлен гонец с царской грамотой, содержавшей приказ герцогу Магнусу трогаться в путь. 18 мая герцог в сопровождении 200 всадников отправился в Московию. В своей реляции он сообщал, что именно в это время ему был предложен королевский титул (но не уточняя, какая корона ему была обещана): «После того, как мы некоторое время пожили в Тарту, и после того, как Великий Князь вызвал нас в Москву, Иоганн Таубе часто говорил нам во время нашего путешествия, что мы прибудем <...> к Великому Князю как принц, а возвратимся королем. В какой связи он говорил нам об этом, мы уже позабыли»58. Видимо, царю пришлось извиниться за двухмесячное ожидание не только перед польскими послами, но и перед герцогом Магнусом.

В тот же день, когда Магнус покинул Дерпт, в Лондоне завершилась официальная часть русско-английских переговоров. 18 мая посол Совин получил «королевский отпуск». Тайное поручение осталось выполненным частично: королева отклонила предложение о предоставлении ей убежища в России, документ оговаривал лишь условия пребывания царя в Англии59. Но и после этого отъезд посла задерживался из-за проволочек с оформлением документов доктора Бомелиуса и Дженкинсона. Скорее всего, бюрократическая волокита с документами являлась предлогом, с помощью которого пребывание русского посла в Лондоне было продлено. Лордам потребовалось дополнительное время, чтобы согласовать вопрос о предоставлении «повольностей» русским купцам в Англии.

Доктор Бомелиус получил разрешение на выезд в Россию только 2 июня - крайний срок для выхода судов Северным морским путем. Однако, вместо второго затребованного лица - Дженкинсона - в Москву был отправлен англичанин со схожим по звучанию именем60. Позднее королева извинилась за то, что не прислала Дженкинсона к царю, так как «пользовалась его трудами против врагов на море и на суше»61. Вполне вероятно, лорды намеренно ввели Совина в заблуждение, чтобы создать видимость выполнения всех условий компенсационной договоренности, включая его требование предоставить русским купцам «повольности» на проведение коммерческих операций в Англии.

В начале июня 1570 г. правительство Ивана IV, похоже, находилось в уверенности, что все пункты компенсационных требований выполнены, и Совин везет королевскую грамоту с пожалованием торговых «повольно-стей» для «московских гостей». То есть военный груз на 14-ти английских судах - это результат первой коммерческой сделки русских купцов без посреднических услуг Московской компании. При этом груз 5-ти судов предназначен для перепродажи в Нарве и, следовательно, облагается

пошлиной в проливе Зунд, а груз остальных 9-ти пойдет в оплату долга русскому царю и потому будет освобожден от таможенного сбора.

Судя по всему, в Кремле вызрело намерение не растратить ценный товар на полях сражений, а обменять на политические и территориальные уступки со стороны Польши, Швеции и Дании. Новые обстоятельства требовали внесения правки в соглашение с герцогом Магнусом. Если договор 1569 г. предусматривал завоевание Риги и Ревеля с помощью военной силы, то теперь следовало убедить герцога в возможности получить ливонские земли с помощью дипломатии.

Герцог Магнус и его свита прибыли в Москву 10 июня и были приняты с необычайным почетом и пышностью. Любопытные подробности о пребывании герцога в Москве сохранились в дневниковых записях анонимного автора, находившегося в близком окружении Магнуса (отрывок из них был опубликован в небольшой брошюре, изданной во Франкфурте-на-Майне в 1572 г.). По словам анонима, сам царь Иван IV встретил герцога в сопровождении тысячи всадников62.

По-королевски пышный прием герцога, а также последние известия из Лондона, видимо, сильно встревожили польских послов. В тот же день, 10 июня, поляки испросили особой, приватной аудиенции. От имени панов, членов Рады Короны Польской и Великого Княжества Литовского, они изустно предложили Ивану IV вступить в брак с сестрой короля Анной, а по смерти слабеющего и бездетного Сигизмунда II Августа отпустить к ним на королевство царевича Федора Иоанновича. Государь предложение послов отклонил и велел дела вести так, чтобы его «не раздражати»63.

Подробности этой приватной аудиенции, видимо, не остались тайной для шведских послов. Ответ царя польским панам они расценили для себя как добрый знак. Юстен и его свита посетили Кремль вслед за польскими послами, 11 июня. Они согласились пойти на уступку, унижающую достоинство датского короля, и возобновить обычай дипломатических сношений через новгородских наместников: «Сами челом бьем, чтоб царское величество велел со государем с нашим Яганом королем перемирье учинити Ноугородцкому намеснику своим вотчинам по прежнему обычаю»64.

Однако в отношении Ревеля и других ливонских городов послы твердо стояли на своем. Они настаивали на подтверждении грамоты, подписание которой не состоялась в 1564 г.: «А о Вифлянской б земле велел царское величество перемирье учинити по тому, как было приговорено зделати Ирику [Эрику XIV. - Л.Т.] королю з боярином и наместником Вифлянсие земли с Михаилом Яковличем Морозовым [Морозов М.Я., боярин, воевода, был наместником в Ливонии в 1558-1570 гг., принимал участие в подписании Дерптского русско-шведского «перемирного» договора в сентябре 1564 г. - Л.Т], которое перемирье тогды не укреплено,

и те б ливонские городы, которые в том перемирье описаны за Ириком королем: город Колывань [Ревель. - Л.Т.], город Пернов, город Пайду, город Карискус [Каркус. - Л.Т], велел царское величество отписати по тому ж за государем их, за Яганом королем». Послы предложили «целованием креста подтвердить мирный договор в Новгороде, а затем от имени Ливонии твердым честным словом подкрепить его в Дерпте». Предложение шведов не было принято. Послов отправили в Муром под строжайшим надзором. По государеву указу, велено было «из тыну их не пущати никуды»65.

Неудачу в переговорах шведские послы приписали появлению в Москве герцога Магнуса. Юстен отметил в своих записках: «Как раз в это время в Москву прибыл враг нашей страны, одноглазый великий князь Ливонии Магнус, который все испортил, настроив против нас царя». Свое удаление из столицы Юстен объяснял тем, что русским необходимо было решить «дела польских послов, говорят, очень щепетильные и

важные»66.

«Щепетильные переговоры» в Кремле

Особую «щепетильность и важность» польских дел, несомненно, породили итоги визита посла Андрея Совина в Лондон.

Неторопливое движение морских судов по водам Темзы от Лондона к устью реки могло продолжаться около недели. Совин располагал временем, чтобы отправить через континент в Москву срочную депешу с малоприятным сообщением: переговоры завершились в пользу англичан. В самом деле, вступление в силу союзнического договора было отложено на год. Тайный договор о предоставлении взаимного убежища предусматривал только условия пребывания царя в Англии. После длительных проволочек английское правительство признало ошибочным первоначальное решение предоставить русским купцам право на проведение коммерческих операций на территории Англии, и Совин не получил королевского указа с такими пожалованиями.

Выходило, что военный груз на 14-ти судах, следовавших в Балтийское море, на самом деле являлся не союзнической помощью и не результатом первой коммерческой сделки русских «гостей» в Англии, а товаром купцов Московской компании. Груз на 14-ти судах представлял собой «долг» компании царю за те русские товары, которые агенты должны были получить в преддверии упразднения нарвской фактории и перенесения ее в Ригу и Ревель. Однако те русские товары все были уничтожены опричниками. Только в одной Нарве различных товаров было погублено «на много бочонков золота».

Не ясно, когда и каким образом в Москве узнали об истинном положении дел с военным грузом на 14-ти судах, но как показывают дальнейшие события, в сложившихся обстоятельствах правительство Ивана IV приняло решение захватить его в Балтийском море. Для чего воспользоваться услугами «государева пирата» датчанина Керстена Роде (Carsten Rode). Ему было доставлено послание, датированное 11 июня 1570 г., от имени «царского комиссара в Нарве» Иеронима Линде (Jeronimus Lindе). Там сообщалось, что «гданцы снарядили 14 кораблей и стоят вместе со шведами в фарватере [Зунда? - Л.Т.]. <..> Было бы не худо, если б датчане и жители города Любека пришли их взять». Взятое добро Роде следовало доставить не в русскую Нарву, и не на остров Готланд, находившийся в то время во владении Швеции, а в город-порт Аренсбург, принадлежавший герцогу Магнусу67.

Роде уже имел в своем распоряжении «Открытый лист» для свободного следования с обращением ко всем и каждому, но особенно - к людям короля датского и Любека, выданный ему герцогом Магнусом 6 мая 1570 г. в Дерпте68.

Указание Роде насчет того, что ему не следует доставить груз, захваченный на 14-ти судах, на остров Готланд, говорит о том, что московское правительство первоначально намеревалось продать английское оружие Швеции, однако потом переменило решение в пользу герцога Магнуса и датского короля.

Возникшие осложнения потребовали отсрочки в «щепетильных» переговорах с польскими послами, представлявших интересы шведского короля. 12 июня бояре приговорили «делати б государю ныне литовское дело и королевича Датцкого Арцымагнушево челобитье государю выслу-шати, на которой мере тем делом пригоже быти; и как ея те дела повершат, и государю б тогды свейским [Шведским. - Л.Т.] делом промышляти, посмотря по делу»69.

В тот же день, 12 июня, герцог Магнус и его свита посетили кремлевский дворец. Там они «были великолепно встречены. После пира они получили от великого князя золотую одежду, отделанную соболями, и шапку, шитую жемчугом, и еще 300 рублей, или 900 талеров в нашей монете. <...> Также всем предоставили хорошие веселящие напитки, чтобы опохмелиться. Из-за этого потом великий князь приказал своим дворцовым слугам под угрозой штрафа в 1 000 рублей внимательно и добросовестно наблюдать за тем, чтобы слуги Магнуса (если они пьяны) не понесли никакого ущерба и с ними не произошло несчастья»70.

Видимо, во время пира царь и бояре выслушали «Арцымагнуса», выразившего горячее желание действовать в соответствии с достигнутым в ноябре 1569 г. соглашением и получить с помощью английского оружия

всю Ливонию, включая Ревель и Ригу. На следующий день, 13 июня, когда Магнус и его свита утоляли жажду «веселящими напитками», в Посольской палате принимали польских послов. Решался вопрос о местоположении русско-литовской границы в Полоцком «повете». В ходе переговоров стороны не смогли прийти к соглашению, поскольку раздел Полоцких земель, выражаясь по-современному, «шел в одном пакете» с вопросом о разделе ливонских территорий. Не одобряя воинственный настрой герцога Магнуса, польские послы вопрошали бояр: «В Полотцком бы повете и в пригородех полотцких миритися, а в Вифлянской [земле] брань держати?».

Бояре были вынуждены пойти на уступки и заключить вместо «вечного мира» перемирие по польской мере - сроком на год «от Рождества Ивана Предтечи до того ж Рождества Ивана Предтечи», с 24 июня 1570 г. по

24 июня 1571 г. (старого стиля), а решение по разделу Полоцких земель отложить до прибытия следующего посольства. Наиболее важным оставался ливонский вопрос. Переговоры послов и бояр «о Вифлянской земле» были назначены, по указу царя, на 15 июня71.

День передышки потребовался царским советникам для того, чтобы оказать давление на герцога Магнуса и заставить его аннулировать соглашение 1569 г. Московское правительство решило навязать герцогу новое соглашение, которое предусматривало бы решение ливонского вопроса не «бранным», а мирным путем.

Иван IV выставил свои условия Магнусу в жесткой форме, сначала отказав в передаче всей Ливонии, а затем предложив компромиссное решение. Сам герцог в реляции так описывает эти события:

«На четрвертый день по прибытии [14 июня. - Л.Т.] он вызвал несколько наших советников для проведения совещания со своими советниками, специально посланными им для этой цели. Когда его советники и наши собрались в отдельном доме перед Московским дворцом, его советники просили наших советников пояснить, о чем именно мы ходатайствуем перед Великим Князем. Наши советники отвечали, что мы желаем получить всю Ливонию в наше владение. Это было немедленно отвергнуто, по повелению Великого Князя, и после долгих прений нам был, в конечном счете, предложен замок Оберпален с окрестными землями. Такова была его плата за то, чтобы нам стоять против его врагов, как своих. Поскольку такое предложение было для нас неприемлемо, мы пожелали начать сборы для возвращения в Ливонию.

Когда мы узнали обо всем этом, мы напомнили Иоганну Таубе и Элерту Крузе их сладкие речи и радужные обещания, которые привели нас за рубеж, тогда как эти унизительные переговоры завершились ничем. Они затем хотели продолжить свое дело перед тем, как мы проследуем

через границу со всей нашей свитой. И упомянутые Таубе и Крузе сообщили нам, что они не вводили нас в заблуждение, но что Великий Князь изменил свое решение. Сердца князей, как они сказали, в руках Божих, и они ничего не могут поделать. Они искренне посоветовали нам не противиться воле Великого Князя. Все будет улажено в итоге, Великий Князь в первую очередь желает видеть доказательство нашей преданности - поскольку мы не уступили сейчас, то им следует беспрепятственно отпустить нас из Москвы. Однако скоро нас вернут обратно и отправят на татарскую границу с прочими, подвергнут бесчестию, потому что мы первоначально согласились прибыть сюда, чтобы утвердить свою вечную службу, которой мы опасались в своем невежестве»72.

Угроза попасть в позорный плен к «неверным» и подвергнуться бесчестью, как видно, особенно устрашила герцога Магнуса и его близкое окружение. В то же время Таубе и Крузе намекнули на возможность получить обещанные ливонские территории другим путем. Более конкретно высказался Иоганн Таубе: он предложил герцогу породниться с царем. женившись на его племяннице и получив ливонские земли в качестве приданого. Магнус описал этот кульминационный момент весьма эмоционально:

«В каких жестоких страданиях и горе мы в то время держали совет, как наши сердца замирали от страха, и как мы мечтали вновь очутиться на немецкой земле, известно каждому, кто хоть раз имел дело с Великим Князем в этой варварской стране. И когда мы до конца осознали плачевность нашего положения, Иоганн Таубе упомянул племянницу Великого Князя; если мы посватаемся к ней, то, без всякого сомнения, получим не только несколько бочонков золота в приданое, но также все, что мы попросим нижайшим образом, включая земли и подданных, будет нам даровано. И мы подумали, что бессрочный татарский плен, возможно, будет тяжело выдержать»73.

Предложение Таубе выглядело заманчиво. Магнус пожелал встретиться с ним наедине, чтобы обсудить выгоды такого союза. Тайная встреча состоялась в доме Генриха Штадена, владельца корчмы, о которой в столице ходила дурная слава места, где «бывает много убийств».

Штадену встреча Магнуса и Таубе запомнились: «Когда в Москву прибыл герцог Магнус, при нем был Иоганн Таубе. Оба они были врагами. Причина: Иоганн Таубе обещал великому князю взять Лифляндию мирным путем, а герцог утверждал, что это невозможно и что надо захватить ее силой. Тогда Иоганн Таубе и Еларт Крузе были в великой милости у великого князя, а герцог в опале. Герцог Магнус, суля мне большую благодарность, дружески просил меня устроить ему встречу с Иоганном Таубе в укромном месте. Я уговорил Иоганна Таубе притти ко мне на мой двор

в опричнине. Здесь встретились они оба в моих новых хоромах и с тех пор стали опять друзьями»74.

Доводы Таубе оказались настолько убедительными, что Магнус согласился на все условия. По словам герцога, «затем мы согласились на все, и Великий Князь велел своим советникам сказать нам, что он принял решение привести прочие земли “своей вотчины Ливонии” (так обычно он называет Ливонию) под свою власть, как бы там ни было, и этим он желает показать нам свою милость»75.

Так, пригрозив бесчестьем и тяготами татарского плена и посулив ливонскую «вотчину» в качестве приданого за невестой, Иван IV добился своего: Магнус отказался от плана захватить Ливонию с помощью оружия и согласился получить ее мирным путем. Это означало: соглашенние от 27 ноября 1569 г., составленное на условиях Магнуса, утратило силу.

Как и было условлено, 15 июня бояре приступили к переговорам с польскими послами, но первоначально всячески старались затянуть их. В тот же день «прение» о Ливонии было отложено еще на некоторое время. Русские предложили рассматривать спорные вопросы о Полоцке и Ливонии раздельно: «А о Вифлянской земле будет иное слово»76.

Три дня стороны вели переговоры об установлении границ в Полоцких землях (Полоцком повете). 18 июня сошлись на том, чтобы обменяться списками пограничных пунктов, как только они будут составлены и все поправки внесены по совету «вожей» (местных проводников). В тот же день приступили к обсуждению ливонского вопроса.

Польские послы предложили закрепить существующее положение, но без указания ливонских городов, принадлежащих Речи Посполитой и России. О «Вифлянской земле» было много «спорных речей», но к какому-либо соглашению не пришли, «не уговорили ничего». Затем вновь был поднят вопрос о «перемирных» годах. В ходе «прения» обнаружилось недоразумение: польские послы перепутали праздник Рождества Иоанна Крестителя (24 июня старого стиля) с праздником Зачатия Иоанна Крестителя (6 октября старого стиля). Русские требовали продления «пере-мирных» лет до пяти, поляки соглашались на два года. Договорились - по средней мере, на три года, начиная с текущего дня, то есть с 18 июня77.

С этого дня в переговорах наметился перелом в сторону интересов Москвы, при этом уже польская сторона старалась идти на всевозможные ухищрения, чтобы выиграть время. С 19 по 21 июня проходившие в кремлевских палатах встречи сопровождались конфликтами или нарушением дипломатического этикета со стороны поляков. Так, они демонстративно отказались явиться по зову царя, отговариваясь тем, что «слушали мши» (католическую мессу). Государь в ответ заставил послов дожидаться его, пока он молился в Благовещенском соборе. Затем поляки «упрямились,

грамоты писати не хотели»78. Очевидно, послам требовалось время, чтобы принять решение с учетом только что поступивших новостей.

Нерешительность и колебания польских послов были, видимо, вызваны тем, что в Москве получили сообщение о 14-ти английских судах, которые благополучно прошли через пролив Зунд, уплатив пошлину за груз 5-ти судов. Послы могли расценить эту новость как свидетельство достигнутой договоренности русских с Магнусом и его братом о передаче Дании крупной партии оружия и огнеприпасов - содержимого трюмов 9-ти судов - для продолжения войны со Швецией. Такое предположение подкрепило известие о желании царя породниться с герцогом Магнусом, скрепив политический союз родственной связью не столько с «голдовником», сколько с его братом, Фредериком II. Кремлевское правительство приложило максимум усилий, чтобы укрепить такое мнение у польских послов.

22 июня государь потребовал, чтобы польский король не вступал в его «отчину Вифлянскую землю», и уведомил поляков, что посылает туда наместником боярина Михаила Яковлевича Морозова (кстати, хорошо знающего артиллерийское дело). Речь шла о Ревеле и прилежащих землях, где воевода Морозов состоял наместником до 1570 г.

Вопрос о «вотчинных землях» уперся в титулование. После долгого «прения» договорились писать в польской и русской грамотах раздельно: «в грамоте в королеве слове вотчинным короля, а государь царь и великий князь в своем слове в грамоте, как захочет вотчинным Вифлянские земли писати, и он пишет». В окончательном варианте русской «перемирной» грамоты титул царя включает фразу «государь вотчинный земли Вифлян-ские», а Морозов назван «Вифлянской земли наместником». В королевской грамоте титул Сигизмунда II Августа содержит фразу «князь <...> ифлянский». В документе оговаривалось условие для русской стороны: «В Вифлянской земле, что мы под собою держим, городов и мыз не воевати»79. Такая формулировка свидетельствует: стороны достигли договоренности о разделе ливонских территорий. Послы признали «вотчинные» права Иван IV на Ревель, Пернов, Пайду и Каркус, где наместником был Морозов, оставив за королем права на Ригу с округом. Вместе с тем, согласно пожеланию польских послов, высказанном 18 июня, в обеих грамотах раздел земель в Ливонии оговаривался лишь в общих чертах, без указания названий городов, отходивших Речи Посполитой и России. В этот день русские дьяки угощали «писарей литовских».

Однако 23 июня русские потребовали, чтобы секретари послов исправили «припись» на королевской грамоте. Скорее всего, исправление касалось даты начала перемирия, которая в окончательном варианте устанавливалась со дня св. Петра и Павла (29 июня старого стиля). На этот раз

польская сторона любезно угощала русского дьяка изысканными «овощи и сахары».

На 24 июня была назначена церемония крестоцелования. Перед ее началом произошел небольшой «раздор», завершившийся еще одной важной победой московского правительства. Бояре потребовали, чтобы к королевской «перемирной» грамоте печати были приложены не на красном воске, а на зеленом или белом.

В делопроизводстве той эпохи цвет воска, на котором оттиснута печать, имел важный смысл. Он различался по достоинству лиц, от имени которых выдавался документ, и по роду дел, к которым бумаги относились. Красной восковой печатью скреплялись важнейшие государственные акты. Печать зеленого воска прикладывалась к частноправовым документам. Белый цвет являлся самым распространенным: свечным воском запечатывалась личная корреспонденция.

Польские послы намеревались привесить к крестоцеловальной грамоте печать на красном воске. Они ссылались на то, что так «у нашего государя ведетца в обычае: прикладываем печати х красному воску». Под нажимом бояр послы приложили печати к зелено-белому воску, тем самым признав договор не государственным актом, а документом частноправового и личного характера: «И к грамоте, к королеву слову послы печати свои все четыре привесили на зеленом воску в белом воску и к приговорной записи печати приложили, а писари и руки приложили». Грамота Ивана IV от 20 июня І570 г. была скреплена обычной «царя и великого князя печатью», на красном воске, и представляла собой акт международно-правовой значимости.

Пойдя на согласие в столь важном вопросе, польские послы по завершении крестоцеловальной церемонии объявили еще об одной важной уступке. Они отказались от ходатайства в пользу шведского короля: «Говорили есмя с вами преж сего про Ягана свейского короля, чтоб ему с государем вашим быти в соединении <...> Коли так тому быти не вме-ститца, то мы о том и говорити перестанем»80.

На этом «очень важные и щепетильные» русско-польские переговоры завершились.

В современной научной литературе итоги переговоров получили различную оценку: от нейтральной до резко отрицательной. По мнению А.А. Зимина, соглашение носило характер «приемлимый для польской и русской стороны»81. И. Граля придерживается мнения, что перемирие «не отвечало чаяниям ни Речи Посполитой, ни России», однако достигнутый компромисс отразил «равновесие сил, сложившееся между двумя измученными зятяжной войной государствами»82. А.Л. Хорошкевич высказывает иную точку зрения: итог переговоров «ясно и четко проде-

монстрировал полное фиаско внешней политики Грозного на западном направлении»83.

Действительно, на основании посольских документов, отражающих ход лишь одних русско-польских переговоров, вырисовывается именно такая картина: ничтожность итогов для России после длительных и изнурительных переговоров. Перемирие ничего не определило окончательно, списки порубежных земель в польской и русской грамотах не идентичны. Вопрос о разграничении Полоцких земель отложен до следующих переговоров.

Однако учет всех направлений «многовекторной» дипломатии Ивана IV свидетельствует в пользу того, что «щепетильные» переговоры Москвы и Варшавы завершились блестящей победой царских «переговорщиков». Порубежные споры являлись второстепенным вопросом. Главным был вопрос о разделе Ливонии, в первую очередь - о принадлежности Риги и Ревеля.

Первоначально боярам пришлось пойти на уступки и отказаться от претензий на спорные территории в Ливонии. Однако появление в Балтийском море английских судов с военным грузом и намерение царя скрепить договор с братом датского короля брачным союзом изменили ход переговоров в Москве. Стороны достигли договоренности о разделе Ливонии, в том числе - Риги и Ревеля. При этом, скрепив королевскую грамоту зеленым и белым воском, польские послы признали ее личным документом, не имеющим международной юридической силы.

В итоге положение о том, что определенные ливонские земли польский король «под собой держит», в ближайшем же будущем могло быть оспорено. И отсутствие в «перемирных» грамотах названий ливонских городов, отходивших к Речи Посполитой и к России, оставляло для русской стороны «лазейку». Иными словами, права польского короля на Ригу и ее округ не были закреплены в соответствии с требованиями дипломатического делопроизводства той эпохи. В то время как царская грамота обладала всеми атрибутами государственно-правового акта и закрепляла признание Сигизмундом II Августом «вотчинных прав» Ивана IV на всю Ливонию.

Сверх того, отказ польских послов защищать интересы Швеции в ливонском вопросе определил позицию Сигизмунда II Августа на предстоящих переговорах в Штеттине. Благодаря действиям русских, Дания получила в свою пользу решающий голос посредника. Оказав услугу Фредерику II, царь рассчитывал на ответную любезность в виде политических уступок.

Завершив «щепетильные» переговоры с польскими послами, кремлевскому правительству предстояло закрепить на бумаге устную

договоренность с герцогом Магнусом. Иван IV намеревался заключить с братом датского короля новое соглашение, условия которого отвечали бы интересам России. Его дипломаты готовились применить уже проверенную тактику: ужаснув Магнуса перспективой потерять свободу и честь, предложить компромисс, выгодный Москве.

Русская невеста для короля Ливонии

На следующий день после крестоцелования, 25 июня, польским послам было предъявлено новое требование: в обмен на 50 изборских пленников передать образ Пречистой Богородицы в дорогом окладе с драгоценными камнями. Образ находился в соборе в Вильне (Вильнюс) в «железном киоте запечатан, потому что литовские люди держат лютор-скую веру»84. Для решения вопроса, затрагивавшего интересы церкви, послам необходимо было дождаться инструкций. Они задержались на неделю (до 3 июля) и стали свидетелями важных событий.

В тот же день, 25 июня, царь принял решение отвоевать свои «вотчинные земли» в Ливонии. Как сообщает Разрядная книга, «тово же лета июня в 25 день послал государь под Колывань [Ревель. - Л.Т.] с нарядом зятя своего свийского короля Арцымагнуша Крестьяновича да с ним с свитцским королем Арцымагнушем Крестьяновичем воевод своих боярина и воеводу Ивана Петровича Яковлева да окольничево и воеводу Василья Ивановича Умново Колычова»85.

Магнус дважды (трижды с учетом выноса на поля) назван «свицким/ свийским», то есть «шведским», королем в одном небольшом отрывке. Поскольку ошибка писаря маловероятна, следует признать, что такая формулировка отражает решение царя первоначально пожаловать герцога Магнуса короной не ливонской, а шведской.

Действительно, итоги переговоров в Москве изрядно пошатнули трон под шведским королем Юханом III. Он получил корону всего два года назад, в 1568 г., совершив переворот и заключив своего старшего брата Эрика XIV в темницу. Его действия вызвали осуждение при дворах многих европейских правителей. Отказ польского короля отстаивать интересы Юхана III на предстоящих переговорах в Штеттине оставил его без поддержки единственного влиятельного союзника.

В то же время слишком щедрое пожалование Ивана IV ставило царского «голдовника» в чрезвычайно сложную ситуацию. Герцог Магнус приходился двоюродным братом королю Юхану III, их матери были сестрами. Родной брат Магнуса, Фредерик II, сам претендовал на титул шведского короля и имел преимущество по старшинству. Перед герцогом стояла дилемма: пойти по стопам двоюродного брата, бесчестным путем

получить шведскую корону, рассориться с родным братом, лишиться поддержки матери, всех представителей дома герцогов Голштинских и закончить дни в темнице либо отказаться от царских даров и потерять только «царскую вотчину» Ригу и Ревель. У герцога оставалось меньше суток, чтобы принять правильное решение, так как крестоцелование, пожалование королевского титула и сватовство были назначены на 26 июня.

Магнус поступил благоразумно: выбрал наименьшее из зол.

В своей реляции он так излагает события:

«Теперь мы находились в очень рискованном положении и опасности, и если мы не желали предстать перед лицом опасности пожизненного заточения к величайшему позору нашего достоинства и всего дома герцогов Голштинских, нам следовало быть еще более уступчивыми по отношению к нему [Ивану IV], принимая во внимание [вышесказанное], мы поклялись перед Всемогущим Богом, а также вместе с нашими советниками [торжественно обещали], что мы не имеем ни малейшего намерения просить даже малой части из прочих земель Ливонии в наше владение, и грамота на русском языке для крестоцелования была нам доставлена. Однако когда Элерт Крузе перевел документ на немецкий язык, и мы поняли, что Курляндское епископство, Вик и Эзель исчезли из текста, мы выразили протест, что эти земли находятся во владении датской короны, но нам сказали, что так записано в русской грамоте, и мы не можем внести изменения, и что нам следует торопиться на церемонию крестоцелования, поскольку Его Величество Великий Князь уже ждет нас и т.д. И потому мы поспешили и были вынуждены целовать на серебряном блюде крест, при котором находились грамота на немецком языке и грамота на русском языке. После этого нас провели в огромный зал, где все советники Великого Князя собрались, чтобы торжественно объявить нам, что Император/Великий Князь (так!) намеревается возвести нас в Короли Ливонии и пожаловать нам в жены свою племянницу и т.д., и все это было крайне неожиданно, поэтому мы сильно встревожились, потому что мы хорошо представляли себе, что это за кровожадная нация, которая почивает на мечах»86.

Из текста реляции следует, что Магнус устрашился возмездия от руки родного брата и пожизненного тюремного заточения в случае, если он попытается силой захватить шведский трон. Боясь уронить собственное достоинство бесчестным поступком и навлечь позор на имя герцогов Голштинских, Магнус отказался от титула шведского короля. Он также отказался от претензий на «прочие земли» Ливонии, то есть - «царскую вотчину» (Ригу и Ревель), которые он должен был получить как «зять» Ивана IV и «свийский король». На основании его заявления был составлен договор, аннулировавший соглашение от 27 ноября 1569 г. Отказываясь

от шведской короны и женитьбы на царской племяннице, герцог рассчитывал, что оставляет за собой права на те города, которые принадлежали датской короне, а также «Оберпален с окрестными землями», предложенный ему после долгого «прения» 14 июня. Однако новый документ исключал из перечня владений герцога епископство Курляндское, Вик и Эзель. Магнус выразил протест, но под нажимом бояр был вынужден совершить процедуру крестоцелования. Поскольку Магнус отказался от короны и приданого, то вторичное предложение титула короля, но уже Ливонии, и руки царской племянницы застало герцога врасплох. Магнус встревожился, заподозрив обман со стороны русских «варваров», но не смог устоять перед соблазном.

По словам Магнуса, «после этого [пожалования титула короля Ливонии] нам была предложена невеста без какой-либо детальной предварительной договоренности, и мы в соответствии с этим объяснили [царским] советникам, присланным к нам, что мы не просили королевского титула, и что мы сначала хотели бы обсудить с Великим Князем условия брака и т.д. Великий Князь тогда спрашивал их о величине приданого. Оно было установлено в пять бочек золота. И Иоганн Таубе исполнял роль толмача»87.

Как видим, на этот раз Магнус потребовал за невестой не земельных пожалований, а приданого в денежном выражении. Сколько же должно было составить приданое царской племянницы? Одна бочка золота представляла собой стандартную меру счета: 1 бочка была эквивалентна 100 000 талеров. Следовательно, 5 бочек равнялись 500 000 талеров. Для сравнения приведем оценку крепости Эльфсборг, права на которую оспаривали Дания и Швеция во время переговоров в Штеттине. Крепость Эльфсборг, занятая датскими войсками, представляла для Швеции особую ценность, так как это был единственный в то время порт на шведской территории в проливе Каттегат, соединяющем Северное и Балтийское моря. Датский король, понимая выгоду сделки, запросил за нее 400 000 талеров, то есть 4 бочки золота, но разрешил своим послам снизить эту сумму до 100 000. В итоге датчане уступили спорную крепость за 150 000 талеров88. Таким образом, приданое княжны Старицкой в 5 бочек золота было эквивалентно

4 или 5 хорошо укрепленным крепостям.

Брачный договор, несомненно, был составлен в соответствии с международными юридическими требованиями к такому документу. Помимо величины приданого, он закреплял союзнические отношения между царем и его будущим зятем. К сожалению, этот договор не известен современным исследователям, однако его содержание поддается реконструкции по ряду документов.

Король Сигизмунд II Август через своих депутатов при венском дворе сообщал императору Священной римской империи об итогах визита Магнуса в Россию и о «единомыслии» Москвы и Копенгагена. В послании, отправленном в августе 1570 г., он ссылается на сообщения из Германии и на признание некоего пленника, находившегося в свите Магнуса во время его пребывания в Москве (Фредерика Гросса?). Сведения подтверждались донесениями его послов, только что вернувшихся из России. Союз московского царя с ливонским королем был заключен на следующих условиях: Магнус становился единоличным правителем (princeps) всей Ливонии и признавал свое подчинение государю. Ливония передавалась ему в наследственное владение, а в случае пресечения рода, отходила датской короне. В ответ Дания должна была предоставить царю флот для борьбы со Швецией и Польшей, а царь Дании - сухопутное войско. Датский король и Магнус брали на себя обязательство примирить Московского царя с германскими князьями, так чтобы у них были общие друзья и враги89.

Как видим, новый документ в значительной мере отличался от грамоты, подписанной Иваном IV в ноябре 1569 г. Во-первых, Магнус назван королем Ливонии. Второе важное изменение коснулось вопроса наследования Ливонии в случае пресечения рода Магнуса: если в предыдущей крестоцеловальной грамоте оговаривалось право граждан Ливонии выбирать правителя, то новый договор предусматривал передачу наследственных прав датской короне. В-третьих, гарантом союзнического соглашения со стороны Магнуса названа Дания, которой отводилась главная роль в предоставлении военной помощи «московитам» против Швеции и Польши, видимо, для завоевания «царских вотчин» - Ревеля и Риги.

Новый документ восстанавливал права Магнуса на те земли, из-за которых возникли разногласия перед церемонией крестоцелования. В грамоте Ивана IV к королю Фредерику II от 26 сентября 1570 г. указан титул короля Ливонии, включавший в перечень владений Эзель, Вик и Курляндское («Курское») епископство: «Король вифлянской, арцог Магнус и тех областей Озель и Вики, и государь Курской земли...». В послании царя говорится о заключении с королем Ливонии оборонительнонаступательного союзнического договора и передаче ему в наследственное владение ливонских земель, а в случае пресечения его рода правителя Ливония надлежало выбрать из представителей датской королевской семьи, которые также давали бы клятву верности русскому царю. В грамоте содержится перечень городов и земель, пожалованных Магнусу в наследственное владение. Царь отписал «голдовнику Арцымагнусу» свою «отчину Вифлянской земли городы: город Ригу, город Колывань и все те останошные городы Вифлянские земли, которые ныне за полским и

за литовским и за свейским королем, и те все городы, которые были за тобою, датским королем, а ныне те городы по покупке за братом за твоим...». Условия «покупки» ливонских городов, переданных царем ранее датской короне «по докончальной грамоте», предстояло обсудить через послов: «Да о том нам царскому величеству обослатися с тобою». Королю Ливонии также отходили города «по даче, а не по покупке»90. Некоторые указания на земельные пожалования «голдовнику» имеются в духовной грамоте Ивана IV91.

В дневниковых записях анонима, состоявшего в свите герцога Магнуса, изложено, в какой последовательности проходила церемония подписания нового договора. «Когда все это было совершено, и великий князь поцеловал крест, и герцог Магнус принес присягу, они потом скрепили печатью и утвердили достигнутые соглашения. Потом опять торжественно пригласили к столу, и герцог Магнус со своими придворными пировали вместе с великим князем»92.

Иван IV скрепил документ государственной печатью и передал будущему зятю, минуя боярина, из собственных рук. Магнус сообщает об этом в своем «поспешном» послании, отправленном 23 августа І570 г. в осажденный Ревель: «[Царь] изволил пожаловать нас наследственно всей Ливонией; и то утверждено было грамотой, скрепленной золотой государственной печатью, данной нам собственноручно»93. Редкая «золотая» печать, видимо, представляла собой точную копию печати на золоте, которой была скреплена «докончальная» грамота от 7 августа 15б2 г. Фредерика II и Ивана IV, закрепившая свободный пропуск иностранных судов через Зунд.

В другом письме к ревельцам, написанном уже без всякой спешки в начале сентября І570 г., Магнус также говорит о передаче ему Ливонии в наследственное владение в обмен на «ничтожную признательность, о которой даже не стоит упоминать, и что записано в грамоте и на чем мы целовали крест»94. «Ничтожная признательность» Магнуса за передачу ему Ревеля, Риги, других «покупных» и дареных земель в Ливонии состояла, вероятно, в женитьбе на княжне Евфимии Старицкой.

Согласно русскому обычаю, после скрепления брачного договора Магнус имел право увидеть невесту. Смотрины княжны Евфимии и обручение ее с Магнусом, несомненно, проходили по заведенному порядку, описание которого содержится в документах о сватовстве великого князя Александра Казимировича (заочное для литовского князя) к великой княжне Елене, проходившие в Москве б февраля І494 г. «И в четверг, приехав на двор, да шли к великой княгине, а княжна тут же у нее была. И пан Станислав великой княжне Олене от великого князя Александра правил поклон. И великая княжна вспросити велела окольничему о их

здоровье; а о великого князя здоровье не вспрашивала. Да поминки от себя являли великой княжне. <...> И князь велики, сед с великою княгинею, и княжна тут же да и бояре, и послали по них, да и обручинье тут было, молитву священники молвили, кресты с чепми [Цепями. - Л.Т.] и перстни меняли...» 95.

Смотрины царской племянницы состоялись в день вступления в силу русско-польского «перемирного» соглашения, в праздник св. Петра и Павла. Дата указана в записках анонимного автора. «29 июня великий князь с герцогом Магнусом поехали верхом туда, где была девица, и они смотрели ее. Тогда она была сговорена и помолвлена на брак. Потом герцог Магнус подарил невесте золотую цепь, и она ему подарила, в свою очередь, драгоценный перстень. Говорят, что и великий князь обещал ему 10 тонн золота в приданое»96.

О подарках Магнуса невесте поведал также Альберт Шлихтинг, слуга и переводчик «итальянского врача», находившегося на службе у царя. В своем «Кратком сказании о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича» Шлихтинг рассказывает о событиях следующим образом: «Когда герцог Магнус был у своей невесты Владимировны, она ему подарила 3 000 рублей хорошими деньгами, а также несколько собольих шуб и куньих (marmurkowe) шапок и много полотна. Невесте же он подарил всего одну большую золотую цепь и 500 венгерских гульденов. Вскоре после этого он уехал из Москвы со своими немцами, которых у него было 200 конных. В Пскове его ждал князь Юрий Токмаков с 3 000 человек»97.

Сообщение иностранных авторов содержит указание на то, что помолвка не получила завершения через перемену перстнями, так как король Ливонии не подарил своей невесте кольца. В христианском таинстве брака кольцо является главным атрибутом обряда обручения. Однако в данном случае ритуал был нарушен: невеста подарила перстень, а жених ограничился золотой цепью. То есть формально Магнус не подтвердил брачный договор. Любопытно также упоминание о том, что царь обещал увеличить приданое в два раза против суммы, уже зафиксированной в брачном договоре.

Это дает основанием предположить, что после смотрин, во время обряда обручения, произошло что-то, что расстроило помолвку. Причем вина лежала на родных невесты.

Во время смотрин Магнус увидел неподвижно сидевшую девушку, закутанную в тяжелые шелковые одежды, в жемчугах и драгоценных камнях. На голове - девичий головной убор: косник, перевязка, венец. В соответствии с дворцовым этикетом, истинные черты лица царской племянницы скрывал толстый слой белил и румян, брови подведены сурьмой.

Король Ливонии отвесил поклон. Боярин от имени княжны спросил о его здоровье. Затем от Магнуса поднесли подарок для девушки - золотую цепь. На этом смотрины закончились. Король Ливонии выразил согласие тут же совершить обручение.

В отличие от приведенного выше обряда, совершенного между католиком и православной, при обручении Магнуса и княжны Евфимии был предусмотрен только обмен кольцами, так как протестанты не носят нательных крестов. Инцидент произошел, видимо, после того, как священник совершил молитву и надел золотой перстень на палец правой руки Магнуса. Невесте надлежало надеть серебряный перстень. Возможно, в этот момент и открылся физический изъян девушки, из-за которого жених имел право отказаться от невесты.

Вполне вероятно, что племянница Ивана IV страдала тем же недугом, который современные ученые обнаружили в останках ее младшей сводной сестры. В 1990-х гг при восстановлении некрополя Вознесенского монастыря в московском Кремле проводились исследования захоронений представительниц великокняжеской и царской фамилии. Эксперты-криминалисты воссоздали облик княжны Марии (1560-1569), дочери князя Владимира Старицкого от второго брака. Особенности строения черепа и некоторых длинных костей свидетельствовали о серьезном заболевании девятилетней девочки - рахите. Изучение останков ее прабабки - Софьи Палеолог - также показало склонность к костным заболеваниям, причиной которых является нарушение гормонального фона: повышенное содержание мужского гормона тестостерона98.

Рахитоподобные заболевания часто сопровождаются отставанием в умственном развитии. Младший брат Ивана IV, Юрий, страдал умственным расстройством. Царевич Федор, младший сын государя, был «умом прост» и мучился слабостью в ногах. Скорее всего, княжна Евфимия Старицкая также унаследовала от прабабки фамильный недуг в тяжелой форме: искривленный скелет, деформированный череп, мужеподобная внешность, нарушение психики.

Если наше предположение верно, и король Ливонии во время ритуала перемены колец увидел вместо красавицы страшилище, то вполне понятно его желание расторгнуть помолвку. Обещанные 10 тонн золота не изменили его решения. Ситуация была неприятна для обеих сторон. Отвергнуть невесту - означало нанести оскорбление ее родственникам. В то же время, отказываясь от помолвки и брака, Магнус лишался приданого.

Компромисс все же был найден. Магнус получил право выбора между двумя сестрами. У государя имелись две племянницы. Евфимия Старицкая была старшей, в 1570 г. ей исполнилось 18 или 19 лет (брак ее родителей - князя Владимира Андреевича Старицкого и Евдокии

Александровны Нагой - состоялся в мае 1550 г.99). Младшая сестра -Мария - родилась не позднее осени 1554 г. (к весне следующего года князь Владимир Старицкий уже пребывал в холостяках, и 22 апреля 1555 г. сочетался вторым браком с Евдокией Романовной Одоевской100). Следовательно, младшей племяннице царя во время сватовства Магнуса было около 16 лет.

Судя по сохранившемуся портрету, княжна Мария отличалась красотой и стройным телосложением101, но, видимо, все же унаследовала семейный недуг в легкой форме. Она страдала слабостью в ногах, отставала в росте от своих сверстниц и выглядела, как десятилетний ребенок. Три года спустя, весной 1573 г., по свидетельству Пискаревского летописца, царь выдал ее замуж «за короля Ор[ц]ымагнуса невелику, а к венчанию несли на руках»102. Родственники Магнуса считали ее 13-летним подростком. Брат короля Ливонии писал к герцогу Мекленбургскому, что Мария Владимировна - «чистое дитя: достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойною»103.

Правом выбора невесты пользовались только сыновья царя и великого князя. Чтобы соблюсти традицию, Ивану IV пришлось объявить Магнуса братом царевича Ивана Ивановича, то есть своим сыном. Указание на это находим в записках анонима: «Потом, 1-го июля, герцог Магнус снова был в гостях у великого князя. И там его величество молодой великий князь сидел при старом, и герцог Магнус тогда в первый раз видел молодого государя, который его принял и дал ему руку и принял его, как своего брата. После окончания пира молодой государь подарил герцогу Магнусу со всеми его придворными пышные дары как своему брату»104.

Если наше предположение верно, то во время вторых смотрин Магнус выбрал младшую сестру. Выбор короля Ливонии означал отсрочку с заключением брака: младшая сестра не могла выйти замуж раньше старшей. В то же время, крестоцеловальная грамота, где Магнус давал обет жениться на старшей племяннице царя, уже была подписана и скреплена «золотой» печатью. То есть, с юридической точки зрения, король Ливонии являлся женихом княжны Евфимии. Это противоречие могла разрешить только смерть несчастной невесты. Впрочем, Магнус не спешил под венец, поскольку обещанное приданое еще предстояло отвоевать.

По словам анонимного автора, «3-го июля герцог Магнус опять был гостем великого князя и тогда простился с ним. Тогда великий князь подарил герцогу Магнусу 15 000 рублей, по нашим деньгам почти 30 000 талеров, для начала осады города Ревеля, на что герцогу Магнусу обещали большую и многую помощь. 6-го июля герцог Магнус выехал из Москвы, и его торжественно сопровождал великий князь. На расстоянии мили от Москвы на протяжении одной мили они расставили охотников с

собаками на пути, пролегавшем среди бора, так что герцог Магнус смог повеселиться и убить много зайцев и другую дичь. Потом он пошел дальше, следуя приказу об осаде этого города [Ревеля]. Для осады великий князь обещал герцогу Магнусу придать большое войско, именно около 20 000 русских»105.

Помимо войска, для осады Ревеля требовались артиллерия, порох и боеприпасы. Все это везли английские суда, о приближении которых к Нарве уже получили сообщение датские пираты.

Пираты и дипломаты

В начале июля 1570 г. караван английских судов под командованием Вильяма Борроу (William Burrough) наконец-то достиг восточной оконечности Балтийского моря. За время пути их число уменьшилось до 13-ти. Судьба одного судна осталась неизвестной.

10 июля, когда караван находился в 50-ти верстах от Нарвы, путь ему преградили пираты. Возле «острова Тютти» (Тюттерс?) 6 датских «каперов» уже поджидали англичан. Скорее всего, сведения о том, что зундская пошлина была выплачена за 5 кораблей, ввели пиратов в заблуждение о численности сил противника. «Царские каперы» не предполагали, что торговые суда прибудут в сопровождении сильного конвоя.

Боевое столкновение завершилось блестящей победой англичан. Пленив четыре шхуны и 83 членов команды (одна шхуна ушла от преследователей, другая была сожжена, спасшиеся пираты уплыли на лодках), отважные моряки прибыли в Нарву.

По распоряжению главы нарвской фактории Кристофера Хадсона, пленные датские пираты были отправлены в Псков к воеводе князю Ю.И. Токмакову. Слуга фактории доставил псковскому наместнику также наказы и письма, найденные на каперских шхунах. Документы содержали сведения, «в каком порядке они [Датские каперы. - Л.Т.] были снаряжены, и какова была их цель». Хадсон просил вернуть ему письма после того, как царь ознакомится с их содержанием.

Не разгружая в Нарве присланную артиллерию и огнеприпасы, английские купцы заполнили трюмы русскими товарами, которых «едва хватило на половину кораблей». После 15 июля все 13 судов отправились в обратный путь, увозя в Англию не только товары, но и весь военный груз. Почему он так поступил, Хадсон объяснил в своем послании к Ивану IV: «Причина же та, что нынешнею зимою, по указу вашего вел[ичест] ва, нам не дали торга, к великому ущербу товарищества. Но надеясь, что потом, ваше вел[ичест]во примете сие в уважение, и что нам разрешено будет свободно и повольно торговать во всех странах вашего вел[ичест] ва, согласно данным нам привилегиям...»106

Так, поставив в вину Ивану IV то, что товары, предназначенные для вывоза в Англию, были уничтожены зимой во время опричных погромов, Лондон отказался выполнить свои обязательства по поставке предметов военного назначения. То количество русских товаров, которое англичане вывезли на 4-5-ти судах, они, видимо, посчитали компенсацией за груз пропавшего в пути (отбитого корсарами Роде?) 14-го корабля. Вступление в силу союзнического договора, как и рассчитывали руководство Московской компании и члены правительства Елизаветы I, откладывалось на один год.

Вместе с тем, начало мирных переговоров в Штеттине приближалось. В связи с грядущим заключением мира между Швецией и Данией вопрос

о нарвской торговле приобретал важнейшее значение. В июле в Штеттине собрались представители Швеции, Дании, городов Любека и Данцига, прибыли уполномоченные от Августа Саксонского, других германских князей и французского короля Карла IX. Ожидался приезд депутатов от польского короля Сигизмунда II Августа и императора Священной римской империи Максимилиана II. В августе, наконец, съехались все депутаты.

Основная тема в переписке участников переговоров - пиратские набеги каперов русского царя на суда в Балтийском море и сближение герцога Магнуса с Москвой. Действия датских пиратов против англичан получили широкую огласку при дворах евпроейских правителей, очевидно, через «открытые письма» Магнуса и послания «царских комиссаров», найденные Хадсоном на каперских судах.

Дания, от имени которой Магнус подписал обязательство о помощи «московиту» военной силой в войне против Польши и Швеции, теряла свои позиции. На ее стороне находилась только Саксония. Шведский король Юхан III требовал передать ему крепость Эльфсборг, обладание которой делало для него ненужным плавание через пролив Зунд. Сношения со странами Западной Европы (в первую очередь - с Англией) могли осуществляться без посредничества Дании. Король настаивал на том, чтобы купцы города Любека пользовались такими же правами, как и прочие торговцы. Польша отстаивала интересы шведского короля, но как заинтересованное лицо. Имперские послы придерживались нейтральной позиции. Стороны не торопились начинать официальные переговоры, ограничиваясь устными высказываниями. Видимо, все ожидали ответного хода «московита», а также результатов усилий Магнуса по завоеванию «вотчины» московского царя - Ревеля.

Военные действия войск Магнуса начались 21 августа 1570 г. вполне символично: занятием и разгромом госпиталя св. Юхана (Иоанна) в предместьях Ревеля. Однако акт морального устрашения шведского короля оказался малодейственным. Послание Магнуса к осажденным ревельцам

от 23 августа с предложением сдаться успеха не имело. 2 сентября русские доставили из Нарвы «артиллерийский наряд» (груз 14-го английского судна?). Но обстрел города не дал результатов, так как мощности малокалиберных орудий не хватало, ядра не причиняли вреда крепостным стенам.

5 сентября в Штеттине приступили к мирным переговорам.

Жаркие споры разгорелись вокруг Ревеля. Шведский король отстаивал свои права на Ревель, Пернов, Пайду и Каркус. В крайнем случае, предлагал уступить их Польше, если Сигизмунд II Август заключит с ним наступательный союз против России и заплатит ему 1 млн талеров. Представители шведского короля склоняли посредников на свою сторону с помощью писем Магнуса, в которых он признавал царя своим сюзереном, и посланий Фредерика II, одобрительно высказывавшегося по поводу каперства «московитов». Депутат от города Данцига передавал, что Фредерик II энергично готовится к войне и намерен помочь герцогу Магнусу занять Ревель107.

1 октября «европейские комиссары» (представители правительств европейских стран, осуществлявшие надзор за ходом переговоров) подали заявление датским и любекским уполномоченным касательно отношений Магнуса с Иваном IV, а также потакания и покровительства, которые оказывали датчане и жители города Любека «царским каперам». К петиции прилагалось около 20-ти документов, подтверждавших обвинения «комиссаров». В частности, «Открытый лист» Магнуса для Крестена Роде, показания пленных царских корсаров, письма Магнуса к ревельцам и ливонцам, очередное «признание» Фредерика Гросса о «ревельских» делах (в ватиканском архиве оно названо «вторым», но, с учетом «английского признания», его можно считать третьим по счету) и другие108.

Россия предстала в Штеттине вероломным варваром, готовым ограбить собственного союзника. Фредерик II поспешил отмежеваться от возводимых на него обвинений в пособничестве Москве. Он разослал указы с повелением схватить «царского капера» Роде и заключить его в тюрьму109.

Посредники колебались, так как Англия и Россия хранили многозначительное молчание. Участники переговоров в Штеттине ждали окончательного решения английского правительства и руководства Московской компании о судьбе фактории в Нарве. Ожидание затягивалось, так как решение Лондона завесило от итогов переговоров купцов Московской компании с персидским шахом. В Москве также с нетерпением ждали вестей из Персии, и в случае положительных результатов готовились выставить Англии жесткие требования.

Наконец, 27 сентября 1570 г. персидский шах повелел своему сыну султану Гейдер Мурза (Heyder Morsa) удовлетворить все прошения английских купцов. Согласно «шаховой грамоте», ежегодно назначался один из приближенных для сбора долгов в пользу англичан во всех владениях шаха, «повольность» давалась на 100 лет. Помимо этого, на имя английских «гостей» был выдан «проезжий» документ. 6 пунктов документа оговаривали условия свободной и беспошлинной торговли купцов во всех подвластных землях шаха110. Теперь успех английской торговли в Персии зависил от доброй воли русского царя, через территорию которого купцы намеревались доставлять свои товары на Ближний Восток.

Как только в Москве получили сообщение об итогах переговоров в Персии, в Лондон через континент был отправлен гонец.

Послание к Елизавете I, датированное 24 октября 1570 г., начиналось с обзора событий последних лет. В нем говорилось о торговле двух стран через английскую факторию в «Ругодиве» (Нарве). Царь Иван IV обвинил английское правительство и руководство Московской компании в нарушении взятых на себя обязательств. Позиции Москвы были настолько сильны, что он позволил себе оскорбительный выпад в адрес королевы. По словам царя, Елизавета как «пошлая девица» позволяла «мужикам торговым» управлять государственными делами. Царь пригрозил лишить «гостей» всех «повольностей» и отказаться от торговли с Англией. Он объявил все льготы на транзитный провоз английских товаров в Персию недействительными. «А Московское государьство покаместо без Английских товаров не скудно было. А грамоту б еси которую есмя к тебе послали о торговом деле прислала к нам. Хотя к нам тое грамоты и не пришлеш и нам по той грамоте не велети делати ничего. Да и все наши грамоты которые есмя давали о торговых делах по сей день не в грамоты»111.

Из опасения потерять право на транзитные перевозки товаров в Персию, лорды пошли на уступки. В памятной записке, составленной в правительстве после получения гневного послания царя, предусматривалось отправить через континент с «обычной почтой» сообщение о предстоящем визите Антона Дженкинсона, уполномоченного урегулировать все спорные вопросы112.

Намерение Англии загладить свою вину перед царем означало, что обязательства по доставке вооружения «московиту» в Нарву будут выполнены. Следовательно, закрытие нарвской фактории откладывалось. Скорее всего, уведомление о прибытии Дженкинсона, отправленное не с нарочным, а с «обычной почтой», было перлюстрировано и передано польским и имперским депутатам в Штеттин.

Уже в ноябре стало ясно, что представители польского короля и императора склоняются на сторону Дании. Депутаты короля Юхана были

вынуждены пойти на уступки, и 2 декабря был заключен мир на условиях Фредерика II. Швеции пришлось выкупить у датчан крепость Эльфсборг и уступить норвежские области Иемтланд и Герьедален, вернуть все захваченные на войне датские корабли и пушки. По поводу трех корон согласились на компромисс - обе стороны могли носить их изображение, но отказывались от каких-либо действий по восстановлению Кальмарской унии (1397-1523 гг.).

Вопрос о владениях шведского короля в Ливонии было решено отложить до конгресса в Ростоке, назначенного на 24 мая 1571 г. На конгресс должны были съехаться депутаты от Швеции, Дании и императора Священной римской империи. Было условлено, что король Юхан передаст свои ливонские владения (в первую очередь - Ревель) императору. А представители императора немедленно уступят Дании Эзельскую и Ревельскую епархии (Ревель в Ревельскую епархию не входил) с правом передать их Магнусу, как только тот порвет договор с Москвой. Ревель и другие города император уступал в ленное владение шведскому королю и обещал оплатить все военные расходы, понесенные им во время войны. Переговоры о нарвской торговле, в которых Швеция стояла за ее запрещение до окончания Ливонской войны, закончились также в пользу Дании: нарвское плавание было объявлено свободным113.

Уже 20 декабря 1570 г. Магнус писал к осажденным ревельцам о скорой присылке военной помощи в Нарву: «Нас оправдает Бог и весь свет; вы же пеняйте на ваше ослепленное упорство и на ваши пустые надежды, идущие к вам из близких мест и городов, как на прим[ер], из Нарвы, откуда вам пишут, что будто бы Русское Царское Величество обещал нам не более 4 мортир и двух картаун [Осадная пушка, род единорога. - Л.Т.], как между прочим о том разгласил Вальтер фон-Колен, (убеждая), дабы вы ничего не опасались, ибо нам более помощи не пришлют. Но в непродолжительном времени вы с великим горем и жалобой увидите противное сему»114.

Подписание мирного договора со стороны Фредерика II состоялась

25 января 1571 г., Юхана III - месяц спустя, 24 февраля. Так переговоры в Штеттине завершились подписанием мирного соглашения между Швецией и Данией, но упразднение нарвской фактории и перемещение коммерческих операций в Ригу и Ревель не состоялось. Осада Ревеля приобрела вялотекущий характер. Магнус время от времени посылал грамоты к ревельским горожанам, склоняя к сдаче, но безрезультатно.

В разгар переговоров в Штеттине умерла всеми позабытая невеста Магнуса, княжна Евфимия Старицкая (20 ноября 1570 г.). Тело ее положили в Вознесенском соборе Кремля. На крышке саркофага выбили надпись, исказив ее имя: «Лета 7079 месяца ноября в 20 день преставися княжна Евдокея княж Владимеро дочь Андреевичя»115. Однако в Москве

герцога Магнуса дожидалась вторая племянница русского царя, его договор с Иваном IV остался в силе.

В самом начале весны 1571 г. английское правительство предприняло решительные шаги, чтобы выполнить свои обязательства перед русским царем. В Лондоне было решено снарядить 13 кораблей с военным грузом для Нарвы. В первых числах марта от имени Елизаветы I к королям датскому и шведскому были составлены письма точно такого же содержания, как в прошлом году. Руководство Московской компании обратилось к правительству с просьбой выдать из королевской казны беспроцентный заем в размере 3 000 талеров (7 000 ф. ст.), чтобы немедленно отправить один корабль через Зунд прежде остальных 13-ти. Купцы объясняли необходимость получения ссуды тем, что намеревались предупредить всех иностранцев и подготовить наилучший проезд для прочих судов, а без наличных денег это сделать было невозможно. Они обещали вернуть всю сумму через три месяца, то есть не позднее июня 1571 г. К Ивану IV предполагалось отправить послание с заверениями в вечном «братском любительстве» со стороны Елизаветы, несмотря на письма многих государей, которые убеждали королеву прекратить эту дружбу116.

В европейских правительственных кругах действия английского правительства и Московской компании были расценены как отказ Лондона от намерения упразднить нарвскую факторию. Ревель потерял свою привлекательность для Ивана IV, его будущего зятя и всех участников переговоров в Штеттине. В ночь на 16 марта 1571 г. войско короля Ливонии, уничтожив свой лагерь, отступило от стен осажденного города. Магнус уехал в Оберпален, русские отряды отошли к Нарве.

Не позднее мая в Нарву прибыл караван из 13-ти английских судов с артиллерийским грузом. Царь «отложил свой гнев» от английских купцов, но путь в Персию перекрыли войска крымского хана Девлет-Гирея.

В тот день - 24 мая 1571 г., - когда в Ростоке должны были собраться представители Дании, Швеции и Римского императора для обсуждения вопроса о Ливонии, Москва запылала гигантским костром на глазах у Девлет-Гирея. Три дня спустя войско крымского хана покинуло свои позиции на подступах к сгоревшему городу. По словам Таубе и Крузе, полученное «от пленных» известие о подходе на помощь русским 15 000 наемников герцога Магнуса заставило 120-тысячное войско хана Девлет-Гирея отступить от Москвы117.

Хотя англо-русский союзнический договор так и не вступил в силу, Лондон и Москва выполнили взаимные обязательства: англичане прислали в Нарву 13 судов с военным грузом, русские - вернули купцам Московской компании «повольности» на торговлю в России и доставку товаров в Персию.

После 1571 г. нарвская фактория продолжала действовать еще на протяжении 9-ти лет, но ее товарооборот значительно уменьшился. С 1572 г. англичане в основном проводили коммерческие операции через Нюрнберг, откуда грузы поступали в Краков или Любек, а затем доставлялись в Нарву118.

В то же время нарвская фактория занялась посредническими услугами в торговых операциях между Россией и Швецией. В 1576 г. в правительстве Елизаветы I рассматривался проект Вильяма Борроу о сокращении такого вида коммерческой деятельности ввиду больших неудобств при транспортировке грузов. Товары, поступавшие из Новгорода Великого и Пскова на русских судах, приходилось перегружать на английские морские корабли, а затем - на шведские речные суда. При этом многие товары портились, что причиняло англичанам большие убытки. Кроме того, грузы следовало доставлять «без шума», чтобы не вызвать протеста у датского короля за нарушение зундских таможенных правил. Борроу считал целесообразным свернуть посредническую деятельность нарвской фактории119.

Возможно, вторая осада Ревеля, предпринятая русскими войсками в январе-марте 1577 г., была вызвана слухами о готовящейся ликвидации фактории в Нарве и переносе коммерческой деятельности в Ревель.

Рассмотрев проект Вильяма Борроу, Московская компания и правительство Англии признали необходимым создать товарищество для легальной торговли с балтийскими странами и свободными городами. В 1579 г. правительство Елизаветы I официально основало такую компанию, дав ей название «Восточной» (The Eastland Company). Нарвская фактория потеряла свое значение и была упразднена в следующем году.

В 1581 г. Швеция отвоевала Нарву. И захлопнула русское «оконце» в Европу.

* * *

Итак, анализ новых документов и сопоставление их с уже известными источниками подтверждает предположение, что совпадение начала английской торговли с Московией и Ливонской войны является не случайным, а закономерным. Англия принимала закулисное участие в борьбе России, Дании, Швеции и Польши за передел сфер влияния в Балтийском регионе.

В «чернильной войне» за Ливонию и монопольное право на тайные поставки английского оружия странам-участницам военного конфликта Россия потерпела поражение. Переломным моментом явился 1570 г. Несмотря на успехи своих дипломатов за столом переговоров с пред-

ставителем датского короля герцогом Магнусом, а также с польскими послами, представлявшими интересы Швеции, Москва потеряла свои позиции. Прежде всего из-за вероломных действий на море против своего потенциального союзника - Англии. Разбои «царских каперов» получили широкую огласку в европейских столицах, вылившись в итоге в международный скандал, в который оказалась замешана Дания.

Виновником событий был сочтен герцог Магнус. Из-за его непомерного тщеславия и непродуманных действий честь дома герцогов Голштинских оказалась замарана. Своими поступками, в частности - превышением полномочий при заключении договора с русским царем, он вызвал неудовольствие у брата, короля Фредерика II, едва не потерявшего голоса сторонников на переговорах в Штеттине.

Иван IV также не жаловал своего непутевого зятя. Обещанные пять бочек золота, равно как и прочее «приданое» царской племянницы -города Ригу и Ревель - государев «голдовник» так и не получил. Магнус сложил с себя королевский титул в 1577 г. В реляции, написанной в начале 1579 г., он пытался оправдать себя в глазах брата и других представителей дома герцогов Голштинских. Магнус скончался в 1583 г., не оставив наследника. Королевству Ливония не суждено было появиться на картах Западной Европы.

Впрочем, создается впечатление, что Иван IV изначально планировал поступить со своим «голдовником» так же коварно, как и с английским партнером. Проект женитьбы Магнуса на княжне Евфимии Старицкой и образования Ливонского королевства являлся не более чем «ходом» в его дипломатической игре.

Нельзя сказать, что другие участники конфликта оказались в выигрыше. Речь Посполитая и Швеция удержали за собой военные трофеи Ливонской войны - Ригу и Ревель. Дания сохранила контроль над Зунд-ским проливом.

Главный приз при переделе сфер влияния в Балтийском регионе достался Англии, потеснившей Ганзейский союз с балтийского рынка оружия. Тайная торговля оружием со странами-участницами ливонского конфликта через русское «оконце» в Европу стала одним из основных факторов, который способствовал становлению Англии как крупнейшей мировой державы, «владычицы морей». Не случайно купец Московской компании Джером Горсей в своих записках назвал Ливонию «самой прекрасной страной, текущей молоком и медом и всеми другими благами»120, уподобив ее библейской Стране Обетованной, или Раю.

В начале 1580-х гг. в Лондоне ликовали, подсчитывая прибыль от контрабандных сделок. В Москве - правили тризну по душам невинно убиенных, включенных в Синодик Ивана Грозного. В него вошли имена

людей, казненных между 1564 и 1575 гг. Именно на это десятилетие приходится период регулярных и наиболее интенсивных сношений России и Англии через Нарву, согласно таможенным книгам Зунда. «Английский царь» замолил свой смертный грех.

«Слюдяное оконце» в Европу, приоткрытое Иваном IV в годы Ливонской войны, захлопнулось более, чем на столетие. Россия первых Романовых не решалась дотронуться до заповедной дверцы, за которой лежал путь к западной цивилизации. Москва предпочитала по старинке выполнять роль связующего звена между Европой и Азией и контролировать кратчайший путь в Персию, Индию и Китай. Пропуская основной груз по Волге, кремлевские дельцы оставляли для внутренних нужд лишь «100 старых кольчуг».

Европейские державы не торопились принимать в свой круг этого неуклюжего «русского медведя», отпихивали его в Азию, отгораживались «свинцовыми занавесями», пугали себя его «варварством».

Петр I дерзнул «прорубить» новое «окно» на балтийской границе. Через распахнутые настежь «створки» не только хлынул поток новейшего западноевропейского оружия для русской армии, но и потянуло соленым ветром вольномыслия. Благодаря петровским реформам Россия, наконец, скинула с себя «азиатский халат», отказалась от ленивой позы посредника в тайных сделках между Западной Европой и Ближним Востоком. Засучив рукава «европейского камзола», она утвердила себя равноправным партнером на международном рынке оружия. И под гром собственных орудий промаршировала в марте 1814 г. по площадям Парижа, «утерев» Англии «нос», простуженный на морских сквозняках контрабандных троп.

Примечания

1 Филюшкин А.И. Ливонская война или Балтийские войны? К вопросу о периодизации Ливонской войны // Балтийский вопрос в конце XV-XVI в. М., 2010. С. 80-94.

FilyushkinA.I. Livonskaya voyna ili Baltiyskie voyny? K voprosu o periodizatsii Livonskoy voyny // Baltiyskiy vopros v kontse XV-XVI v. Moscow, 2010. P. 80-94.

2 Зольдат К. Балтика, Россия и английская торговля в XVI веке: Почему в XVI в. англичане приплыли в Россию не через Балтику, а через Белое море? // Балтийский вопрос в конце XV-XVI в. С. 40-59.

ZoldatK. Baltika, Rossiya i angliyskaya torgovlya v XVI veke: Pochemu v XVI v. anglichane priplyli v Rossiyu ne cherez Baltiku, a cherez Beloe more? // Baltiyskiy vopros v kontse XV-XVI v. P. 40-59.

3 Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544-1648). Т. I. СПб, 1893. С. 520.

Forsten G.V Baltiyskiy vopros v XVI i XVII stoletiyakh (1544-1648). Vol. I. St. Petersburg, 1893. P. 520.

4 Hertug magnus af holstens forsvarsskrift af 1579 om hans forhold til tsar Ivan den Grusomme // Danske Magazin. 1976. No. 8 (5). P. 54-83

5 Adamson A. Prelude to the birth of the “Kingdom of Livonia” // Acta Historica Tallinnensia. Vol. 14. Tallinn, 2009. P. 31-61; Adamson A. Magnus in Moscow // Acta Historica Tallinnensia. Vol. 16. Tallinn, 2011. P. 67-85.

6 The Principal Navigations Voyages Traffiques and Discoveries of the English Nation. Vol. II. Glasgow, 1903. P. 396-399.

7 Purchas S. Purchas his Pilgrims. Vol. XII. Glasgow, 1906. P. 53.

8 Willan T.S. The Russia Company and Narva, 1558-1581 // The Slavonic East European Review. Vol. 31, No. 77 (1953, June). P. 406.

9 Purchas S. Op. cit. P. 53.

10 Calendar of State Papers: Foreign, Elizabeth, 1560-1561. Vol. III. L., 1865. P. 510.

11 Руссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II, Ч. 2. Рига, 1879. С. 384-385.

Russov B. Livonskaya khronika // Sbornik materialov i statey po istorii Pribaltiyskogo kraya. Vol. II, Part 2. Riga, 1879. P. 384-385.

12 Calendar of State Papers: Foreign, Elizabeth, 1561-1562. Vol. IV. L., 1866. P 59, 90, 102, 103.

13 Любименко И. История торговых сношений России с Англией. Вып. I. XVI век. Юрьев, 1912. С. 139-141.

Lyubimenko I. Istoriya torgovykh snosheniy Rossii s Angliey. Vol. I. XVI vek. Yurev, 1912. P. 139-141.

14 Форстен Г.В. Указ. соч. С. 142.

Forsten G.V. Op. cit. Р 142.

15 Посылка в Швецию Андакана Федоровича Тушина и подьячего Третьяка Свиязева для скрепления королем Эриком XIV новой на двадцатилетнее перемирие грамоты (17 февраля - 21 августа 1562 года) // Сборник Русского исторического общества (Сборник РИО). Т. 129. СПб, 1910. С. 122-123.

Posylka v Shvetsiyu Andakana Fedorovicha Tushina i podyachego Tretyaka Sviyazeva dlya skrepleniya korolem Erikom XIV novoy na dvadtsatiletnee peremirie gramoty (17 fevralya -21 avgusta 1562 goda) // Sbornik Russkogo istoricheskogo obshchestva (Sbornik RIO). Vol. 129. St. Petersburg, 1910. P. 122-123.

16 ЩербачевЮ.Н. Датский архив: Материалы по истории Древней России, хранящиеся в Копенгагене, 1326-1690 гг. М., 1893. С. 47^9.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv: Materialy po istorii Drevney Rossii, khranyashchiesya v Kopengagene, 1326-1690 gg. Moscow, 1893. P. 47-49.

17 Руссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II, Ч. 2. Рига, 1879. С. 385.

Russov B. Livonskaya khronika // Sbornik materialov i statey po istorii Pribaltiyskogo kraya. Vol. II, Part. 2. Riga, 1879. P. 385.

18 Bang N. (Ellinger). Tabeller over skibsfart og varetransport gennem Oresund, 1497-1660. Vol. I. Copenhagen, 1906. P. 18-99.

19 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. 53, 56.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р 53, 56.

20 Там же. С. 56.

Ibidem. P. 56.

21 Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. 1842. № 7. С. 49.

Puteshestvie v Moskoviyu Rafaelya Barberini v 1565 godu // Syn otechestva. 1842. No. 7.

P. 49.

22 Willan T.S. Op. cit. Р 406.

23 Ibidem. Р. 409-410.

24 Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сын отечества. 1842. № 6. С. 4-5.

Puteshestvie v Moskoviyu Rafaelya Barberini v 1565 godu // Syn otechestva. 1842. No. 6. P 4-5.

25 The Principal Navigations Voyages Traffiques and Discoveries of the English Nation. Vol. III. Glasgow, 1903. P. 44^6.

26 Любименко И. Указ. соч. С. 141-142.

Lyubimenko I. Op. cit. Р 141-142.

27 Толстой Ю.В. Первые сорок лет сношений между Россией и Англией, 1553-1593. СПб., 1875. С. 31.

Tolstoy Yu.V Pervye sorok let snosheniy mezhdu Rossiey i Angliey, 1553-1593. St. Petersburg, 1875. P 31.

28 Таймасова Л.Ю. Зелье для государя: Английский шпионаж в России XVI в. М., 2010. С. 186-187.

Taymasova L.Yu. Zele dlya gosudarya: Angliyskiy shpionazh v Rossii XVI v. Moscow, 2010. P 186-187.

29 Willan T.S. Op. cit. Р 414^19; ZinsH. England and the Baltic in the Age of Elizabeth. Manchester, 1972. Р 47.

30 Cheyney E.P. A History of England: From the Defeat of the Armada to the Death of Elizabeth. Vol. I. N.Y., 1914. P. 329-330.

31 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 35-36.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 35-36.

32 Coote A.H., Morgan E.D. Early voyages and travels to Russia and Persia. Vol. II. L., 1886. P. 224.

33 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 42-43.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 42-43.

34 Там же. С. 104.

Ibidem. Р. 104.

35 Руссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II, Ч. 3. Рига, 1879. С. 186-187.

Russov B. Livonskaya khronika // Sbornik materialov i statey po istorii Pribaltiyskogo kraya. Vol. II, Part 3. Riga, 1879. P. 186-187.

36 Adamson A. Prelude to the birth of the “Kingdom of Livonia”. P 44.

37 Maier I., Beyer Ju. Zwei russische Gelegenheitsgedichte aus Dorpat (1642) und ihr schwedischer Verfasser Johan Roslin // Scando-Slavica. 2008. Vol. 54 (1). P 102-134.

38 Тургенев А.И. Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек. Т. 1. СПб., 1841. С. 216-217.

Turgenev A.I. Akty istoricheskie, otnosyashchiesya k Rossii, izvlechennye iz inostrannykh arkhivov i bibliotek. Vol. 1. St. Petersburg, 1841. P 216-217.

39 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. 63-64.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р 63-64.

40 Calendar of State Papers. Foreign, Elizabeth. Vol. 17. L., 1913. P. 707-708.

41 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950. С. 480.

Dukhovnye i dogovornye gramoty velikikh i udelnykh knyazey XIV-XVI vv. Moscow; Leningrad, 1950. P. 480.

42 ЮстенП. Посольство в Московию. СПб., 2000. С. 130.

Yusten P. Posolstvo v Moskoviyu. St. Petersburg, 2000. P. 130.

43 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17) // Сборник РИО. Т. 71. СПб, 1892. С. 633.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya 10 - sentyabrya 17) // Sbornik RIO. Vol. 71. St. Petersburg, 1892. P. 633.

44 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. б5.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р. б5.

45 Форстен Г.В. Указ. соч. С. 514-51б.

Forsten G.V Op. cit. Р. 514-51б.

46 Там же. С. 184-185.

Ibidem. Р 184-185.

47 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. б4.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р. б4.

48 Статейный список послов боярина Ивана Михайловича Воронцова с товарищи, по-сыланных в Стокгольм (20 июля 15б7 - 4 июня 15б9 года) II Сборник РИО. Т. 129. С. 135.

Stateynyy spisok poslov boyarina Ivana Mikhaylovicha Vorontsova s tovarishchi, posylannykh v Stokgolm (20 iyulya 15б7 - 4 iyunya 15б9 goda) II Sbornik RIO. Vol. 129. P. 135.

49 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 79.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 79.

50 Там же. С. 87.

Ibidem. Р. 87.

51 Руссов Б. Ливонская хроника II Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II, Ч. 2. С. 188.

Russov B. Livonskaya khronika II Sbornik materialov i statey po istorii Pribaltiyskogo kraya. Vol. II, Ch. 2. P. 188.

52 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 84.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 84.

53 Там же. С. 89-90.

Ibidem. Р 89-90.

54 Там же.

Ibidem.

55 Carman E. Diplomacy through the Grapevine: Time, Distance, and Sixteenth-Century Ambassadorial Dispatches.ll Ex Post Facto. Vol. VI. San Francisco, 1997. P. 12-35.

56 Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М., 2003. С. 540.

Khoroshkevich A.L. Rossiya v sisteme mezhdunarodnykh otnosheniy serediny XVI v. Moscow, 2003. P. 540.

57 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17). С. б42.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya 10 - sentyabrya 17). P. б42.

58 Adamson A. Magnus in Moscow. Р. 77.

59 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 93-9б.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 93-9б.

60 Таймасова Л.Ю. «Дело Бомелиуса» II Новый исторический вестник. 2009. № 1 (19).

С. 139.

TaymasovaL.Yu. “Delo Bomeliusa” II Novyy istoricheskiy vestnik. 2009. No. 1(19). P. 139.

61 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 120.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 120.

62 СкрынниковР.Г. Забытый источник о России эпохи Ивана Грозного II Отечественная история. 1999. № 1. С. 139.

Skrynnikov R.G. Zabyty istochnik o Rossii epokhi Ivana Groznogo II Otechestvennaya istoriya. 1999. No. 1. P. 139.

63 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17). С. б7б; Малиновский А.Ф. Исторические доказательства о древнем желании Польского народа присоединиться к России II Труды и летописи Общества истории и древностей российских. Ч. VI. М., 1833. С. 13-15.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya 10 -sentyabrya 17). P. 676;MalinovskiyA.F Istoricheskie dokazatelstva o drevnem zhelanii Polskogo naroda prisoedinitsya k Rossii // Trudy i letopisi Obshchestva istorii i drevnostey rossiyskikh. Part VI. Moscow, 1833. P. 13-15.

64 Приезд великих шведских послов Павла, епископа города Або, с товарищи (29 июня 1569 - 12 июня 1570 года) // Сборник РИО. Т 129. С. 188.

Priezd velikikh shvedskikh poslov Pavla, episkopa goroda Abo, s tovarishchi (29 iyunya 1569 - 12 iyunya 1570 goda) // Sbornik RIO. Vol. 129. P 188.

65 Там же. С. 189-191.

Ibidem. Р. 189-191.

66 Юстен П. Указ. соч. С. 136-137.

Yusten P. Op. cit. Р 136-137.

67 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. 68.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р. 68.

68 Там же. С. 67.

Ibidem. Р. 67.

69 Приезд великих шведских послов Павла, епископа города Або, с товарищи (29 июня 1569 - 12 июня 1570 года). С. 190.

Priezd velikikh shvedskikh poslov Pavla, episkopa goroda Abo, s tovarishchi (29 iyunya 1569 - 12 iyunya 1570 goda). P 190.

70 Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 139.

Skrynnikov R.G. Op. cit. Р 139.

71 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17). С. 705.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya 10 - sentyabrya 17). P. 705.

72 Adamson A. Magnus in Moscow. Р 74.

73 Ibidem. Р 76.

74 Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. М., 1925. С. 134.

Shtaden G. O Moskve Ivana Groznogo. Moscow, 1925. P. 134.

75 Adamson A. Magnus in Moscow. Р 76.

76 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17). С. 707.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya 10 - sentyabrya 17). P. 707.

77 Там же. С. 710-712.

Ibidem. Р 710-712.

78 Там же. С. 713-717.

Ibidem. Р. 713-717.

79 Там же. С. 724-734.

Ibidem. Р. 724-734.

80 Там же. С. 720-721.

Ibidem. Р 720-721.

81 Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 434.

ZiminA.A. Oprichnina Ivana Groznogo. Moscow, 1964. P. 434.

82 Граля И. Иван Михайлов Висковатый: Карьера государственного деятеля в России XVI в. М., 1994. С. 316-317.

Gralya I. Ivan Mihaylov Viskovaty: Karera gosudarstvennogo deyatelya v Rossii XVI v. Moscow, 1994. P. 316-317.

83 Хорошкевич А.Л. Указ. соч. С. 554.

KhoroshkevichA.L. Op. cit. Р 554.

84 Посольство от короля Сигизмунда-Августа к царю Ивану Васильевичу (1570, января 10 - сентября 17). С. 743.

Posolstvo ot korolya Sigizmunda-Avgusta k tsaryu Ivanu Vasilevichu (1570, yanvarya

10 - sentyabrya 17). P. 743.

85 Разрядные книги 1475-1605 гг. Т. II, Ч. II. М., 1982. С. 259.

Razryadnye knigi 1475-1605 gg. Vol. II. Part II. Moscow, 1982. P. 259.

86 Adamson A. Magnus in Moscow. Р. 76.

87 Ibidem. Р. 80.

88 Форстен Г.В. Указ. соч. С. 517-518.

Forsten G.V Op. cit. Р. 517-518.

89 Там же. С. 519-520.

Ibidem. Р 519-520.

90 Щербачев Ю.Н. Русские акты Копенгагенского государственного архива // Русская историческая библиотека. Т. XVI. СПб, 1897. Ст. 93-98.

Shcherbachev Ju.N. Russkie akty Kopengagenskogo gosudarstvennogo arkhiva // Russkaya istoricheskaya biblioteka. Vol. XVI. St. Petersburg, 1897. Col. 93-98.

91 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. С. 439-440.

Duhovnye i dogovornye gramoty velikih i udelnyh knyazey XIV-XVI vv. P. 439-440.

92 Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 140.

SkrynnikovR.G. Op. cit. Р 140.

93 ЧумиковА.А. Осада Ревеля (1570 - 1571 гг.) герцогом Магнусом, королем ливонским, голдовником царя Ивана Грозного // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1891. Кн. 2 (157). С. 43.

Chumikov A.A. Osada Revelya (1570 - 1571 gg.) gertsogom Magnusom, korolem livonskim, goldovnikom tsarya Ivana Groznogo // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostey rossiyskikh.

1891. Vol. 2 (157). P. 43.

94 Руссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II, Ч. 3. С. 197.

Russov B. Livonskaya khronika // Sbornik materialov i statey po istorii Pribaltiyskogo kraya. Vol. II, Part 3. P. 197.

95 Посольство от великого князя Александра Казимировича с паном Петром Яновичем, воеводою Троцким, с товарищами к великому князю Ивану Васильевичу, для заключения мирного и брачного договоров (1494, января 17 - февраля 12) // Сборник РИО. Т. 35. СПб,

1892. С. 124.

Posolstvo ot velikogo knyazya Aleksandra Kazimirovicha s panom Petrom Yanovichem, voevodoyu Trotskim, s tovarishchami k velikomu knyazyu Ivanu Vasilevichu, dlya zaklyucheniya mirnogo i brachnogo dogovorov (1494, yanvarya 17 - fevralya 12) // Sbornik RIO. Vol. 35. St. Petersburg, 1892. P. 124.

96 Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 140.

Skrynnikov R.G. Op. cit. Р 140.

97 Новое известие о времени Ивана Грозного: «Сказание» Альберта Шлихтинга. Л., 1934. С. 61.

Novoe izvestie o vremeni Ivana Groznogo: «Skazanie» Alberta Shlikhtinga. Leningrad, 1934. P. 61.

98 Панова Т. Дети средневековья: Мария - дочь князя Владимира Старицкого // Наука и жизнь. 2006. № 6. С. 26-27; Никитин С., Панова Т. Портрет Софьи Палеолог // Наука и жизнь. 1998. № 8. С. 82-84.

Panova T. Deti srednevekovya: Mariya - doch knyazya Vladimira Staritskogo // Nauka i zhizn. 2006. No. 6. P. 26-27; Nikitin S., Panova T. Portret Sofi Paleolog // Nauka i zhizn. 1998. No.8. P. 82-84.

99 Свадьба князя Володимира Андреевича, 31 мая 1550 г.// Древняя российская вив-лиофика. Т. XIII. М., 1790. С. 46.

Svadba knyazya Volodimira Andreevicha, 31 maya 1550 g.// Drevnyaya rossiyskaya vivliofika. Vol. XIII. Moscow, 1790. P. 46.

100 Свадьба князя Володимира Андреевича, 22 апреля 1555 г.//Древняя российская вивлиофика. Т. XIII. С. 83.

Svadba knyazya Volodimira Andreevicha, 22 aprelya 1555 g.// Drevnyaya rossiyskaya vivliofika. P. 83.

101 Бартенев С.Р. Московский Кремль в старину и теперь. Т. II. М., 1916. С. 237. Bartenev S.R. Moskovsky Kreml v starinu i teper. Vol. II. Moscow, 1916. P. 237.

102 Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. Т XXXIV. М., 1978. С.191.

Piskarevsky letopisets // Polnoe sobranie russkikh letopisey.Vol. XXXIV. Moscow, 1978.

P191.

103 Цветаев Д. Мария Владимировна и Магнус Датский // Журнал Министерства народного просвещения. 1878. №. 196. С. 63.

Tsvetaev D. Mariya Vladimirovna i Magnus Datsky // Zhurnal Ministerstva narodnogo prosveshcheniya. 1878. No. 196. P 63.

104 Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 140.

SkrynnikovR.G. Op. cit. Р 140.

105 Там же.

Ibidem.

106 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 105.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р. 105.

107 Форстен Г.В. Указ. соч. С. 517.

Forsten G.V Op. cit. Р. 517.

108 Щербачев Ю.Н. Датский архив... С. 73.

Shcherbachev Yu.N. Datsky arkhiv... Р. 73.

109 Там же. С. 71, 72.

Ibidem. Р 71,72.

110 Calendar of state papers. Colonial series: East Indies, China and Japan, 1513-1616. Vol. 1. L., 1862. P 8.

111 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 110.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 110.

112 Там же. С. 116-117.

Ibidem. Р. 116-117.

113 Форстен Г.В. Указ. соч. С. 517-524.

Forsten G.V Op. cit. Р. 517-524.

114 Чумиков А.А. Указ. соч. С. 52.

ChumikovA.A. Op. cit. Р. 52.

115 Панова Т. Некрополи Московского Кремля. М., 2003. С. 32.

Panova T. Nekropoli Moskovskogo Kremlya. Moscow, 2003. P. 32.

116 Толстой Ю.В. Указ. соч. С. 118-120.

Tolstoy Yu.V Op. cit. Р 118-120.

117 Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. Кн. 8. Петроград, 1922. С. 55.

Poslanie Ioganna Taube i Jelerta Kruze // Russky istorichesky zhurnal. Vol. 8. Petrograd, 1922. P. 55.

118 Baumann W.-R. The Merchants Adventurers and the Continental Cloth-trade (1560s -1620s). Berlin; N.Y., 1990. Р 306.

119 The Principal Navigations Voyages Traffiques and Discoveries of the English Nation. Vol. III. Р. 207-208.

120 Горсей Дж. Записки о России, XVI - начало XVII в. М., 1991. С. 70.

Gorsey Dzh. Zapiski o Rossii, XVI - nachalo XVII v. Moscow, 1991. P. 70.