CC BY
155
«ТАЙНАЯ ДИПЛОМАТИЯ» СССР В ЭФИОПИИ И ЭРИТРЕЕ 1920 - НАЧАЛА 1930-х ГОДОВ ГЛАЗАМИ РУССКОГО ЭМИГРАНТА
Советская политика в Северо-Восточной Африке в 1920-1930-е годы уже не раз привлекала внимание исследователей. За попытками Советского Союза проникнуть в этот регион внимательно следили и некоторые русские эмигранты, в работах которых зачастую можно встретить неожиданные суждения, оценки, расходящиеся с официальной советской версией событий. В нескольких предыдущих номерах «Восточного архива» уже были опубликованы фрагменты воспоминаний Анатолия Львовича Маркова, касающиеся его службы в египетской полиции. Наряду с ситуацией в Египте, А.Л. Марков следил и за обстановкой в Эфиопии и Эритрее. В этом ему помогала транзитная корреспонденция, часть которой он перлюстрировал. Кроме того, по его словам, в Эфиопии в течение многих лет у него имелась «секретная агентура» из «русских надежных людей». В результате записки А.Л. Маркова содержат весьма интересный рассказ о попытках советского проникновения в Северо-Восточную Африку.
Советские миссии в Эфиопию в 1920-1927 годах
Эфиопия, одна из очень немногих стран Африки, сохранившая независимость в XIX веке, и в XX веке продолжала оставаться ареной противоборства великих держав. Еще в 1920 г. туда прибыл сотрудник Народного комиссариата иностранных дел И.А. Залкинд, чтобы «на месте выяснить положение в Абиссинии и, если возможно, создать там советское представительство»1. Данная поездка являлась своего рода «пробным камнем», первой попыткой, в ходе которой вопрос об установлении дипломатических отношений так и не был решен. Как полагал Ан.А. Громыко, миссия И.А. Зал-
кинда закончилась неудачей из-за того, что руководители Эфиопии того времени были «довольно тесно связаны с государствами Антанты, т.к. именно с их помощью в 1916 г. был совершен государственный переворот в Эфиопии и свергнуто правительство Лиджа Иясу»2. Именно «англо-франкоитальянские колонизаторы» и поддерживавшая их «внутренняя реакция» и помешали наладить отношения между Советской Россией и Эфиопией, полагали советские исследователи3.
Однако попытки большевистской России «проникнуть» в Эфиопию на этом не закончились. Как стало известно А.Л. Маркову, «между 1926 и 1928 гг.» Аддис-Абебу негласно навещали сотрудники советской миссии в Хиджазе (Джидде) Аксельрод и Моисей Белкин. Как полагал белоэмигрант, эти поездки происходили, по-видимому, не без ведома эфиопских правительственных кругов, так как во время своего путешествия в Европу в 1924 г. рас Тэфери4, тогда еще наследник престола и правитель Эфиопии, при проезде через Грецию имел встречи с советским послом в Афинах А.М. Устиновым5. В отечественной историографии уже отмечалось, что в ходе этих встреч советская сторона пыталась поднять вопрос о возобновлении дипломатических отношений. Рас Тэфери обещал рассмотреть вопрос, но дело этим и ограничилось. Любопытно, что, по словам А.Л. Маркова, «при этом свидании роль посредника играл известный в Абиссинии темный делец грек Зарбос, сопровождавший раса Тэфери в Европу в качестве врача»6.
А.Л. Марков утверждает, что имевшиеся у него документы свидетельствовали: Тэфери просил у СССР «дипломатического содействия большевиков в Абиссинии в борьбе с иностранными влияниями», «доставки
по возможности оружия, посылки инструкторов, инженеров и техников по разным специальностям», «открытия кредитов для торговли с Абиссинией на имя частных туземных предприятий и отдельных групп, дабы замаскировать при этом роль самого абиссинского правительства». В Москве эти идеи были, по словам А.Л. Маркова, «при-
7
няты с восторгом» .
Опираясь на мемуары известного «невозвращенца» Г.З. Беседовского8, А.Л. Марков пишет о том, что в 1927-1928 гг. посол Абиссинии во Франции неоднократно контактировал с советским торгпредством в Париже. По словам Г.З. Беседовского, в 1929 г. полпреду СССР во Франции В.С. Довгалев-скому было поручено начать переговоры с прибывшим в Париж абиссинским посланником. Однако результат этой попытки был весьма скромным: посланник «держал себя очень любезно, но от политических переговоров до осени 1929 г. решительно уклонился». Кроме того, в мемуарах Г.З. Беседовского сообщается, что глава прибывшей в Йемен советской торговой экспедиции «Воствага» Астахов направил в Эфиопию «двух специальных агентов» для сбора информации о ситуации в этой стране9. Возможно, этими агентами были как раз те самые Аксельрод и Моисей Белкин, о которых писал А.Л. Марков.
Николай Вавилов в Эфиопии: ученый
или резидент советской разведки?
Особое внимание А.Л. Марков уделяет широко известной поездке 1927 г. в Эфиопию профессора Н.И. Вавилова. Вопреки заявлениям советских средств массовой информации, белоэмигрант стремился представить эту экспедицию прежде всего как разведывательную акцию. Чтобы подчеркнуть это, А.Л. Марков характеризует выдающегося ученого как «специального агента Москвы, члена Ленинградского Совета и ВЦИК», «доверенное лицо Политбюро». Анализируя цели поездки Н.И. Вавилова, эмигрант заявлял: миссия советского ученого заключалась официально в «изуче-
нии культуры абиссинской пшеницы»; «в действительности же Вавилову было поручено ознакомиться на месте с политическим положением Эфиопии и, в особенности, с закулисными влияниями и политическими группировками в Аддис-Абебе». При этом А.Л. Марков указывал, что Н.И. Вавилов стремился ввести в заблуждение русскую колонию в Эфиопии, но сделать это ему в целом не удалось: «Попытка Вавилова войти в доверие наиболее видных представителей русской эмиграции в качестве “ученого, стоящего вне политики”, окончилась неудачей, т.к. его без труда раскусили и на вопрос “Как вы относитесь к советской власти?” он получил ответы весьма неблагоприятные»10.
Впрочем, даже такой пристрастный аналитик, как белоэмигрант А.Л. Марков, не мог не признать тот факт, что кое-кто из представителей русской эмиграции пошел на контакт с советским ученым. Как и в других центрах русского зарубежья, в Эфиопии были и те эмигранты, которые считали возможным из патриотических и иных соображений сотрудничать с Советским Союзом. По этому поводу А.Л. Марков писал: «К сожалению, не все русские люди в Абиссинии оказались на высоте, нашлись среди них, как и везде, несколько человек с растяжимой моралью, которых Вавилов и завербовал в секретные осведомители Москвы». Среди них белоэмигрант называл такого представителя русской колонии в стране, как «бывший гардемарин Трофимов, приехавший в 1922 г. на борту учебного судна “Орел” с эвакуировавшимся из Владивостока морским корпусом. Он служил в АддисАбебе в местном колониальном магазине и уехал впоследствии в Шанхай»11. В архиве А.Л. Маркова сохранились даже фотокопии личных писем Трофимова матери, где тот сообщал о пребывании Н.И. Вавилова в Эфиопии12. Возникает риторический вопрос: каким образом эти письма оказались в руках сотрудника политической полиции Александрии?
Однако не только эмигранты стали сотрудничать в Эфиопии с Н.И. Вавиловым:
«Советское золото нашло себе друзей как среди туземцев, так и в европейской колонии. Наиболее интересным из последних являлся грек-адвокат Маргаритис, с нескрываемым цинизмом посылавший чисто политические доклады на имя, казалось бы, такого аполитичного учреждения, как Институт прикладной ботаники в Ленинграде. В своих докладах Маргаритис неизменно свидетельствовал полную готовность давать и в будущем все сведения, “какие Вы пожелаете”». Любопытно, что при этом А.Л. Марков приводил даже отдельные цитаты из писем Маргаритиса Н.И. Вавилову, из чего следует, что и эта переписка была перлюстрирована белоэмигрантом, ощущавшим себя, очевидно, кем-то вроде главы египетской контрразведки.
В частности, по заявлению А.Л. Маркова, осенью 1928 г. Маргаритис направил Н.И. Вавилову в Москву доклад о планах по реорганизации Абиссинского государственного банка, которая была поручена русскому эмигранту графу Татищеву. Последний привлек к этому делу французскую финансовую группу. «Москву, - пишет А.Л. Марков, - конечно, дело Абиссинского банка очень интересовало, если не со стороны того, какими капиталами будет финансироваться этот банк, то со стороны того, что для нее было совершенно недопустимо, чтобы во главе абиссинских финансов стоял русский эмигрант, непримиримый враг СССР. Результаты московской заинтересованности графом Татищевым скоро сказались. В одну из своих поездок между Абиссинией и Францией весной следующего 1929 г., находясь на борту парохода в Красном море, Татищев... таинственно и скоропостижно скончался...»13.
Естественно, возникает вопрос: какова степень достоверности утверждений А.Л. Маркова? Есть ли хотя бы какие-то основания говорить о том, что выдающийся советский ученый выполнял в Эфиопии не только исследовательскую миссию? Как известно, в Эфиопии и Эритрее караван Н.И. Вавилова прошел свыше 2 тысяч км. Только из столицы Эритреи Асмары ученый
отправил на Родину 80 посылок с семенами и колосьями14. Прямо на пароходе «Криспи» по пути из Эфиопии Н.И. Вавилов пишет небольшую, но очень важную в теоретическом плане работу «Географические закономерности в распределении генов культурных растений». По итогам этой экспедиции ученый определил Эфиопию и Эритрею как один из пяти основных очагов происхождения культурных растений. Для мировой биологической науки миссия Н.И. Вавилова имела огромное значение.
Чрезвычайно интересным источником для характеристики экспедиции Н.И. Вавилова являются его опубликованные письма. Они показывают, с какими трудностями проходила эта поездка. Власти Эфиопии и европейские державы, смотревшие на эту миссию так же, как и А.Л. Марков, долгое время отказывались пустить Н.И. Вавилова в Северо-Восточную Африку. Ученому приходилось идти на всевозможные уловки, чтобы попасть в этот регион мира. Об этом он откровенно писал, например, Н.П. Еорбу-нову 4 января 1927 г.: «Сегодня из Рима еду в Марсель, откуда в Сомалию (получил транзитную визу). Если пустят в Абиссинию (что весьма проблематично), то направлюсь прямо туда. Если нет, имею визу в Эритрею. Это все же частичка Абиссинии. Французы определенно против моей поездки в Эфиопию, и Министерство иностранных дел в Париже в визе в Сомалию (через которую можно войти в Абиссинию) мне отказало. Но посольство в Италии, не зная этого, увидя сирийскую визу, дало мне транзитную визу в Сомалию»15. При этом и эритрейская виза была получена с колоссальными трудностями, ради нее Н.И. Вавилову пришлось в Риме «обегать, кажется, всех министров», как писал он В.Е. Писареву. Но в итоге его усилия увенчались успехом. Н.И. Вавилову удалось получить, как он сам отмечал, очень «хорошую» эритрейскую визу: «Могу войти, когда угодно, и в каком угодно пункте»16. Но вот что касается эфиопской визы, то тут перспективы Н.И. Вавилова были весьма туманны. В.И. Вернадскому он так и написал 12 января 1927 из Суэца: «Визы у
меня нет... Россиян никаких Абиссиния не впускает. Иллюзий не строю»17.
Оказавшись все-таки в Аддис-Абебе, Н.И. Вавилов сразу же убедился, что правительство Эфиопии не хочет давать разрешения на поездку по внутренним районам страны. Письма ученого показывают: он четко понимал, что причиной такой настороженности являются именно опасения, что его экспедиция представляет собой разведывательную миссию. Об этом он откровенно писал В.Е. Писареву 11 февраля 1927 г.: «Никогда еще не попадал в такой дипломатический круговорот, как здесь. Никто не верит, что от нас может приехать ботаник собирать пшеницу. И все ищут причин более глубоких. А т.к. здесь клубок, то Вы поймете мое положение. Принимаю визиты, трачу тьму денег на содо-вис-ки, коньяк, почти спился, ибо не только на Руси есть веселие питии, но еще более в Абиссинии. Пиво и мед они изобрели до нас. Боги, великие и малые, когда же я выберусь из Аддис-Абебы. Переживаю положение почетного плена»18. И все-таки, как мы знаем, и эту задачу Н.И. Вавилову решить удалось: благодаря содействию французского посла экспедиция во внутренние районы Эфиопии состоялась.
Однако переписка выдающегося ученого показывает: бесспорно, его поездка в Эфиопию объективно имела и политическое значение. Н.И. Вавилов действительно встречался с русскими эмигрантами, проживавшими в стране, и, видимо, рассказывал им об успехах Советского Союза. Об этом ярко свидетельствует, например, письмо Г.К. Сухановой, написанное 18 февраля 1927 г. из Аддис-Абебы. В нем ученый пишет: «Получил Ваши письма, газеты. Бесконечное спасибо за все. Газеты, да еще “Экономическая жизнь”, произвели здесь среди “россиян” большое впечатление»19.
Интересно, что и советские исследователи не отрицали тот факт, что поездка Н.И. Вавилова имела не только научное, но и большое политико-пропагандистское значение. П.А. Баранов отмечал, что каждое выступление Вавилова «с сообщениями о
достижениях советской науки и о своих собственных исследованиях делало сотни и тысячи представителей зарубежной интеллигенции друзьями нашей Родины. Продиктованные патриотическим долгом, правдивые и яркие сообщения Николая Ивановича о положении науки и культуры в нашей стране противостояли бессовестной дезинформации и прямой клевете капиталистической печати на социалистический строй в СССР и открывали глаза широким кругам зарубежной интеллигенции на истинное положение дела». При этом П.А. Баранов вспоминает чрезвычайно любопытный эпизод, случившийся во время беседы Н.И. Вавилова с расом Тэфери (упоминание об этом случае, действительно, содержится в переписке ученого): «По-видимому, Николай Иванович так красочно рисовал ему переустройство нашей Родины под руководством Коммунистической партии, что тот выразил искреннее желание получить программу ВКП(б)»20. Так что далеко не все из того, о чем писал А.Л. Марков, было плодом досужих измышлений старого белого офицера, ненавидевшего большевизм.
После Эфиопии Н.И. Вавилов, по словам А.Л. Маркова, «сумел создать местную агентуру» и в итальянской Эритрее, «коей впоследствии воспользовался весьма продуктивно другой московский человек -Александр Ступак». По возвращении в СССР Н.И. Вавилов сделал доклад в Москве на Восточном отделе Наркоминдела и Коминтерна о результатах своей миссии, отмечая, по данным А.Л. Маркова, что главным препятствием советскому проникновению в район Африканского Рога является деятельность русских эмигрантов.
В результате, заявляет А.Л. Марков, советские агенты получили задание: «Ликвидировать так или иначе белых русских, имеющих влияние в столице Эфиопии». Этому способствовал тот факт, что их правовое положение было непрочным, официально они находились под покровительством французской миссии, «которая, однако,
не слишком склонна была им покровитель-
.21
ствовать в действительности»
«Дело» доктора В.И. Гаврилова
Именно в связи с этими происками советской агентуры А.Л. Марков и рассматривает одно из самых громких «дел» в истории русской эмиграции в Эфиопии, когда «с помощью провокации был ликвидирован доктор В.И. Гаврилов - личный врач императрицы Заудиту, хорошо известный в столице как непримиримый враг Советов». В отечественной историографии отмечалось, что фальшивка о «большевистском заговоре» была «состряпана другим выходцем из России капитаном Бабикяном, занимавшим в то время должность начальника полиции Аддис-Абебы. Неважно, чем он руководствовался - личной ли антипатией к некоторым эмигрантам или желанием выслужиться, -объективно его фальшивка, раздутая западной прессой, оказалась направленной против СССР»22. А вот как описывает эти события эмигрантский «контрразведчик»: «Начальник полиции столицы Бабакиан - темный авантюрист, армянин по рождению, при содействии двух болгар: Юрия Широкова, бежавшего из Болгарии уголовного преступника, и Николая Иванова-Пинерджиева, сфабриковал от имени мифической большевистской организации письмо, в котором малограмотным русским языком была написана какая-то ерунда о бомбах, пулеметах и вооруженном восстании для свержения существующего режима, во главе которого будто бы должен был стать доктор Гаврилов, к слову сказать, глубоко штатский человек»23. В результате Гаврилова выслали из Эфиопии. Одновременно французское представительство лишило покровительства и
инженеров А.Г. Трахтенберга (управляющего железными дорогами) и Н.И. Воронского, которые тоже были высланы из страны.
Советские попытки проникновения в Эфиопию и Эритрею в начале 1930-х годов
Получал А.Л. Марков информацию и о ситуации в Эритрее, которая в этот период была важной частью колониальной импе-
рии Муссолини. Итальянцы сделали немало для развития телефонной и телеграфной связи в Эритрее, вывозили оттуда кофе, перламутр, шкуры. Контроль над этой территорией имел для фашистской Италии огромное стратегическое значение. С 1931 г. в столице Эритреи Асмаре «обосновался» сотрудник советской дипломатической миссии в Джидде Александр Ступак, получивший по этому случаю назначение представителем Наркомата внешней торговли. А.Л. Марков заявляет, что Ступак «имел постоянную связь по радио с Абиссинией, минуя контроль итальянских властей Эритреи». Впрочем, в данном случае он не приводит в качестве доказательств никаких перехваченных им или его агентами радиограмм, а лишь утверждает, что «Москва в Абиссинии прибегла к испытанному ею методу - подкупу стоящих у власти чиновников». Только этим, по его мнению, можно объяснить тот известный факт, что правительство Эфиопии обратилось к СССР с заявлением о желании покупать советскую нефть и керосин, «как будто бы в Красноморском бассейне не было в каждом порту цистерн и складов всевозможных нефтяных обществ»24.
После этого в Абиссинию приехал А.А. Юрьев - уполномоченный Наркомата внешней торговли в странах Красноморского бассейна, которого император, по словам А.Л. Маркова, «принял официально и вел с ним долгие переговоры, надо полагать, не об одной только нефти». Затем Юрьева сменил Самуил Гертик - представитель Союз-нефтеэкспорта. Рассказывая о его широко известной поездке, А.Л. Марков прямо намекал на ее разведывательный характер: «Гертик объехал буквально всю страну, побывав в самых глухих углах Абиссинии на границах Судана и Эритреи. Уезжая по окончании своей миссии в Москву, он захватил с собой двух русских из наиболее заслуженных секретных сотрудников, завербованных еще Вавиловым»25. Неслучайно, как отмечают современные исследователи, советский полпред в Хиджазе Хакимов подчеркивал, что визит С. Гертика «внес опре-
26
отношения
Подводя итог советской активности в Северо-Восточной Африке в 1920-е - начале 1930-х годов и пытаясь сделать прогноз о перспективах ее развития, А.Л. Марков уже в 1934 г. прозорливо писал: «Несомненно, что ныне надежно налаженная связь между Москвой и Абиссинией в дальнейшем должна еще больше развиться и дать свои результаты, и, вероятно, уже недалек тот момент, когда в столицу Великого Менелика, верного друга старой России, явится полпред Красной Москвы из бывших каторжан».
Как относиться к заявлениям А.Л. Маркова? Бесспорно, Анатолий Львович был весьма пристрастным исследователем, для которого на первом плане стояли интересы антибольшевистской борьбы. И, находясь на посту сотрудника политической полиции Александрии, он продолжал вести ту борьбу, которую начал в рядах Добровольческой армии. Несомненно, как уже отмечалось, он стремился где-то и приукрасить свою деятельность, создать себе имидж могущественного главы антибольшевистской секретной службы в Северной и Северо-Восточной Африке. Важен, однако, тот факт, что аналитические статьи и записки А.Л. Маркова постоянно публиковались в ведущих изданиях русского зарубежья, и многие эмигранты именно на основании его работ судили о ситуации на Ближнем и Среднем Востоке в 1920-1950-е годы.
Примечания
1 Давидсон А.Б., Мазов С.В., Цыпкин Г.В. СССР и Африка. 1918-1960. Документированная история взаимоотношений. М., 2002. С. 78.
2 Громыко Ан.А. Советско-эфиопские отношения. Изучение Эфиопии в СССР. М., 1979. С. 11.
3 См.: Цыпкин Г.В., Ягъя В.С. История Эфиопии в новое и новейшее время. М., 1989. С. 162.
4 Рас Тэфери Мэконнын (1892-1975) - будущий император Эфиопии Хайле Селассие I. Возглавлял борьбу против итальянских захватчиков во время итало-эфиопской войны 1935-1936 гг.
Один из инициаторов создания Организации африканского единства. В сентябре 1974 г. свергнут революционными военными.
5 А.М. Устинов (1879-1937) - известный политический деятель революционной России. Из аристократической семьи, находившейся в родстве с Лермонтовыми и Столыпиными. Сын помещика Саратовской губернии. Окончил историко-филологический факультет Московского университета и агрономическое отделение Цюрихского политехникума. Впервые арестован за участие в студенческом движении в 1902 г. Член партии эсеров с 1906 г. За организацию революционного комитета, совершившего ряд вооруженных экспроприаций, выслан из Саратовской губернии. В 1908 г. выслан из России, лишен дворянства, его имение было взято под опеку. Жил во Франции и Швейцарии. Вернулся в Россию в «пломбированном вагоне» в 1917 г. Видный деятель левого крыла партии эсеров, вел пропаганду среди матросов Балтфлота, за что летом 1917 г. оказался в «Крестах». В 1918 г. выступал в партии левых эсеров за тесный союз с большевиками. С 1920 г. - член партии большевиков. В 1921 г. - помощник начальника военной контрразведки РККА. С ноября 1921 г. -на дипломатической работе: работал в советском полпредстве в Германии, в 1924-1929 гг. - полпред СССР в Греции, в 1934-1937 гг. - в Эстонии. Умер в Таллине.
6 Hoover Institution Archive (HIA). Anatolii L. Markov writings. Box 4. Записки о прошлом. T. 3. Воспоминания о службе в египетской политической полиции. Л. 60.
7 Там же.
8 Г.З. Беседовский родился в 1896 г. в семье владельца магазина готового платья. Учился в коммерческом училище, с 1910 г. - член ученической группы анархистов-коммунистов. Арестовывался в 1911 г. После окончания в 1912 г. коммерческого училища уехал во Францию, учился в электротехническом и аграрном институтах, участвовал в анархистском движении. В 1914 г. вернулся в Россию, учился в Институте сельского хозяйства и лесоводства, вел революционную пропаганду среди крестьян. С сентября 1917 г. - левый эсер. Занимался организацией крестьянских земельных комитетов. В условиях режимов гетмана Скоропадского и Деникина вел подпольную работу в Полтаве. С августа 1920 г. - член партии большевиков. С 1921 г. - председатель Полтавского губсовнархоза, член ВУЦИК. С 1922 г-на дипломатической работе:
поверенный в делах УССР в Австрии (1922), поверенный в делах УССР в Польше (1923), член правления Амторга (1925), поверенный в делах СССР в Японии (1926), советник полпредства СССР во Франции (с 1927). 2 октября 1929 г. бежал из советского посольства во Франции. Издавал в Париже антисоветскую газету «Борьба». Дата смерти неизвестна (1948 или 1951, Лазурный берег Франции).
9 См.: Беседовский Г.З. На путях к термидору. М, 1997. С. 317-318.
10 HIA. Anatolii L. Markov writings. Box 4. Записки о прошлом. Т. 3. Воспоминания о службе в египетской политической полиции. Л. 61.
11 Там же. Л. 62.
12 Там же. Документ 22.
,3 Там же. Л. 67.
ы См.: Бахтеев Ф.Х. Николай Иванович Вавилов. 1887-1943. Новосибирск, 1987. С. 178.
,5 Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия. 1911-1928 гг. М., 1980. С. 292.
16 Там же. С. 293.
17 Н.И. Вавилов. Документы. Фотографии. СПб., 1995. С. 66.
18 Николай Иванович Вавилов. Из эпистолярного наследия. С. 294.
19 Н.И. Вавилов. Документы. Фотографии. С. 67.
20 Баранов П.А. Обаяние ученого // Николай Иванович Вавилов: очерки, воспоминания, материалы. М., 1987. С. 63-64.
21 HIA. Anatolii L. Markov writings. Box 4. Записки о прошлом. Т. 3. Воспоминания о службе в египетской политической полиции. Л. 63.
“ Давидсон А.Б., Мазов С.В., Цыпкин Г.В. Указ. соч. С. 85.
2j HIA. Anatolii L. Markov writings. Box 4. Записки о прошлом. T. 3. Воспоминания о службе в египетской политической полиции. Л. 64.
24 Там же. Л. 68.
23 Там же.
26 Давидсон А.Б., Мазов С.В., Цыпкин Г.В. Указ. соч. С. 87.
'X2<^|P>Sy>
