CC BY
402
Николай РуССЕв
«ТАТАРЫ КАК-ТО СОВСЕМ ИСЧЕЗЛИ...» (ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ ИСТОРИИ БУДЖАКСКОЙ ОРДЫ)
От этих когда-то великолепнейших деревень Бессарабии не осталось и помину; следы их существования можно было найти только по густой и темной траве, выделяющейся в лугах.
А.Ф. Ланжерон
Русско-турецкая война 1806-1812 гг., завершившаяся накануне вторжения войск Наполеона в Россию, имела серьезные последствия для Молдавии. О них до сих пор спорят историки, за прямо противоположными трактовками которых чаще всего стоят очевидные политические интересы. Потомки победителей и побежденных так или иначе стремятся отстоять или восстановить истину. Жажда обосновать исторические права «за давностию лет», к счастью, проявляется только в виде локальных приступов, тяготеющих к юбилеям вроде 200-летия подписания Бухарестского мира.
Однако в прошлом нашего края находятся и «беззащитные» готы, гунны, печенеги, половцы... Почти полное молчание историографии (и особенно учебников) сделало свое дело. Большинство жителей Молдавии, не говоря уже об отдаленных странах, ничего о них не ведает. Создается устойчивое впечатление, что этих народов не было в нашей истории. Забытыми или полузабытыми можно считать и буджакских татар, которые еще в конце XVIII - начале XIX в. составляли основу населения степей, лежащих между низовьями Дуная и Днестра.
Жизнь кочевников и полукочевников Буджака, оказавшаяся за рамками времени пребывания этого региона в составе Российской империи, а затем СССР, не стала актуальной темой русскоязычной историографии. Проблематики скорее небрежно касались, нежели по-настоящему занимались ею. Однако в исторической литературе утвердилось клише, однобоко и долго представлявшее буджакских татар исключительно как «хищников»1. Считалось, что «выселение татар для Молдавии явилось весьма благоприятным фактором, ибо татары-кочевники были беспокойными соседями, без конца совершавшими разорительные набеги». В результате действий Рос-
сии в войне 1806-1812 гг. «навсегда прекратились частые набеги татарских буджакских орд на молдавские города и села», а образовавшийся в степях почти пустынный район открыл «большие перспективы для юга»2. Прямо говорилось об «освобождении Буджака от ногайцев» в качестве необходимой предпосылки для будущих успехов социально-экономического развития края3. Преодолеть такой подход оказалось чрезвычайно трудно даже в годы раскрепостившей сознание ученых перестройки. На мой взгляд, именно поэтому даже в лучших статьях по этой тематике Буджакская орда
- это «типичное военно-грабительское кочевое объединение»4.
Работы последних лет только отчасти восполняют пробелы в знаниях об искомом прошлом5. Показательно, что их авторы не затрагивают финальной стадии истории нахождения татар в Буджаке, которая и теперь остается одной самых слабоосвещенных в судьбе целого народа. Именно этот в значительной мере табуированный прежде вопрос следует считать центральным в предлагаемой вниманию читателей статье.
Поиски ответа, построения, умозаключения строятся главным образом на двух историко-литературных памятниках повествовательного характера, связанных происхождением с кадровыми военными Молдавской (Дунайской) армии российского императора Александра I - непосредственными участниками и свидетелями событий, происходивших в Буджаке в русско-турецкую войну 18061812 гг. По различным причинам, зачастую не имеющим прямых связей с наукой, они недостаточно полно использовались исследователями.
Первый источник - «Журнал военных действий 2-го корпуса войск под командой господина генерала от кавалерии и кавалера барона Мейндорфа», который в начале кампании вел адъютант командующего, создатель современного украинского языка и классик украинской литературы штабс-капитан Иван Петрович Котля-ревский (1769-1838). Согласно мнению, высказанному на исходе XIX в. в журнале «Киевская старина» при публикации дневника похода Вс. Срезневским, записи И.П. Котляревского - «ясная и точная по своему официальному характеру запись очевидца о вступлении русских войск в Турцию в 1806 г.»6.
Другое свидетельство - записки о той же войне с Турцией генерала от инфантерии графа Александра Федоровича Ланжерона (17631831). Убежденный роялист, выходец из аристократического рода, с началом революции во Франции он перешел на русскую службу в чине полковника и принимал участие в боевых действиях вплоть до 1829 г. В войне 1806-1812 гг. он одержал несколько значимых
побед над османами, а одно время даже командовал всей Молдавской армией. С 1796 г. А.Ф. Ланжерон «вел весьма подробный журнал» на французском языке. Более ста лет назад «Русская старина» напечатала без сокращений часть обширного дневника, относящуюся к русско-турецкой войне начала XIX в. В связи с этим переводчик и издатель текста Е. Каменский отметил, что писал граф честно и откровенно, хотя субъективно, ядовито и свысока, а его записки «в историческом отношении представляют серьезный документ»7.
Сравнивая эти базовые источники, нельзя обойти профессионализм и широкую информированность обоих авторов, имевших доступ к массе служебных бумаг, в том числе секретного характера, а также возможности не только наблюдать, но и самостоятельно влиять на события, связанные со степняками Буджака. Главные различия, пожалуй, объясняются служебным положением, продолжительностью пребывания в действующей армии и предназначением самих записей. То, что в принципе мог позволить себе генерал, никак не допускалось для штабс-капитана. И.П. Котляревский находился в Буджаке только до конца 1807 г., когда убыл к новому месту службы в Литву, а его записи приходятся только на ноябрь-декабрь 1806 г.8 А.Ф. Ланжерон, напротив, практически до конца войны играл значительную роль в боевых операциях. Наконец, в отличие от сухих сведений «Журнала военных действий», записки графа не предназначались для глаз соратников, а носили подчеркнуто эмоциональный характер и отражали его личное отношение к реальности. В 1824 и 1827 гг. он дополнил их примечаниями, но «первоначальный текст сохранил в неприкосновенности»9. По этой причине всякий исследователь в данном случае имеет дело с переложением оперативных сведений и живых впечатлений, а не с мемуарами отставного генерала.
Как указывает И.П. Котляревский, после бескровного взятия крепости Бендеры 23 ноября* 1806 г. командующий корпусом «великую имел заботу к преклонению буджацких татар к стороне России. Татарские начальники и почетнейшие в поколениях были в колебании к принятию дружелюбно российских войск». Чтобы провести эту важную работу среди кочевой знати, Казимир Иванович Мейндорф, или Мейендорф (1749-1813) предложил «ехать в Татарию» бригадиру Катаржи и своему адъютанту, вероятно, в качестве особо доверенного лица. Так автор уже написанной тогда украинской «Эне-
* Здесь и далее даты в соответствии с источниками приведены по старому стилю.
иды» оказался в гуще событий, развернувшихся вокруг Буджакской орды10.
Дипломатические ходы с целью пресечь возможность соединения сил степняков с османскими войсками русское командование взяло в свой арсенал не впервые. Как известно, в августе 1770 г. граф П.И. Панин (1721-1789) подписал договор с едисанскими и буджакскими татарами, в котором они заявили: «Мы от Порты Оттоманской отщепились и отдаемся под протекцию императрицы»11.
И.П. Котляревский и его спутники, «странствуя несколько дней по смиренным жилищам варварского народа сего», при помощи переводчика убеждали татарских старшин в миролюбивых планах своего командования. Обещали дружбу и выгоды от российской армии, если они «пребудут спокойными при переходе войск чрез их земли». В результате о своей поддержке мало-помалу заявили обитатели 205 селений всех четырех административных округов Буджака: в уезде Орум-бет-оглу - 76 деревень, затем 36 и 61 деревень уездов Оран-оглу и Еть-исин кой и, наконец, 32 деревни Измаильского уезда. По данным журнала, в османской зависимости остались только 7 татарских деревень Измаильской райи12. Стало быть, за короткое время удалось сделать своими союзниками жителей около 97 % татарских населенных пунктов Буджака.
Здесь уместно коснуться проблемы численности буджакских татар - вопроса нерешенного и неоднозначно трактуемого исследователями. Считается, что в конце 60-х гг. XVI в. они составляли до 30 тыс. человек, а в середине XVII в. - уже 45 тыс. При этом «в середине XVIII в. Буджакская орда могла выставить до 30 тыс. вооруженных всадников»13. Действительно, турецкий автор, побывавший в этих краях между 1656 и 1660 гг., писал: «Этих быстрых как ветер и жаждущих встречи с врагом татар, которых называют буджак-скими, насчитывается до 45 тысяч»14. Через сто с небольшим лет профессор из университета в Галле (Саксония) утверждал, что буд-жакские татары могут при необходимости вооружить от 30 до 40 тыс. человек15. Если это так, то их общая численность за это время возросла в 4-5 раз! Такой естественный прирост населения для условий того времени кажется невероятным.
Вместе с тем несомненно: «первые две трети XVIII в. характеризуются повышением концентрации кочевого и полукочевого населения в Буджаке». Так, в сообщении анонимного турецкого автора 1740 г. говорится: «Буджак дает контингент в 30 000» татар16, а в 1758 г. буджакские ногайцы выступали против Едисанской орды с 40-50 тыс. всадников, т. е. их общее количество всего за два десятилетия возросло приблизительно от 150 до 200 тыс. человек17.
По договору П.И. Панина с ногайской верхушкой в 1770 г. 12 тыс. степняков вышло из подданства Оттоманской Порты и перекочевали из Буджака в северные уезды Таврической губернии18. Впрочем, скорее переселилось около 12,5 тыс. семей, ибо после этого П.А. Румянцев отметил, что Буджакская степь осталась «землей обнаженной, без жителей и всего, что к содержанию человека служит»19. Правда, осенью 1785 г. русские наблюдатели отметили организованное Турцией массовое переселение ногайцев в Бессарабию. К 1787 г. количество буджаков достигло 30 тыс., но в ходе очередной русско-турецкой войны они откочевали за Дунай. По окончании военных действий Порта вернула их назад. К тому же из-под Очакова сюда пришла часть Едисанской орды. В результате к 1794 г. в Буджаке обитало 20-23 тыс. семей ногайцев20.
Таким образом, следует отметить постоянное и очень существенное колебание количественного состава буджакских татар, находившегося в прямой зависимости от миграций, вызванных военнополитической обстановкой в регионе и политикой великих держав. Во всяком случае, это справедливо для XVIII в. Однако, даже несмотря на эти факторы внешнего происхождения, исследователей не может не смутить несоответствие цифр, содержащихся в источниках. При относительном обилии статистического материала расчеты количества кочевых и полукочевых татар Буджака затруднены, а получаемые результаты весьма противоречивы.
Не являются в этом смысле исключением и данные 1806-1807 гг. В журнале 2-го корпуса утверждается, что в четырех уездах было всего 212 татарских селений. При этом И.П. Котляревский сообщает, что командующий стремился не обострять отношений «с татарами буджацкими, коих до 40 тысяч простираются». Наконец, по его же информации, степняки могли «до 30 тысяч собрать вооруженного народа»21.
Показательно, что с данными И.П. Котляревского отчасти совпадают сообщения А.Ф. Ланжерона. В частности, генерал характеризует Бессарабию - южную часть исторической Молдовы, срединную часть которой составлял Буджак22. Он пишет: «Эта провинция была населена татарами, которые могли бы легко выставить 30 000 конницы и неожиданным быстрым набегом разрушить Одессу...»23. У него нет точных сведений о числе татарских селений, однако имеется упоминание о «бесчисленных деревушках» в придунай-ском районе. Кроме того, он говорит, что в долине речки Кондукта «расположены были тогда десятки деревень». Кинбей автор записок определяет как «очень большую деревню»,тогда как в находившемся в 15 верстах от нее поселении Табак', по его мнению, насчитыва-
лось 500 татарских домов24. К описанию буджакской Татарии можно добавить записанные в 1816 г. свидетельства о прошлом местечка Каушаны, которое «во время татар было многолюднейшим и богатейшим городом. Некоторые из жителей помнят еще, что одних купеческих лавок было до 700»25. Таким образом, если количество жителей поселения Табак доходило до 2-2,5 тыс. чел., то в Каушанах могло быть вдвое больше. В то же время в крепости и форштадте Бендер обитало жителей «магометанского исповедания - 5 981, да других наций и исповеданий - 1 900»26.
При самых простых подсчетах получается, что на один татарский поселок в среднем приходилось по 189 жителей, но при этом каждый из них должен был сформировать отряд, превышающий 140 воинов! Это значит, что в каждом населенном пункте боеспособными следовало быть 75 % жителей! Для сравнения: в Первую мировую войну доля мобилизованных в воюющих странах составляла от 8-9 % до 20-22 % мужчин в возрасте от 15 до 50 лет, которые обычно составляют около 25 % всего населения27. Даже при повышенных мобилизационных возможностях степных сообществ вряд ли можно говорить о способности буджакских татар начала XIX в. вооружить больше 30 % всадников. Этому препятствовали и небольшая продолжительность жизни, большое количество малолетних детей, общий низкий уровень благосостояния - черты, характерные для народонаселения эпохи средневековья в целом.
По всей видимости, встречающаяся в обоих анализируемых источниках оценка военной мощи буджакских татар в 30 тыс. всадников была в русской армии общепринятой и в известном смысле выгодной для ее командования, но явно завышенной цифрой. При этом представление об их общей численности в 40 тыс. человек, судя по всему, в гораздо большей степени соответствовало истине. Но даже в этом случае возникают сложности в осмыслении реальности двухвековой давности. К примеру, в исторической литературе указывается, что в 1807 г. 6353 ногайца, включая членов семей, переправились через Днестр, чтобы следовать к указанным русскими властями местам нового поселения28. Однако как сложилась судьба абсолютного большинства (более 80 %!) их соплеменников? Этот вопрос особенно актуален в сравнении с официальными записями в журнале о миссии, «с не ожидаемым успехом счастливо исполненной», в итоге которой «сей варварский,жестокий и недоверчивый народ был благополучно преклонен к российской стороне и успокоен»
* Правильно - Кубей (ныне Червоноармейское) и Табаки - теперь села Болградского района Одесской области Украины.
- 205 селений из 21229. Есть сообщения, что 15 тыс. татар ушло в Добруджу, находившуюся тогда под властью османов30. Почему так случилось? И куда после ухода в противоположных направлениях примерно 21 тыс. человек делась едва ли не половина буджакских татар?
Штабс-капитан И.П. Котляревский, награжденный орденом Анны третьего класса за успешное исполнение связанного с риском для жизни «дипломатического поручения привлечь к России буджацких татар»31, записал в декабре 1806 г.: «Переходя из деревни в деревню к старшинам и начальникам их, находили везде толпы вооруженных татар, собирающихся для советов на счет российского войска». Об -щее беспокойство было очевидным, хотя до степных селений уже дошли слухи о том, с какой «добротою и приязнью» обращаются русские с жителями Бендер и, в частности, «не входят ни в какое распоряжение против обычая турков». К тому же они сами услышали от полномочных представителей генерала К.И. Мейндорфа «обещание дружелюбия, даже выгод тех, что войска за все взимаемое у татар будут платить наличными деньгами». Вместе с тем во всех четырех татарских уездах русские взяли «аманатов». Затем они прибыли в «Каушаны к тамошнему над татарами воеводе и сего убедили в знак верности своей к нашей стороне и преклонности к России прислать к командующему брата своего в залог»32. Итак, реальной основой вновь налаженных добрых отношений стало присутствие в регионе с ноября 1806 г. «50 000 человек прекрасных войск»33, командование которых взамен лояльности обещало татарам уважение к их традициям и материальную выгоду от продажи необходимых для армии товаров.
Как известно, обещание и действительность уживаются с большим трудом. Особенно в условиях военного времени. Разобраться в том, как изменялась ситуация вокруг татар, пожалуй, невозможно без детального рассмотрения событий, разворачивавшихся в степях Буджака. В течение 1807 г. здесь не было значительных военных действий. Однако, как свидетельствует А.Ф. Ланжерон, который прослыл в глазах современников как «храбрый генерал, добрый правдивый человек, но рассеянный, большой балагур и вовсе не администра-тор»34, армия и более всего ее командиры вовсе не бездействовали.
Во-первых, далеко не все генералы российской армии подобно Мейндорфу считали, что «татары - наши лучшие друзья». Во-вторых, вопреки ожиданиям командующего 2-м корпусом, взятие заложников не дало должного результата. Судьба соплеменников интересовала татар мало; к тому же они «слишком хорошо знали русские нравы, чтобы думать, что они их убьют». В-третьих, их традиционные
более тесные отношения с турками - политические и культурные (в том числе благодаря единоверию и близости языков) - почти тут же давали о себе знать. Дело не только в том, что один из татар вошел в доверие к русским, а затем сообщил о расположении их войск неприятелю. Отсутствие дружественности проявлялось и на коллективном уровне. Показателен случай, имевший место в многолюдном селении Табак, куда под носом у русских скрытно вошел и спокойно заночевал османский отряд из 4000 кавалеристов! Однако никто из жителей так и не предупредил недавно обретенных союзников о смертельной опасности. «Это только доказывало их доброе отношение к нам!» - искренне возмущался русский генерал французского происхождения35.
Когда в ноябре 1806 г. армия Ивана Ивановича Михельсона (1740-1807), известного успехами в подавлении восстания Е. Пугачева, перешла Днестр, командование заявило, что русские вступают в Молдавию и Валахию для спасения Турции от осуществления дерзких планов Наполеона. Поддавшись этим уверениям, коменданты Хотина, Бендер, Аккермана и Килии сдали свои крепости без всякого сопротивления. Загвоздка вышла с Измаилом, взять который сразу К.И. Мейндорфу не удалось из-за недостатка сена и ячменя, да и позднее - во время т. н. осады крепости. Войска его корпуса несколько месяцев - с начала марта до конца июля 1807 г. - ограничивались отражением турецких вылазок. Известно, что уже первые неудачи Мейндорфа вызвали неудовольствие императора36.
А.Ф. Ланжерон рассказывает, что накануне 1807 г. он из Бухареста приехал в село Тормоз' у реки Прут, где нашел растерянного Мейндорфа. Он считал, что этот ливонский барон «прекрасно знал военную службу (...), но как генерал - был средних дарований, у него не было твердости». Когда в начале декабря Мейндорф получил известие «о желании жителей Измаила принять русский гарнизон», он не взял город. Эта нерешительность была на руку туркам. Они привели 26 декабря в Измаил четырехтысячный корпус «знаменитого Пегливана», который опередил действия русских войск всего на один день. Османский военачальник немедленно казнил тех, кто был готов перейти на сторону неприятеля.37
Между тем Ланжерону вменили в обязанности охрану границ и наблюдение за татарами, которых находившийся в Измаиле Пе-гливан-паша не переставал настраивать против русских. Именно 26 декабря граф получил предписание И.И. Михельсона, в котором
* То же самое, что Формоз. Правильно - Фрумоасэ (современный город Кагул в Молдове).
говорилось: «Нужно взять возможные меры, чтоб видели они силы, могущие не только держать их в узде, но и защищать. Прикрытие границ и удержание татар в добром расположении вы признаете главнейшим вашим предметом, а разбить неприятеля вам большого труда стоить не будет»38.
По сообщению И.П. Котляревского, Пегливан встретил Мейндорфа в Измаиле «неприязненно, производя сильную канонаду по войскам ядрами и бомбами». Прокламация, призывавшая жителей открыть ворота в город российским войскам «для сбережения своих семейств, имения и своей жизни, на случай ежели несогласием своим принудят русских брать крепость силою», осталась без ответа39. А.Ф. Ланжерон категоричен в утверждении: если бы Мейндорф взял Измаил еще 6 декабря, «тогда бы все бессарабские татары были бы принуждены удалиться внутрь России». В этом случае, как он полагал, «государство обогатилось бы несколькими миллионами прекрасного скота и лошадей; содержание и продовольствие армии не стоило бы никаких издержек, а продажа зерна в покинутых татарами деревнях дала бы в государственную казну значительную сумму денег»40.
Однако расстановка сил в крае быстро и существенно менялась. В условиях принимавшей затяжной характер позиционной войны с многочисленными стычками местного значения буджакские татары, как и все мирное население охваченного войной края, оказались в тисках противоборствующих империй, подавлявших их привычный образ жизни и относительную самостоятельность. «Бессарабские татары, до сих пор очень мирно остававшиеся у своих очагов, легко могли примкнуть к Пегливану, и для нас было очень важно помешать этому намерению». Для этого, как считал граф, надо было блокировать Измаил, расположив войска в нескольких верстах от крепости и по татарским селениям между озерами Ялтух и Котлебух. Там можно было «всегда получить все нужные припасы и фураж для всего корпуса, на несколько месяцев». Напротив, генерал Засс отступил к взятой им 9 декабря крепости Килия, «и через это вся Бессарабия осталась открытой». Зато Пегливан практически сразу же стал действовать решительно и агрессивно. Он разрушил все селения в окрестностях Измаила, заставив степняков принять его предложения и перебраться в город. Затем он с помощью своих вооруженных отрядов активно помогал этой миграции татар, а также собирал брошенное на их подворьях продовольственное зерно. Такая опе-
* Правильно: Ялпух и Катлабух.
ративность, несомненно, способствовала укреплению боеспособности крепости41.
О состоятельности буджакских татар еще в начале второй половины XVII в. писал знаменитый турецкий путешественник Эвлия Че-леби. Он сообщает, что двести селений в землях от Измаила до Аккермана - «сплошь татарские». Из его описаний следует, что именно благодаря жителям степи в османских городах края так много белого хлеба, запасов зерна в амбарах, хороших меда, мяса, сыра, а на обрабатываемых полях - пшеницы и ячменя. По словам побывавшего в здешних местах автора, «у этих татар столько имущества, продовольствия, скота и военной добычи, сколько нет, пожалуй, [даже] в Крымской земле. Это именно они снабжают Стамбул маслом и медом»42.
Неизвестный русский автор начала XVIII в. сообщал, что в степях Буджака «лошадей и рогатого скоту - волов, и яловиц, и баранов, и живностей довольно, и сенами изобильно, и рогатый скот и лошадей кормят по полям в степи». Однако его суждения о земледелии звучат куда более пессимистично: «У них в хлебе скудно; и кроме проса да ячменя не родица, и печеного хлеба не продают, понеже сами не имеют, а питаюца больше мясом и молоком да просяными и ячменными лепешками». К тому же в мирное время воровство и грабеж соседей были обычными занятиями для Буджакской орды, чему потакал крымский хан, который «довольствовался живностями и провиантом», имея с двух сотен здешних татарских селений ежегодный доход в 30 000 тыс. талеров - «левков», а с трофеев военного времени он взимал десятину43.
По сообщению упомянутого турецкого источника 1740 г., жившие на плодородных землях Буджака татары были «очень зажиточны». Они владели большим количеством овец, крупного рогатого скота, лошадей и двугорбых верблюдов, на которых пахали. Изобилие пшеницы (особенно «арнаутской»), ячменя и других злаковых культур было столь велико, что зерно вывозили на продажу в Килию, Измаил и Аккерман. Молочные продукты и топленое говяжье сало поставляли в Константинополь. Причем некоторые из татар сами распродавали свои товары, не прибегая к помощи посредников из местных армян и турок44.
Судя по произведению Иоганна Тунманна, в течение нескольких десятилетий после этого (до 1777 г.) положение изменилось. Он утверждает, что буджакские татары владеют большими стадами крупного рогатого скота и овец, разводят лошадей, а их необыкновенно плодородная земля производит в больших количествах и высокого качества «всякого рода зерно»: пшеницу, рожь, а особенно просо и ячмень, урожаи которого якобы достигали сам-сто. Кроме того, буд-
жаки «много занимаются пчеловодством». Произведенные ими зерно и иные продукты, согласно его сведениям, поступали на рынки Аккермана и Килии. Автор из Саксонии счел уместным подчеркнуть: земледелие «они ведут лучше, чем остальные ногайцы»45. Следует помнить, что османы временами прилагали немалые усилия, чтобы принудить татар Буджака перейти к оседлому образу жизни46.
Вряд ли достижения в этой сфере стали к началу XIX в. необратимыми. Во всяком случае в 1807 г. генерал А.Ф. Ланжерон был не очень высокого мнения о сельскохозяйственном прогрессе обитателей буджакских степей. Граф весьма прямолинейно констатировал: «Татары, по натуре своей народ ленивый и непривычный к земледелию, питались молоком и немного мясом; их доход главным образом составляла торговля скотом и лошадьми. Они мало сеют пшеницы и ячменя, а разводят только маис (турецкая рожь), который молдаване называют кукурузой. Великолепные пастбища Бессарабии так велики, что они позволяли в каждой деревне не только держать по 20, 30 и до 100 голов скота, но даже венгры и трансильванцы пользовались ими, пригоняя туда на зиму огромные стада баранов и платя за каждую голову небольшую сумму денег, составлявших доход страны»47.
Товарно-денежные отношения российских военных с буджаками не сложились изначально. 11 декабря 1806 г. генерал Мейндорф прибыл в Каушаны - резиденцию «татарского воеводы», но в присутствии обоих гарантов декларируемых дружественных отношений возникла серьезная проблема со снабжением вверенных ему подразделений. Чтобы выйти из создавшегося затруднительного положения, командующий корпусом «по незаготовлению от татар разных нужных к продовольствию войска потребностей принужден был назначить войскам 12-е число иметь роздых»48.
Далее ситуация и вовсе вышла из-под контроля. Обещанная плата за продовольствие и фураж наличными обернулась для татар полным несчастьем. В русской армии очень быстро стал царствовать «духхищения». Согласно свидетельствам графа Ланжерона, «командиры полков и разные спекуляторы из Одессы и Херсона сначала покупали скот по очень низкой цене, отправляя его вниз по Днестру и продавая его там по дорогой цене». Впрочем, довольно скоро они перестали скупать животных у татар, поскольку появился еще более простой путь наживы. Скот фактически по бросовым ценам сбывали им казаки, которые с легкостью воровали его у татар, поскольку их «стада паслись без всякого призора и охраны». Мейндорф не только не пресекал эти бесчинства, но и «воспользовался их добычей с полным бесстыдством. Он сам публично продавал русским и молдаванским купцам огромное количество скота, которое похищал атаман
казаков и делился с ним»49. Очевидно, что под стать командующему были и другие военачальники.
Среди любителей легкой наживы А.Ф. Ланжерон особо выделил другого ливонского барона - Андрея Павловича Засса (1753-1815). В ходе войны этот генерал взял Измаил, Туртукай, Кладово, разбил турок при Калафате и был заслуженно отмечен многими высокими наградами. Автор характеризует его как человека очень умного, любезного, хладнокровного, храброго, деятельного и твердого: «Он всегда распознавал хитрости своих врагов и умело действовал против них. (...) Безусловно, он был один из лучших генералов нашей армии». Однако все эти великолепные качества меркли в сравнении с вызывавшей всеобщее возмущение сослуживцев аморальностью: «Ничто не было священно для него самого, и сам Мейндорф мог бы брать уроки у него»50.
Засс проявил чуть ли не врожденный талант в финансовых спекуляциях, «отдаться которым невозможно было с большим жаром». Заняв Килию, он оставил там пеших воинов, тогда как «кавалерию расположил по деревням», находившимся у озер между крепостями Килия и Измаил. При этом подчиненный ему «драгунский полк составлял тот источник, которым он пользовался для добычи де-нег»51. Дело в том, что в степных селениях находилось много зерна и фуража. «Засс захватывал все эти продукты, а в рапортах писал, что он покупал их, но так как он сам был и старшим начальником этого отряда, то он же и назначал цены, совершенно произвольные, доходившие до чудовищных размеров». Специальная провиантская комиссия, с которой он умело делился, разумеется, охотно выплачивала запрашиваемые бароном суммы. В результате потраченные на «воображаемые покупки» внушительные денежные средства присваивались самим генералом и его полковыми командирами. Кроме того, лишнее зерно Засс и его люди направляли для продажи в Одессу или сбывали «на месте разным торговцам, авантюристам и скупщикам - грекам, французам, русским, итальянцам, толпами приезжавшим из Одессы и Херсона». Также было продано множество скота, значительная часть которого досталась венграм52.
Сообщения графа-француза, находившегося в подчинении у Мейндорфа, можно было бы посчитать намеренно искаженными, если бы не свидетельства еще более высокопоставленного лица -близкого к императору Александру I адмирала Павла Васильевича Чичагова (1767-1849), принявшего в самом конце войны Молдавскую армию. Когда в мае 1812 г. он ехал через Молдавию и Валахию, то обратил внимание на повсеместно оставленные жилища: «Хозяева домов скитались по лесам, чтобы избавиться от требо-
ваний властей и от притеснений солдат». На степень развала дисциплины указывало то, что «грабежи производились по приказу» и что «военные брали у торговцев все, что только им было нужно». Ад -миралу пришлось наказывать даже солдат собственного почетного караула, укравших «провизию из соседних домов». При этом главным виновником безобразий командующий называет М.В. Кутузова. Три месяца потребовалось, чтобы «грабительство в больших размерах стало невозможным»53.
На самом деле эта порочная практика сложилась еще в начале кампании. В результате всеобщего интендантского азарта содержание одного только корпуса Мейндофа обошлось в несколько миллионов. И тут во главе бесславных, но, увы, обычных для военной поры деяний находился сам начальник. «Трудно найти более безнравственного, чем он; жажда добывать деньги самыми недостойными средствами была целью его помыслов и действий», - возмущался генерал, нежелание которого участвовать в постыдных грабежах становилось предметом насмешек. А.Ф. Ланжерон указывает, что «при строгой, честной и ловкой администрации» государство избежало бы неоправданных затрат на армию и могло бы за счет Бессарабии пополнить казну на те же несколько миллионов... Местных ресурсов хватало, по его представлениям, чтобы «прокормить войско в шесть раз больше того, чем было у нас»54.
Войны издревле наносили большинству людей страшные разрушения и огромный материальный ущерб55. Движение войск чрезвычайно разоряло жителей населенных пунктов, оказавшихся в зоне боевых действий. Многие люди попрятались в горах, поэтому и Молдавия, и Валахия в значительной мере опустели. Например, в прежде очень значительном городе Троян' в 1808 г. оставалось лишь три дома. Тогда же Нижегородский полк находился в трех совершенно пустых деревнях, имевших в 1807 г. по 500-600 домов56.
Что касается татар, то борьба за них обострялась и приобретала форму откровенного сгона с привычных для кочевий родовых земель. Причем преимущество довольно быстро оказалось у османов. Здесь сказались не только единая вера и языковая близость. В частности, если Россия намеревалась переселить татар на недавно завоеванные ею земли к востоку от Днестра, то турки в случае успеха собирались оставить татар в Буджаке. Не последнюю роль в этом сыграла и обманчивость политики дружелюбия русского командо-
* Очевидно, населенный пункт в районе современного села Ваду-луй-Исак (Молдова), находящийся в месте, где Троянов вал подходит с востока к реке Прут.
вания. «Несчастные татары, разграбленные и разоренные, пробовали жаловаться, но бесполезно, так как никто их даже не выслушивал. Возмущенные до последней крайности, они решили примкнуть к Пе-гливану». Так как русские посты находились в нескольких десятках верст от Измаила, проживавшие на расстоянии 1-2 дней пути от крепости татары практически беспрепятственно уходили к туркам. «Каждый день туда перекочевывали целые деревни» со всем своим скотом и имуществом57.
В конце января - начале февраля 1807 г. Пегливан предпринял два крупных рейда с целью облегчить передвижение татар к Измаилу, чему препятствовали русские войска. Произошли довольно крупные сражения. В одном из них, при селении Куй-бей (Кинбей), численность неприятельской конницы доходила до 7-8 тыс., а счет убитым шел на сотни. Замысел турок поднять буджакских татар против российских войск начинал осуществляться, поэтому их действия определялись не иначе как восстание58. По словам А.Ф. Ланжерона, «оставалось единственное средство, которое могло бы заставить татар перейти Днестр - это быстрым налетом (...) настичь их и пригнать, как стадо, к Днестру; ничего лучше этого не могло быть». Однако это предложение Мейндорф отклонил из-за трусости59.
Участь татар, попавших в жернова войны, была предрешена. Превратившись для русских во врагов, многие из них в спешке бросали свои подворья, лишь бы спастись. После этого, «когда случалось приближаться к прежнему селению, то на далекое расстояние слышалось мяуканье, кудахтанье, и бесчисленное множество кошек, индеек, кур, гусей и уток появлялось перед человеком, как бы умоляя о помощи своего законного покровителя. Долгое время наши казаки и солдаты питались одной только птицей». Те, кто успевал собрать пожитки, зачастую сами разрушали свои дома. В других случаях татарские селения сжигали отряды военных. Впрочем, даже нетронутые людьми глинобитные жилища «не продержались и месяца, как обвалились». Согласно данным участника событий, в Россию удалось отправить только незначительную часть татар Бессарабии, тогда как ЪА из них ушло в Измаил60.
Между тем в военное время и среди татар, по всей вероятности, были невосполнимые потери. По крайней мере, некоторые из мужчин, примкнувших к Пеглевану-паше и сражавшихся на стороне турок, погибли. Известно, что в войнах риск смерти молодых мужчин увеличивается в 10-15 раз. Кроме того, потери от болезней в европейских войнах 1733-1865 гг. были в 4,5 раза больше, чем от оружия - 6,5 млн чел. из более 8 млн погибших61. Болезни и другие лишения, из-за которых с началом русско-турецкой войны среди степняков резко увеличилась смертность детей, женщин, стариков,
поставили буджакских татар под угрозу демографической катастрофы. В отличие от воинского контингента учет такого рода утрат никто не вел62. Однако показательны такие цифры: по соглашению 1807 г. в Таврическую губернию должно было переселиться 6404 ногайцев, однако до реки Молочной добралось лишь 3945 чел. После заключения Бухарестского мира 3199 бывших буджакских татар возвратились в земли Османской империи. Стало быть, более половины из них (при отсутствии военных действий!) или умерли, или рассеялись в причерноморских степях63.
А.Ф. Ланжерон рассказывает, как его отряд настиг между озерами Кочегул и Котлибух «бесчисленную толпу татар», собравшихся для переселения в Измаил. Русские разбили конвой, взяли много повозок, лошадей, скота. Правда, в темноте около половины добычи потеряли, «но и другой части было достаточно, чтобы обогатить весь отряд»64. Этот любопытный эпизод будней генерала раскрывает целый ряд не совсем ясных мест финального этапа истории татар Бессарабии. Во-первых, как оказалось, французский граф вовсе не был чужд интереса к богатым трофеям. Во-вторых, присущая русской армии недисциплинированность имела место и среди его подчиненных. В-третьих, наравне с множеством других генералов и офицеров его мало интересовали татары. О судьбе в одночасье обездоленной по его команде многочисленной толпы людей автор записок даже не упомянул.
Это и есть основные обстоятельства, при которых «в Бессарабии татарские деревни были в 1807 году покинуты своими жителями, а их дома были так быстро уничтожены, что через шесть месяцев с трудом можно было найти даже расположение этих деревень»65. Жертвой начального периода войны Российской и Османской империй стало еще не вполне оформившееся образование, именовавшееся Буджакской ордой. Эта татарско-мусульманская общность так и не смогла консолидироваться в единый народ. Она попросту исчезла. Сохранившиеся кое-где до сих пор группы потомков буджакских татар вызывают определенный академический интерес, хотя уже более двух столетий они лишены перспектив самостоятельной социальной эволюции.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Накко К. Очерк гражданского управления в Бессарабии, Молдавии и Валахии во время русско-турецкой войны 1806-1812 года // ЗООИД. Т. XI. Одесса, 1879. С. 289.
2. История Молдавской ССР. Т. I. Кишинев, 1965. С. 352, 373.
3. Зеленчук В.С. Население Бессарабии и Поднестровья в XIX в. (Этнические и социально-демографические процессы). Кишинев, 1979. С. 69.
4. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Буджакская орда в XVI-XVII вв. (историко-археологический очерк) // Социально-экономическая и политическая история Молдавии периода феодализма. Кишинев, 1988. С. 89; Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды (по монетным находкам в погребальном инвентаре могильника у с. Бурсучень) // Нумизматические исследования по истории Юго-Восточной Европы. Кишинев, 1990. С. 212.
5. Паламарчук С.В. Забытая земля: историческая область Бессарабия. Одесса, 2008; Хайдарлы Д.И. Население Пруто-Днестровского междуречья и южных районов Левобережья Днестра в XVIII веке. Этнодемографиче-ские и исторические аспекты. Кишинев, 2008.
6. Записи И.П. Котляревского о первых действиях русских войск в турецкую войну 1806 года // Киевская старина. 1900. № 12. С. 334.
7. Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 гг. // Русская старина. Ежемесячное историческое издание. СПб., 1907. Т. CXXX. № 5. С. 432.
8. Записи И.П. Котляревского... С. 335.
9. Записки графа Ланжерона. Т. CXXX. № 5. С. 432.
10. Записи И.П. Котляревского. С. 342.
11. Хайдарлы Д.И. Указ. соч. С. 372-373.
12. Записи И.П. Котляревского. С. 343-344.
13. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Буджакская орда... С. 88; Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 213.
14. Эвлия Челеби. Книга путешествия (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века). Вып. 1. Земли Молдавии и Украины. М., 1961. С. 40.
15. Тунманн. Крымское ханство. Симферополь, 1991. С. 55-56.
16. Губогло М. Турецкий источник 1740 г. о Валахии, Молдавии и Украине // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Т. I. М., 1964. С. 143.
17. Хайдарлы Д.И. Указ. соч. С. 369-370.
18. Зеленчук В.С. Указ. соч. С. 69.
19. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 214.
20. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 216.
21. Записи И.П. Котляревского. С. 341, 344.
22. Димитрий Кантемир. Описание Молдавии. Кишинев, 1973. С. 24-25.
23. Записки графа Ланжерона. Т. CXXX. № 5. С. 439.
24. Записки графа Ланжерона. Т. CXXX. № 6. С. 593, 605, 608.
25. Свиньин П. Описание Бессарабской области // Stratum plus. 20012002. №. 6. Знамения цивилизаций. С. 392.
26. Записи И.П. Котляревского. С. 342.
27. ПоляковЛ.Е. Цена войны: демографический аспект. М., 1985. С. 35.
28. Зеленчук В.С. Указ. соч. С. 78.
29. Записи И.П. Котляревского. С. 344.
30. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 218.
31. Записи И.П. Котляревского... С. 336.
32. Записи И.П. Котляревского. С. 343-344.
33. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 5. С. 441.
34. Ланжерон, Александр Фёдорович. иі^: http://ru.wikipedia.org/wi ki/%D0%9B%D0%B0%D0%BD%D0%B6%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0 %^,_%^0%90%^0%ВВ%^0%В5%^0%ВА%^1%81%^0%В0%^0%^% D0%B4%D1%80_%D0%A4%D1%91%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%B-Е%^0%В2%Ю0%В8%Ю1%87 (дата обращения: 30.05.2012).
35. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 604-607.
36. ПетровА.Н. Война России с Турцией 1806-1812 гг. Т. I. 1806 и 1807 гг. Михельсон и Мейндорф. СПб., 1885. С. 118 и др.
37. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 5. С. 444; № 6. С. 590, 592.
38. Петров А.Н. Указ. соч. С. 119.
39. Записи И.П. Котляревского. С. 347.
40. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 594, 598.
41. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 593-594.
42. Эвлия Челеби.Указ. соч. С. 32-33, 36, 38, 40.
43. РуссовА.А. Русские тракты в конце XVII и начале XVШ в. и некоторые данные о Днепре из атласа конца прошлого столетия. Киев. 1876. С. 81-82.
44. Губогло М. Указ. соч. С. 142-143.
45. Тунманн. Указ. соч. С. 52, 56.
46. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 216.
47. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 593.
48. Записи И.П. Котляревского. С. 345.
49. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 596-597.
50. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 5. С. 444-446.
51. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 595.
52. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 595-598.
53. Из записок адмирала Чичагова. Дела Турции в 1812 году // Русский архив. 1870. № 9. Стб. 1534.
54. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 5. С. 445; № 6. С. 595-596.
55. Поляков Л.Е. Указ. соч. С. 55-56.
56. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ!. № 9. С. 577.
57. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 608.
58. Петров А.Н. Указ. соч. С. 115, 142-147.
59. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 604.
60. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 610-611.
61. Поляков Л.Е. Указ. соч. С. 45, 53.
62. Петров А.Н. Указ. соч. С. 142, 147.
63. Бачинский А.Д., Добролюбский А.О. Конец Буджакской орды. С. 217218.
64. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ. № 6. С. 610.
65. Записки графа Ланжерона. Т. СХХХ1 № 9. С. 577.
