CC BY
217
УДК 94(47).07
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 4
Д. В. Овсянников
ТАШУ-ХАДЖИ: СУФИЙ И ПОЛИТИК
В исторической литературе, с подачи ряда дореволюционных исследователей, утвердился тезис о том, что вайнахские (точнее, чеченские) представители духовенства были зачастую всего лишь учениками дагестанских богословов. Так, В. А. Потто отмечал: «Новые религиозные веяния и идеи поступали в Чечню из Дагестана» [1, с. 303]. Далее он конкретизирует: «Не было ни красноречивых проповедников, ни ученых мулл, ни даже солидной пропаганды, способной переродить человека под влиянием мистического тариката; здесь самая религия являлась только оружием в руках предприимчивых и ловких людей...» [1, с. 315].
На наш взгляд, данная точка зрения заслуживает критического отношения. Наличие духовенства (мулл и кадиев), религиозная пропаганда — все это присутствовало, например, в восстании в Чечне 1825 г. Другое дело, что религиозность вайнахов, не так давно по сравнению с народами Дагестана принявшими ислам, была, пожалуй, ниже, чем у тех же соседних кумыков. Но временами религиозный подъем и идеи мусульманского единства вдохновляли и объединяли чеченские общества, чего не наблюдалось прежде.
Безусловно, существовали моменты, когда поднятые религиозными призывами горцы ограничивались набегами либо на казачьи поселения, либо на соседей-горцев. В 1829 г. «имам Магома из Майртупа» созвал в поход чеченцев, чтоб идти на помощь Гази-Магомеду, и под его стяг встало четыреста джигитов, да и поход в итоге окончился разграблением кумыкских аулов, а не войной за веру [2, с. 231]. Но с начала 30-х годов XIX в. все четче проявляется тенденция к усилению влияния мусульманских идей на политические события на Северном Кавказе, и как следствие появляются политические лидеры, руководящие процессом исламизации горских обществ Чечни и Дагестана. Одним из таких лидеров был Ташу-Хаджи.
Деятельность человека, который возглавил борьбу за независимость кумыков и чеченцев в 30-40-е годы XIX в. — Ташу-Хаджи Эндерейского — охватывает малоизученный период в истории войн на Кавказе. Сложность в исследовании его деятельности заключается и в скудности источников, посвященных этому представителю горского духовенства. Но изучение данной проблемы неотъемлемо от исследования исламского фактора в народно-освободительном движении горских народов СевероВосточного Кавказа в вышеуказанный период, так как Ташу-Хаджи впервые в истории Чечни объединил значительную часть вайнахских обществ под своей властью, будучи при этом шейхом суфийского братства Накшбандийя и муллой. Благодаря деятельности Ташу-Хаджи тарикат Накшбандийя широко распространился в горных районах Чечни — Ичкерии.
После гибели Бейбулата Таймиева 14 июля 1831 г. от руки кровника в качестве руководителя освободительного движения в Чечне выдвигается молодой и талантливый служитель мусульманского культа Ташу-Хаджи, в 1831 г. ставший муллой в родном селении, а также совершивший паломничество в Мекку, после чего к его имени при© Д. В. Овсянников, 2012
бавился почетный титул «хаджи», что придало ему еще больший авторитет как среди рядовых горцев, так и среди мусульманских богословов. В освободительном движении народов Северного Кавказа выходец из кумыкского аула Эндерей Ташу-Хаджи является неоднозначной фигурой. До сих пор по всей Чеченской республике есть последователи этого шейха, которых можно отличить по красной повязке поверх головного убора. Место его захоронения — объект поклонения для мусульман независимо от принадлежности к тому или иному тарикату или вирду. Таким образом, Ташу-Хаджи был первым чеченским адептом суфийской религиозно-политической доктрины, о котором можно так говорить с определенностью. Ташу-Хаджи благодаря тому, что был принят в тарикат Накшбандийя мюршидом Магомедом Ярагским, стал шейхом с особыми полномочиями и «с абсолютным разрешением ("изн мутлак') проповедовать в землях, простирающихся от Чечни до Анапы» [3, с. 43].
Организуя борьбу горцев и объединяя их под эгидой ислама, он утвердил свое влияние в Большой Чечне, Ичкерии, Аухе и Кумыкии (равнинном Дагестане). Ташу-Хаджи развернул деятельность, направленную на сближение народов Чечни и Дагестана. Безвластие и анархию в «вольных обществах», которые обессиливали горцев перед лицом России, сумели обуздать личности, которые применяли не только силу, но и идеологический фактор.
Исламская религия на данном этапе и выступила в качестве идейной базы, которая объединила разрозненные до этого горские племена. Поэтому не удивительно, что шейх Мансур, а вслед за ним Бейбулат при поддержке имамов Авко и Магомеда и, наконец, Ташу-Хаджи олицетворяли собою таких лидеров в Чечне. Он сочетал религиозный авторитет с качествами воина и гибкого политика. Он был признанным религиозным главой чеченских обществ и на равнине, и в горах, и его часто приглашали выступать в качестве посредника и судьи в религиозных и гражданских конфликтах.
Ташу-Хаджи становится заметной фигурой в горской среде, когда Гази-Магомед в 1829 г. в Нагорном Дагестане объявляет газават. Ташу-Хаджи поддерживает его и занимает место среди ближайших сподвижников, выполняя обязанности заместителя имама в землях вайнахов. Он устраивает свою резиденцию в Салатаве (восточная часть горной Чечни) в ауле Альмак, по соседству с Ауховским обществом. В скором времени именно здесь разместится штаб-квартира братства Накшбандийя в Чечне.
Вслед за первым имамом Дагестана Гази-Магомедом Ташу-Хаджи сформировал на основе норм шариата определенные правила, позволяющие регламентировать жизнь горского общества. Кроме того, по мнению Ташу-Хаджи выполнение данных правил должно было привести к объединению чеченцев во главе с религиозным лидером. Программа шейха включала следующие правила:
1. Считать отправление мусульманами на воспитание к неверным детей суть доказательством великого злоупотребления, в чистую веру вводимого, ибо они (дети), увлекаемые повинностью и великолепием неверных, делаются и сами им подобными.
2. Обращать свои тяжбы только в шариатское разбирательство.
3. Остерегаться горячительных напитков.
4. Покрывать лица женщин и не иметь сообщения мужчинам с женщинами.
5. Не собираться мужчинам и женщинам вместе на базаре.
6. Отменить всякие увеселения и игры с женщинами.
7. Запретить всякие обряды, оскорбительные для шариата.
8. Не иметь плача по умершим.
Не выполняющих эти требования «никакие молитвы не спасут от мучительства, а имения их и кровь всякому брать дозволительно» [4, л. 5].
Ташу-Хаджи сосредоточил усилия на борьбе с адатами (обычным правом), и в первую очередь с кровной местью, приносящей громадный ущерб населению, мешавшей объединению местных общин. Много внимания уделяется вопросам нравственного усовершенствования, борьбе с «мерзостными обычаями» (пьянством, курением табака и т. п.). Свою программу Ташу-Хаджи собирался внедрять отнюдь не мирным путем, о чем свидетельствует русский генерал-лейтенант Ф. К. Клюки фон Клюгенау: «Ташов-хаджи, по возращении из Игали в Чечню, не предпринимал наступательных действий. Он ограничивался только распространением шариата и привлечением на свою сторону возможно большего числа чеченцев. Ревностнейшими его помощниками были: Уди-мулла и Саид-кадий. Однако чеченцы, живущие на плоскости, неохотно повиновались его внушениям, и Ташов-хаджи успел взять аманатов, в знак принятия шариата, только из нескольких незначительных деревень на плоскости. Зато горная Чечня и деревни, прилежащие к подножиям хребтов, усердно ему повиновались и исполняли все его приказания; с особенным успехом Ташов-хаджи распространял свое влияние на жителей Аргунского ущелья» [5, с. 89]. По показанию андийского старшины Али-Га-зи Магомаева, взятого в плен в бою у селения Автуры, «Газияв, Али-бек и Ташу-Гаджи брали от чеченцев, в окрестности Маюртупа живущих, аманатов в залог того, чтобы им не быть покорными российскому правительству» [6, с. 155].
Внедряя нормы шариата в Чечне, Ташу-Хаджи столкнулся с традиционным духовенством. Конфликт завершился победой миссионера из Эндерея, так как на его стороне была вооруженная, идеологически сплоченная сила. К середине 30-х годов «около 100 кадиев и мулл Северного Дагестана и Чечни сидело в тюремных ямах в ожидании окончательного решения имама» [7, с. 10]. Как и Гази-Магомед, так и Ташу-Хаджи не останавливались перед физическим устранением оппонентов. Гибелью заканчивалась жизнь противников мюридизма. Так погиб кадий Ауха Дукай, а чеченского алима Уди-муллу убил сам Ташу-Хаджи, заподозрив того в намерении склонить чеченцев к покорности России [8, с. 39; 9, с. 388].
К 1832 г., когда погиб Гази-Магомет, положение Ташу-Хаджи было достаточно прочным, чтобы он мог претендовать на титул имама. Однако Гамзат-бек, которого поддержал шейх Магомед Ярагский, принял на себя этот сан. Подчинившись власти верховного мюршида и своего собственного шейха, Ташу-Хаджи отказался от властных притязаний и продолжил свою деятельность в Чечне в роли сподвижника второго имама [10, с. 296]. Ташу-Хаджи пользовался широкой автономией, как в делах религии, так и в своих военных начинаниях, целью которых было утверждение основанных на законах шариата правосудия и исполнительной власти, а также организация народного ополчения. Ташу-Хаджи увеличил в начале 30-х годов свой отряд до 3 тыс. человек, покорив «слабых жителей чеченских и ичкеринских аулов», но более крупные селения, такие как Шали, Большие и Малые Атаги и др., «отразили скопище сего мятежника» [9, с. 251], отвергнув его «радикальные пуританские взгляды» [8, с. 40]. Таким образом, процесс формирования вооруженных сил, подчиненных Ташу-Хаджи, складывался прямо пропорционально успешности политической деятельности в объединении горцев под знаменем ислама.
После гибели второго имама Гамзат-бека 19 сентября 1834 г. встал вопрос о том, кто возглавит дело, начатое Гази-Магомедом. В Дагестане большинство было за кан-
дидатуру Шамиля. Шансы на победу между тем были и у Ташу-Хаджи, особенно если учесть, что в момент убийства Гамзат-бека Ташу-Хаджи пользовался, пожалуй, непререкаемым авторитетом в Чечне [11, с. 17]. По мнению некоторых авторов Х1Х в., «Та-шов-Хаджи превосходил Шамиля в предприимчивости и твердости характера, имел большое влияние на чеченцев и пользовался полным их уважением» [12, с. 143].
Но скоро Ташу-Хаджи понял, что для того, чтобы его притязания на пост имама горцев Северо-Восточного Кавказа стали осуществимыми, ему необходимо расширить свою деятельность за пределы Чечни — распространить ее на соседний Дагестан. Добиться этого было практически невозможно: только в землях, населенных кумыками, он имел авторитет, в то время как аварцы, даргинцы и лезгины не знали чеченского лидера. Как ни велико было его влияние в Чечне, у него не было большого числа сторонников как среди членов братства Накшбандийя в Дагестане, которые ориентировались на местных шейхов и алимов, так и среди простых горцев, не входивших в членство суфийского братства.
Победа оказалась за Шамилем благодаря той поддержке, которую ему оказал Дже-мал-Эддин Казикумухский, преемник Магомеда Ярагского, и новый мюршид Накш-бандийя. Стоит отметить, что число конкурентов будущего имама Шамиля не ограничивалось шейхом Ташу-Хаджи. Опираясь на уникальные источники, находящиеся в том числе и в его собственной коллекции, Ш. М. Исаев отметил, что помимо Шамиля имамом пытались стать Абдуллах-дибир из Кванады, Иманали из Дануха и Абдуллах из Ашильты [13, с. 22]. Чтобы обеспечить успех Шамилю, своему любимому мюриду и зятю, Джемал-Эддин не только лично ходатайствовал о его избрании, но и пытался отодвинуть строптивого Ташу-Хаджи, отправив в Чечню своих представителей. Раздраженный посягательством на его власть, Ташу-Хаджи пошел на конфликт как с духовным руководством в лице нового мюршида, так и с новым имамом и всячески препятствовал вступлению в полномочия новой администрации, подчинявшейся Джемал-Эддину и Шамилю [14, р. 257-262].
Несмотря на политическое поражение, Ташу-Хаджи старался поддерживать свое влияние в землях, где его авторитет и так был неоспорим. В 1834 г. по его инициативе был созван всеобщий съезд чеченского народа в селении Майртуп, на котором Ташу-Хаджи был избран имамом Чечни. В отличие от Дагестана в Чечне, где ислам к тому времени еще не утвердился даже в нескольких высокогорных обществах (Чеберлой, Майсты, Мялхи), статус имама все-таки был ограничен исключительно религиозной сферой. Так было с имамами Авко и Магомедом при Бейбулате Таймиеве. Но Ташу-Хаджи благодаря воле и гибкости в политическом отношении обладал и высокими религиозными полномочиями суфийского шейха, и политической властью имама. Получив титул имама, Ташу-Хаджи выставил ультимативное требование обществам Чечни принять шариат, чтобы сплотить горцев-вайнахов. И перед реальной угрозой со стороны России чеченцы согласились с ним.
Несмотря на стремление к власти, как Ташу-Хаджи, так и Шамиль понимали недальновидность разобщенности Дагестана и Чечни перед угрозой русских войск. По этой причине они вступили в переговоры, которые завершились встречей в ауле Чир-ката в феврале 1836 г., на которой Шамиль, Ташу-Хаджи и Кибит-Магомед (еще один претендент на пост имама) поклялись действовать сообща [15, с. 82]. Это было соглашение, по которому каждый имел право действовать самостоятельно на своей территории, и, вернувшись в Чечню, Ташу-Хаджи продолжил вести себя как независимый
владетель. В начале 1836 г. он по-прежнему заявлял о своей независимости от Шамиля и называл себя имамом [16, с. 91]. Но все-таки на основе соглашения была проведена первая совместная кампания, во время которой все трое не только объединили свои силы, но и действовали под общим руководством Шамиля [17, с. 170]. Третий имам Дагестана подчеркивал свое уважение к соратнику, и до объединения Чечни и Дагестана в одно государство в своих письменных обращениях Шамиль величал Ташу-Хаджи имамом [18, с. 86], а также ставил его имя первым в совместных обращениях: «Мы, имам Хаджи-Ташу, Шамиль....» [15, с. 87], выказывая свое почтение к нему и как к лидеру Чечни, и как к религиозному деятелю.
На встрече в Чирката было положено начало процессу, в результате которого конкуренты Шамиля, хотя и без особого желания, перешли на роль лояльных по отношению к нему подчиненных. Уже в конце 1836 г. Ташу-Хаджи обращался к своим сторонникам от имени Шамиля как его наместник в Чечне [15, с. 82]. Об их совместных действиях свидетельствует письмо Шамиля и Ташев-Хаджи от 1836 г. обществу Кенака и кадиям о необходимости соблюдения норм шариата: «Идите для возвышения веры и восстановления шариата.» [19, с. 138]. А в 1837 г. он признал власть Шамиля и «добровольно поддался» последнему [11; 18]. Тогда Шамиль разделил Чечню на четыре округа, то в одном из них (Аухе и его окрестностях) был назначен наибом «прямоиду-щий мухаджир Ташав ал-Индири» [15, с. 87-88].
Ташев-Хаджи прекрасно владел тактикой партизанской войны. Он стал одним из главных ее организаторов в Чечне. Ташу-Хаджи казался вездесущим и неуловимым. И поражение в одном месте компенсировал успехом в другом. Постоянная боевая активность вооруженных формирований, во главе которых стоял Ташев-Хаджи, не всегда заканчивалась победой. Так, в начале февраля 1837 г. отряды Ташу-Хаджи и Уди-Муллы в ходе сражения за «восстановление между чеченцами шариата» потерпели поражение под селением Автуры [6, с. 156].
В свою очередь после сокрушительного разгрома армии Шамиля при Ахульго в 1839 г. [17, с. 96-109], когда имам потерял практически весь Дагестан, Ташу-Хаджи нашел для него убежище в Шатое в горной Чечне и способствовал тому, чтобы его власть признали в горной и равнинной Чечне. Позже Шамиль использовал эти районы как плацдарм для возвращения в северный и центральный Дагестан.
К весне 1839 г. он «по существу объединил всех горцев, обитающих между Ак-ташем и Аргуном. В районе аула Мескеты Ташу-Хаджи воздвиг укрепленный лагерь, опорную базу восстания» [20, с. 86].
В начале 1840-х годов во многих районах Чечни начались выступления горских масс. Их возглавили Шуаиб-мулла из аула Центарой, Джават-хан из аула Дарго, Та-шу-Хаджи. Непосредственным поводом выступления послужили жестокости военных и особенно попытка российских военных, окрыленных победой над Шамилем в Ахуль-го, разоружить чеченцев.
7 марта 1840 г. в Урус-Мартане состоялся съезд горских представителей, на котором обсуждались вопросы, связанные с создавшимся положением в Чечне и необходимостью объединения сил сопротивления в руках одного предводителя. В самой Чечне было немало военачальников и представителей духовенства, способных стать вождями восставшего народа и управлять им. Но народ не хотел выбирать имамом кого-либо из своих предводителей, хотя каждого из них считали достойным. Чеченцы упорно сопротивлялись возвышению своих соотечественников и вскоре «вспомнили
о Шамиле, который скитался по аулам Нагорной Чечни» [20, с. 87]. Участники съезда, вопреки возражениям некоторых военачальников и представителей духовенства, провозгласили Шамиля имамом Чечни и принесли ему присягу верности. Соответственно с этого момента можно говорить о нем как об имаме Чечни и Дагестана. И произошло это также под влиянием Ташу-Хаджи и его ближайших сторонников — Шуаиб-муллы и Джеват-хана, которым удалось убедить чеченцев в необходимости координации действий с Дагестаном. Уже летом 1840 г. в рапорте генерал-лейтенанта К. К. Фезе генералу от инфантерии Е. А. Головину сообщается, «что Шамиль и Ташев-Хаджи с значительным числом горцев прибыли в Салатавское владение, заняли сел. Зубут и что не только все прочие салатавские деревни, но даже Зубут и Чиркей передались на их сторону» [6, с. 267].
Таким образом, получив поддержку в Чечне, Шамиль вместе со своим сподвижником начинает укреплять влияние в родном Дагестане.
И все же разногласия между ними никогда не утихали; часто стычки происходили из-за политики имама в Чечне. Причина разногласий состояла в том, что в отличие от Ташу-Хаджи Шамиль считал своей приоритетной задачей установление централизованного государства и преодоление сепаратизма отдельных племенных союзов.
Нет точных сведений о смерти шейха Ташу-Хаджи. Так, по одним данным, он погиб в 1843 г., получив смертельную рану при завоевании непокорного имаму Шамилю общества Чеберлой [18; 14]. В русских официальных источниках последние упоминания о Ташу-Хаджи как о наибе Шамиля и участнике боевых действий появляются в донесениях кавказского командования в мае 1843 г., а затем вообще исчезают. «Можно думать, что Ташев хаджи в тот период умер или погиб. Устное предание гласит, что он умер "своей смертью"», — делает вывод современный исследователь А. Б. Закс [21, с. 145].
Так заканчивается жизнь человека, которому суждено было оставить свое наследие в Чечне: его религиозное братство — самое большое из всех чеченских вирдов та-риката Накшбандийя, но вместе в тем, независимо от тариката и вирда, его по сей день называют уважительно «Великий шейх».
Подводя итог сказанному, стоит отметить, что Ташу-Хаджи стал заметной фигурой в народно-освободительном движении горцев Северо-Восточного Кавказа. Нельзя не учитывать его немаловажную роль в становлении институтов централизованной власти в Чечне, а также его миссионерскую деятельность. Уникальность этой фигуры заключалась в том, что он был первым лидером Чечни, который одновременно был и шейхом тариката, и имамом со всей полнотой власти последнего. При нем произошло объединение религии и политики как равных составляющих исламского фактора, который начинает играть уже не подчиненную роль, как было в восстании чеченцев и кумыков в 1825 г. Война за независимость сочеталась с борьбой во имя идей радикального ислама. Современник объясняет упорство чеченцев в борьбе тем, что влияние на них оказывает «религиозный фанатизм: при легкомыслии и легковерии их, нужно только сильному проповеднику явиться среди их и сказать — "Во имя Бога, обнажайте шашки, я поведу вас бить неверных"» [4, л. 6]. Роль такого проповедника в данный период суждено было сыграть шейху Ташу-Хаджи.
Именно Ташу-Хаджи продолжил развитие государственных начал и стал предтечей теократического государства в Чечне при Шамиле. Он обязал каждую семью поставлять одного вооруженного всадника, под его руководством были построены
укрепления, которые использовались как сборные пункты в окрестностях аулов. Он назначал своих собственных наибов (Сеид-кадий в Ичкерии, Уди-мулла в Большой Чечне и т. д.), которые подчинялись непосредственно ему.
Но Ташу-Хаджи, тем не менее, никогда не пытался перейти те границы, которые создавал его устремлениям к политическому объединению страны сам характер патриархального, родоплеменного чеченского общества. Хотя он и был адептом тарика-та, легитимность его действий обеспечивалась не только религией. Он стремился сделать только то, что, как он считал, могло быть принято чеченцами, поэтому не пытался внедрить суд и полицию, а также единую систему налогообложения.
Влиянием и авторитетом среди чеченцев Ташу-Хаджи был обязан гибкости своей политики. Содержание его речей менялось в зависимости от того, где именно они произносились. Проповедуя в равнинной Чечне, Ташу-Хаджи делал упор на религиозную реформу и на то, как важно точно выполнять законы шариата, горцев же он призывал к газавату и рассказывал о своих военных победах, благодаря чему и пользовался среди них авторитетом, а сама его деятельность воспринималась как нечто вполне правомерное [12, с. 147]. Основной же целью Ташу-Хаджи было объединение различных разрозненных и погрязших в междоусобной вражде чеченских обществ.
В отличие от Шамиля, проводившего одинаковую политику в отношении всех частей Имамата, Ташу-Хаджи отстаивал интересы прежде всего Чечни, отодвигая на второй план требования горского государства в целом. Собирая ополчение, он часто распускал его затем на сельскохозяйственные работы, основную часть добычи раздавал участникам военных действий, управление центральными районами Чечни поручал людям, связанным с нею происхождением или своей деятельностью, пытался пресечь наполнение Чечни мухаджирами (переселенцами из Дагестана), возражал против раздачи им земель и нарушения прав общинно-родовой собственности. Будучи наибом лишь одного из районов Чечни (Ауха), он фактически стал имамом всей территории, населенной чеченцами. Конечно апогей власти уроженца Эндирея приходится на конец 30-х годов XIX в. В этот период он «привлек значительное число их на свою сторону, заключив даже тайный союз с многими старшинами из аулов», и фактически объединил всех горцев, обитающих между Акташем и Аргуном [6, с. 139].
В ходе народно-освободительного движения, развернувшегося в полную силу в 20-50-е годы XIX в., на Кавказе появились лидеры, ставившие перед собой не узкие задачи личной корысти или интересов своей социальной, этнической группы, но и «борцы за идею», руководствующиеся высокими идеями религиозного единства.
Источники и литература
1. Потто В. А. Утверждение русского владычества на Кавказе. К столетию присоединения Грузии к России. 1801-1901. Т. 3. Ч. 1. Тифлис: Типогр. Я. И. Либермана, 1904. 594 с.
2. Потто В. А. Кавказская война. В 5 Т. Ставрополь: Кавказский край. Т. 5. 400 с.
3. Зелькина А. Ислам в Чечне до российского завоевания // Чечня и Россия: общества и государства. М.: Полинформ — Талбури, 1999. С. 40-62.
4. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 932. Оп. 1. Д. 7.
5. Клюки фон Клюгенау Ф. К. Схватка с империей. М.: Academia, 2001. 162 с.
6. Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-е гг. XIX в. Сб. документов. Махачкала: Дагестанское кн. изд-во. 1959. 713 с.
7. Умаров С. Ц. Эволюция основных течений ислама в Чечено-Ингушетии. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд-во, 1985. 32 с.
8. История добровольного вхождения чеченцев и ингушей в состав России и его прогрессивные последствия. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд-во, 1988. 58 с.
9. Волконский Н. А. Война на Восточном Кавказе с 1824 по 1834 год в связи с мюридизмом // Кавказский сборник. Т. 12. Тифлис: Типогр. окружного штаба Кавказского военного округа, 1888. С. 479-530.
10. Материалы по истории Дагестана и Чечни. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1940. 432 с.
11. РГИА. Ф. 932. Оп. 1. Д. 1.
12. Гржегоржевский И. А. Очерк военных действий и событий на Кавказе, 1818-1850 // Русская старина. 1842. № 4. С. 508-515.
13. Исаев Ш. К генеалогии имама Шамиля // Кавказоведение. 2002. № 2. С. 50-52.
14. Zelkina A. Islam and Society in Chechnia: From the Late Eighteenth to the Mid-Nineteenth Century // Journal of Islamic Studies. 1996. Vol. 7, № 2. P. 240-264.
15. Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля / пер. с арабского А. М. Барабанова; предисл. И. Ю. Крачковского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 317 с.
16. Письмо Шамиля и Хаджи Ташова // Шамиль — ставленник Султанской Турции и английских колонизаторов. Тбилиси: Госиздат Груз. ССР, 1953. 91 с.
17. Гаммер М. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Дагестана и Чечни. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. 512 с.
18. Шарафутдинова Р. Ш. Письмо наиба Ташев-Хаджи к Шамилю // Письменные памятники Востока // Историко-филологические исследования. Ежегодник 1972. М.: Наука; ГРВЛ, 1977. С. 86-89.
19. Народно-освободительная борьба Дагестана и Чечни под руководством имама Шамиля. Сб. документов. М.: Эхо Кавказа, 2005. 549 с.
20. Ахмадов Я. 3. К вопросу о государственном устройстве имамата Шамиля // Социально-политические процессы в дореволюционной Чечено-Ингушетии. Сб. статей. Грозный: ЧИНИИ, 1991. С. 34-55.
21. Закс А. Б. Ташев-Хаджи — сподвижник Шамиля. Грозный: Книга, 1992. 152 с.
Статья поступила в редакцию 16 июня 2012 г.
