CC BY
119
УДК 947
ТАМБОВСКАЯ КОНТРРАЗВЕДКА: КОНТРОЛЬ ЗА БЕЖЕНЦАМИ И ВЫСЕЛЕНЦАМИ В ПЕРИОД ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ 1914-1917 гг.
© Игорь Николаевич КАНАЕВ
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, соискатель кафедры отечественной истории, e-mail: dpip@mail.ru
В статье изучены основные направления деятельности спецслужб Тамбовской губернии в период Первой мировой войны 1914-1917 гг. по контролю за беженцами и вынужденными переселенцами. Привлечение первичных архивных документов позволило выявить результативность тамбовских контрразведчиков по защите национальных интересов и безопасности в военные годы.
Ключевые слова: Первая мировая война; контрразведка; шпионаж; беженцы; вынужденные переселенцы; общественные настроения.
Первая мировая война 1914-1918 гг. явилась важным рубежным этапом развития отечественных спецслужб. Стало вполне очевидным, что контрразведка мирного времени должна была быть дополнена системой специальных мер и соответствующих подразделений. Региональные жандармские управления должны были перестроить свою работу на военный лад, в том числе и контексте противодействия иностранному шпионажу. В статье рассмотрены особенности контрразведывательной деятельности в Тамбовской губернии в периоды Первой мировой войны 1914-1918 гг. в отношении беженцев и вынужденных переселенцев.
После начала военных действий в 1914 г., население тыловых регионов России считало, что оно должно активно помогать органам выявлять «изменников и предателей», «отлавливать» и разоблачать иностранных шпионов. Особо пристальное внимание провинциальное сообщество уделяло «контролю» над лицами носящими «нерусские» фамилии. «Немцев», а к ним население нередко относило всех иностранцев, обвиняли во всех смертных грехах. Массовое появление мышей в деревне жители связывали с тем, что это немцы развозят их по деревням [1].
С началом войны шпиономания в России резко активизировалась. На стенах железнодорожных вокзалов, станционных буфетах и прочих людных местах были расклеены плакаты, предостерегавшие от неуместных разговоров, и даже инструкции о том, как поступать, «если заметишь, что кто-нибудь слишком усердно расспрашивает нижних чинов». В какой-то степени сами по себе эти плакаты и призывы были оправданы воен-
ным временем, а бдительность никогда не бывает излишней, но на фоне депортации жителей западных губерний подобная агитация вела к увеличению нервозности и появлению ощущения беззащитности перед неприятелем. Многие не в меру любопытные граждане были арестованы по подозрению в шпионаже [2, с. 71-83].
Таким образом, начало войны положило начало формированию общегосударственной системы борьбы со шпионажем. Благодаря подключению к контрразведывательной работе новых государственных структур, поиск агентуры противника вылился в серию общероссийских «разоблачительных» кампаний, которые объединили усилия Военного министерства, Министерства внутренних дел и Министерства юстиции, но при всей своей грандиозности практически не имели отношения к реальной борьбе со шпионажем.
В целом, военные власти в годы войны были озабочены как возможностью получения информации от лояльного гражданского населения по другую сторону фронта, так и необходимостью пресечь аналогичные планы противника. Этническая и религиозная принадлежность становились важным фактором в определении лояльности населения и возможности на эту лояльность влиять. За время войны было депортировано вглубь страны более 200 тысяч евреев и примерно столько же немцев как «неблагонадежные группы» [3, с. 410].
Первая мировая война 1914-1918 гг. стала причиной трагического явления «беженства», когда миллионы людей (русские, поляки, украинцы, латыши, литовцы, армяне, немцы, евреи и др.) оставили свои дома в
районах, прилегающих к западным границам, или в Турции, Армении, чтобы искать убежище в Центральной России. Беженцы составляли примерно 5 % от всего населения Российской империи накануне ее распада [4, с. 46]. По декрету 1915 г. беженцами признавались «лица, покинувшие местности, угрожаемые неприятелем, или им уже занятые, либо выселенные распоряжением военных или гражданских властей из районов военных действий» (на официальном языке принудительные эмигранты назывались «выселенцами»). Также было введено еще одно понятие применительно к беженцам из стран противников России - «выходцы». Это было очень важное дополнение, относившееся к «галичанам», украинцам, которые жили в Галиции, находившейся под властью Австрии, а также армянам, подданным Оттоманской империи.
4 августа 1915 г. по инициативе Ставки состоялось решение центральных властей о массовом перемещении беженцев во внутренние губернии Империи, чтобы разгрузить прифронтовую местность от избыточного населения и предоставить ему более действенную помощь в условиях тылового проживания. Беженские потоки с Северо-западного фронта преимущественно направляли в расположенные восточнее губернии Европейской России, из которых Могилевская, Смоленская, Орловская, Тамбовская, Пензенская, Самарская и Оренбургская были отнесены к южной границе расселения [5].
Массовое прибытие беженцев с западного театра военных действий в тыловые губернии Российской империи началось в июле-августе 1915 г., достигло максимума в сентябре-октябре, завершилось в ноябре-декабре того же года. В Тамбовскую губернию беженцы стали поступать одиночками еще в начале лета 1915 г., в июле движение усилилось, а в конце его и в продолжение всего августа волна беженцев постоянно нарастая, придала вопросу об устройстве их значительную остроту, грозя серьезными нарушениями нормального течения местной жизни.
В Тамбовскую губернию беженцы поступали по нескольким направлениям: со стороны Орла через Елец, на Липецк и Лебедянь (где производилась выгрузка) и на Грязи. С этой станции поезда следовали в трех
направлениях: на Козлов (и далее на Тамбов и Кирсанов), на Усмань и Борисоглебск. Со Смоленска поезда шли на станцию Богояв-ленск, откуда направлялись на север губернии, в район Моршанска и других северных уездов, на Козлов и на юг губернии.
Из-за большого числа прибывающих беженцев станции не всегда могли справиться с суточным прибытием беженских поездов, нередко значительная часть беженцев оставалась на станции до следующих суток [6, л. 97]. Беженцы на станции назначения могли оставаться на этих станциях в теплушках не свыше двух суток.
Беженцев необходимо было регистрировать. Этим занимались регистрационные комиссии. В их обязанности входило записывать подробные сведения о каждом беженце. Эти сведения заносились в особые карточки, в которых указывалось: имя, фамилия, отчество прибывшего, место прежнего постоянного жительства до выселения (губерния, уезд, волость, селение), состав семьи (включая главу семьи), возраст, пол, национальность, вероисповедание, знание русского языка, грамотность, профессия, место водворения (губерния, уезд, волость, селение), время прибытия. Также велась опись регистрируемых беженцев. Сама опись производилась по возможности в первый день приезда беженцев для того, чтобы можно было приступить к определению их нуждаемости и к подысканию подходящей им работы. Сведения составляли со слов самих беженцев, проверяя их показания всеми доступными спрашивающему мерами, т. е. перекрестным расспросом других членов семьи, количеством багажа и т. п. Кроме того, велась еще книга в порядке номеров для записи номера, фамилии и адреса беженца. Эта книга была полезна на случай утери опросного листа: по указанному в ней адресу легко найти беженца и восстановить опросом лист на него. Был разработан единообразный опросный лист, который при передвижении беженцев следовал за ними.
Перед Тамбовским губернским жандармским управлением встали несколько задач: выявление шпионажа, политической неблагонадежности и недопущение антивоенной пропаганды. Жандармов особенно интересовали поляки - число приезжих в каждом населенном пункте, их молитвенные дома,
школы, библиотеки и общие столовые для лиц данной национальности.
Стоит отметить, что в городах устроились наиболее трудоспособные беженцы, причем преимущественно по обывательским квартирам, небольшую часть перемещенных людей из числа одиноких женщин с детьми, престарелых и инвалидов содержали в общежитиях с предоставлением питания, организацией ухода за больными и т. п.
На 1 июня 1916 г. в России было 3254301 беженец, в Тамбовской губернии - 124656, а в Тамбове - 11885 [7, с. 630].
Первую волну беженцев составляли евреи, которым никто вначале, кроме их Национального Комитета, не помогал, но даже служащие этого комитета иногда получали запрещение оказывать помощь. Из выделенных правительством на содержание беженцев средств, евреи, по приказу Департамента полиции, были исключены. Помощь еврейским беженцам оказывали городские общественные комитеты, действуя через местные еврейские общины.
Проблемы ксенофобии (хеИ08 - чужие, посторонние, рЬоЬо8 - страх, неприязнь) и этнофобии вполне определенно проявлялись в период Первой мировой войны. Образ врага народа - «германца», возникший в ходе межгосударственного столкновения и волей судеб переброшенный на немцев - российских подданных, на некоторое время заслонил другие этнические фобии, витавшие в умах общественности. Это антисемитизм и возникшая в ходе военных действий англофобия.
Заметим, что план реэвакуации беженцев готовила специальная комиссия при Особом совещании с июня 1916 г. В августе 1916 г. вышел специальный закон о возмещении убытков, причиненных войной. Но в связи с событиями февраля 1917 г. реэвакуация беженцев была отсрочена до лета 1918 г., и закончилась она лишь к осени 1924 г.
В Тамбовской губернии в период войны существовала и еще одна социальная группа, так называемые военнообязанные - подданные враждебных России государств призывного возраста, оказавшиеся в 1914 году на ее территории и интернированные [8]. Решение об интернировании военнообязанных подданных Османской империи, вступившей 16 октября 1914 г. в войну на стороне герма-
но-австрийского блока, было принято Советом министров и Ставкой Верховного главнокомандующего 25 октября 1914 г. Эти партии интернированных нередко в документах именовались также «военнопленными», «высланными», «военнообязанными».
Конечно, высылка всех турецко-подданных являлась преувеличенной мерой безопасности, но, справедливости ради, необходимо отметить, что для турецких разведчиков работа против северного соседа была всегда в числе приоритетных задач.
Депортированные ставились под обязательный надзор полиции и давали подписку о невыезде тамбовскому полицмейстеру. Кроме того, уездные исправники обязаны были отобрать у турецких подданных виды на жительство, передать их в полицейские управления, а за самими депортированными, точнее интернированными, установить секретное наблюдение [9, л. 2]. Контрразведчики строго следили за почтой депортированных. Все посылки «вольных пленных» проверялись военной цензурой. Они отправлялись почтовым ведомством в ближайшие таможни для досмотра и начисления пошлин.
Значительная часть интернированных турок была из Могилева, Вильны, Петрограда, Минска, Москвы, Ревеля, Смоленска, особенно регионов Западной Украины. Более 100 турок было расселено в Моршанске.
Иногда турецких «вольных пленных» привлекали к работе в пекарнях, кофейнях. Нередко они сами открывали подобные заведения (кофейни, чебуречные, пекарни). Один турецко-поданный Август Августович Тольц работал даже помощником механика в театре «Модерн» в Тамбове [10, л. 691].
Тамбовские контрразведчики получали информацию о возможных «опасных турецких подданных». Так, в ноябре 1914 г. в Тамбов был выслан среди других турецко-подданных армянин Карапет Оганесян, который служил в Константинополе агентом турецкого охранного отделения и был причастен к делу военной разведки. За ним было установлено плотное наблюдение.
Беспокоили контрразведчиков и слишком активные контакты интернированных турок с местными жительницами. К примеру, 13 мая 1915 в донесении отмечалось, что высланные из г. Одессы в г. Липецк турецкие подданные пользуются крайне большой сво-
бодой, а некоторые ходят по улицам до поздней ночи и позволяют себе приставать с любезностями к молодым женщинам и девушкам, чем навлекают на себя жалобы и недовольство жителей Липецка [10, л. 33].
Нередко против приезжих «черномазых сынов Востока» протестовали и местные жители. В ноябре 1914 г. в уездный Кирсанов было прислано более 150 турецких подданных от 17 до 45 лет, которых захватила война в пределах российского государства. Это были зажиточные турки из Ростова и Минска. Уже к лету 1915 г. они вполне освоились в городе, начав скупать булочные на фиктивного хозяина, которым по документам был гробовщик Бабеншев. В приказчицы турки брали местных молоденьких барышень. И вскоре уже шесть пекарен с магазинами при них перешли к туркам. Среди жителей Кирсанова поднялись голоса против турок и в начале октября 1915 г. несколько лиц подали губернатору прошение об избавлении их от турецкого засилья [11].
Конечно, точных данных о количестве немецких и австрийских шпионов, действовавших в период войны 1914-1918 гг. на территории России, нет, но ясно, что их насчитывались десятки тысяч [12, с. 10]. Вполне очевидно, что некоторые из них использовали для «прикрытия» беженцев и вынужденных переселенцев. Эта тактика «легенди-рования» была вполне оправданной в условиях военного лихолетья.
Представители тамбовских спецслужб внимательно отслеживали поведение и настроения беженцев, но, судя по архивным данным местного ГЖУ, большинство переселенцев не доставляли контрразведчикам дополнительных хлопот. Но, все же, контроль за этой частью «инородного» элемента требовался постоянно и отнимал много сил и времени тамбовских контрразведчиков. Кро-
ме того, важно отметить, что опыт наблюдения за широкими интернациональными потоками пришлого населения способствовал активизации взаимодействия спецслужб с местным населением, что в свою очередь давало серьезные плоды в защите интересов национальной безопасности и повышения бдительности в контексте противодействия иностранному шпионажу и подрывной деятельности зарубежных спецслужб.
1. Тамбовский земский вестник. 1916. 9 нояб.
2. Пивоварчик С.А. Трагедии Первой мировой войны: «евреи-шпионы» // Мировой кризис 1914-1920 годов и судьба восточноевропейского еврейства. М., 2005.
3. Западные окраины Российской империи. М., 2006.
4. Гетрелл П. Беженцы в России в годы Первой мировой войны // Исторические записки. М., 2001. Вып. 4 (122).
5. Нелипович С.Г. Репрессии против подданных «центральных держав»: депортации в России // Военно-исторический журнал. 1996. № 6.
6. ГАТО (Гос. арх. Тамбовской области). Ф. 61. Д. 3. Оп. 1.
7. О числе беженцев в империи на 1 июня 1916 г. // Призрение и благотворительность в России. 1916. № 6.
8. Люкшин Д.И. Смертельная иллюзия жертвоприношения: российская провинция в годы Первой мировой войны (опыт Средневолжского региона) // Опыт мировых войн в истории России: сборник статей / [редкол.: И.В. Нарский и др.]. Челябинск, 2007.
9. ГАТО. Ф. 272. Оп. 1. Д. 1799. Л. 2.
10. ГАТО. Ф. 2. Оп. 143. Д. 691. Л. 691, 33.
11. Народная Нива. 1915. 9 нояб.
12. Никитинский И., Софинов П. Немецкий шпионаж в России во время войны 1914-1918 гг. М., 1942. С. 10.
Поступила в редакцию 4.09.2011 г.
UDC 947
TAMBOV COUNTERINTELLIGENCE: CONTROL OF REFUGEES AND DEPORTEES DURING FIRST WORLD WAR OF 1914-1917
Igor Nikolayevich KANAYEV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Competitor of Home History Department, e-mail: dpip@mail.ru
The article studies the main directions of secret services activity in Tambov region during First World War of 19141917 on control of refugees and internally displaced people. Involvement of primary archive documents helped to reveal the effectiveness of Tambov counterintelligence on protection of national interests and security during war.
Key words: First World War; counterintelligence; espionage; refugees; displaced people; public mood.
