CC BY
350
ТАДЖИКИСТАН — КИТАИ: ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА ПРЯМЫХ ОТНОШЕНИЙ
Рашид АБДУЛЛО
независимый эксперт (Душанбе, Таджикистан)
АННОТАЦИЯ
Отношения Республики Таджик-стан (РТ) с Китайской Народной Республикой (КНР) за последние почти четверть века анализируются в контексте взаимного наложения двух трендов. Один — стремление руководства Таджикистана получить надежный источник внешнего финансирования экономического развития Республики в условиях крайней ограниченности собствен-
ных финансовых ресурсов. Второй — последовательная реализация руководством Китая дополняющих друг друга экономико-политических стратегий: «Новый Шелковый путь», «Стратегия выхода вовне», «Экономический пояс Шелкового пути».
Реализация двух первых стратегий обусловила восстановление прямых экономических отношений между двумя
странами, реализацию Таджикистаном ряда своих стратегических инфраструктурных проектов, превращение Китая в стратегического политического и экономического партнера РТ и обеспечение прямого доступа КНР к сырьевым, особенно горнорудным, ресурсам Таджикистана. При этом первая стратегия «Новый шелковый путь» принесла Таджикистану рост занятости, насыщение рынка доступными по цене китайскими товарами широкого потребления и, как следствие, укрепление социальной стабильности. Реализация третьей стратегии еще больше усили-
вает статус Китая в качестве стратегического партнера РТ.
Вместе с тем усиление позиций Китая в Республике чревато для нее немалыми рисками, главный из которых — отсутствие реальной альтернативы широкому экономическому сотрудничеству с большим восточным соседом. Таджикистану необходимо и далее следовать курсом многовекторности не только в сугубо политических, но и в экономических отношениях с внешним миром, чтобы не впасть в одностороннюю зависимость от своего стратегического партнера.
КЛЮЧЕВЫЕ Таджикистан, Китай, стратегическое партнерство, СЛОВА: новые инициативы, Шелковый пояс, «Выход вовне»,
многовекторность.
V
Введение
Территории, входящие в современный Таджикистан и Китай, издревле связывали прямые и достаточно развитые политические, торгово-экономические и культурные связи, которые, однако, оказались прерваны на долгое время.
Возможности для восстановления отношений Таджикистана, как и соседних республик СССР, с Китаем стали формироваться на фоне ослабления советского государства, спровоцированного горбачевской перестройкой. Вероятно, Казахстан был первой республикой региона, сумевшей в наибольшей степени воспользоваться представившимися возможностями в собственных интересах. По данным казахского эксперта Адиля Каукенова, за период с 1986 года по 1989 год товарооборот между советским Казахстаном и Китаем возрос с 3 млн до 45,6 млн долл., а к 1991 году на Китай пришлось 52% экспорта Республики за пределы СССР. В 1989-м Казахстан и Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) КНР подписали соглашение об экономическом, техническом и торговом сотрудничестве на период 1989—1995 годов. Общая стоимость всех предусмотренных соглашением сделок составляла свыше 1,5 млрд долл., а товарооборот между ними должен был быть доведен до 220—260 млн долл.1 В июле 1991 года в ходе визита президента тогда еще советского Казахстана в СУАР КНР подписывается Соглашение о принципах и основных направлениях развития сотрудничества между Казахской ССР и Синьцзяном2.
1 См.: Каукенов А. Казахстанско-китайские экономические отношения: механизмы и принципы [http://www. kazenergy.com/ru/2-26-27-2009/3022-2011-11-23-10-57-53.html], 1 июня 2015.
2 См.: Там же.
Душанбе — Пекин: становление стратегических партнерских отношений
в экономике
После распада СССР правительство КНР в кратчайшие сроки признало независимость постсоветских государств Центральной Азии (ЦА). Оно установило с ними дипломатические отношения и открыло посольства во всех столицах региона, в том числе и в Душанбе.
С этого времени стал возможным переход их отношений с Китаем на качественно новый уровень. В основе лежала обоюдная заинтересованность каждой из стран региона в контактах с Китаем. Правда, эта заинтересованность не сразу трансформировалась в нечто более существенное.
Став независимыми, бывшие советские республики Центральной Азии оказались перед необходимостью в кратчайшие сроки построить суверенную устойчивую национальную государственность как необходимое условие обеспечения безопасности и преодоления социально-экономических трудностей, порожденных перестройкой и распадом СССР.
Внутренний аспект решения данной задачи был и остается связанным с укреплением политических и социально-экономических основ новых независимых государств, а также с упрочением их национальной идентичности. Внешний аспект состоит в последовательной реализации государствами региона многовекторного внешнеполитического курса, суть которого заключается в выстраивании возможно более широких и разнообразных отношений с внешним миром, прежде всего с мировыми полюсами, являющимися самостоятельными цивилиза-ционными пространствами. Таковыми для государств ЦА выступают не только Россия и Китай, но и США с их западными союзниками, а также исламский мир.
Названные полюса-пространства обладают политическими и финансово-экономическими возможностями, которые можно использовать для решения стоящих перед центральноази-атскими государствами политических (прежде всего упрочение независимости и формирование устойчивой государственности) и экономических задач. Многовекторность позволяет не попадать в чрезмерную зависимость от какого-либо одного полюса — зависимость, неизбежно оборачивающуюся ограничением или даже фактической утратой национального суверенитета.
Китай граничит с тремя из пяти государств региона (Таджикистан, Кыргызстан, Казахстан) и является не столь далеким соседом для двух остальных (Узбекистан, Туркменистан). Но сразу же после обретения независимости китайское направление не было первоочередным приоритетом ни для одного из них. Богатый углеводородами Туркменистан и столь же богатый ими, а также множеством других сырьевых ресурсов Казахстан стремились ослабить унаследованную от советских времен всестороннюю зависимость от России за счет ускоренного развития отношений, в первую очередь с западными странами. Здесь они надеялись найти платежеспособный рынок сбыта своих ресурсов, источник инвестиций, современных технологий, а также политические гарантии сохранения обретенной независимости.
Западные страны и сами проявляли повышенный интерес к ресурсам региона. Получение широкого доступа к ним рассматривалось ими как возможность ослабить зависимость западноевропейских государств от поставок российских газа и нефти и взаимосвязанной задачи ликвидации монополии России на доступ к сырьевым ресурсам Центральной Азии. Последнее позволяло ослабить позиции России в регионе и тем самым усложнить задачу интеграции постсоветского пространства под ее эгидой. Сопутствующим результатом должно было стать укрепление независимости новых стран ЦА.
В Таджикистане власти до начала гражданской войны смотрели в сторону Ирана, Китая и Запада; светская оппозиция — в сторону Ирана и Запада; религиозная оппозиция — в сто-
рону Ирана и исламского мира в целом. Все политические силы в Таджикистане полагали, что языковая, культурная и цивилизационная (доисламская и исламская) общность Таджикистана и Ирана является достаточным основанием для успешного выстраивания таджикско-иранских политических и экономических отношений.
Выбор приоритетов Туркменистана, Казахстана и Узбекистана при выстраивании многовекторных отношений с внешним миром оказался в принципе верным, особенно для начального периода их независимого существования. Главным образом благодаря этому вхождение в независимость было для них достаточно мягким — оно не сопровождалось политическими потрясениями.
Руководители советского Таджикистана не смогли сделать то, что сделали их коллеги в регионе. В результате, Республика вошла в независимость в состоянии политического раскола, который непрерывно расширялся и углублялся. В мае 1992 года политическое противостояние в Таджикистане трансформировалось в гражданскую войну, в пламени которой окончательно сгорела прежняя государственность, а сама страна фрагментировалась на фактически самостоятельные регионы. Вместе с прежней государственностью ушла в небытие и прежняя экономика. К концу 1992 года страна оказалась на грани политического и экономического выживания.
Начало процессу восстановления политического и территориального единства страны и единого правового поля было положено на сессии парламента 16 ноября — 2 декабря 1992 года, когда депутаты, представлявшие все противоборствующие силы, в присутствии полевых командиров противостоящих сторон сформировали новую властную систему, которую возглавил Эмомали Рахмон.
У гражданской войны своя логика. Ее непросто начать, но во много крат сложнее подвести под ней черту. Гражданская война в Таджикистане продолжалась еще четыре с половиной года, однако легитимность принятых на сессии парламента в Худжанде решений никогда серьезно не оспаривалась вооруженной оппозицией, оказавшейся уже после сессии вытесненной за пределы страны, преимущественно в Афганистан. За границей она реорганизовалась, перегруппировалась и, просочившись на территорию Республики, возобновила боевые действия. Как показал последующий ход событий, дальнейшее противостояние было направлено не на захват оппозицией власти в РТ, а на создание политических условий, благоприятствующих достойному возвращению на родину всех тех, кто вынужденно оказался за ее пределами, с последующей реинтеграцией в жизнь страны в качестве ее полноправных граждан.
5 декабря 1993 года новое правительство, сформированное в Худжанде, приступило к выполнению своих функций в столице страны Душанбе и сразу же столкнулось с множеством трудностей. Политическая ситуация в стране оставалась крайне тяжелой. Продолжалась гражданская война. Экономика лежала в руинах. Она начала разрушаться еще в последние годы существования СССР под воздействием перестроечных реформ, а распад СССР и гражданская война окончательно добили ее. Страна остро нуждалась в серьезной внешнеэкономической помощи.
Положение Таджикистана осложнялось и тем, что получить такую помощь новым властям Республики было далеко не просто. Источником искомой помощи могли быть США со своими западными союзниками. Однако утвердившееся мнение о прокоммунистическом характере новой таджикской власти оказало сдерживающее влияние на отношении Соединенных штатов к РТ. Кроме того, в самой власти было немало тех, кто лично или в качестве представителей определенных сил отрицательно относился к самой идее и возможности развития отношений с Западом.
Что же касается России, которая и после распада СССР продолжает восприниматься в странах ЦА в качестве дружественной страны, то в ее отношении к Таджикистану в то время
хорошо просматривались два подхода: либеральных политиков и их оппонентов. Позиция либеральных политиков, обладавших до первых выборов в Государственную Думу в декабре 1993 года полнотой политической власти, практически совпадала с позицией западных стран.
В отличие от либералов, их оппоненты, известные как государственники, включая большую часть руководства силовыми структурами России, были склонны сотрудничать с новыми властями Таджикистана и оказывать ему помощь и содействие. Однако их возможности в этом плане были серьезно ограничены политическим влиянием либералов. К тому же экономическое положение в самой России было крайне сложным, так что вряд ли она была в состоянии оказать сколь-нибудь существенную экономическую поддержку Таджикистану.
Налаживанию и развитию широкого сотрудничества Таджикистана с богатыми исламскими государствами препятствовала взаимная настороженность на грани неприязни. Исламские государства воспринимали новое руководство как прокоммунистическое, то есть, в их понимании, настроенное антиисламски и не спешили с развитием экономических отношений с РТ. Сами таджикские власти в то время также с подозрением относились к исламским государствам, не без оснований полагая, что те не только предоставляют таджикским оппозиционерам убежище, но и оказывают им всяческое содействие.
Влиятельные международные организации также не испытывали особого желания налаживать сотрудничество с властями Таджикистана ровно по тем же причинам, что и западные страны. Более того, даже организация встреч официальных представителей таджикских властей с представителями международных организаций являлась большой проблемой.
В столь сложной ситуации таджикские власти лишь через полтора года после обретения независимости, не имея другого реального выбора, по сути дела, единственные в регионе решились сделать ставку на Китай. В марте 1993 года свой первый зарубежный визит глава Таджикистана Эмомали Рахмон нанес именно в Китай.
С политической точки зрения визит был вполне успешным. Прагматичные китайские лидеры оказали Эмомали Рахмону теплый прием на самом высоком уровне. 9 марта 1993 года главы двух государств подписали в Пекине Совместное коммюнике о принципах становления таджикско-китайских взаимоотношений. Самым важным было то, что руководители стремительно набирающей экономический и политический вес в мире китайской державы дали ясно понять, что считают Таджикистан достойным членом международного сообщества, а его новые власти — вполне легитимными и что они намерены поддерживать с ними самые тесные отношения. Что же касается сотрудничества в сфере экономики, то на тот период китайская сторона не спешила развивать экономические отношения ни с Таджикистаном, ни с другими странами региона в той форме и в тех объемах, которые были желательны для них. Ее вполне удовлетворяло существующее положение дел.
Стратегии Пекина «Новый шелковый путь»
В начале 1990-х годов в Китае была принята стратегия, направленная на создание так называемого Нового шелкового пути. Он был задуман как крупный инфраструктурный проект, призванный обеспечить транспортный выход Китая в Центральную Азию3.
3 См.: Антонов М. Вертикаль власти и интеграция России (цит. по: Алимов Р. Таджикистан и Китай: курсом стратегического партнерства. М.: Весь мир, 2014. С. 181—182).
Как свидетельствовала практика, на момент визита Эмомали Рахмона в Пекин проект, или стратегия Китая по возрождению Великого шелкового пути применительно к Таджикистану предусматривал не более чем поддержку китайскими властями стихийно развивавшегося с позднеперестроечного времени торгового обмена между двумя странами. Китай стал для Таджикистана одним из главных источников насыщения местных рынков товарами широкого потребления. После распада СССР челночная торговля с восточным соседом стала развиваться еще быстрее. Взаимная заинтересованность способствовала тому, что товары из Поднебесной заполонили рынки страны.
В начальный период независимости ситуация с твердой валютой в Таджикистане, как и в других странах региона, была сложной. Но выход нашелся. Им стал бартер. В обмен на товары ширпотреба в Китай потекли востребованные китайским рынком товары — от специально разводимых собачек до всякого рода полуфабрикатов и сырья; от хлопковой пряжи до металлических изделий, особенно из цветных металлов. Все, что имело хоть какую-то рыночную ценность, находило сбыт в Китае, который по бросовым ценам получал из региона многое из того, что было необходимо для его экономики.
По сути дела, в начальный период независимого существования страны ЦА были интересны для Китая в качестве,
■ во-первых, рынка сбыта товаров и,
■ во-вторых, своеобразных «доноров», способных дать импульс развитию его западных регионов.
В условиях, когда основное внимание китайского руководства в ходе осуществления экономических преобразований было сосредоточено на приморских регионах, производство товаров для центральноазиатских стран и, соответственно, обратные денежно-товарные потоки способствовали развитию провинций, прилегающих к границам постсоветской ЦА.
В сложившейся ситуации китайская сторона не ощущала какой-либо реальной необходимости вести предметный разговор с правительствами центральноазиатских стран по экономическим вопросам. Для Китая все и так шло достаточно хорошо. К тому же сам уровень и характер развития Китая в начале 1990-х годов еще не актуализировал для него потребность в доступе к ресурсам региона, сопряженном с необходимостью инвестировать крупные средства.
Выжидательной позиции Китая в развитии экономических отношений со странами ЦА, включая Таджикистан, способствовал и еще один фактор. Планомерное развитие экономических отношений между странами региона и Китаем началось лишь после решения территориально-пограничных споров. 1990-е годы, особенно их вторая половина, прошли под знаком интенсивного процесса урегулирования территориально-пограничных споров. Политическая и экономическая заинтересованность в развитии отношений с Китаем, с одной стороны, и разность политических и прочих потенциалов переговаривавшихся сторон — с другой, обусловили решение центральноазиатских стран не тянуть с достижением договоренностей по территориально-пограничным вопросам.
«Выход вовне»
К началу 2000-х годов развитие экономики Китая достигло уровня, требовавшего искать доступ к углеводородным и прочим сырьевым ресурсам повсеместно в мире. ЦА не стала исключением. Была разработана соответствующая стратегия, получившая название «Стратегии выхода вовне», и уже в марте 2000 года она рассматривалась на третьей сессии Всекитайского
собрания народных представителей (ВСНП) девятого созыва. Помимо содействия экспорту товаров, услуг и технологий стратегия прямо предписывала поддержку добычи недостающих в стране ресурсов за рубежом4.
В рамках названной стратегии ЦА рассматривалась не только как рынок сбыта товаров и услуг, но и как источник сырьевых (руды и концентраты цветных металлов, а также сами металлы — алюминий, медь и т.д.) и энергетических (нефть, газ, электроэнергия) ресурсов. Интерес Китая к центральноазиатским ресурсам возрастал параллельно росту интереса к ним со стороны Западной Европы, стремившейся ослабить зависимость от поставок энергоресурсов из России.
Одновременно с ростом заинтересованности Китая в ресурсах ЦА сами страны региона, в первую очередь Казахстан, стали проявлять большую настойчивость в диверсификации векторов экономического сотрудничества, в том числе и с Китаем. Совокупное развитие всех этих процессов начиная со второй половины 1990-х годов обусловило необходимость перехода к более широким и разнообразным формам экономических отношений стран региона со своим великим соседом.
И все же экономические отношения стран ЦА с Китаем стали развиваться в желательном для них направлении лишь после событий 11 сентября 2001 года, когда США и их союзники по НАТО дополнили свое политическое присутствие в регионе солидным военным присутствием. В кыргызском Манасе и узбекском Ханабаде были созданы базы ВВС США. В узбекском Термезе разместилась база бундесвера. В аэропорту Душанбе базировался контингент военнослужащих французских ВВС. Военное присутствие западных стран осуществлялось и в виде непосредственного участия американских и западноевропейских военнослужащих в реализации различных совместных программ со странами региона.
В условиях возрастания угроз, связанных с растущим военным присутствием Запада в ЦА, Китай посчитал необходимым ускорить реализацию «стратегии выхода вовне». Политику выжидания сменила разносторонняя активизация всей совокупности отношений — политических, экономических, военных, информационных и т.д. — с центральноазиатскими странами как на двусторонней, так и многосторонней основе, в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), созданной 15 июня того же 2001 года.
Заинтересованность Китая в развитии и существенной диверсификации отношений со странами ЦА еще больше возросла после того, как в странах СНГ стали обкатываться технологии «цветных революций». «Революция роз» 2003 года в Грузии и «оранжевая» революция 2004 в Украине привели помимо смены руководства этих стран к резкому укреплению там позиций США и НАТО. Для Китая это, конечно же, было неприятно, но не более того. Ведь Грузия и Украина находились достаточно далеко от его границ. Но случившаяся в марте 2005 года «тюльпановая революция» в соседнем Кыргызстане, в ходе которой был свергнут президент Аскар Акаев, вызвала в Пекине повышенную озабоченность, которая многократно возросла после известных событий в Андижане. Пекин явно усматривал в том, что произошло в Кыргызстане и Узбекистане, «руку Америки». Подозрения превратились в уверенность, когда после андижанских событий в США, а с их подачи и в Западной Европе, была развернута кампания осуждения руководства Узбекистана, а в отношении самой страны введены разного рода санкции.
Сразу же после бурных событий весны 2005 года китайское руководство сочло полезным усилить поддержку действий правительств центральноазиатских республик по обеспечению социально-экономической стабильности и тем самым политической стабильности в своих странах. Китайские руководители исходили из простого расчета: политическая стабильность на территориях к западу от китайских границ будет в полной мере служить задачам обеспечения политической стабильности, а следовательно, и безопасности собственных западных ре-
4 См.: АнтоновМ. Указ. соч. С. 120—121, 125—126.
гионов. В экономическом аспекте помощь и поддержка осуществлялась в форме содействия в реализации экономических программ и проектов в каждой из стран Центральной Азии.
Для Таджикистана решительный поворот Китая к участию в реализации планов, программ и проектов экономического развития в странах ЦА воплотился в кредитно-инвестиционной активности Китая в РТ. В реализации «стратегии выхода вовне» пиковыми стали 2006 и 2009 годы.
В 2006 году были подписаны и начали реализовываться таджикско-китайские инвестиционные соглашения по реабилитации шоссе Душанбе — Худжанд — Чанак, включая и строительство тоннеля Шахристан, по строительству ЛЭП-500 Юг — Север, ЛЭП Хатлон — Ло-лазор, строительству тоннеля Шар-Шар протяженностью в 2,23 км. Была обговорена возможность строительства ГЭС на реке Зеравшан. В общей сложности китайское финансирование данных проектов достигало почти 1 млрд долл.
В 2009 году Таджикистан и Китай подписали соглашения о строительстве ГЭС «Нура-бад-1» (560 млн долл.), ТЭЦ в Душанбе (400 млн долл.), цементного завода мощностью в 1 млн т в год, о дополнительных работах на ЛЭП Хатлон — Лолазор и Юг — Север, о реконструкции автомобильной дороги Душанбе — Дангара. Эти договоренности также составили чуть более 1 млрд долл.
Реализация большей части подписанных китайско-таджикских соглашений принесла РТ неплохие результаты. При помощи китайских денег и китайских специалистов удалось создать единую общереспубликанскую сеть снабжения электроэнергией. Следует также отметить, что турбины и генераторы для построенной иранцами Сангтудинской ГЭС-2 были изготовлены на предприятиях Китая.
При финансовом и техническом участии Китая была осуществлена глубокая модернизация автотрасс, построена целая сеть тоннелей, что позволило впервые связать Таджикистан единой внутриреспубликанской круглогодично функционирующей сетью современных автодорог. Более того, удалось получить выход во внешний мир, альтернативный единственному оставшемуся от СССР и периодически закрывавшемуся транспортному коридору через Узбекистан.
Во многом благодаря китайским деньгам и китайскому техническому участию стало возможным сначала поддержать на плаву, а затем развивать такую стратегически важную для РТ отрасль национальной экономики, как горнодобывающая, включая золотодобычу. Ровно то же самое можно сказать и об участии китайских компаний в развитии сектора связи, в том числе и мобильной, в модернизации инфраструктуры Душанбе и других городов Республики.
Можно говорить о нескольких основных результатах реализации китайской стороной стратегий «Новый шелковый путь» и «Выход вовне».
■ Во-первых, это быстрый рост торговли между Таджикистаном и Китаем до более чем 2 млрд долл. в год. У данного процесса были свои особенности. В этот период торговые отношения развивались преимущественно в форме «челночного бизнеса». Его осуществляла масса индивидуальных предпринимателей, охваченных стихией рискованной, полной неопределенности и зачастую опасной коммерческой активности. Благодаря «челнокам» рынки Республики захлестнуло половодье китайских изделий, позволившее в кратчайшие сроки решить проблему острейшей нехватки потребительских товаров. С начала 2000-х годов массовый «челночный бизнес» заменили торговые компании и соответствующая инфраструктура торговли.
■ Во-вторых, китайские компании получили прямой доступ к добыче минеральных ресурсов Таджикистана.
■ В-третьих, Китай осуществил или принял участие в модернизации существовавших и создании новых объектов в сфере энергетики (ТЭЦ, ЛЭП и т.д.), в сооружении транспортной инфраструктуры (это модернизация прежних и строительство новых автомобильных и железных дорог, тоннелей, мостов, аэропортов и т. д.), инфраструк-
туры связи (традиционной, оптико-волоконной, мобильной), соединенных с соответствующими инфраструктурными объектами Китая.
■ В-четвертых, Таджикистан со всех возможных точек зрения перестал быть для Китая terra incognita.
«Экономический пояс Шелкового пути», или «Один пояс — один путь»
16 сентября 2013 года, выступая в международном Назарбаев-Университете в Астане, председатель КНР Си Цзиньпин озвучил новую инициативу: необходимо не просто возрождать древний Шелковый путь, но и создавать вдоль него соответствующий экономический пояс. Инициатива стала быстро обретать контуры проекта, призванного охватить своими сухопутными и морскими компонентами практически весь мир. Однако в момент обнародования она была воспринята несколько более локально — как новая форма углубления сотрудничества Китая, государств ЦА и России5.
В отношении Таджикистана и региона Центральной Азии в целом инициатива китайского лидера является естественным продолжением упомянутых выше стратегий создания «Нового шелкового пути» и «Выхода вовне». В ходе их реализации уже были созданы важнейшие части или сегменты планируемого экономического пояса вдоль возрождаемого Великого шелкового пути. Они уже сейчас хорошо служат текущим потребностям как Китая, так и стран региона. Последним они позволяют не только решать сугубо экономические задачи, но и укреплять свою независимость, ибо обеспечивают дополнительные и альтернативные источники политической поддержки, инвестиций и экономические выходы во внешний мир. Однако логика развития требовала от китайской стороны соединить все эти разрозненные части и сегменты в единую и хорошо функционирующую систему, а также обеспечить ее дальнейшее развитие. Инициатива председателя КНР явилась важным шагом в этом направлении. Она обеспечивает первоначальные политические предпосылки и хорошо подкреплена солидным потенциалом растущей экономики КНР.
Инициатива китайского лидера была позитивно воспринята главами центральноазиатских государств. Они не без оснований полагают, что ее реализация обернется широким притоком китайских денег в экономику их стран и что китайские инвестиции в конечном счете сделают эти страны процветающими и стабильными, а население — удовлетворенным своим положением. Тем более что обнародованию инициативы предшествовали весьма солидные авансы.
Еще за неделю до своего выступления в Назарбаев-Университете председатель КНР Си Цзиньпин посетил с государственным визитом Узбекистан (8—10 сентября 2013 г.). Практическим итогом визита стало подписание соглашений по реализации различных проектов на общую сумму в 15 млрд долл.6 Через год, уже в ходе государственного визита узбекского президента Ислама Каримова в КНР 19—20 августа 2014 года, был подписан еще один пакет соглашений на общую сумму в 6 млрд долл.7
13—14 сентября 2014 года состоялся государственный визит руководителя Китая в Таджикистан. Были подписаны соглашения, по которым китайская сторона обязалась предоставить
5 См.: ЛукинА.В. Идея «экономического пояса Шелкового пути» и евразийская интеграция» // Международная жизнь, 2014, № 7 [http://igpi.ru/bibl/other_articl/1406820606.html], 2 июля 2015.
6 См.: Сотрудничество Республики Узбекистан со странами АТР. Узбекско-китайские отношения [http://www. mfa.uz/ru/cooperation/countries/61/], 3 июня 2015.
7 См.: Там же.
РТ в последующие три года кредиты и гранты на общую сумму в 6 млрд долл. Из этой суммы 3,2 млрд долл. выделялись на строительство 400-километрового таджикского участка четвертой ветки газопровода Центральная Азия — Китай, договоренности по которой лидеры двух стран достигли годом раньше на полях саммита ШОС в Бишкеке. Во время пребывания в Душанбе Си Цзиньпин вместе с Эмомали Рахмоном дал старт строительству ветки газопровода8.
Принимая во внимание, что институт президентской власти в государствах региона оказывает определяющее влияние на все аспекты жизни, вероятность успешной реализации инициативы, часто упоминающаяся в СМИ как проект или стратегия «Один пояс — один путь», в этой части мира достаточно велика. Вместе с тем эта инициатива рискует столкнуться с вызовами, игнорирование которых может негативно сказаться на ее реализации в ЦА и поставить под вопрос не только региональные, но и более широкие ожидания, надежды и расчеты. В частности, правомерно задаться двумя вопросами.
■ Во-первых, возможно ли посредством реализации инициативы собрать различные элементы в нечто, что можно было бы определить как центральноазиатский сегмент?
■ Во-вторых, возможно ли посредством реализации инициативы трансформировать уже существующую инфраструктуру в полномасштабный центральноазиатский транспортный коридор между Китаем и внешним миром за северными, южными и западными границами региона, к чему Китай так стремится?
С финансовой и технической точек зрения ответ на оба вопроса может быть только один — да. Понятно, что Китай располагает необходимыми средствами и как инициатор проекта «Один пояс — один путь» готов стать основным спонсором его реализации в ЦА. Существует также финансовая инфраструктура, посредством которой китайские деньги будут выделяться для реализации конкретных проектов в рамках инициативы. Она включает в себя как национальные китайские финансовые учреждения — Эксимбанк Китая, широко вовлеченный в финансирование проектов, реализуемых в ЦА с участием китайской стороны; Государственный банк развития Китая и др., так и многонациональные финансовые институты, например недавно созданный Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, участниками-основателями которого стали 57 стран, другие подобные структуры в рамках ШОС, а теперь и БРИКС. При финансовых ресурсах КНР, научных, технических и технологических возможностях Китая и центральноазиатских стран нет технических проблем, которые нельзя было бы успешно решить.
Трудности для воплощения инициативы Си Цзиньпина по формированию экономического пояса Шелкового пути в ЦА лежат в совершенно другой плоскости.
Какими бы ни были проекты совместного развития, одного позитивного отношения руководителей центральноазиатских стран к данной инициативе еще недостаточно для их реализации в регионе и в каждой его отдельной стране. В частности, существенно затруднить реализацию инициативы способны сложные отношения между странами региона.
Непростые отношения между Таджикистаном и Узбекистаном сказались далеко не лучшим образом на таджикско-китайских отношениях. Так, из-за негативной позиции Узбекистана остался нереализованным проект строительства ГЭС на реке Зеравшан.
Как известно, страны низовьев центральноазиатских рек с опасением относятся к стремлению стран верховьев этих рек расширить масштабы освоения своего гидроэнергетического потенциала. Понятно, что Китай не мог не учитывать позицию стран низовьев — Узбекистана, Казахстана и Туркменистана. Китай воздержался, но не отказался от участия в различных таджикских гидроэнергетических проектах. Он дал понять, что готов приступить к реализации
8 См.: АбдуллоР.Г. Политический сентябрь в Душанбе [http://www.islam.news.tj/ru/newspaper/article/politicheskii-sentyabr-v-dushanbe].
подписанного соглашения по строительству ГЭС на Зеравшане, но лишь после того, как страны региона придут к согласованной позиции по данному вопросу. Свое неучастие в реализации проекта китайская сторона компенсировала участием в возведении таджикских ТЭЦ. К настоящему времени построена и введена в эксплуатацию первая очередь Душанбинской ТЭЦ-2 и ведется строительство ее второй очереди.
Можно также предположить, что прохладное отношение Китая к планируемому строительству новой железной дороги, которая должна обеспечить ему дополнительный выход в ЦА и далее проходить через Таджикистан, также обусловлено влиянием того же фактора. Китай не желает участвовать в строительстве ГЭС в Кыргызстане и вообще в осуществлении каких-либо больших проектов в КР и РТ, которые могут быть расценены в Узбекистане как несоответствующие его интересам.
Что касается отношений между Таджикистаном и Кыргызстаном, то на протяжении всех лет правления президента Аскара Акаева эти отношения складывались как нельзя лучше. Неплохо складывались они и в президентство Курманбека Бакиева. К сожалению, в последнее время нарастают территориально-пограничные, водные и транспортно-коммуникационные споры. Конечно, эти споры и проблемы не прекращались во все годы независимого существования обеих республик. Однако именно в последнее время они стали обостряться и даже трансформироваться в столкновения, сопровождающиеся массовыми беспорядками и даже насильственными действиями с применением оружия. На момент написания данной статьи самыми последними в ряду подобных событий стали столкновения с метанием камней, стрельбой и применением «коктейлей Молотова» на исфаринско-баткенском участке таджикско-кыргызской границы9.
Определенные проблемы омрачают отношения между странами региона. Узбекистан имеет проблемы со всеми соседями по региону, иногда просто потому, что имеет общую границу со всеми бывшими советскими республиками ЦА, а отношения между соседями, как известно, всегда чреваты конфликтами.
Следует подчеркнуть, что проблемы, омрачающие отношения между странами региона, носят объективный характер и являются результатом болезненного процесса трансформации стран региона из частей бывшей супердержавы — Советского Союза — в устойчивые независимые государства. В той или иной степени все эти проблемы могут серьезно осложнить практическую реализацию китайской инициативы.
Таджикистан больше, нежели любое другое государство ЦА, заинтересован в том, чтобы не оказаться вне китайских проектов в рамках реализации инициативы Си Цзиньпина по созданию экономического пояса Шелкового пути. Трудности, переживаемые ныне российской экономикой, существенно снизили объемы денежных переводов таджикских трудовых мигрантов из РФ на родину — на 32% (в долларовом эквиваленте) в первом полугодии 2015 года по сравнению с аналогичным периодом 2014 года10. Других серьезных источников компенсации этих потерь, кроме китайских инвестиций, практически нет.
Китай нуждается и будет нуждаться в импорте энергии. РТ, обладающая солидными возобновляемыми гидроэнергетическими ресурсами, может представлять для Китая большой интерес. КНР нуждается и в том, чтобы ЦА стала для него развитым транспортным коридором. Таджикистан стремится стать частью этого коридора, чтобы наконец-то выйти из того транспортного тупика, в котором он находится вот уже два десятка лет. Для того чтобы заинтересованность трансформировалась в реальность, должны осуществляться конкретные проекты.
9 См.: Чоршанбиев П. Таджикистан обвиняет местное руководство Кыргызстана в конфликте на границе [http:// www.islam.news.tj/ru/news/tadzhikistan-obvinyaet-mestnoe-rukovodstvo-kyrgyzstana-v-konflikte-na-granitse], 5 августа 2015.
10 См.: Чоршанбиев П. Объем денежных переводов в Таджикистан за полгода снизился на 32% [http://www. news.tj/ru/news/obem-denezhnykh-perevodov-v-tadzhikistan-za-polgoda-snizilsya-na-32], 21 июля 2015.
Истины ради следует подчеркнуть: у Таджикистана такие проекты есть, и он давно предлагает тому же Китаю принять участие в их реализации. Однако продвижение в данном направлении стопорится, как уже отмечалось, из-за сложных отношений РТ с соседним Узбекистаном. Принимая во внимание данное обстоятельство, РТ необходимо сделать все возможное, чтобы убедить китайских партнеров сменить привычную для КНР позицию наблюдателя на позицию активного посредника, заинтересованного в позитивном разрешении проблем, способных довести отношения между странами региона до серьезных конфликтов. Такая активная позиция обычно ассоциируется с США, Россией, даже с Европейским союзом, но пока никак не с Китаем. Более активное китайское участие/посредничество в разрешении противоречий между странами ЦА будет отвечать не только интересам Таджикистана и всей ЦА, но и самого Китая.
Китай — привлекательный партнер и надежный союзник
Говоря о масштабной вовлеченности Китая в экономику Таджикистана и других государств ЦА, следует подчеркнуть: она является результатом заинтересованности самих цен-тральноазиатских государств. Никоим образом не приходится говорить об экспансии или навязанном участии Китая в их экономической жизни.
Что же делает сотрудничество с Китаем столь привлекательным для его центральноази-атских соседей?
С экономической точки зрения привлекательность Китая определяется, прежде всего, его финансовыми инвестиционными возможностями. Во-вторых, Китай никогда не отвергает с порога представляемые центральноазиатскими странами конкретные экономические проекты, нуждающиеся в его финансовой поддержке. В любом проекте всегда можно найти привлекательные аспекты, реальные или потенциальные.
Положительным в сотрудничестве с Китаем является и то, что китайские чиновники различных рангов, принимающие решения в отношении сотрудничества, являются людьми выдержанными. Они ответственно подходят к стоящей перед ними задаче и руководствуются конечными прагматичными результатами, а не сиюминутными соображениями и эмоциями.
Еще одним важным и привлекательным для центральноазиатских государств и их руководителей моментом в сотрудничестве с Китаем является то, что китайцы не увязывают экономическое сотрудничество с политическими, идеологическими и прочими условиями. Приняв решение, китайцы не откладывают в долгий ящик его реализацию. Если же по каким-либо причинам выполнение уже принятого решения становится невозможным, как это имело место с реализацией подписанного соглашения с таджикской стороной о строительстве ГЭС на реке Зеравшан, они находят возможность каким-либо образом компенсировать ущерб для другой стороны. Во всяком случае, так было в Таджикистане. Иными словами, Китай является надежным экономическим партнером.
Следует также подчеркнуть, что центральноазиатские государства изначально рассматривали и продолжают рассматривать своего большого восточного соседа в качестве мировой державы, способной уравновесить влияние США и России и при необходимости демпфировать возможное политическое давление с их стороны. Китай уже подтвердил, что может быть надежным политическим союзником. После событий в Андижане в мае 2005 года руководство Узбекистана подверглось мощному давлению со стороны США и Европейского союза, требовавших немедленного международного расследования произошедшей трагедии. Получив от-
каз, Запад начал проводить в отношении Узбекистана политику санкций. В этот момент Пекин политически, морально и материально поддержал жесткую позицию руководства Узбекистана в отношении требований западных стран.
Руководители центральноазиатских государств считают Китай надежным союзником в борьбе с внутренними или региональными силами, которые могут рассматриваться не только руководством этих стран, но и китайским руководством как деструктивные, вне зависимости от того, каких идей и политических взглядов — исламистских, либерально-демократических, сепаратистских и т.д., — эти силы придерживаются.
Есть ли риски в сотрудничестве с «большим соседом»?
Вместе с тем растущее присутствие Китая в странах ЦА вызывает нервозность как у его стратегических конкурентов, так и в самом регионе. Стратегических конкурентов беспокоит не просто массированное присутствие Китая в регионе, а растущее стремление правящих политических элит региона при возникновении серьезных проблем, экономических или политических, искать поддержки в Пекине. И такую помощь они получают практически немедленно. Оперативно и положительно реагируя на обращение руководителей центральноазиатских государств, Китай не только укрепляет свои позиции в ЦА, но в той же мере ослабляет конкурентные способности других мировых сил в регионе. Смотреть спокойно на это последние не могут и вынуждены как-то реагировать.
Не имея возможности соперничать с Китаем в предложении своих услуг, они не находят ничего иного, кроме как разворачивать кампанию по убеждению населения и общественности ЦА в том, что многостороннее и широкое развитие отношений с громадным соседом вредно и опасно. Доводы строятся на том, что китайцы ничего так просто не делают, что они стремятся экономически закабалить страны региона, претендуют на их территории, будут осуществлять ползучую экспансию, создавать «чайна тауны» и т.д. и т.п.
На местах эти доводы находят слушателей. Последние добавляют к ним еще и собственные страхи и опасения. Причем, активно муссируют тему китайской опасности лишь в приграничных с Китаем странах — в большей степени в Казахстане и Кыргызстане, в меньшей — в Таджикистане. Из Туркменистана и Узбекистана критических высказываний в отношении Китая слышать пока не приходилось.
Чего же опасаются в приграничных с Китаем странах? Казахстанскую общественность пугает, что их страна, находящаяся в списке самых крупных по территории современных государств, мало населена. Приходилось читать выкладки казахских экспертов по поводу того, что безопасность Казахстана может быть обеспечена лишь в том случае, если его население будет составлять не менее 60 млн человек. Общественность Казахстана беспокоит и то, что до 40% нефтегазовой отрасли страны находится в собственности или под контролем китайских компаний. На все это накладывается историческая память, для которой характерно восприятие Китая как источника экзистенциальной угрозы.
В исторической памяти таджиков Китай как экзистенциальная угроза не присутствует. Вместе с тем в Республике считают, что не все в отношениях с Китаем обстоит благополучно. Показательна в этом плане размещенная на сайте [www.centrasia.ru/] заметка Ханифы Садрид-динзода, в которой собраны основные претензии к Китаю. Они сводятся к следующему.
Китайская экспансия выражается в росте числа китайских граждан, занятых в различных сферах экономики Республики — в торговле ширпотребом, реализации инфраструктурных
проектов, в сельском хозяйстве, где они создают фермерские предприятия. Начав со взятия в аренду сравнительно небольших, в несколько десятков гектаров, участков земли, они теперь стремятся получить в аренду земли уже в несколько десятков тысяч гектаров. Китайцы используют вредные химикаты, нанося непоправимый ущерб посевным площадям.
Ради обеспечения своих бизнес-интересов китайские предприниматели активно подкупают местные власти. Они неохотно берут на работу местных жителей. Из-за притока иностранцев трудоустройство и получение жилья в Таджикистане становятся серьезной проблемой для коренного населения.
Растет число смешанных браков — таджички выходят замуж за китайцев, в том числе и немусульман. К этому их побуждает нищета. Зажиточным китайцам это дает шанс через пять лет получить таджикское гражданство11.
Нужно сказать, что в конце перестроечных времен и в начале 1990-х годов, когда открылись границы, почти то же самое говорилось и в отношении афганцев, во множестве оказавшихся на территории Таджикистана. Утверждали, что их стало слишком много, что они лишают таджиков куска хлеба, вытесняя их из сферы торговли, что из-за них растут цены на жилье, делая его недоступным для местных жителей, что, будучи более успешными и состоятельными, афганцы обходят местных жителей в матримониальных делах, что беря в жены таджичек, они стремятся получить советское и таджикское, после обретения независимости, гражданство и т.д. Единственное отличие — они являются мусульманами, что для воспитанных в советском духе граждан Таджикистана тоже было неприемлемо, ибо афганцы, на их взгляд, чрезмерно религиозны.
Китайцев в Таджикистане пока немного. Да, в проектах, реализуемых китайцами, в большей степени заняты китайские инженеры и рабочие. По таджикским законам до 70% работающих в этих проектах должны набираться из числа местных жителей. Поначалу китайцы так и делали. Но через некоторое время местные работники начинают уходить от них. Просто потому, что не могут адаптироваться к тому, как китайцы ведут работы — высокими темпами, с раннего утра и до позднего вечера, с минимальными перерывами. Китайские рабочие тратят на обед максимум 15—20 минут, обедают прямо на рабочем месте. Быстро покончив с едой, тут же впрягаются в работу в прежнем высоком темпе. И так изо дня в день.
Так работать ни в Таджикистане, ни на всем постсоветском пространстве не привыкли. Возникает своего рода конфликт менталитетов и трудовой этики между китайскими менеджерами и местными работниками. Наконец, осуществляемая китайцами оплата труда абсолютно не удовлетворяет местных работников. В конце концов они покидают проекты, реализуемые китайцами, и уезжают на заработки в Россию, где зарабатывают больше, трудясь при этом в привычном для себя «советском» режиме, и где уровень взаимопонимания с российскими работодателями намного выше.
Опасения по поводу рисков, связанных с развитием отношений между Таджикистаном и Китаем, высказанные в вышеупомянутой заметке, обусловлены прежде всего эмоциональной реакцией коренных жителей на происходящие вокруг изменения. Одним из таких изменений является сокращение до минимума присутствия русских и русскоязычных, к которым в Таджикистане успели привыкнуть, и появление новых этносов, к которым еще предстоит адаптироваться. Процесс это непростой, он связан с ломкой устоявшихся и формированием новых моделей межнациональных взаимоотношений.
Вместе с тем существует не только эмоционально окрашенное ощущение рисков, порождаемое стремительным развитием отношений с Китаем. Есть риски и вполне объективного
11 См.: Садриддинзода Х. Таджикистан в когтях китайского дракона [http://www.centrasia.ru/newsA. php?st=1420447680], 11 февраля 2015.
характера. На взгляд автора этих строк, одним из основных рисков для всех стран ЦА является фактическая безальтернативность интенсификации отношений с Китаем, что создает условия для формирования односторонней зависимости центральноазиатских стран от Китая.
Безальтернативность развития отношений с Китаем для стран региона, чье благосостояние и благополучие основано на экспорте углеводородов, определяется тем, что эти отношения позволяют им не только диверсифицировать рынки сбыта, но также осуществить выход в большой внешний мир. Более того, развитие отношений с Китаем является единственной реальной возможностью ослабить зависимость от России в том, что касается доставки углеводородов на внешние для стран СНГ рынки. Ведь экспорт сырьевых ресурсов стран ЦА на рынки за пределами СНГ по большей части осуществлялся и продолжает осуществляться через российскую территорию и посредством российских транспортно-коммуникационных и прочих инфраструктурных возможностей. Все другие возможности, за исключением тех, что возникают в связи с развитием отношений с Китаем, являются не более чем паллиативом. Но такая единственно реальная диверсификация рынков сбыта и выходов в большой внешний мир ставит центральноазиатские государства в зависимость от великого соседа.
Для небогатого ресурсами Таджикистана развитие отношений с Китаем является безальтернативным в плане надежного доступа к финансированию дорожно-транспортных и горнорудных проектов, а также проектов в области энергетики, промышленности стройматериалов и т.д.
Все более очевидной становится зависимость социальной стабильности в Таджикистане от уровня и характера отношений с Китаем. В условиях, когда быстрыми темпами происходит социальное расслоение общества, дешевые китайские товары, доступные малоимущим слоям населения, смягчают проявления социального неравенства, что немаловажно для сохранения политической стабильности.
Не стоит забывать и о том, что от возможности заниматься китайскими товарами или торговлей с Китаем зависело существование тысяч «челноков», курсировавших раньше между ЦА и Китаем, и других торговцев. Сегодня мелкий «челночный бизнес» практически сошел на нет. Но многие тысячи жителей Таджикистана по-прежнему обеспечивают свою жизнь, доставляя китайские товары с оптовых рынков вплоть до самых дальних уголков Республики, реализуя их в своих лавках и магазинах, на базарах или занимаясь уличной торговлей вразнос.
Торговля с Китаем влияет и на валютный курс. Когда Китай в силу каких-то обстоятельств, например праздников, на несколько дней закрывает свои границы и, соответственно, торговые потоки замедляются, то это сразу же отражается на курсе местной валюты.
Столь высокий уровень безальтернативности отношений Таджикистана и других стран ЦА с Китаем, а также зависимости их социально-экономической стабильности от отношений с соседом-гигантом делает позиции центральноазиатов во взаимоотношениях с Китаем достаточно уязвимыми. Однако на данный момент возможность преодолеть эту уязвимость не просматривается.
Предлагаемое Таджикистану участие в ЕАЭС не решает проблемы, ибо, потенциально снижая его зависимость от отношений с Китаем, оно многократно усиливает зависимость от России, что чревато утратой существенной части суверенитета. Не является решением и ориентация на западный мир. В какой-то мере снижению уровня конкуренции двух ориентаций — либо на Россию, либо на Китай — могло бы способствовать развитие отношений с Ираном, Пакистаном, арабскими государствами Персидского залива. Но к этой возможности в Таджикистане относятся, прямо скажем, весьма сдержанно.
Конечно, напрашивается необходимость развивать сотрудничество с соседями по региону, внутрирегиональное сотрудничество в целом. Но, как представляется, на данный момент, в силу существующих противоречий между странами ЦА, это выглядит утопией.
Заключение
Несмотря на то что у Таджикистана пока нет реальной альтернативы интенсификации экономических отношений с Китаем, надо стараться следовать курсу многовекторности не только в политических, но и в экономических отношениях с внешним миром, просто для того, чтобы не впасть в чрезмерную зависимость от Китая. Уроком для Таджикистана, так же как и для всех стран региона, служит пример России с ее сложившейся в последние четверть века чрезмерной ориентацией на Запад, что послужило причиной многих ее проблем.
Успешное вхождение в мировую экономику, обеспечение национальных интересов Таджикистана лежит в плоскости постоянного и настойчивого поиска путей всемерной диверсификации международных отношений, что невозможно без решительного отказа от унаследованных от прошлых времен или приобретенных уже в новые времена сковывающих идеологических и политических предрассудков, предубеждений, клише и опасений.
