CC BY
235
Таким образом, прагмалингвистическая сущность политических эвфемизмов заключается в том, что эвфемистические переименования в современном политическом дискурсе служат одним из реализаторов интересов говорящего, поскольку они помогают скрыть «неприглядное», неприличное, тайное, обладают способностью к проявлению магической функции языка и являются одним из мощнейших средств манипулирования общественным сознанием с целью изменения совокупности представлений адресата о тех или иных событиях и об устройстве действительности в целом.
Примечания
1. Be^erncm Э. Общая лингвистика I пер. с фр. M.: Прогресс, 1974. С. 233.
2. Шeйгал E. И. Семиотика политического дискурса. M.: ИТДГК «Гнозис», 2004. С. 50.
3. Dieckmann W. Sprache in der Politik. Einfuerung in die Pragmatik und Semantik der politischen Sprache. Heidelberg: C. Winter, 1969. 132 s.; Bergsdorf W. Politik und Sprache. Munchen, Wien: Olzog, 1987. 18б s.
4. Шeйгал E. И. Семиотика политического дискурса. Волгоград: Перемена, 2000.
5. Searle J. Speech Acts: An Essay in the Philosophy of language. Cambridge, 19б9.
6. Вольфсон И. В. Язык политики. Политика языка I под ред. С. И. Барзилова. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 2003. С. 32.
7. Crystal D. The Cambridge Encyclopedia of the English Language. Cambridge University Press, 1995. P. 378.
8. Hamilton M. A., Mineo P. J. A Framework for Understanding Equivocation II Journal of Language and Social Psychology. Vol. 17. 1998. № 1. P. 6.
9. Шeйгал E. И. Указ. соч. С. 51-52.
10. Kлючаpeв Г. А. Языковая реальность и политический имидж II Обновление России: трудный поиск решений. Вып. 3. M., 1995. С. 214.
11. Шeйгал E. И. Указ. соч. С. 57.
12. Ховард Ф. Военные эвфемизмы: язык, павший на поле боя II The Times. 2003.
13. Москвин В. П. Эвфемизмы в лексической системе современного русского языка. Изд. 2-е. M.: ЛЕНАД, 2007. С. 132.
14. Tep-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. M., 2000. С. 216.
15. Москвин В. П. Указ. соч. С. 136.
УДК 81'37
О. С. Цыдендамбаева
ТАБУ КАК ИСТОЧНИК ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЭВФЕМИИ
В статье впервые на материале бурятского языка описывается эвфемистическая лексика как отражающая менталитет, картину мира, традиции и обычаи бурят. В качестве источника эвфемии рассматриваются табуированные слова и выражения, которые анализируются как феномены лингвистические, социальные и психологические.
In this article the vocabulary of euphemisms is described for the first time on the material of the Buryat language. Euphemisms reflect mentality, world view, customs and traditions of the Buryat people. Taboo words and expressions viewed as a source of euphemy are analyzed as linguistic, social and psychological phenomena.
Ключевые слова: эвфемизм, эвфемистическая лексика, табу, субститут, картина мира, семантика.
Keywords: euphemism, vocabulary of euphemisms, taboo, substitute, world view, semantics.
В каждом языке есть слова, употребление которых избегается из соображений такта и приличия. По этой причине отдается предпочтение непрямому, косвенному обозначению фактов действительности, тщательно подбираются выражения, смягчающие обозначение социально неприемлемых явлений.
Термин «эвфемизм» происходит от греческого слова еу-фц^еы (sv - «хорошо», ф0:еы - «говорю»), которое в древнегреческо-русском словаре переводится следующим образом: «произносить слова благоприятного значения, то есть воздерживаться от неподобающих слов, не кощунствовать или хранить благоговейное молчание» [1]. Эвфемия тесно связана с проблемой табу, поскольку эвфемизмами в первую очередь заменяются табуированные, архаичные названия. Принято считать, что эвфемизмы возникли из табуизмов.
Табу - неск. с. [фр. tabou < полинез. tapu священный, запретный]. 1. У первобытных народов: религиозный запрет, налагаемый на какие-либо действия, предметы и их обозначения в языке. 2. Перен. Вообще какой-либо запрет. Снять табу с этой темы. Табуировать -налагать (наложить) на что-либо табу... [2].
Табу древних народов достаточно полно освещено в научной литературе [3].
Табуированные слова и выражения возникают как следствие иррационального страха перед силами природы. Табуируются предметы, действия, лица, а также обозначающие их слова.
© Цыдендамбаева О. С., 2010
Контакт с предметами, лицами, осуществление определенных действий становится опасным и запрещается. Человек, совершивший нечто запрещенное, нарушивший табу, сам становится табу. Несоблюдение ритуальных запретов приводит к нежелательному изменению ритуального статуса лица. Для восстановления нормального ритуального статуса лица необходимо применить зафиксированные традицией приемы.
3. Фрейд, изучая табу с помощью метода психоанализа, отмечает, что основу табу составляет запрещенное действие, к совершению которого в бессознательном имеется сильная склонность [4]. При этом опасность нарушения запрета заключается в возможности подражания, что может повлечь за собой нарушение общественных норм, привести к распаду общества. Строгая система запретов и ограничений, отраженная в табу, позволяет рассматривать его в качестве «самого древнего законодательного кодекса человечества» [5].
Явление табу уходит своими корнями в первобытное, дологическое мышление, наделяющее сверхъестественными силами все необычное и экстраординарное. Необычное таит в себе загадочную силу и потому пугает, нарушая привычный порядок вещей.
В глубокой древности страх господствовал в жизни человека, являлся главным стимулом его действий. Живя «в эпоху космического ужаса, человек стремился избегать контактов с определенными реальностями», что, однако, было неизбежно. И тогда на помощь приходила магия слов, «демонстрирующая силу и активность языка», так как всякий имеет магическую функцию [6].
Вера в магию слов, в их способность навлекать и предотвращать беду основывалась на «ассоциации идей», упомянутой Э. Б. Тайлором: первобытные люди считали, что существует связь между предметом или человеком и словом, которое его обозначает, то есть слово имело овеществленный характер [7]. Иными словами, первобытному сознанию была свойственна неконвенциональная трактовка языкового знака: слово воспринималось не как условное обозначение предмета, а как его часть.
Ассоциативность между словом и вещью, столь остро ощущаемая в древности, опиралась на три закона магии: сходства, смежности и контраста. Вера в возможность вызвать любое явление, используя его миниатюрное изображение, опиралась на закон сходства. 3акон смежности проявлялся, например, в боязни выбрасывать обрезки волос и ногтей. Связанные с человеком, они могли быть использованы колдунами для причинения вреда этому человеку. Подобно волосам, слово репрезентирует предмет или явление. Поэто-
му закон смежности предписывал осторожное обращение со словами. 3апреты, связанные с называнием имени, остаются распространенными и по сей день, причем не только у народов, находящихся на ранней стадии общественного развития. Так, у западных бурят, значительная часть которых является шаманистами, и сегодня запрещается называть друг друга по имени, а также отзываться на свое имя, произнесенное в сумерках или ночью, особенно на улице. Это связано с верой в злых духов, способных похитить душу откликнувшегося, что в дальнейшем будет чревато болезнями и даже смертью. Еще в начале прошлого века буряты часто сознательно давали своим детям, мягко говоря, некрасивые имена, часто обозначающие табуированные названия частей тела, чтобы злые духи, побрезговав или испугавшись, не забирали их души. Встречались имена, происходящие от слов, обозначающих животных, например: Буха «бык», Хуса «баран», Азарга «жеребец», Гулгэн «щенок», Хулганай «мышь». Были и обидные прозвища: Эдюур «лохань, кормушка для скота», Бахана «столб», Хаб-Хара «иссиня-черный», Хорео «изгородь», Муу Хун «плохой человек», Малаан «плешивый». Дело в том, что в конце девятнадцатого и начале двадцатого века была очень высока детская смертность, что, вероятнее всего, было связано с тяжелыми условиями жизни (кочевой образ жизни), а также голодом и разрухой в стране. Другими словами, «для имен-эвфемизмов в бурятском языке в дореволюционное время главной была функция охраны индивида» [8]. Например, греки называли Черное море, которое из-за сильных штормов приобрело зловещую репутацию, словом Бихте, что обозначало «гостеприимное». По той же причине в средние века португальцы переименовали мыс Бурь в мыс Доброй Надежды.
Одной из отраслей хозяйства бурят в недалеком прошлом был охотничий промысел. Большой интерес представляет изучение объектов охоты в символическом аспекте, особенно бурятский бестиарий (сообщество зверей) - единство, включающее как персонажи лесного мира, так и космологические и демонические объекты ипос-тасных кругов идеологического комплекса.
Это запреты на имена промысловых животных, затем на орудия лова и на все связанное с поведением охотника перед промыслом. 3апрет-ные слова возникли на доанимистической стадии, их цель - скрыть от зверей намерения охотника. К психологическим предпосылкам создания словесных запретов у первобытного охотника относится его убеждение в том, что животные слышат и понимают человеческий язык, а также уверенность в тонком чутье животных к запахам; животному приписывают все человечес-
кие чувства и относятся к нему как к человеку. Табуирование на данном этапе развития выступает как средство защиты человека, охраны его, обеспечения удачи в промысле. Следуя обычаю, хорошо известному у многих народов, охотники избегали называть своим именем зверей, которых они преследуют, что ставило их перед необходимостью изобретения иносказательных конструкций, способствуя, таким образом, развитию словотворческого процесса [9].
Табуированию подвергались наименования представителей флоры и фауны (зверей, птиц, насекомых, рыб, пресмыкающихся, земноводных) и некоторых связанных с ними слов. Опасение спугнуть объект охоты, рыболовства, навлечь на себя и свои пастбища нападение хищников, причинение вреда животными, насекомыми, птицами, земноводными определяет возникновение многочисленных запретов на прямое обозначение реалий объективного мира, диктуя необходимость изобретения новых, приемлемых для замены наименований животных, растений, насекомых, птиц и т. д., способствуя развитию эвфемистического словаря. Суеверия охотников, считающих опасным называть животных, на которых охотятся, их кровь и т. п., обусловливают создание эвфемизмов, часть которых впоследствии может даже стать единственными для них названиями.
По мнению А. М. Кацева, «табу отражает тотемические представления первобытного человека, т. е. представления о животном как основоположнике рода (тотеме), наделенном сверхъестественной силой. Ход мысли первобытного человека прост: Тотем не хочет быть названным. Если его назовешь, навлечешь на себя беду, ибо слово обладает магической силой. Животное нападет на тебя или причинит какое-то иное зло. Поскольку тотемы исчислялись десятками, а то и сотнями, то, естественно, список наименований животных, подлежащих запрету, чрезвычайно велик» [10].
Тенденция к табуированию особей животного мира отмечается исследователями на материале различных языков. К таким случаям Л. А. Бу-лаховский относит охотничье немецкое der Schweiß «пот» вместо das Blut «кровь»; латинское serpens - «змея», «пресмыкающееся», утвердившееся наряду с прямым наименованием anguis; общеславянское meduedb - «медведь» (буквально - «медоед»), вытеснившее индоевропейское наименование медведя (греч. arktos, лат. ursus и т. п.). Этой же причиной объясняется возникновение немецкого Bär «коричневый» вместо вытесненного им индоевропейского слова, Honigfresser, der Braune. В русском языке для обозначения медведя использовались наименования бурый, мохнатый, косматый, зверь, костоп-
рав, космач, лохмач, ломака, лесник, лесной черт, мохнатый, лохмач и др.
Буряты очень уважительно относились к медведю. Они называли его баабгай. Можно полагать, что наименование медведя баабгай возникло из слияния двух слов - баабай и абгай. Первое переводится как «отец, предок, праотец, старший брат, старшая сестра». Под абгай понимается старшая сестра, жена старшего брата, старший брат. Известно, что буряты, упоминая в разговоре медведя, нередко давали ему эпитеты, относимые к близким родственникам: «могучий дядя», «одетый в доху» дахата; «дедушка» та-абай; «мать-отец» и т. д. Поэтому можно предположить, что термин баабгай — это не что иное, как общее определение всех живущих и умерших старших родственников. Следует отметить, что баабгай в бурятском языке употребляется только в одном значении. Второе название медведя - гурввЬэн «косуля». В зависимости от зоологического вида выделяют хара гурввЬэн «бурый, черный медведь» или сагаан гурввЬэн «белый медведь». Судя по всему, такое наименование возникло как производное от обобщающего термина ан гуроол «дикие звери». Заметим, что словом гурввЬэн у бурят называются не только хищники (медведи, тигры, рыси), но и их потенциальная добыча - дикие козы, косули, горные козлы. Также медведя называли шара маахай «большой бесхвостый медведь - самец». Внешний вид, образ крупного, грузного животного с тяжелой походкой повлиял на возникновение следующего эвфемизма - босхи хужуун «неуклюжий», хилгааЬан гутал «обутый в пампалай», атаабхи тунк. охотн., Ьуултэ бургал «хвостатый медведь», ойн эзэн — «лесной хозяин». Медведя представляли охотником и шаманом. По легенде, это был прежде очень могучий человек. Бог, видя, что люди не могут с ним справиться, отрубил ему большой палец, чтобы силы у него стало меньше, и обратил в зверя. Поэтому считалось большим грехом убивать детенышей медведя или беременную самку, так как медведь -это человек, сородич. Никогда не убивали спящего медведя, как бы давая ему шанс уйти. Перед убитым медведем очень извинялись и с весьма виноватым видом говорили: Алдуу гаргааб-ди, хайралыт, хэшээгыт! «Мы совершили ошибку, пожалейте нас, простите нас!» или Айлшал-жа тандаа ерэЬэн аад, айЬандаа алдуу гаргааб-ди... «Мы пришли к вам в гости и нечаянно, испугавшись, (убили)...».
Бурятские загадки, с одной стороны, отражают отношение людей к медведю как к одному из представителей животного мира с присущими ему звериными повадками, с другой - в них он наделяется божественными чертами и некими сакральными функциями. Приведем примеры.
«Тазар доро Гэндан багша» - «Под землей -Гандан учитель» или «Богдын газаа буугаб, Боро тэхыень туужа ядааб» - «У святейшего я остановился, не смог погонять его серого козла» или «Хамбын газаа хаахиржа ядабаб» «У духовного кричать не смог», «Богдын газаа буужа ядабаб» «У святейшего сойти не смог».
Употребление табуированного названия «медведь» и эпитетов «хамбо», «богдо» указывают на представления бурят о медведе как существе высшего порядка, священном звере.
Слово шоно «волк» образует синонимический ряд эвфемизмов: хээрын нохой - «степная собака», тэнгэрийн нохой - «небесная собака», годон гуталтай - «в камусовой обуви», алтан араата - «золотые клыки», Ьуултэй юумэн -«хвостатое существо», нооЬон толгой - «шерстяная голова», хухэ шоно - «серый волк», гэн-дэн жамса аг., гэндэн убша хор., гарюуЬан, хээрын зольбо «степная бродяга», гонзогой Ьуултэ «хвостатый», бурханай нохой «божья собака», урта суултэ «длиннохвостый», хуйтэн шэруун «холодный, шершавый, шероховатый», зууранги хор., Ьунин зайгуул «ночной бродяга».
Прямое наименование волка во многих языках изначально подвергалось табуированию из опасения за свои пастбища, а также селения, расположенные в равнинных областях, на которые этот зверь имел обыкновение нападать стаями, представляя реальную угрозу людям. Название этого зверя в бурятском языке табуировано, поэтому волка называют малын дайсан «враг скота», гуринха - «голодный», арзагар шудэн «оскаленные зубы», хамуута «паршивый». Монголы говорят, что без волка лес скучен, и именуют его худввгэй таабай - «лесной дедушка», худввгэй убгэн - «лесной старик». Надо отметить, что волк является общим тотемом для монгольских, тюркских и ряда других народов. Волк у бурят ассоциируется с удачливостью. В связи с этим его уважительно называют сагаан таабай -«дедушка по матери», нагаса - «дядя», ахай «старший брат». Волк показывается тому человеку у кого духовная мощь ниже, чем у него самого, и бывает убит тем человеком, у кого духовная мощь выше. В немецком языке эвфемистическим обозначением данного зверя служит лексема der Zerreiser «раздирающий» вместо der Wolf [11]. В русском языке известны заменители серый, зверь, бирюк [12].
Для обозначения волка, медведя, лисы, куницы в русском языке использовалось также сочетание «красный зверь» [13].
В некоторых обозначениях табуируемых названий представителей животного и растительного мира обнаруживается тенденция древних народов к эвфемизации на основе поляризации значения, проявляющаяся в намеренном наделе-
нии запретного слова положительными качествами, в присоединении к основе прямого обозначения уменьшительно-ласкательных суффиксов, почтительном обращении к объекту номинации, внушающему суеверный страх. Данная особенность речевого поведения объясняется стремлением древнего человека задобрить стоящие за словом-табу таинственные силы, привлечь их на свою сторону и обусловлена спецификой архаичного мышления - тождество мыслимого образа предмета с самим предметом, материализованное восприятие слова, вера в его магические возможности. В русском языке почтительное отношение к медведю проявляется в номинациях Михаил (Михайло) Иванович Топтыгин, Пота-пыч, сергацкий барин, хозяин, а также в единицах с уменьшительно-ласкательными суффиксами: мишка, мишенька.
Номинативные возможности языка не ограничиваются упомянутыми способами эвфемистической замены табуируемого объекта. Каждая единица несет в себе дополнительную языковую информацию, отражая специфику национального мировоззрения. Многочисленные поверья древних народов находят отражение в пословицах, поговорках, афоризмах, загадках.
Эвфемистической замене подвергались обозначения змеи, грызунов. Так, в немецком языке во избежание прямого обозначения змеи die Schlange «змея» привлекались определения die Kriechende «ползущая», die Gleitende «скользящая». В сознании носителей русского языка слово «змея» воссоздавало комплекс сходных ассоциаций по внешним представлениям - ползучая, земляная, идущая на брюхе, зеленая и т. д.
Таким образом, вера в магию слов, их способность воздействовать на человека и окружающий мир заставляла людей избегать упоминания предметов, прямое наименование которых могло навлечь на них неприятности. Это приводило к подбору и использованию в речи нетабуированных слов, смягчающих отрицательные качества предметов, вместо слов запрещенных, табуированных. Так, еще на стадии первобытных суеверий начинают развиваться древние эвфемизмы, дозволенные и пристойные наименования, перифрастические и образные по своей природе, способные силой словотворчества превращать злые качества и действия в благоприятные или хотя бы безвредные.
Эвфемизмы появляются в силу необходимости обозначить понятия, прямое наименование которых по каким-либо соображениям запрещено. Отношения между табу и эвфемией, по мнению А. М. Кацева, характеризуются симметричностью и лишь изредка наблюдается асимметрия: «эвфемия невозможна без табу, хотя табу может быть без эвфемии» [14]. В подобных случаях реакцией на строгий запрет может выступать
либо умолчание, когда опасное и запрещенное наименование просто избегается в речи, либо параэвфемия, то есть использование неязыковых средств (мимики, жестов), помогающих найти субститут табуированному слову в экстралингвистической среде. Однако в подавляющем большинстве случаев табу «диктует настоятельную потребность в изобретении новых, приемлемых для замены слов» [15], так как в сферу табу попадают многие жизненно важные реалии и понятия первобытного сознания.
Примечания
1. Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 1. Запреты на охоте и иных промыслах. Л.: Изд-во АН СССР, 1929. С. 4.
2. http://sis.slovarnik.rU/html/t/tabu.html.
3. Ковалева Т. А. Фразеологические эвфемизмы в современном английском языке: дис. ... канд. филол. наук / Моск. гос. обл. ун-т. Коломна, 2008. С. 5.
4. Фрейд З. Введение в психоанализ: лекции. М.: Питер, 2008. 391 с.
5. Там же.
6. Там же.
7. http://www.4tivo.com/kultura_iskustvo/ 20864-je.-b.-tajjlor.-antropologija-1882.html.
8. Ульзетуева З. Д. Эвфемизмы в аспекте языковой толерантности // Проблемы монголоведных и алтаистических исследований: материалы междунар. конф., посвящ. 70-летию проф. В. И. Рассадина. Элиста: Изд-во Элиста, 2009. С. 199.
9. Цыренова И. С. Медведь в традиционной культуре бурят (Историко-генетические и культурно-семантические аспекты): дис. ... канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2005.
10. Кацев А. М. Языковое табу и эвфемия. СПб., 1988. С. 16-79.
11. Фрейд З. Указ. соч.
12. http://www.mifinarodov.eom/m/medved.html.
13. Там же.
14. Кацев А. М. Указ. соч. С. 16-79.
15. Там же.
