CC BY
2
Вестник Томского государственного университета. 2023. № 492. С. 147-153 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2023. 492. рр. 147-153
Научная статья УДК 930.2
аог 10.17223/15617793/492/16
Сюжет о царе-старце в массовой культуре
Михаил Сергеевич Путилин1,2
1 Томский областной краеведческий музей имени М.Б. Шатилова, Томск, Россия 2Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия
12 т1зк.ри11997@%тай. сот
Аннотация. Анализируется развитие сюжета о царе-старце Александре I как явлении русских народных представлений от его зарождения в конце XIX в. до современности. Рассматривается проблема уникальной живучести в русской культуре легенды о царственном прошлом старца Фёдора Кузьмича. Сделано предположение о причине устойчивости сюжета о царе-старце в связи с его уникальным периодом формирования, переходном не только для России как государства, но и для ментальности ее населения.
Ключевые слова: модернизационный переход, социально-утопические легенды, история ментальностей, конструктивизм, сюжет о царе-старце
Для цитирования: Путилин М.С. Сюжет о царе-старце в массовой культуре // Вестник Томского государственного университета. 2023. № 492. С. 147-153. аог 10.17223/15617793/492/16
Original article
doi: 10.17223/15617793/492/16
The plot of the Starets Tsar in mass culture
Mikhail S. Putilin1,2
1 Tomsk Regional Museum of Local Lore, Tomsk, Russian Federation 2 National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation 12 mish.put.1997@gmail.com
Abstract. The plot about Fyodor Kuzmich is a unique phenomenon of the Russian folk mentality. It does not fit well into the classifications of folklore as it has characteristics of different genres of Russian folklore. The very name of this plot - "of the Starets Tsar" - speaks of hints and rumors about Fyodor Kuzmich's royal descent. The persistence with which people return to the question of his "secret" indicates that, despite the lack of real evidence, the figure of Emperor Alexander I is firmly associated with the Tomsk saint. However, the reasons that led to such a popularity of the legend, which has outlived both the hero himself and those periods in which this plot directly performed the function of helping people's self-awareness, have not yet been disclosed in science. The aim of the article is to offer the author's own working hypothesis about the reasons for the unique stability of the plot of the Starets Tsar as a phenomenon of Russian culture and folk perceptions on the material of the analysis of typologically related phenomena of folk perceptions in Russian history, as well as sources testifying to the fact that the legend about Emperor Alexander I' becoming a starets has not lost relevance even in modern Russian culture. The sources include documents of a police investigation in the 1880s of rumors about the royal past of the Tomsk starets, the official life of Feodor of Tomsk published by the Russian Orthodox Church, and the exhibition materials on the plot of the Starets Tsar in Tomsk Regional Museum of Local Lore. For a more in-depth study of the sources reflecting the plot of the Starets Tsar and related phenomena of folk representations, the author applied the methodological principles of the history of mentalities and constructivism. A comparative analysis of the sources from the perspective of the selected methodology showed that the plot of the Starets Tsar is not connected with the mentality of any historically existing social or regional group, but relates to the mentality of the transition period, which to some extent has a timeless character, and sometimes can appear in certain individuals even in periods of "stability" if, for example, there are crisis phenomena in society.
Keywords: modernization transition, socio-utopian legends, history of mentalities, constructivism, legend of Starets Tsar
For citation: Putilin, M.S. (2023) The plot of the Starets Tsar in mass culture. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 492. рр. 147-153. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/492/16
Сюжет о Фёдоре Кузьмиче является уникальным явлением народной ментальности. Он плохо укладывается в рамки какой-либо классификации фольклорных
произведений, так как имеет черты и дореформенных легенд об «избавителях», и фольклорных бытовых историй, и жития святых подвижников. Фёдор Кузьмич
официально канонизирован церковью, поэтому его житие зафиксировано и включает описание подвижнического образа жизни старца, его скромности, прозорливости, чудес исцеления. Но в рамках общей истории сюжета это только один из компонентов, в котором отражены далеко не все аспекты и элементы легенды. При работе с источниками нам удалось установить, что сюжет сначала формировался как типичная легенда об избавителе, но начавшийся процесс модернизацион-ного перехода сделал такие легенды неактуальными. Тем не менее Фёдор Кузьмич как герой вполне подошел и для новых потребностей общества, поэтому сюжет претерпел изменения, превратившись из темы об «избавителе» в сказание о «спасителе», который помогает людям в сложный исторический период найти свое место в мире и гармонизировать деревенское происхождение и городской быт переселенцев. Потребность «маленького человека» в поддержке от властей, с одной стороны, и в духовной опоре - с другой, актуализировала новые черты царя-старца, а именно заступничество для своих друзей и почитателей перед самыми высокими инстанциями, а также его смирение и желание жить непривычной для него скромной жизнью в провинциальном городке. Обращение русских писателей Серебряного века к этому сюжету укрепило эту актуальность легенды о царственном прошлом Фёдора Кузьмича и роль его образа как заступника «маленького человека» перед вызовами переходного периода и символа русского народного православия.
Само наименование этого сюжета - «о царе-старце» говорит еще и о намеках и слухах о царственном происхождении Фёдора Кузьмича. Упорство, с которым люди снова и снова возвращаются к вопросу о его «тайне», свидетельствует о том, что, несмотря на отсутствие реальных доказательств, фигура императора Александра I стойко ассоциируется с томским святым. Однако причины, которые привели к такой популярности легенды, которая пережила и самого героя, и те периоды, в которые сюжет непосредственно выполнял функцию помощи народному самосознанию, до сих пор в науке не раскрыты.
Цель данной статьи - предложить собственную рабочую гипотезу о причинах уникальной устойчивости сюжета о царе-старце как явления русской культуры и народных представлений на материале анализа типологически родственных ему явлений народных представлений в отечественной истории, а также источников, свидетельствующих о том, что легенда об уходе императора Александра I в старчество не потеряла значительной актуальности даже в современной русской культуре.
Для более глубокого исследования материала источников, отражающих сюжет о царе-старце и родственные ему явления народных представлений, мы обратились к методологическим принципам истории ментальностей и конструктивизма. Для нашего исследования особенно актуально понятие идентичности, в контексте данных новых подходов.
С точки зрения исторического знания идентичность представляет собой феномен, который постепенно приобретал все большую субъектность и сущност-ность. На протяжении долгого времени идентичность
как принадлежность человека к какой-то группе определялась внешними по отношению к нему параметрами, которые были аскриптивными, т.е. данными и определенными рождением и обществом. В ХХ в. все большее внимание стало уделяться тому, как индивид соотносит себя с сообществом, к которому он принадлежит. В соответствии с базовыми принципами конструктивизма идентичность представлена как сложно-составной феномен, имеющий множественные и многоуровневые формы.
Для реализации исследовательского замысла в качестве объекта исследования были выбраны три вектора идентичности: территориальная/региональная -общенациональная/государственная - межгосударственная/европейская. Идентичность территориальная и национальная, как можно предположить, особенно ярко проявляется в фольклорных сюжетах.
В качестве историографических предшественников нашего исследования следует выделить известного советского фольклориста В.Я. Проппа, который составил схему сюжетов фольклорного типа и основных элементов народных представлений, из которых они формируются. На основе его трудов К.В. Чистов в своем ключевом исследовании составил подробную характеристику такого типа явления ментальности, как социально-утопические легенды о «возвращающемся избавителе». Применимость схем, определенных В. Я. Проппом и К. В. Чистовым для исследования конкретных социально-утопических легенд о «возвращающемся избавителе», убедительно доказана работой А. С. Мыльникова «Легенда о русском принце» [1]. Исследователь подробно проанализировал все основные варианты легенды о «возвращающемся избавителе» в лице Петра III, бытовавшей в XVIII в. Помимо этого, автор раскрыл причины зарождения и распространения этой легенды в форме слухов, а также причины ее устойчивости в народных представлениях. В более поздней монографии «Искушение чудом» [2] А. С. Мыльников расширил источни-ковую базу и углубил анализ, что позволило подтвердить на новом уровне сделанные им выводы.
Характеристика же сюжета о царе-старце как явления народных представлений, однотипного с легендами об «избавителе», принадлежит самому К.В. Чистову, который считал этот сюжет проявлением «несостоявшейся легенды об Александре I "избавителе"» [3. С. 202].
При этом важно помнить, что К.В. Чистов жестко придерживался марксистского подхода, требовавшего от исследователей работать, прежде всего, с историей социально-политической борьбы классов. По этой причине он назвал сюжет о царе-старце «несостоявшимся» как легенда об «избавителе», несмотря на наличие всех условных признаков таковой, по меньшей мере, в ранней версии этого сюжета. При этом скопческий «Пётр III», раскольник Кондратий Селиванов, и распространявшийся им сюжет автор признал версией легенды об «избавителе» без оговорок, отметив лишь ее «специфический сектантский» [3. С. 81] характер только потому, что это же имя использовал Е.И. Пугачёв.
Таким образом, характеристика предания о царе-старце Александре I как несостоявшейся легенды об «избавителе» в высшей степени условна и не может служить поводом для его полного исключения из контекста легенд о «возвращающихся избавителях».
Современные исследователи характеризуют легенду о царственном происхождении сибирского старца схожим образом. К примеру, Е.Б. Гайдукова, на основании анализа репрезентации этой легенды в произведениях литературы Серебряного века и у современных писателей пришла к убеждению о связи сюжета о царе-старце с легендами о «возвращающемся избавителе» [4. С. 4]. В связи с этим мы полагаем, что специфика сюжета о царе-старце как явления менталь-ности также должна изучаться с этих позиций.
В первой половине XIX в. в народных представлениях еще существовали легенды о «возвращающемся избавителе». Самая известная из них в исследовательской литературе - легенда о великом князе Константине Павловиче. Бытовавший в крестьянской среде на протяжении второй трети XIX в. сюжет об «избавителе» в лице Константина, брата императора Александра I, впервые был выделен исследователем крестьянских движений Д. С. Мордовцевым. Он отметил значительную популярность этой легенды, появившейся с самого воцарения императора Николая I, а также ее долгое бытование в народных представлениях: «...убеждение в том, что Константин-князь жив и придет на спасение угнетенных, так глубоко засело в уме народа, что он лелеял его до самой крестьянской реформы, именно до 19-го февраля 1861-го года» [5. С. 78]. К.В. Чистов позднее определил «константиновский» сюжет как одну из социально-утопических легенд о «возвращающемся избавителе», отметив среди ее особенностей скорость формирования и большое количество сопровождавших ее подробностей [3. С. 199]. Таким образом, во времена зарождения легенды о царственном прошлом Фёдора Кузьмича в народных представлениях еще возможно было возникновение легенды об «избавителе» в том же виде, что и в предшествующие два столетия.
Это косвенно подтверждает также исследование Б.Н. Миронова, убедительно доказавшего отсутствие принципиальных изменений внутри традиционной системы русских народных представлений до середины XIX в. включительно. Характеризуя особенности крестьянского менталитета до реформ 1860-х гг. и начала процесса модернизации в России, автор отметил: «. менталитет крестьянства находился в соответствии с идеалами православия, и его было бы правильно называть традиционным православным менталитетом» [6. С. 331]. Б.Н. Миронов показал на материале источников и литературы, что этот же менталитет, чертами которого были общинность, преклонение перед религиозным обрядом и сложное отношение к богатству и частной собственности вообще [6. С. 327-331], охватывал и городское непривилегированное население [6. С. 332]. Это позволяет нам утверждать, что сюжет о царе-старце во многом продолжал схему легенд об «избавителе» в народных представлениях, наследуя
представлению об «избавителе» в лице Константина Павловича.
Середина и вторая половина XIX в. в России были эпохой целого комплекса процессов в экономической, политической, социальной структуре общества, которые в совокупности составляли явление модернизационного перехода. Этот переход не мог не отразиться в культурной сфере страны, однако в связи со спецификой модернизационных процессов в разных регионах империи он порождал и разные явления в культуре. Не случайно именно на этот период пришелся расцвет духовных исканий российских интеллектуалов и возрождение массового интереса к институту православной церкви после столетнего упадка начиная с упразднения патриаршества. Ярким проявлением этих духовных исканий был рост влияния Оптиной пустыни в системе российского православия.
Эти процессы непосредственно повлияли на формирование сюжета о царе-старце, так как именно они обусловили особенности легенды о Фёдоре Кузьмиче и те специфические изменения, которые позволили этому сюжету занять особое место в сфере народных представлений. Начинались они, естественно, с центральных областей. На окраинах же Российской империи, в том числе в Сибири, отражение модернизационного перехода в культуре имело свою специфику. Одним из проявлений осмысления процессов перехода в Томске и стал сюжет о царе-старце Александре I под именем Фёдора Кузьмича. Эта легенда была созвучна духовным исканиям столичной интеллигенции, однако отражала прежде всего духовные запросы, сформированные в ментальности переходного периода. Л.Н. Толстой и другие писатели Серебряного века не случайно обращались именно к этому сюжету, когда пребывали в поисках духовных ориентиров вне контекста официальной православной церкви.
Однако нельзя забывать о том, что региональная идентичность окраин является отражением общегосударственных процессов, что проявлялось в системе отношений общественных и государственных институтов, государственного официоза и общественного мнения. На это указал Б.Н. Миронов: «Вот показательный пример. В 1883 г. в Иркутске за пощечину генерал-губернатору Сибири Д.Г. Анучину был казнен народоволец К.Г. Неустроев. Общественное мнение Иркутска выступило против. Генерал-губернатор был вынужден уйти в отставку» [7. С. 767]. Таким образом, общероссийские процессы модернизации, имманентной частью которых являлось формирование гражданского общества и его институтов, выражавших общественное мнение, не обходили стороной региональную идентичность Сибири, в частности Томска, где был впервые записан С. Ф. Хромовым сюжет о царе-старце.
О популярности же сюжета о царе-старце в современной России свидетельствует высокий интерес то-мичей и посещающих Томск туристов к различным достопримечательностям, связанным с историей сибирского старца-подвижника. Богородице-Алексиевский
монастырь, где похоронен святой Фёдор Томский, до сих пор является одним из крупнейших в Сибири центров православного паломничества. А крупнейший музей города, Томский областной краеведческий музей им. М.Б. Шатилова (ТОКМ), дважды за только 2000-е гг. проводил выставки, прямо или косвенно посвященные сюжету о царе-старце Александре I под именем Фёдора Кузьмича, о которых сохранились материалы в его архиве.
Первая из этих выставок под названием «Богоро-дице-Алексиевский монастырь. 400 лет истории» была посвящена обители, где был похоронен причисленный к лику святых сибирский подвижник. На первый взгляд, сюжет о царе-старце должен быть лишь одним из дополнений к этой выставке, однако там был целый зал, посвященный сюжету о царе-старце [8. С. 3], и большая часть материалов об этой выставке, сохраненных в архиве ТОКМ, относится именно к нему. Из его экспонатов следует отметить фотографии предметов старца Фёдора Кузьмича, оставшиеся после его смерти, в числе которых фотография с настенным распятием и знаменитым вензелем с буквой «А», о котором ходили различные предания среди мистиков белой эмиграции, а также одежды и записки, найденные купцом С.Ф. Хромовым, на заимке которого провел последние годы Фёдор Кузьмич, в келье старца [8. С. 12]. Помимо этого, среди материалов указанного зала есть копии документов полицейского расследования, хранящихся в ГАТО. Данное расследование проводилось в 1882 г., во время того как С.Ф. Хромов осуществлял деятельность по популяризации своих записей [9. С. 13]. Вторая выставка под названием «Легенды города. Фёдор Томский» посвящена непосредственно сюжету о царе-старце в его динамическом развитии. Особый интерес представляют описания современных икон Фёдора Кузьмича, почитаемых Русской православной церковью. Это иконы «Святой Феодор Томский с Преподобным Серафимом Саровским и Святым царем-мучеником Николаем II» [10. С. 49] и «Собор Томских святых» [10. С. 46], созданные в 2001 г., а также «Явление Святому Феодору Томскому Святой Троицы [10. С. 47-49], написанная в 2002 г. Любопытно, что сюжет первой иконы фактически повторяет сюжет о царе-старце, но не в оригинальной записи С. Ф. Хромова из его сочинений, а в версии, сочиненной писателем-экуменистом Даниилом Андреевым для его книги «Роза Мира», согласно которой император Александр I перед появлением в Сибири под именем старца Фёдора Кузьмича скрывался у святого Серафима Саровского, находясь у него в духовном послушании [11. С. 326]. Таким образом, эти факты указывают на непреходящую популярность сюжета о царе-старце среди населения России, и с этой популярностью считается как администрация светских культурно-просветительских учреждений, так и духовные иерархи крупнейшей в России религиозной конфессии.
Более того, даже при организации выставок, посвященных Александру I, проходящих в других городах, без включений с сюжетом о царе-старце не получается
обойтись. Например, на выставке «Александр I. Личность и время», проходившей в Омске с 1 октября 2022 г. по 30 июля 2023 г., в буклете отмечается: «Смерть в далеком южном городе, похороны в закрытом гробу, не раз высказанные мысли о желании уйти от мира способствовали возникновению слухов о том, что Александр жив. В народе утвердилась легенда о том, что появившийся в 1836 г. в Сибири старец, называвший себя Фёдором Кузьмичом и "бродягой, не помнящим родства" и есть император» [12]. О самом же Александре I осталось мнение не только как о победителе Наполеона и реформаторе, но и как о необыкновенно сильном, но сложном, противоречивом деятеле: «"Сфинкс, неразгаданный до гроба", - писал об Александре I Петр Вяземский» [12]. Ореол незаурядного правителя и в некоторой степени трагической судьбы человека и, конечно, загадочность, ставшая эпитетом к личности Александра I, вне всякого сомнения, способствовали устойчивости легенды о царе-старце. Следовательно, личности императора Александра I и сибирского старца неразрывно связаны не только в народных представлениях XIX в., но и настоящего времени. Данный факт свидетельствует о том, что легенда о царе-старце, изначально сформировавшаяся в рамках фольклора, с течением времени переросла такую форму народных представлений. Из всего массива информации, включающего статьи в периодической печати, тексты воспоминаний, художественные произведения, выставки и научные работы, сформировался общий концепт данного события, и он продолжает свое бытование и формирование в настоящее время. Как известно, концепт - мыслительный конструкт, имеющий полевую структуру. Ядром концепта легенды о царе-старце, бесспорно, выступает непосредственно легенда, передаваемая при упоминании о Федоре Кузьмиче. Близки к ядру записи Хромова, статьи и документы расследования и прочие источники, ближайшие ко времени актуализации легенды. Однако и остальная информация включается в структуру концепта, отражая его периферийные смыслы. Таким образом, легенда о Фёдоре Кузьмиче и музейные выставки, посвященные личности старца, связаны в рамках общего концепта. Не прекращаются и попытки научно подтвердить содержание сюжета о царе-старце.
В конце 1980-х гг. интерес к тайне Фёдора Кузьмича побудил специалистов Министерства юстиции РСФСР провести графологическую экспертизу некоторых источников. Ознакомившись с материалом писем к С. Ф. Хромову, авторство которых традиционно приписывалось сибирскому подвижнику, специалисты пришли к выводу о возможном тождестве подчерка императора Александра I и старца-подвижника. Справка с результатами этой экспертизы подшита в исторической справке о Фёдоре Кузьмиче, хранящейся в научном архиве ТОКМ: «В результате проведенного исследования установлено, что представленные рукописные записи, кроме записи на конверте, в котором были вложены факсимиле и тайна Ф. Кузьмича, выполнены, вероятнее всего, одним лицом; записи на конверте выполнены не Ф. Кузьмичом и не императо-
ром Александром I» [13. С. 1]. Таким образом, несмотря на схожесть почерка святого Фёдора Томского и Александра I, результаты экспертизы явно опровергают один из элементов легенды - передачу находящимся при смерти старцем письма со своей «тайной» своему покровителю, купцу С.Ф. Хромову. Последний, вероятнее всего, просто нашел разрозненные записки Фёдора Кузьмича после смерти старца, после чего собрал их воедино и представил как передачу от умершего подвижника в конверте, который был подписан либо самим Хромовым, либо его помощником.
Народная популярность сюжета о царе-старце Александре I в России, к сожалению, привлекает внимание не только квалифицированных специалистов из музеев и научных институтов, но и разного уровня авантюристов от науки. Последний пример подобной аферы случился летом 2015 г., когда в российских СМИ появились сообщения о том, что президент русского графологического общества С.М. Семенова доказала идентичность подчерка императора Александра I и томского старца [14]. Однако независимые эксперты восприняли эту новость с большим недоверием. Авторы новостного ресурса «Газета.ги» установили, что автор экспертизы не имеет компетенции по профильным дисциплинам: «В базах данных научных статей Web of Science и eLibrary были найдены статьи авторов "Семенова С.М." и "Semenova S.M.", но ни одна из этих публикаций не была связана с графологией или хотя бы с филологией» [15]. Кроме того, оказалось, что Русское графологическое общество не было где-либо зарегистрировано в качестве общественной организации и являлось, по сути, частной фирмой. Следует заметить, что самозваного президента этой организации и ранее ловили на выдаче непроверенной и конъюнктурной информации за научно доказанные факты.
Официальные же представители православного духовенства, в которых при объективном взгляде со стороны можно было бы заподозрить заинтересованную в подтверждении сюжета о царе-старце сторону, не одобряют чрезмерное, по их мнению, внимание к тайне святого покровителя Томска. В выпуске газеты «Аргументы и факты» № 35 от 2009 г. иерей Андрей Носков весьма критично высказался об инициаторах подобных экспертиз: «Что изменится от результата экспертизы, если она даже покажет, что старец Фёдор не император Александр? Святости старца это не убавит... Но мне не нужны никакие экспертизы, я и без исследований знаю, что старец Фёдор - император Александр I. Конечно, для ученых-генетиков мое мнение не аргумент, но это мое личное мнение как историка, основанное на литературных исследованиях, чтении "Жития" старца» [16. С. 3]. Однако официальное житие святого Феодора Томского в редакции Русской православной церкви вовсе не стремится доказать истинность царственного происхождения святого подвижника. Напротив, оно, как и иерей Носков, утверждает невозможность подтвердить или опровергнуть основу сюжета о царе-старце с помощью экспертизы. На это красноречиво указывает описанное в житии чудо о покаянной молитве Фёдора Кузьмича, запись
которой пожелал получить один монах: «Старец Фео-дор велел прийти за ней на следующий день. Каково же было удивление инока, когда, придя к старцу, он получил текст молитвы не переписанный, а напечатанный; причем печатный листок как будто только что вышел из типографии... А дело происходило в селе Крас-нореченском, где не было и не могло быть никакой типографии! Так сам Бог покрывал тайну старца, тщательно скрывавшего от посторонних свой почерк, чтобы по почерку его не опознали» [17. С. 8]. Это описание красноречиво свидетельствует о недоверии официальной Русской православной церкви к любым попыткам выяснить происхождение сибирского подвижника с помощью научной экспертизы, будь то генетическая или графологическая.
Подобная популярность сама по себе выглядит аномально на фоне типологически родственных явлений народных представлений. Достаточно вспомнить, что К.В. Чистов, автор схемы основных элементов любой легенды о «возвращающемся избавителе» отметил, что любое из явлений ментальности этого типа имеет собственный цикл появления, развития и отмирания: «Отсутствие прямой преемственности между отдельными легендами подтверждается и тем безусловным фактом, что подавляющее большинство из них не удержалось в традиции или со временем превратилось в исторические предания, лишенные социально-утопического содержания» [3. С. 223]. Но сюжет о царе-старце, на основании приведенных выше фактов, не подпадает под это суждение.
Столь устойчивого явления в народных представлениях не породила ни одна из легенд об «избавителях», что предшествовали «великим реформам» императора Александра II, положившим начало процессами модернизационного перехода в России. Это объяснение логически вытекает из формирования сюжета о царе-старце в переходный для России период конца XIX в., но его недостаточно для полного объяснения этого феномена, поскольку в российской истории существовали и более поздние предания с мотивами «из-бавительской» легенды. Приведем краткую характеристику этих явлений ментальности.
После казни бывшего императора Николая Александровича Романова появился мощный пласт преданий о чудесном спасении членов бывшей царской семьи, имевший вариации, в том числе и о самом отрекшемся от престола Николае II. Эти предания нашли широкое отражение в массовой культуре уже в скором времени. Одну из версий этого предания М. А. Булгаков вложил в уста поручика Шервинского, белогвардейского офицера на службе у гетмана Скоропадского. Говоря о казни семьи бывшего монарха, этот персонаж говорит, что она «вымышлена большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представлялась свита гетмана? Император Вильгельм сказал: "А о дальнейшем с вами будет говорить." - портьера раздвинулась, и вышел наш государь» [18. С. 20]. В изложении Булгакова белогвардейскому офицеру представлялось, что бывший император жив и скрывается у немцев в ожидании создания достаточно сильной армии для похода на столицу против большевиков. Это явно
указывает на рецидив элементов из легенд о «возвращающихся избавителях».
Были и другие предания о спасении членов бывшей императорской семьи, казненных в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге, в которых упор был сделан на более подходящие для массовой культуры элементы фольклорного сюжета. Самым известным типом подобного сюжета являются истории о чудесном спасении бывшей великой княжны Анастасии Николаевны, дочери последнего русского императора. На его основе были созданы многие произведения массовой культуры, в том числе в сфере мультипликации1 и компьютерных игр2. Однако ни один из этих сюжетов не получил такого широкого резонанса как в народных массах, так и среди интеллигенции, какой произвела история о царе-старце Александре I под именем Фёдора Кузьмича.
В качестве одной из главных причин подобной судьбы сюжетов о спасении царской семьи мы можем с высокой долей вероятности предположить завершение процессов модернизационного перехода в 1930-е гг., которое сделало неактуальным поиски компромисса с новыми явлениями в обществе со стороны
«маленького человека». Это подводит нас к формированию гипотезы о причине уникальной устойчивости сюжета о царе-старце Александре I под именем Фёдора Кузьмича в народных представлениях.
Итак, сформулированная в работе на основе анализа источников гипотеза состоит в том, что уникальное сочетание нескольких этапов формирования и актуализации сюжета о царе-старце, факторов причисления Фёдора Кузьмича к лику святых, его скрытное появление, яркая индивидуальность и упорные слухи о царственном происхождении сделали легенду о Фёдоре Кузьмиче одной из культовых историй для всех, кто имеет потребность в тайне как элементе, придающем жизни интерес.
В совокупности эти факторы привели к тому, что сюжет о царе-старце стал привязан не к ментальности какой-либо исторически существовавшей социальной или региональной группы, а к ментальности переходного периода, которая в некоторой степени имеет вневременной характер и подчас может проявиться у отдельных индивидов даже в периоды «стабильности» при условии, например, возникновения кризисных явлений в обществе.
Примечания
1 Выразительный пример этого см.: Анастасия (мультфильм, 1997).
2 Выразительный пример этого см.: Assassin's Creed Chronicles: Russia (компьютерная игра, 2015).
Список источников
1. Мыльников А.С. Легенда о русском принце (Русско-славянские связи XVIII в. в мире народной культуры). Л., 1987. 174 с.
2. Мыльников А.С. Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы. Л., 1991. 272 с.
3. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М., 1967. 342 с.
4. Гайдукова Е.Б. Сюжет о царе-старце в русской литературной традиции (на материале корпуса текстов о праведнике Фёдоре Кузьмиче) :
дис. ... канд. филол. наук. Красноярск, 2008.
5. Мордовцев Д.С. Один из Лжеконстантинов // Собрание сочинений. Один из Лже-Константинов. Исторические очерки: публицистика.
Т. 19: Ванька Каин. СПб., 1901. С. 75-109.
6. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.) : в 2 т. Т. 1. 2-е изд., испр. СПб. : Дмитрий Буланин,
2000. 548 с.
7. Миронов Б.Н. Российская империя: от традиции к модерну : в 3 т. 2-е изд., испр. Т. 2. СПб. : Дмитрий Буланин, 2018. 912 с.
8. Материалы выставки «Богородице-Алексиевский монастырь. 400 лет истории» // Архив Томского областного краеведческого музея им.
М.Б. Шатилова (ТОКМ). Ф. 1. Оп. 13. Д. 1252. 2005 г. 13 л.
9. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 51. Д. 18. 1882 г. Рапорты, переписка с Томским губернатором о смерти старца Ф. Кузь-
мича, отождествляемого народом с Александром I. 13 л.
10. Материалы выставки «Легенды города Фёдор Томский» // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 13. Д. 1263. 14.04.2009 - 24.05.2009. 122 л.
11. Андреев Д. Л. Роза Мира // Собрание сочинений : в 4 т. К 100-летию со дня рождения Даниила Леонидовича Андреева. М. : Русский путь, 2006. Т. 3. С. 7-142.
12. Александр I. Личность и время. Куратор В.-О. Лоога, н. с. Отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа (буклет выставки).
13. Историческая справка «Фёдор Кузьмич» // Архив ТОКМ. Ф. 1. Оп. 13. Д. 1231. 28.07.1924 - 20.12.1988. 33 л.
14. Графологи приблизились к разгадке тайны старца Федора // Москва 24. URL: https://www.m24.ru/articles/nauka/23072015/80131 (дата обращения: 06.02.2023).
15. Царь все равно ненастоящий // Газета.ру. URL: https://www.gazeta.ru/science/2015/10/11_a_7811621.shtml (дата обращения: 06.02.2023).
16. Кто развеет легенду? // Аргументы и факты. Томск, 2009. 26 авг. (№ 35).
17. Житие святого праведного Феодора Томского / сост. игумен Силуан (Вьюров). Томск : Богородице-Алексиевский монастырь, 2016. 33 с.
18. Булгаков М.А. Дни Турбиных. 1926. 54 с.
References
1. Myl'nikov, A.S. (1987) Legenda o russkom printse (Russko-slavyanskie svyazi XVIII v. v mire narodnoy kul'tury) [The Legend of the Russian Prince (Russian-Slavic connections of the 18th century in the world of folk culture)]. Leningrad: Nauka.
2. Myl'nikov, A.S. (1991) Iskushenie chudom: "Russkiy prints", ego prototipy i dvoyniki-samozvantsy [Temptation by Miracle: "Russian Prince", his prototypes and impostor doubles]. Leningrad: Nauka.
3. Chistov, K.V. (1967) Russkie narodnye sotsial'no-utopicheskie legendy XVII—XIX vv. [Russian Folk Social-Utopian Legends of the 17th -19th Centuries]. Moscow: Nauka.
4. Gaydukova, E.B. (2008) Syuzhet o tsare-startse v russkoy literaturnoy traditsii (na materiale korpusa tekstov o pravednike Fedore Kuz'miche) [The plot of the Elder Tsar in the Russian literary tradition (based on the corpus of texts about the righteous Fyodor Kuzmich)]. Philology Cand. Diss. Krasnoyarsk.
5. Mordovtsev, D.S. (1901) Odin iz Lzhekonstantinov [One of the False Constantines]. In: Mordovtsev, D.L. Sobranie sochineniy. Odin iz Lzhe-Konstantinov. Istoricheskie ocherki: publitsistika [Collected Works. One of the False Constantines. Historical essays: journalism]. Vol. 19. Saint Petersburg: N.F. Mertts. pp. 75-109.
6. Mironov, B.N. (2000) Sotsial 'naya istoriya Rossii perioda imperii (XVIII — nachalo XX v.) [Social History of Russia during the imperial period (18th - early 20th centuries)]. Vol. 1. 2nd ed. Saint Petersburg: Dmitriy Bulanin.
7. Mironov, B.N. (2018) Rossiyskaya imperiya: ot traditsii k modernu [Russian Empire: From tradition to modernity]. 2nd ed. Vol. 2. Saint Petersburg: Dmitriy Bulanin.
8. Archive of Tomsk Regional Museum of Local Lore. Fund 1. List 13. File 1252. (2005)Materialy vystavki "Bogoroditse-Aleksievskiy monastyr'. 400 let istorii" [Materials of the exhibition "Theotokos-Alexievsky Monastery. 400 years of history"].
9. State Archive of Tomsk Oblast (GATO). Fund 3. List 51. File 18. (1882). Raporty, perepiska s Tomskim gubernatorom o smerti startsa F. Kuz 'micha, otozhdestvlyaemogo narodom s Aleksandrom I [Reports, correspondence with the Tomsk governor about the death of elder F. Kuzmich, identified by the people with Alexander I].
10. Archive of Tomsk Regional Museum of Local Lore. Fund 1. List 13. File 1263. 14.04.2009 - 24.05.2009. Materialy vystavki "Legendy goroda Fedor Tomskiy" [Materials of the exhibition "Legends of the City Fyodor of Tomsk"].
11. Andreev, D.L. (2006) Sobranie sochineniy [Collected Works]. Vol. 3. Moscow: Russkiy put'. pp. 7-142.
12. Looga, V.-O. (n.d.) Aleksandr I. Lichnost' i vremya [Alexander I. Personality and time]. Saint Petersburg: State Hermitage.
13. Archive of Tomsk Regional Museum of Local Lore. Fund 1. List 13. File 1231. 28.07.1924 - 20.12.1988. Istoricheskaya spravka "Fedor Kuz'mich" [Historical information "Fyodor Kuzmich"].
14. Moskva 24. (2015) Grafologi priblizilis' k razgadke tayny startsa Fedora [Graphologists have come closer to solving the mystery of Elder Fyodor]. Moskva 24. 23 July. [Online] Available from: https://www.m24.ru/articles/nauka/23072015/80131 (Accessed: 06.02.2023).
15. Gazeta.ru. (2015) Tsar' vse ravno nenastoyashchiy [The Tsar is still not real]. Gazeta.ru. 10 January. [Online] Available from: https://www.gazeta.ru/science/2015/10/! 1_a_7811621.shtml (Accessed: 06.02.2023).
16. Argumenty i fakty. Tomsk. (2009) Kto razveet legendu? [Who will dispel the legend?] Argumenty i fakty. Tomsk. 26 August. 35.
17. Siluan (V'yurov), hegumen. (ed.) (2016) Zhitie svyatogopravednogoFeodora Tomskogo [Life of the Holy Righteous Feodor of Tomsk]. Tomsk: Bogoroditse-Aleksievskiy monastyr'.
18. Bulgakov, M.A. (1926) Dni Turbinykh [The Days of the Turbins]. [S.l.]: [s.n.].
Информация об авторе:
Путилин М.С. - научный сотрудник отдела документальных источников Томского областного краеведческого музея
им. М.Б. Шатилова (Томск, Россия); аспирант кафедры российской истории Национального исследовательского Томского
государственного университета (Томск, Россия). E-mail: mish.put.1997@gmail.com
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
M.S. Putilin, research fellow, Tomsk Regional Museum of Local Lore (Tomsk, Russian Federation); postgraduate student, National
Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: mish.put.1997@gmail.com
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 01.07.2023; одобрена после рецензирования 24.07.2023; принята к публикации 31.07.2023.
The article was submitted 01.07.2023; approved after reviewing 24.07.2023; accepted for publication 31.07.2023.
