CC BY
112
ФЕРГАНСКАЯ ДОЛИНА: КОНФЛИКТНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
СВЯЗЬ КОНФЛИКТА С ИДЕНТИЧНОСТЬЮ НА ПРИМЕРЕ СОБЫТИЙ В ФЕРГАНСКОЙ ДОЛИНЕ
Ясар САРИ
доктор философии, доцент факультета международных отношений Университета Абант Иззет Байсал (Болу, Турция) и факультета международных отношений Кыргызстанско-турецкого университета Манас (Бишкек, Кыргызстан)
АННОТАЦИЯ
Делается попытка описать и объяснить связь между идентичностью и конфликтом с использованием ряда применяемых в политологии теоретических подходов. Рассматриваются следующие основные вопросы: следует ли считать коллективную идентичность на любом уровне — национальном, цивилизационном, религиозном или социетальном — важной переменной, помогающей понять природу и протекание современных конфликтов? каковы перспективы выработки подходов к изучению конфликта, основанных на анализе идентичности, или, другими
словами, можно ли в одном и том же анализе рассматривать коллективную идентичность и конфликт и возможно ли это хотя бы в принципе? Затем рассматривается вопрос о том, почему коллективную идентичность следует считать важным фактором, помогающим объяснить конфликты в Ферганской долине.
В истории Центральной Азии Ферганская долина играла и играет до сих пор роль либо важного фактора региональной стабильности, либо источника кровопролитных конфликтов. На протяжении советского и постсоветского
периодов Ферганская долина в административном и этническом отношении делилась на несколько частей. В настоящее время накал конфликтов между различными этническими, социальными и политическими группами очень высок. Причиной является перенаселенность, растущий дефицит водных ресурсов и пахотных земель, а также экономические трудности и социальная дифференциация как результат политических, экономических и социальных преобразований, последовавших за распадом Советского Союза. Ферганская долина, расположенная в самом сердце Центральной Азии, стала одной из наиболее конфликтогенных зон в регионе. Это делает ее удобным объектом для того, чтобы протестировать объясни-
тельную силу разных подходов в политологии при анализе связи между конфликтом и идентичностью.
Этнические проблемы до сегодняшнего дня остаются чрезвычайно важными для понимания многих источников напряженности в Ферганской долине. Дело не ограничивается противостоянием между кыргызами, узбеками и таджиками: положение еще больше осложняется враждебностью между населяющими эту территорию различными меньшинствами и общностями с различной групповой идентичностью. Ситуацию обостряет и тот факт, что напряженность не ограничивается отношениями внутри государств — она может нарастать и на межгосударственном уровне.
V
КЛЮЧЕВЫЕ Центральная Азия, идентичность, Ферганская долина, СЛОВА: этнические отношения, конфликт.
Введение
После того как Советский Союз сошел с исторической сцены, в постсоветских государствах стали вспыхивать множественные конфликты, порожденные столкновением идентич-ностей. Создается впечатление, что сама природа конфликта изменилась, так как конфликты и между соседствующими сообществами, и между соседними государствами заметно участились. Таким образом, проблематика конфликта, идет ли речь о конфликте между нациями, этническими группами или сообществами, оказывается тесно связанной с проблематикой коллективной идентичности.
Обращение к проблемам идентичности неизбежно порождает вопрос об уровне анализа. Естественно, сразу же напрашивается другой вопрос: «О какой именно идентичности идет речь: общинной, этнической, национальной или международной?» Тот же самый вопрос можно задать, если речь идет о конфликте. Однако конфликт представляется чем-то более конкретным и осязаемым, нежели идентичность, так как конфликты сопряжены с такими вполне ощутимыми изменениями материального мира, как разрушение окружающей среды или гибель людей. Тогда напрашивается следующий вопрос: какой тип идентичности играет роль в конфликте?
Задача настоящей статьи — описать и объяснить связь между идентичностью и конфликтом с привлечением ряда применяемых в политологии теоретических подходов. Рассматриваются следующие основные вопросы: следует ли считать коллективную идентичность, будь то на национальном, цивилизационном, религиозном или социетальном уровне, важной переменной, помогающей понять современные конфликты? каковы перспективы выработки подходов к изучению конфликта, основанных на анализе идентичности, или, другими словами,
можно ли в рамках одного и того же анализа рассматривать коллективную идентичность и конфликт и возможно ли это хотя бы в принципе? Затем рассматривается вопрос о том, почему коллективную идентичность следует считать важным фактором, помогающим объяснить конфликт в Ферганской долине.
В истории Центральной Азии Ферганская долина играла и продолжает играть роль либо важного фактора стабильности в регионе, либо источника кровопролитных конфликтов. На протяжении советского и постсоветского периодов Ферганская долина в административном и этническом отношении делилась на несколько частей. В советские времена отдельными частями Долины управляли Узбекская, Кыргызская и Таджикская Советские Социалистические Республики в рамках и под верховным суверенитетом СССР. После распада Советского Союза эти республики стали независимыми государствами и продолжали управлять этими частями Ферганской долины полностью самостоятельно.
В настоящее время накал конфликтов между различными этническими, социальными и политическими группами очень высок. Причиной является перенаселенность, растущий дефицит водных ресурсов и пахотных земель, а также экономические трудности и социальная дифференциация как результат политических, экономических и социальных преобразований, последовавших за распадом Советского Союза. Ферганская долина, расположенная в самом сердце Центральной Азии, стала одной из наиболее конфликтогенных областей в регионе. Это делает ее удобным объектом для того, чтобы протестировать объяснительную силу разных подходов в политологии при анализе связи между конфликтом и идентичностью.
К теории вопроса
Подход, направленный «изнутри вовне»:
идентичность формируется внутри территориальных сообществ
Можно предположить, что национальные идентичности подвержены изменениям, источник которых лежит внутри самого государства или нации. Очевидно, что классификация подходов к идентичности в ее «территориальном измерении» страдает излишней обобщенностью. Как справедливо отмечал Р. Уолкер, большинство подходов в рамках теории международных отношений «заточены» на определение «пространственных рамок», и большинство специалистов по теории международных отношений проявляют ограниченность, обусловленную подобным «рамочным» подходом. Чтобы проиллюстрировать это утверждение, достаточно вспомнить, что большинство экспертов в области международных отношений рассуждают в терминах государств, не столь четко определенной «международной сферы» или же политий (образований политического характера) в рамках государства1.
Альтернатива такому типу мышления должна включать «временное измерение», в соответствии с которым феномены «свои» и «чужие» в каждом случае должны заново пересматриваться через определенные промежутки времени. Тем не менее представляется, что исследования идентичности, будь то идентичность национальная, глобальная или индивидуальная, не могут полностью абстрагироваться от территории. Все люди по рождению принадлежат той
1 cm.: WalkerR.J.B. International Relations and the Concept of Political. B kh.: International Relations Theory Today / Ed. by K. Booth, S. Smith. Cambridge: Polity Press, 1995. P. 306—328; Oh xe. Inside/Outside: International Relations as Political Theory. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 15.
или иной «среде». Чтобы мы могли исследовать изменения идентичности, они сначала должны где-то произойти. Поэтому нам так или иначе всегда приходится иметь дело с территориальным аспектом процессов. Согласно подходам, «ориентированным изнутри вовне», нация-государство бывает «изнутри» предрасположена к конфликту в случае несовпадения и рассогласованности между «нацией-государством» и «обществом». Если индивиды признают приоритет своей «политической» идентичности по отношению к другим своим идентично-стям, то их можно считать «хорошими гражданами» своего государства или своей политии. Соответственно, и конфликт можно изучать в соответствии с «традиционными» разграничительными линиями на государственном или международном уровне. Однако, если конфликт возникает в пределах какой-то одной единицы, например внутри «общества», рассматриваемого в его противопоставлении «государству» (или политии), — возникает проблема. В «обществе» кто-то может сильнее идентифицировать себя с группой, а не с государством (или политией), — например, чувствовать себя больше узбеком, чем гражданином Кыргызстана. Говоря проще, если граждане в пределах территориальной политической единицы испытывают конфликт между различными компонентами своей идентичности, то эта единица с большой вероятностью будет подвержена конфликтам2.
Например, приверженцы школы политического реализма интересуются влиянием национального характера или национальной идеологии на мощь нации. В книге «Политические отношения между нациями» Г. Моргентау говорит о национальном характере: «...те, кто действует от имени нации в мире и войне, кто формулирует, проводит в жизнь, поддерживает ее политику... — все они несут на себе отпечаток тех интеллектуальных и моральных качеств, которые в совокупности своей составляют национальный характер»3. Согласно этому определению, чтобы мы могли разглядеть «отпечаток» (особенности национального характера, национальную специфику), носители его должны «совершить какое-то действие от имени нации». Обычно нации-государства основывают свою идентичность на культурном наследии группы, составляющей большинство. Когда другие группы с сильным чувством идентичности политически, культурно или как-то еще маргинализуются, — общество оказывается легко подвержено конфликту4.
Важным познавательным достижением подходов «изнутри вовне», обращающих основное внимание на явления и процессы в пределах политической единицы, было открытие того факта, что согласие о национальной идентичности представляет собой непременное предварительное условие для консолидации демократии5, а государства с либеральной демократией, со своей стороны, вряд ли станут воевать между собой. Если же вернуться к
2 «Национальные группы могут сохранять свой язык и чувство идентичности, — писал Фукуяма. — Но эта идентичность будет выражать себя главным образом в культуре, а не в политике. Пусть французы смакуют свои вина, а немцы — свою колбасу, но это все будет делаться сугубо в сфере частной жизни» (Fukuyama F. The End of History and the Last Man. New York: Avon Books, 1992. P. 271; Русский перевод см.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ, 2004 [http://www.nietzsche.ru/influence/philosophie/fukuama/?curPos=4]).
3 Mergenthau H., Thompson K. Politics among Nations. 6th edition. New York: McGraw-Hill, 1985. P. 16.
4 Различные исследования, основывающиеся на допущении, что в зоне конфликта уже существуют те или иные типы идентичности, и не интересующиеся процессом формирования идентичности, часто в результате выявляют совершенно различные условия, которые могут приводить к возникновению конфликтов. Это могут быть исторические, социальные характеристики или какие-то иные, способные помочь выявить связь между идентичностью и конфликтом.
5 Как утверждает Ф. Фукуяма, «причина, по которой либеральная демократия не стала повсеместной или не всегда оставалась стабильной после прихода к власти, лежит в конечном счете в неполном соответствии между народом и государством. Государства — искусственные политические образования, а народы — существующие моральные сообщества» (Fukuyama F. Op. cit. P. 212). Данный взгляд подтверждается выводами Нордлингера, Пая, Растоу и Вербы; с ним спорит Вахман, утверждая, что отсутствие [согласия о] национальной идентичности может затруднить консолидацию демократии, но не в состоянии предотвратить ее.
«образам воина», — то воины, которые одинаково смотрят на мир, одинаково выглядят и одинаковым образом действуют, вряд ли станут сражаться друг с другом. Тем не менее подходы к идентичности «изнутри вовне» не способны объяснить, почему одни споры, порожденные столкновениями между различными типами идентичности, влекут за собой насилие, а другие протекают мирно.
Согласно подходам «изнутри вовне», люди, принадлежащие той или иной «политии» (например, граждане национальных государств), в поведении которых проявляются черты национального характера, бывают вынуждены, особенно во времена конфликта, разрываться между двумя идентичностями. С одной стороны, индивидуум испытывает давление своей лояльности человечеству в целом (особенно если исповедует иудео-христианские заповеди, такие как «не убий»). С другой стороны, она или он преданы своему государству. Как отмечал Моргентау, в большинстве ситуаций конфликта идея государства обычно оказывается сильнее универсальных предписаний морали6.
В дополнение к конфликту между двумя измерениями идентичности определенные группы в пределах той или иной политической единицы могут отказаться от идентификации со своей страной и в ходе конфликта идентифицировать себя с ее противником. В таком случае конфликт идентичности, конечно, нарастает, особенно если поступающие таким образом люди являются военачальниками7.
Подходы «изнутри вовне» позволяют, пусть и частично, проникнуть в суть отношений между идентичностью и конфликтом. Невозможность определить, что же здесь первично: конфликт или идентичность, ведет к тому, что основанные на идентичности подходы, нацеленные на анализ отношений между идентичностью и конфликтом, оказываются «ориентированными на процессы [а не на субстрат]». Подходы «изнутри вовне» помогают пролить свет и на некоторые другие сущностные аспекты конфликта между «всечеловеческой» и «национальной» идентичностью одной и той же личности. Однако вопрос о том, в каких же случаях одна из этих составляющих идентичности окажется для человека важнее, чем другая, остается без ответа.
Подходы,
«ориентированные извне вовнутрь»: идентичность изменяется под влиянием воздействий извне
Подходы к объяснению идентичности, которые приписывают более важную роль не развитию событий в границах государств, а действию сил глобализации, можно охарактеризовать как «ориентированные извне вовнутрь». Разумеется, такие подходы не обязательно отрицают, что у идентичности есть национальное, субнациональное или личностное измерение. Однако они считают такие «глобальные» явления, как растущая взаимозависимость или формирование «цивилизационного сознания», более важным источником изменений национальной идентичности, нежели развитие событий на уровне государства. Ряд авторов в качестве источника идентичности, альтернативного нации-государству, выдвинули понятие «ци-вилизационной идентичности»8. Другая альтернатива традиционному понятию националь-
6 См.: Morgenthau H., Thompson K. Op. cit. P. 269.
7 См.: Ibid. P. 21—22.
8 Концепции «цивилизационной идентичности» дал новую жизнь в научном дискурсе С. Хантингтон в работе: Huntington S.P. The Clash of Civilizations // Foreign Affairs, Summer 1993. P. 25. Русский перевод см.: Хантингтон С.
ной идентичности — «глобальная идентичность». Согласно этим взглядам, люди все чаще ощущают себя частью чего-то большего, чем их нация-государство, — цивилизации или мира в целом. Глобализацию и/или усиливающееся осознание себя частью не столько нации-государства, сколько той или иной цивилизации обычно объясняют современными процессами, превращающими мир в «очень маленькое место». Соответственно, те же процессы, которые заставляют мир сжиматься, заставляют меняться общества, а вместе с ними и «старые» национальные идентичности.
Одна из главных исходных посылок всех подходов к идентичности, ориентированных «извне вовнутрь», — утверждение, что мир становится все теснее и теснее и из-за этого отчетливые пространственные границы между политическими единицами, то есть государствами стираются. Причин тому много, в частности растущая экономическая взаимозависимость, быстрый технический прогресс, особенно в сфере массовых коммуникаций, и много чего еще9. Коммуникации как бы сжимают пространство, и различные культуры вступают в более тесный контакт между собой, чем когда-либо прежде. К чему этот процесс может привести? Большинство «глобализационных» подходов (обычно их называют «теориями модернизации») подводят к двум мало связанным друг с другом выводам на этот счет. С одной стороны, более тесные контакты между отличными друг от друга культурами неизбежно должны вести к конфликтам, так как их носители ощущают необходимость более энергично утверждать свою самобытность, или, другими словами, отстаивать либо пересматривать собственную идентичность10. С другой стороны, если «изолированные и склонные к страхам политические образования» (т.е. нации-государства) постепенно сойдут со сцены и мир продолжит движение в направлении к «мировому обществу», объединенному разного рода деловыми отношениями и взаимодействиями, — то в таком новом Мировом обществе конфликт будет выглядеть маловероятным11.
Источником ожесточенных споров в теории международных отношений стала возрожденная С. Хантингтоном концепция «цивилизационной идентичности»12, формирование которой, как утверждал Хантингтон, неизбежно ведет к масштабному конфликту. Но и здесь предметом споров по-прежнему остаются прежде всего территориальные масштабы и границы: о каких «рамках» мы должны говорить: более широких или более узких? Иными словами, о
Столкновение цивилизаций // Полис (Политические исследования), 1994, № 1. Но и до Хантингтона оно в разных толкованиях занимало центральное место в работах ряда ученых ХХ века, таких как: Spengler O. The Decline of the West. New York: A.A. Knofp, 1926; ToynbeeA.J. Civilization on Trial. London: Oxford University Press, 1949; Elias N. The Civilizing Process. Oxford: Blackwell, 1994; Davutoglu A. Civilizational Transformation and the Muslim World. Kuala Lumpur: Quill, 1994.
9 См.: AndersonB. Imagined Communities: Reflections on the Origin and the Spread of Nationalism. London — New York: Verso, 1991. P. 19; Русский перевод см.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001.
10 См.: RobertsonR. Globalization: Social Theory and Global Culture. London: SAGE Publication, 1992. P. 98—99.
11 Модель «мировой паутины» впервые была предложена Дж. Бертоном в книге: Barton J. World Society. Cambridge: Cambridge University Press, 1972.
12 В своей работе «Столкновение цивилизаций» Хантингтон выдвинул тезис о том, что в будущем конфликты, скорее всего, будут вспыхивать между цивилизациями либо между народами или нациями-государствами, принадлежащими к разным цивилизациям. Различия между цивилизациями носят фундаментальный характер, они результат многовекового развития. Из-за возросшей интенсивности взаимодействий (или под влиянием процессов глобализации) мир становится все более тесным; взаимодействия активизируют «цивилизационное самосознание», что неизменно ведет к конфликтам, поскольку различия между цивилизациями, как уже отмечалось, являются фундаментальными. Альтернативную хантингтоновскому «столкновению цивилизаций» точку зрения высказывает Джанет Абу-Лугод. На основании исторических свидетельств она рисует картину мировой системы 1250—1350 гг. н.э., в которой мирно сосуществовали различные цивилизации (см.: Abu-Lughod J.L. Before European Hegemony: The World System A.D. 1250—1350. USA: Oxford University Press, 1991. P. 20).
какой именно идентичности следует вести речь: об идентичности нации-государства или о цивилизационной идентичности?13
Некоторые исследователи полагают, что потенциал для конфликта заложен в самом движении от более узких рамок (т.е. нации-государства) к более широким — мировому обществу. Глобализация заставляет всякое общество проходить четыре стадии: переход к демократии, переход к открытым рынкам, демографический переход к нуклеарной семье и экологический переход к защите окружающей среды. Всегда существует какой-то верный путь, позволяющий обществу пройти все эти четыре стадии, и большинство обществ готово добровольно пожертвовать своей национальной спецификой ради идентичности глобальной, означающей выход на западный уровень жизни. Некоторым обществам удается пройти эти стадии гладко, другие «спотыкаются», из-за чего мир переживает конфликты и расстройство установленного порядка14.
Подходы к идентичности, основанные на идее «модернизации», или на убеждении, что прийти к мирному сосуществованию наций можно лишь в том случае, если все они выберут тот же путь, по которому пошел Запад, не раз критиковали за этноцентризм. Если бы весь мир вдруг стал Западом, не было бы ни предсказываемых Хантингтоном столкновений цивилизаций, ни межгосударственных конфликтов, проецирующихся в международную сферу изнутри государств, как утверждают теоретики подхода «изнутри вовне», в частности Г. Тамаш.
Описания соотношения между идентичностью и конфликтом в рамках логики подходов «извне вовнутрь» напоминают описание порочного круга. С точки зрения модернизаторов, чтобы мир выбрался из беспорядка и конфликта, нации должны «смирить» свои национальные идентичности во имя глобальной либеральной идентичности, которая является гарантией мира. С другой стороны, если какие-то нации неизбывно слишком слабы для этого (т.е. для того, чтобы встать на путь «модернизации» и «смирить» свою национальную идентичность во имя смены ее на правильный, либеральный тип идентичности), то они обречены на нищету и конфликты.
Концептуализации этнической идентичности
Ученые по-разному отвечают на вопрос о том, что же такое этническая общность. Согласно Д. Карменту, этническая идентификация может осуществляться по любому из шести самостоятельных критериев: раса, родство, религия, язык, общие традиции и территория и социально-территориальная организация15. П. Крюгер важнейшей составляющей этнической идентичности считает культуру16. В то же время для Ф. Барта важнейшие особенности этни-
13 Первые возражения Хантингтону, последовавшие за публикацией его статьи, почти целиком сводились к упрекам в том, что он очерчивает цивилизации «слишком широкими мазками» (например Ф. Аджами в статье "The Summoning"), и к утверждениям, что государства контролируют цивилизации, а никак не наоборот. («Но действительно ли очевидно, что самый значительный потенциал для конфликтов заложен в отношениях между цивилизациями, а не внутри них?» — задается вопросом Р. Бартли в статье «The Case for Optimism»). Эти реакции представлены на страницах журнала «Foreign Affairs», September/October 1993, Vol. 72, No. 4. (Подробнее аргументы противников концепции Хантингтона и ответы на них самого автора концепции изложены в: «Полис», 1994, № 1. С. 49—57. — Перев.)
14 Подобный подход обосновывает Шелдон Смит (см.: Smith Sh. World in Disorder 1994—1995. Lanham: University Press of America, 1995. P. 21).
15 См.: Carment D. The International Dimensions of Internal Conflict // Journal of Peace Research, 1993, Vol. 30, No. 2. P. 146.
16 См.: Ethnicity and Nationalism: Case Studies in Their Intrinsic Tension and Political Dynamics / Ed. by P. Krüger. Marburg: Hitzeroth, 1993. P. 12.
ческой группы связаны с ощущением связи со «своими» и противопоставленности «чужим». Таким образом, ее сохранение зависит от поддержания границы между «своими» и «чужими»17. Можно определить этническую группу как группу людей, которые, как предполагается, имеют общие культурные или расовые особенности, особенно общую родословную или территориальное происхождение, отличающие их от членов других групп18.
Чтобы членов группы можно было мобилизовать для участия в конфликте или политическом насилии, они, прежде всего, должны разделять общую идентичность19. Каждый человек отождествляет себя с чем-то таким, как пол, поколение, организация, социальный класс, этническая группа или нация-государство, к которым он или она принадлежит. Зачастую люди в зависимости от обстоятельств идентифицируют себя сразу с несколькими такими подгруппами. Если идентичность не совпадает с территориальными границами, на данной территории может возникнуть конфликт. Идентичность особенно легко становится источником конфликтов, потому что в основе ее лежат фундаментальные факторы, такие как язык, история, принадлежность к этнической группе, религиозные факторы, которые часто могут оказаться для их носителей важнее территориальных границ и редко в точности совпадают с этими границами в местах их проживания. События, которые угрожают идентичности группы, могут порождать определенное сопротивление20.
Конфликт — это социальная ситуация, в которой минимум две стороны в один и тот же момент стремятся получить одни и те же ресурсы, которых не хватает на всех. Это определение означает, что конфликт — это социальное явление, необходимым условием которого является нехватка каких-то ресурсов. Кроме того, чтобы нехватка ресурсов привела к открытому конфликту, создающему угрозу жизни и имуществу, должны иметься три фундаментальные предпосылки: потенциальные участники, проблемы и действия21.
Конфликты в Ферганской долине
Ферганская долина — район, крайне важный для всей Центральной Азии в целом и, в особенности, для трех государств, делящих между собой ее территорию: Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана. Вспыхивающие в Долине конфликты, обусловленные различием идентичностей, способны серьезно помешать развитию этого района. Межэтническая вражда, сказывающаяся на отношениях между тремя государствами, которым принадлежит территория Долины, в прошлом уже не раз приводила к конфликтам, и, если ее полностью не устранить, она и впредь будет угрожать новыми вспышками конфликтов. Причины споров как таковых весьма разнообразны: это и этнические различия, и сложный национальный состав района, и распределение ресурсов, и конкуренция за политическое влияние, и многое другое. Все эти компоненты создают почву и для расширения конфликта, и для его перерастания во вспышку массового насилия22.
Может показаться, что утверждения об огромной важности Ферганской долины для всей Центральной Азии в целом лишены оснований, так как на Долину приходится всего около 5%
17 См.: Barth F. Ethnic Groups and Boundaries. Oslo: Universitetsforlaget, 1969. P. 14.
18 См.: Smith A. Ethnic Origin of Nations. Blackswell: Oxford University Press, 1986. P. 22—31.
19 См.: Tilly Ch. From Mobilization to Revolution. New York: Random House, 1978. P. 54.
20 См.: Gurr T.R. Peoples against States: Minorities at Risks in the New Century. Washington, D.C.: United States Institute of Peace, 2000. P. 5.
21 См.: Wallenstein P. Understanding Conflict Resolution: A Framework. В кн.: Peace Research: Achievements and Challenges / Ed. by P. Wallenstein. Boulder: Westview Press, 1988. P. 119—143.
22 См.: Заключение Нацкомисии по расследованию событий в июне 2010 года на юге Кыргызстана, 8 июня 2011 [http://www.ethnic.analytics.kg/2011-05-23-08-59-33/2011-06-08-11-41-10/36--2010-.html], 12 декабря 2011.
территории региона. Такое сомнение, однако, само не слишком обосновано. Дело в том, что в Ферганской долине проживают более 13 млн человек, то есть около 20% населения Центральной Азии. Не подлежит сомнению, что вспышки конфликта среди столь большой массы людей могут повлечь за собой серьезные осложнения в масштабах всего региона.
Ферганская долина охватывает восточную часть Узбекистана, южную часть Кыргызстана и северную часть Таджикистана. Территория, принадлежащая каждой из этих стран, в свою очередь, делится на отдельные административные единицы. Для Узбекистана это три области, лежащие в Ферганской долине: Андижанская, Наманганская и Ферганская; кыргызстанская часть Долины разделена на три области: Ошскую, Баткенскую и Джалал-Абадскую; часть Долины, принадлежащая Таджикистану, образует его Согдийскую область, известную также как Худжандская (Ходжентская) по названию главного города23. Очевидно, что, хотя экономическое значение Ферганской долины для разных государств различно, она крайне важна для всех, поскольку в ней проживает значительная часть их населения. Она является также перекрестком между Узбекистаном, Кыргызстаном и Таджикистаном. Следовательно, любые беспорядки в этой части Центральной Азии серьезно влияют на все пять стран региона. Закрытие границ немало осложнило ситуацию в регионе, в частности, стимулировало уже проявляющееся соперничество между странами.
Историческая ретроспектива
Государства, которые делят между собой Ферганскую долину, как и другие государства Центральной Азии, связаны между собой общей историей: все они в свое время входили в империю Александра Великого, империю Тимура, в различные ханства и т.д. Последней «империей», объединявшей все государства региона, был Советский Союз. Интересно, что «на протяжении всей досоветской истории региона этнические и лингвистические границы не играли большой политической роли»24. Советская модель государственного строительства в основном принимала во внимание только различия между нациями, важные для создания государства (ниже мы остановимся на этой проблеме более подробно). Различия, бывшие результатом наследия советской системы, усилились и проявились более очевидно в дальнейшем, в ходе ее краха. Это привело к усилению экономической конкуренции между государствами, усилению ощущения этнических различий в ущерб ощущению общности и к обострению споров в связи с распределением национальных ресурсов. После этого в Ферганской долине стали разгораться кровопролитные конфликты, главным образом на этнической почве25.
1989 год:
конфликт в узбекской части Ферганской долины
В течение двух недель узбекскую часть Ферганской долины потрясал кровопролитный конфликт между этническими узбеками и турками-месхетинцами — небольшой этнической
23 Cm.: Lubin N. Calming the Ferghana Valley. Development and Dialogue in the Heart of Central Asia. New York: Center for Preventive Action, The Century Foundation Press, 1999. P. 33.
24 Ibid. P. 40.
25 Cm.: Sari Ya., Asanbayeva C. 1990 ve 2010 Yillarinda Guney Kirgizistan'daki Etnik Qati^malar: Nedenler, Benzerlikler ve Farkliliklar. B kh. : Orta Asya'da Siyaset ve Toplum: Demokrasi, Etnisite ve Kimlik / Ed. by M.T. Demirtepe. Ankara: USAK Yayinlari, 2012.
группой, которую в свое время Сталин выселил в Узбекистан с Кавказа. Первоначально конфликт вспыхнул в маленьком городке Кува, а затем охватил Фергану, Коканд, Маргилан и Наманган. Эти события показывают, как легко умеренное и локальное противостояние может перерасти в масштабный конфликт. Как подчеркивает Нэнси Лабин, «к этому всплеску межэтнического насилия привело сложившееся в Ферганской долине экономическое неравенство между относительно благополучными месхетинцами и живущими в крайней бедности узбеками»26. Хотя конфликт не вышел за пределы одного из трех государств, на его примере хорошо видно значение межэтнических противоречий в условиях Центральной Азии.
1990 год: первый конфликт в Оше
Этот конфликт, по самым скромным оценкам, привел к гибели более чем двухсот человек. В качестве главных причин беспорядков указывают борьбу за распоряжение землей и жильем, отсутствие этнических узбеков в высших эшелонах местной и региональной администрации и требования более широкой автономии для узбеков. Кыргызскую сторону беспокоило также распределение земли. Конфликт начался, когда лидеры кыргызской националистической организации «Ош-аймагы» потребовали перераспределить земли, принадлежавшие узбекскому колхозу, чтобы построить на них жилье для кыргызов27. После того как власти согласились перераспределить незначительную часть земли, их решением оказались недовольны и узбекская, и кыргызская стороны. Недовольство привело к ожесточенным столкновениям, которые сумели остановить только части Советской армии. Данный конфликт остается одной из самых кровопролитных вспышек межэтнической вражды в регионе и наглядно показывает, как экономические проблемы в сочетании с межэтническими различиями и отсутствием должного внимания и контроля со стороны властей могут обернуться гибелью людей.
1991—1992 годы: конфликт в Узбекистане
Этот конфликт был внутриузбекским религиозным противостоянием, последовавшим за попыткой движения «Адолат» захватить 8—9 декабря здание прежнего областного комитета Коммунистической партии. Использование Каримовым силы наглядно продемонстрировало его неспособность удержать власть в стране и ту опасность, которую могут представлять для правящего режима религиозные силы, если они превращаются в силу политическую28. Хотя большинство жителей Центральной Азии — мусульмане, в центральноазиатских государствах влияние духовенства на власть невелико. Данная попытка духовенства придать себе политический вес окончилась ничем и послужила предупреждением для их коллег в других странах не пытаться ее повторить. В этом случае использование властных полномочий оказалось законным и эффективным и потому, что благодаря ей удалось сохранить стабильность в стране, и потому, что дело обошлось без жертв.
26 Lubin N. Op. cit. P. 47.
27 См.: Князев А. Векторы и парадигмы кыргызской независимости. Бишкек: Принтхаус, 2012. С. 18.
28 См.: Olcott M.B. Islam and Fundamentalism in Independent Central Asia. В кн.: Muslim Eurasia: Conflicting Legacies / Ed. by Yavoi Ro'i. London: Frank Cass Press, 1995. P. 330.
1997—1998 годы: конфликт в Таджикистане
После того как центральное правительство Таджикистана и Партия исламского возрождения Таджикистана, возглавлявшая Объединенную таджикскую оппозицию, в июне 1997 года подписали соглашение о разделе власти, в северной части Таджикистана, где большинство населения составляют узбеки, вспыхнул новый конфликт. Он начался с демонстраций в северных городах. В двух крупнейших северных городах, Худжанде и Ура-Тюбе, демонстранты требовали сместить руководящих работников местной администрации, назначенных центральным правительством, в котором доминировали южане. За этим последовал ряд протестов и бунтов, закончившихся попыткой захватить тюрьму в Худжанде, что привело к массовым жертвам. Отдельные лидеры узбекской общины в Худжанде, пользовавшиеся поддержкой правительства Узбекистана, даже требовали более широкой автономии для региона. Эта нестабильность привела к новой волне насилия в Ферганской долине. Осложнения возникли в связи с тем, что таджикское правительство обвинило правительство Узбекистана в поддержке протестующих северян. Правительство Узбекистана отвергало все обвинения, однако напряженность сохранялась. В 1997 году узбекская сторона, в свою очередь, обвинила Таджикистан в причастности к террористическим актам на территории Узбекистана, поскольку Исламское движение Узбекистана (ИДУ) продолжало использовать для подготовки и организации террористических актов территории Таджикистана и Кыргызстана. Взрывы бомб в Ташкенте в феврале 1999 года также приписывались боевикам ИДУ из Ферганской долины. Таким образом, конфликты, разногласия и пограничные споры в регионе не утихают29.
2005 год: конфликт в Андижане
Другой взрыв насилия в Ферганской долине случился в Узбекистане в мае 2005 года. Его можно было бы целиком отнести к проблемам внутренней политики Узбекистана и не рассматривать в свете положения дел в Ферганской долине в целом. Однако последствия конфликта серьезно отразились на соседних республиках, так что вполне уместно рассматривать его именно в данном в контексте. 12 мая 2005 года 23 бизнесмена были заключены в тюрьму по обвинению в исламском экстремизме. Семьи обвиняемых считали их невиновными, и 13 мая тюрьма подверглась нападению, заключенным представилась возможность бежать из-под стражи. Быстрая реакция властей привела к человеческим жертвам, число которых сегодня исчисляют сотнями30. Жесткие действия узбекских властей подверглись резкой критике гуманитарных организаций, тем не менее некоторые наблюдатели считают, что принятые меры были необходимы и без них не удалось бы удержать стабильность в стране. Безусловно, если бы события у стен андижанской тюрьмы получили дальнейшее развитие, последствия для региона оказались бы куда более обширными и значительными. Те, что уже ощущаются в регионе, включают рост авторитета международных организаций; рост опасений государств, делящих между собой Ферганскую долину, что эффект этих событий может выплеснуться за границы Узбекистана и перекинуться на их территорию; а также поток беженцев из Узбекистана и вызванные им проблемы в межгосударственных отношениях.
29 Cm.: Gleason G. Why Russia is in Tajikistan // Comparative Strategy, 2001, Vol. 20, No. 1. P. 85.
30 Cm.: OzpekB.B. The Andijon Events: Demand for More Development or Threat to Stability // Perception, Winter
2007.
2010 год:
второй конфликт в Оше и Джалал-Абаде
После падения режима Бакиева в апреле 2010 года беспорядки охватили ту часть Ферганской долины, которая находится под юрисдикцией властей Кыргызстана. У второго конфликта между кыргызами и узбеками в районе Оша — Джалал-Абада много причин и много виновных31. Конфликт начался в Оше на третьей неделе июня 2010 года и из города очень быстро перекинулся сначала на Ошскую область, а затем и на Джалал-Абадскую область. Согласно разным оценкам, в ходе конфликта были убиты сотни людей, по большей части узбеков32. Новое переходное правительство Кыргызстана не сумело предотвратить расширение конфликта и переход его в кровопролитные столкновения между двумя этническими группами. Травма, нанесенная этим конфликтом, все еще омрачает отношения между двумя общинами, и ни правительству Кыргызстана, ни международным организациям пока не удалось начать процесс постконфликтного примирения.
Заключение
Истоки большей части конфликтов в районе Ферганской долины можно прямо проследить в наследии СССР. Подход советских властей к государственному строительству был весьма специфическим, и последствия этих принципов ощущаются в регионе до сих пор. Образованные между 1924 и 1928 годами республики Средней Азии стали первыми в истории региона административными единицами, сформированными по этническому принципу33. Советская власть попросту разделила людей, исповедующих одну и ту же религию и говорящих на близкородственных языках, на разные административные единицы. В то время московские проектировщики новых государств решили, что территория Ферганской долины должна быть поделена на три части, хотя на протяжении большей части своей истории она целиком находилась в границах какого-то одного государства, в частности Кокандского ханства и Советского Союза. Официально провозглашенными критериями, на основании которых осуществлялся раздел, были этническая принадлежность населения (чтобы объединить членов той или иной этнической группы в границах единой «национальной республики») и экономическая целесообразность (чтобы создаваемые административные единицы были рационально очерченными и экономически едиными). Вмешательство в процесс государствообразования предполагало не дифференциацию национальностей, а «слияние» национальностей под властью общих для них центральных правительств. Другими словами, на первый взгляд советские власти стремились создать государства на базе «титульных» наций, составлявших большинство населения на той или иной части территории; однако в реальности власти не обращали особого внимания на существовавшую в Ферганской долине сильнейшую взаимозависимость разных этнических групп. Этнические проблемы до сегодняшнего дня остаются чрезвычайно важными для понимания многих источников напряженности в Ферганской долине. Дело не ограничивается противостоянием между кыргызами, узбеками и таджиками: положение еще больше осложня-
31 О причинах и действующих лицах конфликта подробнее см.: Sari Ya. Kirgiz-Ozbek Qati^masinin Nedenleri Uzerine Bir Analiz // Eurasian Analysis, 2010, No. 1. P. 31—37.
32 Более подробную информацию о конфликте см.: Отчет Международной независимой комиссии по исследованию событий на юге Кыргызстана в июне 2010 года, 3 мая 2011 [http://www.mfa.kg/images/userfiles/file/ IKK_001.pdf], 8 апреля 2012.
33 См.: JoldoshovA. Kabilecilik, Bolgecilik ve Etnisite: Kirgiz Kimligi Uzerine Qali^malar // Journal of Central Asian & Caucasian Studies, 2013, Vol. 8, No. 15.
ется враждебностью между населяющими эту территорию различными меньшинствами и общностями с различной групповой идентичностью. Ситуацию обостряет и тот факт, что напряженность не ограничивается отношениями внутри государств — она может нарастать и на межгосударственном уровне.
