CC BY
102
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2013. № 3
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПЕРЕВОДА
Е.С. Грибановская,
преподаватель Высшей школы перевода (факультета) МГУ имени
М.В. Ломоносова; e-mail: len_gri@mail.ru
«СВОЯ» И «ЧУЖАЯ» ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА
В настоящей статье рассмотрена проблема формирования языковой картины мира на материале исследований учёных-лингвистов, работы которых посвящены данной проблематике. Выявлена тесная связь понятия «языковая картина мира» с культурно-обусловленными явлениями в языке, которые оказывают основное влияние на формирование особого вида лексических единиц, содержащих узуально закреплённую в семантике слова специфическую национально-культурную информацию. На основе проведённого исследования автором делается вывод, что различия в языковых картинах мира проявляются в наличии компонента «чужого». Таким образом, выделяются две картины мира — «своя» и «чужая» — и их характерные особенности. В статье анализируется проявление «чужого» в картине мира на уровне безэквивалентной лексики, лакун, экзотизмов, варваризмов, фоновых слов, коннотативной лексики и языковых реалий, а также на уровне фразеологии. На примере фразеологических единиц французского и русского языков, содержащих компонент зоонимы, рассматриваются особенности лексического состава языка с ярко выраженным национально-культурным компонентом. В результате выявлено значительное количество несоответствий в использовании одних и тех же лексем в русском и французском языке и обоснована необходимость глубокого изучения переводчиком культуры народа-носителя языка.
Ключевые слова: языковая картина мира, «чужое», «своё», безэквивалентная лексика, фразеология, зоонимы.
Yelena S. Gribanovskaya,
Teacher at the Higher School of Translation and Interpretation, Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: len_gri@mail.ru
"National" and "Foreign" Linguistic World View
This article concerns with the formation of a linguistic world view and is based on professional linguists' research in this field. Close connection is revealed between the concept of "linguistic world view" and cultural phenomena in language which have the main impact on the formation of a special type of lexical units fixed in the semantics of the word national and culture-specific information. On the basis of the research the conclusion is drawn that distinctions in linguistic world views are revealed due to a foreign component. Thus, there exist "national" and "foreign" world views. Their peculiarities are analyzed. In the article, manifestation of "foreign" is analyzed at the level of words without equivalents, lexical gaps, foreign words, background words, connotative words and language realities, as well as at the level of phraseology. Studying French and Russian phraseological units containing names of animals helps the author reveal the main features of the lexical language structure explicit national and cultural components. As a result, a significant amount of inequalities in the usage of the same lexemes in Russian and French
are revealed. Thus, it becomes clear that careful study of cultural phenomena of another language in the process of translation is always necessary.
Key words: linguistic world view, national, foreign, words without equivalents, phraseology, zoonyms.
Понятие «языковая картина мира» тесно связано с культурно-обусловленными явлениями в языке, которые оказывают основное влияние на формирование особого вида лексических единиц, содержащих узуально закреплённую в семантике слова специфическую национально-культурную информацию. Слово, таким образом, не только имеет номинативную функцию, но и является носителем национально-культурного своеобразия. Культурно-маркированная лексика была подробно описана в работе Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова «Язык и культура» [Верещагин, Костомаров, 2005]. Учёные приходят к выводу, что национально-культурная информация может проявляться на всех уровнях языка (включая фонетический: например, особенности произношения могут сообщить о том, где говорящий родился и вырос), а также на невербальном уровне. Фразеология, афористика, морфология, синтаксис, словообразование, фонетика, интонация, жестовая коммуникация содержат в себе национально-культурный компонент. Такого рода семантика является, с одной стороны, результатом культуронако-пительной функции языка (кумулятивной), с другой стороны — культурно-приобщающей, т.е. через язык носители приобщаются к своей национальной культуре.
Проблема языковой картины мира стала объектом исследования многих учёных-лингвистов. Гумбольдт, став основоположником теоретического языкознания и сравнительной антропологии, определил её цель как исследование функционирования «языка в самом широком его объёме — не просто в его отношении к речи <...>, но и в его отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия» [Гумбольдт, 1984, с. 7]. Гумбольдт приходит к выводу, что язык является ключом к пониманию того, что есть человек, и что лежит в основе специфики характера каждого отдельного народа. Взяв за основу данную идею, Гумбольдт, таким образом, объединил лингвистику и культурологию. Постепенно учёный подходит к идеи единства языка и мышления.
«Язык, не только понимаемый обобщённо, но и каждый в отдельности, даже самый неразвитый, заслуживает быть предметом пристального изучения. <...> Разные языки — это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его. <. > Путём многообразия языков непосредственно обогащается наше знание о мире и то, что нами познаётся в этом мире; одновременно расширяется для нас и диапазон человеческого существования» [там же].
Таким образом, Гумбольдт, учитывая факт существования большого количества языков, допускает возможность проведения сравнительного межъязыкового анализа и выявления общих универсалий, а также слов-реалий, понятий существующих только в одном языке.
Будучи последователем учения Гумбольдта, Л. Вайсгербер строит свою теорию языковой картины мира: «Словарный запас конкретного языка включает вместе с совокупностью языковых знаков также и совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях определённую картину мира и передаёт её всем членам языкового сообщества» [Вайсгербер, 1993, с. 153].
В своей работе «Положение языка в системе культуры» Вайсгер-бер указывает, что главной предметной основой для картины мира конкретного языка является природа: «...почва, географические условия, в частности, климат, мир животных и растений» [там же].
Что касается концепции языковой картины мира, Вайсгербер указывает её объективно-универсальную основу, подчёркивая её субъективно-национальную природу. Такая точка зрения объясняется тем, что Вайсгербер считал, что воздействие языка на человека в первую очередь происходит в результате своеобразия языковой картины мира, а не в результате универсальных составляющих.
Уорф близок в своих исследованиях, проводимых совместно с Сэпиром и Хойджером на материале языка американских индейцев, к позиции Вайсгербера. Учёными была выявлена специфическая особенность категоризации мира индейцами, которая заключается в том, что в языке преобладают глагольные формы в описании окружающей действительности, т.е. описание мира происходит через действие. Таким образом, можно прийти к заключению, что для индейцев мир находится в постоянном движении. Данный факт имеет экстралингвистическое объяснение: индейские племена являлись кочевыми народами, и постоянно перемещались с одного места на другое.
Проведя данные исследования, Уорф делает следующий вывод: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они самоочевидны; напротив, мир предстаёт перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит — в основном, языковой системой, хранящейся в нашем сознании. <...> Мы сталкиваемся, таким образом, с новым прин-
ципом относительности, который гласит, что исходные физические явления позволяют создать картину вселенной, только при сходстве или, по крайней мере, при относительности языковых систем» [Уорф, 1960, с. 79].
Уорф, таким образом, говорит о взаимосвязи языковой и научной картины мира, что все реальные явления и предметы действительности каждый индивид пропускает через своё сознание, сформированное главным образом посредством языка, и формирует такое представление об окружающем его мире, которое соответствует его языковой картине мира, и что объективную научную картину мира можно получить только в том случае, если языковые картины мира разных народов мира схожи.
Так же как Уорф, Вайсгербер говорит о связи между научной и языковой картинами мира. Вайсгербер предлагает строить научную картину мира, исходя из языковой, отдавая языку промежуточную роль между индивидом и внешним миром. Тем не менее Вайсгербер, в отличие от Уорфа, полностью не подчиняет науку языку, а признаёт, что зависимость науки от языка лишь частична, она возникает только там, где научная картина мира должна быть дополнена языковой.
Однако, несмотря на общую схожесть языковых картин мира разных народов, каждый представитель той или иной культуры органичен в восприятии внешнего мира специфическими особенностями своего родного языка, своей языковой картиной мира. Сепир и Вайсгербер даже полагали, что представители разных народов, владеющие разными языками, воспринимают мир по-разному и живут в разных мирах, а не в одном и том же мире, в котором одни и те же предметы и явления просто имеют различные эквиваленты в зависимости от языка.
Язык является многоуровневой системой, состоящей из целого ряда подсистем, вследствие чего картина мира может проявляться не только на лексическом уровне языка, но и на фонетическом, морфологическом и синтаксическом. Тем не менее наиболее существенное влияние и яркое проявление языковая картина мира получает именно на уровне лексики. Преимущество лексической картины мира над другими так же заключается в том, что количество лексических единиц в языке значительно выше, чем других единиц. Вследствие этого Вайсгербер подчёркивал словоцентри-ческий характер языковой картины мира и прибегал ко многим лексическим примерам с целью показать зависимость мировоззрения каждого индивида от его родного языка.
Так, Вайсгербер приводил в качестве примера процесс формирования звёздного мира в сознании человека. Учёный полагал, что в реальности созвездия существовать не могут, так как в действи-
тельности то, что мы называем созвездием, не является таковым: звёзды, которые человек объединяет в одно созвездие, могут быть значительно удалены друг от друга. Однако сознание людей воспринимает звёздный мир как систему созвездий, и наименования тех или иных созвездий соответствуют лексическому составу языка. Как свидетельствует Вайсгербер, в китайском языке можно найти 283 наименования звёзд, а в греческом, например, лишь 48. Данный пример свидетельствует о том, что языковая картина мира может значительно отличаться не только от научной, но и от картины мира народов, оперирующих другими языками.
Вайсгербер ставил перед собой задачу продемонстрировать тот факт, что языковая картина мира оказывает особое влияние на сознание носителей данной языковой культуры. Что, безусловно, верно, однако невозможно отрицать влияние на мышление человека невербального познания, которое также весьма значительно и является первичным по отношению к языковому. Современная наука понимает языковую картину мира как исторически сложившуюся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отражённую в языке совокупность представлений о мире, определённый способ концептуализации действительности.
Итак, мы можем выделить две особенности понятия языковой картины мира. Во-первых, научная и языковая картина мира могут не соответствовать друг другу в силу ограниченности средств для анализа окружающей действительности в течение исторического развития человечества. Во-вторых, языковые картины мира разных народов отличаются друг от друга и имеют свои особенности. Выявление и изучение таких особенностей и несоответствий является ключевым направлением в современной лингвистической семантике, а перевод такого рода лексики вызывает особые трудности. Различия в языковых картинах мира проявляются в наличии компонента «чужого», т.е. элемента другой культуры, эквивалент для которого в языке перевода отсутствует.
Таким образом, возможно выделить две картины мира «свою» и «чужую». «Своя» картина мира представляет собой совокупность взглядов и представлений о мире, характерных для определённого народа, «чужая» — картина мира другого народа. В процессе перевода происходит тесное взаимодействие и взаимопроникновение двух культур и как следствие возникает столкновение двух различных картин мира. Как рассматривалось выше, культурное своеобразие языков различных народов проявляется, главным образом, на семантическом уровне, так как именно на уровне лексического состава языка особенности картины мира проявляются наиболее полно. Изучение культурного фона является неотъемлемой составляющей, необходимой для успешного перевода. Переводчику
нередко приходится сталкиваться с переводом культурно-маркированной лексики, и зачастую это вызывает определённые трудности. Здесь можно привести ставший уже хрестоматийным пример. В 2000 г. во время встречи с премьер-министром Великобритании Т. Блэром В.В. Путин говорил об оскорблениях, наносимых россиянами-чеченцами и в доказательство своих слов упомянул о плакате, обнаруженном в чеченском лагере: «Над нами Аллах, под нами козлы». В современном русском языке слово «козёл» является очень грубым ругательством. Переводчик, решив, по-видимому, сгладить ситуацию, перевёл эту фразу дословно. Но в английском языке слово «козёл» нейтрально, поэтому получилось, что чеченцы никого не оскорбляли, а просто констатировали, что над ними Аллах, а под ними горные козлы. Таким образом, произошёл сбой коммуникации. Элемент «чужой» культуры так и остался непонятным для носителей языка перевода.
Рассмотрим особенности лексического состава языка с ярко выраженным национально-культурным компонентом на примере фразеологических единиц французского и русского языка, содержащих компонент зоонимы. Использование названий животных во фразеологии во многом обусловлено древней фольклорной традицией, когда животным приписываются определённые черты человеческого характера. Поэтому такие фразеологизмы — это в первую очередь высказывания о человеке, его духовных и социальных чертах. Сопоставление зоонимов, используемых в русской и французской фразеологии, позволяет выделить несколько групп. Первая группа объединяет лексемы, присущие и русской и французской фразеологии. В ней можно выделить две подгруппы: первая, где значение лексем совпадает полностью, вторая, где значение лексем совпадает частично. Во вторую группу входят лексемы, присущие только французской фразеологии, среди которых, в свою очередь, выделяются лексемы, относящиеся только к французской действительности (реалии). Приведём пример лексем, относящихся к первой группе, т.е. когда их значения в русском и во французском языке совпадает. Круг используемых русскими и французами реалий фауны во фразеологии во многом сходен. Совпадает использование названий домашних животных (Ср. рус. Здоров как бык и фр. Fort comme un taureau — силен как бык; рус. Прикинуться ягнёнком и фр. Doux ou tendre comme un agneau — кроткий как ягнёнок), диких животных (Ср. рус. Лиса про хитрого, льстивого человека и фр. Un fin renard, un vieux Renard — старая лиса, старый плут; рус. Голоден как волк и фр. Manger comme un loup — жадно есть, уплетать за обе щеки; рус. Обезьяна — про человека, склонного к подражанию другим и фр. Faire le singe — кривляться), птиц (Ср. рус. орлиный взгляд и фр. Yeux d'aigle — орлиный взор, пронзительный взгляд).
К реалиям фауны, присущим и русской и французской фразеологии, но различающимся оттенками значения, относятся следующие лексемы: осёл (фр. Gueuler comme un âne — орать как осёл), корова (фр. Peau de vache — шкура коровы, т.е. злой человек), ягнёнок (фр. Mouton à cinq pattes — диковинка), коза (фр. Devenir chèvre — нервничать, злиться), кошка (фр. Emporter le chat — уйти не простившись; улизнуть, смыться), утка (фр. Être un canard boiteux — хромая утка. Ср. рус. чувствовать себя неловко, быть не в своей тарелке, фр. Froid de canard — сильный холод. Ср. рус. собачий холод), гусь (фр. Bête comme une oie — глупый как гусь); диких животных: заяц (фр. Fameux lapin, vrai lapin — добрый малый, Poser un lapin — надуть, подвести; не прийти на свидание), медведь (фр. Vivre comme un ours — жить замкнуто, жить отшельником), слон (фр. Une mémoire d'éléphant — феноменальная память, Voir voler des éléphants roses — видеть, как летают розовые слоны, видеть кошмары), тигр (фр. Jaloux comme un tigre — ревновать как тигр), птиц (фр. Miroir aux alouettes — зеркало для жаворонков, т.е. ловушка, приманка, Attendre que les alouettes tombent toutes rôties — рассчитывать на то, что жаворонки будут падать уже готовые, рассчитывать на готовое, не давать себе труда что-либо сделать, Quelle vieille chouette! — какая старая сова, о некрасивой и ворчливой женщине, Corbeau — ворон, автор анонимных писем, анонимщик, Cervelle de moineau — воробьиные мозги, безмозглый человек. Ср. рус. Куриные мозги, Étouffer un perroquet — задушить попугая, т.е. выпить рюмку абсента, Trouver la pie au nid — найти сороку в гнезде, т.е. сделать необыкновенное открытие, Plumer un pigeon — ощипать голубя, т.е. обобрать простака).
Однако наибольший интерес представляют собой лексемы, использующиеся только во французской фразеологии, так как именно они формируют языковое своеобразие и способствуют созданию уникальной, отличной от других картины мира. Приведём несколько примеров: пудель (фр. Suivre qn comme un caniche — ходить за кем-либо как пудель. Ср. рус. ходить за кем-либо как собака), морская свинка (фр. Servir de cobaye — быть подопытной свинкой. Ср. рус. быть подопытным кроликом), газель (фр. Yeux de gazelle — глаза газели, т.е. очень нежный взгляд), рысь (фр. Yeux de lynx — глаза рыси, т.е. острое зрение), хорёк (фр. Œer comme un putois — кричать как хорёк, т.е. вопить что есть мочи; протестовать), крот (фр. Vieille taupe — старый крот. Ср. рус. старая жаба, о неприятной женщине), зебра (фр. Zèbre — зебра, о странном человеке, Faire le zèbre — прикидываться зеброй, т.е. валять дурака, Courir comme un zèbre — бежать как зебра, т.е. мчаться во весь дух, нестись сломя голову), страус (фр. La politique de l'autruche — страусова политика), фазан (фр. Faisan — фазан, т.е. проходимец), сойка (фр.
Bavard comme un geai — болтливый как сойка), журавль (фр. Grue — журавль, женщина лёгкого поведения, Faire le pied de grue — стоять на одной ноге как журавль, т.е. долго стоять, дожидаться, томиться ожиданием), зяблик ( фр. Gai comme un pinson — весёлый как зяблик, т.е. очень весёлый), канарейка (фр. Serin — канарейка, т.е. простофиля) коноплянка (фр. Tête de linotte — голова коноплянки, т.е. бестолковый, безрассудный человек), соловей (фр. Vieux rossignol — залежалый товар), муха (фр. Fine mouche — маленькая муха, т.е. тонкая штучка, Pattes de mouche — ножки мухи, т.е. каракули, Avoir les mouches — иметь мух, т.е. быть в мрачном настроении), таракан (фр. Avoir le cafard — иметь таракана, т.е. быть в мрачном настроении, хандрить), оса (фр. Une fine guêpe — маленькая оса, т.е. плутовка), богомол (фр. Mante religieuse — богомол, о жестокосердной женщине), кузнечик (фр. Quelle grande sauterelle! — какой кузнечик! о худой, нескладной женщине), карп (фр. Bâiller comme une carpe — зевать как карп, т.е. зевать во весь рот, часто зевать, Ignorant comme une carpe — глуп как карп, Muet comme une carpe — нем как карп. Ср. рус. нем как рыба.), кит (фр. Rire comme une baleine — смеяться как кит, т.е. смеяться, широко разевая рот), устрица (фр. Huître — устрица, т.е. остолоп, тупица, балбес, Être (comme une) huître — быть в стельку пьяным, Plein comme une huître — полный до краёв, переполненный до отказа, Bâiller comme une huître — зевать во весь рот), уж (фр. Couleuvre — уж, об очень ленивом человеке, Avaler des couleuvres — снести обиду, проглотить пилюлю; поверить в небылицы), лягушка (фр. Manger la grenouille — съесть лягушку, т.е. растратить, присвоить общественные деньги, совершить растрату), ящерица (фр. Faire le lézard, prendre un bain de lézard — греться на солнце как ящерица, т.е. бездельничать, лентяйничать, Il y a un lézard — есть ящерица, т.е. есть трудность; тут что-то не в порядке, что-то не то, Il n'y a pas de lézard — нет ящерицы, т.е. все в порядке, Paresseux comme un lézard — ленивый как ящерица, т.е. страшно ленивый), краб (фр. Vieux crabe — старый краб, т.е. старик, Un panier de crabes — корзина с крабами, т.е. сборище интриганов. Ср. рус. осиное гнездо).
Ещё одна группа фразеологических единиц, представляющая особый интерес в области перевода, это фразеологизмы, содержащие лексемы, не существующие в русском языке, например фр. Bécasse/bécassine — вальдшнеп (дичь бекасиного рода, боровой кулик), о глупом, простоватом человеке, фр. Buse — сарыч (хищная птица семейства ястребиных), в значении «глупец», «дурак».
Данное сопоставление русских и французских фразеологизмов, содержащих компонент зоонимы, выявляет необычайную сложность данного материала, так как выявляется значительное количество несоответствий в использовании одних и тех же лексем в русском
и французском языке. Национальное и культурное содержание фразеологии во многом специфично для каждого языка и существует только один путь его освоения — по возможности более широкое ознакомление с культурой народа — носителя языка.
Однако «чужое» в картине мире другого народа может проявляться не только на уровне фразеологии, но и на уровне безэквивалентной лексики, лакун, экзотизмов, варваризмов, фоновых слов, коннотативной лексики и языковых реалий. Ввиду того, что эти понятия зачастую одно с другим отождествляются, становится важным вопрос об их дифференциации.
Под безэквивалентной лексикой понимаются языковые единицы, не имеющие регулярных переводческих соответствий в другом языке. Г.В. Шатков [Шатков, 1952, с. 16] был одним из первых, кто ввёл этот термин, к которому он относит имена собственные, национальные реалии, слова с национально-экспрессивной окраской. Использование понятия «бзэквивалентная лексика» предоставляется, таким образом, возможным только в рамках какой-либо конкретной пары языков, причём разные пары исходного языка и языка перевода будут иметь различные несовпадения и, как следствие, разные словари безэквивалентной лексики. Последнее утверждение делает данное понятие предметом исследования компаративной лингвистики.
Некоторые исследователи, рассматривая расхождения в языках и в культурах, предпочитают термин «лакуна» — понятие, введённое в научное употребление канадскими лингвистами Ж.П. Вине и Ж. Дарбельне, которые определяли его как явление, которое имеет место всякий раз, когда слово одного языка не имеет соответствия в другом языке [Vinay, Darbelnet, 1958, р. 10]. Здесь, как и в случае с безэквивалентной лексикой, речь опять же идёт о языковых парах и языковых единицах.
Что касается экзотизмов, «Словарь лингвистических терминов» О.С. Ахмановой определяет данное понятие как слово и выражение, заимствованное из малоизвестных языков, обычно неиндоевропейских, и употребляемое для придания речи особого местного колорита. Близко ему по значению, понятие «варваризм», которое также является иноязычным заимствованными словом. Варваризмы не входят в лексический состав соответствующего языка и не зафиксированы словарями иностранных слов. Данные два понятия относятся к лексикологии того или иного языка.
Под фоновой лексикой понимаются слова или выражения, имеющие дополнительное содержание и сопутствующие им семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное значение, известные носителями данной языковой культуры. Фоновая лексика включает в себя также страновед-
ческие знания, т.е. те сведения, которыми располагают все члены определённой этнической или языковой группы. Такие знания — часть национальной культуры, результат исторического развития.
Коннотативная лексика представляет собой слова, совпадающие по основному значению, но различающиеся по культурным и историческим ассоциациям, т.е. слова, которые кроме основного значения служат для выражения разного рода экспрессивно-эмоциональных и оценочных оттенков и могут придавать высказываниям торжественность, игривость, фамильярность и т.п.
Оба этих понятия, фоновая и коннотативная лексика, применяются, таким образом, относительно специфических и дополнительных символических смысловых оттенков, не уделяя большого внимания культурному колориту, и, как правило, рассматриваются только в диахроническом аспекте, т.е. относительно современного исторического периода.
Ещё одно понятие, рассматривающее категории «своё»—«чужое», но уже с позиций культурологии, точнее, с точки зрения национальной специфики, — это реалии: «слова, обозначающие предметы, понятия или ситуации, не существующие в практическом опыте людей, говорящих на другом языке» [Бархударов, 1975, с. 95]. Термин «реалия» применим как к предметам и явлениям внеязы-ковой действительности и к соответствующим им культурным концептам, так и к языковым единицам (словам и фразеологизмам), обозначающим их в языке. Ряд исследователей определяют языковые реалии как наименования предметов и явлений материальной и духовной культуры, отражающие образ жизни и специфику мировосприятия определённого культурно-языкового сообщества и отсутствующие в других языках. Здесь речь идёт уже не о сравнении каких-либо пар языков и об отсутствии определённых лексических единиц, а о том, что стоит за этими единицами, т.е. о культурных концептах.
Таким образом, мы видим, что для теории перевода наиболее важным является понятие «реалия», но если с культурологической точки зрения, реалии, это — то «специфическое», что присутствует в каждой культуре и отличает её от других (и как следствие отражается в языке), с точки зрения теории перевода реалии — это то, что отсутствует в других культурах и языках и требует особого подхода при переводе. То есть мы концентрируемся не на наличии того или иного культурологического явления, а на его отсутствии. Стоит отметить, что перевод нами понимается шире, чем переход от одного языка к другому. Мы рассматриваем перевод как переход от одной культуры к другой (Эко, Снелл-Хорнби). В этой связи, «чужое» в переводе имеет не только и не столько языковое выражение, сколько выражение культурологическое. Из чего следует, что «чу-
жое» следует понимать как явление культуры исходного языка, отсутствующее в культуре языка перевода. Данное мнение разделяет А. Берман, говоря о переводе как о попытке сделать понятным «чужое», заключённое в другой культуре.
Таким образом, как уже подчёркивалось выше, «чужая» картина мира проявляется не только на уровне лексем и отражённых через них понятий. Говоря о «чужом» как о явлении культурологическом, следует понимать, что культура может проявляться в тексте не только на лексико-семантическом уровне. «Чужим», с точки зрения перевода, может стать понятие, относящиеся к другой эпохе или диалекту того или иного языка. «Чужое» также может проявляться на ситуативном уровне, когда одна и та же ситуация будет приемлемой в одной культуре и одной эпохе и абсолютно чуждой в другой. Все это грани одного понятия, «чужое» может принимать в тексте разнообразные формы, и задача перевода сделать это «чужое» понятным для носителей другой культуры.
Список литературы
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1968.
Бархударов Л.С. Язык и перевод: вопросы общей и частной теории перевода. М., 1975.
Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: лингвострановедение
в преподавании русского языка как иностранного. М., 2005. Гак В.Г. Новый большой французско-русский фразеологический словарь.
М.: Русский язык-Медиа, 2006. Гак В.Г., Ганшина К.А. Новый французско-русский словарь. М.: Русский
язык, 2005. Гарбовский Н.К. Теория перевода. М., 2004.
Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. Даль В.И. Пословицы русского народа. М.: Художественная литература, 1984.
Опарина Е.О. Язык и культура: Сб. обзоров. М.: ИНИОН, 1999. Уорф Б. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960. Фененко Н.А. Язык реалий и реалии языка. М., 2001.
Шатков Г.В. Перевод русской безэквивалентной лексики на норвежский
язык. М., 1952. Эко У. Сказать почти то же самое. СПб., 2006.
Berman, A. L'épreuve de l'étranger: Culture et traduction dans l'Allemagne
romantique. Paris: Gallimard, 1984. Snell-Hornby, М. Translation Studies. An Integrated Approach. Amsterdam: Benjamins, 1988.
Vinay, J.P., Darbelnet, J. Stylistique comparée du français et de l'anglais. Paris, 1958.
Le nouveau Petit Robert de la langue française. Le Robert, 2007.
