CC BY
14
МОЗИАС П.М.* СВОБОДНЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЗОНЫ: КИТАЙСКИЙ ОПЫТ В СВЕТЕ ОБЩЕМИРОВЫХ ТЕНДЕНЦИЙ
Аннотация. Более половины от общего числа существующих в мире свободных экономических зон приходится на долю Китая. Китайский зональный опыт воплощает в себе и специфику этой страны, и универсальные, общемировые тренды. В этом смысле его можно считать архетипическим. В начале 2010-х годов казалось, что потенциал свободных экономических зон в Китае уже близок к исчерпанию. Но новый импульс их развитию был придан созданием в Шанхае, а затем и в целом ряде других провинций «экспериментальных зон свободной торговли». Они предназначены не только для привлечения иностранных инвестиций, но и для опытной отработки новых, рыночных институтов. Создание дополнительных зон отражает как общегосударственные структурные приоритеты, так и острое соперничество местных правительств между собой за ресурсы и фискальные доходы.
Ключевые слова: Китай; свободные экономические зоны; де-велоперы; прямые иностранные инвестиции; урбанизация.
MOZIAS P.M. Free Economic Zones: Nina's Experience in Global Perspective
Abstract. China accounts for more than a half of the total number of free economic zones in the world. The Chinese experience in the field embodies both the specifics of that country and universal, global trends as well. In this sense, it can be considered archetypal. In the early 2010s, it seemed that the potential of free economic zones in China
* Мозиас Петр Михайлович - кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Отдела Азии и Африки Института научной информации по общественным наукам РАН, доцент департамента мировой экономики НИУ ВШЭ.
had been already close to exhaustion. But a new impetus to their development was given by the creation of "experimental free trade zones" in a number of provinces, starting from Shanghai. They are designed not only to attract foreign investment, but also for the experimental development of new market institutions. The creation of additional zones reflects both national structural priorities and the intense competition between local governments for resources and fiscal revenues.
Keywords: China; free economic zones; developers; foreign direct investment; urbanization.
Для цитирования: Мозиас П.М. Свободные экономические зоны: китайский опыт в свете общемировых тенденций // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика. - 2024. - № 3. - С. 112-140. -DOI: 10.31249/rva/2024.03.08
Когда в самом начале рыночных реформ на рубеже 19701980-х годов Китай создавал свои первые свободные экономические зоны (СЭЗ), то он мог учесть при этом наработки зарубежного опыта. Порты беспошлинной торговли существовали в некоторых странах Средиземноморья еще в Средние века, а в ХХ в. эта практика была воспринята многими западными государствами. Зоны экспортной обработки, где культивировались трудоемкие, низкотехнологичные отрасли обрабатывающей промышленности, появились в развивающихся странах (в том числе у соседей Китая -Южной Кореи, Индии и др.) в 1960-1970-е годы. Сейчас же, по прошествии нескольких десятилетий, когда заходит речь о самом общемировом феномене СЭЗ, то на ум приходят прежде всего китайские зоны. В КНР таких территориальных образований больше, чем где бы то ни было, и при этом многие китайские СЭЗ выглядят достаточно успешными. Даже если добиться сколько-нибудь существенного притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) в те или иные зоны и не удалось, все равно картины того, как на месте бедных, обшарпанных городков и поселков благодаря государственным капиталовложениям в инфраструктуру вырастают массивы новеньких, с иголочки, многоэтажек, не могут не будоражить воображение.
Тем не менее вопрос о соотношении страновой специфики Китая и общемировых трендов развития СЭЗ остается актуальным. Это так уже потому, что китайская зональная политика не однолинейна, а в известной степени зигзагообразна. В 1980-е годы главный упор в ней делался на создание СЭЗ размером с целые города или даже провинции (это были «специальные экономические зоны» в четырех городах Юго-Востока страны и провинции Хайнань; 14 «открытых» приморских городов; «открытые» приморские зоны на части территорий пяти провинций), и тогда от СЭЗ хотели в общем-то всего и сразу - и привлечения современных технологий, и создания дополнительных рабочих мест, и притока валютных доходов от экспорта, и культивирования импорт-замещающих производств.
В 1990-е годы подход властей стал более сдержанным и прагматичным. Стали создаваться совсем небольшие (площадью 1-2 кв. км) зоны узкой функциональной направленности: «зоны высоких технологий», «зоны беспошлинной торговли», пограничные «открытые» зоны, «зоны экспортной обработки». В крупных городах и на прилегающих к ним территориях учреждались значительные по размерам «новые зоны», но и они затем делились на маленькие функциональные субзоны.
Эта линия вполне гармонировала с тем, что с середины 1990-х годов системы налоговых преференций для иностранных инвесторов в СЭЗ стали постепенно сворачиваться. С одной стороны, в специальных льготах уже не было нужды, так как приток капитала из-за рубежа стабилизировался на высоком уровне, а с другой -созрели предпосылки для распространения условий, которыми ранее пользовались только предприятия с иностранными инвестициями (ПСИИ), и на китайский корпоративный сектор. Дополнительный импульс таким изменениям придало присоединение Китая к ВТО в 2001 г.: соответствующие соглашения предусматривали постепенное выравнивание режимов хозяйствования для ПСИИ и китайских предприятий.
К тому же в китайской региональной политике к началу 2010-х годов вообще возобладал кластерный подход. От межпровинциальных мегапроектов («освоение Запада», «оживление Северо-Востока», «подъем Центра») она сдвинулась к «точечным» проектам на относительно небольших территориях - так, чтобы
можно было задействовать сравнительные преимущества расположенных по соседству нескольких городов (часто относящихся административно к разным провинциям). Позитивный эффект должен был достигаться не за счет введения на этих территориях селективных налоговых льгот, а путем реализации межпроизводственной синергии, помогать этому должны были государственные капиталовложения в инфраструктуру. Тогда казалось, что и сохранившимся СЭЗ, уже практически лишенным былого преференциального режима, не осталось ничего другого, как просто слиться с массивом этих новых кластерных образований.
Однако в 2010-е годы в политике «территориальной открытости» произошел новый поворот. В 2013 г. в Шанхае была создана СЭЗ нового типа - «экспериментальная зона свободной торговли», которой были приданы задачи не просто привлекать инвесторов за счет преимуществ бизнес-среды в интернационализированном приморском мегаполисе, но и отрабатывать новые меры либерализации экономики, развивать институты рыночного хозяйства в ускоренном режиме по сравнению с остальной территорией страны - с тем, чтобы впоследствии удачные разработки можно было внедрять повсеместно.
К настоящему времени таких зон создано в разных провинциях Китая уже больше двух десятков. Их роль как «полигонов реформ» постоянно акцентируется на политико-идеологическом уровне. Так было в 1980-е годы со «специальными экономическими зонами», поэтому и можно говорить о неких синусоидных движениях в политике «территориальной открытости».
Нужно учитывать и то, что создавать СЭЗ в Китае имеют право не только центральные, но и местные власти (не только в провинциях, но и в городах и уездах). Зон местного подчинения в несколько раз больше, чем зон общенационального уровня. Временами центральное правительство проводит кампании по их ликвидации, но этот ограничительный эффект действует обычно недолго, а потом число таких зон снова начинает расти. К существованию различных функциональных типов СЭЗ общенационального и местных уровней в 2010-2020-е годы добавилось возникновение таких региональных феноменов, как «умные города», «экологичные города» и т.д.
В такой ситуации становится уже сложно определить, какие территориально-производственные комплексы относятся к СЭЗ, а какие нет. Очевидно, назрела необходимость в том, чтобы вернуться к базовым вещам (определению СЭЗ, их необходимым атрибутам, мотивации к их созданию) - так, чтобы китайский опыт при всей его значимости рассматривался как проявление универсальных тенденций зональной практики. Эта проблематика активно обсуждается и китайскими, и англоязычными специалистами.
Эксперты Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) [1] обобщили информацию о функционировании СЭЗ в 147 странах. Они определили СЭЗ как географически ограниченные территории, где власти поощряют хозяйственную деятельность посредством предоставления инвесторам фискальных и регулятивных стимулов, не действующих на остальной территории страны, и ведения инфраструктурного строительства [1, р. 128, 133]. К СЭЗ примыкают другие региональные формирования, которые СЭЗ в строгом смысле слова не являются, хотя и похожи на них.
Так, под определение СЭЗ не подпадают «индустриальные парки», которые в современном мире существуют практически во всех более или менее крупных городских агломерациях. У индустриальных парков четко определенные территории, и в них за счет государственных средств строятся инфраструктурные объекты, но их режим не предполагает отличий от общенационального в предоставлении преференций для инвесторов и регулятивной практике.
Не могут считаться СЭЗ и «научно-производственные парки», которые создаются государством в местах сосредоточения университетской, фундаментальной науки для культивирования высокотехнологичных производств и венчурного бизнеса. У них тоже четкие географические границы, они могут рассчитывать на поддержку государства в создании необходимой инфраструктуры. Но, как и индустриальные парки, они не предоставляют инвесторам фискальные и регулятивные преференции, и этим они отличаются от такой разновидности СЭЗ, как «зоны высоких технологий».
В развитых странах в депрессивных регионах с высокой безработицей часто создаются «предпринимательские зоны» для поддержки создания малых предприятий, и вот там могут использоваться специальные фискальные льготы. В этом смысле такие
зоны похожи на СЭЗ, но перед ними обычно не ставятся задачи кластерирования определенных отраслей.
В некоторых странах льготы предоставляются отдельным предприятиям без привязки к определенной локации, где бы концентрировалось много предприятий (примеры - это мексиканские maquiladoras и их аналоги в других странах Латинской Америки). Такой режим можно рассматривать как аналог СЭЗ, но без четко зафиксированных территориальных границ. Противоположный случай - это создание СЭЗ размером с целую провинцию, как это в свое время делалось в Китае. Но в таких зонах обычно используется уже сложившаяся инфраструктура, так как создать новую на таких больших территориях трудно.
Достаточно размыты не только базовые критерии, по которым те или иные региональные комплексы относятся / не относятся к СЭЗ, но и собственно типология СЭЗ. В любом случае в большинстве СЭЗ так или иначе существует режим свободной таможенной зоны. Таковы были истоки практики создания СЭЗ в истории, большинство СЭЗ в развитых странах и сейчас близко к этой изначальной модели, т.е. они выступают как места сосредоточения компаний, предоставляющих услуги, связанные с внешнеторговой деятельностью. В развивающихся же странах СЭЗ обычно предназначены для привлечения инвестиций в промышленность, и там зональный режим включает в себя таможенную, налоговую и регулятивную составляющие. Но правильнее судить о специфике СЭЗ не только по особенностям их режима, но и по их специализации, по тому, какие отраслевые кластеры там предполагается культивировать. И тогда такие формирования, как индустриальные и научно-производственные парки, могут рассматриваться как близкие аналоги СЭЗ [1, р. 133-136].
В целом, преобладание тех или иных типов СЭЗ в стране соответствует переживаемой ею стадии развития. Если в 1975 г. в мире существовало 79 СЭЗ, то в 2018 г. - 5383. Из них более половины (2543) находились в Китае, причем 552 китайские зоны имели общенациональный статус, а 1991 - провинциальный. Всего в развивающихся странах было 4772 СЭЗ, в развитых - 374, а в странах с переходной экономикой - 237 [1, р. 128-129, 137-138]. Примечательно, что Россия, где само мнение властей о необходимости иметь свои СЭЗ за последние 30 лет неоднократно меня-
лось, была поставлена экспертами ЮНКТАД на пятое место в мире по числу действовавших в 2018 г. зон - после Китая, Филиппин, Индии и США, общее число СЭЗ в России достигало 130 (с учетом «территорий опережающего развития») [1, р. 141, 151].
В странах Запада СЭЗ - это, как правило, свободные таможенные зоны, т.е. логистические центры, облегчающие функционирование трансграничных цепочек поставок. Относительно небольшое их число объясняется тем, что инвестиционный климат в этих странах и так достаточно привлекательный, а субъекты внешнеторговой деятельности и за пределами СЭЗ могут пользоваться беспошлинными складами и установленными на общенациональном уровне процедурами возврата таможенных пошлин. В развитых странах считается, что экономическая политика должна ориентироваться на создание равных условий для всех экономических агентов, без предоставления кому-то из них особых привилегий. Зоны свободной торговли и создаются там в рамках этого курса - для устранения искажений в действии рыночного механизма, вызванных взиманием импортных пошлин и самим существованием «издержек» импортного регулирования [1, р. 139, 152].
Режимы СЭЗ сильно различаются по странам, но они всегда так или иначе включают в себя следующие элементы:
- особые таможенные процедуры, в том числе льготы по уплате таможенных пошлин, упрощенные условия растаможива-ния товаров и хранения их на специальных складах и т.д.;
- меры поощрения инвестиций, в том числе систему «одного окна», услуги специальных инвестиционных агентств, гарантии от политических рисков, включение стабилизационных оговорок в инвестиционные контракты;
- содействие в создании предприятий, в том числе допуск ПИИ в отрасли, закрытые для них на остальной территории страны;
- преференциальный доступ инвесторов к использованию земельных участков в зоне, в том числе разрешение иностранным инвесторам покупать землю в частную собственность или брать ее в долгосрочную аренду, установление для инвесторов пониженной арендной платы или освобождений от налога на недвижимость;
- налоговые стимулы и льготы;
- особые стандарты регулирования трудовых отношений и природоохранные нормы, причем они могут быть как более жест-
кие, так и менее требовательные, чем на остальной территории страны [1, р. 161-162, 166-167].
Для управления зонами всегда создаются отдельные организационные структуры. Со стороны государства для руководства всеми СЭЗ в стране учреждается специальное агентство или госкомпания, другой возможный вариант - это соответствующий департамент в одном из министерств. Эти структуры имеют свои представительства в отдельных зонах. Они осуществляют планирование развития зон, проводят соответствующие технико-экономические обоснования; собирают информацию об эффективности зон, готовят предложения по ее повышению; подбирают девелопе-ров в зоны; разрабатывают меры интеграции зон с национальной экономикой, в том числе через инфраструктурное строительство. В ведении этих структур часто находятся и выдача разнообразных разрешений, в том числе на строительство в зонах, выдача виз и разрешений на работу иностранным гражданам и т.п.
Собственно за развитие конкретной зоны отвечают девело-перы. Они распределяют земельные участки между отдельными инвесторами и осуществляют строительство инфраструктурных объектов. В большинстве зон девелоперы выступают и как управленческие компании. Но функция управления может поручаться и отдельным структурам, на которые тогда возлагаются предоставление инфраструктурных услуг, консультирование инвесторов, организация режима «одного окна», создание агентств по подготовке и набору персонала и т.д.
Однако соотношение государственных и частных элементов в структурах управления зонами может быть различным. Если не только общенациональная компания управления зонами, но и де-велоперы и управляющие компании отдельных зон находятся в госсобственности или под госконтролем, то отношения между ними выглядят как иерархическое подчинение, хотя многие полномочия при этом могут передаваться «сверху вниз». Такая система обычно складывается в тех странах, где и земля, и инфраструктурные объекты в зонах остаются в государственной собственности (примеры - это СЭЗ в России, Таджикистане и Вьетнаме).
Если частные девелоперы привлекаются на конкурсной основе, то они обычно имеют широкую автономию, а государственные органы могут воздействовать на их поведение только в уста-
новленных правовыми актами рамках. В таких случаях и отношения девелоперов с привлекаемыми в зоны инвесторами строятся на основе инвестиционных контрактов, причем девелоперы могут оказывать инвесторам услуги в пределах своих бизнес-компетенций. Такой «приватизированный» вариант системы управления зонами существует, в частности, в Грузии, Сербии и Уругвае.
Наконец, смешанный вариант предполагает, что девелоперы могут быть как частными, так и государственными. А привлечение инвесторов осуществляется девелоперами на договорной основе, хотя косвенно на этот процесс влияют и госструктуры. При такой модели в качестве девелоперов могут выступать и местные правительства. В Китае как раз принята такая гибридная модель управления зонами (как и в Польше, Эфиопии и некоторых других странах) [1, р. 168-171].
Опыт успешных СЭЗ (это прежде всего зоны в странах Восточной и Юго-Восточной Азии) свидетельствует о необходимости стратегической фокусировки их деятельности, т.е. зоны должны быть не механизмом поощрения инвестиций вообще, а инструментом промышленной политики. Иначе говоря, успешными становятся такие зоны, где предпринимателей привлекают в определенные группы отраслей со сходными пропорциями использования факторов производства и соответствующей конфигурацией связей со смежниками. В таких отраслевых кластерах может быть реализован синергетический эффект, налажены совместное использование ресурсов предприятиями и распределение издержек между ними. Попытки же развивать в СЭЗ сразу все отрасли без должной специализации обычно ничем хорошим не заканчиваются. Безуспешны бывают и попытки развивающихся стран загодя стимулировать создание в зонах высокотехнологичных предприятий. Быстроразвивающиеся СЭЗ в странах с невысоким подушевым ВВП - это, как правило, места сосредоточения трудоемких отраслей (текстильной, швейной, электроники и электротехники) [1, р. 130, 190, 192].
В разных странах мира полным-полно таких СЭЗ, куда капитал так и не пришел. Многие даже эффективно работающие зоны остались анклавами, слабо связанными со смежными производствами на остальных территориях стран базирования. Сама идея учреждения особого, менее требовательного регуляторного режи-
ма на части территории государства чревата появлением дополнительных социальных проблем: несоблюдением прав трудящихся (даже при более высоком уровне зарплат в зонах, чем в стране в целом) и занижением экологических стандартов деятельности предприятий.
Тем не менее побудительные мотивы к созданию СЭЗ у правительств по-прежнему сильны, это:
- возможность задействовать СЭЗ для экспериментального осуществления назревших реформ в ситуациях, когда сделать это сразу по всей стране затруднительно;
- относительно низкие издержки создания СЭЗ по сравнению со строительством необходимой инфраструктуры в пределах всей страны. Обычно затраты государства сводятся поначалу к инвестициям в инфраструктурные объекты по периметру зоны, а собственно освоение территории поручается девелоперам. А дополнительные издержки, растущие по мере прихода в зону промышленных компаний, могут быть покрыты за счет арендной платы с инвесторов как землепользователей. Правда, предоставление налоговых льгот инвесторам предполагает значительную упущенную выгоду, но эти соображения инициаторами создания зон обычно не рассматриваются как довод «против»;
- международное конкурентное давление. В течение 2010-х годов приток ПИИ в обрабатывающую промышленность развивающихся стран существенно ослаб, да и в целом в мире объемы ПИИ были меньше, чем в предыдущее десятилетие. Обострение соперничества за ограниченные инвестиционные ресурсы тоже побуждает правительства создавать новые СЭЗ [1, р. 129-130].
Более конкретно то, как выглядит мотивация к созданию новых СЭЗ в Китае, показывают Цзян Яньпэн (факультет урбанистики и регионалистики Восточнокитайского педагогического университета, Шанхай) и П. Уэйли (географический факультет Лидсского университета, Великобритания) [2]. Они не проявляют такой щепетильности в определениях, как сотрудники ЮНКТАД, и используют широко распространенный в китайской литературе термин «зоны развития» (ЗР). Под эту категорию подпадают не только различные типы СЭЗ, но и такие образования, как «экого-рода», «экономические коридоры» в долинах рек и т.д.
В принципе, задача, которая обычно ставится перед ЗР, - это привлечение инвестиций в обрабатывающую промышленность. Но решить ее напрямую сложно, и поэтому ЗР на деле превращаются в инструмент политики развития городов. Провинциальные, уездные и городские власти вкладываются в строительство производственной и социальной инфраструктуры в надежде на то, что она заинтересует инвесторов из числа промышленных компаний. В частности, власти рассчитывают на то, что, создав достаточный жилой фонд, они подготовят условия для притока в город молодых, образованных специалистов, а наличие тех облегчит поиск инвесторов. Инфраструктурное строительство обычно быстро распространяется и на пригороды, но при этом происходит определенная расфокусировка политики: цели промышленного развития отступают на второй план, ЗР превращаются прежде всего в инструмент урбанизации.
На сравнительно больших территориях строятся дороги, производственные помещения под аренду, школы и т.д. Многое из этого простаивает или задействуется не в полной мере. Но логика соперничества местных властей друг с другом за приток инвестиций подталкивает их ко все новым вложениям в инфраструктуру. Для чиновников это еще и способ получить дополнительные доходы в провинциальный или местный бюджет. Успехи на поприще реализации инфраструктурных проектов сулят им и повышение по службе.
В реальности, таким образом, урбанизация в ЗР предшествует индустриализации, и условия для этого созданы самой конструкцией китайского партократического государства, в котором местные администрации имеют широкую автономию и конкурируют между собой. Все это можно назвать «урбанизацией с черного хода», так как под предлогом создания ЗР земли сельскохозяйственного назначения переводятся в категорию земель, выделенных под промышленные объекты, но их застраивают еще до прихода промышленных инвесторов. А «урбанизация с парадной двери» - это когда на территорию сначала привлекаются инвестиции извне, а затем на ней вследствие расширения спроса со стороны корпоративных инвесторов создается нужная инфраструктура [2, р. 753].
Но «перетягивание каната» идет не только «по горизонтали» -между соперничающими друг с другом местными правительствами, но и «по вертикали» - между Центром и местами. Влияние пекинских властей на темпы и масштабы создания ЗР в регионах то усиливается, то слабеет. Показателем рецентрализации выступает, в частности, появление в крупных городах «новых зон», т.е. проектов расширения городской застройки и промышленного освоения территорий, инициируемых самим общенациональным правительством.
Провинции получили право создавать ЗР, находящиеся в их ведении, с 1988 г. Бум учреждения таких зон происходил волнообразно все последующие десятилетия, хотя центральные власти пытались его сдерживать, в том числе и для того, чтобы не допускать чрезмерного выбытия земель из сельхозоборота. Например, с июля 2003 по декабрь 2004 г. в результате проверки деятельности ЗР их число было сокращено с 6866 до 1568. Но к 2018 г. зон стало 2543, из них 552 были зонами общенационального уровня, а 1991 - провинциального, и эти данные не включали в себя огромное число ЗР, созданных властями на уровнях, ниже провинциального [2, р. 758-759].
Эти тенденции прослеживаются Цзян Яньпэном и П. Уэйли на примерах ЗР в двух городах: уездном центре Чичжоу (пров. Аньхуэй), это пример относительно бедного города в материковой части Китая, и Сучжоу - крупного города в преуспевающей приморской провинции Цзянсу. Материалы для исследования собирались во время четырех экспедиций в Чичжоу в 2015-2020 гг. и двух поездок в Сучжоу в 2018 и 2019 гг. [2, р. 754-755].
В Чичжоу несколько ЗР, и у них разные статусы: есть зоны местного, провинциального и даже общенационального уровня. В 2015 г. их было 13, создание их диктовалось как логикой конкуренции между общегородским правительством и властями отдельных районов города за инвестиции, так и желанием городских властей не допустить поглощения Чичжоу соседними более экономически успешными административными единицами. Границы отдельных зон были проведены нечетко, все зоны по сути пытались культивировать одни и те же отрасли промышленности. Под ЗР были заняты большие земельные площади, ради этого землю отбирали у местных крестьян, но где-то строительство объек-
тов так и не началось, а где-то построенные сооружения недоиспользовались. Однако это не мешало властям затевать все новые стройки в зонах.
В 2018-2019 гг. городские власти, идя в русле указаний из Пекина, сократили число ЗР до шести, остальные были или закрыты, или присоединены к сохранившимся. Из этих оставшихся четыре имеют статус районных, а две - уездных. Но и в последующие годы большинство из них так и не смогли обеспечить существенный приток инвестиций извне, хотя местные власти действительно много сделали для развития инфраструктуры, по сути отстроив город заново. А уж о следовании официально заявленной специализации ЗР на высокотехнологичных производствах говорить вообще не приходится [2, р. 762-764].
Напротив, в Сучжоу такая специализация в целом выдерживается и это урбанизации не мешает. В этом городе действует зона, официально именуемая «промышленный парк». Она была создана в 1994 г., в качестве девелопера выступало совместное предприятие, где мажоритарным пайщиком было правительство Сингапура. Промышленный парк возник на части площади «новой зоны» города. Последующие конфликты управленцев промышленного парка и «новой зоны» побудили сингапурцев уменьшить свою долю в компании-девелопере.
Территория промышленного парка многократно расширялась, но она застроена только наполовину, а остальные площади отведены под рекреационные зоны. Внешне же промышленный парк Сучжоу выглядит как обычный современный китайский город, причем такой, где ведут бизнес многие высокотехнологичные компании и где находится несколько престижных вузов. Индустриализация и урбанизация идут, таким образом, в Сучжоу параллельно.
Надо сказать, что прогрессу Сучжоу во многом способствовала географическая близость Шанхая. Одно время иностранные фирмы предпочитали открывать свои производства не в шанхайских ЗР, а в промышленном парке Сучжоу, так как там были ниже издержки на оплату труда и аренду земли. По мере роста затрат в Сучжоу, приближения их к шанхайскому уровню, компании стали перемещаться в Шанхай, преимуществом которого является наличие морского порта. Но в 2017 г. шанхайские власти объявили
войну небольшим нелегальным фабрикам, действовавшим в пригородах мегаполиса, и многие из них нашли пристанище и официальный статус в промышленном парке Сучжоу. Сейчас же издержки производства в двух городах одинаково высоки, и соперничают они за привлечение инвесторов по-другому - возводя дополнительную коммерческую и офисную недвижимость.
Итак, для властей Чичжоу создание ЗР - это средство обеспечить выживание своей территориальной единицы в административной иерархии, но побочным результатом их действий является ускоренная урбанизация, несмотря на не слишком большие успехи в индустриализации. А в Сучжоу функционирование зоны более гармонично, с соседним крупным городом Сучжоу не только соперничает, но и испытывает на себе позитивные экстерналии от его развития [2, р. 765-767].
Взаимосвязь зональной практики и урбанизации исследует и Т. Оукс (Центр азиатских исследований Университета Колорадо, Боулдер, США) [3]. Но в сфере его внимания «новые зоны» (НЗ). Первая такая зона Пудун была создана в 1990 г. в восточной части Шанхая. К настоящему времени НЗ имеются и в остальных городах центрального подчинения: зона Сюнъань в Пекине, зона Бинь-хай в Тяньцзине, зона Лянцзян в Чунцине. А всего в Китае в 2023 г. существовало 19 НЗ общенационального уровня и 40 - провинциального и уездного [3, р. 577].
В НЗ часто включаются не только уже урбанизированные, но и сельские районы сразу нескольких уездов, так что учреждение НЗ действительно может рассматриваться как механизм урбанизации, диктуемой «сверху», а не развивающейся спонтанно «снизу», т.е. это составная часть попыток Центра усилить свой контроль над ходом урбанизации [3, р. 579]. Здесь мнение Т. Оукса совпадает с точкой зрения Цзян Яньпэна и П. Уэйли. При этом границы между городом и деревней внутри НЗ остаются размытыми. Поэтому, считает Т. Оукс, разумно видеть основной смысл существования НЗ в инфраструктурном строительстве, а уж доступ жителей к инфраструктурным сетям как раз и выступает как спонтанный процесс индустриализации. Функционирование инфраструктуры, в свою очередь, диктует особенности системы управления в зонах. НЗ можно, таким образом, рассматривать как формы организации горизонтальной мобильности внутри упоря-
доченных инфраструктурных сетей, как альтернативу гравитационной мобильности, полюсом которой является единственный городской центр [3, р. 581-582].
Эти теоретические выкладки проверяются Т. Оуксом на материалах по НЗ, созданной в 2014 г. в Гуйяне - административном центре пров. Гуйчжоу. Полевые исследования проводились автором в 2017-2019 гг. в четырех деревнях, находящихся на территории НЗ. Были также опрошены 32 местных чиновника, эксперта и сельских лидера [3, р. 577].
При организации зоны ей были приданы задачи развития сферы услуг, основанных на технологиях больших данных, искусственного интеллекта и виртуальной реальности. Предполагалось также сделать Гуйян с помощью НЗ «умным» и «экологичным» городом. Но хотя с тех пор в центральной части зоны велось масштабное строительство, остальная ее территория и сейчас представляет собой преимущественно сельскую местность. Правда, по ней проходят теперь многополосные шоссе и линия высокоскоростной железной дороги, но наличие их облегчает мобильность между городом и селом, а не ведет само по себе к урбанизации села. Предоставление инфраструктурных услуг предшествует, таким образом, в НЗ собственно урбанизации.
В зону были включены куски территорий двух сельских муниципалитетов, внутри нее выделено 12 функциональных субзон, в том числе сельскохозяйственных, туристических и рекреационных. По идее, само учреждение НЗ призвано было ускорить урбанизацию благодаря появлению юрисдикции, объединяющей части разных уездов. Но на деле между администрацией НЗ и уездными властями происходит острое соперничество; и те, и другие выдвигают свои инициативы по освоению территорий.
Итак, теперь пейзаж обрабатываемых полей и деревень пересекают недавно построенные автодороги. В то же время многие поля заброшены, так как крестьяне находят себе более денежную работу в индустриальных субзонах, расположенных на пересечениях шоссе. Ведется строительство многоэтажных жилых домов для крестьян, чьи дома сносятся при освоении территории. Но некоторые из уже построенных зданий так и не заселены, в том числе потому, что бывшие крестьяне предпочитают перебираться поближе к центру Гуйяна. Такие изолированные друг от друга,
разбросанные посреди сельской местности микрорайоны часто выглядят как «города-призраки».
Многие из сохранившихся деревень теперь населены уже бывшими крестьянами, которые ныне занимаются физическим трудом в городской сфере услуг. Некоторые из деревень новыми дорогами разделены на части, так что, добираясь до своих полей, те, кто продолжает работать на земле, рискуют попасть под машину. Впрочем, часть сельских жителей воспользовалась переменами в своем образе жизни для открытия собственного бизнеса: вдоль дорог возникают небольшие гостиницы, магазины и т.п. Отчасти они инвестируются за счет тех средств, которые выплачиваются крестьянам в качестве компенсаций за снос их жилых домов и хозяйственных построек.
Адаптация крестьян к новым условиям жизни по-любому происходит с разным успехом. Некоторые из них просаживают компенсации за снесенные старые дома в игорных салонах или покупают на эти деньги мало полезные им в жизни автомобили -лишь бы показать свой якобы более высокий, чем раньше, социальный статус. Часто их обманывают мошенники.
Т. Оукс считает, что само состояние временности и переходности, когда люди чувствуют себя и селянами, и горожанами одновременно, когда они, вроде бы, имеют постоянное жилье, но всё время перемещаются из дома на работу и обратно на достаточно далекие расстояния, - все это как раз во многом объясняет, почему люди в Китае очень даже предприимчивы в повседневной жизни, но они не требуют политических перемен. Им и так постоянно кажется, что они на пороге больших изменений, но время идет, а те так и не происходят. Тем не менее люди считают, что им как раз нужно быть мобильными: столь быстрые социально-экономические сдвиги, как те, что происходят в Китае, вызывают у людей ощущения уязвимости и дискомфорта; им представляется, что, только перемещаясь с места на место, они и могут остаться «в тренде», не быть оттесненными на обочину жизни. Эту потребность и удовлетворяют возводимые в НЗ инфраструктурные сети. Однако и тут сами возможности мобильности у людей разные - в зависимости от того, как конкретно прошли новые дороги по их землям [3, р. 585-587].
В целом, опыт китайских НЗ вписывается в современные общемировые тренды урбанизации. Имеются в виду: возрастающее значение «зеленой» повестки дня; всё большая роль, которую играют пригороды; превращение городов в преимущественно логистические, а не промышленные центры. Развитие инфраструктуры и связывает эти тенденции воедино, делает городскую структуру дисперсной и гибкой, менее зависимой от доминирующего центра. Но в то же время опыт НЗ вполне укладывается и в ту ур-банизационную модель, которая начала реализовываться в Китае еще в 1980-е годы, - модель не столько органического роста старых городов, сколько возникновения новых урбанистических образований «снизу» в результате индустриализации сельской местности. Речь, таким образом, идет о совмещении локальных и космополитических элементов, и, как отмечает Т. Оукс, в науке для его характеристики пока даже нет адекватной терминологии [3, р. 588].
Подобное сочетание С. Хейлманн, Л. Ши (Трирский университет, Германия) и А. Хофем (независимый исследователь) [4] обнаружили и в функционировании китайских «зон высоких технологий» (ЗВТ), создаваемых в соответствии с действующей еще с 1988 г. госпрограммой «Факел» (она нацелена на внедрение новых технологий в производство и продвижение их на рынки). Эти специалисты отмечают, что о китайской научно-технологической политике обычно говорят как о слишком централизованной, отдающей приоритет поддержке НИОКР на госпредприятиях, а не в частных малых и средних фирмах. При этом ссылаются на результаты реализации таких программ, как «863» (она была принята в 1986 г. для поощрения прикладных НИОКР), «973» (в ее рамках с 1997 г. финансируется фундаментальная наука) и План развития науки и техники на средне- и долгосрочную перспективу (20062020).
На их фоне программа «Факел» действительно выглядит как более децентрализованная, что и выражается, в частности, в существовании разбросанных по территории страны ЗВТ. С. Хейлманн и его коллеги насчитали их 83 по состоянию на 2011 г. [4, р. 897], но по официальной статистике за 2018 г., которую привели Цзян Яньпэн и П. Уэйли, таких зон общенационального уровня было уже 156 [2, р. 759].
При оценке эффективности ЗВТ С. Хейлманн и его соавторы сознательно отказались от традиционного количественного метода определения инновационного потенциала страны, когда такие показатели, как доля расходов на НИОКР в ВВП, число исследователей, количество зарегистрированных патентов и публикаций в реферируемых журналах, сравниваются с некими ориентирами, установленными исходя из данных по успешным экономикам. Они предпочли не отталкиваться от зарубежных практик, считающихся лучшими, а выяснить, насколько реально существующая в КНР инновационная система обеспечивает абсорбцию зарубежных технологий и самостоятельное генерирование знаний. В этом плане ключевое значение имеет то, насколько национальная научно-технологическая политика способна учиться на собственных ошибках, осуществлять своевременные самокорректировки.
Для поддержания такой способности как раз и нужно, чтобы институциональная система была в достаточной степени децентрализованной - так, чтобы она порождала обратные связи и с их помощью адаптировалась к изменениям на внутреннем и внешнем рынках. Изменения в политике выглядят тогда не как признание неудач, а как перенаправление ресурсов в более производительные сферы. Успешные наработки, аккумулированные на местах, тиражируются тогда в общенациональном масштабе, невзирая на территориальные юрисдикции и «вертикальную» иерархию. Это как раз общепризнанное преимущество китайских СЭЗ, но, по мнению С. Хейлманна и его коллег, это и атрибут успешных инновационных систем вообще [4, р. 899-900].
Если говорить более конкретно, то китайские ЗВТ учреждаются в рамках программы «Факел» централизованно, перед ними ставятся определенные «сверху» задачи, но сам смысл существования зон состоит в проведении организационных экспериментов, по результатам которых модифицируются и сами базовые установки Центра. Как ни парадоксально, но сам негативный политический контекст, окружавший программу «Факел» с самого начала, сыграл в ее пользу. Ее инициаторами в 1980-е годы выступили руководители тогдашней Госкомиссии по науке и технологиям (в 1998 г. эта комиссия получила статус министерства), но им противостояли соперники из центральных плановых органов, которые считали сферу НИОКР своей епархией. В результате в 1988-2005 гг.
в финансировании программы «Факел» доля бюджетных средств составляла всего 1%, тогда как программы «863» - 39%, а программы «973» (в 1997-2005 гг.) - 96%. То, что реализация программы «Факел» происходила преимущественно за счет средств самих предприятий и банковских кредитов, как раз и сделало ее достаточно восприимчивой к запросам рынка [4, р. 901-902].
Приоритеты ее менялись со временем. Сначала ЗВТ ориентировались на коммерциализацию технологий, разработанных национальными предприятиями. Но с начала 1990-х годов перед ними была поставлена и задача привлекать ПИИ, она была в силе до начала следующего десятилетия, когда акцент снова сместился на поощрение национальных инновационных компаний. Начиная с 2006 г. стали говорить о том, что ЗВТ должны привлекать из-за рубежа «опытных ученых и предпринимателей».
Но это в идеале, а к нему приблизились только некоторые, успешные ЗВТ. В тех же зонах, которые преуспели меньше, культивировались не инновационные, а поточные, крупномасштабные производства, а для определенных зон главной вообще стала непрофильная деятельность - операции с недвижимостью. Были и такие зоны, которые использовались как «черные дыры» для ухода от налогообложения. В любом случае рост промышленного выпуска и экспорта обеспечивался в ЗВТ в большей степени за счет деятельности ПСИИ, а не компаний с чисто китайским капиталом. Впрочем, это не помешало ЗВТ генерировать полезные институциональные новинки, которые затем распространялись Центром на другие области хозяйства.
Например, механизм привлечения научно-технических специалистов и предпринимателей из числа зарубежных китайцев (хуацяо), отрабатывавшийся с 2006 г. в ЗВТ г. Уси (пров. Цзянсу), был затем масштабирован на всю эту провинцию, особенно на ЗВТ в городах Нанкин, Сучжоу и Чанчжоу. Создаваемым хуацяо стар-тапам предоставлялись госсубсидии на формирование начального капитала, а также бесплатные офисы и жилые помещения для учредителей. А начиная с 2008 г. аналогичная программа «Тысяча талантов» стала осуществляться и на общенациональном уровне.
Впервые внедренная в 2006 г. в пекинской ЗВТ Чжунгуань-цунь система торгов акциями малых наукоемких предприятий, которые не удовлетворяли формальным количественным критериям
допуска на фондовые биржи, в конечном счете превратилась в «третью фондовую площадку» (в дополнение к биржам в Шанхае и Шэньчжэне), запущенную в 2013 г. в виде общенациональной системы электронных торгов. После того как в 2009 г. Чжунгуань-цуню был придан статус «модельной зоны самостоятельно генерируемых инноваций», началось лоббистское соперничество за распространение такой практики, и в 2010 г. аналогичный статус был присвоен ЗВТ Дунху в Ухане, а в 2011 г. - ЗВТ Чжанцзян в Шанхае [4, р. 908-913].
Итак, особенность программы «Факел» в том, что она выдвигает только самые общие, довольно расплывчатые требования к создаваемым ЗВТ, выделяет им лишь скудные финансовые ресурсы, но зато дает значительную автономию. Местные чиновники заинтересованы не только в поддержании экономического роста на своих территориях, но и в накоплении личного политического капитала ради служебного продвижения. Это побуждает отдельные ЗВТ конкурировать друг с другом, затевать или подхватывать различные эксперименты, а как следствие, масштабы институциональных инноваций оказываются больше, чем если бы они внедрялись просто по указаниям из Центра.
Но эти эксперименты мониторятся «верхами», их результаты учитываются при корректировках программы «Факел»; по указаниям пекинских управленцев позитивные наработки отдельных ЗВТ распространяются по стране. Такое взаимодействие Центра и мест в развитии зон - это и есть специфика Китая, так что, скажем, пекинская ЗВТ Чжунгуаньцунь совсем не похожа на калифорнийскую Силиконовую долину, чей институциональный механизм чисто рыночный. Однако китайский подход заключает в себе и важную универсальную составляющую, считают С. Хейлманн, Л. Ши и А. Хофем. Если инновации по определению связаны с неопределенностью, то научно-технологическая политика, призванная уменьшить риски, сама должна включать в себя значительный элемент экспериментирования и готовности к «открытиям». А это условие будет соблюдаться, если в ней будут заложены децентрализация и обратные связи - так политике будет проще реагировать на непредвиденные изменения ситуации [4, р. 915-916].
То, насколько китайским СЭЗ свойственны черты обособленных анклавов, Сюй Мэйна, Те Ин (НИИ международной эко-
номики и торговли Шанхайского университета внешних экономических связей и торговли) и Куан Цзэнцзэ (Шанхайский таможенный институт) [5] выясняют на примерах «зон экспортной обработки» (ЗЭО). Такие зоны стали создаваться в Китае начиная с 2000 г., а в 2011 г. их было уже 65 [5, с. 44].
ЗЭО - это закрытые по отношению к остальной территории страны образования с особым режимом таможенного регулирования. В них существуют специальные таможенные структуры, которые уполномочены осуществлять пропуск импортных и экспортных товаров 24 часа в сутки. Товары, поступающие в ЗЭО с остальной территории страны, рассматриваются как импорт, а вывозимые из ЗЭО на остальную территорию страны - как экспорт.
Упрощенные процедуры регулирования внешнеторговых операций и либеральный режим ввоза и вывоза капитала призваны способствовать наращиванию экспорта из ЗЭО, созданию там всё новых рабочих мест, получению предприятиями валютных доходов. Но помимо этого власти хотят также стимулировать развитие связей между предприятиями в зонах и за их пределами с тем, чтобы технологические экстерналии, порождаемые присутствием ПСИИ в зонах, распространялись по всей экономике страны. Иначе говоря, речь идет о том, чтобы наладить «вертикальное» разделение труда между ПСИИ и национальными предприятиями.
Однако на практике сплошь и рядом получается, что если иностранные инвесторы и вступают с китайскими предприятиями из-за пределов зон в кооперационные отношения, то только как с поставщиками технологически простой продукции производственного назначения. Более того, само создание ЗЭО может искусственно разорвать налаженные связи между предприятиями, оказавшимися в зонах, и их партнерами за пределами зон, в том числе и потому, что эти две группы предприятий пользуются разными таможенными режимами. Ведь для того, чтобы товары, произведенные на остальной территории страны, могли поступать в зону, нужно специальное разрешение. Но и продукция, произведенная в ЗЭО, не может поставляться на остальную территорию КНР, не проходя через таможню.
Когда предприятия с остальной территории продают свои товары предприятиям в ЗЭО, то они вынуждены нести не только издержки, связанные с таможенным оформлением соответствую-
щих грузов, но и издержки складирования и возможного возврата товаров. В то же время товарооборот не только между предприятиями, базирующимися в одной и той же ЗЭО, но и между предприятиями, находящимися в разных зонах, осуществляется гораздо легче. Поэтому такие предпрития предпочитают налаживать кооперационные связи между собой, а не с внезональными предприятиями.
Реагируя на эту ситуацию и желая стимулировать поставки в ЗЭО товаров с остальной территории страны, власти в 2010-е годы санкционировали создание в ЗЭО беспошлинных логистических центров. Их цель - «достроить» цепочки создания стоимости в ЗЭО за счет стадии оказания услуг производственного характера (сборка, ремонт и т.д.) и тем самым сократить издержки, возникающие при взаимодействии зональных и внезональных предприятий друг с другом. Но пока эти задачи полностью не решены. Всё это не может не ограничивать эффект позитивных технологических экстерналий, распространяющихся от ПСИИ в зонах к китайским предприятиям за пределами зон [5, с. 42-45].
Для оценки реальной силы этого эффекта Сюй Мэйна и его коллеги с помощью эконометрической модели исследовали, как воздействует режим ЗЭО на качество экспортных товаров, происходящих из городов, где находятся ЗЭО, - как в целом, так и в разбивке по зональным и внезональным предприятиям. Поскольку учреждение отдельных ЗЭО происходило не одномоментно, а по мере поступления инициатив от соответствующих городов, то авторы при построении регрессии использовали метод DID (Difference In Difference). Он выявляет, как изменились условия для экономических агентов после того, как произошли принципиальные корректировки в государственной политике, и учитывает то, что сила действия этого фактора может варьироваться со временем.
В соответствии с этим методом города Китая были поделены на фокусную группу (города, где были созданы ЗЭО) и контрольную группу (города, где таких зон нет). При формировании групп учитывались и такие показатели: наличие в городах СЭЗ других типов; совокупный объем добавленной стоимости, производимой в городе; число занятых в городском хозяйстве; объем привлеченных ПИИ; объемы транспортных перевозок в городе; число сту-
дентов в вузах города; расходы местного бюджета на образование и здравоохранение; административный статус города, его принадлежность к тому или иному меридианальному поясу Китая (Восток, Центр или Запад); наличие / отсутствие порта в городе; то, является ли город провинциальным центром.
С учетом этих показателей обе группы были уменьшены так, чтобы быть более представительными. Собственно выборка для регрессионного исследования формировалась с использованием метода PSM (Propensity Score Matching), который позволяет скорректировать структуру выборки так, что из нее удаляются объекты, слишком сильно отличающиеся в ту или иную сторону от основного массива.
В регрессии объясняемой переменной является качество экспортной продукции городского предприятия, а объясняющими -наличие / отсутствие ЗЭО в городе и продолжительность времени, прошедшего с ее создания, если она там есть. В модель включены также переменные, описывающие экстерналии, генерируемые ПСИИ в зонах, а также контрольные переменные, характеризующие особенности исследуемых предприятий (объемы их импорта и валютных доходов, а также производительность труда на предприятиях).
В расчетах по модели использовались панельные данные по 61 823 предприятиям за 2000-2006 гг., причем 29 920 были отнесены в фокусную группу, а 31 903 - в контрольную. Число исследуемых городов в каждой группе составляло по 38. Отслеживалась информация о качестве 3357 экспортных товаров, включенных в соответствующую классификацию ООН [5, с. 46-47].
Расчеты показали, что качество экспортных товаров со временем улучшается у предприятий обеих групп. Но вопреки надеждам, возлагавшимся на ЗЭО, качество экспортных товаров, произведенных в городах, где ЗЭО нет, выше, чем у товаров, происходящих из городов, где такие зоны созданы. По крайней мере, так обстояло дело в первые годы после учреждения ЗЭО. Правда, со временем разница в качестве между двумя группами предприятий постепенно уменьшается.
Подтвердилось, что присутствие ПСИИ оказывает позитивное влияние на качество экспортной продукции китайских предприятий, действующих в том же городе, что и ПСИИ. Это касается
экстерналий, передаваемых и «вверх», и «вниз» по производственной цепочке, т.е. и на предыдущие, и на последующие стадии производства добавленной стоимости. Однако такие позитивные внешние эффекты более ощутимы в тех городах, где ЗЭО нет, а не в тех, где они есть.
В то же время обнаружилось, что негативные моменты дробления производственных цепочек, провоцируемые введением режима ЗЭО, действительно слабеют, если в зонах создаются беспошлинные логистические центры. И наоборот, усиливаться негативное влияние может, если при создании ЗЭО были выбраны неправильные, не соответствующие сравнительному преимуществу города отраслевые приоритеты [5, с. 48-50].
Отсюда следует, считают Сюй Мэйна, Те Ин и Куан Цзэцзэ, что не надо увлекаться созданием всё новых обособленных таможенных анклавов. Лучше вводить новые меры торговой либерализации не в отдельных СЭЗ, а для всех действующих в КНР компаний. Это и будет способствовать распространению «дивиденда от открытости» на все новые территории без углубления разрывов в производственных цепочках между предприятиями, работающими на внешний и на внутренний рынки [5, с. 51-52]. По сути, это констатация, что время массового учреждения СЭЗ уже прошло, вреда от него может быть больше, чем пользы.
Но пока «экспериментальных зон свободной торговли» (ЭЗСТ), а это самая модная на сегодняшний день тема в китайской региональной политике, становится все больше. Таких зон уже 21: в августе 2013 г. была создана ЭЗСТ в Шанхае; в апреле 2015 г. - в Тяньцзине и провинциях Гуандун и Фуцзянь; в августе 2016 г. - в Чунцине и провинциях Ляонин, Сычуань, Хубэй, Хунань, Чжэцзян и Шэньси; в августе 2019 г. - в провинциях Хэбэй, Хэйлунцзян, Цзянсу, Шаньдун, Юньнань и Гуанси-Чжуанском автономном районе; в сентябре 2020 г. - в Пекине, провинциях Аньхуэй и Ху-нань. Как уже отмечалось, ЭЗСТ призваны привлекать инвесторов не фискальными льготами, а скоростью формирования рыночных институтов.
Не Пинсян и Ю Цзяхуэй (НИИ международной торговли и экономического сотрудничества при Министерстве коммерции КНР) [6] выделили следующие системные блоки в политике по улучшению инвестиционного климата в ЭЗСТ.
Во-первых, это внедрение принципа «негативного перечня». По существу, речь идет о переходе от разрешительного к уведомительному порядку регистрации ПСИИ. Согласовывать с властями нужно только инвестиционные проекты в определенном, ограниченном круге отраслей (их список - это и есть «негативный перечень»). В остальных отраслях регистрация предприятий происходит просто после представления нужных документов. После того как в 2013 г. «негативный перечень» ввели в Шанхайской ЭЗСТ, он там ежегодно пересматривался, из него исключали все новые отрасли, т.е. ограничения для инвесторов постепенно снимались. За 2013-2020 гг. из 190 изначальных мер особого регулирования в Шанхайской ЭЗСТ остались в силе только 30: из 152 ограничительных мер осталось только 12, а из 38 запретительных мер сохранилось 18 [6, с. 52-53]. Под воздействием опыта, накопленного в ЭЗСТ, принцип «негативного перечня» был закреплен в принятом в 2019 г. новом Законе КНР об иностранных инвестициях, такой механизм постепенно внедряется и на остальной территории страны.
Во-вторых, изменение функций правительства. В 2018 и 2021 гг. были изданы два постановления Госсовета КНР, согласно которым с общенационального на уровень ЭЗСТ были переданы права на утверждение проектов с ПИИ в строительстве, рекрутин-говой деятельности, а также проектов по учреждению турагентств с участием капиталов из Гонконга и Макао. В свою очередь, определенные функции по утверждению проектов были переданы на уровень ЭЗСТ и от городских или провинциальных правительств. В Шанхае так было сделано в 2015 г. В Гуандуне в 2015, 2017 и 2021 гг. в три приема с провинциального на уровень ЭЗСТ было передано 105 управленческих полномочий, а в 2017 и 2018 гг. 202 полномочия были переданы в пользу Гуандунской ЭЗСТ от отдельных городов провинции. В 2020 г. в Юньнани 73 административных полномочия были переданы ЭЗСТ с провинциального уровня, в 2021 г. 98 таких полномочий были переданы ЭЗСТ в Ху-нани.
В целом, к настоящему времени в Шанхае, Сычуани, Фуцзяни и Шэньси в пользу ЭЗСТ переданы права утверждать создание ПСИИ в целом; в Ляонине, Фуцзяни, Хэнани, Шэньси и Юньнани - права утверждать создание учебных профессиональ-
ных центров с иностранным участием; в Ляонине, Сычуани, Фуцзяни, Хэнани и Чунцине - права создавать транспортные ПСИИ; в Фуцзяни и Хэнани - права утверждать создание паевых и контрактных совместных предприятий (СП) по водным перевозкам; в Фуцзяни, Хэнани, Цзянсу и Шэньси - создание паевых и контрактных СП в сфере развлечений; в Сычуани, Хубэе и Цзянсу - создание паевых и контрактных СП в полиграфии и предприятий полной иностранной собственности в полиграфии и переплетном деле; в Хунани и Хэйлунцзяне - учреждение непроизводственных представительств иностранных компаний [6, с. 53-54].
В-третьих, учреждение системы «одного окна» для регистрации ПСИИ и решения их текущих вопросов. В октябре 2013 г. такая система была введена в Шанхайской ЭЗСТ для процедур создания китайских предприятий и ПСИИ, регистрации ПСИИ, выдачи им промышленно-торговых лицензий, постановки их на налоговый учет. В октябре 2015 г. к этому были добавлены процедуры регистрации для ведения внешнеторговой деятельности, выдачи регистрационных удостоверений на право осуществления таможенных операций и о прохождении санитарного контроля, о регистрации уставов предприятий и их удостоверений юридического лица. С 30 июня 2018 г. этот порядок был распространен на всю территорию страны в части оформления предприятиям прав на внешнеторговую деятельность и получения лицензий от про-мышленно-торговых администраций.
В-четвертых, поощрение и защита капиталовложений. С апреля 2021 г. в ЭЗСТ, действующей в Гуанси-Чжуанском автономном районе, ПСИИ, использующим кредиты для осуществления инвестиционных проектов, стали выделяться субсидии по банковским процентам (но в части, не превышающей 30% установленной банком ставки), они выдаются на срок не более трех лет, общий объем субсидий за это время не может быть больше 6 млн юаней.
Ради защиты прав инвесторов на интеллектуальную собственность в ЭЗСТ создаются специальные суды, занимающиеся именно этой проблематикой, это уже сделано в Шанхае, Гуандуне и Шаньдуне. В Шанхае создана отдельная арбитражная служба для разрешения споров с участием иностранных инвесторов. Исходя из этого опыта в общенациональный закон об иностранных инвестициях, принятый в 2019 г., было включено положение о
том, что такая структура должна быть в любом местном правительстве уровня уезда и выше [6, с. 54-56].
Чжоу Чао (факультет современного сельского хозяйства Пекинского университета) [7] задается вопросом, как сочетаются режим ЭЗСТ и нормы, заложенные в подписанные Китаем с другими странами соглашения о свободной торговле (ССТ). По состоянию на 2022 г. у КНР было 19 двусторонних ССТ с 26 странами и территориями [7, с. 70]. Чжоу Чао построил гравитационную модель, объясняющую, как воздействуют друг на друга режим Шанхайской ЭЗСТ и условия имеющихся ССТ. При этом 2013 г., когда была основана ЭЗСТ в Шанхае, взят как водораздел; по отдельности анализируются эффекты, вызываемые ССТ, заключенными до и после 2013 г.
Модель построена в трех вариантах. В первом из них оборот торговли Шанхая с отдельными странами поставлен в зависимость от наличия / отсутствия в городе режима ЭЗСТ. Рассматривается период 2002-2019 гг. В модель включены и контрольные переменные: абсолютный и подушевой валовый региональный продукт Шанхая, ВВП и подушевой ВВП страны - торгового партнера, географическое расстояние между Шанхаем и страной-партнером.
Во втором варианте модели учитывается только оборот торговли Шанхая со странами, с которыми Китай еще до 2013 г. заключил ССТ, а в третьем варианте - оборот торговли города со странами, с которыми такие соглашения были подписаны в 2013 г. и позже. В выборку в целом были включены те 50 стран, с которыми у КНР в 2019 г. торговля была наибольшей.
Расчеты показали, что учреждение Шанхайской ЭЗСТ стимулировало развитие внешней торговли города. Однако на торговлю со странами, с которыми у Китая еще до 2013 г. были ССТ, создание зоны повлияло мало, расчеты не обнаружили тут статистически значимого эффекта. А вот на торговлю со странами, с которыми ССТ были заключены после 2013 г., наличие Шанхайской ЭЗСТ оказало отчетливое позитивное воздействие.
По-видимому, такой результат расчетов обусловлен тем, что либерализация в рамках ЭЗСТ во многом повторила и тем самым обесценила условия, которые закладывались в ССТ, подписанные до 2013 г. Не случайно некоторые из этих соглашений (с АСЕАН, Пакистаном, Сингапуром и Чили) после 2015 г. были пересмотрены
в сторону большей либерализации режимов торговли и инвестиций. В то же время экспериментальная отработка в Шанхайской ЭЗСТ стандартов регулирования, приближенных к действующим в странах с развитой рыночной экономикой, способствовала подписанию ССТ с теми государствами, с которыми раньше их у Китая не было [7, с. 76-78].
Впрочем, эксперты ЮНКТАД отметили, что в двусторонние и региональные торговые соглашения редко включаются положения, непосредственно затрагивающие деятельность СЭЗ. Да и соглашения, действующие в ВТО, только обязывают страны-участницы сообщать о режиме, действующем в СЭЗ, в мониторинговые службы этой организации [1, р. 173-176].
В гораздо большей степени среду существования СЭЗ, в том числе и китайских, уже в ближайшей перспективе будут формировать те структурные изменения, которые разворачиваются в мировом хозяйстве. Культивирование в большинстве стран мира идей устойчивого развития и «зеленой» экономики ставит пределы попыткам обеспечить конкурентоспособность СЭЗ путем занижения экологических и социальных требований к инвесторам. В свою очередь, учет при инфраструктурном строительстве таких параметров, как возможность использования инвесторами объектов возобновляемой энергетики и утилизации отходов, как раз может стать средством достижения синергетического эффекта в зонах.
Параметры международного производства и конфигурация цепочек создания стоимости меняются и под воздействием новой Промышленной революции - внедрения цифровых технологий, роботов, 3Б-печати, больших данных и Интернета вещей. В таких условиях уменьшается значение экономии на издержках оплаты труда при выборе локации производства, отрасли обрабатывающей промышленности все активнее «возвращаются» в развитые страны. Эта ситуация создает и вызовы, и возможности для СЭЗ, последние связаны с предоставлением инвесторам доступа к квалифицированному местному персоналу и развитием кластеров отраслей «новой экономики».
Фрагментация и регионализация мировой экономики, происходящие из-за усиления геополитической напряженности, тоже во многом определяют перспективы конкретных СЭЗ: их привлекательность для инвесторов во все большей степени зависит от
возможностей выходить через них на определенные региональные рынки и обходить протекционистские барьеры [1, p. 131-132].
Список литературы
1. UNCTAD. World Investment Report 2019 : Special Economic Zones. - Geneva: United Nations, 2019. - XIV, 218 p.
2. Jiang Yanpeng, Waley P. Keeping up with the Zone (es) : How Competing Local Governments in China Use Development Zones as Back Doors to Urbanization // Urban Geography. - 2023. - Vol. 44 (4). - P. 752-772.
3. Oakes T. The National New Area as an Infrastructure Space : Urbanization and the New Regime of Circulation in China // China Quarterly. - 2023. - N 255. - P. 575590.
4. Heilmann S., Shih L., Hofem A. National Planning and Local Technology Zones : Experimental Governance in China's Torch Programme // China Quartely. - 2013. -N 216. - P. 896-919.
5. Сюй Мэйна, Те Ин, Куан Цзянцзэ. «Зоны экспортной обработки» и повышение качества экспортной продукции предприятий: теоретическое осмысление путей трансформации анклавных функциональных зон = Чукоу цзягунцюй юй цие чукоу чаньпинь чжилян шэнцзи - цзяньлунь «фэйдисин» цзинцзи гун-нэнцюй чжуаньсин луцзин // Гоцзи маои вэньти. - 2019. - № 2. - С. 41-53. -Кит. яз.
6. Не Пинсян, Ю Цзяхуэй. Поощрение инвестиций в «экспериментальных зонах свободной торговли» Китая : достижения, проблемы и предложения для экономической политики = Чжунго цзымао шияньцюй тоуцзы бяньлихуа чэнсяо, вэньти цзи дуйцэ // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - 2022. - № 1. - С. 51-59. - Кит. яз.
7. Чжоу Чао. Анализ взаимосвязей многосторонних и двусторонних межгосударственных соглашений о свободной торговле и «экспериментальных зон свободной торговли» в Китае = Добянь, шуанбянь цзымаоцюй цзи гонэй цзы-мао шияньцюй гуаньси бяньси // Гоцзи цзинцзи хэцзо. - 2022. - № 4. - С. 6778. - Кит. яз.
