CC BY
99
УДК 82. 09
ББК Ш 5 (2 = Р)
М. г. Куликова, С. В. Плевако г. Барнаул
Сверхтексты русского авангарда
Статья посвящена особенностям функционирования сверхтекстовых организаций в русском авангарде (на материале цикла стихов об Америке В. Маяковского). Специфика моделирования хронотопа в поэзии авангардистов исследуется в русле традиции изучения городских текстов, предложенной В. Н. Топоровым.
Ключевые слова: американский текст, сверхтекст, авангард, «Стихи об Америке» В. Маяковского.
M. G. Kulikova, S. V. Plevako
Barnaul
Supertexts of russian avant-guard art
The article is devoted to supertext functioning in the Russian avant-guard art («Verses on America» by V.Majakovsky are taken as an example). The particularity of chronotop creating by the avant-guard poets is researched in accordance with the tradition to analyze the text of a city in literature offered by V.N.Toporov.
Keywords: the text of America, a supertext, the avant-guard art, «Verses on America» by V. Majakovsky.
Авангардное искусство богато сверхтекстами (термин Н. Е. Меднис [см.: 1]). Одно из проявлений сверхтекстового единства — «городской текст» в его различных вариантах. Мы рассмотрим функционирование американского текста (как инварианта текста городского) на материале цикла стихов об Америке В. Маяковского. Специфика моделирования хронотопа в поэзии авангардистов будет нами проанализирована на основании традиции изучения городских текстов, которая была предложена В. Н. Топоровым [см.: 2].
Американский текст — это не просто текст, это сверхтекст, имеющий устойчивые признаки, семантическую закрепленность и определенную структуру. Феномен американского текста в стихотворном дискурсе Маяковского представляет собой совокупность культурных смыслов, определенных духовно-нравственных идеалов, этнокультурных, общественных навыков и стереотипов, исторически сложившихся
представлений индивида об окружающем его мире. Обоснование американской ментальности как специфического текстуального феномена, суть которого образуется и проявляется в пространстве интеграции реального бытия и художественного вымысла. Следует отметить также, что всякий сверхтекст, американский в том числе, существует в литературе как реальность, но подлинно осознается и видится во всех своих очертаниях лишь при аналитическом его описании, то есть при более или менее успешном, более или менее полном воссоздании его в форме метатекста.
Наиболее проработанными в научном плане являются на данный момент сверхтексты, порожденные некими топологическими структурами — так называемые «городские тексты», к числу коих принадлежат петербургский текст русской литературы, отдельные «провинциальные тексты» (Пермский, к примеру), а также тексты Венецианский, Римский, и другие. В стадии систематизации материала предстает в данный момент американский литературный ареал, пока не описанный в своей цельности. В самые последние годы наметилась тенденция структурирования «именных», или «персональных» текстов русской литературы, к каковым относится, прежде всего, пушкинский текст. Таким образом, в литературе обнаруживаются разные типы сверхтекстов.
Американский текст, моделирующийся в поэзии В. Маяковского, является частью именного текста (мифа). Цикл состоит из 22 стихотворений, объединенных тематически и композиционно. Стихотворения представляют собой «путевые заметки» человека, путешествующего по Америке. В основе композиционного строения цикла — путь, передвижение, последовательная смена локусов. Цикл «Стихи об Америке» Маяковский начинает со стихотворений «Испания», «6 монахинь», «Атлантический океан», которые, на первый взгляд, не имеют прямого отношения к Америке. Однако небольшая поэма «Христофор Коломб», связывает воедино названные стихотворения, включает их в «американский текст». Лейтмотивом цикла является открытие Америки.
Открытие (или точнее — «открывание» как процесс) занимает особое место в поэтическом мире Маяковского. Не случайно первые стихотворения об Америке, опубликованные в Нью-Йорке, были объединены названием «Открытие Америки», кроме того, одновременно с циклом «Стихи об Америке» Маяковским были написаны очерки под названием «Мое открытие Америки». В поэтическом сознании Маяковского преломляется архетипическая
ситуация открытия. Культурный архетип Америки фундируется категориями фантомности (неуверенности в ее существовании), иллюзорности, утопичности (Америка как мечта, «американская мечта»). Именно в связи с этим возникает мотив открытия как попытки развеять иллюзию: «Открытие Америки» происходит всякий раз, оно бесконечно. «Путешествие по Америке» — специальный литературный жанр, имеющий общее значение. <...>. Путешествие, самим своим фактом, доказывает существование страны: нельзя путешествовать по тому, чего нет. <...> Это значение «открытия Америки» повторяет то, которое имело Колумбово: доказательство существования Америки, того, что она и правда есть» [см.: 3].
В «Стихах об Америке» мотив открытия Америки реализуется на нескольких уровнях: трансформация истории Колумба (стихотворение «Христофор Коломб»), моделирование мифа о собственном открытии Америки, происходящее на протяжении всего цикла. Прототипом открытия Америки (изначально задуманного похода за богатством в Индию) является мифологическое путешествие аргонавтов за золотым руном. По определению О. Дарка, «Колхида или Индия — не просто какая-то страна, пусть далекая, а измененное состояние земли, как есть измененное состояние сознания. Это земля, где вырастает дерево с руном (приди и сними — сорви — его, вот только что еще надо для этого сделать!) и где сокровищами прямо все усыпано (нагнись и подбирай)» [см.: 3]. Инвариантом такого «измененного состояния земли» является Америка: возникновение Америки как страны Нового света связано с европейским поиском благополучия, получением блага-руна, обладанием им.
В стихотворении «Христофор Коломб» Маяковский трансформирует легенду о Колумбе. Сущность иного видения традиционной истории заложена в эпиграфе: «Христофор Колумб был Христофор Коломб - испанский еврей. Из журналов» [4, с. 31]. На уровне имени вскрывается неоднозначность исторического персонажа, следовательно, закладывается вариативность легенды о нем, возможность нескольких толкований. Отсылка к журналам как медиальной среде, недостоверному источнику делает невозможным разрешение вопроса об истинности одного из вариантов. Этническая перемена (испанский еврей вместо традиционного испанца) влечет за собой смену европейского колорита на библейский. Испанцы, традиционно считавшиеся первооткрывателями Америки, суть искатели утопического идеального локуса (идеальное есть богатство, благо). Евреи же —
библейский народ, заселявший святую иерусалимскую землю, в европейском мире — народ странствующий, блуждающий, лишенный земли, локуса: «Что вы за нация? // Один Сион! // Любой португалишка // даст тебе фору!» [4, с. 31].
Маяковский обыгрывает выражение «открыть Америку». В стихотворении появляется своего рода ахронизм: до открытия Америки появляется высказывание: «Знаем мы //эти //жидовские штучки - //разные // Америки // закрывать и открывать!» [4, с. 36]. В русской повседневной речи выражение «открыть Америку» настойчиво: эта бытовая метафора обозначает открытие и чего-то общеизвестного, не раз открытого, и по-прежнему вызывающего удивление. Тут интересно само явление «общеизвестного», которое в каждом индивидуальном случае становится не-известным, не-гаданным. Общеизвестное размывается. Таким образом, задается мотив бесконечного открытия уже известного.
Историчность в данном стихотворении, линейность времени оказывается мнимой: мир произведения характеризуется мифологическим временем. Неотъемлемой частью архети-пической ситуации открытия Америки является ошибка (отправляясь в Индию за золотом, Колумб попадает в Америку и открывает новую страну). Всякое «"открытие Америки” включает, как и Колумбово, момент ошибочности, заблуждения, фальсификации: мы собирались открыть что-то другое. И, подобно Колумбу, упорствуем в заблуждении. Если же отказываемся от него, то разочарование приобретает особенно болезненную форму» [см.: 3]. У Маяковского традиционное заблуждение исчезает: Коломб изначально хочет открыть другую страну, а Индия — выдумка для «спонсоров». Заблуждение Коломба носит совершенно иной метафизический характер: «Коломб! // твое пропало наследство! //В вонючих трюмах // твои потомки // с машинным адом // в горящем соседстве // лежат, // под щеку //подложивши котомки. //А сверху, // в цветах первоклассных розеток, // катаясь пузом // от танцев // до пьянки, // в уюте читален, // кино // и клозетов // катаются донны, //сеньоры //и янки» [4, с. 37 — 38]. Путь за руном традиционно связан с подвигом (подвижничеством). Путь Коломба до Америки представлен в стихотворении Маяковского как процесс преодоление трудностей, борьба. В интерпретации Маяковского функция Коломба заключается исключительно в «открывании» (процессе). Примечательно, что история Ко-ломба заканчивается появлением на горизонте «материка индейцев». Функции Коломба — в преодолении границы (Атлантического океана), именно в открытии. События, произошедшие с Коломбом непосредственно на материке,
для Маяковского не актуальны. Таким образом, Коломб является проводником из одного мира в другой.
Утопия, как известно, буквально без места. Не только Колхида и Индия, но и позднейшие утопии, вплоть до современных фэнтези, ассоциировались с потусторонностью, а путь туда — с мучительным преодолением естественных, природных, законных преград. В этой связи актуализируется мифологическая ситуация преодоления границы между мирами. Океан, водная преграда, традиционно ассоциируется с челном Харона, следовательно, Америка — с миром потусторонним. История Коломба в цикле раскрывает авторский миф об открытии Америки. Цикл реализует данный архетип: лирический герой Маяковского, подобно Колом-бу, также открывает Америку. Причем две этих истории, два «открытия» сопричастны (неомифологически партиципированы). В связи этим первое стихотворение «Испания» совершенно органично циклу и американскому тексту как таковому: сущность Америки, по Маяковскому, в ее бесконечном открывании, в связи с чем Испания является неотъемлемой частью Америки, как отправная точка, начало начал. Итак, оба «открывателя», Коломб и лирический герой начинают свой путь из Испании. Местом их совпадения, слияния, отождествления является граница — Атлантический океан (маргинальное пространство).
Путешествие лирического героя воспроизводит архетипическую ситуацию открытия. Он оправляется на поиски своего рода «золотого руна», осуществляет традиционную попытку убедиться в действительном существовании Америки, которая до сих пор существовала лишь на уровне сознания, имела виртуальную сущность («читалась взасос»). Ошибка и разочарование, как неотъемлемый атрибут «открытия Америки», является одним из центральных мотивов цикла. Ситуация разочарования обретает композиционную функцию: большинство стихотворений имеют сходную композицию: 1) восприятие и описание мира лирическим героем; 2) соотнесение с лирическим «Я», собственным знанием о мире; 3) разочарование как результат противоречия между миром идеальным («знаемым») и действительным. Это определяет точку зрения в произведении: описание Америки глазами путешественника — непременное измерение страны через собственное «Я». Таким образом, весь цикл есть единое путешествие-открытие (для Коломба и лирического героя): Коломб «исчезает», как только появляется материк. Именно после этого появляются стихотворения «Тропики» и «Мексика»,
где лирический герой Маяковского вступает на материк. Таким образом, полноценное путешествие в потусторонний мир осуществляет именно лирический герой.
Потусторонность Америки реализуется на уровне сознания (это, прежде всего идеологическое путешествие героя). Америка сквозь призму его сознания. Такое понимание Америки, как мира потустороннего, имеет культурную традицию: «Измененное состояние земли действительно связано с изменением сознания. Дело в том, что «из Америки» нельзя вернуться — в особом смысле: прежним, неизменным. А значит, уезжал один, вернулся другой. В этом острый смысл американского невозвращенчества» [см.: 3]. Это повреждение сознания, как результат путешествия, воплощалось в логике мифа об аргонавтах. Ясон отправлялся за руном юным, самоотверженным героем, а вернулся неблагодарным, вероломным и преступным: и по отношению к Медее, и невольным виновником ее преступлений. Он вернулся измененным. Или, иными словами, тот Ясон там навсегда остался, в Колхиде. Но место, откуда нельзя вернуться, — только одно: загробный мир. В мифологической традиции оттуда в большинстве случаев нельзя вернуться буквально (тебя там оставят), иногда нельзя вернуться прежним: Геракл, Орфей, Одиссей. За то, что они увидели, вопреки природным установлениям, загробный мир и они вернулись, расплачиваются, как Ясон за достижение Колхиды, дальнейшей трагической судьбой, а иногда и мучительной смертью, очень похожей: и Геракл, и Орфей, при разных обстоятельствах, были разорваны, расчленены. Загробный мир — это и есть место измененных состояний: от лишенности памяти до преображения человеческих реакций. И загробный мир — подвижное место, локализация его не определена, колеблется.
Миф о потусторонней Америке имеет литературные корни. В романе Чернышевского «Что делать?» Лопухов инсценирует самоубийство, а потом оказывается, что уехал в Нью-Йорк, откуда вернется под фамилией Бьюмонт (преображение, зафиксированное в изменении имени). В «Преступлении и наказании» Свидригайлов, готовясь застрелиться, несколько раз называет это «поехать в Америку».
Лирический герой Маяковского позиционирует себя как сильная героическая личность, для него поездка в Америку — подвиг. Поэтому отношения с потусторонней Америкой обретают новое звучание: все путешествие есть попытка героя противостоять гибельность Америки. Способом такого противостояния является непринятие чужого. В связи с чем одной из
центральных является оппозиция «известное/ неизвестное»: новое и познаваемое лирический герой «мерит» меркой своего, пытаясь таким образом преодолеть тлетворное влияние мертвого пространства. Океан в стихотворениях Маяковского персонифицирован, подобен мифологическому Харону. Океан подвергает героев испытанию — берет своеобразную плату: в случае Коломба таковой является «фокус с коломбовым яйцом», для лирического героя функцией испытания наделяется философствование.
Внутри цикла можно выделить три доминирующих этническо-пространственных мотива — испанский, мексиканский, собственноамериканский (нью-йоркский). Восприятие Америки Маяковским многогранно. С одной
стороны, это райское место, экзотический идеал. С другой — мир чужой и чуждый. Мексиканский и нью-йоркский локусы противопоставлены. Мексика коррелирует с понятием идеального, являет собой пространство живое, природное, воплощающее идею свободы. Это мир бывший, мир прошлого. «Новая» Америка европеизирована, это копия, подобие. Она иллюзорна и мертва. Локусом «смерти» становится Нью-Йорк, заполненный техникой, которая властвует над человеческой жизнью. Город — пространство мнимой свободы, воплощение бездуховности, напоминающее герою дореволюционную Россию. Америка мыслится автором как неизбежно гибнущая, не имеющая будущего страна.
Список литературы
1. Меднис Н. Е. Феномен сверхтекста // Дискурс. 2003. № 4. С. 54 — 68.
2. Топоров В. Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. С. 259 — 367.
3. Дарк О. «Потусторонняя Америка» // В моей жизни: сетевой журнал литературных
эссе. Вып. 1: Америка в моей жизни. 27.05.2003. URL: http://www.vavilon.ru/inmylife/01dark.
html (дата обращения: 25.12.2009).
4. Маяковский В. В. Стихи об Америке. Полное собрание сочинений: в 13 т. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955-1961. Т. 7. Стихотворения второй половины 1925 года — 1926 года и очерки об Америке / подгот. текста и примеч. В. В. Кожинова, И. Л. Робина, В. В. Тимофеевой. 1957. С. 7 — 95.
