CC BY
45
© 2009
В.В. Исаев
СВАДЕБНЫЕ РИТУАЛЫ, СЕМЕЙНО-БРАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ТРУДОВЫЕ ТРАДИЦИИ АЛТАЙСКОГО КАЗАЧЕСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX- НАЧАЛЕ ХХ вв.
На протяжении всей своей истории алтайское казачество являлось неотъемлемой частью Сибирского казачьего войска. В составе различных экспедиций сибирские (томские, кузнецкие) казаки неоднократно бывали на Алтайской земле уже в XVII в., но только в XVIII в., по мере усиления военного присутствия России в прииртышском регионе, появилась необходимость возведения на Алтае ряда крепостей (Белоярской, Бийской и др.).
Во 2-й четверти XVIII в. казаки ряда сибирских городов были переведены на Алтай для защиты комплекса Колывано-Воскресенских заводов и несения службы на Колывано-Кузнецкой оборонительной линии. После перехода демидовских заводов в ведение Кабинета в 1747 г. и в связи с обустройством оборонительной линии казаки стали жить на Алтае постоянно; в 1751 г. их насчитывалось здесь 1337 чел. С 1764 по 1771 гг. на Алтае была возведена новая линия укреплений, получившая название Бийской казачьей линии; она наряду с Пре-сногорьковской и Иртышской линиями стала надёжной защитой юга Западной Сибири1.
В ходе колонизации Алтая шло формирование казачьего общества. На начальном этапе остро стояла демографическая проблема — ощущалась нехватка женщин, что не позволяло формировать стабильное население вдоль оборонительных рубежей. Дефицит людских ресурсов в Сибирском войске компенсировался с помощью присылки на линии «колодниц»; нередким было и воровство невест из казахских родов. На Алтае подобная практика была редкой; приток женского населения происходил за счет перевода в казачество крестьянских и солдатских семей. В 1846 г. на основании нового положения о Сибирском линейном казачьем войске стали казаками государственные крестьяне 42 селений Курганского, Ишимского, Омского уездов Тобольской губернии и Бийского
уезда Томской губернии, последние непосредственно пополнили ряды алтай-
2
ского казачества .
В 1-й половине XIX в. казачьи поселения на Алтае располагались прерывистой цепью от Усть-Каменогорска до Кузнецка. В 1848 г. участок линии Куз-нецк-Бийск был упразднен, а казаки в количестве 3030 душ мужского пола обращены в государственных крестьян. Часть казаков в составе 10-го казачьего полка перешли в Семиречье в связи с образованием в 1867 г. Семиреченского казачьего войска. Во 2-й половине XIX в. острота женского вопроса в казачьих станицах была уже неактуальной.
В 1879 г. из 6733 чел. (3233 муж. и 3500 жен.) казачьего населения Бийской линии 49,75 % (3350 чел.) состояли в браке, 43,1 % (2901 чел.) относились к группе холостяков и незамужних и 7,15 % (482 чел.) были вдовцами и вдовами. По станицам ситуация выглядела следующим образом. В Антоньевской стани-
це (7 населённых пунктов, 2405 чел.: 1166 муж. и 1239 жен.) — в браке состояли 59,7 % казаков; холостяки составляли всего 34 %. В станицах Чарышской (5 населённых пунктов: 1208 муж. и 1294 жен.) и Верх-Алейской (8 населённых пунктов: 859 муж. и 967 жен.) женатые и замужние составляли соответственно 43,2 % и 45,6 % ; группы холостяков были более многочисленными — 48,1 % и 48,2 % соответственно. Такая разница объяснялась, прежде всего, тем, что станица Антоньевская и поселения, входившие в её состав, тяготели к крупному торгово-промышленному центру Алтая — Бийску. В густонаселённом районе устроить свою личную жизнь было проще, нежели в станицах Чарышской и Верх-Алейской, расположенных в предгорных районах Алтая3.
Характерной особенностью алтайского казачества являлась свобода выбора, среди его представителей никого «силком не женили»4. Достаточно высоким был социальный статус женщины-казачки. Особенно это стало заметным в конце XIX — начале ХХ в. Казачки активно осваивали различные виды хозяйственной деятельности. В станице Чарышской в 1901 г. 824 женщины занимались земледельческим трудом (мужчины — 922 чел.), 310 — пчеловодством (мужчины — 285); чисто женским занятием было огородничество (864 чел.)5.
В станице Чарышской 44-летняя Любовь Ивановна Шестакова возглавляла хозяйство наследников П.И. Шестакова (известного чарышского казака-предпринимателя). Хозяйство обладало рекордным на Бийской линии поголовьем крупного рогатого скота, в основном коров — 142 головы, кроме того, в хозяйстве насчитывалось 15 лошадей6. В 1911—1914 гг. Л.И. Шестакова контролировала несколько маслодельных заводов, торговлю розничными и скобяными товарами в поселениях станицы Чарышской7.
Согласно данным сельскохозяйственной переписи 1917 г. из 2100 казачьих хозяйств Бийской линии 168 (8 %) возглавляли казачки. В станице Антоньев-ской этот показатель был значительно выше — 33 двора (17 %) из 1948. Казачки отстаивали свои честь и достоинство в станичных и третейских судах. Приведём типичные обращения казачек и судебные решения, по их делам зафиксированные в Чарышском станичном суде в 1905 г.:
«Казачка Чарышского поселения Анна Калачева просит привлечь к ответственности казака Степана Киселёва за нанесение ударов» (решение суда: штраф
1 руб. в пользу пострадавшей); «Вдова посёлка Сосновского Аграфена Назарова просит привлечь к ответственности Константина и Дмитрия Пичугиных, Василия Спиркина, Фёдора Кириченкова и Павла Нечаева за нанесение оскорбления на словах» (решение суда: подвергнуть штрафу в 1 руб. каждого в доход станичных сумм, в пользу Назаровой 2 руб.); «Казачка посёлка Сосновского Мела-ния Данилова просит привлечь к ответственности Павла Пичугина за то, что в ночное время ломился к ней в дом» (решение суда: подвергнуть штрафу в доход станичных сумм в 1 руб., уплатить Даниловой 1 руб. 50 коп.)9.
Свободные в выборе казаки ориентировались на внутрисословные браки. Со второй половины XIX в. они практически не вступали в родство с крестьянами и представителями более низких социальных сословий. При заключении брака стремились брать жён только в казачьих станицах и посёлках. Выйти замуж за «мужика» или жениться на «мужичке» было событием неслыханным. Средний брачный возраст для мужчин составлял 24-25 лет, для женщин 21-22 года10.
Достаточно полное представление об обрядах и обычаях свадьбы алтайских казаков даёт этнографический очерк Ф. Зобнина, совершившего поездку по Усть-Каменогорскому уезду в 1897 г.11. Несмотря на то, что к этому времени казачьи поселения Бийской линии не входили в состав уезда, историческое прошлое связывало их достаточно прочно. До 1878 г. посёлки Бобровский, Се-кисовский, Верх-Убинский и Платовский (Плоский) относились к станице Усть-Каменогорской. Кроме того, Усть-Каменогорск являлся центром 3-го военного отдела Сибирского казачьего войска, в состав которого непосредственно входила Бийская линия12.
Свадьба в казачьих селениях подобно русской традиционной свадьбе включала в себя множество церемоний. Главными были: сватовство, зарученье или рукобитье, девичник, браньё, большой стол, стол для дружки и поезжан и другие хмельные и похмельные столы.
На сватовство отправлялись: отец, мать, крёстный, крёстная и другие родственники жениха. Чтобы сватовство вышло удачным, жених, а еще лучше сваха, по требованию обычая, садились в доме невесты напротив её матери и произносили заученную фразу: «Не сидеть пришли, не стоять пришли! Пришли с добрым словом — со сватаньем!». Затем называли отца невесты по имени и отчеству и объявляли, что такой-то просит красную девицу себе в законные супруги.
Отец, как правило, своего согласия не давал и говорил, что об этом нужно спросить мать, невесту, «родство» и вообще, нужно подумать, так как это дело серьезное. Получив такого рода ответ, сваты отъезжали от дома невесты, у которой тем временем собирался тайный совет из пожилых и ближайших родственников. Невеста в совете не участвовала. Решение своё совет объявлял невесте и, получив её согласие, выносил постановление — выдать девицу замуж. Затем наступал обряд зарученья, или рукобитья, в ходе которого сватам и свахе объявляли волю совета. Родители невесты «выговаривали» для себя и родственников подарки, а также размер подъёма для невесты.
В различных районах Устькаменогорского уезда и в зависимости от состоятельности жениха и невесты подъём мог составлять от 10 до 30 рублей, такая же сумма, как правило, определялась для подарков родственникам невесты. Самыми распространенными подарками были: отцу невесты — халат и сапоги, брату — сапоги, матери — отрез на платье, сестре — шаль, невестке — платки и пр. Сверх того родители невесты выговаривали для себя определённое количество водки на отлив, начиная от четверти и заканчивая ведром. Вечером этого же дня отец и мать невесты приглашали к себе всех своих родственников и сватов. Жених дарил невесте отрез ситца на одно или два платья. Затем начиналось угощение.
Сваты совместно с родителями невесты обсуждали все нюансы предстоящего свадебного торжества. В заключение от родителей невесты брали «подписки», чтобы в последующем они не могли отказаться от своих обязательств. Подписки отдавали священнику.
Пока невеста находилась в доме отца, её окружали молодые парни и девушки, которые играли, пели песни, плясали; а сама невеста плакала с причитаниями. В этих причётах, представляющих собой чаще всего свободную импровизацию, она оплакивала своё девичество, прощание с родными и т. д. Между тем
отец жениха занимался важным делом — составлением свадебного поезда. В поезд входили следующие лица: тысяцкий (крёстный жениха), дружка, двое бояр, полудружье, сваха и при ней повозник.
В назначенный для девичника день в доме невесты готовилась парная баня. Появление жениха девушки встречали песнями, в ходе которых выпрашивали у него подарки. После этого невеста с подружками и приглашённой свахой отправлялись в баню.
Тем временем дружка торопил отца невесты с устройством девичника. Если жених и невеста жили в одном поселке, то дружка и поезжане перед девичником собирались в доме жениха, если нет, то на какой-нибудь квартире. Отец невесты, пригласив на девичник своих родственников, сообщал («докладывал», как говорили казаки) об этом дружке, после чего тот с женихом и поездом, направлялись к невесте, неся с собою выговоренные на зарученье подарки и вино.
Подойдя к двери, дружка трижды творил «Иисусову молитву» и дождавшись, когда отец невесты ответит «аминь» входил в избу с женихом и поезжанами. Остановившись в комнате, дружка просил родителей невесты благословить собравшихся на застолье, после чего все усаживались за столы. Сваха брала невесту за руки и вела её за стол к жениху.
Активную роль по-прежнему играл дружка. С его подачи отец невесты угощал пивом или вином своих родственников, начиная с ближайших и старших. Следуя его примеру, дружка также брал «мерки» (стаканчики), наливал вино и обносил гостей, предварительно угостив отца невесты.
После того как начало было положено, далее всё шло своим чередом, пока каждому приглашенному не попадало до пяти или шести мерок. Обнести всех гостей пивом и вином один раз считалось рядовкой, поэтому в дальнейшем счет шёл рядовками. Гости сидели за столами до тех пор, пока не подавали курник. Как только на столе появлялось это блюдо, гости благодарили отца с матерью за угощение и покидали столы.
Ф. Зобнин утверждал, что «во всей Западной Сибири, от Урала до стен недвижного Китая, простой народ на всех торжественных обедах смотрит на курник как на конец обеда, и даже сложил поговорку: «Курник — выгонщик из-за
13
стола долой!»13.
Жених из-за стола шёл за невестой, удалившейся по требованию свадебного ритуала с глаз собравшихся в куть (отгороженная занавеской часть избы, предназначенная для приготовления пищи). Здесь он дарил ей шаль, головной убор, ботинки и серьги. Вслед за женихом к невесте подходили дружка и поезжане. Определенных указаний насчет подарков не существовало: каждый решал этот вопрос исходя из своих возможностей. После одаривания невесты подносили подарки её родителям, братьям и сестрам, как это было условлено на рукобитье.
Когда и эта процедура заканчивалась, отец и мать невесты приглашали жениха на «переходины». Жених спешил домой, чтобы встретить и принять будущего тестя и тещу с родством. Здесь он подносил всем гостям по рюмке вина и затем вновь возвращался к невесте и окружающей её молодежи, предаваясь веселью, песням и пляске.
Накануне того дня, когда по предварительной договоренности должны были состояться браньё и поездка в церковь, поезжане собирались в доме жениха. Мать жениха топила баню, в которой мылись и парились все поезжане вместе с женихом. Подобное омовение носило характер своеобразной церемонии. По возвращению из бани угощали дружку и поезжан, затем готовились лошади и экипажи для поездки на следующий день к невесте и в церковь.
Утром поезжане и родственники собирались на «проводины». Прежде чем отправиться в путь, жених получал благословение родителей. В момент благословения, которое осуществлялось иконой и хлебом-солью, полагалась пальба из ружей в комнате и во дворе.
При въезде на невестин двор гостей встречала сваха невесты с рюмками вина, которыми она угощала приезжих, а затем оставляла их. Отец невесты преграждал вход в дом, удерживая дверь изнутри. После того как дружка трижды произносил молитву — все входили в дом. Невеста находилась за столом. Рядом с ней сидела сваха (крёстная невесты), повозник — по возможности брат невесты и подруги невесты, помогавшие ей шить наряды и приданое, а также оплакивать девичество.
Совершался так называемый «выкуп косы». Дружка брал в руки плеть и, угрожая ею, пытался выгнать из-за стола телохранителей невесты. По ходу этого действия он посредством подарков расчищал место и заводил свадебный поезд за стол. Жениха усаживали рядом с невестой. Начиналось угощение. Сначала угощали отца и мать невесты, затем раздавали подарки и деньги — отцу, матери и т. д. Одарив кого нужно, дружка угощал родню невесты.
После окончания угощения дружка просил родителей благословить невесту и жениха. Для получения благословения жених и невеста выходили из-за стола на особый войлок или коврик перед столом, а родители заходили за стол и оттуда благословляли их иконой и хлебом-солью. По окончании благословения весь свадебный поезд во главе с дружкой выходил во двор или на улицу к экипажам.
Когда поезжане усаживались, дружка с полудружьем трижды обходили вокруг лошадей, читая при этом «воскресную молитву», которая считалась верным средством для изгнания нечистой силы. Затем, выяснив все ли на месте, давали распоряжение о выезде.
Среди разнообразных обязанностей предусмотрительный дружка перед отъездом снабжал отца невесты бутылкой вина (водки). При выезде за поселок девушки сходили с экипажей и возвращались в дом невесты. Туда же возвращался дружка с полудружьем для доклада отцу о том, что «Дети кланяться приказали, остались живы и здоровы!». Отец, получив столь радостное известие, спешил угостить вестников полученным от дружки вином (водкой) — полагалось выпить рюмку или две. Вестники пили, благодарили и отъезжали к поезду, который дожидался за посёлком.
Перед отправлением в последующий путь, в том случае если церковь была далеко, поезжане «облачались в тёплую лопоть». Проехав несколько вёрст дружка, обращался к поезду: «Ребята! Погреться пора!? — и, получив дружное согласие, доставал припасённое спиртное и подносил всем желающим. В зависимости от длительности пути такие остановки повторялись.
При отправлении в церковь поезд следовал в таком порядке: дружка с под-рузьем, бояре, тысяцкий с женихом и невеста со свахой и повозником. При возвращении порядок изменялся — молодые ехали вместе, а тысяцкий со свахой.
На обратном пути поезд останавливался не въезжая в поселок. Дружка с подрузьем отправлялись в дом молодого — к отцу и матери, которым докладывали о благополучном возвращении. Отец угощал их вином, а поезд в это время за посёлком облегчал себя от верхней «лопоти» (излишне выпитого спиртного). Дружка возвращался к поезду и направлялся с ним к родителям в дом. У крыльца отец и мать ещё раз благословляли новобрачных. Затем дружка произносил: «Батюшка и матушка! Благословите в нову комнату зайти!» «Бог благословит», говорили родители, и поезд заходил в дом за накрытый стол. Дружка угощал вином, затем полагался чай, окончив который дружка говорил: «Батюшка родимый, матушка родима! Благословите косу надвое раздвоить». Отец и мать благословляли. Свахи плели «молодухе» две косы, потом надевали наколку (в прежнее время голову завязывали косынкой).
Подобное «окручивание» молодой происходило скрытно от зрителей, под прикрытием растянутой шали. По окончании «окручивания» молодых открывали, подавали зеркало и спрашивали: «Посмотрите, стоите ли один другого?». Молодые смотрели и затем целовались, а собравшиеся приветствовали их криками: «Стоют, стоют!».
Пока совершалось «окручивание», повозник отправлялся в дом невесты за постелью, которую затем готовили свахи. Дружка обращался к родителям: «Батюшка родимый, матушка родимая! Благословите нашего молодого князя с молодой княгиней на законную ложу положить!».
Отводя молодых на «законную ложу», поезжане присутствовали при их раздевании, убеждаясь в чистоте белья на новобрачных. «На целомудрие молодой — отмечал Ф. Зобнин, — жители смотрят с условной точки зрения, придавая значение показной стороне... Для стариков, да и для других свадебных гостей на первом плане стоит ничем не смущаемое свадебное веселье, которое
14
возможно только тогда, когда все идёт тихо и гладко.»
В конце XIX — начале XX века целомудрие невест уже не рассматривалось как обязательное требование. В различных районах Сибирского войска многочисленные документы свидетельствуют об активной добрачной жизни молодых казачек. На Алтае в станице Чарышской, в состав которой входило 5 населенных пунктов в 1899 г. родилось 167 детей, в том числе 4 от «незаконного сожительства»15. В 1900 г. из 202 детей незаконнорожденными были уже 816.
В обязанности дружки входила забота, если это требовалось, предоставить новобрачной средства, которые бы свидетельствовали о её целомудренности. Такими средствами могли быть кровь петуха или голубя, которой измазывали рубашку новобрачной в нужном месте.
При благоприятном исходе выход молодых встречали приветственными криками: «Добра, поведена!». Молодые угощали вином родителей и поезжан. Брачная сорочка завязывалась в платок, и отец и мать молодого с поезжанами ехали с песнями и красными платками благодарить тестя и тёщу за содержание дочери.
Затем молодые созывали родственников с той и другой стороны. Главный
стол составляли молодые и их родители. После некоторого угощения, 3—4 рядовок, молодые выходили из-за стола и брали вино. Первоначально подносили вино отцу и матери молодого. Отец пил и дарил приданое, как правило, лошадь, мать — корову; такие же подарки дарили тесть и тёща. Ближайшие родственники новобрачных дарили в приданое: теленка, овечку, деньги и пр. Всё зависело от степени зажиточности и личного отношения к новобрачным. Затем обносили поезжан. Закончив, молодые снова садились за стол. Когда угощение заканчивалось, невестина сторона говорила: «довольно». После этого наступала очередь угощать вином для поварихи. Ей давали мелкие деньги — копейку, три копейки.
На следующий день после венчания гости собирались к похмельному столу, неотъемлемой его принадлежностью являлись пельмени. После похмельного стола дружка требовал особого стола для себя и поезжан, за которым прислуживали родители молодого. По окончании стола дружка получал от молодого в подарок бутылку водки, накрытую платком, и курник. Всё это он нёс домой и приглашал за собой свадебных гостей. Таким образом, составлялся стол у дружки. Его примеру следовали другие поезжане: тысяцкий и бояре. После поезжан гуляние распространялось по родственникам молодого и лишь после того, как и оно заканчивалось, тесть приглашал всех к себе на блины. Молодой садился за стол, где блины были прикрыты шалью или материей на платье для «молодухи» и выкупал блины. После блинов у тестя гуляние переходило в семьи его родни.
По окончании всего этого длительного свадебного празднества, обе стороны созывались молодыми на расхожий стол. Здесь отец молодого благодарил своих родственников и особенно нового свата, что помогли ему устроить и сыграть свадьбу как следует, по закону.
Все церемонии согласной (законной) свадьбы требовали от семьи жениха значительных расходов, которые в среднем составляли сумму в 100 рублей. Расходы складывались из следующих статей: подъём невесте — 15 рублей. Дары: тестю — 5 руб., тёще — 2 руб., братьям невесты — 2 руб., сёстрам — 3 руб., невесте — платье, шаль, наколку, ботинки. Водки и наливки: 6—7 вёдер. Мясо и масло. За венчание причту 7 руб. Чай и сахар 2 руб. и прочее17.
Свадьба — являлась начальным этапом супружеской жизни, на протяжении которой формировалась казачья семья, имевшая для казака поистине святое значение. Как правило, молодожёны через некоторое время после свадьбы отделялись от родителей и начинали жить своим домом.
На Алтае в начале ХХ в. совместное проживание с родителями никогда не
длилось более 8—10 лет. Анализ анкет сельскохозяйственной переписи 1917 г.
по посёлкам Сосновскому (станицы Чарышской) и Бобровскому (станицы
Верх-Алейской) показывает, что в среднем совместное проживание ограничи-18
валось 4-5 годами18.
У казаков преобладали малые семьи, состоявшие из супружеской пары (иногда также престарелых родителей мужа) и детей. В среднем казачья семья состояла из 6 человек. Большие семьи, объединявшие родителей, их женатых сыновей, внуков составляли меньшинство, но пользовались всеобщим уважением. Так, например, в станице Терской в 1917 г. проживал глава многочисленного семейства 61-летний казак Иван Ерофеевич Казанцев. Вме-
сте с ним его жена, брат, 4 сына, 4 снохи, 3 внука, 6 внучек и работник — всего
21 человек19.
Выделившаяся семья постепенно обзаводилась хозяйством. Благосостояние молодых росло медленно. В станице Верх-Алейской казачьи семьи, выделившиеся в самостоятельные хозяйства в 1917 г. (в год проведения переписи), как правило, состояли из родителей и 1-2 детей, имели 2 лошадей и 4 коровы, 6 десятин пахотной и 1,3 десятины покосной земли (1 душевой надел), сельхозору-дия, как правило, арендовали, так как не имели собственных. Семьи, выделившиеся в 1912 г., к 1917 г. состояли из родителей и 2-3 детей, располагали 5 лошадьми, 9 коровами, 1-2 душевыми наделами земли, имели небольшое количество собственных сельхозорудий. Достаточно прочно стояли на ногах те, кто выделился в 1900 г.: семья состояла из родителей и 3-4 детей, в хозяйстве насчитывалось 7-8 лошадей, 12 коров, 1-3 душевых надела земли, помимо простых сельхозорудий в полевых работах применялись более сложные и дорогие
20
орудия: косилки, конные грабли, веялки и сортировки20.
В посёлке Тулатинском (станица Чарышская) экономическое положение молодой казачьей семьи было более благополучным, но и здесь прослеживаются те же тенденции. Молодые семьи, выделившиеся в 1916 г., имели в хозяйствах 3-4 лошади и 3 коровы, в 1913 г. — 7 лошадей и 10 коров, в 1910 г. — 10 лошадей и 13 коров21.
В конце XIX — начале XX в., по мере изменения социально-экономической ситуации, у сибирских казаков наметился процесс дробления семей. В станице Чарышской в 1899 г. насчитывалось 606 семей, из которых 60 состояли из двух
человек, 56 — из трёх, 76 — из четырёх, 103 — из пяти, 83 — из шести и 228 из
22
семи человек .
В 1917 г. каждом из поселений Бийской линии образовались обширные казачьи кланы, включавшие семьи с едиными родовыми корнями. Так, например, в станице Чарышской 41 семья (из 300) носила фамилию Серебренниковых, в поселке Тигирецком насчитывалось 38 (из 134) семей Баженовых, в станице Терской 28 (из 90) семей Вязигиных, в посёлке Яровском 20 семей Шпигальских (из 102), в станице Антоньевской 26 семей Мокиных и 24 семьи
23
Угрюмовых (из 194) .
Происходящие перемены подробно фиксируются анкетами сельскохозяйственной переписи 1917 г. Согласно этим данным, в период с 1862 по 1917 гг. произошло 518 выделов казачьих хозяйств. Интенсивность этого процесса была следующей: 1862-1885 гг. — 20, 1886-1899 гг. — 117, 1900-1913 гг. — 331, 1914-1917 гг. — 48 выделов24.
Представленные данные свидетельствуют о нарастающем процессе дробления казачьих семей, который был приостановлен Первой мировой войной.
В годы войны казачьи семьи подверглись тяжёлому испытанию. Только в станице Чарышской (5 поселений) без единственного кормильца в августе 1914 г. остались 70 казачьих семей. В 22 семьях помимо жены и детей были несовершеннолетние родственники призванного по мобилизации казака и его престарелые родители. Для поддержки таких семей, каждому из членов семьи,
выплачивалось ежемесячное денежное пособие (из расчета стоимости 1 пуда и
25
28 фунтов муки, 10 фунтов крупы, 4 фунтов соли и 1 фунта постного масла) .
Состояние Бийской казачьей линии накануне Гражданской войны характеризуют следующие показатели: территория Бийской линии располагалась в пределах Бийского и Змеиногорского уездов Алтайского округа Томской губернии (с 17 июня 1917 г. Алтайской губернии); в ее состав входили семь станиц — Чарышская (центр линии), Антоньевская, Верх-Алейская, Маральевская, Николаевская, Слюденская, Терская; и 12 поселков: Андреевский, Белорецкий, Бобровский, Верх-Убинский, Ключевский, Платовский, Секисовский, Смоленский, Сосновский, Тигирецкий, Тулатинский и Яровской26.
На Бийской казачьей линии проживали 12096 человек казачьего населения (6043 мужчины и 6053 женщины), представлявшие 2100 хозяйств. В среднем на
1 хозяйство приходилось 5,8 человек, т.е. казачья семья состояла из 6 человек. В сословном отношении казаки составляли подавляющее большинство населения Бийской линии (89,67 %)27.
Национальный состав казачества Бийской линии отличался от других районов Сибирского войска редкой однородностью — 99,83 % казаков (12075 чел.) составляли русские, 0,1 % (12 чел.) казахи и 0,07% (9 чел.) — украинцы. Казахи проживали в поселке Тулатинском, украинцы в поселке Тулатинском и станице Николаевской.
Абсолютное большинство казаков — 97,4 % (11782 чел.) являлись старожилами (перепись относила к таковым всех поселившихся до 1861 г.). Переселенцев было немного — 2,5 % (299 чел.). Прочие (непричисленные, беженцы и т.д.) составляли 0,1 % (15 чел.).
Экономическое положение казачьих семей на Алтае, несмотря на трудности военного времени, улучшалось. На 1 казачий двор в среднем приходилось 6 лошадей и 9 голов крупного рогатого скота (у крестьян 4 и 5). Самыми большими поголовьями лошадей владели казаки поселка Яровского Михаил Иванович Куимов и Макар Степанович Мамеев — 29 и 30 голов соответственно .
Учитывая, что обеспеченность лошадьми являлась одним из главных показателей мощности казачьего хозяйства, можно судить о степени зажиточности казачьих семей. К бедняцким хозяйствам следует отнести безлошадные и с 1—2 лошадьми, середняцким — с 3—5 лошадьми, зажиточным — с 6 лошадьми и более. Исходя из вышеназванных показателей, бедняцкие хозяйства на Бийской линии составляли 23,5 % (493 хозяйства), середняцкие — 30,4 % (639 хозяйств), зажиточные — 46,1 % (968 хозяйств).
Казаки содержали овец, коз, свиней. Однако по значимости с лошадьми и крупным рогатым скотом они сравниться не могли. К числу основных занятий казачества Бийской линии относилось земледелие. Казачьи земли на всем протяжении Бийской линии располагались неравномерно, в силу чего норма душевного надела в станицах и поселках была различной — от 18 дес. в станице Терской до 4 дес. в посёлке Ключевском. Подобным образом обстояло дело и с покосами, только здесь разрыв был ещё более значительным. В станицах Терской и Маральевской душевая норма составляла 8 дес., в поселках Андреевском и Ключевском — 1 дес.
Казачьи семьи сеяли озимую и яровую пшеницу, овес, ячмень, коноплю, озимую и яровую рожь, гречиху, лен, подсолнечник, просо, картофель, горох, бахчевые культуры, табак, рыжик и однолетние травы. Интерес к той или иной
сельскохозяйственной культуре диктовался особенностями природно-климатических условий и сложившимися традициями. Повсеместное распространение получили яровая пшеница, овес, лен, конопля, картофель. Большой популярностью пользовались ячмень, просо, подсолнечник. Главными сельскохозяйственными культурами являлись: яровая пшеница (57,6 % посевной площади) и овес (26,35 %), ячмень (7,46 %).
Средний размер посевов в казачьих хозяйствах был вдвое меньшим, чем у крестьянского населения губернии — 3,6 дес. против 7,2 дес., но в целом этого было достаточно для казачьей семьи, которая, как уже отмечалось, составляла в среднем 6 человек29. Самой крупной посевной площадью располагала семья казака станицы Терской Семена Стефановича Белянина — 50,1 дес. (всего 74 десятины пахотной земли, в том числе 54 своей и 20 арендованной). В структуре посевов преобладали яровая пшеница — 30 дес., далее следовали: овес — 15 дес., лен — 5 дес. и картофель — 0,1 дес. Технический арсенал хозяйства включал в себя однолемешный плуг, 8 борон, косилку, конные грабли, сноповязалку, конную молотилку и 5 телег.
Из 2100 казачьих хозяйств 62,5 % (1312) имели собственные плуги, 62% (1303)— бороны, 20,1% (422)— косилки, 18,9% (397)— конные грабли, 13,6 % (286) — жатвенные аппараты, 5,1 % (108) — жнейки (сноповязалки, самосброски, лобогрейки), 3,1 % (65) — молотилки, 25,6 % (537) — веялки и сортировки, 0,3 % (6) — куколеотборники, 78,7 % (1653) — телеги30.
Наряду с традиционными занятиями животноводством и земледелием, казачьи семьи занимались разнообразными промыслами. Среди казаков можно было встретить маслоделов, седельщиков, охотников, рыбаков, портных, пильщиков, столяров, горшечников, шорников, бондарей, пимокатов, дегтярей и т.д. Наибольшее внимание уделялось пчеловодству.
Казачьи семьи на Алтае отличали трудолюбие и основательность. Имели достаточно высокий уровень грамотности — 63,4 % мужчин и 17,3 % женщин (у крестьян — 23,5 % и 14,6 % соответственно).
Войсковой старшина Ф.Н. Усов, автор «Статистического описания Сибирского казачьего войска», особо подчёркивал: «Можно сказать, что жители Бий-ской линии самые трудолюбивые и домовитые из здешних казаков. Поэтому они приближаются к типу крестьян, тогда как в других местностях войска, большинство, рассчитывающее больше на перепродажу и меновые сделки, нежели на занятия сельскохозяйственные, походит, скорее, на городских мещан и прасолов. Между Бийскими казаками и благосостояние распространено равномернее: нет резко выдающихся по богатству хлебов и скотопромышленников или разного рода станичных крезов, каких можно встретить в Иртышских станицах, на Горькой линии и в степных поселках, но зато незначителен процент 31
и бедняков31.
Революция 1917 г., последовавшая за ней братоубийственная Гражданская война и советская модернизация нанесли казачьей семье на Алтае непоправимый удар, разрушив многие традиции и обычаи, составлявшие основу казачьей жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Исаев В.В. Казачество Бийской линии в революции и Гражданской войне: Монография. Барнаул, 2004. С. 4—5.
2. ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 525. Л 19-20.
3. ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1305. Л. 308-310.
4. Миненко М. «Жена мужа бьёт — не на худо учит» // Родина. 2004. № 5. С. 118.
5. ГАОО. Ф. 67. Оп. 2. Д. 2424. Л. 84-90.
6. ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 781. Л. 11.
7. ЦХАФ АК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 98. Л. 60—79.
8. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 52—54, 292, 619, 632, 633, 777—784; Оп. 1б.Д. 123—129,451—453.
9. ЦХАФАК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 68. Л. 39—40, 48—49, 52—53.
10. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 777; Оп. 1б. Д. 126.
11. Памятная книжка Семипалатинской области на 1900 г. Семипалатинск, 1900. Вып. 4. С. 1—24.
12. ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1289. Л. 31.
13. Памятная книжка Семипалатинской области на 1900 г. С. 7.
14. Там же. С. 22.
15. ЦХАФ АК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 26. Л. 17—19.
16. ЦХАФАК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 31. Л. 15—16.
17. Памятная книжка Семипалатинской области на 1900 г. С. 24.
18. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 777.; Оп. 1б. Д. 126.
19. ЦХАФ АК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 633. Л. 67.
20. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1б. Д. 123.
21. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 779—780.
22. ЦХАФ АК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 26. Л. 8—9.
23. Посчитано по: ЦХАФ АК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 781—783, 778, 633, 784, 52—53.
24. Подсчитано по: ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 52—54, 292, 619, 632, 633, 777—784; Оп. 1б.Д. 123—129,451—453.
25. ЦХАФ АК. Ф. 216. Оп. 1. Д. 106. Л. 62—68.
26. ГАОО. Ф. 67. Оп. 2. Д. 2599. Л. 59—60.
27. Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска за 1915 год. II (часть гражданская). Омск, 1916. С. 10.
28. ЦХАФАК. Ф. 233. Оп. 1а. Д. 784. Л. 56, 66.
29. Бюллетени Алтайского губернского статистического бюро. № 7. 1 сентября 1921. Барнаул. С. 15—17.
30. Исаев В.В. Казачество Бийской линии в революции и Гражданской войне: Монография. Барнаул, 2004. С. 277—278.
31. Усов Ф.Н. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб, 1879. С. 258—259.
WEDDING RITUALS, FAMILY-MARRIAGE RELATIONS AND LABOUR
TRADITIONS OF ALTAI COSSACKS IN SECOND HALF OF THE 19th — BEGINNING OF THE 20th CENTURIES
V.V. Isaev
The article is about family, marriage and labour traditions at Altai Cossacks of second half of the 19th — beginning of the 20th centuries. There have been traced basic stages of the Cossack family shape: its structure, economic potential. The emphasis is given to wedding ceremonies (on the example of Ust-Kamenogorsk stanitsa which included some Altai Cossack settlements during various historical periods). A significant part of statistical material on social and economic state of the Cossack families in Altai was taken from questionnaires of agricultural census of 1917 processed by the author in all 19 settlements of Bijsk Cossack line (2100 questionnaires).
© 2009
Е.А. Коляскина
КУЛЬТУРА ПОВЕДЕНИЯ ДЕВУШЕК В РУССКИХ ДЕРЕВНЯХ АЛТАЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХК — ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХХ В.
Проблема молодежи в русской традиции давно привлекает внимание исследователей. Предметом данной работы являются взаимоотношения в молодежном кругу и представления русских Алтая о нормах поведения девушек.
Во второй половине XIX — первой трети XX в. знакомство молодежи в русских деревнях Алтая происходило на различных мероприятиях. В холодное время года по будням девушки собирались на «супрядки» — посиделки с рукоделием. Одна из них выпрашивала у матери или у родственницы избу, в которую приглашала своих подруг, сюда приходили и молодые люди. На праздники и в выходные дни устраивали совместные увеселительные мероприятия — «вечерки». В теплое время года молодежь всех этнографических групп русских Алтая собиралась по воскресным и праздничным дням у деревни. С Пасхи до Троицы водили хороводы «в круговую», «на полянке», «на лужке»; ходили «на тырло», «на швырок», «в улицу»1. Подобные собрания молодежи происходили как в Сибири, так и в Европейской России2.
Контакты молодежи находились под пристальным вниманием старшего поколения. Позиция общины отражалась в общественном мнении, которое довлело над каждым молодым человеком. Русская традиция определяла различия в системах поведения на молодежных «сборищах» в зависимости от девичьего или смешанного состава участников3. Чтобы избежать контроля со стороны взрослых, парни устраивали «откупные вечерки» — откупали дом, обычно у
4
одинокой вдовы, за него платили продуктами, дровами и т.п. .
